"Сегун" - читать интересную книгу автора (Клавелл Джеймс)

Глава Восьмая

– О чем ты думешь, англичанин?

– Я думаю, будет шторм.

– Когда?

– Перед закатом. – Дело было около полудня, они стояли на юте галеры под серыми облаками. Шел второй день, как они вышли в море.

– Если бы это был твой корабль, что бы ты сделал?

– Как далеко нам до места? – спросил Блэксорн.

– Прибудем после заката.

– Как далеко до ближайшей земли?

– Четыре или пять часов, англичанин. Но заход в укрытие будет стоить нам полдня, и я не могу решиться на это. Что бы ты сделал?

Блэксорн подумал минуту. Первую ночь галера шла на юг к восточному берегу полуострова Изу, используя большой парус на мачте в середине корабля. Когда они вышли на траверз самого южного мыса, мыса Ито, Родригес взял курс запад-юго-запад и ушел от безопасного берега в открытое море, направляясь к мысу Шинто, что был в двухстах милях.

– Обычно на таких галерах мы держались побережья – для безопасности, – сказал Родригес, – но это занимает слишком много времени, а время важно. Торанага просил меня свозить Лизоблюда в Анджиро и обратно. Быстро. Меня ждет награда, если мы сделаем это очень быстро. Один из их кормчих хорошо плавает на такие короткие расстояния, но бедный сукин сын до смерти напуган перевозкой такого важного дайме, как Лизоблюд, особенно в открытом море. Они не привыкли плавать по океанам, эти японцы – великие пираты и воины, но только прибрежные мореплаватели. Глубина их пугает. Старик Тайко издал закон, чтобы на тех немногих океанских кораблях, которыми владеют япошки, на борту всегда был португальский кормчий. Этот закон еще действует в стране и по сей день.

– Зачем он издал такой закон?

Родригес пожал плечами.

– Может быть, кто-нибудь надоумил его.

– Кто?

– Твой краденый бортовой журнал, англичанин, был португальский. Чей он был?

– Я не знаю. На нем не было ни подписи, ни имени.

– Где его взяли?

– У главного купца голландской Восточно-Индийской компании.

– А он откуда взял его?

Блэксорн пожал плечами. Родригес засмеялся, но невесело.

– Ну, я и не ожидал, что ты мне скажешь, но, кто бы ни украл, надеюсь, он горит в аду!

– Торанага тебя нанял, Родригас?

– Нет, только приплыли в Осаку, мой капитан и я. Мой капитан предложил меня. Я кормчий. – Родригес замолчал. – Я забываю, что ты враг, англичанин.

– Португальцы и англичане были союзниками много веков.

– А сейчас нет. Пошли вниз, англичанин. Ты устал, и я устал, а усталые люди ошибаются. Поднимемся на палубу, когда ты отдохнешь.

Так Блэксорн оказался внизу, в каюте кормчего, и лег у него на койке. Бортовой журнал Родригеса с описанием маршрута лежал на морском столе, который был прикреплен к переборке, как стул кормчего ка юте. Книга была в кожаном переплете и имела подержанный вид, но Блэксорн не стал смотреть ее.

– Почему ты оставил ее? – спросил он сначала.

– Если бы я не оставил, ты бы искал ее. Но ты не тронул ее – даже не поглядел на нее без приглашения. Ты кормчий – не солдат или купец, вор или проститутка со свиным брюхом.

– Я посмотрю его, если позволишь.

– Но не без разрешения, англичанин. Кормчий так не сделает. Даже я бы не сделал!

Блэксорн мгновение смотрел на книгу, а потом закрыл глаза. Он спал крепко весь этот день и часть ночи, и проснулся перед рассветом, как всегда. Потребовалось время, чтобы приспособиться к непривычному ходу галеры и дроби барабана, который заставлял весла двигаться как одно. Он удобно лежал в темноте на спине, положив руки под голову. Блэксорн думал о своем корабле, он отбросил в сторону все беспокойство о том, что случится, когда они достигнут берега и придут в Осаку. Всему свое время. Думай о Фелисите и Тюдоре и о доме. Нет, не сейчас. Думай, что если другие португальцы похожи на Родригеса, у тебя появляется хороший шанс. Ты получишь корабль. Кормчие – не враги, и черт со всеми остальными! Но ты не можешь сказать этого, парень. Ты англичанин, ненавистный еретик и антихрист. Католики владеют этим миром. Пока владеют им. Мы и голландцы собираемся разгромить их.

Ну что за вздор все это! Католики и протестанты, кальвинисты и лютеране и прочее дерьмо. Ты родился католиком. Это просто твой рок привел отца в Голландию, где он встретил женщину, Аннеке ван Дрост, которая стала его женой, и он увидел испанских католиков, священников и инквизицию в первый раз.

