"Область личного счастья. Книга 1" - читать интересную книгу автора (Правдин Лев Николаевич)

СЫН И ОТЕЦ

Афанасий Ильич с улицы не мог видеть окон своей комнаты. Он вошел в темный коридор и только тут заметил полоску света под дверью.

«Вернулся орел», — подумал он и постарался принять вид, какой, по его мнению, подобает оскорбленному, но справедливому в своем гневе отцу. Громко топая, он решительно прошел по коридору, толкнул дверь и остановился в замешательстве.

Комната, довольно запущенная холостяцкая комната, сейчас сверкала чистотой и уютом. Теплом веяло от печурки; на ней в чистых, блестящих кастрюлях и чайнике что-то кипело, обещая хороший ужин. Никаких сомнений относительно того, что здесь хозяйничали женские руки, быть не могло.

Да и сама обладательница этих заботливых рук находилась тут же. Это была Ульяна Демьяновна Панина.

Он стоял на пороге, не вполне еще поняв, что здесь происходит, а она просто посоветовала:

— Ну чего помещение студите? Входите, Афанасий Ильич.

Петров вошел, вежливо затворив за собой дверь. Затем он долго вытирал ноги о старый половичок, специально для этого брошенный к порогу. Разделся, повесил куртку и шапку на вешалку у двери.

Фыркая больше, чем надо, он долго умывался, до тех пор, пока не заскрипела кожа на крепких ладонях. Панина подала ему полотенце, он взял его не без опаски: такой оно было снеговой белизны.

Наконец он сел к столу, она села против него, положив странно маленькие, но, наверное, сильные руки на белую скатерть.

— Вот теперь объясните, — свертывая папиросу, начал он, но Панина перебила его:

— Хоть спасибо-то скажете или сразу ругать начнете? Да не сорите табаком на пол. Завтра зайду проверю, как вы умеете чистоту соблюдать.

Афанасий Ильич хмуровато глянул на нее. Она смотрела прямо в глаза, спокойно, без тени улыбки, так что ему пришлось изменить тон.

— Я, конечно, очень благодарен. Только как-то неожиданно. — И ворчливо добавил:

— А вообще я не просил. Есть уборщицы, они и должны. Конечно, за вашу заботу спасибо.

Панина спокойно убрала руки под фартук, и если бы Петров лучше знал женские повадки, то понял бы, что сейчас ему будет выговор. Но он этого не знал и подготовиться не успел. Она спокойно, как и все, что делала, начала его отчитывать:

— Не просил? А вас кто просил подобрать сироту-парнишку? Никто не просил. Сами. Так и меня просить не надо. Вы уже отблагодарили меня и всех вперед на много лет. Я давно смотрю, как у вас парнишке живется. Вижу — хорошо. Вы думаете, я этого не понимаю. Сама мать. И кто чужое дитя приветит, для меня самый человек дорогой.

Она словно одарила Петрова редкостной своей улыбкой.

— Поняли? Ну и не будем считаться.

— Ну, ладно, — сдерживая волнение, проговорил Афанасий Ильич, — дайте руку. Большое вам спасибо, Ульяна Демьяновна.

— Не за что, — вежливо, как отвечает хозяйка благодарным гостям, сказала Панина. — А Гриша где?

— Гриша? Тут вот какое дело получилось, — ответил Афанасий Ильич и рассказал все, что произошло и что он по этому поводу думает.

Она выслушала с большим вниманием, вздохнула сочувственно:

— Да, с детьми трудно. Своих и то не всегда поймешь, а тут все-таки свой, да не совсем. Я вам как мать скажу. У меня детишки-то маленькие еще.

Она внезапно остановилась. Странно заблестели глаза. Петрову показалось, что это слезы, но блеск так же мгновенно потух, как и вспыхнул.

