"Помни" - читать интересную книгу автора (Ши Дини)Интермедия 1— Осталось меньше четверти цикла, — Советник Аррион влетел в кабинет Старшего Координатора с неподобающей поспешностью. — Чего вы ждете, Координатор? Активируйте Матрицу Врат! Точеные руки, лежащие на коленях не дрогнули, на бесстрастном лице не отразилось ни малейшего намека на чувства. — Координатор! Фьерн медленно обернулся, словно только теперь выйдя из транса. На виске ртутной каплей застыл биоконтакт… отключенный. — Советник Аррион, — едва заметный наклон головы — ничего более. Он не встал, чтобы поприветствовать главу планеты и не прикоснулся к пульту. — Чего вы ждете, Координатор?! Фьерн промолчал. Лицо его оставалось бесстрастной маской — до тех пор, пока пальцы Арриона не стиснули его плечо. — Ваши разногласия с Темным Советом слишком далеко зашли, правитель, — произнес Фьерн глухо. — Активируйте Врата, Координатор! Немедленно! Я приказываю вам! — Я не желаю становиться убийцей, — Фьерн опустил голову и закрыл глаза. — Даже по вашему приказу. Одно дело — изолировать Падших, но сейчас мы собираемся уничтожить тех, кто всегда… — Что вы себе позволяете?! — Аррион рванул кресло на себя, и нанес псионический удар, применив простейшую программу управления, заставив Фьерна смотреть себе в лицо. В бледно-зеленых глазах, обратившихся к нему, плескалась страшная усталость — и стальная воля, воля, подчинившаяся ему лишь из нежелания вступать в бессмысленную схватку. — Этот мир создавался не за тем, чтобы стать тюрьмой для тех, кого мы любим, — сказал Фьерн тихо. — Я… ненавижу вас, Советник. А завтра… завтра это чувство овладеет всем нашим народом. Мы будем прокляты за это. — Мне плевать на ваше мнение, Координатор! — взбешенный Аррион протянул руку к пульту — и пассивное повиновение чужой воли мгновенно сменилось захватом, парализовавшим все его тело. Теперь уже его собственное бешено сопротивляющееся сознание попало в плен. — Я не позволю вам этого сделать, — Фьерн медленно поднялся и отошел от пульта. Аррион, покорный его воле, несмотря на героические попытки сопротивления, ничего не мог поделать и двигался вместе с ним. Это было немыслимо, но сознание Фьерна, натренированное долгими годами общения с информами, оказалось сильнее. Надолго его, конечно, не хватит, но этого и не надо — через несколько минут контрольный срок истечет, и души кайли устремятся к Вратам. Если Матрица-Хранилище не примет их, и они не попадут в приготовленный для них мир, начнется нормальный цикл перерождения, и они вернутся — с памятью о чудовищном предательстве и боли… вернутся и уничтожат Этравен. Пути назад не было! — Акрон! — закричал Советник, превозмогая управлявшую его телом чужую волю, — идентифицируй… приказываю! — Советник Аррион, — холодный голос информа, управляющего Вратами, заполнил собой помещение. — Акрон на связи. — Приказ — активировать Врата! И бесстрастный ответ. — Врата активированы пять циклов назад. Уровни энергии — пять эсхонов, выход на минимальную расчетную мощность через два цикла. Через два цикла!!! А в запасе лишь несколько минут! Чудовищный риск! Фьерн… как он посмел! Поставить под угрозу весь Проект… безопасность всей планеты! Всей расы! — Активируй Матрицу! — в голосе Советника проскользнули нотки страха. — Немедленно! — Приказ отменен! — закричал Фьерн, опомнившись. — Продолжай консервацию Матрицы! — Слушаюсь, Старший Координатор, — голос Акрона все так же холоден, а в руках Фьерна — сияющее лезвие меча. Советник почувствовал, что свободен, и также потянулся за оружием. — Акрон, — произнес он, сдерживая ярость, — приказ — немедленно передать управление Вратами Амедис-Центральной! — Начинаю операцию. — Отмена, Акрон! — сверкающее лезвие устремилось вперед. — Продолжать консервацию! — Как ты смеешь, Фьерн!!! — завопил Аррион уже не стесняясь — равный приоритет приказов для всех членов Совета не позволял ему взять верх над Фьерном. Будь оно все проклято!!! — Ты же был там! Ты все видел! Они — Хаос, так же, как Падшие… — Я голосовал против, — ответил Фьерн спокойно, сохраняя позицию между ним и пультом управления информом — введенные вручную, в обход Акрона, команды могли бы изменить ситуацию. Он не знал точно, способен ли Аррион управлять Вратами без помощи информа, но проверять не собирался. — Ты!!! — выдохнул Аррион. — Так это был ты! А кто второй?! Кто был вторым?! — он сделал шаг вперед, и лезвие пронеслось у его груди, заставив отпрыгнуть обратно. — Ты хоть отдаешь себе отчет… — Вполне, — голос Фьерна был столь же безжизненным, как и голос Акрона. — Еще один шаг — и я уничтожу пульт. Аррион вздрогнул и невольно отступил назад. — Ты не посмеешь, — прошептал он. — Этим ты убьешь всех, кого успеют принять Врата! Безумец, ты