"Информатор" - читать интересную книгу автора (Айхенвальд Курт)

Глава 11

– Марк, ты что, идиот?

Джинджер сидела на диване в гостиной со стаканом прохладительного напитка в руках и оторопело смотрела на мужа. Он несколько дней находился в необычайно, чуть ли не противоестественно экзальтированном настроении. Но сейчас он перешел все границы. Она только что под треск поленьев в камине слушала, как Марк расписывает свое блестящее будущее в АДМ.

– Да правда же, – убеждал он Джинджер. – Скоро все они полетят – Дуэйн, Мик, Терри, – и, кроме меня, руководить компанией будет просто некому.

Джинджер в отчаянии всплеснула руками.

– Полная бессмыслица! Как ты останешься в компании после того, как всех заложил? Думаешь, тебя просто похлопают по плечу?

Марк помотал головой. Зажигательная речь перед Говардом Баффетом вдохновила и его самого. Если даже Баффет, один из директоров компании, неудовлетворен ее руководством, то другие наверняка занимают ту же позицию. Баффет согласился отложить свой уход из АДМ, так что по крайней мере один союзник в совете директоров у Уайтекера уже был. Как только преступления Андреасов и других будут раскрыты, все в АДМ изменится. И его имя наверняка будет одним из первых в списке кандидатов на пост главы компании, – а может, и единственным.

– Джинджер, я им нужен, – говорил он. – Без меня компания не сможет существовать. Меня ценят. И я поступил правильно, честно. Совет наверняка поймет это и только зауважает меня.

Джинджер продолжала спорить, пытаясь доказать Марку, как бессмысленны его ожидания. Все было напрасно. Он был убежден, что скоро возглавит компанию, – и это будет наградой за его сотрудничество с ФБР. Эти надежды владели им еще в начале расследования, но затем он стал смотреть на вещи более трезво. А теперь, непонятно почему, все началось снова.

Чем ярче разгоралось возбуждение в глазах Марка, тем больше гневалась Джинджер. Эта бредовая идея не могла явиться ниоткуда, сама по себе. Кто-то постарался раздуть искру. Все поведение Марка говорило о том, что его основательно обработали. И пока тот расписывал свое блестящее будущее, она пришла к убеждению, что знает имя виновника.

Брайан Шепард.

Она винила ФБР. Они запудрили мозги ее мужу для того, чтобы удержать его. Им плевать, что с ним будет. Это точно.

– Мы беспокоимся за нашего парня, – говорил Херндон. – Мы не хотим, чтобы он остался ни с чем.

Слушавший его Джек Кордес, сотрудник отдела ФБР по контролю за договорами, задал несколько вопросов. Просьба Херндона не была беспрецедентной, но для ее исполнения требовалось время. Чтобы получить разрешение выплатить компенсацию человеку, потерявшему работу из-за сотрудничества с ФБР, требовалось преодолеть массу бюрократических препон.

Все это происходило 10 января 1995 года. Приближался день атаки на АДМ, и Шепард с Херндоном все чаще задавались вопросом, что станет с Уайтекером. Сам он витал в облаках, уверяя, что все будут считать его героем и изберут главой компании. Агенты делали все, чтобы он осознал возможность своего увольнения, но делали это аккуратно. Они понимали, что сейчас ему трудно. И если для того, чтобы пережить это нелегкое время, ему нужно верить в светлое будущее, лучше его не разочаровывать. Но если Уайтекер лишится работы, они его не бросят.

Шепард и Херндон поделились своей тревогой с прокурорами. Те разошлись во мнениях. Одни считали, что улаживать этот вопрос должно ФБР, другие были категорически против того, чтобы платить осведомителю. Уайтекер не наркоделец какой-нибудь, говорили они, он найдет себе работу. А на свидетеля, которому заплатило обвинение, присяжные наверняка посмотрят косо.

Наконец решили оставить вопрос на усмотрение ФБР. К концу разговора с отделом по контролю за договорами агенты несколько успокоились. По крайней мере, они могли продолжать свое дело.

Шесть дней спустя Шепард и Херндон вылетели в Атланту, чтобы подготовиться к очередным переговорам по фиксированию цен. Переговоры должны были состояться 18 января в отеле «Марриот», близ аэропорта. Прибыв в отель, агенты обнаружили, что шестнадцатиэтажное здание жужжит, как улей. Зал Кобба, избранный на этот раз центром лизинового мошенничества, был занят до одиннадцати часов следующего вечера, так что агентам пришлось бездельничать сутки с лишним. Когда наконец они попали в зал, то убедились, что с видеозаписью, как всегда, будут трудности. Помещение было достаточно просторным, в нем стоял большой стол, множество мягких стульев и – сервировочный столик у стены. Но пристроить лампу было некуда. Камеру можно было спрятать разве что в сервировочном столике, стоявшем в совершенно неподходящем месте. Агенты до глубокой ночи передвигали с места на место тяжелую мебель.

Номер, доставшийся им для наблюдательного пункта, тоже не вызвал восторга. Он соединялся дверью с залом Кобба, и, стало быть, участники переговоров могли их слышать. Херндон подоткнул под дверь полотенце. Высокотехнологичным методом это не назовешь, зато можно будет перешептываться.

Рано утром готовый к подвигам Уайтекер явился в номер Шепарда. Херндон провел краткий инструктаж, подчеркнув, что Уайтекер должен предупреждать, когда покидает помещение, и стараться, чтобы побольше говорили другие.

Шепард тем временем решил еще раз проверить диктофон, спрятанный в кейсе. Он положил его на кровать и включил.

Никакого эффекта.

Он включил диктофон снова. По-прежнему ничего.

– Похоже, у нас проблема, – пробормотал он.

Херндон присоединился к нему, и они некоторое время возились с диктофоном вдвоем, но толку не добились. Шепард был озадачен: он проверял устройство в Декейтере перед самым отлетом.^{224}

Уайтекер беспомощно наблюдал. Затем он посмотрел на часы.

– Алло, парни, – произнес он извиняющимся, нетерпеливым тоном, – там у нас, наверное, народ уже собирается, так что мне тоже пора.

Возразить было нечего. Агенты отпустили Уайтекера, а сами, безуспешно провозившись с диктофоном еще несколько минут, в досаде убрали его и поспешили на наблюдательный пункт. Шепард занял место за монитором, а Херндон позвонил в ФБР Атланты и вызвал группу поддержки.

Местные агенты прибыли всего через несколько минут и занялись диктофоном. Осмотрев его, они пришли к выводу, что сели батарейки, даром что новые. Один из агентов, Джей Спейдафор, сказал, что запасные батарейки у него в машине, и побежал за ними. Следовало поторопиться, ведь заседание в соседней комнате уже начиналось. Шепард включил камеру.

Кореец Й. Е. Ким из «Чейл йеданг» развеселился. Он остановился в отеле «Ренессанс» и вызвал такси, чтобы доехать до «Марриота», не зная, что отели стоят бок о бок. Уайтекер подошел вместе с ним к окну. День был ясный и солнечный, и подъезд «Ренессанса» был хорошо виден.

– Это же по соседству, – сказал Уайтекер.

– Ну да! А я не знал, – отозвался Ким. – Заплатил водителю два доллара за посадку.

