"Маленький герцог (в пересказе Елены Чудиновой)" - читать интересную книгу автора (Йонж Шарлота Мари)

Глава III. У Ричарда появляется друг

Над телом герцога Вильгельма по прозванию Длинный Меч отслужили на следующее утро мессу Requem.

- Dies irae, dies illa

Solvet saeculum in favilla:

Teste David cum Sibilla, - печально пели монахи на хорах.

Маленький Ричард печально стоял на коленях у гроба. Каким непривычным и зловещим казалось ему облачение из черной парчи, надетое священником! Половину слов гимна он не понимал, но ему было ясно, что все они говорят о горе и утрате.

- Quantum tremor est futurus,

Quando judex est venturus,

Cuncta scripte discussurus!

Tuba, mirum spargens sonum

Per sepulcra regionum,

Coget omnes ante thronum.

В нефе, посреди церкви, зияла приготовленная накануне яма. Наконец в нее бережно опустили гроб. Тяжелая плита со скромною надписью и крестом Нормандии легла сверху. Вот и снова пол сделался ровным. Причастники, шествуя к алтарю, будут теперь попирать ногами смиренное надгробие своего герцога.

После похорон Ричарда отвели в герцогские покои. Там с него сняли траурные одежды и снова облекли мальчика в короткую красную тунику, затем причесали. Теперь герцогу можно явиться перед вассалами, которые меж тем собрались в зале. Иные из них были в доспехах, иные, присутствовавшие на похоронах его отца, - в траурных мантиях. Появление Ричарда было встречено хором приветствий. В ответ Ричард, как учил его сэр Эрик, снял шапочку и поклонился. Спустившись по каменным ступеням, он прошел в залу.

Дворяне стояли перед ним торжественным строем, в соответствии со своими титулами, начиная от герцога Бретонского и кончая самым бедным рыцарем, получившим свое поместье от герцога Вильгельма незадолго до его гибели. Не нарушая строя, все медленно и торжественно прошествовали к церкви Девы Марии. Как все в ней изменилось за каких-то два или три часа! Храм был теперь убран цветами. Епископы в митрах и бело-золотом облачении стояли вокруг алтаря. Каждый из них держал в руке пастырский жезл.

Как только маленький герцог вошел, со всех сторон зазвучали сильные, громкие, чистые голоса, певшие «Te Deum laudamus». Голоса эхом отдавались под сводами церкви. Ричард подошел к большому тяжелому резному стулу с витыми ножками. Мальчик поднялся на две ступени перед алтарем и остановился. По одну сторону от него стоял Бернард Харкутский, по другую - сэр Эрик де Сентвиль. Остальные вассалы заняли место церковного хора.

После того, как был пропет гимн, началось таинство Святого Причастия. Когда настало время делать пожертвования, каждый дворянин дал золото или серебро. Наконец Райнульф Феррьерский поднялся на ступеньку алтаря, держа в руках подушку, на которой лежала герцогская корона в виде золотого венка. Следом за ним другой дворянин нес тяжелый меч с крестообразной рукоятью. Архиепископ города Руана принял корону и меч и возложил их на алтарь. Ричард торжественно преклонил колени перед архиепископом, и получил из его рук Святое Причастие сразу же после клириков.

После свершения Таинства граф Бернард и сэр Эрик подвели Ричарда к ступеням алтаря. Архиепископ возложил ладонь на сжатые ладони Ричарда и провозгласил от имени Господа и народа Нормандии, что отныне Ричард является их достойным правителем и предводителем в борьбе с врагами. Теперь ему предстоит отстаивать истину, карать зло и защищать Церковь.

- Обещаю! - произнес Ричард дрожащим детским голосом.- И да поможет мне Бог!

Он опустился на колени и поцеловал Святое Евангелие, протянутое ему архиепископом.