же уничтожишь нас! Они вернутся! И воцарится Хаос! — Мы заслужили это, приняв такое решение. Мы собираемся обрезать им крылья, запереть в мире, лишенном магии, в мире, созданном как тюрьма… да, самая комфортабельная во всем универсуме, да, невероятно красивая — но этот мир тюрьма! Тюрьма, предназначенная для Падших… для попытки исцелить их… а вы превратили ее в тюрьму для наших душ! — Ты безумен, Фьерн, — в голосе Советника прозвучала фатальная убежденность. Он больше не сомневался в том, что должен сделать, но все же предпринял еще одну попытку. — Ты не можешь остановить Проект! — заявил он. — Как ты не понимаешь? Без кайли мы сможем нести добро в созданные миры, мы сможем… — …умереть от тоски, — перебил Фьерн. — Это вы не понимаете. Мы не сможем жить без них! Они нужны нам. Я не шучу, Советник, и я не безумен. Вы внедрили в сознание иттри — в сознание своего собственного народа! — свои кошмарные программы, сделали нас убийцами и предателями, создали Охотников… чем будет оплачено ваше Добро?! Мы изменяли Универсум, мы творили его вместе с теми, кого вы собираетесь теперь уничтожить! Так пусть же лучше они уничтожат нас, недостойных! Я молчал, потому что большинство приняло решение… этот ваш планетарный референдум, проведенный так вовремя… О да, вы прекрасно все рассчитали… Скажите, Аррион, — драгоценные секунды падали в вечность словно песчинки, — а вносили ли кайли изменения в наши программы на Ирметее… причастен ли вообще Темный Совет к ее гибели? Найдем ли мы следы заклинаний, отправившись туда? — Ну что же, — Аррион выпрямился, в бледно-серых глазах засветился ледяной гнев, — ты сам хотел этого, Фьерн. Кинжал мелькнул сверкающей искрой — тот самый кинжал — и оцарапал руку Координатора. Меч отбил его в сторону, но было поздно. Всего лишь царапина… царапина ценой в миллионы жизней… Развернувшись, Фьерн с силой опустил свой клинок на панель управления. Сверкнули разряды, металл раскрылся словно чудовищный бутон в фейерверке цветного пластика разлетевшихся в стороны символов. — Ты сам хотел этого, — мгновенно оказавшись рядом, Аррион обхватил ослабевшего Координатора за плечи, лишив возможности нанести новый удар. — Амедис подготовит дублирующую систему… может быть некоторые из них и смогут ускользнуть… Охотники найдут их. Твоя жертва напрасна, Фьерн. Отправляйся же к тем, кого ты так любишь, — прошипел Аррион в самое ухо Координатора, и смертоносный клинок вонзился ему в спину по самую рукоять. Это было лишним — программы, заключенные в нем, нуждались всего лишь в капле крови для того, чтобы начать действовать… в капле крови, в частичке души… но Аррион почти не контролировал себя в этот миг. Ужас и ненависть владели им. Фьерн… как он узнал?! Как он осмелился бросить эти обвинения ему в лицо?! Ему, признанному главе Совета?! Универсум без кайли, без их программ хаотических изменений реальности… покой… совершенство… если цена всего этого предательство, которое иттри должны совершить во имя будущего, пусть так оно и будет! Тяжело дыша, Аррион выдернул кинжал, и безжизненное тело упало к его ногам. Программа клинка забрала с собой непокорную душу, передавая ее Матрице… все еще не активированной Матрице!!! — Акрон! — Советник. Акрон на связи. — Передать управление Амедис, начать активацию Матрицы немедленно! Открыть Хранилище! — Выполнение последней команды невозможно, — все тот же бесстрастный голос. Спина Советника покрылась холодным потом. — Сохрани его душу, я приказываю! Сохрани ее! — Выполнение невозможно. — Обоснование?! — побелевшие пальцы с силой сжали спинку кресла Фьерна. — Активация Матрицы до минимальной расчетной мощности займет три четверти цикла. Сопровождение до этого момента невозможно. — Каковы возможные потери материала? — Не менее шестидесяти процентов, — отозвался информ чуть скорее обычного — или Арриону показалось? Шестьдесят процентов… неприемлемо… неприемлемо! Личность будет практически уничтожена… нет, Фьерн должен жить и увидеть грядущие изменения! Доказательства того, что он ошибался! Аррион и сам не знал, зачем ему это, но… — Помести материал во временное хранилище… в твоей оперативной памяти. — Исполняю. Удивление в ледяном голосе. Неужели? Или это его подсознание играет с ним, возвращая голосом информа его собственные эмоции? Его вину… мог ли он предвидеть, что ему самому придется убить? Убить иттри, одного из Советников, управляющих планетой… убить своими собственными руками… во имя добра… во имя будущего совершенства… Аррион выпрямился, сбросив с плеч тяжкий груз вины. Он прав… он прав! Это было необходимо! Но голос его все еще дрожал. — После устранения повреждений, нанесенных Старшим Координатором и полной активации Матрицы, помести его личность в Хранилище Врат