"Грех и чувствительность" - читать интересную книгу автора (Энок Сюзанна)

Глава 7


— Скажи на милость, почему ты вдруг захотел присутствовать на музыкальном вечере, Шей? — спросила Элинор, уперев руки в бока. Если Мельбурн снова попытается изменить условия их договоренности, мобилизовав для этой цели частную гриффиновскую армию, то он получит отпор независимо оттого, кого назначит своим полномочным представителем.

— Я решил, что мне пора повысить свой культурный уровень. Ну, идем?

— Ты полагаешь, что я должна этому поверить? Шарлемань окинул ее оценивающим взглядом.

— Наверное, нет. Но тебе придется простить меня, если я захочу убедиться, что ты благополучно добралась до пункта назначения.

— Господи!

— Как только мы туда прибудем, — продолжил брат, взъерошив рукой свои прямые каштановые волосы и глядя ей прямо в глаза, — я сяду где-нибудь в дальнем углу комнаты и начну флиртовать с первой незамужней женщиной, которая окажется поблизости.

— А что, если я буду проделывать то же самое с каждым из присутствующих неженатых джентльменов?

Брат сжал челюсти.

— Я обеспечиваю доставку. Все остальное — твоя забота.

Элинор подошла к нему еще ближе. — Ловлю тебя на слове, Шарлемань.

Хотя она никому не признавалась в этом, кроме Деверилла, мысль о том, что человек, которому она доверяет, сидит где-то поблизости, как ни странно, очень успокаивала после ужасного происшествия на суаре у Белмонта. Сегодня она проверит, хозяин ли своему слову Шей, потому что имела намерение флиртовать — хотя бы для того, чтобы поскорее забыть Стивена Кобб-Хардинга. Но теперь она станет делать это с осторожностью, по крайней мере, будет держать ухо востро.

Они доехали в экипаже до дома лорда и леди Ллелуэллин. Как только они прибыли и вошли в бальный зал, где должен был состояться музыкальный вечер, Шей поступил так, как обещал. Не оглянувшись, он пересек комнату, чтобы поговорить с хозяином и хозяйкой, даже не позаботившись о том, чтобы принести Элинор стаканчик пунша. Она сделала глубокий вдох, чтобы взять себя в руки. Что особенного, если ее брат увидит, с кем она разговаривает? Расскажет Мельбурну?

— Позвольте мне, миледи. — Перед ней как-то незаметно материализовался Джеффри, граф Бейсингсток, что было совсем не просто для столь грузного человека, и предложил ей стакан пунша.

— Спасибо, милорд. Вы прочли мои мысли. Толстая физиономии графа расплылась в улыбке.

— Я всегда догадываюсь, что, когда леди куда-нибудь приезжает, ей нужно освежиться.

В его словах было мало логики, но они, по крайней мере, звучали безобидно.

— Вы часто бываете на музыкальных вечерах?

— Я считаю их хорошим способом составить мнение о талантах молодых леди. Понимаете, не хочется тратить время на ухаживание за женщиной, которая не умеет развлечь.

— Значит, вы подыскиваете себе супругу, милорд? Он кивнул, и его щеки дрогнули в знак согласия.

— Моя матушка, графиня Бейсингсток, требует, чтобы я женился. А она любит послушать по вечерам игру на фортепьяно, поэтому я хотел бы найти девушку, которая хорошо играет.

— Чтобы доставить удовольствие вашей матушке, — сказала она, удивляясь, как это граф ускользнул от внимания Мельбурна. Он имел титул и приличный доход и, несомненно, подпадал под категорию невыносимо скучных потенциальных супругов. Силы небесные! Удивительно, что они до сих пор не помолвлены.

Самая приятная часть ее договоренности заключалась в том, что она теперь могла проводить время и разговаривать с кем захочет, а не только с джентльменами, которые будут сочтены приемлемыми.

— А что доставило бы удовольствие вам самому? — поинтересовалась Элинор. Обычно ей разрешалось спросить у джентльменов только их мнение о погоде. Каким бы смешным ни выглядел Бейсингсток, они в этот момент поддерживали светскую беседу. Вполне приличное занятие.

— Найти девушку, которая составила бы компанию моей матушке и играла…

— …на фортепьяно, — закончила она за него. Вот вам и проникновение в мужскую душу.

— Вы меня понимаете. Кстати, а вы играете на фортепьяно, леди Элинор?

Боже милосердный!

— Не так хорошо, чтобы претендовать на признание вашей матушки, — ответила она, содрогнувшись.

Она отделалась от назойливого графа, но своей болтовней с ним, как видно, открыла шлюзы. К тому времени как дворецкий пригласил гостей занять свои места, еще семеро джентльменов, очевидно, заметивших, что Шей не обращает на нее внимания, то есть все присутствующие неженатые мужчины, не считая ее брата, окружили девушку, предлагая кто пунш, кто шоколад, а кто выражал свои восторги по поводу того, что она самая привлекательная леди в зале.

