"Воины преисподней" - читать интересную книгу автора (Авраменко Олег Евгеньевич, Литовченко...)

Глава 10. ИСКУШЕНИЕ

Отказ надменных новгородцев, задел Андрея Ярославовича за живое, и он никак не мог оправиться от испытанного унижения. Вернувшись на свою вотчину, молодой князь почти сразу уединился в Боголюбове и не покидал замок, несмотря на то, что многочисленные неотложные дела требовали его присутствия во Владимире.. Суета столичной жизни с некоторых пор тяготила Андрея, и временами он грешным делом подумывал: как было бы хорошо, если бы город не восстанавливался после татарского разграбления! Тогда во Владимире повсеместно царило запустение. Проплешины пожарищ совершенно исказили облик столицы, такой прекрасной до разорения. Великий хан Бату был ещё в полной силе, и оставшиеся в живых, не уведенные в полон владимирцы не решались отстраиваться. Они понимали, что возрождение на деле может оказаться лишь иллюзией. Ненавистные татары могли вернуться в любой момент и вновь разрушить дома русичей, ободрать их до нитки, угнать в полон, а то и вовсе лишить жизни. Поэтому немногочисленные горожане предпочитали ютиться в жалких землянках.

Зато теперь, после грандиозного поражения и позора Бату, сюда повалили провинциальные бояре, прежде отсиживавшиеся по своих поместьях, а городские окраины оккупировали толпы ремесленников и торгового люда. И поскольку всем им надо было где-то жить, Владимир быстро превратился в гигантский улей, жужжавший пилами, стучавший топорами и молотками днём и ночью. Новые постройки вырастали, как грибы после дождя.

Но если бы дело ограничилось только шумом, это было бы ещё полбеды. Из-за выгоревших, опустевших участков возникали споры и раздоры, конца и края которым не было видно. Бывало так, что на лакомый кусок земли– в самом сердце столицы претендовало сразу несколько человек, и каждый из них был по-своему прав. Бывало, что уже после того, как вновь прибывший боярин начинал строиться, нежданно-негаданно объявлялся старый хозяин сгоревшего двора, а новый при этом не желал узнавать воскресшего из мёртвых родственника. Тут уж начинались такие дрязги да склоки, что только держись! А кому их разбирать? Кому определять правых и виноватых? К кому шли люди за праведным судом? Ясное дело, к князю. Приходилось с утра до ночи выслушивать ходатаев, свидетелей, кого-то восстанавливать в правах, кого-то отправлять на выселки…

В общем, суета сует.

Вдобавок ко всему, после поражения в борьбе за новгородский стол Андрей начал ловить себя на том, что невольно подыгрывает в судебных тяжбах стороне, которая, мягко говоря, была не совсем права. Пусть бояре, претензии которых вполне обоснованы, знают, каково их молодому господину, несправедливо униженному какими-то купчишками! Да и вообще, у него из-под носа уплыл не жалкий клочок земли, а княжеский престол.

Поэтому Андрей и уехал в Боголюбов. Здесь можно было часами бродить среди высоких густых кустов на берегу Клязьмы, не думая о суетных помыслах всяких там крикунов, а отдаваясь собственным грёзам. На прогулках князь мысленно возносился в своих мечтах, видя себя всесильным владыкой могучей державы, перед которым трепетали все исконные враги! И в первую очередь, разумеется, ненавистный выскочка, который нагло заграбастал Киев… А ещё приятнее было сбросить утомительный груз забот и бездумно упиваться зрелищем ленивого течения воды, игрой солнечных бликов на её поверхности. Тогда чувства отдыхали, ибо ухо ловило не визгливо-рассерженные или натужно-хриплые голоса просителей, а таинственное шуршание камыша и осоки, ноздри вдыхали ароматы луговых трав, а не пыль, поднятую строителями. А если уж совсем тоскливо становилось, Андрей приказывал устроить грандиозный лов зверья, которым были полны окружающие леса.

Но не будешь же дни напролёт торчать в лесу или на берегу! А в замке всё ещё сумрачно, сыро и холодно. За минувшую зиму сырость пропитала воздух настолько, что бороться с ней не мог даже жар непрерывно топившихся печей. Из-за сырости Андрей вынужден был постоянно кутаться в тёплые одежды, чувствуя себя при этом крайне неуютно.Несмотря на свою молодость, он порой ощущал себя то безнадёжно больным, а то немощным старцем…

Господи, да разве нет здесь доли истины! Разве не оказался он полностью бессильным перед проклятыми новгородцами, прогнавшими его прочь? И разве не занемог князь оттого, что в его душе всё копилась и копилась неутолённая жажда власти, которая разъедала его существо изнутри…

Временами Андрей впадал в такое отчаяние, что даже яркий дневной свет меркнул в его глазах. Окружающий мир тонул во мраке и, невидимый глазу, представлялся скопищем загнивающих нечистот, в которых копошатся отвратительные бледные черви.