и прими управление Вратами у Амедис. — Исполняю. Вот и все… Аррион медленно опустился в кресло, глядя на разбитый пульт. Он почувствовал, как в его сознании, подстегнутом активизировавшейся программой-убийцей, возникло желание, необходимости в котором больше не было… Прощай, Фьерн… Прощай, Меллия Сьен инАрсон, удачи тебе… удачи в нашем рукотворном раю. Видение золотистых глаз на эбеново-черном лице, гибкого тела, пряных ливней волос… прощай, Меллия, я никогда не прощу тебя… я никогда тебя не забуду… тебя и твой Темный Совет… …Небо над Эолисом в эту ночь — самую красивую ночь года — переливалось оттенками серебра, роз и ультрафиолета. Яркие сполохи полярных сияний и огненные искры метеоров озаряли широкий балкон феерическим светом. Велисаар, успевший уже одеться, стоял и смотрел в небо, но лишенные обычного сияния синие глаза не воспринимали фантастических переливов освещения. Все здесь было изменчивым и непостоянным, даже небеса, даже сама земля, рождающая столько новых форм, даже рисунки звезд и планет, горящие над ней. Все здесь менялось, дышало и… и жило… все было здесь таким живым! Тяжело вздохнув, Велисаар опустил взгляд, его правая рука неосознанно легла на рукоять стилета. «Великий Универсум, что же мне делать… что мне делать?» Изменения… сущность этого мира. Он прикрыл глаза, и перед его внутренним взором возникло существо, сотканное из света и черно-фиолетовых энергетических вуалей, существо, способное летать и убивать прикосновением, способное проникнуть в информационные поля и сложнейшие уравнения Законов Универсума без помощи машин; искусительница, которую он любил больше самой жизни и друг, рядом с которым он столько раз сражался плечом к плечу… воин и возлюбленная, мужчина и женщина… Изменчивый… его Наривьель, огонь его души… се-нха… разве можно вырвать себе сердце и продолжать жить?! У иттриан рождается все больше мужчин и все меньше женщин… настолько меньше, что вскоре это потребует вмешательства Совета и принудительной коррекции… Велисаар прекрасно знал почему. Просто они предпочитают любить кайли, способных выбирать, быть им мужчиной или женщиной, и иларов, в чьих жилах течет кровь обеих Старших Рас, смешанная в те времена, когда иттриане, одержимые мыслями о чистоте и совершенстве, еще не стали столь… постоянными… столь мало подверженными изменениям и тоже умели выбирать… менять свои тела и души… Кайли и илары сохранили в себе эти способности, развив их, а иттри и сантхи утратили, обменяв на сомнительную роскошь оставаться совершенными и защищенными от хаоса. Но золотокожие сантхи по-прежнему понимали Универсум и его пути без всяких приспособлений, а иттри лишились даже этого. «Мы уже с трудом перемещаемся даже на собственные базовые миры, — подумал Велисаар отстраненно, вспоминая свой нелегкий путь на Эолис, — а в Доминионе Изменчивых и вовсе теряемся без своих совершенных помощников-информов… что же будет дальше? Уничтожив тех, кого мы любим — а ведь только их мы действительно способны любить — во что мы превратимся? Без них — кто сможет полюбить нас?» Не слишком ли она высока — цена Порядка? Искусственный рай и море крови… Велисаар знал, что не сможет воспротивиться программе Светлого Совета, внедренной в его подсознание — также, как и в подсознание всех других иттри. Решение принимала вся планета… возмущенные бессмысленной гибелью целого мира, вряд ли они могли в тот момент мыслить здраво… очень удачный момент… как глупо! Эмоции, вот они эмоции! Вот их истинная цена! А в результате, в назначенный час, в эту самую прекрасную из всех ночей Эолиса, они станут убийцами… своими руками вырвут себе сердца… О, совершенство… совершенство, замешанное на крови и предательстве целой расы, чудовищное зло во имя мифического будущего добра… Велисаар резким движением смахнул слезы с ресниц. Для него цена была слишком высока. Какое ему дело до проклятой планеты и ее жителей, не сумевших приспособиться к слишком быстро меняющемуся миру, не способных выжить в хаосе изменений, вызванном магией кайли? В конце концов, они ведь вместе создавали и этот мир, и эту младшую расу… не слишком удачную, к слову сказать! Иттри, кайли и сантхи, три Старшие Расы, энергия, воплощенная в материю физических миров и тел, создатели Законов… они все приложили к этому руку, но где же истина? Порядок и устойчивость Этравена, хаос изменений кайли или невмешательство сантхи, предпочитавших просто наблюдать? А, может быть, самосозерцание и самосовершенствование зеленоглазых иларов, предпочитающих ставить эксперименты над собой и своим миром, а не над созданными расами? На данный момент Велисаару было глубоко наплевать — лишь одна судьба, лишь одна жизнь из миллиардов Старших и Младших интересовала его. «Наривьель…» Тонкие