Хотя раньше джентльмены в таком количестве никогда не уделяли ей столько внимания, она была не настолько наивной, чтобы верить им. Именно по этой причине Себастьян некоторых из них не подпускал к ней. Они хотели заполучить ее деньги или подняться на более высокий общественный уровень, породнившись с Гриффинами. Но все же ей вовсе не требовалось, чтобы братья решали, кому из мужчин позволительно разговаривать с ней. Правда, Стивену удалось обмануть ее, но больше такого никому не удастся. К тому же некоторые из этих джентльменов, пусть даже неприемлемых для замужества, были, по крайней мере, забавными.

С другой стороны, где найти мужчин, с которыми можно пофлиртовать? Всей ее энергии едва хватило на то, чтобы оградить себя от их знаков внимания, порой столь неуклюжих, что она едва сдерживала смех. Здесь, конечно, было с кем поговорить, но найти потенциального мужа — увы! — не было никакого шанса.

Под сдержанные аплодисменты первая дебютантка поднялась на невысокую сцену, и Элинор приготовилась слушать. Садясь за фортепьяно, мисс Сэнфорд выглядела очень испуганной, и Элинор взглянула на горделиво посматривающую, на окружающих мать девушки. Жаль, что леди Сэнфорд не подозревала о том, что ее дочери достаточно сыграть незатейливую мелодию, чтобы, вполне возможно, сделаться леди Бейсингсток.

— Она не может сравниться с вами, леди Элинор, — сказал очередной потенциальный жених, лорд Генри Эндертон, сидевший рядом с ней.

— Спасибо, — сказала она в ответ, подчеркнуто внимательно слушая исполнительницу.

— А вы…

— Мне очень хочется пить, — прервала его девушка. — Не принесете ли стаканчик пунша?

Эндертон радостно помчался исполнять просьбу, и Элинор вздохнула с облегчением. Теперь она могла просто слушать исполнительницу.

— От вертепа до высоко эстетичного наслаждения музыкой — и всего за одни сутки, — услышала она низкий голос Деверилла, и он опустился на пустой стул рядом с ней. — Жизнь полна неожиданностей.

У нее замерло сердце, но она не отвела взгляд, от сцены.

— Чуть позднее выступит Мэри, старшая сестра леди Барбары. Она сама пригласила меня. А как оказались здесь вы, милорд?

— Я вообще не уверен, что приглашен. Проезжал мимо и заметил, что к этому дому сворачивают экипажи. — Он пожал плечами. — Меня никто не прогнал.

— Как же вас прогнать, если здесь столько молодых девушек ищут мужей? — прошептала она в ответ. — Вы вполне могли бы сгодиться какой-нибудь бедняжке.

— Вот как? Значит, я попал в ловушку? Она усмехнулась.

— В явную ловушку — с пуншем и шоколадом в виде приманки. А я-то думала, что вы всем этим пресытились.

— Дерзкая девчонка, — манерно растягивая слова, проговорил он. — А есть ли здесь потенциальные мужья для вас?

Элинор сморщила носик.

— Лично я пришла сюда исключительно ради шоколада.

Вновь появился Генри, держа в каждой руке по стакану пунша. Вежливость обязывала Деверилла извиниться и уступить ему место. Но маркиз вместо этого бросил на молодого мужчину один-единственный взгляд, после чего Эндертон счел за благо удалиться.

— Вы его напугали, — пристыдила Валентина Элинор.

— Что? Я просто хотел сказать, что если бы мне были нужны свобода, грех и романтика, то я бы не стал проводить вечер здесь. А что касается мужей, то вы могли бы…

— Тише, — остановила его Элинор, хотя мисс Сэнфорд так энергично барабанила по клавишам, что едва ли кто-нибудь мог подслушать их разговор. — Я ведь не пытаюсь полностью сломать свою жизнь; я только пытаюсь ее улучшить. У меня нет намерения, отказаться от спокойных вечеров или от общения со своими друзьями. Скажите, вы помогаете своим друзьям?

— Время от времени.

— Валентин, а для меня вы могли бы сделать кое-что?

Он долго молчал, так что она уже начала беспокоиться, что он ей откажет. Она искоса взглянула на него. Он смотрел на нее, но по выражению его лица было невозможно понять, что он думает. Однако его зеленые глаза блестели. Элинор судорожно сглотнула. Если бы он только узнал, как много думала она о нем за последнее время, то был бы весьма удивлен.

— Что вы имеете в виду? — тихо спросил он. «Поцелуй. Прикосновение твоих рук».

— Мне нужен проводник.

— Вы уезжаете в Африку?

