"Путь Никколо" - читать интересную книгу автора (Даннет Дороти)

Глава 11

Это не мог быть никто другой, решил Тоби даже прежде, чем Эзота де Флёри вышла из дверей на свет. Тяжелое платье, воротник, расшитый самоцветами, аромат чужеземных благовоний, — это или хозяйка дома, или любовница. Но о любовнице ему никто не говорил. А затем вновь послышался мелодичный голос, дрожащий от ужаса:

— На помощь, муж мой! Чужие люди в доме! О, Тассе, Тассе, ты пропала!

Во всем этом для Тоби было что-то знакомое.

— Поставь эту даму на землю, — велел он Клаасу. В душе он испытал профессиональную гордость, что так скоро после выздоровления парень способен поднять на руки взрослую женщину и удержать ее. Затем он двинулся к возбужденной мадам де Флёри, которая тут же лишилась чувств. Тоби успел подхватить ее, едва удержавшись на ногах, и бережно опустил на пол. Клаас, с лица которого сошла улыбка, прекратил обниматься со служанкой и наконец выпустил ее. Негр Лоппе, не дожидаясь приказаний, снял с крюка лампу и поднес ее ближе. Тоби склонился над супругой Жаака де Флёри.

Несомненно, он ожидал увидеть крупную женщину. Но то, что предстало его взору сейчас, было по меньшей мере поразительно. Если мужу на вид было лет пятьдесят, то мадам де Флёри нельзя было дать и тридцати: на лице ни единой морщинки, волосы с темно-каштановым оттенком. В маске, если не обращать внимания на мелкие недостатке фигуры, она могла бы привлечь внимание любого мужчины; но без таковой нельзя было отрицать, что она уродлива до крайности. Глядя сверху вниз на распухший нос, тяжелую нижнюю челюсть, узкий покатый лоб и крохотные зажмуренные глазки Тоби не мог удержаться от вопроса — сколь же велико должно было оказаться ее приданое, дабы побудить Жаака де Флёри к женитьбе. На женщине было платье из дорогого бархата. Бездетна, говорил стряпчий, — и усыпана изумрудами. Рука вслепую потянулась к нему, и он накрыл ее ладонью.

— Не бойтесь. Мы ваши гости, мадам де Флёри. Из Брюгге, от вашей родственницы Марианны де Шаретти.

Приоткрылись глаза, а затем рот, обнажая крупные лошадиные зубы.

— Тассе, — выдавила она с трудом. — Он напал на нее!

Приобняв женщину за плечи, Тоби не без усилия помог ей сесть.

— Он просто хотел поприветствовать ее. Разве вы не узнали, кто это?

У него за спиной раздраженно сопел англичанин Томас, тогда как чернокожий Лоппе предусмотрительно отодвинулся в тень.

Клаас со служанкой стояли рядом, причем служанка испуганно косилась на молодого человека, а тот не сводил взора с женщины на полу. На лице его не отражалось никаких чувств, ямочек не было на щеках, и даже рот казался меньше обычного. Затем внезапно губы растянулись в знакомой улыбке.

— Вы можете не тревожиться: я ни на кого не нападу, пока тут Юлиус. Это он преуспевает по этой части. Позвать его к вам?

Женщина нахмурилась, слабо шевельнулась в руках Тоби.

— Маленький Клайкине?

— Нет, большой Клаас, — невозмутимо возразил подмастерье. Он не пытался подойти ближе.

Женщина слабо вскрикнула.

— Позвольте, я отведу вас в вашу комнату, — предложил Тоби. — Я лекарь. Ваш супруг должен был предупредить о нашем приезде.

Она обернулась к нему, застенчиво потупившись.

— Я забыла. Он так занят. Вино для гостей. Слуги…

— Они о нас позаботятся. У нас много времени. Ну вот, а вам лучше вернуться в спальню. Я помогу. Томас, Клаас, Лоппе… Ждите здесь, пока я не вернусь.

