"Маршал Жуков. Опала" - читать интересную книгу автора (Карпов Владимир Васильевич)

Жизнь под колпаком

Итак, маршал проспал пятнадцать дней и когда немного пришел в себя, встал вопрос — как жить дальше?

Русский богатырь Илья Муромец тридцать три года просидел «сиднем», набирался сил, а затем начал вершить подвиги во славу Отечества. Русский богатырь Жуков сорок три года отдал ратным делам и вот теперь ему предстояло превратиться в «сидня».

Он жил среди людей, они были в соседних квартирах, встречались на улицах, в магазинах. Но те, кто служил с ним раньше, завидев издали, переходили на другую сторону улицы, чтобы не встретиться. Полная изоляция в окружении живых людей оказывается возможна. Газеты, журналы, радио, телевидение, даже когда рассказывали о сражениях, которыми руководил Жуков, не упоминали его. Да, что там эти дешевые ежедневные угодники и прислужники, откройте в Советской Военной энциклопедии первый том, стр. 493–497. (Вышел в 1976 г. через два года после смерти Жукова). Статья «Битва под Москвой».

В этой битве, где блестяще проявился полководческий талант Жукова, — (надо же докатиться до такой подлости — не нахожу другого подходящего слова) не названо имя предводителя наших войск и победителя в этом великом сражении, спасшем столицу!

В 12–томной «Истории второй мировой войны» (вышла в 1973–1982 гг.), в 10 томе, при описании Берлинской операции Жуков упоминается на стр. 327 только потому, что войска под его руководством не смогли взять Зееловские высоты при первом штурме. И все — больше ничего Жуков в Берлинской операции не совершил! Если вы посмотрите титульные листы этих изданий, где указаны составители и ответственные редакторы, то встретите там много знакомых имен, но нет в их числе главного оскорбителя и уничижителя — Хрущева, он только указания давал!

Вот так, через четверть века после Октябрьского Пленума 1957 года продолжалась травля и предпринимались усилия в государственных масштабах, направленные на то, чтобы придать забвению, вычеркнуть из истории маршала Жукова.

Как же нелегко было ему, человеку гордому и благородному, переносить эти унижения и надругательства! Только несгибаемый характер и железная воля помогли Георгию Константиновичу не сломиться и пережить все это. И еще большая любовь. Все эти годы рядом с ним была горячо любимая Галина Александровна. Можно без преувеличения сказать, что она спасла Жукова, травмированного стрессовыми ситуациями. Своим теплом, вниманием и заботами продлила его жизнь и помогла Георгию Константиновичу совершить еще одно дело величайшей важности, я имею в виду его работу над книгой «Воспоминания и размышления».

Много написано и рассказано о создании мемуаров маршала и, как во многих других случаях, немало и вокруг этой его работы порождено слухов, легенд и выдумки. Располагая достоверными документами, я не буду вдаваться в дискуссии, кого—то и что—то опровергать. Просто по порядку изложу, как все происходило в действительности.

Мысль о написании воспоминаний пришла Жукову без чьей—либо подсказки. Появилось много свободного времени. Одолевали размышления о случившимся. Хотелось не оправдаться, он не чувствовал себя в чем—то виноватым, хотелось написать правду. Придет время, люди прочтут его записи, узнают, почему с ним так обошлись.

Размышляя о наболевшем, Георгий Константинович расширял свои намерения. Почему писать только о несправедливостях последних лет? Надо бы и о войне сказать правду. Появилось много мемуаров и всё они какие—то причесанные, не передают реальный ход событий, приукрашивают, скрывают трудности. Война получается фальшивая, победы легкие, враги всегда глупы, их громить не представляло трудностей. Надо, обязательно надо изложить все, как было.

Еще будучи министром обороны, Жуков, понимая ценность опыта войны, специальным приказом от 15 июня 1957 года создал группу военных историков для написания фундаментального военно—исторического труда «развитие военного искусства в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.». В эту группу вошли 49 генералов и 11 полковников, опытные военачальники и ученые историки. Возглавлял этот авторский коллектив начальник военно—исторического Управления Генерального штаба генерал армии Курасов В. В.

Был включен в эту группу мой старый знакомый, участник войны, кандидат военных наук, полковник Стрельников Василий Семенович, в то время старший научный сотрудник военно—научного Управления Генерального штаба.

Он не только рассказал мне о событиях, которые будут изложены ниже, но и ознакомил с дневниковыми записями тех лет. Так что принцип — вести рассказ через участника или очевидца событий — нам поможет пробиться к истине и в этом случае.

