"Снежные кресты" - читать интересную книгу автора (Абазин Олег)

Первая глава

Мать его в то злополучное воскресное утро отправилась по магазинам, а Олега, несколькими минутами позже, мгновенно пробудил безумный вопль припёршегося со своей ночной смены и как всегда вдрызг пьяного отчима, который по дороге домой где-то в грязной луже нашёл чей-то школьный дневник и, долго-долго перелистывая его, отыскал-таки в нём одну единственную двойку…

"Я тебе устрою воскресенье!! - орал он так, что аж в соседних домах некоторые попросыпались. Двойка!!! ДВОЙ… А ну, где мой ремень!!" Орал отчим ещё только в прихожей, медленно-медленно, всеми силами стараясь не потерять равновесие, он направлялся в сторону спальни. Этого времени Олежке оказалось вполне достаточно, чтоб со скоростью звука одеться и вылететь в окно… Благо, что они жили на первом этаже.

Он знал куда ехать, пока отчим его окончательно не протрезвеет. Он там давно не был. И… настало наконец-то время ему там побывать…

Едва только он успел закончить выцарапывать своё КРЕСТЫ, как объявили его остановку, и он вышел из вагона.

Вообще, то место, куда так устремился Олег, выглядело в виде пятиэтажного "хрущёвого" здания; располагалось оно в считанных шагах от железнодорожной станции. В каком-то мрачном одиночестве возвышалось оно над небольшой россыпью частных домишек и бескрайнего лесного массива, в глубине которого пряталось небольшое кладбище… Всё это Олег лицезрел с высокого косогора железнодорожной насыпи. Две или три секунды и ноги сами понесли его опустошённое незавтракавшее тело вниз по тропинке, навстречу к блочной пятиэтажке. Примерно с такой же скоростью Олег взлетел по лестнице на второй этаж и… замер от неожиданности… Перед ним находилась дверь квартиры 18, за которой жили его две двоюродные, весёлые сёстры; его дядя с тётей (по отцовской линии) не уступали своим девятилетним дочерям в сфере жизнерадостности. Когда Олег приезжал к ним в гости, он как в какой-то волшебный храм попадал - он нигде не чувствовал себя лучше чем у Баклажанов (как они с матерью величали их фамилию Баклажановы; в отличие от нудного отчима, который - все это прекрасно чувствовали - в душе ненавидел этих "шутов баклажановых" и при желании разорвал бы эту хренову четвёрку на куски).

Но в этот последний день, после которого Олег больше никогда не увидит эту неутомимую четвёрку жизнелюбов - в день, когда, вбежав на второй этаж и, замерев от неожиданности перед дверью Баклажанов - пред взором Олега и предстало это кошмарное предзнаменование…

На двери 18 мелом был выведен крест в виде распятия, однако Олегу такой крест больше встречался на кладбищах из зарубежных видеофильмов про оживающих мертвецов… Но не он поразил так Олега, а… КРЕСТЫ… То же самое слово, что он наобум выцарапал в вагоне минуты четыре назад, было выведено мелом и выведено ни один раз - оно просто-таки усеяло всю дерматиновую обивку… Но пока эти КРЕСТЫ не мешали Олегу нажать на кнопку звонка и дождаться, пока за дверью не зашлёпают шаги и не щёлкнет дверной замок.

– О! - возликовал глава семейства, Александр Иннокентьевич Баклажанов, - а вот и Олега приехал! Ну, заходь, дорогой гость! Как… - но прервало его выражение лица этого дорогого гостя; гость этот никак не мог оторвать взгляд от уделанной белым мелом двери.

– Вера, Катя, Марина! - позвал он жену и двух своих близняшек таким голосом, будто дверь была не в мелу, когда он перевёл взгляд от выражения лица своего племянника на КРЕСТЫ, а в каких-то инопланетных существах…

Трое тут же подбежали.

– Олег приехал… - подала было восторженный голос Марина, но…

– Помолчи, пожалуйста! - как можно мягче попросил отец дочь.

– Нас подкалывают! - догадалась тут же его жена Вероника. - Не придавай этому особого значения.

– Я не верю в то, что это опять прикол, - отреагировал Александр на интуицию жены. - Всё может происходить и на самом деле. Не забывай про светлые и тёмные стороны: они не могут существовать друг без друга.

Марина и Катя стояли как заворожённые, глядя в основном на родителей, нежели на КРЕСТЫ…

"Что с ними происходит?! - Олег никогда не видел их такими… он никогда не видел Катю и Марину перепуганными; все они словно воды напились и только у двери перед КРЕСТАМИ поняли, что вода отравлена. - Что с ними, чёрт возьми, происходит?!"

– Но ведь может быть и наоборот, - настаивала на своём Вера, - как ты считаешь? - И они долго - секунд 8-9 - смотрели друг на друга, затем… оба их взгляда медленно начали передвигаться в сторону Олега… И они заулыбались… Благо, что Олег не напряг внимание и не пригляделся к этим (…) улыбкам… Если б он пригляделся, он заорал бы сильнее психопата, просыпающегося после очередного кошмарного сна. И, возможно, он не стал бы дожидаться электрички, а побежал бы домой пешком… Но он решил, что это обыкновенные улыбки радушия и… и любви. Возможно, ему это даже нравилось, как дядя и тётя смотрели на него и улыбались (почему он не перевёл взгляд на Катю с Мариной?..), и он заулыбался сам.