белые пальцы вновь отыскали холодную сталь клинка. «Наривьель… мое дыхание, мой драгоценный демон… разве я не свободен? По какому праву они принуждают меня? Наривьель, любимая… любимый… я знаю, ты никогда не будешь счастлив в этом искусственном раю, в этой ловушке что приготовил для пойманных душ Светлый Совет Этравена! И будь я проклят, если когда-нибудь осмелюсь причинить тебе боль… О, я буду проклят уже за то, что думал об этом… за то, что позволил себе усомниться… усомниться хотя бы на миг…» Тонкая сильная рука обвила его талию, и Велисаар невольно вздрогнул, ненадолго оторвавшись от мрачных мыслей. Наривьель, его друг и любовник, одетый лишь в короткую юбку из серебристой ткани, нахмурившись, заглянул ему в глаза. Велисаар обернулся, и его свободная рука зарылась в черные шелковые кольца длинных волос Наривьеля, скользнула по бархатной обсидианово-черной коже, все еще слишком горячей после недавно завершившейся трансформации. Лучистые золотые глаза обожгли его немым вопросом. Велисаар мягко улыбнулся в ответ, но тут же помрачнел. — Что случилось, Вел? — в мелодичном голосе кайли прозвучала тревога. — Ничего, — темные брови сошлись на переносице, тонкие белые пальцы продолжали неосознанно ласкать оружие. Самый грандиозный проект в истории Этравена… самое страшное предательство… — Я… хочу подарить тебе кое-что, Вьель, — проронил Велисаар, освободив вторую руку из плена его волос — так приятно было перебирать эти мягкие пряди… ради чего он должен от этого отказаться?! Он вытянул руку, и над его ладонью возник цветок — одна из бесподобных орхидей Илара, воссозданная из цельного кристалла голубого льда Этравена и защищенная его силой. Ослепительно прекрасная… и мертвая. Безжизненное совершенство… Сверкнули белоснежные зубы, изящная даже в мужской ипостаси черная рука легла поверх его протянутой руки… исчезло защитное поле, дрогнули нежные лепестки, обретая изумительный лазоревый оттенок с кобальтово-синими тонкими прожилками, затрепетали под ветром темно-зеленые листья, и в воздухе разлился тонкий аромат. — Словно твои глаза, шанни, — прошептал ласковый голос у его уха, и теплое дыхание обожгло бледную кожу. — Такая красивая… и такая нежная. — Обреченная умереть, — хрустальные капли задрожали на ресницах иттри и скатились на щеки, — как ты, любовь моя… как я… — О чем ты говоришь? — мгновенное напряжение волной прошло по их телам. — Вел?.. Что… что с тобой? — За эту жажду жизни и изменений я должен был убить тебя, — прошептал Велисаар, — но я не могу… Стилет взлетел и опустился… золотые глаза в ужасе распахнулись… и не было даже крика — лишь мертвая тишина, каскад взметнувшихся каштановых волос, брызги крови на белоснежных одеждах и изломанное тело у его ног… широко раскрытые сапфировые глаза и лазоревый цветок, купающийся в крови… — Велисаар! — Наривьель упал на колени, протянул руки… и отдернул, не смея коснуться его. — Что ты наделал?! Зачем?! — его душа рванулась следом — догнать, вернуть — что ему такая рана, он исцелит ее, он делал и не такое! но нашла лишь пустоту и разрушение на месте знакомого тепла и любви, на месте силы и нежности… — Я… предал тебя… я… почти… подчинился… Последний вздох сорвался с побелевших губ и затих. Дрожащие темные пальцы в последний раз скользнули по бледной щеке, запутались в разметавшихся волосах, сердце пропустило удар… окровавленный металл, вырванный из тесного плена, сверкнул радужным бликом и остановил его навсегда, прочертив алый след на черном бархате кожи… …- Шанья… — М-м? — она обернулась, и Равьен невольно залюбовался игрой света на черной, как ночь, гладкой коже, прозрачной волной волос, рождающей слабые радужные отсветы, серебром глаз… Льдисто-голубые глаза встретились с серебряными, и ее улыбка заставила его сердце забиться чаще. Равьен на мгновение прикрыл глаза, спасаясь от нежности этого взгляда, от охватившего его желания… — Шанья… стань мужчиной, — прошептал он. — Пожалуйста. — Равьен? — тонкие брови удивленно изогнулись, но тело уже начало меняться… как легко их тела принимают иную форму… — Что случилось? — чуть более низкий голос, жаркие фиолетовые сполохи на коже, ореол силы, но все та же грация и неуловимая пластика движений… все то же серебро волос и глаз… и все те же доверие и любовь… Шанья, Шанья, кем я стану без тебя? — Я люблю тебя, Шанья… — это ему только кажется или голос его действительно дрогнул? Улыбка в ответ — чуть удивленная, тень непонимания в глазах… его пальцы, до боли стиснувшие рукоять кинжала… так сложно убить кайли в честном бою, но любая рана, нанесенная этим кинжалом, несущим в себе программы изменения реальности — заклинания, как называют их кайли, убьет его любовь так же верно, как если бы он растерзал это