— Не поддразнивайте меня. Я неверно выразилась. Не проводник, а скорее наставник.

— Я внимательно слушаю.

— Не знаю, как долго Мельбурн будет соблюдать нашу договоренность, — медленно сказала она, надеясь, что не ошиблась в нем, и действительно может ему доверять. — Но уверена: как только он ее аннулирует, у меня больше никогда не будет возможности принадлежать самой себе. Да, я надеюсь, сама выбрать себе мужа, но это не все, что я предполагаю сделать. Я хочу хоть на мгновение почувствовать настоящую свободу. Как птица! Но не знаю, как это осуществить. Я думаю, что вы могли бы мне помочь.

Где-то глубоко под их ногами громко хохотал над ним Люцифер. Валентин знал это, хотя звуки фортепьяно заглушали этот хохот.

— Не просите меня быть наставником, Элинор. Я для этого недостаточно подготовлен.

— Мой опыт подсказывает другое. Кому еще я могла бы довериться в таком деле? Мистеру Кобб-Хардингу?

На сей раз, он был уверен, что отчетливо слышит дьявольский хохот.

— Грех и доверие несовместимы. Одно предает другое.

По ее лицу снова медленно расплылась улыбка.

— В таком случае, почему вы возражаете, милорд?

Почему ему взбрело в голову являться сюда? По мнению Мельбурна, это было «безопасное» мероприятие, но он не мог удержаться. Прискакал. А теперь вот она просит научить ее жить, быть свободной как птица.

— Хорошо, — согласилась она. — Почему бы вам завтра утром не прогуляться со мной в Гайд-парке?

— Мне?

Она снова улыбнулась.

— Вы уже признались, что встаете до полудня. — Ее затянутые в перчатки пальчики незаметно погладили его по рукаву. — Ну, пожалуйста, Деверилл? Вернее, Валентин. Я не хочу снова сделать ошибку, как вчера вечером.

Он вздохнул.

— Ладно. В одиннадцать. И захватите с собой какую-нибудь чертову дуэнью.

— Захвачу. Спасибо, сэр.

— Оставьте благодарность на потом. Не сомневаюсь, что вы пожалеете, что благодарили меня.

— Никогда!

Она, может быть, и не пожалеет. А он? Ох, черт возьми, уже пожалел.

Он заметил Шея Гриффина, который сидел на несколько рядов позади них. Судя по его скучающем виду, среднему брату, очевидно, досталось сопровождать Элинор, когда подбрасывали монету. После того как Валентин услышал от Закери об инциденте с лошадью, ему стало понятнее покровительственное отношение братьев к сестре. Учитывая то, что он видел своими глазами прошлым вечером, он был рад, что она не протестовала против присутствия здесь Шея.

Гораздо больше его удивило стремление Элинор поступать против желаний семьи и отыскать свое место под солнцем. Если бы она была мужчиной, то стремление пойти своим путем стало бы понятным. Но ведь она девушка. Насколько он знал, дочки на выданье не осмеливались возражать тем, в чьих руках находились их деньги и будущее. Пусть даже они иногда не соглашались с чем-то в глубине души, внешне вели себя послушно и уступчиво.

Первая часть выступлений закончилась, и Элинор, извинившись, отправилась поздравить леди Мэри Хаусен. Озадаченный Валентин остался сидеть на месте. Музицирование Мэри не произвело на него впечатления. Но главное, он терпеть не мог разговаривать по душам с девственницами, ищущими свой путь в жизни.

— Сегодня здесь самым крепким напитком является пунш, — сказал Шей, опускаясь на пустой стул Элинор. — Скучная музыка и трезвость — не лучшее сочетание.

Не говоря ни слова, Валентин достал из внутреннего кармана сюртука фляжку с виски. Он протянул ее Шею, не спуская глаз с хозяина и хозяйки, пока тот делал большой глоток.

— Ты спас мне жизнь, — с чувством пробормотал Шей, возвращая ему фляжку. — А то бы я помер со скуки.

Прежде чем закрутить крышку и снова убрать фляжку в карман, Валентин и сам отхлебнул глоток.

— Это несколько приглушает тоску.

— Я, по крайней мере, знаю, почему присутствую здесь, — заметил Шей, бросив взгляд на сестру, — но какого дьявола ты здесь делаешь? Мельбурн отправил с ней меня, потому что был уверен, что тебя никакими силами сюда не затащить.

— Я просто проезжал мимо, — пожал плечами Валентин, повторяя ложь, которую уже преподнес Элинор. Чем меньше вариантов придется запоминать, тем проще.

— Я видел, что вы с Элинор все время о чем-то болтали.

Так, начинается самая трудная часть.

— Она считает меня олицетворением свободы и авантюризма и хочет, чтобы кто-нибудь подсказал ей, как найти собственный путь к свободе.

— И она попросила тебя это сделать? — удивился Шей.