– Привет, Олег, - поздоровалась с ним и Вероника. - Заходи.

И Олег вошёл… И дверь за ним захлопнулась.

– А у нас вчера снег шёл! - удивила двоюродного брата Катя.

– Снег?! - отреагировал он соответствующим образом. - Летом, снег?!!

– Катенька, заткнись, пожалуйста, - попросила её мама очень сдержанно.

Все - Олег, Марина, Александр - тут же уставились на Веронику: Александр - как на неуместную; Марина в основном уставилась на сестру, мол "чё ты городишь, дура!"; Олег же опять-таки ничего не понял…

– Катя у нас большая шутница, - постаралась Вера объяснить ситуацию. - Но вряд ли у неё удачно получилось это проделать.

– А я сёдня не выспался не фига, - решил Олег развеселить их всех - рассказать что-нибудь такое, чтоб все засмеялись. - Ни свет ни заря, припирается батя (хоть отчим и не усыновил Олега, зато выработал в нём хорошую привычку, называть себя отцом, батей, папашей и т. п.) где-то в пять утра и орёт как будто в жопу ему соли насыпали. Наверное, он сам купил дневник и заполнил его с бодуна двойками - иногда у него крыша напрочь заползает! - чтоб, пока мать по магазинам, повод найти; чтоб было с чем наехать на меня. Он же кроме двоек никаких других оценок не знает. Он, наверно, если и умеет считать, то только до двух.

Насмешить публику Олегу неплохо удалось; ни один раз они под всеобщий хохот обсуждали пьяные (и не очень пьяные) выходки отчима, это - можно сказать - была одна из наилюбимейших тем их весёлого общения, если судить по тому, что настоящего главы семейства не стало ещё до рождения Олега, и его место сею же секунду занял симпатичный (да, в те годы он наверное был самим совершенством, пока протеины не сменил на пиво и не отрастил себе небольшое брюшко) атлет и мастер спорта, по имени Андрей Фраеренко.

– Да, здорово он у тебя надирается! - поддержал его Александр, почувствовав, что обстановка разрядилась. - Тебе надо его приколоть: намазать горлышко двухлитровой бутылки - только чтоб незаметно было - "моментом", и, пока он выдует её всю, я думаю оно успеет приклеиться. - Смех поднялся пуще прежнего, пока Александр помогал Олегу поднять настроение. - Вот видуха у твоего папаши будет, как будто его в снегу вываляли!

Все хохотали, даже не принимая ни в малейшее внимание это неуместное сравнение, "…как будто его в снегу вываляли…".

Когда все вдоволь насмеялись, вспомнив ещё несколько смешных случаев из пьяной жизни Андрея Фраеренко, Олег отправился в комнату Кати и Марины; у них он мог посмотреть видеомагнитофон и послушать "Сектор газа" (на удивление, Александр с Вероникой не выражали равнодушия к этой рок-группе), у себя же дома он мог послушать только радио и… посмотреть телевизор… у соседей.

– Катёк, - неожиданно обратился к сестре Олег, - а чё ты там про снег говорила? - В это время они втроём смотрели лазерную копию "Кабельщика", и Олег даже сам удивился, с чего это его именно в это время угораздило вспомнить о "неудачной шутке" (как выразилась её мама) Катерины, под названием "А у нас вчера снег шёл!"

– Когда говорила? - выпучила та на него непонимающие глаза.

– Ну когда я пришёл, - напоминал он, - когда в дверь позвонил, а вы ещё так выставились на всю её исписанную мелом, как на привидения. Что, не помнишь?…

Катя тут же посмотрела на Марину, дескать "что делать?"; Марина же сохраняла такое выражение лица, по которому можно было бы прочитать: "тебе задали вопрос, ты и отвечай, раз такая дура. Надо было раньше думать!"

– Ааа, - вспомнила она, - тогда… Я просто пошутила. - Первое, что взбрело ей в голову.

– Она просто хотела, чтоб кто-нибудь засмеялся, - сказала Марина, - но у неё ни хрена не получилось. У неё это бывает.

– Да ты на себя посмотри! - проявила реакцию Катя. - Забыла как вчера снега нажралась? Забыла кто такие… - Но она не договорила; её остановил взгляд сестры (отличить которую можно было не только по складу ума, а по голосу) с яркой надписью на нём: "Ты, придурошная!, совсем крыша поехала?!". Её словно за одно место какая-то ненормальная крыса укусила так больно, что Катя даже вскрикнуть не смогла.

– Давайте лучше фильм смотреть, - изрекла Марина, пока от Олега не посыпалась бесконечная куча вопросов.

– О! - вспомнила Марина через две секунды. - Олега, сиди тут, смотри фильм, а ты, - зловеще взглянула она на сестру, - пойдём со мной.

А Олег и так от фильма не оторвался бы, даже если б они позвали его с собой; остросюжетный "Кабельщик" с его любимым Джимом Керри увлёк его сильнее… (сильнее липкого, навязчивого снега, что так здорово увлёк Баклажанов)…сильнее всех. И он не моргнул ни разу, пока Марина внедряла в коридоре своей тупорылой Кате, чтоб та не вякала, пока она не налепила ей самой снегом весь рот.