Вот что значит безысходность! И в эти минуты лучше было не попадаться князю под горячую руку, а то в порыве ярости и отчаяния он был способен на такие поступки, в которых впоследствии раскаивался. Но ничего поделать с собой Андрей не мог, и к прежним душевным мукам от осознания собственного бессилия прибавлялись новые. Тогда он садился на коня и скакал не разбирая дороги, постоянно рискуя свернуть себе шею.

И всё же прелесть этого места заключалась не только в возможности уединиться на лоне природы. Была в Боголюбове настоящая «жемчужина», которую молодой князь ценил чрезвычайно высоко. Как ни странно, это был человек, а именно местный протоиерей Калистрат. И хоть Андрей на собственном горьком опыте успел убедиться в людском вероломстве и коварстве, к Калистрату он испытывал странную, трудно объяснимую привязанность.

Калистрат не мог похвастаться знатным происхождением, не был он также семи пядей во лбу. Но может быть как раз отсутствие влиятельных родичей не позволяло ему кичиться положением, которого он достиг собственными силами, причём с немалым трудом, – он был духовником как нынешнего князя, так и его отца. А средненькие умственные способности с лихвой компенсировались удивительным чутьём, практичностью и умением держать до поры язык за зубами. Зато уж если Калистрат давал ход имеющимся у него сведениям, то действовал скоро и наверняка.

Но даже несмотря на эти таланты, в последние годы с карьерой у Калистрата явно не ладилось. Трудно сказать, что было тому причиной: то ли без могущественных родственников, которые оказывали бы ему поддержку, нельзя было продвинуться дальше, то ли он не мог наскрести достаточную сумму и дать кому следует приличную мзду. А может, он нечаянно, сам того не желая нажил себе тайных, но могущественных врагов. Ведь даже самый осмотрительный человек рискует ошибиться, карабкаясь к вершине церковной пирамиды.

В результате Калистрат застрял в протоиереях, причём, кажется, застрял всерьёз и надолго. В этот чин он был произведен ещё лет десять назад, если не больше. Тут дело не обошлось без протекции Ярослава Всеволодовича, перед которым Калистрат откровенно заискивал. Правда, ему не всегда удавалось держаться поближе к покровителю, но когда Ярослав обосновался во Владимире, то не забыл о своём протеже и выхлопотал для него протоиерейское достоинство.

И, пожалуй, Калистрат был бы рад своему положению, если бы не открывшаяся неожиданно перспектива, ещё более соблазнительная, чем прежняя.

Перед самым татарским нашествием умер Владимирский епископ, и был поднят вопрос о его приемнике.

По этому поводу разгорелись бурные страсти, и Калистрат не преминул ввязаться в отвратительную склоку достойных служителей Божьих. Правда, он был всего лишь протоиереем, зато ему оказывал поддержку сам Ярослав Всеволодович, и Калистрат не сомневался в конечном успехе.

Впрочем, на этот раз вмешательство князя не помогло. Духовенство словно бы решило доказать Ярославу справедливость изречения: «Богово – Богови, кесарево – кесареви», – и проигнорировало ясно выраженную волю мирского владыки. Архиепископ Владимиро-Суздальский Харлампий, как человек опытный и не понаслышке знакомый с мстительным нравом князя, поспешил покинуть Владимир и отбыл в Суздаль, в свою новую резиденцию. Хоть от столицы туда рукой подать, а всё же лучше убраться от греха подальше, здраво рассудил он.

Калистрат не отчаивался и попросил Ярослава похлопотать о производстве верного княжеского прислужника в архииерейский сан, дабы добиться успеха в следующий раз. Но тогда у князя и своих забот хватало. Как раз в это время Бату принялся настаивать на том, чтобы дружина суздальцев выступила на его стороне против Киева. А затем во Владимир пожаловал чужеземный колдун Хорсадар, который шутя уничтожил татарское посольство и тем самым разозлил Бату пуще прежнего. Тогда Ярослав занялся подготовкой мщения выскочке Данилке, отделавшись туманными обещаниями «не забыть при случае» Калистрата. А через несколько месяцев сложил голову в битве под Киевом.

