"Приманка" - читать интересную книгу автора (Стронг Тони)

Глава седьмая

– Я в ящике, – говорит Клэр.

– Кто посадил тебя в ящик?

– Отец.

– Кто там еще?

Задающий вопросы сидит напротив Клэр, очень близко, их ноги почти соприкасаются.

– Крыса, – отвечает она.

– Что надето на крысе?

Клэр задумывается, но лишь на секунду.

– Бриллиантовое кольцо.

– Откуда оно взялось?

– От красивой женщины.

– Что еще есть у крысы?

– Нож.

– Куда она его вонзает?

– Мне в живот.

– Что выходит из раны?

– Снег.

– Что происходит со снегом?

– Отец пьет его.

Пол с другого конца репетиционного зала останавливает их хлопком в ладоши и произносит:

– Неплохо. Но ты, Клэр, по-прежнему слишком много думаешь. Сколько раз говорить тебе? Не думай, просто отвечай, что взбрело на ум.

– Могли бы они побольше развить тему кольца? – высказывает предположение один из студентов. – Упражнение как будто выдохлось на этом пункте.

– Согласен, – говорит Пол. – Клэр, теперь меняетесь ролями. Задавай вопросы Киту.

Занятия проходят в большом светлом репетиционном зале возле университета. Там чуть больше десятка студентов и Пол.

Клэр помнит, как он проводил с ней пробу четыре месяца назад. Курсы при Нью-Йоркском университете были лучшими из лучших, туда стремились очень многие. Она знала, что, даже если бы могла делать баснословные взносы, попасть на них было бы трудно.

Клэр готовилась произнести монолог – из Брехта или Теннесси Уильямса: нечто подобающее, литературное – и сидела, нервничая, в коридоре, ожидала своей очереди вместе с очаровательными нью-йоркскими красавицами, уверенными и стройными, бросавшими на нее холодные взгляды. Когда наконец настала ее очередь, она вошла в репетиционный зал и увидела там лишь крохотного, похожего на эльфа человека в простой черной тенниске. Он сидел на единственном предмете мебели в комнате, белом столе, поигрывая пластиковой чайной ложечкой.

Клэр назвала свою фамилию, и он сделал вид, что записывает ее ложечкой на пюпитре. Потом с недоумением взглянул на ложечку, словно удивленный тем, что она не пишет. И, обмакнув в воображаемую чернильницу, махнул ею в сторону Клэр.

Она тут же подняла пальцы к глазу и утерла воображаемые чернила. Он кивнул:

– Отлично. Ты принята.

И, достав настоящую ручку, записал что-то.

– И все? – спросила Клэр.

Это как будто его позабавило.

– А что? Хочешь продолжить, посмотреть, смогу ли я завалить тебя?

Клэр пожала плечами, и он добавил:

– Хорошо. Занятия начнутся вместе с семестром. Тогда увидимся.

Клэр сделала глубокий вдох.

– Должна вам кое-что сказать. Я не американка. Вида на жительство у меня нет. Я даже не студентка университета.

– Играть ты можешь, так ведь? – произнес Пол.

– Надеюсь.

– Ну так играй студентку. Если не ошибаюсь, это самое малое, на что ты способна.


На первом занятии Пол поручил им исполнить сцену из «Гамлета». Клэр подумала, что остальные члены группы молодцы. Потом заставил их снова сыграть ее, балансируя метловищами на кончиках пальцев. Из-за стараний держать метловища вертикально сцена провалилась, актеры путались и запинались из-за непривычного языка.

После этого Пол собрал их вокруг себя.

– То, что вы только что делали, в первый раз не было игрой. Это было притворством. Вы копировали игру других актеров, но для вас это не было реальностью. Вот почему не могли сделать этого во второй раз, когда были сосредоточены на другом. Я скажу вам только одно сегодня, но это самое главное из всего, что вы от меня услышите: не думайте. Игра – не притворство и не подражание. Игра – это действие.