Во время разработки вопроса о контрнаступлении под Москвой в декабре 1941 года авторы создаваемого труда оказались в очень сложном положении. В связи с «развенчанием» Жукова появилось несколько статей, излагающих те события по—разному. К тому же в докладе на Октябрьском Пленуме Хрущев требовал навести порядок в изложении хода войны, что на практике означало снизить заслуги Жукова до минимального предела.

На одном из заседаний, когда опять был поднят вопрос, как же поступить, чтобы правду соблюсти, но (это прямо не высказывалось) и на себя не навлечь недовольства больших руководителей, выступил с предложением полковник Стрельников:

— Лучше всех знают и скажут правду участники того контрнаступления — маршал Соколовский был начальником штаба Западного фронта, генерал Покровский был начальником оперативного управления. Ну и, наконец, сам командующий этого фронта маршал Жуков жив и здоров.

При упоминании опального маршала Жукова наступила тишина. Никто не знал, как выйти из затруднения, в которое всех поставил Стрельников. Чтобы разрядить обстановку, объявили перерыв. Через несколько дней Стрельникова вызвал генерал Курасов.

— Вот прочтите эти вопросы, может быть, еще какие—то посчитаете нужным добавить? Поедете к Жукову. Мы договорились о встрече.

И по лицу Стрельникова был виден вопрос — почему я? Но потом вспомнилась шуточная армейская поговорка «Не проявляй инициативу, ибо тебе придется ее осуществлять». Да и встреча с Жуковым предстояла интересная.

А генерал, уловив немой вопрос, сказал:

— Вы сами предлагали такую встречу, не хотим у вас отбирать хлеб.

Жуков назначил встречу в воскресенье 23 ноября 1958 г. (прошел первый год после Октябрьского Пленума). И поскольку день воскресный, маршал приглашал Стрельникова к себе на дачу с семьей, и машину прислал свою. Жена полковника не могла поехать из—за болезни сына. Стрельников прибыл с дочерью Леной. Их встретил во дворе сам маршал, в непривычном гражданском костюме. Было только лицо Жукова, весь в этой одежде он как—то не воспринимался. Отправив дочку на попечение домочадцев, маршал предложил гостю прогуляться по саду.

— Эта дача государственная, ее мне дал Сталин. Я после напряженных боев за Москву спал в штабе. Верховный очень удивился, что у меня нет дачи и приказал немедленно подыскать. Мне ее как бы за победу под Москвой определили пожизненно.

Жуков был бодр и спокоен, говорил как всегда четко и уверенно, будто и не было совсем недавно больших потрясений. Стрельников признался, что не ожидал увидеть маршала таким, как прежде.

— Я конечно не мог остаться неуязвимым, — сказал Жуков. — Своего обычного состояния я не утратил. Я только потерял веру в людей. Самые близкие и надежные оказались мелкими и подлыми.

Вот хотя бы Конев. Мы с ним много лет служили, как говорится бок о бок. Я его не раз спасал от неминуемой гибели. Первый раз после разгрома 19 армии, которой он командовал. Я буквально уговорил Сталина не отдавать Конева под трибунал. И вскоре даже продвинул его на должность командующего фронтом. А второй раз обстоятельства для Конева сложились еще более трагично. Он умудрился засадить в окружение под Вязьмой пять армий! Все главные силы Западного фронта. Расправа над ним, как и над Павловым, была предрешена. В штаб приехала специальная комиссия, в ее составе были такие серьезные и опытные в смысле репрессий деятели, как Молотов, Берия и Маленков. И опять я спас его. Отговорил Сталина, попросил оставить моим замом, а потом опять выдвинул на самостоятельный — Калининский фронт. И как же он мне отплатил? На заседании Президиума перед октябрьским Пленумом, когда Микоян сказал, что и Конева надо бы разобрать, он друг Жукова, я видел сам (он сидел напротив меня), как Конев дрожащими руками оторвал лист из блокнота и написал записку Хрущеву, а тот зачитал ее: «Я никогда не был и не являюсь сейчас другом Жукова». Ну, а потом, после Пленума, он опубликовал в «Правде» разносную статью против меня. Как же после этого верить другим, если такой близкий человек поступает так предательски? Да разве один Конев оказался таким «другом»!

Погуляв еще недолго, собеседники вошли в дачу. Их встретили жена маршала Александра Диевна, небольшого роста, явно болезненная женщина, две дочери — Элла и Эра, муж старшей, майор, летчик Василевский (сын маршала Василевского).

Стрельников беспокоился, успеет ли он выполнить свою миссию и задать все вопросы по списку генерала Курасова. Но Жуков сказал:

— Сейчас будем обедать.

Перед обедом Жуков предложил рюмочку настойки для аппетита. Стрельников стал отказываться. Маршал пообещал:

— Я вас не выдам, пейте!