— Почему бы и нет? Я неотразим, очарователен и не являюсь одним из ее братьев.

— А знаешь, — медленно произнес лорд Гриффин, — это могло бы пойти нам на пользу. Ты все равно присматриваешь за ней, а пока она с тобой болтает, к ней не посмеют приблизиться бездельники вроде Кобб-Хардинга или Эндертона. Боже милосердный, нам только не хватает услышать, что она бежала, чтобы сочетаться браком с каким-нибудь профессиональным игроком из-за того лишь, что ей кажется, будто Мельбурн заставляет ее выполнять слишком много правил.

— Бежала? — повторил Валентин, приподняв бровь. — Она говорила, что ищет мужа, но ты полагаешь, что она способна на такое безрассудство?

— Я думаю, она только и ждет, чтобы удрать на волю. И теперь, когда Мельбурн приоткрыл дверь, я сомневаюсь, что она добровольно прилетит назад в клетку.

— Ты говорил ему об этом?

— Много раз. Но мне было приказано соблюдать договоренность, пока ее соблюдает она.

— Ну что ж, предполагается, что завтра утром я повезу ее на прогулку, и она наверняка попытается убедить меня помочь ей, — признался Валентин, притворяясь, что делает это неохотно. Он действительно не горел желанием приглашать ее, хотя и совсем по другой причине. — Нет ли у вас списка приемлемых кандидатур на роль супруга? Мне было бы проще, если бы я знал, кого именно я должен поддерживать.

— Я уверен, что у Мельбурна такой список имеется, хотя мне он его не показывал. Тебе не кажется, что выглядело бы подозрительно, если бы ты вдруг начал указывать ей на потенциальных мужей? Особенно если это окажутся джентльмены, с которыми ты обычно не утруждаешь себя даже разговором?

— Они настолько безнадежно скучны?

— По сравнению с тобой и адмирал Нельсон покажется занудой.

— Я просто пытаюсь отдать долг Мельбурну и вернуться к прежнему распутству.

— В таком случае ее просьба поможет тебе сделать это.

— Каким же образом?

— Видишь ли, если она решит, что учится чему-то недозволенному у тебя, то не будет творить всякие глупости и вызывать пересуды у окружающих. А мы будем надеяться, что Мельбурн, наконец, одумается и положит всему конец, пока она и впрямь не совершила какой-нибудь сомнительный поступок.

Валентин подумал, что нынче вечером ему следовало бы остаться дома. Не хватало, чтобы кто-то уговаривал его провести время с Элинор, когда на самом деле ему следовало держаться от нее как можно дальше.

— Едва ли ты хочешь, чтобы она проводила время со мной, — заявил он. — Тем более на публике. Ведь я тот волчище, которым мамочки пугают своих дочек.

Шей усмехнулся и потрепал его по плечу.

— Да, но в данный момент ты наш волчище, не так ли? И в отношении Нелл ты знаешь правила игры.

Собрав остатки здравого смысла, Валентин слабо запротестовал в последний раз:

— Но это не то, что просил меня делать Мельбурн!

— Будет то, как только я вернусь домой и обо всем ему расскажу.

Сердито глядя на Шея, Валентин поднялся.

— Я предупреждаю тебя, Шей: это плохая идея.

— Нет, это очень хорошая идея. Ведь ты в курсе всего, что происходит. Элинор уже просила тебя помочь ей, к тому же ты один из наших друзей, и мы уверены, что с тобой ее репутации ничто не угрожает. — Он хохотнул. — Возможно, она является единственной женщиной, чья нравственность в твоей компании будет в безопасности.

— Очень смешно, — проворчал Валентин и направился к двери.

Волею случая он оказался именно там, где меньше всего хотел быть, — в центре семейного конфликта, обремененный обязательством перед обеими противоборствующими сторонами. И с ярко выраженным чувственным влечением к одной из них.

Казалось бы, ему безопаснее и логичнее убедить Элинор в том, что он никуда не годный пример для подражания и что ей пора подобру-поздорову вернуться в клан Гриффинов. Тогда отказ от его услуг был бы ее собственным решением и в то же время конец ее мятежа освободил бы его от обязательства перед Мельбурном.

Валентин остановился в дверях и оглянулся на Элинор, беседовавшую с сестрами Хаусен. Напряжение, которое он ощутил в паху, означало чистейшую похоть. И снова слышался снизу громкий хохот дьявола.


— Он опаздывает, — сказала Элинор, расхаживая взад-вперед по вестибюлю.

— Да, миледи, — подтвердил Стэнтон, поворачивая туда-сюда голову следом за ней.

Она места себе не находила и была слишком взволнована, чтобы спокойно сидеть в гостиной в ожидании Деверилла. Даже ноги ее при ходьбе из угла в угол двигались гораздо медленнее, чем мчались мысли.