«Я рад, что у него открылись глаза, – подумал Блэксорн. – Я рад, что у меня они тоже открылись».

После этого он пошел на палубу. Родригес был в своем кресле, его глаза покраснели от бессонной ночи, два японских моряка, как и прежде, стояли около штурвала.

– Можно я постою эту вахту за тебя?

– Как ты себя чувствуешь, англичанин?

– Отдохнул. Могу я постоять на вахте вместо тебя? – Блэксорн видел, что Родригес рассматривает его. – Я разбужу тебя, если ветер изменится или еще что.

– Спасибо, англичанин. Да, я немного посплю. Держись этого курса. При повороте бери на четыре градуса западней, а при следующем еще на шесть градусов западней. Ты показывай рулевому новый курс на компасе. Вакаримаска?

– Хай! – Блэксорн засмеялся. – Четыре точки западней. Спускайся вниз, кормчий, твоя койка очень удобная.

Но Васко Родригес не пошел вниз. Он только натянул пониже свой морской плащ и глубже уселся в свое кресло. Как раз перед следующим переворотом склянок он мгновенно проснулся, проверил изменение курса, не тронувшись с места, и сразу опять заснул. Еще раз, когда ветер переменил направление, он проснулся и, увидев, что нет никакой опасности, снова уснул.

Хиро-Мацу и Ябу вышли на палубу утром. Блэксорн заметил их удивление, когда они поняли, что он ведет корабль, а Родригес спит. Они не разговаривали с ним, а продолжили свой разговор и позже снова ушли вниз.

Около полудня Родригес поднялся со своего кресла и посмотрел на северо-восток, проверил направление ветра, все его чувства были напряжены. Оба кормчих посмотрели на море, небо и несущиеся облака.

– Что бы ты делал, англичанин, если бы это был твой корабль? – снова спросил Родригес.

– Я бы поплыл к берегу, если бы я знал, где он, – в ближайшую точку. У этого судна небольшая осадка, и в шторм все бы обошлось. Шторм начнется через четыре часа.

– Тайфуна не будет, – пробормотал Родригес.

– Что?

– Тайфун. Это огромные ветры – самые сильные штормы, которые ты когда-либо видел. Но сейчас не сезон тайфунов.

– Когда это будет?

– Не теперь, противник, – Родригес засмеялся. – Нет, не теперь. Но могло быть очень плохо, поэтому я не воспользуюсь твоим хреновым советом. Правь на северо-восток.

Как только Блэксорн указал новый курс и рулевой аккуратно повернул судно, Родригес подошел к поручням и закричал капитану:

– Изоги! Капитан-сан. Вакаримаска?

– Изоги, хай.

– Что это значит? Скорее?

Уголки глаз Родригеса сморщились от удовольствия.

– Тебе не вредно знать японский язык, а? Конечно, англичанин, «изоги» значит скорее. Все, что нужно здесь, это около десяти слов, и тогда ты можешь заставить педераста обосраться, если захочешь. Если им найти нужные слова, конечно, и если они в настроении. Я спущусь и поем.

– Ты и готовишь тоже?

– В Японии каждый культурный человек должен либо готовить сам, либо лично обучить этому одну из этих обезьян, либо умереть с голоду. Они все едят сырую рыбу, сырые овощи в сладком уксусном маринаде. Но жизнь здесь может быть «писскутер», если ты знаешь, как это сделать.

– «Писскутер» – это хорошо или плохо?

– В основном это очень хорошо, но иногда ужасно плохо. Это все зависит от того, как себя чувствуешь, а ты задаешь слишком много вопросов.

Родригес спустился вниз. Он закрыл дверь своей каюты на засов и тщательно проверил замки на своем ящике для карт. Волос, который он положил так осторожно, все еще был там. И такой же волос, одинаково невидимый всем, кроме него самого, который он положил на обложку своего журнала, также не был тронут.

«Ты не можешь быть слишком осторожным в этом мире, – думал Родригес. – Что страшного в том, чтобы знать, что ты кормчий «Нао дель Трато» – самого большого Черного Корабля того года из Макао? Может, и нет, потому что тогда ты должен объяснить, что это крупное судно, одно из самых богатых, крупнейших судов в мире, более чем в шестнадцать сотен тонн. Ты можешь соблазниться и сказать им все о своем грузе, о торговле и о Макао и всяких вещах, проливающих свет на многое, очень и очень личное, очень и очень секретное. Но мы воюем, мы воюем против Англии и Голландии».

Он открыл хорошо смазанный замок и вынул личный журнал, чтобы, проверить некоторые азимуты на ближайшую гавань. Его глаза наткнулись на запечатанный пакет, который священник, отец Себастьян, дал ему перед тем, как он покинул Анджиро.

