"Принц Галлии" - читать интересную книгу автора (Авраменко Олег Евгеньевич)Глава XVII. В КОТОРОЙ МЫ СНОВА ВСТРЕЧАЕМСЯ С БЛАНКОЙ КАСТИЛЬСКОЙБудучи глубоко набожной, Бланка, тем не менее, регулярно пропускала утренние богослужения, так как любила поспать допоздна. Затем она подолгу нежилась в большой лохани с теплой водой, прогоняя остатки сна и всевозможные грешные мысли, непременно являвшиеся ей ночью, а первым ее выходом в свет было посещение обедней службы. По пути Бланка заглядывала к Маргарите, и ежели та была в хорошем расположении духа (или наоборот – в очень дурном), то в церковь они шли вместе. Однако в тот день ее обычный распорядок был нарушен. Известие о происшедшем в королевском кабинете инциденте застало Бланку еще лежавшей в постели, но уже не спавшей. Скомкав ритуал утреннего омовения до банального мытья, она наскоро перекусила, оделась и поспешила в покои Маргариты, где ее наваррская кузина как раз предавалась одному из своих самых любимых занятий – устраивала разгон фрейлинам и горничным, вымещая на них всю свою злость и досаду. С появлением Бланки Маргарита наконец угомонилась и велела всем присутствующим, кроме Матильды де Монтини, убираться прочь. Когда дверь за последней из уходящих фрейлин закрылась, Бланка взволнованно спросила: – Что случилось, кузина? – Да ничего особенного, – сухо ответила Маргарита. – Какой-то полоумный пробрался на дворцовую площадь, вообразил, что это стрельбище, и принялся палить по окнам из арбалета. Его тут же схватили. – А что с дядей? – С ним все в порядке. Он отделался легким испугом. – Правда? – облегченно вздохнула Бланка. – А то мне говорили, что у него сердце… Маргарита громко фыркнула: – Глупости все! Он просто притворялся… Впрочем, сначала, может, и нет, у меня самой душа в пятки ушла, когда раздался грохот разбитого стекла, но потом он точно притворялся. «Ах, доченька, близится мой смертный час. Будь умницей, будь послушной, не огорчай больного старика…» Тьфу! А как только я дала ему слово, что к Рождеству обязательно выйду замуж, то он тотчас воспрянул духом: «Милое дитя! Ты возвращаешь меня к жизни…» Нет, это надо же быть таким лицемером! Как глупо я, должно быть, выглядела, когда, обливаясь слезами, умоляла отца не покидать меня, обещала сделать все, что он хочет, только бы он не умирал… – Она гневно топнула ножкой. – Попалась! Как малое дитя попалась! Папуля все-таки исхитрился заставить меня выйти замуж. – За кого? – Этого мы не уточняли. Хоть одно хорошо: отец согласился предоставить мне право выбора из числа одобренных им кандидатур. – И ты намерена исполнить свое обещание? – А как иначе? Ведь я дала слово, к тому же… – Тут Маргарита слегка поежилась. – В конце концов, все обернулось для меня не так уж и плохо. Могло быть гораздо хуже. Это свихнувшийся стрелок подвернулся очень кстати. Он спас меня от публичного унижения. – Какого? Маргарита вздохнула. – Сегодня я чуть не доигралась, – ответила она. – Отец получил такое заманчивое предложение, что едва не набрался решимости силой выдать меня замуж. Он даже назначил дату бракосочетания – четвёртое сентября. – И кто жених? – поинтересовалась Бланка. – Я его знаю? – Еще бы не знать. Это Красавчик. – Филипп Аквитанский? – переспросила кастильская принцесса, невольно краснея. – Вот именно. Ваш дон Фелипе из Кантабрии. Видно, он уже нагулялся и решил обзавестись семьей. А заодно присоединить Наварру к Гаскони и с нашей помощью отобрать у своего дяди галльскую корону. Властолюбец! – Из Филиппа получится хороший король, – заметила Бланка, отворачиваясь к окну. – В отличие от Робера Третьего, у него будет не только титул, но и реальная власть. Можно не сомневаться, он сделает Галлию великой страной. – Что ж, тебе виднее, – сказала Маргарита. – Если ты так говоришь, то так оно и будет. Дрожь в голосе Бланки вперемежку с горечью была ей хорошо знакома. Но это впервые кастильской принцессе изменило самообладание в присутствии посторонних, в данном случае – Матильды, что очень встревожило Маргариту. Жизнь Бланки при наваррском дворе с каждым днем становилась все более невыносимой, и в любой момент она могла сорваться – а это грозило