Было очень разумно заручиться помощью маркиза для реализации ее планов. Если ей хотелось поскорее стать свободной, то кто мог научить ее этому лучше, чем самый беззаботный человек в Лондоне? В этом был смысл еще и потому, что люди, которых он знал, и которые ему нравились, обладали такими же качествами, так что, возможно, именно он мог бы подсказать ей кандидатуру будущего мужа. Она, естественно, не имела намерения выходить замуж за какого-нибудь скучного, занудного типа, которого одобряет Мельбурн. Правда, ее привлекал сам лорд Деверилл, но это еще не означало, что она хотела бы включить его в этот список. Вовсе нет!

Элинор останавливало то, что, как бы ни волновало ее присутствие Валентина, он являлся другом ее братьев. И был относительно безопасен, и она его давно знала. К тому же он, как и все приятели ее братьев, знал правила приличия. Хоть и не всегда им следовал в своей бурной жизни.

— Правила, — прошептала она, поправляя шляпку так, чтобы она сидела на голове еще более кокетливо. Вот почему ей нужно воспользоваться услугами Валентина — чтобы встретить кого-нибудь вполне подходящего для себя. Правила, предписывающие не прикасаться к Нелл, не воспринимать ее всерьез как существо женского пола, а воспринимать как… ребенка. Да, именно так. Ее можно было потрепать по головке и сказать, чтобы она бежала по своим делам и была хорошей девочкой.

Но она устала, черт возьми, быть паинькой. Следует признать, что ее первая вылазка прошла из рук вон плохо. Но теперь она больше не будет столь опрометчивой в выборе компаньона или времяпрепровождения.

На подъездную дорожку свернул пароконный двухколесный экипаж спортивного типа. У Элинор, вышедшей из портика, когда маркиз Деверилл остановил перед входом пару отлично подобранных лошадей серой масти, перехватило дыхание. Элегантно одетый, он являл бы собой образец добропорядочного аристократа — если бы не дьявольский блеск в глазах.

— Доброе утро, — приветствовал он ее, прикасаясь к полям серой шляпы. Его ливрейный грум спрыгнул на землю с запяток, чтобы принять из его рук вожжи.

— Вы опоздали, — упрекнула его Элинор, главным образом для того, чтобы подольше полюбоваться его видом и напомнить себе, что она сама попросила его заехать.

— Мне показалось, что речь шла о свободе, — медленно произнес он, спрыгнув на землю. — Я сделал свободный выбор и остался этим утром в постели подольше. — Он усмехнулся. — Всю ночь ворочался и плохо спал.

— Что же было причиной? — спросила она.

— Да как вам сказать…

— Доброе утро, Валентин, — прервал его Себастьян, спускаясь мимо нее по ступеням и протягивая руку.

— Доброе утро, Мельбурн. Мы с леди Элинор собираемся прокатиться.

— Я так и понял. — Герцог перевел взгляд на нее. — Элинор, могу ли я попросить тебя вернуться не слишком поздно, чтобы успеть вместе с Пип и со мной на чашку чаю к тете Тремейн?

Тетушка Тремейн. Ведь это их единственная, близкая родственница, родная сестра ее матери, а она совсем забыла, что они сегодня должны быть у нее на чаепитии.

— Я вернусь к двум часам, — заверила Элинор, и ее брат кивнул.

— Значит, в парк? — спросил Деверилл, когда Стэнтон помог Хелен взобраться на высокое сиденье и ливрейный грум разместился рядом с ней.

— Если только вам не придет в голову какое-нибудь другое место с большими возможностями, — сказала она в ответ, твердо намеренная не трусить ни перед чем, даже перед его огромными познаниями в области греха.

— Какими же?

— Возможностями для меня наблюдать и учиться на вашем опыте.

Улыбка на его лице расплылась еще шире.

— Парка вполне достаточно, — заверил он. Их экипаж свернул с подъездной аллеи в сторону Парк-авеню. — Я-то думал, что вы намерены стать свободной и раскованной, — продолжил он мгновение спустя.

— Так оно и есть.

— В таком случае, почему вы позволяете Мельбурну указывать, когда вам следует возвращаться?

— Потому что очень хочу увидеться со своей тетушкой. Он лишь напомнил, что я обещала навестить ее.

Влившись в густой транспортный поток, он взглянул на нее.

— Полагаю, что не существует жестких правил относительно того, как следует трактовать степень раскрепощенности, но могу сказать, что я, например, никогда не даю обещаний. — Потому что опасаетесь не сдержать слово?

— Нет. Просто не люблю чувствовать себя обязанным. В этом все дело, леди Элинор. Обычно я поступаю так, как мне нравится.

Элинор нахмурила лоб.

— Мне кажется, вы не правы, — медленно, словно размышляя вслух, произнесла она. — Быть свободным не означает поступать всем наперекор.