– Девочки, что это вы разгорлопанились друг на друга? - вышла на голоса дочерей мать. - Я думаю, вам не стоит быть сейчас мишенью.

Те обе уставились на неё, как будто только что поняли, что поменялись головами с лягушками.

– Что ты говоришь, мама? - переспросила первой её Катя.

– Нужно не принимать сейчас удар на себя, - объясняла она им так, будто её кто-то подслушивает, и объясняя смотрела на Марину, поскольку видела, что её первая дочь (Марину она всегда считала первой, Катю - второй; иногда - нулевой) в отличие от второй кое-что начинает соображать - не понимать то, что пытается втолковать им обоим мама, а понимать, почему всё должно делаться так, как советует она им.

– Всё правильно, мама, - соглашается Марина с ней, - чтоб отвести удар в сторону, нужно не принимать его на себя; не быть мишенью. - И повернулась в сторону Кати. - До тебя доходит?

– Раньше чем до тебя! - солгала она ей в ответ. На самом деле дошло до неё только что - за пол секунды перед тем как Марина полюбопытствовала у неё об этом. - Я вам сразу хотела объяснить всё, если б эта… девочка, - косо она на сестрёнку, - не выволокла меня сюда, разъяснять свою фигню.

– Девочки, не ругайтесь, - сказала им мама. - Идите лучше кино смотреть. Всё пойдёт само собой. Всё пойдёт так, как хочет того Вселенная. Мы не в праве спорить с ней.

– Да, мамочка, - поддакивала ей Катя, - с Вселенной не поспоришь.

Девочки отправились к себе в комнату, когда мама напомнила им. - И не забывайте об уходах, дети. Чтоб выиграть бой, достаточно лишь уклониться от него - уйти в сторону.

– Точно, мама! - подхватила Марина. - Быть побеждённым, это ещё не значит - чувствовать себя побеждённым, ибо победителей не существует: первый вечно не будет первым, как и последним. Так-то: везде движение.

– Да, большое ДВИЖЕНИЕ, - проговорила Вероника, закрывая за собой дверь в комнату где дожидался её муж Александр.

– Не получится ничего, - произнёс муж сразу, как жена вошла в комнату.

– Что не получится?

– Не быть мишенью, - пояснил тот. - Если ты родилась МИШЕНЬЮ, то не будешь ты ей только в единственном случае: тебе нужно забыть, что ты мишень; что в тебя якобы кто-то целится. А чтоб забыть об этом, нужно не вспоминать об этом; во всяком случае, стараться выглядеть так.

Девочки тем временем уже давным-давно как заперлись в собственной комнате наедине с Олегом…

– Слушай, - осенило вдруг Веру, - а это ведь верно!! Как я сама не догадалась! Где ты раньше был?!

– Ну что ж ты сидишь? - говорил он очень хладнокровно, как какой-то хренов мудрец. - Иди сейчас же и предупреди детей, пока они идиотизма не наделали!

И мать тут же сорвалась с места и забарабанила в запертую наглухо дверь Марины с Катей.

– Что вы ему щас говорили? - донеслось до Олега; на некоторое время он подумал, что Марина открыла дверь какой-то полоумной тётеньке, которая с вытаращенными глазами лопотала бог знает что своим перепуганным до чёртиков голосочком. Эта Баклажановая семейка была какая-то совсем не "баклажановая" семейка… он не узнавал их…Он видел только знакомые лица (пропуская из внимания гримасы), но голоса… тон… Они настораживали его… Ему уже хотелось уйти, пока есть какая-то возможность… Но в то же время он страшно боялся почувствовать себя неловко; ещё хуже - боялся попасть в глупое положение. А Баклажановы это умели: на его глазах они загнали впросак ни одного человека. Так что он продолжал сидеть и делать вид, что пялится в экран, даже не замечая того, что фильм кончился. Может быть ему было интересно, что будет дальше - как далеко всё это зайдёт?… А может быть был бы не прочь узнать и то, чем "всё это" завершится.

– Много чего, - ответила Марина на её вопрос. - Если ты думаешь, что ты успела, то ты опоздала.

– Как ты с матерью разговариваешь! - гаркнул вдруг на неё никогда не повышающий голоса Александр.

– Не надо на неё орать! - вступилась за сестру Катя. - Она же человек, а не Снежная Баба!

– Ага, - обрадовалась чему-то Марина, - Снежная Баба вам бы тут щас устроила баньку снежную - кровавую! Вы бы тут поорали бы на дочерей! Каково себя чувствовать со снегом за шиворотом?!

– Что у вас происходит? - спросил поднявшийся с кресла Олег; спросил наполовину испуганным голосом, наполовину - голосом только что проснувшегося ребёнка.

– А тебя вообще не спрашивали! - резким тоном ответила ему родная тётка, - сядь и сиди, где сидел!

У Олега аж сердце чуть в пятки не ушло, когда он от этой милейшей, общительной женщины услышал… совершенно чужой голос. Ещё больше напугало его то, каким взглядом смерила она его… Она смотрела на него, как на таракана… если он правильно оценил её взгляд.