гибкое тело на части… это тело и эту душу, которая живет в его душе. Совет снабдил их подходящим оружием и оправданиями — мантрой о долге перед Универсумом и младшими расами… и нерушимой установкой, программой-убийцей в подсознании, не позволяющей уклониться от этого долга. Он шагнул ближе, борясь с собой, но срок приближался… На его висках выступили капли пота, сердце колотилось как бешеное… рука сама потянула клинок из изукрашенных ножен — подарка Шаньи… — Что с тобой, Равьен? — обеспокоенный голос долетел до него сквозь накатывающие на сознание волны дурноты. — Зачем мне этот морфинг? — Потому что я… я… — он покачнулся, и Шанья мгновенно оказался рядом. — Ты — что? — Я… не могу… убить женщину… — Равьен?.. Темно… как же здесь темно… нечем дышать… Неважно, мужчина или женщина… изменчивый демон… его драгоценная Шанья… разве мог он нанести удар?! Ноги Равьена подкосились, Шанья подхватил его… так непривычно быть сильнее… лезвие кинжала скользнуло по его руке, оставив глубокий разрез… зачем все же Равьен достал его? Впрочем, неважно, рана заживет… Пальцы потерявшего сознание Равьена разжались, и смертоносный клинок со звоном ударился о мраморные плиты. Шанья успел сделать еще два шага и осторожно опустить Равьена в кресло, прежде, чем странное оцепенение охватило его тело. Он попытался выпрямиться, держась за кресло — и упал на колени. Перед глазами все плыло, в ушах стоял звон, рана на руке горела огнем… — Равьен… — простонал он удивленно. Голубые глаза медленно открылись, и их взгляды встретились… — За… что?.. — выдохнул Шанья, падая мертвым к его ногам. Бесстрастный и совершенный, иттрианин закрыл лицо руками и зарыдал… …Илайя с трудом заставила себя разжать пальцы… багровая волна ее длинных волос скользнула по лицу Самина… такое прекрасное лицо… Ее тело столь же совершенно, ее черты безупречны, но лишь его душа хранила огонь жизни — за них обоих. А теперь его больше нет… душу, вырванную зачарованным клинком, нельзя вернуть… Илайя посмотрела на свои руки… свечение его удивительной крови, прозрачной, словно слеза, такой же переменчивой, как он сам, почти померкло. Склонившись, она коснулась губами его губ — в последний раз. А потом встала и вышла на балкон. Небо над ней полыхало ультрафиолетом и золотом — совсем как его глаза… В ее душе была лишь пустота… стоили ли все их идеалы такой цены? Кому нужно это вечное совершенство, миры, застывшие, словно мошки в янтаре времени, прекрасные, неизменные, безжизненные… жизнь без случайностей, универсум без хаоса… разве могло все это заменить живое тепло его души? Илайя подошла к краю площадки. Холодно… так холодно без него… Горячий ветер развевал ее одежды, путался в волосах… Самин… где ты теперь, любимый? Что ты найдешь в этом новом мире, что мы приготовили для вас? Самин… Илайя раскинула руки, стоя на самом краю. Самин… Она столько раз видела, как он летал… а он… он уже не увидит ее единственного в жизни полета. — Даже в смерти мы не будем вместе… нам не суждено встретиться вновь… да и как бы я могла смотреть тебе в глаза? Как бы я посмела? Илайя закрыла глаза, представив себе его лицо, и сделала еще один шаг, последний шаг… в пустоту… …Руайенн Тамия шиНтар, устав от музыки и разговоров, незаметно выскользнула из зала, а затем и из Сенестрия, Комплекса Внешних Миров. Ночь на Эолисе… одно название — в окружавшем Сенестрий саду можно было рассмотреть каждую травинку. Руайенн медленно шла по дорожке вглубь сада. Легкий ветерок изредка доносил до нее обрывки музыки, смех и разговоры. Самая красивая ночь года… Она смотрела на небо, на котором почти не было видно звезд за переливающимися полотнищами световых каскадов, и все ее страхи казались далекими и нереальными, лишенными смысла созданиями разыгравшегося воображения. Пахнущий цветами ветер овевал ее лицо, и не было в мире ничего, кроме этой безмятежной ночи, приглушившей на время ослепительное сияние Оллы, кроме плеска воды в выложенных цветной плиткой каналах, и склонявшихся под тяжестью цветов веток, мягко касавшихся ее плеч. Временами ей попадались парочки, прогуливавшиеся по парку, или сидевшие на резных скамьях. Она обходила их стороной, дивясь странной легкости своих мыслей. Шарн висел за ее спиной… воспоминание о будущем, которого не должно быть… Она бродила без особой цели, наслаждаясь покоем ночи, пока, наконец, не вышла к причудливой формы широкому бассейну, полному бледно-розовых цветов киалла. Свет серебрился на струях падавшей из арки невысокого увитого зеленью грота воды, и поверхность бассейна мягко мерцала, отражая блики. У самого берега Руайенн увидела одинокую фигуру. Мужчина сидел на краю бассейна, касаясь рукой прозрачной воды, и от его тонких пальцев разбегались крошечные серебряные