Стрелки часов подошли к девяти.^{225} Прибыл Ямамото из «Киова хакко». Поздоровавшись с ним, Уайтекер подошел к телефону, чтобы распорядиться относительно ланча и заказать завтрак. В это время Ямамото бросил свое пальто вместе с прочими вещами прямо на столик с камерой, но Уайтекер поспешил исправить положение.

– Здесь, наверное, есть гардероб, куда можно повесить пальто, Масси, – сказал он. – Не беспокойтесь, я уберу.

Ким занял место за столом и сказал, что слышал о землетрясении, разрушившем накануне Кобе, город в западной части Японии.

– Да, – покачал головой Ямамото, – погибло две с половиной тысячи человек.

– И взорвался лизиновый завод, – добавил Уайтекер.

– Да-да, – кивнул японец, улыбаясь.

– Лизиновый завод? – переспросил Ким, глядя на Ямамото с недоумением. – Ваш завод?

– Да, – ответил тот. – И теперь нам придется увеличить цену на лизин. До одного доллара и пятидесяти центов, наверное. – Он засмеялся.

Ким все еще не понимал.

– Значит, завод пострадал лишь частично?

Уайтекер и Ямамото, смеясь, помотали головами.

– Да нет, – сказал Уайтекер, – это просто…

– Это шутка, – закончил за него Ямамото.

Теперь они смеялись вместе.

Агенты вставили в диктофон новые батарейки. Херндон нажал кнопку, и бобины начали вращаться. Он снял телефонную трубку и набрал номер зала Кобба.

К телефону подошел Уайтекер.

– Это Боб, – прошептал Херндон. – Кейс в порядке.

– Простите? – не понял Уайтекер.

– Диктофон работает. Я принесу вам кейс.

– Спасибо, это будет замечательно, – отозвался Уайтекер.

– Я придумал, как объяснить это.

– Хорошо… – протянул Уайтекер. – Я составлял меню пару дней назад.

– Я сделаю вид, что я из обслуживающего персонала, – прошептал Херндон. – Скажу, что вы забыли кейс внизу.

– Ладно.

– Буду через пару минут.

– Хорошо, спасибо, – ответил Уайтекер.

Он положил трубку и вернулся к столу.

Часы показывали 9.05. Все было готово к началу переговоров. Мимото занял место во главе стола. Рядом с ним сидел новый сотрудник «Адзиномото» Хисао Синохара. В последний момент в зал ворвался Жак Шодре и устремился к столу с закусками, чтобы налить кофе. Все были в сборе, не считая представителей корейской компании «Севон».

– Не хватает двух участников, – сказал Уайтекер.

– Они будут в десять тридцать, – отозвался Мимото.

– Только в десять тридцать?

– Да.

– Тогда у нас в запасе уйма времени, – сказал Уайтекер.

– Будут еще двое из «Севона»? – спросил Ким.

– Не только двое из «Севона», – бросил Жак Шодре от сервировочного столика, – а еще один из «Тайсона» и один из «Конагры».

Все засмеялись при мысли о присутствии двух крупных клиентов при обсуждении вопроса о фиксировании цен.

– И еще один из ФБР, – произнес Мимото, улыбаясь и глядя прямо на Уайтекера.

Сердце Уайтекера пропустило удар, но все снова рассмеялись, и он понял, что это шутка.

– Ага, и семеро из ФКТ, – подхватил он.

Как и ФБР, Федеральная комиссия по торговле тоже была бы не прочь узнать о происходящем в зале Кобба.

– Да, и из ФКТ, обязательно, – отозвался Мимото, просматривая свои бумаги.

– Ха! ФБР! – повторил Уайтекер, еще не до конца успокоившись.

Он посмотрел на свои часы. Пора начинать.

– Итак, добро пожаловать в Атланту, – произнес он. – Мы столько раз встречались в Азии и в Европе, что приятно видеть вас всех наконец в Америке. Вести собрание предоставим, наверное, Кандзи. Думаю, сначала поговорим в основном об объемах.

Раздался стук в дверь. Все замолчали.

– Да? – отозвался Мимото. – Это ФКТ?

Уайтекер подошел к двери.

Это было ФБР.

В дверях стоял Херндон с чемоданчиком в руке.

– Я не уверен, туда ли попал, – сказал он. – Это ваш кейс?

– Да, – ответил Уайтекер.

– Вы оставили его в кафе, – сказал Херндон, протягивая ему кейс.

– Спасибо.

– Посыльный подумал, что это, может быть, ваш.

Уайтекер взял кейс, в котором работал диктофон, и, закрыв дверь, вернулся к столу.

– Это из обслуги, – объяснил он коллегам. – Я оставил кейс в вестибюле, когда заказывал нам еду и прочее.

– Вы забыли там кейс? – спросил Шодре.

– Ну да.

– Ничего себе!

– Погрузился в счета и заказы, а все остальное из головы вылетело.

– Какая честность! – восхитился Шодре. – В Париже его давно уже продали бы.^{226}

– Да. Хорошо еще, что я оставил паспорт и остальные документы в номере.

– Вы носите все документы в кейсе? – вытаращил глаза Ямамото.

– Нет-нет, боже упаси! – ответил Уайтекер.

Все снова рассмеялись.

Запись переговоров в Атланте была еще одним несомненным успехом. Всего за полтора часа бизнесмены провели обзор производства лизина за 1994 год, то и дело восхищаясь тем, как дисциплинированно ведут себя участники сговора и как точно они придерживаются условленных объемов продаж. Присоединившийся к ним Чхом Су Ким из «Севона» внес лепту в банк компрометирующих данных, заявив, что долю «Севона» в объеме продаж надо увеличить на порядок. Другие возразили, сказав, что в этом случае обрушатся цены на всем рынке. В конце концов все, кроме «Севона», согласились с предложенными объемами производства на 1995 год и о повышении цены на лизин до одного доллара тридцати центов за фунт.

Через несколько дней Джим Мучник, новый юрист антитрестовского отдела, недавно включившийся в «Битву за урожай», вошел в конференц-зал с копией видеозаписи переговоров в Атланте. Запись необычайно его захватила. Остальные прокуроры уже вдоволь насмотрелись на конспиративные сборища производителей лизина, и эта новая встреча вызывала у них чуть ли не зевоту.

А для Мучника сборище в Атланте было просто потехой. Шутки про ФБР и ФКТ его просто сразили. Юрист не верил своим глазам, глядя, как участники преступного сговора воспринимают его как веселую игру.

В конце совещания конкуренты договорились установить цену на лизин в доллар тридцать центов за фунт. Мимото оглядел собравшихся.

– Итак, решено, – заключил он. – В Канаде будет та же цена?

Никто не знал, каков обменный курс канадского доллара, и Жак Шодре, достав газету, стал просматривать колонки финансовой информации.

– Так-так… Что же у нас в Канаде? – бормотал он.

Наконец он нашел то, что искал, и оказалось, что 1,3 американского доллара соответствуют 1,83 канадского. Мимото объявил, что новая цена назначается со следующей недели. За пару минут с помощью той же газеты они оценили весь канадский рынок примерно в сто миллионов долларов.

Мучник смотрел на все это, едва не остолбенев. «Это сон, – думал он. – Не может быть, этого просто не может быть».

Эдгар-Гувер-Билдинг[55] – самое громоздкое и непривлекательное строение официального Вашингтона. На Пенсильвания-авеню оно занимает целый квартал. Кабинеты вдоль коридора на седьмом этаже занимают помощники и заместители директора ФБР, которые надзирают за работой всей организации и докладывают человеку в кабинете в конце коридора – директору Бюро Луису Фри.

