"Маршал Жуков. Опала" - читать интересную книгу автора (Карпов Владимир Васильевич)

«Сталин… больше стал сам пить и стал других спаивать. Буквально спаивать… обеды (на даче Сталина) продолжались целыми ночами, а другой раз даже до рассвета… уйдя оттуда, просидев ночь «под парами», накаченный этим вином человек уже не мог работать…

(Некоторых членов ПБ охрана тащила в машину волоком. прим. — В. К.).

С другой стороны, Сталин никогда не накачивал себя так, как своих гостей. Бывало, он наливал вино в небольшой бокал и даже разбавлял его водой. Но, боже упаси, чтобы кто—либо другой сделал подобное — сейчас же штраф за уклонение, за обман общества. Это была шутка, но пить—то надо было всерьез за эту шутку.

«Застолья последних лет в Сочи и в Кунцеве были многолюдными и пьяными. Я видела это несколько раз и всегда быстро уходила. Отец пил немного; но ему доставляло удовольствие, чтобы другие много пили и ели, и по обычной русской привычке, гости скоро «выходили из строя». Однажды отец все—таки много выпил и пел народные песни вместе с министром здравоохранения Смирновым, который уже совсем едва держался на ногах, но был вне себя от счастья. Министра еле—еле уняли, усадили в машину и отправили домой. Обычно в конце обеда вмешивалась охрана, каждый «прикрепленный» уволакивал своего упившегося «охраняемого». Разгулявшиеся вожди забавлялись грубыми шутками, жертвами которых чаще всего были Поскребышев и Микоян, а Берия только подзадоривал отца и всех. На стул неожиданно подкладывали помидор, и громко ржали, когда человек садился на него. Сыпали ложкой соль в бокал с вином, смешивали вино с водкой. Отец обычно сидел, посасывая трубку и поглядывая, но сам ничего не делал. По—видимому, Микоян и Поскребышев, которого отец называл не иначе, как «Главный», были самыми безропотными. «Главного» чаще всего увозили домой в беспробудном состоянии, после того, как он уже валялся где—нибудь в ванной комнате и его рвало. В таком же состоянии часто отправлялся домой Берия, хотя ему никто не смел подложить помидор. Его отец называл «Прокурором» («Только один год», стр. 333–334).

«Сталин заболел в феврале 1953 года (точнее 28 февраля. — В. К.). Маленков, Берия, Булганин и я были у. него на даче Ближняя в субботу ночью… Как обычно, обед продолжался до 5–6 часов утра. Сталин был после обеда изрядно пьяный и в очень приподнятом настроении. Не было никаких признаков какого—нибудь физического недомогания… Мы разошлись по домам, счастливые, что обед кончился так хорошо… Я был уверен, что на следующий день, в воскресенье, Сталин вызовет нас для встречи, но от него не было звонка. Вдруг раздался телефонный звонок. Это был Маленков, он сказал: «Слушай, только что звонила охрана с дачи Сталина. Они думают, что со Сталиным что—то случилось. Будет лучше, если мы поедем туда. Я уже сообщил Берия и Булганину. Будет хорошо, если ты немедленно выедешь…» Я быстро оделся и поехал на дачу Сталина… Через 15 минут я был там. Когда мы все собрались, мы послали дежурных из охраны офицеров, прежде чем идти в комнату Сталина. Офицеры объяснили нам, почему они подняли тревогу: «Товарищ Сталин обычно почти всегда вызывает кого—нибудь и просит чай или что—нибудь поесть к 11 часам. Сегодня он этого не сделал». Поэтому они послали Матрену Петровну узнать, в чем дело. Это была старая дева, которая с давних пор работала у Сталина. Она не отличалась блестящими способностями, но была честной и преданной Сталину. Вернувшись, она сообщила охране, что Сталин лежит на полу большой комнаты, в которой он обычно спит. Очевидно, Сталин упал с кровати. Охранники его подняли с пола и положили на диван в маленькой комнате. Когда нам все это рассказали, мы решили, что неудобно явиться к Сталину, когда он в таком состоянии. Мы разъехались по домам».