– Мама, - старалась объяснить ей Катя, - мы же не успели бы ничего сказать ему. Марина просто шутит. - Да, на этот раз Катерина классно врала - умеючи, с каким-то изощрённым мастерством.

– Как не успели, - не верила мать, - когда я по глазам вижу!

– Ну мало ли что ты видишь, - произнесла Марина. - Видеть всегда можно только иллюзию. Ты скажи лучше что ты чувствуешь, - поставила она какое-то патетическое ударение на последнем слове.

– Чувствую, что сегодня метель начнётся, - поделилась она.

– Да не начнётся же! - в голос твердили ей девочки.

– А папа с вами не согласен, - посмотрела она на папу… и чуть не обомлела, увидев выражение его лица…

– Я думаю, что она сегодня не начнётся, - выразил он поддержку мнению дочерей, когда наконец-таки отвёл свой долгий оценивающий взгляд от сосредоточенных глазок Олега.

– Ты уверен? - произнесла Вера как-то убийственно.

– Нельзя быть абсолютно во всём уверенным! - повысил он слегка голос.

– А, чёрт, - махнула она на всё рукой. - Просто забудьте всё это. Не вспоминайте даже как о сне. Займите голову другими мыслями… - Она не могла подобрать нужную фразу; чтоб они все втроём мгновенно поняли что делать и сделали это с наслаждением.

– Делайте вид, что ничего не помните, - сказал Александр то, что надо.

– Точно! - поблагодарила она мужа за выручку. - Ведите себя так, как будто ничего не произошло.

– Ну это само собой! - произнесла Марина. - Когда человек переутомлён, ему всего лишь нужно показать всем - сделать вид - что он переполнен энергией, и тогда 50% утерянной силы к нему обязательно вернётся.

– Умницы! - похвалила её и всех остальных мать. И вскоре они опять разошлись по комнатам. Олег же, хоть и виду не показывал, но чувствовал, что никогда в жизни он ещё не был так удивлён. Некоторое из услышанного до него всё-таки дошло, и он кое-что начал понимать… Он думал о Баклажанах. Всё он начал понимать только сейчас: МАСКИ-МАСКИ, большие маски, под которыми скрывается лицемер. А они, похоже, были какими-то кошмарными лицемерами, потому что всю жизнь в их пользовании была большая куча МАСОК, под которыми они прятались от снежных бурь… Но, надо понимать, этот последний "снежный ураган" унёс их бесчисленное множество масок; он сожрал их безжалостно. И… сожрал самих Баклажанов… Вообще-то Олег иногда замечал за Баклажановыми что-то такое, чего они не могли вовремя скрыть, но всегда находил этому объяснение, или… просто игнорировал то, что видел и слышал. Но что происходило с ними сейчас!… Они были более чем неузнаваемы!…

– Давай… поиграем в карты, - вдруг предложил Александр жене…

– В карты?! - сначала ей показалось, что она не расслышала. Только после она вспомнила, когда последний раз играла в карты… Это происходило у неё с мужем, когда прошло ровно 54 дня, лишь только их брачная ночь подошла к концу. Собственно говоря, она кроме мужа ни с кем в карты-то и не играла, потому как в карты научил играть её именно он; он представил ей самые необычные правила игры, о которых вряд ли бы догадался даже самый ярый изобретатель карточных игр… И полгода до свадьбы, пока они дружили, они играли и играли в карты как одержимые, и им это доставляло необъяснимое удовольствие… только потому, что проигравший должен был снять с себя одну вещь. Брачная ночь как-то неожиданно переломила ход событий. И, чем дальше время передвигалось по своей бесконечной траектории, тем сильнее их интерес к "игре на раздевание" уходил в историю; уходил постепенно. Пятидесяти четырёх дней процессу этому хватило более чем достаточно. И вот… Он такое предложил своей супруге, едва только со времён их последнего - его - "раздевания" прошло немного-немало - 9 с половиной лет. Может быть эта цифра о чём-то говорит (о чём-то, имеющем какое-то необыкновенное значение)?

– Ну да, в карты.

– Да ты что! А если дети войдут? - произнесла она таким тоном, что если б не дети, они б давно уже играли в "двойное раздевание"… да хоть в "тройное".

– А мы запрёмся, - тут же нашёлся он.

– Саша, - восхищалась она им, - ну какой ты у меня находчивый!

– Да, я такой! - нежно произнёс он, направляясь к двери, в которую он - сам не зная почему - вмонтировал полгода назад дверной замок. Но теперь-то он понял почему: Вселенная обо всём заботится.

– Папа, - донёсся вдруг до него голос дочери Марины, едва только осталось несколько сантиметров незакрытого дверного проёма.

– Маринушка, - постарался сказать он очень мягко, - топай пожалуйста к себе в комнатку. И послушай "Сектор газа". И чтоб к нам с мамой никто не стуча…

– Снег идёт, папа, - перебил его напрочь голос Кати, она стояла в двух шагах справа от двери.

Александр, Вера, Катя и Марина тут же услышали восторженный голос Олега, которого сёстры оставили у себя в комнате; его невозможно было оторвать от окна; он смотрел на падающие снежинки пасмурного августовского дня, так, будто вместо снежинок на землю с небес падали какие-нибудь обнажённые полностью красотки (выползшие из воображений всех эротоманов мира)… Но что так сильно восхитило Олега за окном, помимо снежинок?… Кажется, его восторженный вопль сливался в слово "КРЕСТЫ"…

И тогда Олег, как бы для особой убедительности воскликнул ещё раз. - Клёво как! Вот это КРЕСТЫ!!