В начале 1995 года одним из новичков этого коридора был Уильям Эспозито, начальник Шестого, или уголовного, следственного отдела. Еще прошлой осенью он руководил офисом в Сан-Диего, откуда его перевели в управление заместителем помощника директора ФБР. Скоро он получил повышение и теперь отвечал за все крупные уголовные расследования, которые проводило Бюро.

Почти сразу после вступления в новую должность ему доложили, что с ним хочет поговорить начальник спрингфилдского офиса Дон Стаки. Эспозито взял трубку.

– Дон? Чем могу быть полезен?

– У нас тут очень важное расследование, но нужна ваша помощь в кое-каких недоразумениях с Министерством юстиции.

– Что за недоразумения? – спросил Эспозито.

Стаки объяснил, что расследование идет очень медленно. Оно касается нарушения антитрестовских законов, и агенты ФБР накопили столько вещественных доказательств, включая аудио- и видеозаписи, что дело можно было передать по инстанции еще несколько месяцев назад, однако антитрестовский отдел тормозит его. К тому же антитрестовский отдел никак не придет к соглашению с офисом окружного прокурора, который как раз настроен решить этот вопрос как можно быстрее.

– Но я не хочу поднимать шум, не заручившись согласием Бюро, – сказал Стаки. – Дело затрагивает интересы очень влиятельных людей, и наверняка на нас постараются оказать давление. Я думаю, что вам, а может, и директору нужно быть в курсе, чтобы это не стало для вас неожиданностью. У меня такое впечатление, что за пределами Спрингфилда почти никто об этом деле не знает.

Эспозито не удивился. Спрингфилд не то место, где случаются сенсации. Если работникам управления попадался документ спрингфилдского отделения, они лишь бегло просматривали его. К тому же в ФБР привыкли обращать внимание в первую очередь на насильственные преступления. И хотя преступления в среде «белых воротничков» в последнее время участились, на обычаи управления это не повлияло. Расследование корпоративных преступлений редко привлекало внимание.

– Хорошо, Дон, – сказал Эспозито. – Присылай своего агента со всеми записями и схемами, я выкрою время, чтобы посмотреть их.

Утром 31 января Уайтекер прошел сквозь серые легионы трейдеров в дилинговом зале, не обращая внимания на сбивчивый ритм отрывистых распоряжений, которые они отдавали в телефон. Перед дверью своего кабинета он кивнул секретарше.

С возвращения из Атланты прошло больше недели, но Уайтекер еще не виделся ни с агентами ФБР, ни с представителями прокуратуры. Он целиком погрузился в дела производства, забыв и о фиксировании цен, и о правопорядке. В конце концов, нужно заниматься и своими прямыми обязанностями.

Сев за стол, он снял телефонную трубку, чтобы прослушать сообщения голосовой почты. Среди них было несколько срочных, в том числе одно из Луизианы. Туда он и позвонил в первую очередь. Трубку сняла секретарша.

– Офис доктора Джонса.

– Будьте добры, позовите Криса Джонса. Это Марк Уайтекер, ответный звонок.

– Секунду.

Уайтекер откинулся в кресле. Он работал вместе с Джонсом в «Дегассе», а два года назад нанял его в качестве консультанта АДМ по вопросам производства метионина.

– Марк? – прозвучал голос Джонса в трубке.

– Привет, – отозвался Уайтекер. – Как жизнь?

– В порядке. А у тебя?

– Все замечательно. Ты чего мне звонил?

– У нас тут кое-какие проблемы, – ответил Джонс обеспокоенным тоном.

– Какие именно?

– Марк, – спросил Джонс, – ты имеешь представление о том, чем тут занимается ФБР?^{227}

Спустя несколько минут на линии «алло» в декейтерской резидентуре ФБР раздался телефонный звонок. Эта стандартная линия имелась в большинстве отделений Бюро и использовалась для связи со свидетелями, сотрудничавшими с ФБР. Называлась она так потому, что, сняв трубку, сотрудники отделения не называли себя, а произносили просто «алло». Это позволяло сохранить в тайне связь свидетеля с ФБР, на случай если кому-нибудь захочется проверить, куда он звонит.

На этот раз «алло» произнес Шепард.

– Брайан, привет. Это Марк.

– Слушаю.

– Мне только что звонил Крис Джонс, с которым я работал в «Дегассе». АДМ однажды заплатила ему за услуги, когда мы рассматривали строительство метионинового завода.

Многообещающее начало. Интересно.

– И что ему было нужно?

– Он сказал, что ему позвонил его сотрудник Тим Холл и сообщил, что его допрашивал агент ФБР Крэг Даль.

– Так-так.

– Джонс сказал, что речь шла о предполагаемой краже секретной технической информации «Дегассы», касающейся строительства метионинового завода.

Уайтекер бегло рассказал о том, как АДМ собиралась наладить производство метионина. Джонс разъезжал вместе с Уайтекером в поисках подходящего места для завода. Однако впоследствии АДМ отказалась от этих планов и заключила договор о совместном предприятии с компанией «Рон-Пуленк».

– Марк, прежде всего скажите мне вот что: вы можете припомнить, чтобы Джонс передавал вам какую-либо закрытую или секретную информацию? Против него может быть выдвинуто обвинение в связи с этим?

– Нет-нет, абсолютно.

– Абсолютно не помните или абсолютно не передавал?

– Ну… я не могу сказать абсолютно точно, делал он это или не делал. Когда он встречался с Рэнделлом и со мной, мы спросили, не являются ли его сведения закрытыми или защищенными авторскими правами. Он ответил, что нет и что срок действия патента истек. Он так сказал.

На все сомнения Шепарда Уайтекер отвечал, что никакого нарушения не может быть, потому что, по словам Джонса, «Дегасса» не меняла технологию производства метионина с 1949 года.

Шепард решил действовать напрямик:

– Марк, вы никогда не просили Джонса добыть какую-либо закрытую и секретную информацию?

– Конечно не просил. Абсолютно.

Уайтекер добавил, что, по словам Джонса, расследование предполагаемого промышленного шпионажа набирает обороты и агенты ФБР собираются допросить не только самого Джонса, но и других служащих АДМ, в том числе и Уайтекера. И скоро будет созвано большое жюри.

Закончив разговор с Уайтекером, Шепард отыскал в справочнике номер телефона Крэга Даля. Он хотел сообщить ему о том, что скрывать от Уайтекера то, что идет расследование по иску «Дегассы», больше не нужно.^{228}

Даль сразу же вылетел из Мобила в Декейтер. Раз Уайтекеру стало известно о расследовании, агент хотел незамедлительно допросить его. Шепард с Херндоном встретили Даля в аэропорту и отвезли его в отель в Форсите. Вскоре приехал и Уайтекер. Он нервничал, но тоже хотел побеседовать с Далем. Шепард представил агента и сказал, что тот хочет задать Уайтекеру несколько вопросов.^{229}

– Ладно, – кивнул Уайтекер.

Он сел напротив Даля, и тот для начала спросил о звонке от Джонса. Уайтекер повторил то, что рассказал Шепарду.

– Я не разговаривал с Крисом Джонсом года полтора, – сказал Уайтекер, – и его звонок меня порядком удивил.