«…у меня были хорошие отношения с Берией… Берия меня пригласил к себе на дачу:

— Поедем, — говорит, — я один, никого нет. Погуляем и ты у меня заночуешь».

«Собрались все. Все увидели, что Сталин умер. (Хрущев даже поплакал. Приехала Светлана. Василий Сталин кричал «Отца убили!» — В. К.).

Началось распределение портфелей, — продолжает Хрущев. Сейчас же Берия предложил Маленкова назначить Председателем Совета Министров, с освобождением от обязанностей секретаря ЦК. Маленков тут же предложил своим первым заместителем утвердить Берию и слить два министерства — госбезопасности и внутренних дел — в одно Министерство внутренних дел и назначить Берию министром… Меня Берия предложил освободить от обязанностей секретаря Московского комитета с тем, чтобы я сосредоточил свою деятельность на работе в Центральном Комитете… Ворошилова Берия предложил избрать Председателем Президиума Верховного Совета, освободив Шверника. Очень неуважительно выразился в адрес Шверника Берия. Он сказал, что его никто не знает в стране».

«Назначение меня на должность первого заместителя министра обороны было для меня полной неожиданностью, так как Булганин для меня как министр обороны не был авторитетом и он это хорошо знал. Как потом мне рассказали, Булганин был против моего назначения, он говорил, что ему трудно будет работать с Жуковым. Жуков не признает меня как военного деятеля. Но ему сказали, что интересы государства требуют назначения Жукова в качестве заместителя министра обороны, что же касается взаимоотношений с Жуковым, то это должно быть отрегулировано самим Булганиным».

«Всматриваясь в лица членов Президиума ЦК я сделал следующие выводы о их теперешнем отношении к Сталину. Молотов был серьезен и задумчив и, видно, с тревогой переживал события. Ворошилов выглядел явно растерянным… Маленков, Хрущев, Берия и Булганин были в приподнятом настроении…

Берия сидел рядом с Булганиным и заметно старался придать своему лицу доброжелательное выражение. При внимательном наблюдении, хотя его глаза и были прикрыты пенсне, все же в них можно было рассмотреть хищность, холодность и жестокость, всем своим видом и развязностью он старался подчеркнуть и дать понять — хватит, мол, сталинских порядков, натерпелись при Сталине, теперь у нас все будет по—иному. Я хорошо знал Берия, видел его хитрое угодничество Сталину и готовность убрать в любую минуту всех тех, кто был неугоден Сталину, а теперь он корчил из себя настоящего большевика—ленинца, противно было смотреть на этот маскарад. Булганин, как всегда, был на высоте подхалимства и приспособленчества, то он подойдет к одному, то к другому, одному слащаво улыбается, другому крепко руку пожмет, Хрущеву он то и дело бросал реплики «Правильно, Никита Сергеевич», «Правильно, это давно следовало провести в жизнь».

«Я уже не вернулся в Свердловск и немедленно приступил к исполнению своих обязанностей. Перед вступлением в должность у меня состоялся большой разговор с Булганиным. Он начал с того, что в прошлом у нас не все было гладко, но в этом он лично, якобы, не был виноват. На прошлом надо поставить крест и начать работать на хороших дружеских началах, этого требуют интересы обороны страны и что, якобы, он первый предложил мою кандидатуру. Я сказал Булганину: «Вы, Николай Александрович, сделали много неприятностей для меня, подставляя под удары Сталина, но я в интересах дела хочу все это предать забвению и, если вы хотите искренне, дружно работать, давайте забудем о прошлых неприятностях…

Первое время после смерти Сталина между Хрущевым, Маленковым и Берия была особенно крепкая дружба. В Президиуме ЦК и во всей жизни государства эти три человека играли важную роль».