Он заметил, когда помогал ей подняться на ноги, взгляд, что она метнула через плечо на Клааса. Но Клаас уже отошел в тень, где скрывался Лоппе, и что-то нашептывал тому с широкой улыбкой. Ему показалось, он уловил отзвуки собственного голоса. Помогая немощной госпоже де Флёри добраться в комнату, Тоби подумал, что невольно обнаружил некую схему взаимоотношений, о которых ему лучше бы никогда не знать. Он мог с этим справиться. Он был достаточно опытен для этого. Но… Это было бы не слишком приятно.

И все обещания сбылись сполна. Хозяйка дома, передав свои извинения, не вышла к ужину. Хозяин, когда объявился наконец в сопровождении Асторре и Юлиуса, выглядел весьма недовольным и за столом ограничивался лишь едкими замечаниями, которые, при всем старании, нельзя было принять за любезность. Лоппе и Клааса, если им вообще дали поесть, нигде не было видно, а Томас быстро сообразил, что лучше держать рот на замке. Жаак де Флёри не собирался тратить время на посланцев своей не-совсем-родственницы Марианны де Шаретти, и теперь, когда с делами было покончено, стремился избавиться от них как можно скорее. Однако он был вынужден терпеть их присутствие до завтрашнего дня, пока не появится Франческо Нори от Медичи.

Им отвели две спальни, в одной из которых устроились Асторре и англичанин, а также Клаас на полу; в другой — Тоби и Юлиус, и Лоппе при них. Тоби, у которого началось несварение желудка, посреди ночи был вынужден выйти во двор, а по возвращении натолкнулся на странную фигуру в покрывале, в которой узнал хозяйку дома. Она, ничуть не меньше встревоженная, пробормотала извинения и заторопилась прочь. Он взял на себя труд, перед тем как вновь улечься, проверить местонахождение всех своих спутников. Юлиус мирно похрапывал, точно так же, как и Лоппе. В соседней комнате сон сморил Асторре и его помощника, но, судя по всему, ускользнул от бывшего подмастерья Клааса, которого нигде не было видно.

Он заснул, а проснулся в пустой комнате от криков и грохота. Не вставая с постели, стал ждать продолжения. Наконец Юлиус открыл дверь и уселся на край тюфяка с ироничным выражением на красивом лице.

— Слышал?

— Даже не осмеливаюсь вообразить, — отозвался лекарь, — что могло произойти. Но попытаюсь догадаться. Мадам подверглась насилию?

Лицо с классическими чертами утратило часть своей суровостью.

— Полагаю, ты встречался с подобным и прежде.

— И нередко, — подтвердил Тоби. — Вероятно, на сей раз это был негр?

Стряпчий скривился.

— Какое в этом удовольствие? Тоби рывком уселся.

— Но ведь не…

— Конечно, — кивнул Юлиус. — Клаас.

— И что дальше?

Юлиус пожал плечами.

— Все будет зависеть от месье Жаака. Если будет настаивать, то долгое тюремное заключение. Или членовредительство. — Он помолчал. — Асторре попытается этому помешать. Я сделаю больше. Я им не позволю.

С подобным спокойствием Тоби доводилось встречаться и прежде.

— Ты ничем ему не поможешь, если сам подставишься под наказание. Достаточно, чтобы Асторре поклялся, что мальчишка не выходил из спальни. Что в этом сложного?

— Асторре с Томмазом вечером напились, — пояснил Юлиус. — Все это видели. Они бы ничего не заметили даже если бы Клаас привел Эзоту к ним в спальню и уложил в кровать между ними.

Лекарь задумчиво покосился на него.

— Когда мы только что встретились, месье Жаак намекал на нечто подобное. Он обвинял тебя… видимо, облыжно. Стало быть, подобные выходки свойственны мадам де Флёри. Об этом знает ее супруг и, вероятно, другие люди. Кто поверит обвинению против мальчишки?

— Да, — согласился Юлиус. — У этой дамы своеобразная репутация. Так что смертной казни Клаасу удастся избежать. Но вот с остальным сложнее. Он богат, наш месье Жаак, и в фаворе у французского короля. А Клааса не было в комнате, и тебя тоже.