– Он увидел кресты, - как-то затравленно произнесла Вера, глядя на Александра.

Все четверо стояли так, словно не знали что делать: идти в комнату Марины с Катей; стоять, выжидая, пока гость их сам не додумается покинуть эту комнату; или же убегать, пока "удар не пришёлся на них - пока удар этот не отыскал свою МИШЕНЬ".

– Вот и отлично! - пробормотала Катя, двинувшись в сторону своей комнаты. Её тон был настолько уверенным, что аж напугал всех (троих) немного.

– Не ходи туда, Катя, - как-то беспомощно произнёс отец; он чувствовал, что её не остановить уже, потому что КРЕСТЫ притягивают.

– Я вырву ему глаза, - сказала в ответ Катя каким-то жестоким голосом. Никто от неё такого голоса не слышал.

Олег, как Катя и предполагала, стоял к ней спиной, не отрываясь от окна. Он уже не восхищался КРЕСТАМИ, а просто молча стоял и смотрел в окно. Это выглядело немного причудливо. Катя даже остановилась в нерешительности. Ей не хотелось подходить близко к этому парню, но в то же время медлить было нельзя: чем дольше, тем хуже. Зрачки Олега стали ядовиты; как бы выразились Баклажановы: "зрачки прокляты навечно! И с каждой секундой проклятие набирает силу".

Может быть, не все это замечали, но силы воли у Катерины было больше чем у её сестры. Силы воли у этой девочки было настолько больше, что превозмогая не могу и боюсь!, она сделала в сторону двоюродного брата четыре или пять шагов; и она… кое-что проговорила ему… ледяным голосом.

– Олежка, повернись, пожалуйста. - Скорее всего, слова эти сами собой вылетели из её уст; вполне сознательно она не решилась бы их произнести.

– Я не думаю, что тебе это понравится, - ответил он. Голос явно принадлежал не ему.

– Почему это, Олежек? - полюбопытствовала уже Марина; она появилась за спиной сестры так неожиданно, что Катя аж вздрогнула.

– Потому что они набрали силу, - сказал Олег.

– Олег, повернись, пока не поздно, - потребовала у него уже Вероника. - Мы должны вырвать тебе глаза.

– Да, Олег, - сказал Александр. - И ты не должен сопротивляться. Так будет лучше.

Но Олег повернулся ещё до того, как голос подал сам глава этого Баклажанового семейства.

– Что?! - полураздраженно-полуиспуганно переспросил Олег. - Да вы чё, вконец охренели? - видимо, его двоюродный дядька и родная тётка настолько серьёзно произнесли ему свои слова, что воспринимать их в шутку у него не поднялась рука. Вот он и испугался, даже не обращая внимания на свои магические зрачки, которые приняли теперь образ трилистников картёжной масти треф… если только Кате, Марине и двум их родителям ничего не показалось.

– Вы с ума сошли! - беспомощно орал он, глядя на их убийственные взгляды. - Вы можете мне хоть что-нибудь объяснить?!

– Не нужно было долго смотреть на КРЕСТЫ. Они притягивают, - объяснила ему Марина.

– Что за ерунду ты несёшь, Маринка? - вскрикивал он всё также беспомощно. - Почему вы меня не предупредили тогда, что на КРЕСТЫ нельзя смотреть?!

– Олежа, - как-то убийственно мягко заметила ему Вероника, - не надо так много вопросов задавать.

– Тебе лучше всего сейчас потерпеть немного, - больше сочувственно, чем серьёзно говорил племяннику Александр. - Мы быстро вырвем тебе глаза, ты даже наверно и не заметишь. Быстро, как зубик больной. - Говорил он таким тоном, как будто хотел загипнотизировать (внушить что-то) Олега.

– Ну вы хоть что-нибудь объясните! - молил их Олег. - Может быть это у меня крыша едет?.. Может быть это я схожу с ума?

– Катёк, сестрёнка, - обратилась Марина к близняшке с очень заметным сарказмом в голосе, - объясни этому… мальчику, - так как ты у нас самая красноречивая, - о тех кошмарных событиях, которые произойдут не только с ним одним, если мы сейчас не вырвем ему глаза. Будь так любезна.

– Хорошо, сестрёнка, - постаралась произнести Катя с ещё большим сарказмом, - ради такой дурочки как ты, я сделаю большое одолжение. - И обратила свой взгляд к чёрным - цвета самой слепой тьмы какого-нибудь заброшенного подземелья - "трефовым" зрачкам своего двоюродного братца. - Как ты думаешь, Олежек, - поинтересовалась она у него каким-то полунадменным-полуиздевательским голосочком, - откуда мог бы взяться Снежный Человек?

– Оттуда же, откуда и Господь Бог, - ответил он просто, без издевательств, без сарказма.

– А ты не предположил бы, - не меняла она тона, - что он запросто мог бы прийти из какой-нибудь неведомой заснеженной долины?

– Предположил бы, - передразнил он её на этот раз, - если бы БЫ не мешало.