волны. Увидев его, Руайенн хотела было незаметно уйти, чтобы не помешать, но незнакомец неожиданно обернулся, очевидно, услышав ее шаги. Руайенн замерла, не в силах отвести взгляд от бледного лица с тонкими правильными чертами и бездонных, казавшихся золотыми звездами в неверном свете небесной феерии, прозрачных глаз. На нем были простые белые брюки и рубашка из тонкой ткани. Наряд, свойственный скорее иларам, хотя сам он явно был иттрианином. Он смотрел на нее и улыбался. Руайенн, одетая в платье из нескольких слоев тонкой полупрозрачной ткани цвета лепестков киалла, сколотое на правом плече серебряной пряжкой в виде полураскрывшегося бутона того же растения — дань этой ночи и карнавалу, вдруг почувствовала себя неуютно под этим взглядом. Ее длинные черные волосы были собраны в сложную прическу, и ее рука, потянувшаяся было по привычке накрутить локон на пальцы, нашла лишь пустоту. Его улыбка изменилась, словно он угадал ее намеренье, а в глазах отразилась такая сложная смесь эмоций, что Руайенн невольно отступила на шаг. Не сознавая этого, поглощенная своими мыслями, для него она была воплощением этой весенней ночи, ее самым восхитительным цветком. А он… он был… она вдруг поняла, что не может определить, кто он… было в нем нечто неуловимое, отличавшее его от других иттри, которых она знала… — Ты прекрасна, дочь кайли, — проговорил он, нарушив затянувшееся молчание. Руайенн беспокойно повела плечами. Наваждение растаяло, и она вновь обрела дар речи, но неожиданно оказалось, что она не знает, что сказать. Грациозно поднявшись, мужчина подошел ближе. — Меня зовут Тарьен, — сказал он, улыбнувшись. — А ты… — Руайенн. — Руайенн, — повторил он мягко, разглядывая ее. — Но почему ты здесь? Не нравится праздник? — Я никогда раньше не была здесь, — она пожала плечами. — Мне хотелось немного осмотреться. И ночь… сегодня колдовская ночь. Но я могу задать тебе тот же вопрос, — она посмотрела на него. — Мне хотелось немного побыть одному, — отозвался он, смутившись. — Я впервые на Эолисе… я представлял его себе иначе… — Этот Комплекс принимает гостей со всего Универсума, — Руайенн неожиданно ощутила странную тоску, исходящую от него — одиночество… он был совсем один. — В эту ночь Эолис открыт всем ветрам… — Я знаю, — прошептал он с непонятной горечью. — Но лучше бы это было не так. — О чем ты говоришь? — спросила Руайенн, чувствуя, что происходит что-то странное. Он не ответил, и некоторое время они молчали. Руайенн наблюдала за игрой звездного света на воде, а Тарьен незаметно разглядывал ее, прислонившись к стволу дерева, и печаль не покидала его глаз. С губ Руайенн сорвался тихий вздох, вызванный этим долгим взглядом. Эмпат, как и все кайли, она не могла не разделить того, что чувствовал Тарьен. Она бросила на него косой взгляд и вновь уставилась на воду, обдумывая увиденное. Он был действительно красив — она никогда не встречала никого подобного ему. Слишком живой для иттри, слишком эмоциональный… Но почему же она чувствует в нем такую печаль? Словно печать Судьбы… предопределение… предназначение… словно тень будущего из ее кошмаров… Тяжесть меча за плечом вдруг стала непереносимой. Для чего, для чего она создала его? Для чего взяла его с собой на праздник? Оружие, способное уничтожить Падших, оружие, разрывающее ткань мира, обладающее собственной волей… Шарн. Тарьен вдруг опустил голову, Руайенн обернулась, уловив его движение, глаза их встретились, и у нее на мгновение перехватило дыхание. Этот взгляд… Он шагнул ближе, она ждала его, чувствуя как ускоряет свой ритм сердце. Несколько долгих мгновений они стояли рядом, глядя друг на друга. — Мне, пожалуй, лучше вернуться, — пробормотала наконец Руайенн, отводя взгляд. Ей вдруг стало не по себе рядом с ним. «Он обречен, — думала она, — обречен на свою судьбу, и никто не в силах ему помочь.» Волна сожаления, граничащего с болью захлестнула ее душу, так что ей едва удалось сдержать стон. Видеть его и знать… но о чем? Боги, о чем?! Универсум молчал… она могла бы проникнуть глубже, провести поиск… но ей не хотелось знать ответ. — Я провожу тебя, если позволишь, — предложил он, и она молча кивнула в знак согласия, с удивлением размышляя о том, откуда взялись ее тревожные мысли. Они медленно пошли назад, к звенящим музыкой и веселыми голосами зданиям Комплекса Внешних Миров. Сад оставался таким же прекрасным, ночь приближалась к середине, но Руайенн внезапно разучилась ощущать ее красоту, а Тарьен, напротив, казалось, наслаждался каждым ее мгновением. Что-то неуловимо изменилось в нем. Обреченный… Потоки силы вились вокруг них, закручиваясь вихрями, выдавая ее волнение и охватившее его неестественное спокойствие. Он словно смирился с тем, что ему