«А не в нем ли лежат бумаги англичанина?» – спросил он себя опять.

Он взвесил пакет и поглядел на печати иезуита, очень желая сломать их и посмотреть самому. Блэксорн сказал ему, что голландская эскадра прошла через пролив Магеллана и еще немного. «Англичане задают массу вопросов и не охотники отвечать, – подумал Родригес. – Он проницателен, умен и опасен».

«Это его бумаги или нет? Если это они, зачем они святым отцам?»

Он пожал плечами, думая об иезуитах, францисканцах и остальных монахах, священниках и инквизиции. «Есть хорошие священники и плохие священники, и в основном среди них плохие, но они все же священники. Церковь должна иметь священников, и без них, если бы они не вступались за нас, мы заблудшие овцы в сатанинском мире. О Мадонна, защити меня от всех дьяволов и плохих священников!»

Родригес был в своей каюте с Блэксорном в Анджирской гавани, когда дверь открылась и без приглашения вошел отец Себастио. Он кинул взгляд на остатки пищи.

– Ты преломляешь хлеб с еретиком? – спросил священник. – Есть с ними опасно. Они все заразные. Он сказал тебе, что он пират?

– Христианин должен быть великодушен со своими врагами, отец. Когда я был в их руках, они были благородны со мной. Я только возвращаю им их милосердие. – Он стал на колени и поцеловал крест священника. После этого встал и, предлагая вино, сказал: – Как я могу помочь вам?

– Я хочу попасть в Осаку. Вашим кораблем.

– Я пойду и сразу спрошу их. – Он ушел спросить капитана, и просьба постепенно дошла до Тода Хиро-Мацу, который ответил, что Торанага ничего не говорил о доставке иностранного священника из Анджиро, поэтому он сожалеет, что не может взять его на борт.

Отец Себастио хотел поговорить с Родригесом наедине, поэтому он выслал англичанина на палубу и потом, в тишине каюты, вынул запечатанный пакет.

– Мне хотелось бы, чтобы вы передали этот пакет отцу-инспектору.

– Я не знаю, будет ли еще его преосвященство в Осаке, когда я попаду туда, – Родригесу не хотелось быть носителем иезуитских секретов. – Я, может быть, вернусь обратно в Нагасаки. Мой адмирал может оставить для меня приказы.

– Тогда отдайте его отцу Алвито. Необходимо быть абсолютно уверенным, что вы отдадите это только в его руки.

– Непременно, – пообещал Родригес.

– Когда вы в последний раз были на исповеди, сын мой?

– В воскресенье, отец.

– Вам не хотелось бы исповедаться мне сейчас?

– Да, благодарю вас, – Он был благодарен священнику, что тот спросил его об этом, так как жизнь на море опасна, и впоследствии он будет, как всегда, чувствовать себя намного лучше.

Теперь, в каюте, Родригес положил пакет обратно, чувствуя большое искушение. «Почему отец Алвито? Отец Мартин Алвито был главный торговец и личный переводчик Тайко в течение многих лет, и следовательно, близок к большинству влиятельных дайме. Он курсировал между Нагасаки и Осакой и был одним из немногих людей и единственным из европейцев, кто имел доступ к Тайко в любое время, – очень умный человек, который в совершенстве говорил по-японски и больше знал о них и их образе жизни, чем любой другой человек в Азии. Сейчас он был самым влиятельным португальским посредником Совета регентов, и Ишиды и Торанаги в частности.

Довериться иезуитам, чтобы получить одного из их людей, – подумал Родригес со страхом, – Конечно, если бы не общество иезуитов, поток ереси никогда бы не прекратился, португальцы и испанцы могли бы стать протестантами, и мы навсегда потеряли бы свои бессмертные души. Мадонна!»

«Почему ты все время думаешь о священниках? – вслух спросил себя Родригес. – Ты знаешь, это же нервирует тебя! Даже если так, то почему отец Алвито? Если в пакете лежат корабельные журналы, значит ли это, что пакет предназначен для одного из христианских дайме, или Ишиде, Торанаге, или просто его преосвященству самому отцу-ревизору? Или для моего адмирала? Или их отправят в Рим для передачи испанцам? Почему отец Алвито? Отец Себастио легко мог отдать это любому другому иезуиту.

И зачем Торанаге нужен англичанин?

В глубине души я знаю, что мне нужно бы убить Блэксорна. Он враг, он еретик. Но есть и еще кое-что. Я чуствую, что этот англичанин опасен нам всем. Почему я так думаю? Он кормчий – и великий кормчий. Сильный. Умный. Хороший человек. Здесь не о чем беспокоиться. Так почему же я боюсь? Он дьявол? Он мне очень нравится, но я чувствую, что мне следует быстро его убить, и чем скорее, тем лучше. Дело не в гневе. Просто защитить других. Зачем?