— Я пошел вслед за Клаасом, — сказал лекарь. — Вот ведь странное совпадение. Я никак не мог заснуть, вышел во двор, обнаружил его там, и мы немного поболтали. Насколько мне помнится, мы вернулись уже на рассвете и, чтобы не будить тех, кто спал в соседней комнате, я пригласил его заночевать его у нас. Ты ведь и сам видел парня здесь, когда проснулся.

Под загаром у Юлиуса внезапно проступил румянец, который был ему очень к лицу.

— Но что же тогда случилось с мадам де Флёри?

— Это был просто сон, — пояснил лекарь. — Несчастное создание, она явно подвержена подобным случайностям. Я пропишу ей успокоительное снадобье, после того как сообщу нашему другу Клаасу о том, что он делал нынче ночью. Как ты думаешь, где я могу найти его?

Поскольку настойчивость была одним из несомненных достоинств лекаря, Тоби вскоре обнаружил запертый подвал, куда посадили подмастерья, и незаметно отыскал удобно расположенное зарешеченное окно. Оно было у самой земли. Присев на корточки, он негромко окликнул, и ему так же тихо ответили. Он поспел вовремя, чтобы ознакомить Клааса с наскоро выдуманной историей, однако, как теперь обнаружил, не успел предотвратить побоев, полученных от конюхов де Флёри.

— Это пустяки, — отозвался Клаас слегка дрожащим голосом. От Томаса он получал и похуже.

— А где, на самом деле, — мягко поинтересовался Тоби, — Ты шлялся прошлой ночью?

Сверху вниз он уставился на Клааса. Тот поднял голову, и тень Тоби легла на его наивное лицо.

Лекаря трудно чем-то удивить. Тоби Бевентини был вполне готов услышать, что между его бывшим пациентом и госпожой де Флёри и впрямь что-то было. Она вполне способна напасть на мальчишку. Да и у самого мальчишки были причины проявить себя. Месть, подумалось Тоби, порой принимает странные формы. Его личное мнение о Клаасе сильно отличалось от того, что высказывал Юлиус.

— У нее не все в порядке по женской части, — пояснил Клаас. — Он женился на ней ради денег.

— И что же?

— А то, что это помогает ей чувствовать себя желанной. Мейстер Юлиус знает, поэтому он и уехал. Очень грустно, но ее муж пользуется этим.

— Так зачем же ему тогда обвинять тебя? — изумился Тоби. — И где ты был прошлой ночью.

— Со слугами, — ответил Клаас. — Но я об этом не скажу. Я сбежал восемь лет назад, но другим это не удалось. Была еще одна племянница… Ладно, не важно. Что же до его обвинений… Дело именно в том, что я сумел сбежать. Мне нечего терять, поэтому я могу рассказать о недомогании мадам Эзоты.

— О недомогании? — повторил Тоби.

Клаас искоса взглянул на него.

— Вы не уродливы. И не замужем за Жааком де Флёри. Тоби пристально взглянул на мальчишку.

— Если бы не я, де флёри уничтожил бы тебя, а скорее всего, и твоего приятеля стряпчего тоже. Ты очень любишь прощать, мой дорогой Клаас, но если ты не станешь драться сам, то это придется делать тем, кто в ответе за тебя. Или, возможно, ты добиваешься именно этого?

Внизу Клаас зашевелился, и зашуршала солома.

— Вы и впрямь в это верите? Надеюсь, что нет. Не знаю, как и благодарить вас за все ваши хлопоты. Но на самом деле никакой нужды в них не было.

— Ты не боишься лишить носа или руки?

Клаас неуверенно отозвался:

— Это случается или не случается. Я сам должен все устроить, к добру или к худу. Я ценю то, что вы сделали. Второе спасение. Но на сей раз я не хотел вмешивать никого из посторонних.

— У тебя нет выбора, — возразил Тоби. — Ни у кого нет выбора.

Его собеседник молчал. Это было весьма выразительное молчание, и Тоби решил слегка поднажать:

— Ты об этом не думал?