– Что вы думали о деле, которое он хотел обсудить с вами?

– Я даже не понял, о чем он говорит. И очень удивился.

Джонс был разозлен, сказал Уайтекер, и утверждал, что расследование затеял один из сотрудников «Дегассы» в отместку за то, что он, Джонс, уволился из компании. В конце разговора Уайтекер пообещал Джонсу связаться с ним через пару дней, но с тех пор Джонс еще дважды звонил ему на голосовую почту.

Даль пролистал свои записи.

– Хорошо, – сказал он. – Давайте начнем с самого начала. Изложите мне по порядку всю историю о планах АДМ по строительству завода и объясните, какое отношение имели к этому Джонс и Холл.

Уайтекер рассказал, как он решил наладить производство метионина и как в 1992 году стал предпринимать шаги в этом направлении. Джонс был известным специалистом в этой области, и логично было обратиться именно к нему.

– Я спросил, на каких условиях он согласится помочь нам, и он ответил, что хочет десять тысяч долларов в месяц. Это приемлемо, АДМ часто выплачивает такие суммы разным специалистам.

Вместе они проработали шесть месяцев, сказал Уайтекер. Они подыскивали место для строительства завода. Однажды Уайтекер понял, что от Джонса потребуется больше, чем предполагалось ранее, и он увеличил его гонорар до двадцати тысяч. Джонс предложил кандидатуру Тима Холла на пост директора завода. Уайтекер не был знаком с Холлом и решил встретиться с ним. Тот произвел на него благоприятное впечатление. Чуть позже Джонс предложил привлечь Холла к подготовительной работе, и Уайтекер согласился. АДМ стала платить Холлу десять тысяч долларов в месяц.

– У вас не было оснований подозревать, что они использовали закрытую информацию «Дегассы»? – спросил Даль.

– Нет, никогда. При первой же встрече с Джонсом я спросил, не будут ли нарушены права интеллектуальной собственности. Он ответил, что технология «Дегассы» запатентована, но если мы построим метиониновый завод, то ее использовать не станем.

Уайтекер завершил рассказ на том, что АДМ отказалась от планов строительства и вместо этого вложилась в метиониновый завод «Рон-Пуленк». Даль задал последний вопрос: не согласится ли Уайтекер позвонить Джонсу прямо сейчас и записать разговор? Уайтекер пожал плечами и сказал, что не имеет ничего против.

Шепард и Даль решили звонить из автомобиля Уайтекера. Все вместе вышли на парковку и подсоединили к автомобильному телефону записывающее устройство. Но, прослушав разговор Уайтекера с Джонсом, ничего нового не узнали.

Агенты распростились с Уайтекером и вернулись в номер. Шепард спросил Даля его мнение о проведенной беседе.

– Его рассказ звучит правдоподобно, – сказал Даль.

Херндон поплотнее запахнул пальто, защищаясь от кусачего мороза первой недели февраля, сковавшего Вашингтон, округ Колумбия. Он шел по Пенсильвания-авеню вместе с Доном Стаки и Кейт Киллэм, которая недавно возглавила декейтерскую резидентуру. Настало время представить результаты «Битвы за урожай» руководству ФБР.

В бюро пропусков агенты показали удостоверения и отметились в книге посетителей. Им выдали специальные пропуска и проводили в конференц-зал, где уже работали телевизор и видеомагнитофон. Херндон вынул из кейса кассету, на которую они переписали наиболее значительные выдержки из видеозаписей различных переговоров о фиксировании цен, – «хиты сезона», как называли их агенты между собой. Он вставил кассету в видеомагнитофон.

Вскоре помещение заполнилось сотрудниками финансового отдела, включая его начальника Томаса Кьюбика. Вместе с ним пришла Эликс Саггс, которой недавно поручили курировать «Битву за урожай».

Когда все расселись, Херндон вышел на авансцену, чтобы произнести заготовленную речь.^{230}

– Приветствую вас. Меня зовут Боб Херндон, – начал он. – Я один из агентов, принимающих участие в «Битве за урожай». – Он достал указку. – Как видите, мне не повезло: я вытащил короткую соломинку, – сказал он, вызвав дружный смех собравшихся.

Херндон кратко обрисовал дело, объяснив, что объектом расследования является сговор о ценах на лизин.

– Лизином подкармливают кур, чтобы они росли толстыми, сытыми и довольными жизнью. Но мы с вами, как потребители, не настолько толсты, сыты и довольны, насколько могли бы быть, потому что немного переплачиваем всякий раз, когда заходим в «Макдональдс» и заказываем «макнаггетс».

Закончив вступительное слово, Херндон включил видеомагнитофон. На экране возникли сцены встреч в Ирвайне, Атланте и на Гавайях. По мере того как разворачивались сцены, зрители все больше приходили в восторг.

Когда пленка кончилась, Херндон снова взял слово. Он сказал, что, несмотря на убедительные свидетельства сговора, есть две нерешенные проблемы.

– Во-первых, нужно посмотреть, достаточно ли в нашей команде прокуроров. До сих пор неясно, кто из прокуроров руководит этим делом. Антитрестовский отдел Чикаго переживает переходный период – у них новый начальник, Джим Гриффин. Поэтому мы даже не всегда знаем, кому именно передавать информацию.

Его спросили, так ли сильно это мешает работе агентов.

– Пока что не очень сильно, – ответил Херндон, – но могут возникнуть осложнения, когда дело дойдет до суда.

О второй из нерешенных проблем доложил Стаки. Он сказал, что следует предоставить Уайтекеру денежную компенсацию, если тот потеряет работу. Херндон тем временем раздал присутствующим собранные Уайтекером материалы, отражающие его финансовое положение. Материалы произвели на сотрудников ФБР неизгладимое впечатление. Ежемесячные расходы Уайтекера составляли семнадцать тысяч шестьсот восемьдесят долларов. Им было трудно представить человека, который позволяет себе тратить так много.

Херндон достал из кейса рождественскую открытку, которую прислал ему Уайтекер. Это была фотография его семьи.

– Я хочу, чтобы вы посмотрели на эту открытку, – сказал Херндон. – Это наш главный свидетель со своей семьей. Я не расстаюсь с этой фотографией, и она напоминает мне, что мы имеем дело с реальным человеком, который должен заботиться о семье. Решившись помогать нам, он рискнул своей карьерой. Все видеозаписи, которые вы только что просмотрели, были добыты только благодаря ему. Мы хотели бы быть уверены, что в случае необходимости Бюро поддержит его.

Том Кьюбик поднял руку.

– Если он потеряет работу из-за сотрудничества с ФБР, мы примем меры даже раньше, чем вы, Боб, – сказал он. – Так что не беспокойтесь.

В тот же день Эликс Саггс, курировавшая спрингфилдское расследование, обошла все управление, разыскивая Херндона и Кейт Киллэм. Она нашла их в компьютерном центре.

– Боб, я повсюду ищу вас – сказала она Херндону. – Помощнику директора ФБР Эспозито только что сообщили о ваших видеозаписях, и он хочет их посмотреть.

Сам помощник директора? Значит, новость уже достигла седьмого этажа! Херндон почувствовал комок в горле.

Кейт Киллэм, услышав об этом, разволновалась.

– Пойдемте, Боб, – теребила она Херндона, – идемте скорее.