Я боюсь его.

Что же мне делать? Оставить все на волю Бога? Идет шторм, и это будет сильный шторм.

Боже, покарай меня и мою глупость! Почему я не знаю, что лучше сделать?»

Шторм пришел до захода солнца и застал их в море. Земля была в десяти милях. Бухта, куда они так стремились, была хорошо укрыта и далеко впереди, когда они рассматривали горизонт. Там не было отмелей или рифов, которые надо было бы преодолевать, чтобы оказаться в безопасности, но десять миль были десять миль, и волны росли все быстрее, вздымаемые ветром с дождем.

Шторм шел с северо-востока, как обычно, с правого борта, и часто менял направление, шквалы менялись на восточные и северные, без системы, волны были зловещими. Курс галеры лежал на северо-запад, так что они шли правым бортом к волне, сильно качаясь, то попадая в яму, то с ужасным ощущением вылетая на гребень. Галера была судном с мелкой осадкой, построенным для больших скоростей в спокойных водах, и хотя гребцы были мужественны и дисциплинированны, им было трудно удерживать весла в воде и грести с полной отдачей.

– Надо поднять весла и плыть по ветру, – прокричал Блэксорн.

– Может быть, но не сейчас. Где твои конджоне, англичанин?

– Там, где им следует быть, ей-Богу, и где я хочу, чтобы они оставались.

Оба понимали, что если бы они повернули на ветер, они никогда бы не выплыли против него, так как прилив и ветер относят их от укрытия и выносят в море. А если бы они плыли по ветру, прибой и ветер тоже относили бы их от убежища дальше в море, как и в первом случае, но только быстрее. На юге были большие глубины. На юге не было земли на тысячи миль, а если вы неудачник, то и на тысячу лиг.

Они были привязаны к нактоузу спасательными веревками, и это было очень хорошо, потому что палуба качалась с кормы на нос и с боку на бок. Они висели также и на планширах, как бы сидя верхом.

Все-таки вода в корабль не попадала. Он был сильно нагружен и шел, сидя в воде гораздо глубже, чем когда-либо. Родригес подготовился соответствующим образом в часы ожидания. Все было задраено, люди предупреждены. Хиро-Мацу и Ябу сказали, что они некоторое время побудут внизу, а потом придут на палубу. Родригес пожал плечами и ясно сказал им, что это будет очень опасно. Он был уверен, что они не поняли.

– Что они будут делать? – спросил Блэксорн.

– Кто знает, англичанин? Но они не будут вопить от страха, в этом ты можешь быть уверен.

В кокпите главной палубы с усилием трудились гребцы. Обычно на каждом весле было по два гребца, но Родригес приказал поставить троих, чтобы увеличить усилие, безопасность и скорость. Остальные ждали в трюме, чтобы сменить гребцов, когда он отдаст приказ. На фордеке следил за греблей старший над гребцами, его отбивание такта было медленным, в соответствии с ритмом волн. Галера все еще двигалась вперед, хотя каждый раз качка казалась все более сильной и возвращение в горизонтальное положение все более медленным. Потом шквалы стали более неравномерными и сбили старшину гребцов с ритма.

– Смотреть вперед! – Блэксорн и Родригес прокричали это в одно и то же мгновение. Галера сильно накренилась, двадцать весел ударились о воздух вместо волн, и на борту начался хаос. Ударила первая сильная волна, и орудийный планшир был смыт. Они стали спотыкаться.

– Идем вперед, – приказал Родригес. – Пусть они уберут половину весел с каждой стороны. Мадонна, быстрее, быстрее!

Блэксорн знал, что без спасательных линий он легко мог быть смыт за борт. Но весла необходимо было положить на палубе, иначе бы они были потеряны.

Он развязал узел и устремился по вздымающейся грязной палубе, потом вниз по коротким мосткам на главную палубу. Галера резко отклонилась от курса, и его пронесло вниз, ноги его отпихивали гребцы, которые также развязали свои спасательные веревки и пытались выполнить приказ и положить весла. Планшир был под водой, и одного моряка несло за борт. Блэксорн понял, что его тоже несет. Он ухватился рукой за планшир, почувствовал, как растягивается сухожилие, но держался, потом другой рукой уцепился за поручень и, оглушенный, подтянулся обратно. Ноги почувствовали палубу, и он встряхнулся, благодаря Бога, и подумал, что ушла его седьмая жизнь. Альбан Карадок всегда говорил, что хороший кормчий похож на кошку, за исключением того, что кормчий живет по крайней мере десять жизней, в то время как кошка удовлетворяется девятью.