предстояло. Потоки сливались, обещая им возможности, которым не суждено сбыться. И, глядя на него, Руайенн неожиданно поняла, что отдала бы все что угодно, чтобы исчезла витающая над ним тень. Чтобы эта ночь не кончалась, и он оставался таким как сейчас, прекрасным и спокойным, чтобы боль никогда не омрачила эти совершенные черты… — Что случилось? — спросил он обеспокоено, прервав ее размышления, и Руайенн поняла, что, задумавшись, не заметила, как остановилась. — Я… Тарьен, я… — Да? Он с тревогой вглядывался в ее лицо, а она не могла отвести взгляда от его золотых глаз. Они действительно были золотыми… у иттри не бывает таких глаз… полукровка? Но мгновение прошло, и Руайенн опустила голову, не осмелившись спросить. Он был так близко, что она чувствовала его дыхание на своих волосах, но в то же время так далеко… В ее душе царило смятение, ей хотелось убежать… и быть рядом с ним, помочь ему, исцелить, если это возможно… Но чего желает он? Несмотря на способность к эмпатии, она никак не могла понять. Он, очевидно колебался, так же, как и она сама. — Руайенн? Такой красивый голос, и такое смятение прозвучало в нем… И, вновь встретившись с ним взглядом, она вдруг решилась. — Это странно прозвучит, — произнесла она тихо, — но мне вдруг показалось, что эта ночь таит в себе нечто… какую-то тень… нет, я не знаю даже, как сказать… мы словно на пороге какой-то жуткой перемены… — Мне эта красота кажется слишком хрупкой, — проговорил Тарьен, задумчиво глядя на нее, — такой недолговечной… Все это, — он обвел взглядом великолепные сады, — так легко разрушить. Тысячи жизней можно оборвать играючи, одним ударом. Мне становится не по себе, когда я думаю об этом. Ваш мир прекрасен, но сможете ли вы защитить его, сохранить эти волшебные ночи… и вашу память, ваше наследие? — Ты ведь сейчас не о Падших говоришь, — выдохнула она, не отрывая глаз от его лица. Он улыбнулся своей печальной улыбкой и осторожно отвел упавшую ей на щеку прядь волос, выбившуюся из прически. — Нет, — прошептал он. — Но ведь это… это всего лишь пустые рассуждения? Кто может угрожать нам? — Не знаю, — отозвался он, глядя ей в глаза. — Кого бояться воину кайли? Может быть, таких, как я… странников. Ей хотелось закричать. Он знает. Знает, что его ждет. Но в такую ночь… что может угрожать ему или Эолису в эту самую прекрасную из всех ночей? Эолису с его магами-воинами, способными дать отпор даже Падшим Повелителям Хаоса? А Тарьен смотрел на нее и чувствовал, что его путь окончен. В ее золотых глазах, сияющих словно звезды на фоне бархатно-черной кожи, отражалось его собственное отчаяние. Или ему это только кажется, и он принимает желаемое за действительное, завороженный ее красотой и этой сверхъестественной ночью? Но так или иначе, ему не хотелось, чтобы она ушла. Он не мог ее отпустить! Его жизнь до этого момента казалась ему каким-то странным сном, и только эта встреча была реальностью. И сейчас ему хотелось, чтобы весь окружающий мир исчез, оставив их наедине. Он так сильно желал этого… разве могло его желание укрыться от нее? — Ты действительно хочешь вернуться? — спросил он, посмотрев туда, где светились окна и играла музыка. — Может быть мы… мы могли бы осмотреть сад, если ты не устала. Свет достаточно ярок, а некоторые цветы распускаются только ночью… Он и сам удивился своим словам и собственной смелости — перед ним все же был воин-кайли, как бы она сейчас не выглядела, воин, не расстающийся с мечом… Руайенн удивилась еще больше и некоторое время не могла вымолвить ни слова. Но в эту ночь многое изменилось для нее — она впервые так полно ощутила чужое сознание, готовое открыться ей навстречу, и, возможно, он тоже? Возможно ли? Она так долго была одна, занятая Творением и Предвидением… — Тогда покажи мне их, — проговорила она наконец. Он облегченно выдохнул застрявший в легких воздух, и улыбнулся, увлекая ее за собой, прочь от изящных башен и резных шпилей Сенестрия, от его беспечного веселья, прочь ото всех других… Он говорил обо всем, кроме Судьбы. Он и впрямь многое знал о тех растениях, что кайли собрали в этом невероятном саду. Ему легко было сдержать обещание. Приближалась полночь, и небо над ними стало золотисто-фиолетовым — маги-кайли вмешались в естественный ход событий, добавив свои краски к световой симфонии. Множество кайли поднялись в небо, черно-фиолетовые росчерки их изменившихся тел вплетались в узоры, сотканные магией и звездным светом. — Это и в самом деле прекрасно, — прошептал Тарьен, обернувшись к Руайенн. — Ничего прекраснее быть не может, — отозвалась она, подавив свой порыв стать чистой энергией и взлететь, как другие. Ей не хотелось расставаться с Тарьеном. Может быть, позже… Она подняла руку раскрытой ладонью вверх, и