– Вы идите, Кейт, – сказал он.

– Нет, Боб, – возразила она, схватив его за руку. – Мы пойдем вместе.

Уильям Эспозито усаживался в кресло небольшого уголка для совещаний, составлявшем часть его кабинета. Том Кьюбик и Дон Стаки достали из шкафа телевизор и видеоплеер. Стаки вставил в плеер кассету с «хитами сезона», а Кьюбик расставил стулья.

На экране появилась зернистая черно-белая картинка. Стаки начал комментировать происходящее, но он не знал всех участников так хорошо, как агенты, непосредственно занимавшиеся этим делом. К его облегчению, вскоре появились Херндон и Киллэм, и Херндон избавил начальника от неловкого положения.

Просмотрев запись, Эспозито поднялся на ноги.

– Я, конечно, не эксперт по антитрестовскому законодательству, – сказал он, пожимая руку Херндону, – но судя по тому, что я только что видел, наши позиции в этом деле очень сильны.

Агенты поблагодарили Эспозито за то, что он уделил им внимание, и направились к дверям. Эспозито попросил Стаки задержаться.

Они сели.

– Бог ты мой, кто-нибудь еще знает обо всем этом? – воскликнул Эспозито.

Увидев запись, он понял, что это одно из крупнейших «беловоротничковых» дел в истории ФБР, – и никто в штаб-квартире не знал о нем. И по этому делу работали всего два агента, а ведь дела хватило бы на дюжину человек.

– Ваши люди хорошо поработали, – продолжал он. – Но мы знаем, что нас ожидает, и, учитывая масштабы этой компании, вам потребуется куда больше агентов. Продумайте свои дальнейшие действия, прикиньте, что вам понадобится, и сообщите мне план игры, чтобы я начал организовывать поддержку.

Стаки пообещал, что скоро вернется и тогда передаст свои соображения.

– И еще одно, – сказал Эспозито. – Если возникнут затруднения с Министерством юстиции, дайте мне знать. Я схожу в дом напротив и сделаю для вас, что смогу.

Стаки поблагодарил его. В доме напротив находились главные офисы Министерства юстиции. Теперь Бюро было готово поддержать Спрингфилд в «Битве за урожай».

Директор ФБР Луис Фри занял место во главе стола в своем кабинете. Его помощники и заместители приготовились к брифингу, который проводился в восемь часов утра.

– Есть что-нибудь новое? – спросил он, окинув взглядом присутствующих.

И тут же заговорил о статье в «Вашингтон пост», которую успел прочесть утром. Ее обсуждение шло недолго – Фри не любил разводить канитель. Затем он обратился к одному из помощников:

– Что у тебя?

Помощник вкратце обрисовал ситуацию в своем отделе и ответил на вопросы директора. Во время брифинга директора информировали о событиях за прошедшие сутки и о том, что ожидалось в следующие.

Фри взглянул на Эспозито.

– Что скажешь, Билли?

Сверяясь со своим блокнотом, Эспозито рассказал начальнику о текущих делах и добавил:

– Парни из Спрингфилда только что рассказали мне о деле АДМ. Это громадное дело. Оно потребует много ресурсов.

Подняв голову, он увидел озадаченные лица.

– Что такое АДМ? – спросил один из них.

– Компания «Арчер Дэниелс, Мидленд».

Снова непонимание. Эспозито пояснил:

– Это компания из списка «Форчун пятьсот», один из крупнейших в мире переработчиков зерновых.

По глазам Фри Эспозито понял, что ему название «АДМ» знакомо.

– Насколько убедительны свидетельства, собранные спрингфилдскими агентами? – спросил директор. – Раз речь идет об АДМ, они должны быть очень убедительны.

Эспозито понимающе кивнул. Такая могучая компания, как АДМ, могла привлечь крупные юридические силы, которые запросто разгромят плохо подготовленного противника.

– У них есть видеозаписи, – ответил Эспозито. – Я видел некоторые из них. Производят сильное впечатление.

Он описал просмотренные им записи. Фри закидал его вопросами, – верный признак, что директор ФБР заинтересовался.

– Ну что ж, звучит неплохо, – сказал тот. – Главное, не растерять преимущество. – Он повернулся к следующему подчиненному: – Что у тебя?

Напряжение между двумя прокурорскими группами, задействованными в «Битве за урожай», росло. Пока дело было на стадии расследования, все мирились с разногласиями. Но теперь, когда его вот-вот вынесут на публику, конфликты прорывались наружу.

Сотрудники антитрестовского отдела предпочитали действовать методично и хотели участвовать в допросах, которые должны были последовать сразу после атаки на АДМ, а также, по укоренившейся традиции, во всей оперативной работе. Это приводило агентов ФБР в отчаяние: они привыкли совсем к другим методам. В отличие от антитрестовцев, юристы спрингфилдской окружной прокуратуры не мешали агентам самостоятельно выслеживать и вылавливать преступников, но настаивали на том, чтобы они делали это быстро и решительно.

В начале февраля агенты ФБР и работники прокуратуры устроили телефонную конференцию, чтобы обсудить план атаки. Все согласились, что во время операции на командном пункте должны присутствовать юристы, на случай если придется разрешать непредвиденные вопросы. Робин Манн выразила желание принять участие в допросах служащих АДМ непосредственно во время рейда. Ей особенно хотелось побеседовать с Уилсоном.

Работники окружной прокуратуры не видели в этом смысла. Они считали, что всю оперативную работу надо оставить ФБР, а прокуроры вступят в игру на стадии судебного преследования.

Находившийся в Спрингфилде Джо Харцлер не мог смолчать:

– Робин, послушайте, Боб и Брайан справятся с этим без нас. Они лучше знают, как захватить свидетеля врасплох и что делать в экстремальных условиях.

– По-моему, здесь все же необходимо присутствие юриста, знающего антитрестовские законы, – упорствовала Манн.

– Робин, ну о чем вы говорите?! – кипятился Харцлер. – Часто ли вам приходилось вламываться в дома, арестовывать преступников и допрашивать их, ломая их сопротивление?

Шепард и Херндон не вмешивались, но внутренне были согласны с Харцлером. Они не имели представления, чего можно ожидать от юриста антитрестовского отдела в напряженный момент, и им вовсе не хотелось, чтобы Робин Манн вертелась рядом.

Но она стояла на своем.

– Джо, мне случалось присутствовать при захвате и допросе преступников, и я убедилась, что это очень полезно для дела.

Харцлер все больше распалялся. Это настолько расходилось с правилами работы окружной прокуратуры, что он не мог принять слова Манн всерьез. Ему казалось, что она спорит просто из упрямства.

– Робин, – резко бросил он, – этим должны заниматься люди, которые знают, что делают!

– То есть работники окружной прокуратуры, вы хотите сказать? – парировала она.

Повисла неловкая пауза, и один из прокуроров поспешил сменить тему. Через несколько минут Манн высказала особое мнение по какому-то чисто техническому вопросу.

– Вы согласны, Джо? – спросила она с вызовом.

Но ответа не получила.

Харцлер отошел от телефона и устранился от участия в конференции.

Спрингфилдский окружной прокурор Фрэнсис Хьюлин была обеспокоена конфликтом с антитрестовским отделом. Препирательства между обвинителями только на руку обвиняемым. С этим следовало покончить.