Моряк был у его ног, и он вытащил его из объятий моря, держал его, пока тот не оказался в безопасности, потом помог ему занять его место. Он обернулся назад, на ют, чтобы обругать Родригеса, который выпустил штурвал из рук. Родригес махнул, показал рукой и что-то прокричал, но крик был поглощен шквалом. Блэксорн заметил, что их курс изменился. Теперь они шли почти против ветра, и он знал, что это отклонение было намеренным. «Мудро, – подумал он. – Это даст нам время для того, чтобы организоваться по-другому, но этот негодяй мог бы предупредить меня. Мне не нравится без необходимости терять людей».

Он махнул рукой в ответ и бросился на перераспределение гребцов.

Вся гребля прекратилась, за исключением двух весел впереди, которые держали их строго против ветра. Знаками и воплями Блэксорн заставил всех поднять весла в лодку, удвоил число гребущих и опять перешел на корму. Люди держались стойко, и хотя некоторые из них очень ослабли, они оставались на местах и ждали приказов.

Бухта была близко, но все еще казалась на расстоянии в миллион лиг. На северо-востоке небо было темным. Дождь хлестал, порывы ветра усилились. На «Эразмусе» Блэксорн не имел бы оснований для беспокойства. Они легко добрались бы до гавани и могли бы спокойно повернуть на нужный курс. Его корабль был построен и укреплен для любой бури. А эта галера нет.

– Что ты думаешь делать, англичанин?

– Ты будешь делать что захочешь, что бы я ни думал, – прокричал он против ветра. – Но корабль не выдержит, и мы пойдем ко дну как камень, а в следующий раз, когда я пойду вперед, скажи мне, если ты соберешься поставить корабль против ветра. Лучше спокойно поставь корабль по ветру, пока я не привяжусь, и тогда мы оба доберемся до порта.

– Это была рука Бога, англичанин. Волны бросили корму задом наперед.

– Это чуть не отправило меня за борт.

– Я видел.

Блэксорн измерил их дрейф.

– Если мы останемся на этом курсе, мы никогда не вернемся в бухту. Мы пройдем в миле или более от мыса.

– Я хочу остаться на курсе против ветра. Потом, когда подойдет нужный момент, мы попытаемся добраться до берега. Ты умеешь плавать?

– Да.

– Хорошо. А я никогда не учился. Слишком опасно. Лучше утонуть быстро, чем медленно, да? – Родригес непроизвольно поежился. – Святая Мадонна, защити меня от водной могилы! Этот сучий потрох, проститутка, наш корабль, собирается попасть в гавань сегодня вечером. Ты тоже. Мой нос говорит, если мы повернем и поднажмем, то будем сбиваться с курса. Мы к тому же слишком перегружены.

– Нужно облегчить корабль. Сбрось груз за борт.

– Князь Лизоблюд никогда не согласится. Он должен прибыть с грузом или вообще не приплывать.

– Спроси его.

– Мадонна, разве ты глухой? Я же тебе сказал! Я знаю, что он не согласится, – Родригес подошел поближе к рулевому и проверил, понял ли тот, что нужно держать точно против ветра.

– Следи за ними, англичанин. Ты должен вести судно. – Он развязал свой страховочный линь и спустился по трапу, уверенно ступая. Гребцы внимательно следили за ним, пока он шел к капитану-сан на палубу полуюта, чтобы объяснить ему знаками и словами план, который он наметил. Хиро-Мацу и Ябу поднялись на палубу. Капитан-сан объяснил этот план им. Оба они были бледны, но спокойны, их не тошнило. Они посмотрели сквозь дождь в сторону берега, пожали плечами и спустились обратно вниз.

Блэксорн смотрел на вход в порт. Он знал, что план опасен. Они должны были ждать, пока не пройдут точно за ближайший мыс, потом им нужно уйти от ветра, повернуть к северу и бороться за свои жизни. Парус им не поможет. Они должны рассчитывать только на свои силы. Южная сторона бухты была вся в камнях и рифах. Если они ошибутся во времени, то потерпят аварию и будут выброшены на берег.

– Англичанин, иди вперед! Родригес поманил его к себе. Он прошел вперед.

– А что ты думаешь, если поставить парус? – прокричал Родригес.

– Нет. Это больше повредит, чем поможет.

– Тогда оставайся здесь. Если капитан не справится с барабаном или мы его лишимся, ты займешь его место, хорошо?

– Я никогда не плавал на таких кораблях – я никогда не командовал гребцами. Но я попытаюсь.

Родригес посмотрел в сторону земли. Мыс появлялся и исчезал в пелене дождя. Скоро он сможет попытаться. Волны становились все больше, и на гребнях уже появились срывающиеся с них буруны. Течение между мысами казалось дьявольски быстрым. «Проход здесь не получится», – подумал он и решился.

– Иди на корму, англичанин. Возьми штурвал. Когда я посигналю, иди на восток-северо-восток к этой точке. Ты видишь ее?