Когда возвратившиеся с юга суздальцы принесли это известие, Калистрат как-то неуловимо переменился. Может быть, он рассматривал гибель своего покровителя как знак свыше, выражение Божьей воли: дескать, не позаботился ты, княже, о верном слуге, вот и погиб безвременно. Может быть, торжествовал в душе, а может наоборот – печалился. Теперь батюшке предстояло начинать всё с самого начала, на этот раз входя в доверие к сыну Ярослава Андрею.

Новый великий князь охотно принял Калистрата под своё покровительство, зная, что покойный отец благоволил к нему. Постепенно между Андреем и Калистратом установились доверительные отношения, хотя князь всё же смотрел на протоиерея как на неудачника, а потому держался с ним несколько высокомерно. Однако после катастрофы, постигшей его в Новгороде, молодой князь решил отсидеться в Боголюбове, и теперь Калистрат часто встречался с ним, причём не только в храме Рождества Богородицы, возведённом около самой княжеской резиденции, но и на берегу Клязьмы, где батюшка, как оказалось, любил прогуливаться. Правда, при этом он нарушал уединение правителя, но князь, кажется, был не против таких мимолётных встреч. Об этом нетрудно было догадаться, ибо единственным человеком, которого Андрей соглашался видеть в любое время, был именно протоиерей.

Итак, не отдавая себе в том отчёта, после позорного вече князь стал искать встречи с Калистратом. И в этом не было никакой загадки. В ещё не старом, но в полной мере успевшем изведать горечь поражения священнослужителе Андрей видел родственную душу, претендента на высокий пост, оскорблённого и униженного тем, что его обошёл другой, может быть, менее достойный высокой чести. И инстинктивно тянулся к товарищу по несчастью.

Так случилось и сегодня. Андрей сидел на огромном пне и бездумно поглаживал влажный зелёный мох, когда стреноженный конь, пощипывавший сочную травку в десяти шагах от него, поднял голову, звякнул сбруей и тихонько фыркнул. Не оборачиваясь, князь спросил:


– Это ты, Калистрат?

– Я, княже. Кому ещё быть, как не мне.

Когда они оставались с глазу на глаз, протоиерей переходил с церковного языка на нормальный русский. Это также было своеобразным признаком их близости, поскольку никакой другой высокопоставленный священнослужитель не разрешал себе подобных вольностей.

– Ну, знаешь, всякое может быть, – ухмыльнулся князь.

Ветви раскидистого ракитника, сплошь усеянные мелкими листочками, заколыхались, и на поляну вышел рослый чернобородый священник, по случаю буднего дня одетый довольно скромно.

– А вот не всякое, – возразил Калистрат. – Молод ты ещё, Андрей Ярославич, да к тому же целиком погружён в мирские дела. А потому не ведаешь, что на самом деле миром правит милость и воля Божья. Без воли Всевышнего ни единый волосок с головы не упадёт. Тем более нам никто не помешает, слава те, Господи!

Он поднял руку, чтобы перекреститься… Как вдруг рука эта на мгновение замерла в воздухе, точно Калистрат не знал, как совершается крестное знамение. И лишь после мгновенной задержки мизинец и безымянный палец правой руки прижались к ладони, средний, указательный и большой пальцы, обозначающие Единую Пресвятую Троицу, соединились, и начертили символический крест.

Ни эта пауза, ни странная ухмылка, мелькнувшая на губах священника, не ускользнули от Андрея Ярославовича. И настолько всё это было неожиданно, что он совершенно растерялся. В самом деле, уж кто-кто, а священнослужитель проделывает такие вещи чисто автоматически, ибо с годами они превращаются не просто в привычку, но становятся второй натурой. Малейшая задержка равносильна тому, как если бы выпущенная стрела неподвижно зависла в воздухе на полпути к цели.

А Калистрат, словно пытаясь отвлечь внимание собеседника, самым будничным тоном произнёс:

– Данила Романович на днях корону получит. А митрополит Иосиф будет торжественно возведен в патриарший сан. Слыхал ты об этом, княже?