Он сам и майор показали пример, бойко опрокинув рюмки. За обедом Стрельников еще больше убедился, общительность и предупредительность, к такому, казалось бы, не маршальских масштабов гостю, объясняется тем, что Жуков прожил этот год очень одиноко. Георгий Константинович не скрывал этого:

— Вы второй посетитель.

— Но Василевский ваш родственник.

— Общаемся только по телефону, да через Игоря. Мы не можем дать повод для каких—нибудь фантазеров, что два маршала затевают заговор.

В тот вечер полковник задал все вопросы не только по перечню Курасова, но показал Жукову и свой список.

Маршал, ознакомясь с ним, сказал:

— Ваши вопросы интереснее официальных я на них отвечу при следующей встрече. Оставьте ваш листок.

Стрельников не смел даже надеяться еще на одну беседу и вдруг сам Жуков ее предложил. Она состоялась через месяц 20 декабря 1958 и опять в воскресенье. На той же даче в Рублево.

Кроме других очень интересных подробностей, которые касались различных операций в годы войны, Жуков во время этой встречи высказал свое намерение написать воспоминания, и поскольку Стрельников был ученый историк, маршал попросил его помочь составить периодизацию войны. Стрельников предложил два варианта. Жукову понравился первый, и он захотел, чтобы к следующей встрече Стрельников подготовил письменный план его книги и выразил надежду, что и в будущем Стрельников будет помогать ему в этой работе. Так зародилась деловая дружба с, маршалом не на один год.

Жукова очень заинтересовали советы Стрельникова, он явно желал встретиться поскорее, на этот раз машину прислал через неделю, в следующее воскресенье, понимая, что в обычные дни полковник может быть занят на службе. На этот раз Стрельников как и обещал, привез два письменных варианта плана для мемуаров маршала. И еще он взял в библиотеке Академии Фрунзе проект программы по истории современного военного искусства, в нем, хотя и схематично, но последовательно излагались операции войны и даты их проведения.

— Мне бы еще пригодились даты назначения командующих фронтами, — сказал Жуков.

— Я их подготовлю в следующий раз.

В следующий свой приезд Стрельников показал маршалу статью, опубликованную в «Военной мысли» № 10, 1958 г., в ней генерал—лейтенант Платонов и полковник Грылев обвиняют Жукова, как командующего 1 Украинским фронтом (тогда маршал в конце февраля 1944 года заменил раненого Ватутина) в том, что он упустил возможность завершить окружение и уничтожение 4–й танковой армии Манштейна в районе Каменец—Подольска.

Оказалось, что Жуков не только читал, но уже написал подробный анализ—опровержение на эту публикацию.

— Вот мои возражения этим клеветникам, мой ответ на их путаные размышления, в которых концы с концами не сходятся.

Жуков принес карту и, показывая на ней, коротко изложил ход операции трех украинских фронтов по освобождению правобережной Украины.

Стрельников сказал:

— В бытность мою преподавателем Военной академии Фрунзе я многократно читал лекции и по этой стратегической операции. Знаю немало других публикаций о ней, но такой трактовки, как неудача 1–го Украинского фронта не встречал. Это авторы, наверное, сделали по заказу. Дайте мне ваш ответ, я посмотрю и сверю кое—какие данные.

Жуков попросил:

— Не только сверьте, но и передайте два экземпляра генералу Китаеву, он с вами работает в авторской группе, попросите его от моего имени передать их главному редактору журнала «Военная мысль».

О дальнейшей судьбе этой статьи Стрельников мне рассказал:

— Я пришел к генерал—лейтенанту Китаеву и вручил ему два экземпляра статьи Жукова. И передал разговор с маршалом. Китаев не сумел скрыть испуга. Он даже не взял в руки статью и отказался передавать ее в журнал. Меня это очень удивило, ведь Китаев был порученцем у Жукова, еще полковником. Маршал представлял его к генеральскому званию и не к одной правительственной награде. Пришлось мне самому идти к главному редактору журнала «Военная мысль» генералу Радецкому и передавать рукопись и просьбу Жукова. Но и здесь меня ожидал неприятный сюрприз. Радецкий рукопись взял (два экземпляра), но как—то по особому, как что—то горячее, словно обжигающее ему руки. Он был тоже испуган и, преодолев заминку, сказал:

— Передайте автору (даже фамилию не назвал!), что статья едва ли будет напечатана.

Для читателей (особенно молодых), которые не представляют обстановку тех дней (осенью 1958 года), мне кажется, необходимым дополнить рассказ Стрельникова следующими пояснениями.