– Да.

– Не мешкай и держи этот курс. Внимательно следи за мной. Этот знак обозначает круто на левый борт, этот – круто на правый, а этот – так держать.

– Очень хорошо.

– Поклянись Святой Девой, что ты будешь ждать моих приказов и будешь их выполнять?

– Ты хочешь, чтобы я взял штурвал, или нет?

Родригес знал, что он в западне.

– Я должен доверять тебе, англичанин, а мне не хочется доверять тебе. Иди на корму, – сказал он. Он увидел, что Блэксорн понял, что у него на уме, и ушел. Потом он передумал и позвал его: – Эй ты, надменный пират! Иди с Богом!

Блэксорн повернулся назад и с благодарностью произнес:

– Ты тоже, испанец!

– Ссать я хотел на всех испанцев, и да здравствует Португалия!

– Так держать!

Они пришли в гавань, но без Родригеса. Его смыло за борт, когда порвался страховочный линь.

Корабль был близок к спасению, когда с севера налетела огромная волна, и хотя до этого начерпали много воды и уже потеряли японского капитана, сейчас их захлестнуло и отбросило к скалистому берегу.

Блэксорн видел, как унесло Родригеса, как он задыхался и боролся со вспененным морем. Шторм и прилив отнесли корабль далеко в южную часть бухты, почти на скалы, и все на борту знали, что корабль погиб.

Как только Родригеса смыло, Блэксорн бросил ему деревянный спасательный круг. Португалец бросился к нему, молотя руками по воде, но тот был недосягаем. Сломанное весло ткнулось в Родригеса, и он вцепился в него. Хлынул такой сильный дождь, что последнее, что видел Блэксорн, – это как рука Родригеса сжимала сломанное весло и точно над ними прибой, бьющий об изрезанный берег. Он мог нырнуть с борта, и плыть к нему, и спасти, может быть, было время, но его первой обязанностью было быть с кораблем, и последней его обязанностью было быть с кораблем, а корабль был в опасности.

Поэтому он повернулся спиной к Родригесу.

Волна смыла нескольких гребцов, другие пытались занять их места за веслами. Один из матросов смело отвязал свой страховочный линь. Он прыгнул на палубу полуюта, привязался и возобновил барабанную дробь. Старший запел, задавая ритм, гребцы пытались установить порядок в гребле среди этого хаоса.

– Исоги! – закричал Блэксорн, вспомнив слово. Он всем весом навалился на штурвал, ставя нос против ветра, потом подошел к поручням и, пытаясь ободрить команду, начал отсчитывать: – Раз-два, раз-два. Ну, вы, мерзавцы, давай!

Галера была на камнях, по крайней мере камни были точно за кормой, с левого борта и с правого борта. Весла опускались и толкали галеру, но она пока еще не двигалась, ветер и прилив сопротивлялись, заметно оттаскивая ее назад.

– Ну, давай, мерзавцы! – снова прокричал Блэксорн, – его руки отбивали ритм.

Сначала они сопротивлялись морю, потом победили его. Корабль сдвинулся со скал. Блэксорн держал курс на подветренный берег. Скоро они были в более спокойном месте. Ветер тут был еще силен, но преодолим. Здесь еще свирепствовала буря, но они уже были не в море.

– Отдать правый якорь!

Никто не понял его слов, но все моряки знали, что нужно делать. Они бросились выполнять его приказание. Якорь с плеском погрузился в воду. Он дал кораблю немного пройти, чтобы проверить, тверд ли морской грунт, моряки и гребцы поняли его маневр.

– Отдать левый якорь!

Когда корабль оказался в безопасности, он оглянулся на корму.

Резко очерченная береговая линия была едва видна сквозь дождь. Он оглядел море и прикинул свои возможности.

«Португальский журнал внизу, полузатопленный. Я могу довести судно до Осаки. Я могу привести его обратно в Анджиро. Но будут ли они правы, не выполняя моих приказаний? Я не ослушался Родригеса. Я был на юте. Один».

– Правь на юг, – прокричал Родригес, когда ветер и прилив несли их в опасной близости к скалам. – Поворачивай и иди по ветру!

– Нет! – прокричал Блэксорн в ответ, веря, что их единственный шанс – попытаться попасть в гавань и что в открытом море они будут залиты водой. – Мы можем пройти туда!

– Разрази тебя Господь. Ты убьешь всех нас!

«Но я никого не убил, – подумал Блэксорн. – Родригес, ты знал и я знал, что это была моя обязанность решать – если бы там было время решать. Я был прав. Корабль спасен. Остальное не имеет значения».