— Я всегда думаю о тех людях, которые от меня зависят, — возразил Клаас. В подвале было холодно, однако он сидел неподвижно, обняв себя руками за плечи. — Но никто не обязан облегчать мое бремя.

— Даже те люди, которые зависят от тебя?

Эти слова явно несколько смутили мальчишку.

— Но ведь к вам с мейстером Юлиусом это не относится.

— Возможно, и нет. Но ты на нашей совести, — промолвил Тоби. — И если мы позволим, чтобы с тобой обошлись несправедливо, тем самым мы унизим самих себя. Хочешь ты того или нет, мы вынуждены вмешаться. То же самое сделают и все те, кто чем-то обязан тебе. Ты не свободен в своих поступках. Разве этого не говорила тебе твоя хозяйка после очередной выходки? Но, возможно, сейчас несправедливо будет напоминать тебе об этом. На сей раз твоей вины не было. Поэтому прими ту помощь, которую тебе оказывают по доброй воле.

— Помощь, о которой я прошу, да, — произнес Клаас. — Мастер Тоби…

Он не мог даже вообразить, чего хочет от него этот юнец. Он молча ждал.

— Мастер Тоби, — повторил Клаас. — Эти люди очень неприятные, но наказывать их необязательно. Особенно наказывать смертью.

Тоби уставился вниз, на внучатого племянника и пленника месье Жаака.

— Кто может наказать их смертью?

Лицо человека в подвале несколько просветлело.

— Господь Бог, — пояснил Клаас. — Хотя, конечно, от этого вы не сможете их защитить. Но есть еще люди, которые смыслят в травах и эликсирах.

— Ясно. — Тоби задумался. Наконец он промолвил: — Не вижу в этом никакой опасности. Не тревожься.

— Не буду, — заявил Клаас, и на запрокинутом лице появилась улыбка.

На этом Тоби покинул его и вернулся к себе в комнату, где стоял сундучок с лекарскими принадлежностями. Как будто бы все на месте, — пока что. Он надежно запер ящичек… От кого? От Асторре и его подручных, страдавших от презрения Жаака де Флёри? От мейстера Юлиуса, который любой ценой хотел защитить Клааса, а также отомстить за прошлые унижения? Или это был замысел собственных слуг де Флёри, случайно подслушанный на кухне? Или даже сам Клаас боялся, что будет вынужден прибегнуть к крайним мерам самообороны, к чему его в отчаянии подталкивали все вокруг?

Но нет, в это он не верил. Он не верил, что Клаас способен сделать что-то вопреки собственному здравому смыслу. Лишь единственный раз он видел его совершенно беспомощным, — на причале в Слёйсе. Так что сейчас, скорее всего, им двигали куда более простые мотивы, чем пытался вообразить Тоби. И вполне резонно, ведь кто бы ни причинил сейчас вред Жааку де Флёри или его супруге — во всем обвинят именно Клааса.

Лекарь в задумчивости спрятал ключ в кошель на поясе, а затем отправился на поиски хозяина дома, которому и сообщил счастливую весть о невиновности Клааса. Сперва месье Жаак никак не мог поверить, что с его супругой не случилось ничего дурного. Человеку постороннему могло бы даже показаться, что он разочарован. Но когда Тоби отвел его в сторонку и объяснил (по-латыни) истинную природу недомогания мадам, то бледность покинула чело ее супруга. Он смог вздохнуть спокойнее. И даже (под конец) выдавил из себя какие-то слова благодарности. Через некоторое время он вспомнил, что Клаас по-прежнему заперт в подвале, и велел выпустить его. На вопрос о том, какое вознаграждение причитается Клаасу за перенесенные несправедливые побои, месье де Флёри обещал подумать. Судя по всему, эти раздумья ни к чему не привели. Единственной компенсацией Клаас мог бы считать то, что не лишился в этой истории ни руки, ни какой-либо части лица. Из подвала он появился чуть более притихший, чем обычно, но совершенно невозмутимый, и Тоби вручил Лоппе еще немного заживляющей мази, после чего Клаас скрылся на конюшне, и утро продолжилось, как ни в чем ни бывало.