— Вот, все прошло. Может, живы еще. Война кончится, искать поеду. Так вот. Маленькие у меня детки-то, и то глядеть надо, кто что задумал. Сразу не доглядишь, потом хуже будет. А у вас парень большой. Вы с ним, Афанасий Ильич, как товарищ с товарищем говорите. Не напускайте на себя гордости, что я, мол, большой, а ты еще недоросточек. А Гришка-то ведь мальчонка еще. Пусть он вас как старшего уважает. Вот тогда и будет у вас согласие во всем. Это большую сноровку надо иметь — детей растить.

Речь ее лилась просто и плавно, как широкая благодатная река; ее хотелось слушать и слушать, эту простую русскую мать. И Петров отдыхал, наслаждаясь теплом и чистотой. Давно так мирно не было на душе его. А она все говорила простые, обычные слова:

— Вот и мне радостно. Я ведь домашность люблю. На работе будто устала, а пришла сюда и прибираю как в своей хате. И все мне мило. Занавесочки еще тогда нашла, когда белье у вас стирала. А вы и не знали. Гришутка мне белье-то дал. Сюда на стену картину бы надо. Не люблю, когда стена пустая. За ужином в столовую сходила. Повар наливает и спрашивает, не замуж ли я за вас вышла. Ну я ему ответила — больше не спросит.

Афанасий Ильич глубоко вздохнул и, как бы оправдываясь, заметил:

— Всякий бывает народ.

— Бывает, — согласилась Панина, — всякий бывает. А хороших у нас больше. Хороший народ. А позубоскалят, так мне от этого не убыток. Да я и сама люблю посмеяться, когда душа на месте.

Петров спросил, как она попала в его квартиру. Не Виталия Осиповича это выдумка?

Оказалось, Корнев здесь ни при чем. Приходила уборщица из конторы, когда Ульяна Демьяновна уже хозяйничала в комнате. Посидели, поговорили, сколько положено для порядка, и уборщица ушла, по-своему истолковав хозяйственный тон Паниной. Пусть думает что хочет, от этого никуда не спрячешься.

— А ключ я у Гриши взяла. Я ему бельишко стирала, когда он еще в общежитии жил. Ну он мне и отдал, ключ-то. Вот теперь вы все знаете.

В коридоре застучали подмерзшие валенки.

— Вот он идет, — встрепенулась Панина.

Гриша сбросил валенки и снял комбинезон у двери. Долго мылся, отфыркиваясь и звонко повизгивая от холодной воды.

— Ну, не балуйся! — строго покрикивала на него Панина.

— Да вода ледяная же!

— Ничего, здоровей будешь. Да нагнись ниже, ниже. Ишь, весь пол залил.

И вот он, умытый, сидит против отца. Панина отошла, к печурке, занявшись ужином.

Отец молчит и курит. Сын поглядывает исподлобья и тоже молчит. Панина поняла: Гриша стесняется начать разговор при ней, и вышла на несколько минут в сени. Когда она вернулась, Петров хрипловатым от волнения голосом спрашивал:

— Ты что же думал, отец у тебя вовсе в технике дурак? Думал, а?

— Нет.

— Врешь, думал. Я, брат, все видел и молчал. Хотел, чтобы ты сам все понял. Не маленький. И вот давай, чтобы нам в дружбе жить, не таиться друг от друга. Что думаешь, то и говори. Хочешь так? По-товарищески. Я — коммунист, ты — комсомолец. Нам хвостом вертеть да фокусы друг другу показывать не годится. Понял?

Гриша вскинул голову, выпрямился, ясно блеснули его глаза.

— Понял.

— То-то. Это ценить надо. Ну, давай лапу. Изобретатель.

Они пожали друг другу руки. И, давая понять, что торжественная часть окончена, Петров будничным тоном разъяснил сыну:

— Завтра подашь заявление по всей форме, вот тогда и посмотрим, дать тебе машину или нет. Инженер поддерживает, а то бы не дал. Смотри, не осрамись только.

— Ужинать, — прервала их беседу Панина, ставя на стол фанерный кружок под кастрюльку.