Он поманил к себе моряка, который бросился с полуюта. Оба рулевых были ранены, их руки и ноги были почти вырваны из суставов. Гребцы были подобны трупам, беспомощно упавшим на свои весла. Другие с трудом поднимались снизу на палубу, чтобы помочь им. Хиро-Мацу и Ябу, оба сильно пострадавшие, были выведены на палубу, но, ступив на нее, оба дайме сразу стали прямо.

– Хай, Анджин-сан? – спросил моряк. Он был среднего возраста, с крепкими белыми зубами и широким обветренным лицом. Свежий синяк красовался у него на щеке в том месте, где волна ударила его о планшир.

– Ты вел себя очень хорошо, – сказал Блэксорн, не заботясь о том, что его слова не будут поняты. Он знал, что его тон говорит сам за себя, так же как и его улыбка. – Да, очень хорошо. Ты теперь капитан-сан. Вакаримас? Ты! Капитан-сан!

Человек уставился на него с открытым ртом, потом поклонился, чтобы скрыть удивление и радость.

– Вакаримас, Анджин-сан. Хай. Аригато годзиемашита.

– Слушай, капитан-сан, – сказал Блэксорн. – Дай морякам поесть и выпить. Горячей пищи. Мы останемся здесь на ночь. – Знаками Блэксорн добился, чтобы тот понял.

«Хотел бы я говорить на вашем варварском языке, – подумал он с удовольствием. – Тогда я мог бы поблагодарить тебя, Анджин-сан, за спасение корабля и вместе с кораблем жизни нашего господина Хиро-Мацу. Ваше могущество дает нам всем новые силы. Без вашего искусства мы бы погибли. Ты, может быть, и пират, но ты великий моряк, и пока ты кормчий, я буду слушаться тебя во всем. Я недостоин быть капитаном, но я попытаюсь заслужить твое доверие».

– Что ты хочешь, чтобы я делал дальше? – спросил он. Блэксорн огляделся по сторонам. Морского дна не было видно. Он мысленно взял пеленги и, когда убедился, что якоря держат и море неопасно, сказал:

– Спусти ялик. И возьми хорошего рулевого. Опять словами и знаками Блэксорн добился, чтобы его поняли.

Ялик был спущен и подготовлен мгновенно. Блэксорн подошел к планширу и собирался спуститься с борта в шлюпку, но хриплый голос остановил его. Он огляделся. Там стоял Хиро-Мацу, сбоку от него Ябу. У старика были сильно ушиблены шея и плечи, но он все равно держал свой длинный меч. У Ябу текла кровь из носа, лицо было ушиблено, кимоно в пятнах крови, и он пытался остановить кровотечение небольшим лоскутом. Оба были бесстрастны, казались нечувствительными к своим травмам и холодному ветру. Блэксорн вежливо поклонился:

– Хай, Тода-сама?

Снова раздалась хриплая речь, старик указал на ялик своим мечом и покачал головой.

– Там Родригес-сан! – ответил Блэксорн, показав на южный берег. – Я поеду искать!

– Ие! – Хиро-Мацу опять покачал головой и долго говорил, очевидно, отказывая ему в разрешении из-за опасности.

– Я кормчий этого сучьего корабля, и если я хочу на берег, то я еду на берег, – Блэксорн продолжал говорить очень вежливо, но твердо, и было очевидно, что он имеет в виду. – Я знаю, что ялик не продержится на такой волне! Хай! Но я собираюсь попасть на берег – вон туда. Тода Хиро-Мацу, вы видите это место? К той маленькой скале. Потом я собираюсь обойти вокруг полуострова. Я не тороплюсь умереть, и мне некуда теперь бежать. Я хочу найти тело Родригес-сана. – Он поднял ногу над бортом. Меч немного выдвинулся из ножен. Поэтому он тут же замер. Но его взгляд был прежним, лицо спокойно.

Хиро-Мацу стоял перед дилеммой. Он мог понять, что пират хочет найти тело Родригеса, но плыть было опасно, опасно было даже идти пешком, а господин Торанага велел привезти чужеземца в целости и сохранности, что он и собирался сделать. Но было столь же ясно, что собирался сделать этот человек.

Он видел его в разные периоды шторма, стоящего посреди кренящейся палубы как дьявольский дух моря, бесстрашного, и мрачно думал, что лучше встретиться с этим чужеземцем и всеми чужеземцами, подобными ему, на земле, где можно иметь с ними дело на равных. На море они не в нашей власти.

Он мог видеть, что пират терял терпение. «Как они невежливы, – сказал он себе. – Даже при этом мне следует поблагодарить тебя. Все говорят, он один привел судно в гавань, что Родригес растерялся и повел нас от земли, и мы бы наверняка утонули, и тогда бы я провинился перед моим господином. О, Будда, защити меня от этого!»