Наращиванием травли Жукова после Октябрьского пленума были статья маршала Конева в «Правде» 3.11.1957 года (полный текст в приложении) и статья генерал—лейтенанта Платонова и полковника Грылева в № 10 журнала «Военная мысль».

Конев осуждает Жукова в морально—нравственном плане: заносчив, груб, склонен к авантюризму, не любит политработников.

Статья в журнале еще более оскорбительная, в ней авторы пытаются развенчать маршала как полководца, Видимо, они взялись за это не по своей инициативе, а по подсказке «сверху». Предметом обсуждения избрана Проскурово—Черновицкая операция.

Авторы статьи, искажая уже состоявшееся историческое событие, взялись доказывать, что не было в этой операции, приписываемого Жукову окружения 1 танковой армии немцев, он, якобы, упустил возможность окружить и уничтожить эту танковую армию.

В действительности обстоятельства в том далеком теперь 1944 году сложились так.

После завершения Корсунь—Шевченковской операции в Ставке обсуждался вопрос о дальнейших действиях. Все склонялись к тому, что весенняя оттепель и распутица не позволят проводить активные действия, все дороги и аэродромы «раскисли». Так же оценивало положение и гитлеровское командование, надеясь отдышаться после неудач. А Жуков на том совещании Ставки предложил использовать фактор внезапности — продолжать наступление. После сомнений и обсуждения, члены Ставки и, в первую очередь конечно, Сталин, согласились с дерзким, но сулившим, в случае удачи, немалый успех предложением Жукова. Ему и было поручено осуществлять координацию действий фронтов, которые будут проводить эту операцию.

Жуков все подготовил, создал необходимую группировку войск, отработал с командованием соединений вопросы взаимодействия. Но случилась беда: за несколько дней до начала наступления, во время выезда в войска, попал в засаду, устроенную украинскими националистами (был ранен, а позднее скончался) командующий 1–м Украинским фронтом генерал Ватутин Николай Федорович. Верховный Главнокомандующий Сталин в такой стрессовой ситуации нашел очень правильный выход — назначил командующим 1–м Украинским фронтом Жукова, который был в курсе всех тонкостей операции, начиная от ее замысла.

Маршал Жуков в полном соответствии со своим характером и опытом, зажал в смертельные клещи группировку Манштейна, кстати, одного из талантливейших полководцев в плеяде гитлеровских маршалов.

В своих мемуарах, написанных после войны, Манштейн пытается обелить свою репутацию и пишет, что ему удалось вывести из окружения основные силы танковой армии. Фельдмаршала понять можно — спасал свою репутацию. Но никак, кроме злонамеренной клеветой не назовешь генштабовцев Платонова и Грылева, в распоражении которых были фронтовые документы. Вопреки действительности они взяли за основу воспоминания битого Манштейна и объявили, что Жуков упустил реальную возможность окружения 1–й танковой армии и какой он слабый и неумелый полководец.

Жуков написал письмо в редколлегию журнала «Военная мысль», а копию послал министру обороны маршалу Малиновскому Р. Я. (знал откуда ветер дует!).

Опираясь на документы, Жуков поэтапно описывает ход боевых действий, восстанавливает правду и доказывает, что в Проскурово—Черновицкой операции (не он, а советские войска) уничтожили 24 вражеских дивизии, продвинулись на 350 километров, вышли к предгорьям Карпат, чем разрезали надвое весь восточный фронт гитлеровцев, лишив их возможности маневра и взаимодействия. Из окружения вырвалась лишь небольшая группа 30–40 танков, которая обеспечивала выход штаба Манштейна.

Войска 1–го Украинского фронта, благодаря умелому руководству Жукова, угрожали выходом в тыл всей группировке противостоящей 2–му Украинскому фронту, которым командовал Конев, и 3–му Украинскому фронту под командованием Малиновского. Этой угрозой окружения Жуков во многом облегчил продвижение и успех соседних фронтов. А если бы перед началом операции из 1–го Украинского фронта ставка не вывела 4–ю общевойсковую армию, 2–ю и 6–ю танковые армии и не передала бы их 2–му Украинскому фронту (Малиновскому), то Жуков завершил бы окружение и разгром противника значительно быстрее и с еще большим эффектом.

И вот спустя много лет Конев и Малиновский, кому так помог Жуков, обеспечив фактически успешные действиях их фронтов, пытаются путем подлога снизить значение крупнейшей стратегической победы, одержанной 1–м Украинским фронтом под руководством маршала Жукова. Забыли оппоненты, поступая, как Иваны, не помнящие родства, что именно за эту операцию Жуков был награжден орденом Победы № 1.

Поскольку статья Жукова не была опубликована, привожу ее в приложении. Маршал использовал ее при написании соответствующей главы своих мемуаров.