Никто не предложил лекарю навестить хозяйку дома в ее опочивальне. В какой-то мере это даже огорчило Тоби. Он с удовольствием бы задал ей пару вопросов, разумеется, предусмотрительно взяв с собой Юлиуса и ее супруга Вместо этого, Тоби пробрался на кухню, где получил кружку эля и кусок пирога, и там долго болтал со служанкой Тассе, в то время как Юлиус был вынужден общаться с представителями Медичи, о которых так пренебрежительно отзывался Жаак де Флёри.

Многие люди могли утверждать, будто презирают Медичи, однако мало кто мог себе позволить игнорировать их. В Лондоне, Брюгге, Венеции, Риме, Милане, Женеве, Авиньоне их банки контролировали деловую жизнь целых народов. А эти банки, в свою очередь, контролировал глава семейства, великолепный подагрический старик, Козимо де Медичи, никогда не покидавший свой дворец во Флоренции.

У него были сыновья — его наследники. Но, что гораздо важнее, поколения за поколениями сменялись опытные, превосходно образованные молодые люди, заправлявшие отделениями банка на местах. Юлиус был знаком с некоторыми из них. С семьей Портинари, к которым принадлежал и юный Томмазо, любитель перстней, чьи братья заправляли делами в Милане. Семейство Нори, включая старого Симоне, проживавшего в Лондоне, и молодого Франческо здесь, в Женеве. Именно он сейчас и возник на пороге, Франческо Нори, в сопровождении синьора Сасетти, мужчины лет сорока с прямым римским носом и коротко подстриженными вьющимися волосами, который громогласно и церемонно поприветствовал месье де Флёри, после чего повернулся, чтобы сердечно поздороваться с Юлиусом и похлопать по плечу Асторре, капитана наемников Шаретти.

Асторре и прежде приходилось перевозить охраняемые грузы. Асторре привык к подобным сборищам. Асторре, как заметил Юлиус, следил за происходящим чрезвычайно внимательно, и стряпчий припомнил, что как-то раз капитан хвастался, что и сам хранит свои сбережения здесь, в Женеве. Судя по всему, месье де Флёри предложил ему по-семейному более высокую ставку, с заверениями, что его деньги не пропадут в любом случае, даже если что-то случится с компанией Шаретти. Юлиуса позабавил тот факт, что, несмотря на все его презрение к Асторре, Жаак де Флёри не брезговал его деньгами. Он явно не тот человек, который смешивает, личное отношение с прибылью. Хорошие наемники могли заработать кучу денег, — благодаря случайному везению, захвату видного пленника или просто с помощью грабежей, — так что любой банк, привлекший их внимание, мог считать, что ему повезло. И если Асторре сумеет получить хороший контракт в Италии и справится с ним, то де Флёри получит неплохую прибыль. Сам Юлиус хранил свои сбережения у Строцци. И об этом прекрасно знала Марианна де Шаретти, будь она неладна В наши дни никто не умеет хранить секреты.

Так что Асторре высидел всю встречу от начала до конца. В основном, они были заняты проверкой и выдачей расписок на товары, прибывшие из Брюгге в Женеву. После этого были осмотрены товары, следующие из Брюгге к Медичи в Италию, развернуты и разложены гобелены, а также золотая посуда. Был приглашен для знакомства и брат Жиль, но, по счастью, его избавили от необходимости демонстрировать свои вокальные данные. После этого из конюшни во двор вывели четырех жеребцов, призванных восхитить мессера Пьерфранческо.

За всем этим Жаак де Флёри наблюдал с видом высокомерного превосходства и был с управляющими банка Медичи ничуть не более любезен, чем с людьми Шаретти.