Андрей ещё не знал этого. Кстати, неплохо бы узнать, откуда у батюшки такие сведения … Да только князь слишком опечалился, получив очередное подтверждение возросшего могущества киевского выскочки. И это касалось не только дарованного ему королевского достоинства. Данила давно уже пытался выхлопотать у Никеи автокефалию и патриарший чин для вздорного старикашки Иосифа, и почти никто не сомневался, что оказавшийся в затруднительном положении вселенский патриарх не откажет выскочке в этой «маленькой» любезности. Поэтому князь поморщился, будто выпил чашу уксуса вместо кубка вина, и заунывным голосом проговорил:

– Послушай, Калистрат, если ты хотел уязвить меня, то сделал это. Однако я не пойму, зачем тебе это нужно? Или даже те немногие, которым я доверяю, ненавидят меня столь же люто, как мои заклятые враги?

– Не за что мне ненавидеть тебя, княже, наоборот, я признателен за заботу и внимание, кои ты оказываешь мне по примеру покойного батюшки Ярослава Всеволодовича, Царствие ему Небесное, – тихо ответил Калистрат, подходя к князю вплотную и перекрестившись на этот раз более уверенно.

Андрей поднял голову и удивлённо посмотрел на священника снизу вверх.

– Тогда зачем заводить такой разговор? Какое желание может ещё владеть тобой, кроме как насмеяться над несправедливо обиженным? Но ты забываешься, клянусь Богом! Пусть новгородцы не признали моего права на освободившийся со смертью Александра престол, во Владимире я всё ещё законный владыка…

Андрей мигом разгорячился, на покрывшемся красными пятнами лице появилось мстительное выражение. Князь даже сжатыми кулаками затряс и слегка привстал, однако его остановил смех Калистрата, столь же неуместный, как толпа скоморохов на похоронах.

– Нет-нет, княже, я совсем не хотел тебя обидеть, – наконец проговорил Калистрат, добродушно жмурясь. – Не кривя душой, скажу, что и для меня это грустное известие. Данила Романович нахрапом завладел престолом, на котором надлежало бы сидеть тебе. И я возмутился не меньше твоего, когда узнал, что этот выскочка стал королём, причём теперь с соблюдением всех формальностей. Да ещё протянул в патриархи пузатого грека Иосифа.

– Так что же ты смеёшься? – Андрей разглядывал протоиерея недоверчиво, словно видел впервые в жизни.

– Да оттого, княже, что горячишься ты не в меру, – Калистрат тоже разглядывал собеседника, но без всякой настороженности.

Можно было подумать, что он не человека рассматривает (тем более, не просто человека, но великого князя), а к покупке приценивается. Андрей нахмурился.

– А сверх того есть у меня… – Калистрат выдержал эффектную паузу и докончил: – …предложение, как помочь твоему несчастью.

– Предложение?!

Андрей и вправду был удивлён. Действительно, что мог предложить ему невезучий священник, который к тому же ничего не смыслит в государственных делах!

– Вот именно, – Калистрат медленно наклонил голову.

– Не болтай попусту, – махнул рукой князь. – Ежели у тебя на уме в самом деле есть что толковое, почему ж ты до сих пор молчал? И почему ты носишь рясу, а не кафтан? А, Калистрат?

Священник ухмыльнулся, но не сказал ни слова.

Андрей расценил это по-своему и произнёс назидательным тоном:

– Вот то-то и оно. Не путайся не в своё дело. Ты знаешь моё к тебе отношение…

– Знаю, княже. Потому и завёл с тобою этот разговор, – перебил Андрея Калистрат.

И как ни странно, молодой князь не осадил протоиерея, спустив ему столь вопиющую непочтительность. Больно уж странный получился у них разговор. Какой-то неправильный, что ли. Священник счёл это добрым предзнаменованием и добавил:

– Поверь, княже, мои слова – не пустое бахвальство.

– Хотелось бы верить, – Андрей криво ухмыльнулся, но глаза его оставались совершенно серьёзными, – ибо в противном случае ты сильно рискуешь. Ты можешь утратить не только моё расположение… но и вообще всякое положение в подвластных мне землях. Надеюсь, ты отдаёшь себе в этом отчёт?

– За кого ты меня принимаешь, – Калистрат ещё больше понизил голос, почти зашептал: – Я человек опытный, а потому не стал бы соваться к своему владыке по пустякам…

– По-прежнему оч-чень надеюсь, – сказал Андрей, и глаза его нехорошо сверкнули.

– Так вот, княже, перво-наперво скажу тебе: я знаю, кто на самом деле убил твоего брата Александра. И да будет это известие залогом…

– Что-о-о?! Так тебе ведом истинный убивец?!