непредсказуемыми, но наверняка весьма плачевными последствиями для всей наваррской королевской семьи. Маргарита подошла к Бланке и обняла ее за плечи. – Прости, душенька, я не нарочно. Я уже заметила, что ты избегаешь любых разговоров о Красавчике, но разве могла я подумать, что это такая болезненная для тебя тема. Бланка отстранилась от нее и смахнула с ресниц непрошеную слезу. – Да нет, ничего… Все в порядке. Я просто… – Ну! – подбодрила ее Маргарита. – Смелее! Ты никак не можешь забыть его, верно? И это вполне естественно, дорогая. Ведь он был твоим первым мужчиной, а такое не забывается. Даже я, и то помню, как в первый раз… – Ошибаешься, кузина, – мягко, но решительно перебила ее Бланка, садясь в кресло. – Не в том дело. Вовсе не в том. – А в чем же? – Маргарита присела на диванчик по соседству. Матильда, как обычно, устроилась на мягкой подушке у ног своей госпожи. – Только не увиливай. Либо отвечай начистоту, либо давай переменим тему нашего разговора. Я понимаю, что тебе больно вспоминать Филиппа Аквитанского, тем паче говорить о нем. Ведь ясно, как Божий день, что кузен Бискайский в подметки ему не годится – ни по своим человеческим качествам, ни, как я подозреваю, по мужским. По всему было видно, что Бланка страшно смутилась. Однако сказала: – Насчет человеческих качеств ты совершенно права. Но что касается мужских, как ты выразилась, то… мм… Словом, я не в курсе. Маргарита вскинула брови. – Да что ты говоришь?! – Правду говорю, – в некотором замешательстве ответила Бланка. – К твоему сведению, все эти сплетни про меня и Филиппа – беспардонная ложь. Маргарита уставилась на Бланку с таким потрясенным видом, словно та только что призналась ей, что втайне исповедывает иудаизм. – Ты это серьезно, солнышко? Ты не шутишь? – Какие тут шутки! Мы с Филиппом были друзьями, и только. Не больше, не меньше. Другое дело, что в прошлом году он просил моей руки, но… в общем, отец отказал ему. – В самом деле? – удивилась Маргарита. – Но почему? С какой стати он предпочел кузена Бискайского? Это же глупо! – Да, это было глупо, – с горечью подтвердила Бланка. – Более чем глупо. Не только глупо, но и под… – Тут она запнулась. – Так что же произошло? Немного помедлив, Бланка сказала: – Пожалуй, я последую твоему совету и не стану увиливать. Я просто не отвечу. То, как отец обошелся со мной, не делает чести его памяти. – Понятно, – кивнула Маргарита. – О мертвых только хорошее. – Да, – коротко ответила кастильская принцесса. Некоторое время они молчали. Бланка теребила кружева на своих манжетах и время от времени грустно вздыхала. Матильда с искренним сочувствием глядела на нее. Маргарита напряженно о чем-то размышляла. – Так это правда? – наконец отозвалась она. – Между тобой и Филиппом Аквитанским ничего не было? – Я уже сказала тебе, что все это досужие вымыслы. Или ты не веришь? – Да нет же, верю. Кому-кому, а тебе я верю… – Маргарита тряхнула головой. – Черт возьми! Это во многом объясняет твое поведение. Теперь все становится на свои места. Оказывается, дела обстоят гораздо хуже, чем я думала раньше. – В каком смысле хуже? – В самом прямом. Раньше я считала тебя просто застенчивой, ужасно скрытной, донельзя деликатной, стыдливой до неприличия; но на поверку ты еще и забитая, невежественная девчонка. Теперь я понимаю, что заблуждалась относительно истинной причины твоего отвращения к мужу. На самом деле ты брезгуешь Александром не потому, что после Красавчика он тебе неприятен. Тебе становится тошно при одной мысли о близости с ним не только потому, что некогда он согрешил с Жоанной. В конце концов, это не столь тяжких грех, чтобы… – Маргарита! – резко оборвала ее Бланка, встревожено косясь на Матильду. – Думай, о чем говоришь! И – А, вот оно что! – Маргарита тоже взглянула на Матильду. – Она и так все знает. Сегодня я ей проболталась, ты уж прости меня. Матильда с таким жаром говорила о том, как сильно она любит своего брата, что я взяла и бухнула ей про Александра и Жоанну. Дескать, одни уже доигрались, другие, Елена и Рикард, на подходе, а тут еще ты со своим Этьеном. Но не беспокойся, кузина, Матильда умеет молчать. Правда, Матильда? Девушка с