То была великая и страшная клятва. Мальчику даже не верилось, что это именно он произнес ее слова. Ему стало не по себе. Стоя на коленях, он закрыл лицо ладонями.

- Господи, помоги мне! - прошептал он тихо. - Помоги мне быть хорошим герцогом!

Архиепископ дождался, пока он встанет, обнял за плечи и развернул лицом к народу, собравшемуся в церкви.

- Ричард, милостию Божией я облачаю тебя в мантию герцога Нормандии! - провозгласил он.

Два епископа накинули мальчику на плечи алую бархатную мантию, опушенную горностаевым мехом. Сшитая на взрослого, она казалась слишком тяжелой для хрупких детских плеч и волочилась по полу. На длинные волосы Ричарда архиепископ возложил золотую корону. Обруч оказался слишком широк для его головы, и сэру Эрику пришлось поддерживать корону рукой, чтобы она не упала. Наконец в руки мальчику вложили длинный прямой обоюдоострый меч, и он торжественно поклялся, что обнажит оружие лишь во имя защиты правого дела. Меч полагалось носить на поясе, но он был таким большим, что маленький герцог стоял, опираясь на него, как на посох, и вытянув руку, чтобы ухватиться за рукоять.

После церемонии Ричард снова приблизился к трону, однако, обремененный символами герцогской власти - мантией и короной, он ступал с трудом. Сэр Эрик и Осмонд помогали ему: сэр Эрик поддерживал мантию, а Осмонд - корону. Граф Харкут хотел помочь герцогу нести меч, но Ричард твердо решил справиться сам, ведь это был меч его отца. Мальчик воссел на трон. Вассалы по очереди приветствовали его, выражая свое почтение.

Первым опустился на колени Алан, герцог Бретонский; он вложил свои руки в руки Ричарда и поклялся, что и он, и вся Бретань будут преданно служить Ричарду Нормандскому. В ответ Ричард пообещал быть добрым господином и защищать своих подданных от врагов.

Следом приблизился к трону Бернард Датчанин, за ним - прочие бароны. Каждый из них вкладывал свои большие грубые руки в ладони мальчика и повторял слова клятвы. Множество добрых и любящих глаз с жалостью смотрели на осиротевшего ребенка.

Громкие голоса мужчин дрожали от переполнявших их сердца искренних чувств, когда они произносили клятву. Храбрые стойкие сердца учащенно бились, исполненные печалью по убитому герцогу. По щекам людей, привычных к битвам и буйным штормам Северного океана, текли слезы. Вассалы опускались на колени перед мальчиком-сиротой, потому что любили его и чтили память его деда, храброго воина, и его смелого и благочестивого отца. Вкладывая свои грубые пальцы в ладони Ричарда, норманны чувствовали к нему воистину отеческую любовь.

Все это длилось очень долго. Сначала Ричарду было интересно. Преданность этих взрослых людей искренне тронула мальчика. Но он совсем устал. Корона и мантия были слишком тяжелы, сменяющиеся у подножья трона люди казались призраками из какого-то бесконечного сна, а постоянное повторение одних и тех же слов начало надоедать ему.

Ричарда вовсю клонило в сон, и в то же время ему очень хотелось подпрыгнуть, повернуться или произнести какие-нибудь простые слова, не похожие на тяжеловесные фразы клятвы. Не удержавшись, ребенок сладко зевнул, но Бернард так сурово нахмурил брови, что Ричард мгновенно стряхнул с себя дрёму, сел прямо и выслушал очередного вассала с тем же вниманием, с каким слушал тех, что клялись первыми. Но вскоре мальчик все-таки кинул умоляющий взгляд на сэра Эрика, словно спрашивал, когда же все это кончится. А церемониал все длился и длился! Но под самый конец случилось происшествие, несколько приободрившее Ричарда. У ступеней трона появился мальчик, разве что чуть-чуть постарше его самого! У этого мальчика было славное лицо, темные волосы, а взгляд черных быстрых глаз выражал не только почтение, но и желание подружиться. Он посмотрел прямо в лицо изумленному герцогу.