Александр вскочил и схватил Калистрата за плечи.

– Знаю, – нарочито спокойно подтвердил тот. – Впрочем, если бы ты не очень горячился, то сам нашёл бы объяснение всему происшедшему.

– Да говори же ты наконец, не тяни! – воскликнул Андрей, сгорая от нетерпения. – Кто убивец?

– Я бы сказал… да не подслушивают ли нас? – внезапно забеспокоился Калистрат и принялся озираться по сторонам.

Не распознав притворства, князь отскочил от него, обежал вокруг поляны, заглянул за каждый куст, за каждое дерево и приказал:

– Говори смело, никого тут нет, кроме нас двоих. Ну?!

– А ежели подслушивают, – не сдавался Калистрат.

– Не ты ли говорил о воле Божьей! – возмутился Андрей и почти закричал: – Ну, чего ты тянешь?! Ты ведь мучаешь меня, неужели непонятно… Давай, не томи душу!

– Э-э-э, княже, вот и видно, сколь ты неопытен, сколь горяч. А посему плохо разбираешься в людях, не в упрёк тебе будь сказано, и не способен сам узреть то, что ясно видят другие, – погрозил пальцем священник , который добился именно того, на что рассчитывал: Андрей был крайне возбуждён предстоящим разоблачением. Самое подходящее состояние! Теперь можно говорить смело, князь готов принять на веру всё, что угодно.

– Так будешь ты говорить или нет?! – вконец разозлился Андрей.

– Да что нового я могу тебе поведать! Ты и сам можешь назвать парочку, которая околдовала твоего достойного всяческой похвалы брата, – вздохнул Калистрат с сокрушённым видом и добавил: – Если подумаешь хорошенько.

– Но откуда же я…

Слова замерли на устах. Калистрат сказал о парочке… Видимо, сказал не зря! А если прибавить слухи о колдовстве…

Да, дыма без огня не бывает. Но если это действительно так, то в окружающих Новгородскую землю державах имеется лишь одна парочка колдунов! В Киеве, на службе у выскочки!!!

Нет, это слишком неправдоподобно.

– Но ведь ты понимаешь, что поганого Хорсадара просто-напросто не было на поле брани, – возразил наконец Андрей Ярославович. – Он состоит на службе у Данилы… а войска выскочки не участвовали в Ледовом побоище.

Князь содрогнулся от отвращения, произнося имя своего врага. И назвать Данилу королём Русским так и не смог. Это не укрылось от внимания Калистрата.

– От тебя ли слышу такое, княже?

Всем своим видом святой отец изобразил удивление. Отступив на пару шагов, он вздёрнул брови и, склонив голову на бок, рассматривал собеседника ещё пристальнее, чем прежде.

– Что ты хочешь этим сказать? – не понял Андрей Ярославович, гадая, с чего бы Калистрату недоумевать.

– Да очень просто. Ты тоже не участвовал в Ледовом побоище, тем не менее, это не помешало новгородским остолопам заподозрить тебя в применении богомерзкого чародейства. И они не задавались вопросом, как ты мог колдовать, если не участвовал в сражении. Ибо ответ напрашивается сам собой…

Калистрат напустил на себя торжественный вид и провозгласил:

– Подставное лицо.

Андрей так и сел на пень, до боли сдавил руками виски и протянул:

– Ага-а…

– Нет, ты поразмысли только, – ободрённый достигнутым успехом, быстро заговорил Калистрат. – На кого новгородцы сваливали вину за гибель Александра Ярославича? Прежде всего, на ливонцев. Почему? Потому, княже, что смерть твоего брата им выгодна. Есть две причины, по которым они могли угостить его заколдованной стрелой. Оставшийся без князя Новгород может сделаться лёгкой добычей для рыцарей, если они решатся на новый поход – это во-первых. И месть за нанесённое поражение – во-вторых. Не знаю точно, что было на уме у новгородцев, когда они взялись допрашивать пленников…

– Значит, стрела всё-таки была заколдована?! – князь Андрей скрипнул зубами.

– К сожалению, была, – Калистрат нахмурился. – Да только не в этом дело. Кто пустил стрелу, вот что важно! Допросив пленников и убедившись, что они понятия не имеют, о чём речь, новгородцы решили, что в смерти брата повинен ты. Тебе кончина Александра Ярославича также выгодна, ибо ты наследуешь новгородский престол и тем самым расширяешь свои владения. Да ещё ты как раз вовремя заявился в Новгород…

– Но я в самом деле тут ни при чём! Я просто хотел поздравить брата с замечательной победой, и всё, – Андрей с умоляющим видом сложил руки и проникновенно обратился к Калистрату: – Скажи, батюшка, ты-то хоть веришь в мою невиновность?