— Правильно. Это означает относиться ко всем остальным безразлично.

— Это ужасно!

— Но это правда. Мне показалось, что вы здесь для того, чтобы учиться?

Может быть, он заманивает ее, играя роль адвоката-дьявола, в свои хитроумные сети, откуда ей не выбраться?

— Значит, вам нет дела до всех остальных? Так почему вы тогда спасли меня?

— Во-первых, можем ли мы говорить открыто? — спросил он, указав на Хелен, сидевшую за ее спиной.

— Я доверяю Хелен, — заявила она, надеясь, что не ошиблась в ней. Другого способа поговорить с Девериллом, чтобы не пострадала ее репутация, она не придумала. — Однако, спрашивая меня о преданности моей служанки, вы снова показали, что беспокоитесь о ком-то, кроме самого себя, а конкретнее — обо мне.

— Да, действительно. Не странно ли? — Он на мгновение переключил внимание на уличное движение. — Вы мне нравитесь. Наверное, поэтому, если ваша репутация пострадает, я буду переживать.

На мгновение ее мозг вычленил из всего сказанного только слова «вы мне нравитесь» и отказался воспринимать все остальное. Ох, она такая простушка! Валентин покоряет и бросает гораздо более опытных женщин, чем она, причем делает это постоянно.

— Значит, вы не считаете помощь мне своим обязательством?

— Вовсе нет. Это мое искреннее желание.

— Значит это просто счастливое совпадение, когда-то, что вы хотите сделать, оказывается правильным поступком?

— Именно так.

Элинор тяжело вздохнула. Она желала в корне изменить свою жизнь, не отчуждаясь при этом от семьи. Жить, как она хочет, выйти замуж за того, кого сама выберет. И чтобы никто не указывал ей и не принимал за нее решения.

— Вы отвечаете формально и односложно.

— Я начинаю сомневаться в том, что вы намерены дать мне прямой ответ.

— Задайте прямой вопрос, тогда посмотрим.

— Мне почему-то не терпится пнуть вас, — с чувством выпалила она.

Он расхохотался. Она еще никогда не слышала, как он смеется. Смех был беззаботный. Валентин искренне забавлялся. От одного этого звука у нее участилось сердцебиение. Силы небесные!

— Я говорю с вами серьезно, поверьте, — наконец заявил он, продолжая весело улыбаться. — Но предпочел бы получше узнать, что именно вы хотите совершить.

— Ладно, — сказала она, стараясь не замечать, как прикоснулось его бедро к ее бедру, когда он повернул упряжку к Гайд-парку. — Начну немного издалека. Когда вы стали маркизом Девериллом, были ли вы к этому готовы? Я имею в виду к ответственности?

На какое-то мгновение выражение его лица стало жестким, потом он снова расслабился. Это произошло так быстро, что она даже не заметила.

— В свои последние годы мой отец совсем потерял рассудок. Прежде чем унаследовать его титул, я в течение трех лет управлял нашей собственностью. Так что, поверьте, — вполне был готов к ответственности.

Девушка на мгновение растерялась, не находя что сказать. Ей было известно, когда Валентин унаследовал титул, но Себастьян никогда не упоминал о связанных с этим обстоятельствах, что было очень характерно для старательно оберегавшего ее брата.

Этикету ее обучали с тех пор, как она начала говорить, и она, конечно, помнила, что в ответ на известие о трагической утрате надо выразить соболезнование. Но в данном случае все было гораздо сложнее. Валентин, казалось, передавал этими словами скорее облегчение, чем горечь утраты.

— Сколько вам тогда было лет? — тихо спросила она.

— Когда он умер? Восемнадцать. Мой дядюшка, лорд Уэдделл, был в ярости, оттого что старик прожил до моего совершеннолетия. Он чуть с ума не сошел — так ему хотелось, став опекуном, прибрать к рукам имущество Девериллов. — Валентин презрительно фыркнул. — С тех пор я его никогда не видел.

— Должно быть, в столь юном возрасте это было для вас тяжелым бременем.

Он пожал плечами.

— Я делал то, что должен был. А теперь живу, как мне хочется.

— Значит, ваше неприятие общепринятых правил — гоже своего рода мятеж, как называет это Себастьян, говоря обо мне…

— Это не так, — решительно заявил он и резко остановил лошадей. Жестом, указав груму на упряжку, он спрыгнул на землю. — Хотите пройтись со мной?

— Но…

Пока она размышляла о том, что он затевает, Валентин обошел экипаж и подошел к ней. Он знал правила, но пренебрегал ими. И если она его разозлит…

Он протянул ей руку.

— Предлагаю пройтись пешком. Вы, Хелен, подождите нас здесь.