– И это обучение методу? – спросил один из студентов.

На лице Пола отразилось легкое раздражение.

– Чтобы я больше не слышал от вас этого слова! Оно предполагает, что существует определенный набор правил или некая формула. Сам Станиславский использовал выражение «переживание момента». Вот в чем наша цель.


Сегодня они заканчивают репетировать сцену, в которой двух работников туалета приняли за нейрохирургов, и они оперируют любовницу президента. Ее играет лежащая на полу Клэр. «Хирурги» только решили заменить ей мозг, который они случайно повредили, одним из собственных, и тут кто-то входит в их круг.

Клэр видит человека в длинном коричневом плаще, со снежинками на шляпе. Он останавливается и произносит: «Клэр Роденберг?» – ни к кому конкретно не обращаясь, и по его тону сразу же становится понятно, что это полицейский.

– Ее нельзя забирать! – кричит один из «хирургов». – У нее вынут мозг!

На лице полицейского мелькает гримаса отвращения. Он опускает взгляд прямо на Клэр.

– Мисс Роденберг?

– Она очень близка с президентом, – добавляет другой «хирург». – Поосторожнее с ней.

Клэр видит, что полицейского не обескураживает эта сюрреалистическая чушь. Он просто показывает ей свое удостоверение и говорит:

– Детектив Фрэнк Дербан. Почему бы вам не устроить перерыв?


Рядом с репетиционным залом пустая комната. Там стоят в беспорядке несколько пластиковых стульев. Клэр садится, но детектив остается стоять.

– Простите, что прервал ваши занятия, – произносит он.

Клэр уже догадалась, в чем дело. Адвокат, у которого она выманила пятьсот долларов, подал жалобу.

– Послушайте, дайте мне объяснить…

– Прав ли я, полагая, что вы иногда работаете у Генри Маллори? – отрывисто спрашивает он.

– Да.

– Что конкретно делаете?

– Смотрю, не собираются ли мужчины… ну, не хотят ли изменить женам, – нервозно отвечает Клэр и смущенно поправляет прическу. – Его клиентки платят, чтобы я заигрывала с их мужьями.

Детектив достает фотографию в прозрачном пластиковом футляре и показывает ей:

– Узнаете эту даму?

– Да, – отвечает она, стараясь не выдать удивления, потому что это не жена адвоката, а другая клиентка, с прошлой недели.

– Знаете ее фамилию?

– Кажется, Воглер, – неуверенно отвечает Клэр. – Стелла Воглер.

– По словам мистера Маллори, она была вашей клиенткой.

– Да, это так.

– Почему она обратилась в ваше агентство?

Клэр сообщает то немногое, что может вспомнить.

У Стеллы вызывал беспокойство ее муж, Кристиан. Она рассказывала, что они состоят в браке два года, и за это время он переменился. Никогда не говорил, где бывает, взял манеру уходить из дома в самое неожиданное время. Бывал уклончивым, отказывался отвечать на вопросы. И хотя всегда относился к Стелле по-собственнически, стал держаться с ней с холодностью, иногда граничащей с ненавистью.

Обычная история. Клэр проработала у Генри недолго, но ей уже кажется, что она слышала то же самое тысячу раз.

Детектив теперь быстро пишет в своем блокноте.

– Итак, вас попросили, ну… встретиться с мистером Воглером. Как прошла встреча?

– Знаете, странно.

– В каком смысле?

– Я не вызвала у него интереса.

Фрэнк постукивает карандашом по зубам.

– Такое часто случается?

– Нет. Собственно, это произошло впервые. Обычно я… очень удачлива.

– Нетрудно догадаться, – кивает он.

Наступает неловкое молчание. Клэр смотрит вниз. Полицейский откашливается.

– Расскажите, – говорит он, – что именно произошло между вами.


Бар был большим, тихим, располагался в зале старого ресторана. Клэр при ее доходах никогда не бывала в таких местах.