готовностью кивнула. – О да, сударыни, – заверила она их. – Я буду молчать. Никому ни единого словечка, обещаю вам. – Вот и чудненько, – сказала Маргарита. – Итак, на чем я остановилась. Ах, да, на твоем целомудрии в замужестве… – А может, не надо? – попросила Бланка, вновь краснея. – Нет, душенька, надо. Прежде я избегала таких разговоров, щадила твою застенчивость. Я не сомневалась, что у тебя был роман с Красавчиком, и терпеливо ждала, пока ты не забудешь его настолько, чтобы завести себе нового любовника. Но теперь, когда выяснилось, что… – Кузина! Прекрати немедленно, прошу тебя. Иначе я встану и уйду… К тому же мне пора в церковь. – Ну, нет, тебе еще не пора в церковь. У нас впереди почти час времени, и если ты останешься у меня, мы пойдем в церковь вместе. Добро? – Ладно, – кивнула Бланка. – Но если ты будешь… – Да, буду. Ради твоего же блага я продолжу наш разговор. Разумеется, в любой момент ты можешь уйти – воля твоя, и удерживать тебя я не стану. Но я настоятельно советую тебе выслушать меня, старую блудницу. Обещаю не злоупотреблять твоим терпением, честное слово. Я лишь вкратце выскажу то, что сейчас у меня на уме и что меня очень беспокоит. Не заставляй меня впоследствии сожалеть, что я не попыталась помочь тебе разобраться в твоих проблемах. Бланка обреченно вздохнула: – Хорошо, я выслушаю тебя, кузина. Только постарайся… э-э, поделикатнее. – Непременно, – пообещала Маргарита. – Я буду очень разборчива в выражениях. Но прежде всего, давай внесем ясность: кузен Бискайский был первым и единственным твоим мужчиной, не так ли? – Да, – с содроганием ответила Бланка и тут же в припадке откровенности добавила: – Лучше бы вообще никого не было! – То-то и оно, дорогуша. Ты испытываешь отвращение не только к Александру, как человеку и мужчине (впрочем, как человек, он в самом деле противен), твое отвращение к нему постепенно распространяется на все мужское. В твоих глазах он становится как бы живым символом мужской низости и подлости, олицетворением всего самого худшего, что только может быть в мужчине. – Он мерзкий, отвратительный негодяй! – не сдержавшись, гневно произнесла Бланка. – Он подонок! Я так ненавижу его! – Я тоже его ненавижу, – спокойно ответила Маргарита. – Но моя ненависть к нему не грозит обратиться на других мужчин. – И моя… – Ну, не говори, душенька. Ты с таким отвращением сказала: «Лучше бы вообще никого не было», – что мне стало не по себе. Сама не подозревая о том, ты начинаешь ненавидеть всех мужчин без разбору. – Глупости! – запротестовала Бланка. – Ничего подобного… – Пока еще нет. К счастью, до этого еще не дошло. И я, кажется, понимаю, что тебя сдерживает, что мешает тебе сознательно возненавидеть мужчин. Это Филипп Аквитанский. Ведь ты была дружна с ним, верно? – Да, мы были хорошими друзьями. – Но, увы, не любовниками. – Маргарита… – Не надо лицемерить, кузина. Ведь теперь ты жалеешь об этом, не так ли? Скажи честно – или промолчи. – Да, – потупив глаза, ответила Бланка. – Я жалею. – Мне тоже жаль. – А тебе-то что? – Ты моя кузина и подруга, и мне небезразлична твоя судьба. Я очень беспокоюсь за тебя. Твой опыт близости с мужчинами ограничивается одним лишь Александром, и этот опыт нельзя назвать удачным, а тем более, приятным – он внушает тебе отвращение. Добро бы еще ты была флегматичной, но нет – тут ты похожа на Елену. Я заметила, что так же, как у нее, у тебя зажигается взгляд при виде любого мало-мальски симпатичного парня… – Но я не облизываюсь на них, подобно ей, – парировала Бланка. – И подобно тебе, кстати, тоже. – Это не важно. И вообще, речь сейчас не о нас с Еленой, а о тебе. В отличие от нас, у тебя очень специфическое воспитание, и навязанное тебе сестрами-кармелитками ханжеское мировоззрение вполне может сыграть с тобой злую шутку. Сознательно ты понимаешь, что кузен Бискайский не единственный мужчина, с которым ты… которому ты можешь подарить свою любовь… – Уж лучше никому, – отрезала Бланка. – Лучше никому, чем этому мерзкому чудовищу. – Вот-вот! Где-то в глубине тебя очень сильны предрассудки, не позволяющие тебе всерьез помышлять о возможности связи с другим мужчиной, кроме твоего мужа. Я