- Альберик де Монтемар,- звонко представился мальчик.- Ваш покорный слуга и вассал из замка Монтемар на Эпте.

Когда Альберик отходил от трона, Ричард внимательно проследил за ним взглядом, затем обратил лицо к очередному вассалу, склонившемуся перед ним.

Наконец все кончилось. Ричарду хотелось вприпрыжку побежать во дворец, чтобы хоть немного размяться. А вместо этого пришлось медленно шагать во главе процессии. Но этим обязанности Ричарда не ограничились. Во дворце был приготовлен роскошный пир. Пока бароны ели и вели важные беседы, мальчик вынужден был сидеть во главе стола на том самом высоком стуле, куда он забирался к отцу на колени в прошлое Рождество.

Мальчик пытался развлечься, разглядывая Осмонда де Сентвиля и Альберика де Монтемара. Вместе с другими, еще не посвященными в рыцари юношами, они стояли поодаль, потому что не имели права сидеть за пиршественным столом. В конце концов маленький герцог все-таки не выдержал и уснул, съежившись в уголке высокого кресла. Разбудил его громкий окрик Бернарда де Харкута. Граф сказал мальчику, что надо встать и попрощаться с герцогом Бретонским.

- Бедное дитя, - тепло произнес герцог Алан, когда Ричард вздрогнул и проснулся.- Он так устал, сегодня у него был трудный день. Позаботься о нем, граф Бернард. Я знаю, ты добр, но не будь чересчур суровым с мальчуганом. А Вы, мой юный господин, хоть Вас еще и называют ребенком, уже облачены в герцогскую мантию. Простите меня великодушно и выслушайте. Лорд Ричард Нормандский, видит Бог, у меня никогда не имелось причин питать привязанность к вашему роду. Когда-то король Карл Простоватый уступил грубой силе и признал вассальную зависимость гордых бретонцев от северных морских разбойников. Мой отец никогда не присягал герцогу Ролло, так же как и я не присягал герцогу Вильгельму по прозванию Длинный Меч, хотя всегда воздавал должное его великодушию, благородству и терпению. Но сейчас я присягаю Вам на верность, присягаю в память об этом благородном человеке и искренне желая поддержать Вас, пока Вы слабы. Я не сомневаюсь в том, что вероломный Людовик, которому Ваш отец вернул престол, не преминет воспользоваться Вашей неопытностью и беспомощностью в своих целях. И коли такое случиться, знайте, что у Вас нет более верного друга, чем Алан Бретонский. Всего доброго, прощайте, мой юный герцог.

- Прощайте, сэр, - проговорил Ричард, взволнованный до глубины души.

И пока герцог в сопровождении сэра Эрика шел к дверям, Ричард не сводил с него глаз.

- Все, что он говорил, верно и справедливо. Но я не доверяю бретонцам,- пробормотал Бернард.- Ненависть слишком глубоко засела в них.

- Он хорошо знает французского короля, - вмешался Райнульф де Феррьер. - Они когда-то вместе находились в ссылке при дворе английского короля Ательстана.

- Да, и лишь благодаря герцогу Вильгельму и Людовику Французскому Алан и до сих пор не остался в изгнании. Теперь мы увидим, чье благородство стоит дороже - французов или бретонцев. Я же полагаю, что лучше всего доверять нормандской доблести, - ответил Бернард.

- Но доблесть нуждается в поддержке, а кто знает, не опустела ли казна герцога.

Далее беседа продолжилась шепотом. Но все же Ричард заметил, что один из дворян показывал серебряную цепочку и ключик на ней. Мальчик расслышал, что это найдено на теле убитого герцога и что этим ключом несомненно открывается нечто важное.

- Да, да,- с готовностью подхватил Ричард.- Я знаю это. Отец говорил, что это ключ от его сокровища!