Все его суставы болели, геморрой воспалился. Он был измучен попыткой стоически держаться перед своими людьми, Ябу, командой, даже этим чужеземцем. «О, Будда, я так устал. Я хочу, чтобы я мог лечь в ванну, и отмокать, и отмокать, и иметь один день на отдых от боли. Только один день. Оставь свои глупые женские мысли! Ты все время испытываешь боль. Вот уже почти шестьдесят лет. Что такое боль для мужчины? Привилегия! Скрывать боль – показатель мужества. Спасибо Будде, ты пока еще жив, чтобы защитить своего господина, хотя уже мог быть мертвым сто раз. Я должен благодарить Будду. Но я ненавижу море. Я ненавижу холод. И я ненавижу боль».

– Стой где стоишь, Анджин-сан, – сказал он, показывая для ясности своим мечом, мрачно наслаждаясь ледяной голубизной огня в глазах этого человека.

Когда он убедился, что кормчий его понял, он глянул на матроса.

– Где мы? Это чье владение?

– Я не знаю, сэр. Я думаю, мы где-то в провинции Изу. Мы могли бы послать кого-нибудь на берег в ближайшую деревню.

– Ты можешь провести нас в Осаку?

– При условии, что мы будем плыть близко к берегу, господин, медленно и с большой осторожностью. Я не знаю этих вод и не могу гарантировать вашу безопасность. У меня нет нужных знаний, и на борту нет никого, кто бы их имел, господин. За исключением этого чужеземца. Если бы это зависело от меня, я бы посоветовал вам спуститься на берег. Мы могли бы достать для вас лошадей или паланкин.

Хиро-Мацу раздраженно покачал головой. Сойти на берег для него было неприемлемо. Это заняло бы слишком много времени – путь шел через горы, а дорог было мало, и следовало идти через многие территории, контролируемые сторонниками Ишидо, врага. Кроме этой опасности, там было много бандитских групп, которые занимали перевалы. Это означало, что он должен был бы взять всех своих людей. Конечно, он мог бы с боями пройти весь этот путь через территории, занятые бандами, но он никогда бы не смог пробиться, если бы Ишидо или его союзники решили блокировать его. Все это задержало бы его, а у него был приказ доставить груз, чужеземцев и Ябу быстро и безопасным способом.

– Если мы пойдем берегом, сколько это займет времени?

– Я не знаю, господин. Четыре или пять дней, может быть, и больше. Я не уверен в себе, я не капитан, так что прошу прощения.

«Это значит, – подумал Хиро-Мацу, – что я должен сотрудничать с этим чужеземцем. Чтобы не дать ему сойти на берег, я должен был бы связать его. И кто знает, будет ли он сотрудничать, если его связать?»

– Сколько времени мы должны оставаться здесь?

– Кормчий сказал, до утра.

– Шторм к тому времени кончится?

– Наверное, господин, но этого никто и никогда не знает. Хиро-Мацу посмотрел на гористый берег, потом на штурмана, колеблясь.

– Могу я высказать предположение, Хиро-Мацу-сан? – спросил Ябу.

– Да, да. Конечно, – сказал тот раздраженно.

– Как мы видим, для того, чтобы попасть в Осаку, нам нужна помощь пирата, так почему бы не отпустить его на берег, но послать с ним человека, чтобы защитить его, и приказать им вернуться до темноты. Что касается пути по суши, я согласен, что это было бы слишком опасно для вас – я бы никогда себе не простил, если бы что-нибудь случилось с вами. Как только шторм кончится, вам будет безопаснее плыть на корабле, и вы окажетесь в Осаке намного быстрее, не так ли? Наверняка к завтрашнему вечеру.

Хиро-Мацу неохотно кивнул.

– Очень хорошо. – Он подозвал самурая. – Такаташи-сан! Возьми шесть человек и отправляйся со штурманом. Привези обратно тело португальца, если вы его найдете. Но если пострадает хоть одна ресница этого чужеземца, ты и твои люди немедленно совершат сеппуку.

– Да, господин.

– Пошли двух человек в ближайшую деревню и узнай точно, где мы и на чьих землях.

– Да, господин.

– С вашего позволения, Хиро-Мацу-сан, я поведу на берег этот отряд, – сказал Ябу. – Если мы прибудем в Осаку без пирата, я буду так опозорен, что буду вынужден покончить с собой. Мне хотелось бы удостоиться чести выполнять ваши приказы.

Хиро-Мацу кивнул, внутренне удивленный, что Ябу сам сунулся в такое опасное дело. Он спустился в трюм.

Когда Блэксорн понял, что Ябу собирается с ним на берег, сердце его забилось чаще. «Я никогда не забуду Пьетерсуна, или мою команду, или этот погреб – ни крики, ни Оми, ничего из этого. Опасайся за свою жизнь, негодяй».