Юлиус, держа в руках бумаги, вслед за Асторре и остальными вышел во двор, чтобы полюбоваться лошадьми, и обнаружил там Клааса, который, выбравшись из стойла, помогал конюхам. Юлиус порадовался, что видит его на свободе, но одновременно не мог скрыть тревоги. В отличие от Феликса, ходячей Библии родословных и пометов, Клаас никогда не водил близкого знакомства с животными. Несмотря на все подначки двоюродного деда, весь его опыт в этой области можно было свести к тягловым волам, гончей, которую он то ли прикончил дубинкой, то ли нет, и жесткогубым лошадям, с которых он то и дело падал на всем пути до Женевы. Поэтому было совершенно поразительно, как быстро он успел привязаться к породистым жеребцам Медичи, а они — к нему. Должно быть, ночи, проведенные в конюшне на соломенной подстилке, породили некое чувство товарищества. Он то и дело таскал им лакомые кусочки, а когда подходил ближе, они тянулись к нему мордами и слюнявили уши.

Теперь жеребцов вывели перед управляющими Медичи, и Клаас, повернувшись, уже собрался было идти прочь, как вдруг Сасетти окликнул его.

— Вот это да! Я ошибаюсь, или мы с этим юношей знакомы? Клайкине?

Клаас обернулся. Вьющиеся волосы, слежавшиеся после трех недель под шлемом, были того же цвета, что ржавчина на его кольчуге. Лицо, как обычно, в синяках, и под глазом нечто, напоминающее фингал. Он широко улыбнулся.

— Мессер Сасетти.

— И мессер Нори. Верно, — подтвердил Сасетти.

От Жаака де Флёри ощутимо исходили волны ледяного неодобрения. Управляющий Медичи не обратил на это ни малейшего внимания.

— Так что, ты теперь стал солдатом? Вместе с capitano Асторре? Хочешь сделать себе состояние? — Сасетти обернулся к Юлиусу и лекарю. — Самый шустрый ребенок, какого я только видел в этом доме. Ты был настоящим кошмаром, верно? Но отличный посыльный. Мальчик на побегушках, volando. Хотел бы я, чтобы у меня в конторе рассыльные бегали с той же скоростью. Ну что ж… — Он улыбнулся ему на прощание. — А вот и наши лошади.

Лошадей он одобрил. Теперь оставалось лишь, прежде чем все они замерзнут до смерти, вернуться в дом и покончить с процедурой передачи посланий. Юлиус велел Лоппе принести пакет, вскрыл его и, развернув тяжелую промасленную бумагу, высыпал содержимое на стол месье Жаака. Восковые печати на письмах, твердые и блестящие, в таком множестве напоминали цветы.

Сперва он выбрал все послания Медичи: печать Симоне Нори из Лондона; письмо от Анджело Тани из Брюгге, и еще одно — от Абеля Кальтхоффа, их посредника в Кельне, — все с il segno, обводкой в виде груши, распятием и тремя коронами наверху, символом Медичи. Все печати были нетронуты. Белая нить не порвана. Но даже и в противном случае никто не смог бы ознакомиться с содержимым, ибо ни один банкир в Европе не стал бы передавать важные сведения другому открытым текстом, а шифры Медичи были лучшими в мире.

Тем не менее, Сасетти со своим спутником внимательно осмотрели все письма, прежде чем спрятать их, заодно воспользовавшись возможностью, как сделал бы на их месте любой банкир, рассмотреть имена адресатов на прочих пакетах, ожидавших доставки владельцам. Сообщение от венецианского торговца Марко Корнера его родственнику Джорджо в Женеве. Письмо от Жака де Строцци торговцу шелком Марко Гаренти, супругу сестры Лоренцо, Катерины, которая жила во Флоренции. Еще одно — от Якопо и Аарона Дориа, адресованное Полю Дориа в Геную, через миланских представителей банка святого Георгия. И еще не меньше дюжины посланий в банк Медичи в Милане, печати которых, самые разнообразные, все были оттиснуты на самом дорогом воске и несли на себе изображения святых.

Вытянув толстый палец, Сасетти тронул один из конвертов.

— Епископ Сент-Эндрю, Шотландия, — промолвил он. — Аннаты, разумеется. Или, возможно, папские пожертвования? Теперь я понимаю, почему наш скромный груз так хорошо охраняется. Иначе как сможет папа идти войной на турков, если золото к нему не попадет?