Стелла сказала ей, что Воглер посещает его часто. Иногда он работал в публичной библиотеке, а бар находился на пути к его дому. Воглер неизменно сидел в одиночестве, прикладывался к единственному бокалу красного вина и читал книгу.

Они условились – Стелла скажет мужу, что уедет из города на два-три дня, чтобы при желании завести интрижку у него была превосходная возможность. А сама снимет номер в отеле.

– В «Лексингтоне»?

– Да.

Фрэнк, записывая это, задумчиво кивает.

Клэр заказала коктейль и села у стойки, неподалеку от столика, за которым сидел Кристиан Воглер. Через несколько секунд она заметила, что он поднял голову и взглянул на нее. Она, неторопливо потягивая коктейль, ждала.

Взяв третью «Кровавую Мэри», Клэр поняла, что на сей раз ожидание результатов не принесет.

Наконец Воглер поднялся из-за столика и направился к стойке, нетерпеливо посматривая на Клэр. Но взял у бармена лишь монеты для телефона-автомата.

– Долго он разговаривал по телефону?

– Нет. С минуту, может, чуть дольше.

– Хорошо. Продолжайте.

Пока Воглер был в телефонной кабине, Клэр подошла к его столику и взяла книгу, которую он читал. Это был томик стихов на французском языке.

Воглер возвратился, и Клэр виновато встрепенулась:

– Ой, простите. Это ваша книга?

– Да, – отрывисто произнес он.

Весь его вид словно бы говорил: «Не беспокоить».

Она взглянула на заглавие книги.

– «Les Fleurs du Mal». Это означает «Цветы зла», верно?

– Да.

Воглер протянул руку за книгой, и Клэр всего на мгновение взглянула ему в глаза. Они были поразительными – зелеными, как крыжовник, с черной каемкой, словно радужную оболочку обвели углем. Она заставила себя опустить взгляд на книгу.

– «J'ai plus de souvenirs que si j'avais mille ans», – прочла она вслух.

Он удивленно захлопал глазами.

– У вас хорошее произношение.

– Я учила в школе французский. Но это сложно… пирамида, склеп… нет…

– На другой стороне листа есть перевод. Если вам действительно интересно.

Клэр перевернула страницу.

– Да, есть.

И стала размеренно читать хорошо поставленным голосом, выделяя паузы:

Столько помню я, словно мне тысяча лет. Даже старый комод, где чего только нет – Векселя и любовные письма, портреты, Чей-то локон, шкатулка, счета и билеты, – Стольких тайн, сколько мозг мой вовек не скрывал. Старый мозг, пирамида, бетонный подвал, Где покойников больше, чем в братской могиле. Я затерянный склеп, где во мраке и гнили Черви гложут моих мертвецов дорогих, Копошась, точно совесть в потемках глухих. Я пустой будуар, где у пышной постели Вянут розы…

Умолкнув, Клэр взглянула на Воглера. Тот пристально смотрел на нее.

– Продолжайте, пожалуйста.

Она пожала плечами и стала читать дальше:

…пылятся и блекнут пастели, Праздный ждет кринолин, и молчанье одно Слышит запах флакона, пустого давно. Что длиннее тягучего дня, когда скука В хлопьях снега, ложащихся мерно, без звука, – Пресыщенья тупого отравленный плод, Как бессмертье, теряя пределы, растет. Дух живой, так во что ж обратился ты ныне? Ты скала среди проклятой Богом пустыни, – Окаянной Сахары, в глухой немоте Старый сфинкс, непонятный людской суете, Не попавший на карту и песней щемящей Провожающий день, навсегда уходящий.[5]

Воцарилось молчание. Пока Клэр читала, Кристиан Воглер закрыл глаза. Теперь он открыл их и смотрел на нее безо всякого выражения.

– Странное стихотворение, – сказала она, нарушив безмолвие. – Какой в нем смысл?

И увидела на задней стороне обложки его фотографию.