– В данном случае верю, – согласился святой отец, и едва уловимая улыбка скользнула в просвете между его чёрными усами и бородой. – Но ты недостаточно ловко убрал с дороги Святослава Всеволодовича, поэтому остальные вряд ли поверят.

– Он – другое дело! – воскликнул князь, хлопнув ладонью по колену. – Он не братом мне доводился, а дядей…

– Для тех, кто тебя не знает, разница невелика, – пожал плечами Калистрат. – Они считают, что раз ты убил одного родственника…

– Устранил, – поправил его князь, ибо всеми силами жаждал оправдаться перед собственной совестью, мотивируя гнусный поступок необходимостью сосредоточить власть в своих руках.

– В общем, раз ты устранил одного родича, ты легко можешь проделать это и с другим.

– Так что, если, к примеру, другой мой дядя, Иван Всеволодович, в свою очередь умрёт непонятной смертью, в этом также обвинят меня? – спросил князь.

– Очевидно, – кивнул Калистрат.

– Боже, что за олухи! – всплеснул руками Андрей. Хотя он и без Калистрата прекрасно знал, что теперь люди будут обвинять его при всяком удобном случае, было очень неприятно услышать это от другого.

– Таков грешный род человеческий, – вздохнул священник. – Для людей главное не истинного виновника сыскать, а «козла отпущения», на которого можно всё свалить. И поскольку ты сумел запятнать себя устранением дяди, это, скорее всего, будет клеймом на всю жизнь. Смирись, княже, со своей долей, ничего тут не поделаешь.

Андрей подавленно молчал.

– Но вернёмся к убийству твоего брата Александра. У обеих сторон, заподозренных новгородцами, интерес слишком очевиден. Кроме того, рыцари домогались Новгорода с оружием в руках, а ты будто по заказу прибыл прямо на похороны и на следующее же утро поспешил скликать вече. Пойми, ты поступил опрометчиво, поторопившись изъявить свой интерес в этом непростом деле.

– Да уж, лучше бы я поддался на уговоры бояр, – задумчиво протянул князь.

– Не тужи, Ярославич, ещё неизвестно, чья взяла, – осклабился Калистрат.

Князь хотел спросить, на что это он намекает и почему ходит всё время вокруг да около. Однако, не дав ему и рта раскрыть, батюшка продолжал:

– А вот Данила Романович перехитрил всех. Он дождался, пока немцы ударят по Новгороду, и простолюдины воспримут их как завоевателей, против которых нужно бороться. И когда твой брат возглавил новгородские дружины, Данила Романович потребовал от колдуна Хорсадара заколдованную стрелу. Далее он приказал своим верным слугам затесаться в дружину Александра Ярославича и при случае пустить злодейское средство в ход. Такой случай как раз и представился на Чудском озере. Кто мог определить в пылу сражения, кем выпущена роковая стрела? Тем более, что, по слухам, этот Хорсадар обладает способностью быстро переноситься в самые неожиданные места. Но раз так, отчего бы ему не научить княжеских слуг этому волшебству? Тогда подосланному убивце достаточно на короткий миг перенестись в стан врага, выпустить стрелу – и готово дело!

Данила Романович рассчитал верно. Всю вину за гнусное богопротивное деяние свалили не на него и наёмного колдуна Хорсадара, а на тебя. Во-первых, это твой покойный батюшка дважды подсылал убивцев в Киев. Во-вторых, ты сам отравил дядю, причём сделал это весьма неуклюже. А в довершение всего явился на похороны брата день в день, да решил к тому же немедленно взойти на освободившийся стол. Так что теперь все решили: яблоко от яблоньки недалеко падает, – и свалили всю вину на тебя. Ты только подумай, княже, как повезло Даниле и как глупо ты поступил!

– Если бы знать!.. – воскликнул Андрей, который страшно досадовал на себя за нелепую поспешность.