– Но ведь ты не можешь утверждать, что заснеженных долин, которых даже сам Господь Бог не видел, в реальном мире не сущест…

– Хватит, Катя, - перебила её мать, - ты время тянешь. - И взмолилась: - Олежек, мальчик, ты должен согласиться остаться без глаз. Пока не поздно. Зря ты тянешь время. Когда они придут и постучатся к нам, то поздно будет уже вырывать глаза.

– Они постучатся для некоторого приличия, - вставил Александр. - Потом, когда мы не откроем на ИХ стук, ОНИ вынесут двери…

– Пойми, Олег, - внушала ему уже Марина, - ОНИ ориентируются на твои глаза. Разве ты не понимаешь, что будет, если они ворвутся сюда, а глаза твои в тебе будут торчать?

– Ну и что же? - По-видимому, Олег кое-что уже понял, и в голосе его молниеносно засквозила издёвка.

– Они воспользуются ими в качестве собственных глаз. И тогда начнётся…

– Ну вот что, родственнички мои, - сделал наконец-таки он резюме, - мне надоело всё это слушать. Уши у меня не искусственные (впрочем, как и глаза), так что: или звоните немедленно по 03, чтоб они как можно скорее в дурдом вас забрали, или кончайте городить свою чёртову галиматью. Я ясно выражаюсь?

– Ну что ж, - удручённо произнёс тогда Александр. - Вселенная требует любви и всех положительных чувств, но в данный момент она пускай позволит нам выкрутиться и из этой безвыходной ситуации. Пускай помнит ОНА, что мы у неё на особом счету. И даст нам жестокости. ЗЛА. Да заберёт она у нас всю доброту. И да будут бродить по ней нескончаемо эти два близнеца: ДОБРО и ЗЛО!!

И Александр обратился ко всей своей семье: - Ну что, вы чувствуете в себе ЗЛО, ниспосланное Матерью-Вселенной?

Все трое утвердительно кивнули, зловеще поглядывая на Олега.

– Тогда Вселенная заранее благодарит нас за предстоящую работу, - прохрипел он, и Баклажановы медленно, но дьявольски уверенно двинулись на Олега.

На некоторое время у Олега вдруг почему-то разыгралось воображение: он как будто заранее видел, как Баклажановы подходят к нему… крепко сжимают ему голову, чтоб не дёргался… и… Все четверо в голос начинают хохотать как сумасшедшие, с воплями "вот это розыгрыш! Вот это шутка!! Вот это прикол!!! " и руки тут же разжимаются и Олег невольно подхватывает их безумный (от чрезмерного веселья - сумасшедше-безумный) хохот… Но воображение Олега разыгралось лишь на некоторое время; пронеслось всё быстрее мгновения, когда Катя приблизилась к нему вперёд всех и попыталась схватить его за горло… Тогда-то он и проснулся… Проснулся полностью, и со всей силы врезал двоюродной сестре по коленке, так, что та аж взвыла. Потом Олег вскочил на подоконник. Он знал, что дядя Саша и тётя Вера навряд ли дадут ему возможность проскользнуть мимо них и наскоро открыть дверь, чтоб покинуть эту фантасмагорическую квартиру навсегда.

– Куда ты пополз, гадёныш! - проскрипела ему не своим голосом тётя Вера.

– За штаны его держи! - вскрикнул дядя Саша, когда Олег со всей силы ударил ногой в окно и… не разбил его.

– Точно, - в голос обрадовались Катя с Мариной. - Сними с него трусы, мама!, тогда он не убежит.

– Сейчас-сейчас, - пообещала им мать так, будто они тонули и просили спасти их, - девочки мои. - Но не ожидала она, что Олег её так сильно пнёт ногой по пальцам, что ей станет больней чем её дочери, Кате.

Она застонала, как будто совала вместо этого пальцы свои в морду самой бешенной собаки. Но стон её почему-то не заглушил… стук в дверь…

Все замерли, как неожиданно потерявшие дар речи; все, кроме Олега… Он разбил-таки чёртово окно и… большой снежный сугроб спас его, когда не раздумывая он полетел со второго этажа… даже и не собираясь слушать, как настойчивый стук в дверь повторился и четверо Баклажанов вздрогнули. Он ушёл от этих психопатов и был счастлив этому. Ему оставалось только подняться на высокий косогор железнодорожной насыпи и бежать-бежать и бежать, как он когда-то намеревался; бежать, пока не прибежит… Но, метель он заметил только когда выбрался из глубокого снежного сугроба… Дальше собственного носа видно было только на два-три сантиметра. Да и прохладно было не по-летнему. Видимо, этот неожиданный "погодный поворот" не предусмотрел, что один девятилетний Олежка вздумает этим утром вырядиться в спортивный костюм и… домашние тапочки, которые Баклажановы со своим непревзойдённым гостеприимством обменяли ему на его кроссовки "Reebok".

Нет сомнений, славное выдалось утро… Впрочем, утром - как таковым - и не попахивало, когда Олег выкарабкался из снежного сугроба и попытался хоть что-то разглядеть сквозь эту густую и липкую наощуп снежную пелену. Ему показалось, что уже начинает темнеть, словно стрелки часов каким-то удивительным образом с девяти часов утра перелетели на 12 часов вперёд (или… назад). Но, возможно, что небо над этой пятиэтажной "хрущёвкой" накрыла какая-нибудь необыкновенно огромная чёрно-фиолетовая туча.