не сомневаюсь, что рано или поздно это пройдет, но боюсь, что тогда будет слишком поздно. К тому времени тебе могут опротиветь все мужчины и все мужское. – Глупости! – Отнюдь. Всякий раз, глядя на симпатичного тебе парня, ты невольно отождествляешь его, как мужчину, с Александром… – А вот и нет! – А вот и да! Ты у нас фантазерка, у тебя богатое воображение, но, с другой стороны, ты малоопытна, вернее, совсем неопытна, и полна предрассудков. Эти последние особенно сильно сковывают тебя, разрушают все твои фантазии. Чтобы не совершить в мыслях прелюбодеяния, ты, разумеется, неосознанно, стремишься обезличить понравившегося тебе мужчину, выхолостить в своих глазах его индивидуальность и, давая волю своему воображению, тем не менее, представляешь его в постели в точности таким, каким был с тобой Александр. Конечно, если отвлечься от человеческих качеств кузена Бискайского и от твоей неприязни к нему, он, говорят, неплохой любовник; во всяком случае, некоторые мои горничные от него без ума. Однако у тебя все, что напоминает про Александра, вызывает отвращение. И соответственно, тот мужчина, который – Маргарита! – негодующе воскликнула Бланка. – Прекрати! Ты такую… такую чушь несешь! – Так-таки и чушь? Поверь, я рада была бы ошибиться… – И ошибаешься! – Не спорю. Может быть, в чем-то я ошибаюсь, многое упрощаю. Но, без сомнений, главная твоя беда в том, что ты живешь как монашка. – А как мне, по-твоему, следует жить? – Как нормальной женщине. – То есть, ты предлагаешь мне завести любовника? – Ну да, вот именно! Найди себе хорошего парня, крути с ним любовь, рожай от него детей – наследников Бискайи. Пусть дражайший кузен Александр хоть лопнет от злости, но он даже пикнуть против этого не посмеет, не говоря уж о том, чтобы требовать признания твоих детей незаконнорожденными. Ах, какая это будет жестокая и утонченная месть, подумай только! – Сударыня, – отозвалась Матильда с осуждением в голосе. – Вы отдаете себе отчет в том, что говорите? – А?! – Маргарита грозно уставилась на нее. – Опять проповедь? – Вовсе нет, сударыня, это не проповедь. Я просто хочу предупредить вас, что вы, может быть по незнанию, совершаете тяжкий грех, подбивая госпожу Бланку на прелюбодеяние. Маргарита удрученно покачала головой: – Ну, и дура ты, Матильда, в самом деле! Ты ровным счетом ничего не поняла из того, что я сказала. Дитя малое! Неужели ты не видишь, как Бланка страдает? Неужели тебе невдомек, что главная причина ее страданий – неурядицы в личной жизни? – Я вижу, сударыня, я понимаю, но… – Ты предлагаешь ей быть верной женой и снова пустить к себе в постель мужа? При одной мысли об этом Бланка содрогнулась. – Ну… – Матильда в растерянности захлопала своими длинными ресницами. Прежде все в жизни представлялось ей простым и однозначным. Было зло и добро, черное и белое, грешное и праведное, истинное и ложное – но теперь… – Кузина, – сказала Бланка, выручая Матильду из затруднения. – Если ты думаешь, что это решит все мои проблемы, то ошибаешься. – Я так не думаю, – покачала головой Маргарита. – Я знаю, что тебя очень тяготит твое положение при моем дворе. Он, конечно, не столь блестящ, как кастильский… – Не преуменьшай, кузина, твой двор великолепен. Однако… – Однако хозяйка в нем я. А при кастильском дворе ты привыкла повелевать, привыкла быть в центре внимания, привыкла к всеобщему поклонению. В Кастилии тебя любили и почитали больше, чем твоего отца, Альфонсо и Нору, не говоря уж о Фернандо, Констанце Орсини или Марии Арагонской. Но тут ничего не попишешь. Это мой двор и моя страна, и даже при всей моей любви к тебе я не потерплю твоих попыток играть здесь первую скрипку. Ты уж прости за прямоту, Бланка… – Все в порядке, кузина, я не в обиде. Ты совершенно права: это твой двор, и с моей стороны было бы свинством претендовать на роль хозяйки в нем. – Тем не менее, – заметила Маргарита. – Женясь на тебе, кузен Бискайский рассчитывал, что с твоей помощью он станет королем, и наверняка пообещал твоему отцу сделать тебя хозяйкой всей Наварры. Тут Бланка гордо вскинула голову. – Ты же знаешь, кузина, я никогда не позарюсь на то, что не принадлежит мне по праву. Со