– О, это вы. «Перевод и предисловие Воглера». Вы поэт?

Он покачал головой:

– Переводчик. И только в свободное время.

– О чем оно? – спросила Клэр для поддержания разговора.

Вновь пустой, безразличный взгляд.

– Ни о чем. О том, что в нем сказано.

– Конечно, но почему он написал такое стихотворение?

– А… – Воглер ненадолго задумался. – У него была сложная любовная жизнь.

– Похоже, интересный мужчина.

Осторожнее, девочка. Не перегибай палку.

– Он был связан с двумя женщинами. – Воглер уставился вдаль, словно в задумчивости. – Хотя, пожалуй, «связан» не то слово. Одна была проституткой, негритянкой, он называл ее своей Venus noire, черной Венерой. Другая была утонченной светской красавицей, женой его приятеля. Ее звали Аполлония Сабатье, но биографы называют эту женщину Venus blanche, белой Венерой. Проститутка была влюблена в него, он был ее любовником и при этом любил Venus blanche.

– Любовный треугольник.

– В некотором роде.

– И что произошло?

– Он написал необычный сборник эротических стихов. Говорил, что хочет сделать нечто совершенно новое, создать красоту из зла. Там затрагиваются всевозможные извращения, но впечатление создается неожиданно мягкое. Отправил стихи Venus blanche анонимно. Та в конце концов догадалась, кто автор. Вызвалась спать с ним, для нее это было не бог весть что, она спала со многими приятелями мужа. Они провели вместе всего одну ночь.

– Она дала ему отставку?

– Нет. Никто не знает, что произошло. Единственным ключом является письмо с объявлением разрыва, которое он отправил ей на другой день. Написал, что хочет помнить ее богиней, а не женщиной.

– Насколько я понимаю, некоторые люди не хотят быть связанными в этом смысле, – промолвила Клэр. – А вы?

Получилось слишком прямолинейно и глупо. Она поняла свою оплошность, едва произнеся эти слова. Кристиан Воглер поднялся.

– Мне надо идти, – негромко сказал он, оглядываясь.

– Пожалуйста, я хотела спросить у вас кое-что. – Она глянула на страницу. – О Бодлере. Где можно найти этот перевод? Он кажется таким интересным…

– Возьмите эту книгу.

Воглер достал из кармана деньги для официантки.

– Эту? Послушайте, может, запишете мой телефон и…

– Мой адрес записан внутри. Когда прочтете книгу, верните ее почтой.

– Ну зачем же? Это не займет и минуты…

– Ничего, – сказал он, одергивая пиджак.

– Давайте я хоть угощу вас выпивкой! – с отчаянием воскликнула Клэр.

Воглер ответил не сразу. Быстро оглядел ее с какой-то странной неохотой.

– Приятно было поговорить с вами, – промолвил он.

После этих слов ушел, и Клэр поймала себя на том, что обращается с последним вопросом к пустоте.


– Думаете, он догадался, что происходило? – интересуется Фрэнк.

Клэр пожимает плечами:

– Не представляю как.

– А миссис Воглер? Как она среагировала, когда вы сообщили ей?

– Была явно довольна. Успокоена. Рада.

– Расплатилась с вами?

– Конечно. Как же иначе?

– Мы обнаружили при ней крупную сумму денег, – сообщает он, и глаза у Клэр расширяются.

– То есть… она мертва?

Дербан кивает, следя за ее реакцией.

– О Господи! – потрясенно произносит Клэр, потом спрашивает: – Что произошло?

– Мы считаем, убийство.

– Это ужасно.

Фрэнк оглядывает ее снова и наконец прячет блокнот.

– Последний вопрос. Что с книгой?

– С книгой?

– Сборником стихов. Вы отправили его Воглеру?

– По-моему, книга лежит где-то у меня дома.

– Что ж, может, это не имеет значения, – говорит, поднимаясь, Фрэнк. – Только не выбрасывайте ее, ладно?