Она решила съездить в Вашингтон и встретиться с помощником генерального прокурора Анной Бингеман, руководившей антитрестовским отделом. Хьюлин полагала, что они смогут договориться. Готовясь к поездке, она позвала в свой кабинет на третьем этаже нескольких помощников, чтобы объявить им о принятом решении.^{231}

– Я хочу поговорить с Анной Бингеман и убедить ее передать это дело в наши руки, – сказала Хьюлин. – Ваше мнение?

– Формально антитрестовский отдел будет иметь основания для возражений, – сказал Харцлер. – Если все окружные прокуроры в стране начнут перехватывать дела о нарушении антитрестовских законов, то зачем нужны эти отделы?

Хьюлин возразила, что такие прецеденты были. К примеру, раньше всеми нарушениями в области налогового законодательства занимался исключительно отдел налогов, а теперь их зачастую рассматривает окружная прокуратура. Она обратилась за поддержкой к своему помощнику Рику Коксу, но он был согласен с Харцлером.

– Жаль, но, боюсь, из этого ничего не выйдет, – сказал Кокс.

Хьюлин от своей затеи не отказалась. В пятницу, 24 февраля, она явилась в вашингтонский офис антитрестовского отдела. Анна Бингеман была занята, и Хьюлин пришлось наведаться в офис еще пару раз. Когда Бингеман освободилась, она, сердечно поприветствовав Хьюлин, пригласила ее в кабинет. После вступительного обмена любезностями Хьюлин перешла к делу.

– Как вам известно, наша прокуратура с некоторых пор курирует расследование по АДМ, – начала она.^{232}

В тот вечер Херндон повел семью обедать в ресторан «Эплбиз». Его родители приехали из Канзас-Сити погостить и познакомиться с родившейся недавно внучкой, и на несколько часов он выкинул «Битву за урожай» из головы.

Посреди обеда запищал пейджер. Посмотрев на номер, Херндон увидел, что это Роджер Хитон.

– Сейчас вернусь, – сказал он своим и отошел к телефону-автомату, чтобы позвонить Хитону.

– Я только что говорил с Фрэнсис, – сказал тот. – Она сообщила, что Анна Бингеман передала расследование в ее руки. Бингеман якобы сказала ей: «Командуйте».

– Это точно? – изумленно спросил Херндон.

– По крайней мере, Фрэнсис так утверждает. Она говорит, что Бингеман целиком одобрила ее намерение передать дело большому жюри в марте, а вскоре после этого начать слушания.

Херндон в растерянности оглядел зал ресторана. Новость выбила его из колеи. Хьюлин слишком поторопилась.

– А антитрестовцы знают об этом? – спросил он. – Я имею в виду, чикагские.

– В понедельник будет совещание по этому вопросу. Твое начальство тоже будет. Да, мы продвигаемся прямо семимильными шагами.

Они простились. Херндона ошеломил этот внезапный крутой поворот после длинного размеренного пути. Теперь они будут иметь дело только с одной прокурорской командой, и придется форсировать подготовку к решительному штурму. Нужно срочно сообщить Шепарду. Опустив в автомат еще несколько монет, Херндон набрал номер домашнего телефона своего коллеги.

– Брайан, ты не поверишь, – выпалил он. – Я только что говорил с Хитоном. Делом теперь командует Фрэнсис Хьюлин, и она собирается через месяц передавать его большому жюри и сразу выносить на публику.

– Ты шутишь! – воскликнул Шепард. – Это исключено. Антитрестовский отдел не допустит этого.

– Да, полная неожиданность. Все вроде бы было так четко и ясно…

– И что мы скажем Робин и Джиму? – задумчиво протянул Шепард.

В понедельник в 13.00 Шепард и Херндон вместе со Стаки, Джоном Хойтом и Кейт Киллэм прибыли в офис окружного прокурора. Хитон и Харцлер уже были на месте.

Фрэнсис Хьюлин рассказала о встрече с Анной Бингеман и объявила, что итогом встречи явилось окончательное и бесповоротное решение: командовать будет Хьюлин. Не мешкая, она отдала приказ о наступлении – через две недели дело должно быть представлено большому жюри для вынесения обвинительного акта. Рейд на АДМ назначается на 3 апреля.

– Надо действовать быстро, – сказала она. – В отношении правонарушений с лизином дело не представляет особой сложности. Присяжные вынесут приговор на основании аудио- и видеозаписей, и много свидетелей не понадобится.

Покидая офис, все были готовы приступить к выполнению плана, но никто не сомневался, что чикагские антитрестовцы своих позиций без боя не сдадут.

Тем временем в Вашингтоне Анна Бингеман отправляла по электронной почте письмо своему заместителю и всему личному составу чикагского отделения.^{233}

– писала она. –

Бингеман добавила, что Хьюлин подчеркнула особую важность незамедлительных и решительных действий.

– продолжала Бингеман. –

Закончив письмо, Бингеман нажала кнопку «отправить».

Известие о маневре Хьюлин произвело в Чикаго эффект разорвавшейся бомбы. Эта бесцеремонность привела антитрестовцев в ярость. Некоторые подозревали, что не обошлось без содействия Херндона и Шепарда, которые не раз открыто выражали свое неодобрение медленной работой их отдела. Но ведь расследовалось нарушение именно антитрестовских законов. Как могла Бингеман согласиться на это?

Прокуроры во главе с новым начальником отдела Джимом Гриффином составили электронное письмо Гэри Спратлингу, заместителю Анны Бингеман.^{234}

– писали они. –

Они привели несколько доводов в пользу того, что спешить нельзя, и заключили письмо фразой:

К концу дня борьба между антитрестовским отделом и офисом окружного прокурора вышла из-под контроля. Никто – кроме, может быть, Хьюлин – не мог сказать с уверенностью, кто теперь ведет дело.

Для прояснения ситуации снова созвали телефонную конференцию с участием Фрэнсис Хьюлин, прокуроров антитрестовского отдела и верхушки спрингфилдского офиса ФБР. Стаки и Хойт явились в офис Хьюлин и устроились вместе с ней возле микрофона с динамиком.

Первые двадцать минут к яблоку раздора избегали прикасаться. Все дружно заявляли о своем стремлении к тесному сотрудничеству. Анна Бингеман стала превозносить достижения антитрестовского отдела.

– Мы смогли почти идеально наладить свою работу, – заявила она. – Наш девиз – неуязвимые обвинительные акты и высококлассные обвинители.

Хойту это хождение вокруг да около стало надоедать. Он решил взять быка за рога.

– Прошу прощения, мисс Бингеман, – прервал он ее, – Джон Хойт, спрингфилдский офис ФБР. Нашей работе мешает нерешенный вопрос о том, кто главный прокурор. Кто отвечает за это расследование?

Молчание.

– Мы ведь обсуждали это с вами, – нарушила тишину Хьюлин. – И если вы помните, решили, что дело возглавит мой офис.

Молчание.

Наконец Бингеман заговорила:

– Я реформировала наш отдел. Я помощник генерального прокурора, отвечающий за борьбу с нарушением антитрестовских законов. Эту задачу возложил на меня президент Соединенных Штатов Америки.

Она опять сделала паузу.

– И будь я проклята, если допущу, чтобы это дело отобрали у нашего отдела. Только через мой труп – да и с ним придется побороться! Мы вели это дело и будем вести его дальше. Благодарю за внимание.