– Как бы там ни было, а теперь Даниле открыт путь на Новгород. Стоит только рыцарям шелохнуться, и он тут же перебросит через границу войска под предлогом защиты исконно русских земель. Слыхал небось, что выдумал поганец Хорсадар? Это колдун расставил по всему королевству тысячи, постоянно готовые ринуться в бой. И хотя священнику негоже высказывать подобные мысли, всё же я спрошу тебя: неужели Данила Романович ведёт эти приготовления просто так, без задней мысли? Неужто не рассчитывает рано или поздно бросить этих ратников в бой?

– Этого не может быть, – промямлил Андрей, откровенно растерявшийся при мысли о таком обороте событий.

– Почему не может? – жёстко спросил Калистрат. – Наоборот, Данила Романович как раз и стремится к этому. Первым делом он захватит Новгород, потом…

– Он клялся в том, что не нарушит границ северных земель! – воскликнул князь.

– А разве ты сам не мечтаешь о том, чтобы преступить собственную клятву?

Хитрый вопрос возымел на Андрея магическое действие. Вот, значит, каковы истинные намерения выскочки! Подмять под себя всё, не оставив ему ничего. Словно пелена спала с глаз молодого князя. Он уже видел себя обездоленным, лишённым наследства, растрачивающим жизнь на то, чтобы урвать хотя бы жалкий кусок из обширной вотчины – и в итоге погибающим в безвестности…

– Мне не выстоять в борьбе против Киева, – честно сознался Андрей, хотя подобная откровенность была не к лицу правителю. – У выскочки слишком мощная держава. Он может собрать такое войско, о каком я и мечтать не смею… Нет-нет, я не могу этого сделать! – воскликнул отчаявшийся князь, видя, что Калистрат хочет вставить замечание и решив, что он понимает его намерения. – Я знаю, о чём ты хочешь сказать. Да, когда два года назад Бату привёл под Киев несметные полчища, положение Данилы казалось безнадёжным. Однако выскочка победил хана с помощью хитрости наёмных колдунов. Я бы и сам с удовольствием нанял таких колдунов, да где ж их взять?!

– Княже! – укоризненно воскликнул Калистрат.

– Прости меня, батюшка, но наш мудрый народ говорит, что клин вышибают клином. И раз выскочка собрался напустить на мои земли рать с колдуном во главе, я должен противопоставить ему что-то равноценное. Конечно, я понимаю, что негоже произносить такие слова в беседе со священнослужителем, который посвятил свою жизнь Всевышнему…

– Прежде всего, негоже забывать о бесконечной милости Божьей, – назидательным тоном заговорил Калистрат. – Как можешь ты помышлять о том, чтобы повторить богомерзкие деяния короля Данилы? Наоборот, хорошо, что у тебя на службе нет чародея. Значит, ненавидящий нечестивцев Бог за тебя!

– Но… – попытался возразить князь.

– Всевышний имеет власть стереть во прах мерзавца Хорсадара и в единый миг обратить твою слабость в силу!

– Но…

– Войска киевского выскочки будут разбиты, а сам он падёт к твоим ногам!

– Но…

– Не Данила завоюет северные княжества, а ты распространишь свою власть на земли, ныне подчинённые ему!

– Отче, всё это, к сожалению, лишь благие мечтания, – Андрей сумел наконец прервать протоиерея. – Ты прекрасно знаешь, что в нашем беспутном мире Господь не совершает более чудес. Он решил бросить грешных людей на потраву их собственным страстям. А ежели кто-то и продолжает творить чудеса, так это мерзкие колдуны, подобные Хорсадару. А что делать мне…

Князь умолк со скорбным видом. Но Калистрат отлично понял его и торжественно изрёк, нависая над сидящим на пне молодым правителем, как скала над ручьём:

– Тебе, княже, надлежит принять милость Всевышнего и вооружившись благодатью, истребить зло, неугодное Ему.

Андрей поднял склонённую голову и изумлённо воззрился на протоиерея.

– Как же тебя понимать? – только и сумел выдавить он.

Взгляд Калистрата сделался по-отечески ласковым.

– И отрёт Господь всякую слезу с очей, – заговорил он нараспев, – и успокоит всех страждущих и обременённых, да не покажется им слишком тяжёлым их жалкое земное иго, ибо научатся они у Спасителя смирению и терпению… Это и надлежит тебе проделать, Андрей Ярославич. Знай же, час твоего избавления близок. Узрел Всевышний нужду твою, услышал стон несправедливо униженного сердца…

– Несправедливо, несправедливо, – как заклинание, пробормотал молодой князь.

– И вот, святейший отец согласен даровать тебе милость, в своё время отвергнутую киевским выскочкой. Он надеется, что ты не будешь столь же неблагодарным, как Данила Романович.