— Дорогой мой Сасетти, — отозвался Жаак де Флёри, не скрывая иронии. — Не могу себе представить, чтобы этот бывший дамский угодник в Ватикане собрал достаточно денег, чтобы выслать хотя бы весельную лодку. Бургундия поможет ему? Нет. Милан шевельнет хоть пальцем? Все эти дурнопахнущие монахи-отшельники с Востока, которые во всех церквах взывают к новому крестовому походу… Все, что им нужно, — это заиметь себе домик и пенсию, и достаточно грамотных учеников, чтобы прославили их в веках по-гречески. — Торговец повел мощными плечами и презрительно хохотнул. — Король Шотландии, должно быть, обезумел, если решил послать ему деньги. Или, скорее, сошла с ума его сестрица. Она многие годы обреталась здесь, будучи помолвленной с графом Женевским, покуда король Франции не указал, сколь неподходящим был бы такой брак, и ее не отправили домой в Шотландию.

— Она кузина епископа Кеннеди, — заметил Юлиус. — Не исключено, что осталось ее приданое, которое еще можно вернуть.

Люди Медичи, которые знали об этом все доподлинно, изобразили вежливое внимание к разговору. Юлиус уловил намек и поспешил сменить тему. Ему было прекрасно известно, что деньги от епископа Сент-Эндрю были частью выкупа за брата Николаи де Аччайоли, и если грек собирался просить о помощи и здесь тоже, то стряпчий окажет ему дурную услугу, сообщив о прошлых успехах.

Разговор сам собою подходил к концу. Жаак де Флёри отнюдь не старался продлить его. Жаак де Флёри не скрывал, что ждет не дождется, когда сможет наконец отделаться от Медичи, а затем еще до захода солнца отослать прочь и остальных своих гостей. Жаак де Флёри отнюдь не наслаждался их обществом.

Возникло небольшое затруднение. Сейчас в банке Медичи готовили свежий отчет для Милана. Мессер Нори хотел бы привезти бумаги завтра Он надеялся, что капитан наемников согласится передать их по назначению. Предложенная цена была весьма щедрой. Месье де Флёри наотрез отказался продлить свое гостеприимство еще на одну ночь. Юлиус, стремительно приняв решение, обо всем договорился к Нори. Если тот сейчас вернется в банк, чтобы собрать все необходимые бумаги, то Юлиус сам пошлет за ними человека Он был рад, что эта мысль своевременно пришла ему в голову. Чуть позже, когда встал вопрос о посыльном, он решил, что Клаас, хорошо знавший и Женеву, и Сасетти вполне заслужил небольшую прогулку.

Стряпчему даже не пришло на ум, что месье де Флёри может не одобрить это решение. Упаковав все документы, он отправился помочь Асторре с погрузкой. Тут же последовало бесцеремонное приглашение явиться к месье Жааку в кабинет.

Разговор вышел отвратительный. Юлиус, бледный от гнева, с трудом добрался до своей спальни, и первый, кого он встретил там, оказался Клаас, который нес пожитки Томаса.

— Так ты вернулся! — не сдержался Юлиус. Клаас изумленно воззрился на него.

— Пришлось подождать. Письма были не готовы. Юлиус рухнул на свой тюфяк.

— Старый дьявол был уверен, что ты сбежал, или разбалтываешь все его секреты.

Клаас сочувственно взглянул на него.

— Он грозил, что отрежет тебе руки.

— Нет, они угостили меня пивом и спрашивали насчет мейстера Тоби. Я им рассказал про Лионетто и его стеклянные рубины.

— А насчет де Аччайоли? — поинтересовался Юлиус Клаас наморщил лоб.

— Нет. Медичи сами торгуют шелком. Вы знали об этом? Я им рассказал насчет мессера Арнольфини. Это важно?

— Нет. Арнольфини просто торгует с де Флёри, это не имеет значения, — отозвался Юлиус. — Шаретти шелк не интересует.

— Вот и славно, — согласился Клаас. — Но что они говорили насчет вдовы…

Юлиус сел рывком.

— Насчет демуазель?

Клаас смутился.