Хьюлин побледнела. От Бингеман никто не ожидал такой отповеди и никто не понимал, как могло случиться, что два юриста настолько превратно поняли друг друга. Прозвучали ничего не значащие фразы, призванные разрядить обстановку.

– Благодарю вас всех за то, что вы не пожалели своего времени на участие в совещании, – произнесла в заключение Хьюлин. Выключив микрофон и захлопнув блокнот, она добавила: – Вопрос, я полагаю, решен. Мы вне игры.

Сразу после совещания прокуроры чикагского антитрестовского отдела позвонили Гэри Спратлингу. Все восхищались выступлением Анны Бингеман.

– Да-а, этого у нее не отнимешь, – согласился Спратлинг. – Уж если она решит показать, на что способна, то это просто фантастика.

Чикагские юристы – Манн, Мучник, Гриффин, Букер и Прайс – испытывали такую радость и облегчение, что решили отпраздновать победу и после работы отправились в бар Центра Джона Хэнкока. Там, чокаясь бокалами с «Маргаритой», они успокаивали нервы, истрепанные в напряженной, но победоносной борьбе.

С отстранением от дела спрингфилдской окружной прокуратуры Шепард и Херндон оказались между небом и землей. Хитон и Харцлер исчезли со сцены вместе с Фрэнсис Хьюлин, но и с оставшимися прокурорами никакой связи не было. По-видимому, они уверовали в то, что агенты пытались обойти их на финише. Шепард и Херндон чувствовали себя, как дети после скандального бракоразводного процесса.

Прошло две недели, но антитрестовцы не звонили. После нескольких лет чуть ли не ежедневных контактов это молчание было многозначительным. Каждый день агенты гадали, будет звонок из прокуратуры или нет.

Наконец они решили сделать первый шаг навстречу и позвонить Джиму Мучнику. Мучника они выбрали потому, что он, в отличие от Робин Манн, не посвятил несколько лет жизни возне с АДМ и был способен, как им представлялось, исходить из презумпции их невиновности. Кроме того, они не могли вести расследование, не советуясь ни с кем из юристов.

– Джим Мучник.

– Добрый день. Это Брайан и Боб, – сказал Херндон.

– Приветствую вас, – ответил Мучник деловым и, возможно, чуть осторожным тоном.

Но в ходе разговора лед между ними стал таять.

Агенты звонили Мучнику ежедневно в течение двух недель, – он стал связующим звеном между ними и прокуратурой. Но до откровенного обсуждения проблем дело не дошло. Мучник порой говорил натянуто, в его голосе проскальзывали нотки подозрительности.

Однажды во время их разговора в трубке раздался щелчок.

– Вы что, записываете нас? – помолчав, спросил Херндон шутливым тоном. Но шутка пришлась не к месту.

– Ну и вопросы вы задаете! – взвился Мучник. – Неужели вы думаете, что я на это способен? Мы уже две недели беседуем с вами, а вы по-прежнему не доверяете мне?

Херндон попытался исправить положение:

– Джим, не стоит лезть в бутылку. Я просто пошутил.

– Хороши шутки! – сердито фыркнул Мучник. С этими агентами невозможно говорить по-человечески, решил он. Все две прошедшие недели они просто пытались выудить у него информацию. – Ладно, – бросил он, – спрашивайте, что вас интересует, и закончим на этом.

Разговор не получился. Вскоре Херндон решил позвонить еще раз.

– Джим, – сказал он. – Я хочу извиниться.

– Боб, – ответил Мучник, – вы должны понять, что я не ваш сотрудник. Я вам не осведомитель. Меня эта роль не устраивает. Я не собираюсь шпионить за вами, но и работать на вас тоже не буду. Если вы это понимаете – что ж, прекрасно. Естественно, вас интересует, что мы делаем и почему. Но не надо играть в шпионов.

Стычка пошла на пользу. Все выпустили пар, все выложили карты на стол. Отныне их отношения будут становиться все лучше и лучше.

В том же месяце Манн и Мучник вылетели в Вашингтон, чтобы встретиться со Спратлингом и другими юристами главного антитрестовского офиса. Вслед за ними отправился и Джим Гриффин со своим заместителем Марвином Прайсом.

В здании Министерства юстиции их встретил Гэри Спратлинг, крупный человек с энергичным дружелюбным лицом. Он пригласил на совещание нескольких коллег.

От лица прибывших говорила Робин Манн. Она вставила в плеер Спратлинга кассету с «хитами сезона» и более часа комментировала события, разворачивавшиеся на экране. Держалась она спокойно и уверенно.

Спратлинг был потрясен.

– Матерь Божья! – приговаривал он, наблюдая за Миком Андреасом в Ирвайне. – Просто глазам не верю.

Запись подошла к концу, и со стороны вашингтонских юристов посыпались поздравления. Манн сияла.

– Отличная работа, – говорил Спратлинг, тряся руку Манн. – Выше всяких похвал.

После презентации «хитов» Манн и Мучник в приподнятом настроении спустились в кафе. Гриффин и Прайс, договорившись встретиться с ними позже, задержались, чтобы обсудить предстоящие должностные перемещения. Когда с этим было покончено, Спратлинг отозвал Гриффина в сторону.

– Джим, это незаурядное дело. А у тебя за плечами двадцатилетний опыт работы, – начал Спратлинг.

Гриффин сразу понял, к чему он клонит.

Не дождавшись Гриффина, Манн и Мучник вернулись из кафе в кабинет Спратлинга и почувствовали, что за время их отсутствия что-то изменилось. Спратлинг предложил им сесть и сказал:

– Вы проделали большую работу. Теперь дело достигло стадии, когда его пора представлять в суде, и я решил составить список юристов нашего отдела, которые способны справиться с этим наилучшим образом. То же самое я попросил сделать Джо Видмара. И оба наших списка возглавляет Джим Гриффин.

Итак, главным обвинителем назначен Гриффин. Манн и Мучник не знали, что сказать. Манн чувствовала, что все ее надежды рушатся. Юристы не знали, что Гриффин был согласен уступить руководство им, если они воспримут его назначение слишком тяжело. Но они старались не выдавать своих чувств.

Спратлинг пригласил Гриффина, и тот заверил Манн и Мучника, что они по-прежнему будут играть важную роль во вновь образованной команде. Юристы обсудили ближайшие задачи, и совещание закончилось.

Спустившись и выйдя на улицу, Манн, Мучник и Прайс остановили такси. Несколько минут они ехали молча, пытаясь справиться с обидой. Наконец, когда такси выехало на Ланфан-плаза, они заговорили о своих подозрениях: идея назначить Гриффина главным обвинителем пришла Спратлингу в голову не сейчас. Сегодняшнюю встречу он задумал именно с этой целью.

Гриффин первым делом постарался сгладить шероховатости в отношениях между чикагским антитрестовским отделом и ФБР. Он наметил встречу с руководителями спрингфилдского офиса ФБР, на которой хотел произнести инаугурационную речь. Но еще до этого, 20 марта, он пригласил агентов и юристов на совместный обед.

В половине седьмого все собрались за большим круглым столом. Поначалу обстановка была довольно натянутой. Шепард, обычно открывавший подобные сборища кратким приветственным словом, на этот раз от выступления воздержался. Агенты присматривались к новому прокурору, курировавшему их расследование. Судя по его мягкому тону и любезным манерам, вряд ли он был склонен действовать круто.