Ярких белоснежных крестов (чем-то напоминающих собой, то ли кладбищенские распятия, олицетворяющие своим мрачным видом понятие слова СМЕРТЬ; то ли чёрные, как космическая ночь, трилистники в виде масти игральных карт, трефы, исполненные в образе яркой - притягивающей взгляд, гипнотизирующей своим очарованием, белоснежной окраске; то ли, опять же, - кроваво-красно-ослепительно белые - кресты машины неотложной помощи) уже не было. Скорее всего, снежная пелена сделала их невидимыми. Но где-то они должны были быть - Олег в это верил… Вот почему ему уже домой бежать расхотелось. Он знал, что где-то эта хренова метельная мгла заканчивается и… при ясном, солнечном, августовском дне полудня можно ещё лучше разглядеть эти СНЕЖНЫЕ КРЕСТЫ, и разобраться наконец-таки, что же они собой олицетворяют; смерть или жизнь, добро или зло; либо в них кроется что-то хорошее, дающее какую-то необыкновенную энергию, либо в крестах прячется, заманивая в свои недра, нечто коварное и смертельно опасное (если там пахнет смертью, а не бесконечностью - преисподней реальности). Может быть, человек идёт сквозь метель, пурге навстречу, только для того, чтоб разобраться, что же скрывается в этих вычурных формах чарующих крестов… Но Олег шёл не за этим, его не интересовали вопросы жизни и смерти - добра и зла, ему просто хотелось ещё раз увидеть этот гипнотический блеск.

В отличие от остальных, кого КРЕСТЫ эти когда-либо гипнотизировали, летнюю одежду на Олеге трепал попутный ветер (в отличие от встречных ветров), или это просто Олегу захотелось идти по направлению ветра. Вообще-то ветер с метелью усиливали именно КРЕСТЫ, или это так совпадало, что располагались они как раз там, откуда ветер всё сильнее и сильнее мёл по летнему воздуху своё бесчисленное количество снежинок.

Олег и сам не заметил, как на плечо ему легла чья-то ледяная, высохшая рука…

– Согрей, - прохрипело что-то ему в ухо, едва только он успел обернуться.

Чёрт побери, это была какая-то отмороженная старуха; её бледная, чуть-чуть позеленевшая от холода кожа казалось примёрзла к костям плоти несчастной старухи, настолько, что эта пожилая женщина казалась смертельно истощённой…

– Что? - рассеянно промямлил в ответ Олег.

– Помоги мне, внучок, - каким-то безжизненным, бесцветным голосом бормотала старуха, - я потеряла дорогу… Я замёрзла… Помоги мне… Согрей…

– Бабушка, а где КРЕСТЫ? - спросил он её тогда.

– Не в коем случае не ищи КРЕСТЫ! Возвращайся домой, пока не поздно! - в ужасе закричала она, но… не получилось выразить ей все свои чувства - голос остался таким же отмороженным и полностью потерявшим чувство жизни.

– Ты идёшь не в том направлении! - продолжала мямлить она (в ужасе выкрикивать, предостерегая этого мальчика от БОЛЬШОГО КОШМАРА). - Вернись назад, пока не заблудился!

– Бабушка, - как можно мягче постарался объяснить он старухе (родители за 9 лет выработали в нём уважительность к старым людям!), - мне некогда выслушивать Ваши советы. А если Вам так нетерпится согреться, то в четырёх-пяти шагах за моей спиной дом. А сейчас мне необходимо спешить, бабушка. - И он продолжил путь, не обращая на этот слабый, отмороженный и измученный долгой ходьбой голос, что дескать ему нужно идти туда куда она идёт, что она тоже давно ищет КРЕСТЫ, и всё такое.

– Совсем крыша поехала! - услышал Олег рядом с собой чей-то жизнерадостный словоохотливый голос. Это был какой-то паренёк, года на два - на три старше Олега. Он поглядывал на старуху, всё время усмехаясь. - Не обращай на неё внимание, она охренела вконец! Сейчас наша с тобой цель - КРЕСТЫ!

– Кресты?! - удивило это Олега. - Ты что, тоже ИХ ищ…

– Да, как ни странно, - ответил парень быстрее, чем успел задать свой вопрос Олег, - ищу их и я. Главное, не сбиваться с пути, как эта шизанутая бабуся.

– А далеко до них идти? - поинтересовался Олег, как будто решил, что судя по его уверенности, парень этот знает, где заканчивается метель.

– Нет, - очень жёстко заявил он (не ответил, а именно заявил), - не далеко. Они совсем рядом - рукой достать. Ты просто должен верить в это… Верить в то, что дойдёшь - достигнешь их. Если ты будешь верить, ты не потеряешь путь, и не заблудишься. Я тоже в окно увидел КРЕСТЫ и выбежал на улицу, а снег - падла - пошёл как из ведра… помойного.

– А может бабка эта правильный путь нашла, - предположил Олег, - но неуверенность и холод превратили её… мягко говоря, в кучу дерьма.