Они направились к ближайшему пруду и свернули на дорожку, бежавшую вдоль заросшего Камышом берега. Некоторое время Элинор тихо шла рядом с ним, пытаясь угадать его мысли. Если он пытался напомнить ей, какой беспомощной она чувствовала себя в компании Стивена, то ему это не вполне удалось. Валентин и отличие от Кобб-Хардинга не удерживал девушку против ее воли, не опаивал наркотиками, не вел в такое место, откуда она не могла бы найти дорогу домой. Тем не менее, сейчас она была наедине с человеком, который сумел заработать себе скверную репутацию, с мужчиной, который уже знал один из ее секретов.

— Знайте, что я ничуть вас не боюсь, — заявила она. Он искоса взглянул на нее.

— Я не пытаюсь запугивать вас.

— Я хотела сказать, что если вы хотели испугать меня, не говоря, куда мы идем и каковы ваши планы, то вам это не удалось.

Деверилл усмехнулся.

— Я мог бы изменить ваше мнение в мгновение ока, — пробормотал он.

Только этого не хватало! Спровоцировала завзятого ловеласа на какие-то действия, о которых теперь, несомненно, пожалеет.

— Нам с вами нужно поговорить, Элинор. Так, чтобы нас никто не услышал — ни ваша преданная служанка, ни кто-либо другой.

— Хорошо, — сказала она, судорожно глотнув воздух.

— Что вы хотите? На самом деле? Только, пожалуйста, скажите мне правду.

Значит, он догадался. Понял, что она в тот вечер, когда написала свою «декларацию», верила, что жизнь ее должна измениться. Правда, каким образом, она понятия не имела.

— Обещайте, что не будете смеяться. Он покачал головой.

— Я не даю обещаний.

— Ладно. — Она высвободила руку из-под его локтя и пошла по тропинке впереди него. — Я и сама не могу это определить.

— Трудно поверить.

— Но именно для этого я и прошу вашей помощи, Деверилл. По сравнению со мной у вас гораздо больше опыта… во всем. Он нагнал ее, но руку не предложил.

— Поскольку трудно предположить, чтобы вы хотели строить свою жизнь по образцу моей, я не могу догадаться, чего вы хотите лично от меня.

— Я намереваюсь построить свою жизнь по образцу вашей. По крайней мере, часть ее.

Деверилл усмехнулся.

— Какую же часть? Ту, где я завожу интрижки с замужними женщинами? Они опытны в подобных делах, не требуют постоянства. Мне это нравится. Или ту, где я пропускаю назначенные встречи с друзьями, если подвернется что-нибудь более забавное? Или где я играю в азартные игры? Или пью?

Она некоторое время смотрела на него, лишившись от удивления дара речи. — Но вы не такой.

— Почему же?

Элинор остановилась. Ей хотелось больше знать о Валентине Корбетте, чтобы ее слова могли звучать весомее.

— Ну что ж, возможно, так оно и есть, но вы не только такой.

Остановившись в нескольких шагах от нее, он прищурил глаза.

— Вот как? В таком случае расскажите мне о моем характере. Возможно, я заблуждаюсь насчет себя.

— Позавчера вечером вы спасли меня. И разозлились на Стивена за его поведение. Хоть воспоминания у меня несколько смутные, это я помню. И вы проводили меня домой в целости и сохранности, не попытавшись воспользоваться моим состоянием.

— Дорогая моя, одно доброе дело за всю жизнь еще не делает человека героем. Но речь идет не о моих дурных привычках, а о тех, которые вы желаете культивировать в себе.

— Я этого не говорила.

— В таком случае скажите на милость, что я делаю здесь? — воскликнул он.

Как могла она объяснить, что человек, которого он описал, не был похож на того, которого девушка видела совсем недавно. Да, у него были некоторые не совсем хорошие склонности — но ведь он же первый в них и признавался. Однако он обладал и немалыми достоинствами. И незаурядным интеллектом и остроумием. Был честен. Не лгал ради защиты собственных интересов — только для того, чтобы спасти ее.

— Вы мне нравитесь, — сказала она в ответ. Деверилл моргнул.

— Простите, не понял?

— Вы сказали, что я вам нравлюсь. Вы мне тоже нравитесь. Мне по душе, что вы не пытаетесь возвыситься над всеми, потому что обладаете титулом или принадлежите к старинной, уважаемой фамилии. Вы такой, какой есть. Вы не меняетесь, чтобы доставить кому-то удовольствие, но все же можете, когда захотите, быть обаятельным и добрым.

— Я рискую показаться сентиментальным, но мне кажется, что вы описываете себя. Вам не надо никого искать. Вы такая и есть.