Сначала Андрей ничего не понял. Лишь постепенно смысл сказанного доходил до его взбудораженного сознания.

– Святейший отец?! – князь всё ещё не верил услышанному. – Это что, который в Риме…

– Да, – коротко подтвердил Калистрат.

– Но погоди… погоди… Как же так? – Андрей вконец растерялся. – Почему ты говоришь от его имени? Разве…

– Ибо одно тело и один дух, Один Господь, одна вера, одно крещение, Один Бог и Отец всех, Который над всеми, и чрез всех, и во всех нас, – торжественно провозгласил Калистрат, казавшийся теперь земным воплощением небесного ангела-вестника. – Обряды различны, а Бог един, как сказано в Писании, – пояснил он с некоторой снисходительностью, видя, что князь мало что понял в его речах. – Когда миру грозит мерзость колдовская и нечисть ведовская, верные слуги Божьи должны позабыть нанесённые друг другу обиды… и даже заключить более тесный союз.

Тут в его глазах сверкнула искорка веселья, в данной ситуации, мягко говоря, неуместного.

– Так ты что, выступаешь послом римского престола? – напрямую спросил Андрей.

– Нет, почему же, – Калистрат сразу стушевался. – Но я уполномочен справиться у тебя, согласен ли ты принять помощь святейшего отца… перед тем как к тебе обратится истинный посол.

– Ага… вот, значит, как, – князь отвёл глаза в сторону. – А-а-а… как ты думаешь, принимать ли мне эту милость?

– Разве я могу вмешиваться в мирские дела? – вопросом на вопрос ответил священник, скрестив на животе руки.

– Ты уже вмешался, – буркнул Андрей.

– Ничуть. Я радею лишь о торжестве Славы Господней, – парировал Калистрат. Однако видя, что князь погрустнел, поспешил добавить: – Впрочем, насколько я могу судить, святейший отец слов на ветер не бросает. Ежели бы два года тому Данила Романович принял предложенную помощь, сегодня он получил бы корону не из рук никейского изгнанника, но от истинного наместника Божьего, прочно сидящего на престоле святого Петра. Так не упусти свой шанс, Андрей Ярославич! Иного у тебя всё равно не будет, ибо, как ты сам понимаешь, в одиночку тебе Данилу не одолеть.

– А войско римлянин даст? – забеспокоился князь. – Два года назад он предлагал Даниле в помощь против татарских псов каких-то пять сотен всадников.

– Памятуя о горьком опыте, святейший отец признаёт, что совершил ошибку. Он обещает похлопотать перед командорами воинства Христового о выделении тебе в помощь значительных сил. Так, по крайней мере, мне велено передать, – и Калистрат умолк, всем своим видом показывая, что далее вмешиваться в мирские дела не намерен.

Молчал также и Андрей. Он слишком хорошо понимал, что вопросы о короне и войске второстепенны, хотя для него самого имеют огромную важность. О самом главном они пока что не говорили…

Пауза затянулась, и Калистрат поспешил закруглиться, сказав:

– Однако я тебя понимаю, княже, очень хорошо понимаю. Ты не ожидал услышать подобные вещи, тем более из уст смиренного Божьего слуги. Вряд ли ты в силах дать немедленный ответ. Но никто и не просит отвечать немедленно! Возвращайся-ка ты в замок да обдумай всё хорошенько. А надумаешь – встретимся тут и снова поговорим. Али в Богородицкую церкву приходи. Али прямо ко мне. Чай, ведаешь, где меня искать.

Князь Андрей встал, медленно подошёл к стреноженному коню, снял путы. Обернулся. Калистрат не сводил с него прищуренных глаз, следя за каждым движением. Во взгляде – одно участие, и ничего более.

– Значит, на поддержку святейшего престола можно рассчитывать? – на всякий случай переспросил Андрей.

– Несомненно.

– Ну, тогда… я поеду.

– Да, – Калистрат благосклонно кивнул.

Андрей вскочил на коня, тронул поводья. На краю поляны обернулся и ещё раз посмотрел на замершего неподвижно священника.

– Но-о, пошёл! – князь стегнул коня семихвостной плёткой и поскакал в Боголюбов. Всю дорогу он размышляя о состоявшейся беседе и вскипал внутри от осознания того, что другой возможности достигнуть желаемой цели у него нет, а приняв помощь от латинян он может потерять всё, что имеет.