— Ну, вообще, насчет женщин, которые сами заправляют делами. Вы ведь уже слышали месье де Флёри. Им не нравится ткань, которую она присылает, и они говорят, что цена слишком высока.

Юлиус изумленно уставился на него.

— Какая чепуха! Мы даем цену ниже рыночной, если уж на то пошло.

— Значит, продается она по другой цене, — весело пояснил Клаас. — И она заплесневелая.

— Что?!

— Может, месье Жаак держит ее в плохом подвале, — предположил Клаас. — Тот, куда меня посадили, был сырой до ужаса. Вероятно, стоит сказать ему?

— Вероятно, — медленно произнес Юлиус.

— Вы с ним говорили, — заметил Клаас. — Он не упоминал об этом?

— Нет. Может, мне стоит принять его предложение. Похоже, кто-то наживается на компании Шаретти.

— Предложение?

— Он хотел, чтобы я вернулся к нему, — коротко пояснил Юлиус. — Сперва спросил, собирается ли вдова опять выходить замуж. И не намерены ли сделать ей предложение я сам, или Асторре.

— Капитан?! — воскликнул Клаас.

— Да, хотя надо отдать ему должное, — промолвил Юлиус — месье Жаак не слишком одобряет мысль, чтобы Асторре возглавил все дела Шаретти. Он даже был настолько любезен, что заявил, будто я стал бы хорошим хозяином для женщины такого сорта. Затем, убедившись, что меня это не интересует, он предложил мне вновь занять прежнее место, теперь, когда я убедился, как скверно прятаться за женские юбки. — Юлиус помолчал. Конечно, о таких вещах не стоило говорить с юнцом вроде Клааса, но ему необходимо было с кем-то поделиться, а Клаас как раз оказался под рукой. Все чаще и чаще Клаас оказывался под рукой. Уже не в первый раз. Юлиус поймал себя на мысли, что мечтает о том, чтобы Клаас наконец повзрослел, набрался немного ответственности и достиг того положения, чтобы с ним можно было по-мужски обсуждать важные вопросы.

Клаас задумчиво улыбнулся.

— Ну что ж, мысль интересная. Но, полагаю, вы отказались.

— Тогда он попытался перекупить Лоппе. Лоппе! — повторил Юлиус.

— Это потому, что у него такой красивый голос, — согласно кивнул Клаас.

— Лоппе! — устало повторил Юлиус. — Не монаха. Как, вообще, Асторре умудрился подружиться с монахом?

— Это вы о брате Жиле? — дружески заметил Клаас. — Конечно, у него голос не ахти, но это было лучшее, что смог раздобыть Томмазо, когда Медичи понадобился певчий. Но тот человек, что распевал грегорианские хоралы красивым тенором — это был раб из Гвинеи по имени Лоппе. Чему он только не научился. Он сперва жил у одного еврея, потом у португальца, а затем у каталонца. После чего его купил Удэнен, преподнес демуазель де Шаретти, а теперь он у вас Пять языков. И грегорианские хоралы.

Юлиус посмотрел на него и наконец выдал:

— Брат Жиль обучает его?

— Нет, он подхватил сам. На брата Жиля это произвело большое впечатление. Теперь они поют контрапунктом.

— И месье Жаак его услышал, — догадался Юлиус. — И, разумеется, захотел его купить. Он стоит целое состояние.

— Вы продали его? — полюбопытствовал Клаас.

— Нет, — отозвался Юлиус. — Этому человеку я не продал бы и собаку. Но если Лоппе — это такая ценность, то что нам с ним делать, ведь это был подарок Удэнена вдове?

— Я рассказал про него мессеру Сасетти, — заметил Клаас. — Он полагает, что им может заинтересоваться герцог Миланский. Удэнен не будет возражать, если Лоппе перейдет к герцогу. Лоппе это тоже вполне устраивает я спросил у него. И Асторре с братом Жилем также будут довольны. Возможно, мы сумеем добиться лучших условий контракта.

Порой Клаас ухитрялся удивить кого угодно. Юлиус молча взирал на него.

— Если, конечно, мы сумеем перевезти его через Альпы, — задумчиво добавил Клаас.