— Нет, — возразила она, пытаясь не отвлекаться на неожиданный комплимент. — Я перечислила, за что вы мне нравитесь. А мне хотелось бы понять, как вы живете, Не то, что вы описываете, а… вашу свободу. Вам не приходится болтать о погоде, взвешивать каждое слово даже в разговоре с друзьями из опасения причинить вред могущественному и безупречному семейству Гриффин, история которого насчитывает восемь сотен лет. — Она глубоко вздохнула, и голос ее зазвенел. — Я тоже не хочу, чтобы мне приходилось делать это.

— Так не делайте, — помолчав, предложил он.

— Я пытаюсь. Но не могу… сообразить, как поступить подобным образом, не причинив ущерб моей семье. Есть люди, чью жизнь и репутацию я должна принимать во внимание. Я люблю свою семью. Она всегда будет для меня много значить.

Он покачал головой.

— Если первое, что приходит вам в голову, это нежелание сделать что-нибудь неправильно, то это не свобода, Элинор. Это страх.

— Но мне приходится учитывать многое другое, кроме свободы. Я ведь не мужчина…

— Я это заметил.

— …и не хочу, чтобы меня вынуждали к «хорошему» браку в понимании моего брата. Я хочу сделать собственный выбор. Для этого надо следовать определенным правилам. Игнорировать их было бы просто глупо.

— Ну, так следуйте им. Мне кажется, вы знаете, что хотите, а я знаю, что я не тот человек, которому вам стоит подражать, если желаете, чтобы все были счастливы. И уж будьте, уверены, вам не удастся найти такого мужа, который захочет жениться на вас, если вы выберете меня образцом для подражания. Полагаю, что вы хотите найти достойного человека. Я имею все основания заявить, что в Лондоне есть прекрасные мужчины, которые были бы счастливы, взять вас в жены.

— Но я…

— Самое лучшее для вас — это продолжать оставаться такой, какая вы есть. Из того, что вы мне говорите, и что я видел сам, очевидно, что вы хотите быть хорошей — хорошей сестрой, хорошей женой. Вы не имеете намерения отказываться от своих обязательств и не хотите становиться грешницей. Послушайтесь моего совета, Элинор: отправляйтесь домой, и говорите Мельбурну «нет» до тех пор, пока он не приведет вам такого кандидата в супруги, какого вы хотите.

Пропади все пропадом! Ей не хотелось в этом признаваться, но он опять был абсолютно прав. Она не сумела вовремя смахнуть набежавшую слезу, и она скатилась по щеке.

— У меня есть кое-какие идеи относительно того, что я и действительности хочу, но, находясь в крепости Гриффинов, мне никогда не удастся их осуществить. Может быть, я и не знаю точно, что я хочу и кого я хочу, — дрожащим голосом произнесла она, — но я не сдамся, пока этого не пойму. Я не хочу возвращаться к скучной, лишенной мечты жизни, не узнав хотя бы разок, что такое настоящее приключение. Не хочу. И не смогу, Валентин.

К ее удивлению, он заинтересовался.

— Приключение? — повторил он. — Какого же рода?

Она сделала глубокий вдох, закрыла глаза и попробовала представить себе, что бы она сотворила, если бы могла хоть разок сделать все, что пожелает.

— Что-нибудь неистовое, необузданное и совершенно безумное. Что-нибудь грешное. — Элинор снова открыла глаза. — А потом, я думаю, я смогла бы найти мужа, который бы подходил мне и не слишком раздражал Мельбурна.

— Неплохо звучит, — улыбнулся он, и губы его чуть дрогнули. — Значит, вы решились.

— Да. Что вы об этом думаете, Валентин?

— О том, что я думаю, можно написать несколько томов, — сказал он. — Попробую найти подходящее греховное приключение для вас. Но я не гожусь на роль свата, так что в том, что касается выбора мужа, действуйте по своему усмотрению.

Ну что ж, он, кажется, наконец-то предложил ей свою помощь. Со временем она уговорит его и на что-то более серьезное. В данный момент важнее всего было то, что у нее появился союзник. Элинор, подчиняясь импульсу, сделала шаг к нему и, обняв, произнесла:

— Спасибо.

Валентин, взявшись пальцами за подбородок, приподнял ее голову, потом медленно наклонился и прикоснулся губами к ее губам — нежным, манящим, восхитительным поцелуем. Она затаила дыхание. Дрожь пробежала по ее спине. Хотя они не двинулись с места, она могла бы поклясться, что ее ноги приподнялись над травой. Неудивительно, что женщины падали без сознания у его ног. Когда он выпрямился, она обнаружила, что прислонилась к его груди.

— Я предупреждал, чтобы вы меня не благодарили, — тихо сказал он, осторожно поставив ее на ноги, и продолжил прогулку.

Но она все равно была ему благодарна. Воспоминания о противных, жадных губах Стивена Кобб-Хардинга вдруг стерлись, как не бывало. Их вытеснили мысли о чем-то гораздо более приятном и волнующем.