всей ответственностью могу заверить тебя, что в своих притязаниях на наваррский престол мой муж не получит никакой поддержки ни от меня лично, ни от Альфонсо, ни от Кастилии вообще. Более того, в случае необходимости я сама воспрепятствую свершению его честолюбивых планов, и пока я жива, он будет оставаться лишь графом Бискайским и никем другим. Больно мне нужна твоя маленькая Наварра – после всего, что я упустила в своей жизни. Последние слова Бланка произнесла с откровенной пренебрежительностью, но горечь, прозвучавшая в ее голосе, помешала Маргарите обидеться. – Да уж, – согласилась она, – ты многое упустила. Однако я склонна считать, что в случае с кузеном Бискайским ты сама сглупила. Ведь ты у нас такая властная и решительная – что помешало тебе воспротивиться этому браку? К тому времени тебе уже исполнилось шестнадцать лет, ты стала полноправной графиней Нарбоннской, пэром Галлии, и даже отец при всем желании не смог бы лишить тебя этих титулов без согласия галльского короля и Сената. В крайнем случае, ты могла бы бежать в Галлию и попросить покровительства у кузена Робера Третьего. Я уверена, что он не отказался бы помочь невесте своего племянника. Бланка кивнула: – Да, кузина, тут ты права. Я сглупила, вернее, смалодушничала. Я проклинаю себя за ту минутную слабость, которая обернулась такой катастрофой. Да простит меня Бог, порой я проклинаю отца за то, что он сделал со мной. Я потеряла все… даже дружбу Филиппа. Маргарита хотела спросить почему, но потом сама догадалась. – Ага! – сказала она. – Красавчик предлагал тебе бежать с ним в Галлию? – Ну… вроде того. Был один план, но я, дура, отказалась… Боже, какой я была дурой! Маргарита внимательно посмотрела ей в глаза. – Все-таки ты влюблена в него, правда? Бланка горько усмехнулась: – Какое теперь это имеет значение? Если я и любила Филиппа, то недостаточно сильно, чтобы воспротивиться воле отца. Но Маргарита отрицательно покачала головой: – Твои рассуждения слишком наивны, кузина. Это в поэмах моего незадачливого поклонника, графа Шампанского, любовь придает людям силы, подвигает на героические поступки, а в реальной жизни сплошь и рядом происходит обратное. Не исключено, что твои нежные чувства к Филиппу Аквитанскому сыграли с тобой злую шутку, и ты… – Не надо, Маргарита, – перебила ее Бланка, чувствуя, что вот-вот заплачет. – Довольно. К чему эти разговоры? Все равно прошлого не вернешь. Теперь я замужем, а Филипп… Он просит твоей руки. – И ты, небось, назовешь меня дурой, если я отвергну его предложение? – Нет, не назову, – ответила Бланка и улыбнулась уже не так горько, как прежде. – Но можешь не сомневаться, что именно это я о тебе подумаю. Маргарита зашлась звонким смехом. Вслед за ней позволила себе засмеяться и Матильда. – Кстати, сударыни, – сказала она, решив, что до сих пор ее участие в разговоре было недостаточно активным. – Вы знаете, что семь лет назад мой братик служил пажом у дона Филиппа-младшего? – Знаю, – кивнула Маргарита. – Кажется, я знаю про твоего брата все, что знаешь ты. – Ан нет, сударыня, вы еще не все знаете. – Неужели? – шутливо изумилась наваррская принцесса. – Это непорядок. Так что же я о нем не знаю? – Что он сегодня приехал. – В Памплону? – Да, сударыня. Легок на помине. Вы даже не представляете, как я рада! Братик вырос, еще похорошел… – Так где же он? – Совсем недавно был здесь, вернее, там. – Матильда указала на чуть приоткрытую дверь, ведущую в комнату дежурной фрейлины. – Мы с ним так мило беседовали, но затем поднялся весь этот гвалт, пришли вы… – Постой-ка! – настороженно перебила ее Маргарита. – Значит, он был здесь? – Да. – А сейчас где? – Не знаю, сударыня. Он ушел. – Когда? – Когда вы вернулись от государя отца вашего и велели всем уходить. – А ты видела, как он уходил? – Нет, не видела. Но ведь вы велели… – Да, я велела. Но, как и ты, я не видела, чтобы отсюда уходил парень. Я вообще не видела здесь никаких парней. – Маргарита перевела свой взгляд на указанную Матильдой дверь и, как бы обращаясь к ней, заговорила: – Вот интересный вопрос: мне придется встать и самой открыть ее, или же достаточно будет просто приказать: «Откройся»? |
|
|