тонкая золотая спираль, родившись из переполняющей ее силы, устремилась вверх, найдя себе место в общем узоре. Тарьен, помедлив, прикоснулся к ее руке, и алая огненная лента переплелась с золотом… они посмотрели друг на друга… внезапный порыв ветра налетел на них, взметнув в воздух одежды Руайенн и длинные темные волосы Тарьена. От сдерживаемой силы двух магов зазвенел воздух. Они были равны. Золото и огонь… огонь и золото… Тарьен протянул руку и вынул заколку, удерживавшую волосы Руайенн простым заклинанием. Освобожденный черный шелк окутал их обоих блестящим облаком, их губы слились в поцелуе, их души соприкоснулись… на одно долгое мгновение понимания и нежности, на одно мгновение любви и единения… а затем ужас осознания обрушился на них, утопив в отчаянии, в его боли и ненависти, в ее недоверии и ярости, в попытках вернуть и сохранить разрушающееся сознание, увлекающее ее за собой во тьму небытия и изо всех сил старающееся оттолкнуть, спасти ее от того, что уготовила им программа-убийца в его душе… в его любви, в ее скорби… у них хватило сил лишь на то, чтобы оторваться друг от друга и в последний раз заглянуть в глаза… в золотые глаза, полные слез, в золотые глаза, полные боли… и небеса над ними окрасились в цвет крови… — Я… не хочу так… — прошептал он. — Помоги мне… убей своей рукой… освободись… — Тарьен… — Люблю тебя… — Тарьен… — Скорее… меч… Не отрывая взгляда от его молящих глаз, она завела руку за плечо… Их крики слились в один безумный вопль отчаяния… в ослепительный ультрамариновый росчерк, в обрушившийся на нее багряный дождь… Не осталось ничего кроме крови на ее одежде, на ее волосах и лице, на ее мече и руках… и стоя на коленях, не имея сил даже на то, чтобы оплакивать его, она вдруг поняла, что воздух полон ужаса и стонов, а информационные поля планеты переполнены болью и отчаянием, что крик, все еще звучащий в ее душе, принадлежит миллионам… ее кошмар стал явью. Она медленно поднялась и, ускоряя шаг, пошла в сторону Сенестрия, а потом побежала… и повсюду ее встречали тела ее сородичей и рыдающие над павшими иттри, илары и сантхи, повсюду царили безумие и смерть… прозрачная кровь кайли смешивалась с алой кровью их возлюбленных убийц… она видела других, похожих на Тарьена, иттриан с золотыми глазами, живых и мертвых… она видела безумцев, бродивших среди трупов… И, остановившись в центре мироздания, на открытой небесам площади амфитеатра Сенестрия, полного мертвецов, под багрово-черными небесами Руайенн, единственная из тех, кто выжил после встречи с Охотником, объединила свое сознание с сознанием своего меча, смешав свою кровь с кровью Тарьена и скрепив ею свою клятву… …- Врата… Оператор… Врата… открылись… Боль и ужас в голосе, и зарождающаяся спираль бесконечного страдания вокруг них. — Матрица Врат готова к приему… — Что мы наделали… это… это же… как же мы могли?! — Они внутри… мы уже не в силах ничего изменить. — Мы прокляты, Оператор… разве вы не чувствуете? Мы прокляли весь наш мир… весь Универсум! — Мы заставили их, и они умирают… умирают вместе. А ведь, согласно официальным данным, почти девяносто процентов были согласны с решением Совета… — Если бы только спрашивали их души… да, они соглашались, но не верили в то, что Совет решится… думали, их это не коснется… но разве можно погасить огонь своей души и остаться в живых?! — Уровень энергии восемь эсхонов… выше расчетного и продолжает расти. Каков предел? — Этого мы не знаем… Врата могут не выдержать такого потока. Кайли… они слишком… слишком… — Они прекрасны… даже мертвые, они, даже мертвые, по-прежнему любимы… и пусть бы проклятая Матрица сгорела!!! — Фьерн погиб, пытаясь не допустить ее активации… он знал! Знал, что так будет… — Мощность выше расчетной в два раза… одиннадцать эсхонов… хоть бы она всех нас уничтожила! — Более тридцати процентов населения Этравена и без того уже уничтожено… мы, наверное, не справимся с потоком… они уходят, уходят вместе… а мы… мы останемся, чтобы жить во мгле… …- Руайенн Тамия шиНтар… Ши'нтар Илварин, демон сострадания… я искал тебя. Золотые глаза на бледном от волнения лице, поражающем своим совершенством… золотые глаза на бархате ночи… Как же они похожи, для нее все они похожи на Тарьена… и все такие разные… — Я ждала тебя, странник… Шаг навстречу, глаза в глаза… чужая земля вокруг, чужие миры за спиной, любовь и боль, и освобождение, даруемое Шарном… она отдавала им все, что могла в эти короткие мгновения, что были отпущены им безжалостной судьбой, вписанной в их души мастерами-иттри, создававшими их для любви и смерти. — Люблю тебя, Ши'нтар… — Люблю тебя, Охотник… Еще одна душа, не запятнавшая себя предначертанным убийством… Золото, огонь и ультрамарин… и милосердная тьма небытия… |
||
|