– Да хрен там! Она ж тупая как член! Не знает, что ветер обдувает кресты, а не наоборот. Она думает - кресты дуют. Вконец рехнулась! Я-то знаю, что КРЕСТЫ притягивают, вот отсюда и ветер, вот отсюда и снег посреди лета. Ну ты сам подумай!

– Да, - не раздумывая отозвался Олег, - ты прав, галиматья сплошная выходит: метель посреди лета…

– Ну, во-первых, не совсем прав ты здесь, - тут же перебил его этот паренёк. - Снег не является конкретным продуктом зимы. Роль основную играют здесь КРЕСТЫ… Я, честное слово, понятия не имею, откуда ОНИ взялись… Но если рассуждать, что дальше вселенной ничего в этом свете не ползёт; что дескать вселенная - единственный ОРГАНИЗМ, единственный стержень, вокруг которого вращается всё реальное и нереальное - все сонмища миров, то КРЕСТЫ возможно прилетели из Вселенной, если излагать эту действительность языком какого-нибудь зануды-фантаста; или - ещё хуже - КРЕСТЫ эти родила… Земля Мать наша… понимаешь, КРЕСТЫ притягивают, но что-то вместо этого они должны отдавать взамен, согласно "бумерангообразному" закону Вселенной; вот ОНИ и раздают холод всем желающим - выпускают мороз и тучи, изрыгающие нескончаемый поток осадков. Я, парень, честно тебе скажу: не знаю, в чём здесь - во всей этой ХРЕНОВИНЕ с метелью и пургой посреди лета - кроется самый основной ФИКУС-ПИКУС, как выразился когда-то товарищ Петросян. Может это и не КРЕСТЫ совсем виноваты; может кресты всего лишь продукт воспалённого воображения… А что, бывает ведь - гипнотизёры управляются со всей толпой в зале, или сразу 13 вытрезвителей подряд начинают видеть одних и тех же чёртиков! Можешь считать всё, что я щас нагородил тебе тут, продукцией моего собственного умозрения.

– Ну это понятно, - как бы согласился Олег непонятно с чем - сам он был вроде как мал ещё ростом, и потом не было с ним того взрослого, богатого мировоззрением человека, который мог бы полюбопытствовать у этого юнца, откуда он знает столько слов… Так что практически из всего того, что преподал ему этот юноша, Олег понял только отдельные - определённые слова.

– Ты мне лучше другое скажи, - попросил этого парня Олег, - сейчас что, вечер? - Хотя, всё, что окружало Олега с этим неожиданным "спутником", уже на вечер совсем не походило - стемнело так быстро и внезапно, что даже этот малолетний мыслитель не успел обратить на это внимания.

– Нет, приятель, - ответил тот, - сейчас не вечер. Сейчас время креста; так сказать, КРЕСТОВОЕ ВРЕМЯ.

"Так вот оно, оказывается, в чём ФИКУС-ПИКУС! - понял кое-что Олег, - как говорил тов. Петросян…"

– Это как понять, - тут же спросил его Олег, - КРЕСТОВОЕ ВРЕМЯ?

– Как угодно, - бросил тот. - Ты, лучше помни о самом главном, - заострял он Олегово внимание. - Смотри под ноги внимательно. И по сторонам.

– Зачем?

– Чтоб не стать МИШЕНЬЮ, - прошептал тот, словно что-то огромное и невидимое-прозорливое их подслушивало, чтоб намотать некоторые вещи себе на ус. - Понимаешь? Не нужно принимать весь удар на себя.

– Да? - сам собой тон Олега уже приобрёл ту самую окраску, с помощью которой общаются со странными людьми. - А что нужно делать кроме того чтоб…

– Ничего, - ответил парень. - Цели твои тебе известны. Выносливость у тебя есть. Направление держишь правильное. Уворачиваться от ударов скоро научишься, - если научишься. - Остальное тебе подскажет путь - если ты, конечно, захочешь научиться выдержать его. Он научит тебя и любви и… АААААААА!!!! - разорвал он вдруг завывание метели…

Олегу показалось, что парень этот совсем сошёл с ума и, то ли присел на одно колено, то ли… Но снег окрасился в красный цвет, именно там, где он присел на одно колено…

– Не договорил, - прошептал парень, когда прямо на глазах у Олега его что-то стало затягивать в окровавленный снег… Только когда Олег заметил, как правая нога - малая берцовая кость - отделилась, оставив после себя поливающую снег кровью культю, и… потихоньку стала исчезать - уходить под снег вместе с навеки замолчавшим "болтуном-мыслителем". Снег был очень рыхлым, так что непонятно было, земля под этим снегом, или… её отсутствие; так что затягивало его очень быстро. И хорошо, что Олег не смотрел в лицо этому потерявшему от неожиданной боли сознание парню, и не видел его выражение… Парень этот словно шутил над ним, сохраняя в глубине предсмертной агонии - отличительно выраженной на его симпатичном лице - небольшую ухмылочку. Глаза были открыты и - опять же - насмехались неизвестно над чем. Неужели весь его путь настолько весел, что не оставляет состояние смеха даже в своём завершении?

Но Олег не забыл ничего. Он побежал; побежал - всё также, по направлению ветра - куда глаза глядят, как будто во всём этом августовском снегу одно только то место, которое в течение нескольких секунд похоронило того парня, и было коварным…

Но бежал Олег недолго - снег не давал далеко убегать.