Гриффин первым начал разговор, пожаловавшись на чикагские морозы, спутавшие ему все планы; во время утренней пробежки лыжная шерстяная маска, прикрывавшая лицо, примерзла к коже. Херндон и Шепард поддержали его в желании разрядить обстановку и поделились своими впечатлениями о погоде.

Наступила пауза. Затем Гриффин перешел к тому, ради чего они собрались:

– У всех нас одна цель – вывести преступников на чистую воду, чтобы они понесли наказание. Так давайте двинемся вперед, не теряя времени даром. Вы прошли свою часть дистанции отлично. Моя задача – принять у вас эстафету и постараться не разочаровать вас.

Херндон и Шепард с облегчением закивали. Новый руководитель говорил на их языке.

8 апреля Кандзи Мимото в номере парижского отеля взялся за телефон. Ему только что сообщили, что Уайтекер просил как можно быстрее связаться с ним, и у Мимото было мало сомнений в том, о чем пойдет разговор.^{235}

В последние месяцы «Адзиномото» окончательно утвердилась во мнении, что отдел биопродуктов АДМ использует один из видов микробов, запатентованных японской компанией. В 1992 году Мимото пытался выкрасть американский лизиновый микроб во время визита на завод АДМ, но ничего не вышло. «Адзиномото» не оставляла этих попыток и недавно получила неоспоримое доказательство того, что АДМ незаконно использует принадлежащий «Адзиномото» патентованный микроб, с помощью которого производит аминокислоту под названием «треонин». Два дня назад «Адзиномото» возбудила против АДМ иск в одном из федеральных судов, и теперь Мимото ожидал бурной реакции Уайтекера.

Его ожидания оправдались.

– Кандзи, я не понимаю, как вы могли возбудить иск, даже не предупредив нас об этом! – горячился Уайтекер. – Мик Андреас просто вне себя.

Мимото возразил, что «Адзиномото» вынуждена защищать свои интересы, но Уайтекер не желал слушать никаких возражений. В их микробе нет абсолютно ничего японского, утверждал он, АДМ купила его у шведской компании «Эй-би-пи». А теперь из-за этого иска возникнут осложнения, в том числе и у самой «Адзиномото».

– Какие осложнения? – спросил Мимото.

Мик Андреас запретил ему ехать в Гонконг, где 21 апреля должны проводиться очередные переговоры о ценах, объяснил Уайтекер.

Мимото стал успокаивать его, подчеркивая, что переговоры очень важны для обеих компаний и их нельзя прекращать. В конце концов Уайтекер пообещал приехать в Гонконг и попытался в свою очередь уговорить японского бизнесмена отказаться от иска. Мимото отделался ни к чему не обязывающим обещанием подумать над этим, и на том разговор закончился.

Уайтекер положил трубку. Отключать диктофон не требовалось, потому что он его и не включал. Уайтекер не хотел, чтобы агенты ФБР знали об этом разговоре.

Билл Эспозито, начальник уголовного следственного отдела ФБР, просматривал за рабочим столом докладную записку о «Битве за урожай». Уже несколько недель он исполнял данное Дону Стаки обещание и следил за тем, чтобы вашингтонские бюрократические рогатки не мешали расследованию.

Но в этом деле его удовлетворяло не все. Прежде всего, вызывал сомнения главный свидетель обвинения. Никогда еще в этой роли не выступал человек такого высокого положения. Эспозито не понимал, что заставляет Уайтекера идти на риск.

«Нужно прояснить этот вопрос, прежде чем передавать дело на рассмотрение в суд», – думал Эспозито. Но агенты, ведущие расследование, и без того перегружены работой. Приходилось поручить это задание другому человеку.

Он позвонил в Спрингфилд и поручил местному руководству найти агента, который покопался бы в прошлом Уайтекера. У спрингфилдского руководства эта идея не вызвала энтузиазма. Эспозито понимал, что, чтобы получить ответ на занимавший его вопрос, придется подгонять Спрингфилд, и не раз.

Утром 19 апреля около правительственного здания Альфреда Марры в Оклахома-Сити остановился грузовик. В его кузове была бомба, начиненная смесью мазута и химических удобрений. Водитель Тимоти Маквей поспешно выбрался из кабины и удалился. Через несколько минут бомба взорвалась, разрушив опорные колонны и вызвав многочисленные повреждения по всему фасаду здания. Под завалами нашли сто шестьдесят восемь трупов.^{236}

Пять дней спустя в штаб-квартире одного из лоббистов лесной промышленности взорвалась бомба, пришедшая по почте; погиб один человек. Скоро установили, что бомбу послал знаменитый «Унибомбер»[56] который двадцать лет терроризировал Америку.

Американским органам правопорядка еще не приходилось сталкиваться с двойными террористическими актами, и они удвоили свои усилия по поимке террориста. ФБР бросило на выполнение этой задачи сотни агентов со всей страны. Луис Фри и другие высшие чины ФБР не покидали командного пункта на пятом этаже Эдгар-Гувер-Билдинг. Эспозито несколько недель проводил там по восемнадцать часов в сутки, пока его не отправили командовать операцией в Оклахоме.

Эти два расследования первостепенной важности отнимали столько внимания и средств, что остальные, не столь срочные дела отошли на задний план. А у Эспозито и вовсе не было времени заниматься ничем иным, и о своем решении изучить прошлое главного свидетеля по делу АДМ он просто забыл.

Шепард и Уайтекер сидели в автомобиле на стоянке декейтерской больницы Святой Марии. Уайтекер рассказывал агенту о переговорах с конкурентами в Гонконге, откуда только что вернулся. В заключение Шепард вручил Уайтекеру несколько кассет и прочие материалы, которые могли понадобиться, и посоветовал спрятать их в кейс.

– Обязательно, Брайан, – заверил его Уайтекер. – Вот только наведу в нем порядок, а то там скопились бумажные завалы.

Кивнув, Шепард распрощался с Уайтекером и вышел. Уайтекер перевел дух и завел машину. Слава богу, Шепард не заставил его открыть кейс. Было бы трудно объяснить, почему он набит пачками банкнот на сумму в несколько десятков тысяч долларов.^{237}

Шепард уже больше двух лет не занимался ничем, кроме «Битвы за урожай», и все рутинные дела декейтерской резидентуры легли на агента Джона Брака. Его рабочий стол стоял рядом со столом Шепарда, и Брак был в курсе расследования по делу АДМ, хоть и не принимал в нем участия. Ему хватало повседневных обязанностей, исполнения которых от резидентуры требовали по-прежнему, невзирая на проводимое крупное расследование.

Утром 27 апреля Брак был в помещении один. В 9.55 раздался звонок на линии «алло». Может, звонит Уайтекер? И Брак подошел к телефону.^{238}

– Алло, – произнес он.

Помолчав, человек на другом конце провода спросил:

– Это ФБР?

– Вы ошиблись номером, – ответил Брак.

Через двадцать пять минут раздался звонок на основной линии.

– ФБР, – произнес агент на этот раз.

В трубке снова помолчали, затем звонивший сказал: «Простите, я ошибся номером» – и дал отбой.

Голос был, похоже, тот же самый, который он слышал по линии «алло».

Что еще за проверки?

Брак набрал номер спрингфилдского офиса. Следовало немедленно доложить об этом руководству.