Норманны с большим интересом выслушали мальчика. Решено было, что несколько человек, наиболее близких герцогу, немедленно отправятся на поиски тайника. В их числе должны были находиться архиепископ Руанский, аббат Мартин и граф Харкут. Когда они все собрались, то взяли с собой и Ричарда.

По узким неровным каменным ступеням все поднялись в большую темную комнату, служившую покойному герцогу спальней. Трудно было поверить, что здесь жил знатный человек, так все было скромно и просто. Крест над изголовьем низкой кровати без полога, несколько стульев и два больших сундука.

Харкут попробовал открыть один из сундуков, ему это сразу удалось. Но внутри не оказалось ничего, кроме старых доспехов. Граф подошел к другому, чуть меньшему сундуку, искусно украшенному резьбой. Сундук был заперт, но ключ с цепочки легко отпер его. Норманны обступили Харкута, желая поскорее увидеть сокровище герцога.

На дне сундука лежали грубая шерстяная рубаха и пара сандалий, какие носили в то время монахи.

- И это все? - с досадой воскликнул Бернард Датчанин. - О каком же сокровище говорил мальчик?

- Отец сказал мне, что дороже этого сокровища у него нет! - повторил Ричард.

- Это правда, - вступил в разговор аббат Мартин. Тут он и поведал им историю самого дорогого сокровища герцога. Лет пять-шесть тому назад герцог Вилдьгельм, охотясь в глухом лесу, наткнулся на руины монастыря, почти полвека назад разоренного викингами. Оставшиеся в живых два престарелых монаха вышли навстречу герцогу, чтобы приветствовать его и оказать ему и его спутникам гостеприимство.

- О! - воскликнул Бернард, сопровождавший тогда герцога.- Я до сих пор не могу забыть вкус их хлеба. Мы еще спросили их, смолота ли мука из тех же злаков, какие растут у нас в Норвегии.

Вильгельм, тогда еще совсем молодой человек, с презрением отказался от этого жалкого угощения и, кинув старикам горсть золота, галопом поскакал дальше - наслаждаться охотой. Он отстал от своих спутников и, оказавшись в глухой чаще в полном одиночестве, наткнулся на свирепого медведя. Дикий зверь повалил его, сильно помял и оставил лежать без чувств. Спустя некоторое время спутники отыскали герцога, подняли и отвезли к развалинам аббатства.

Старые монахи охотно приняли герцога и оставили в своем бедном жилище. Едва очнувшись, Вильгельм искренне попросил у них прощения за свою гордыню и презрение к их нищете, смирению и страданиям.

Герцог всегда был привержен Добру и отвергал Зло. Но нападение зверя и последовавшая за этим длительная болезнь сделали его еще более вдумчивым и серьезным. Он уже приготовился умереть, и мысли о жизни вечной теперь занимали его более, чем все земные дела, войны и власть. Он отстроил монастырь, щедро одарил старых монахов и вызвал из Франции Мартина, чтобы тот стал настоятелем монастыря.

Герцог любил молиться в обители, беседовать с настоятелем и слушать, как тот читает Священное Писание. Вильгельм осознал, что его богатство, знатность и власть, которой он облечен, являются великим искушением. Поэтому однажды он пришел к настоятелю Мартину и умолял, чтобы аббат позволил ему сделаться одним из смиренных монахов. Но Мартин не велел ему давать обет. Он ответил Вильгельму, что тот не имеет права пренебрегать своими обязанностями, связанными с управлением герцогством, поскольку Бог призвал его именно к этому.

«Грех,- сказал монах,- великий грех уклоняться от бремени, возложенного Богом во имя защиты твоего народа. Нет лучшей возможности послужить Господу, нежели вершенье справедливости среди людей и защита их прав. Герцог сможет прервать свои труды, покинуть мирскую суету и искать отдохновения в монастыре только тогда, когда исполнит все, предначертанное ему свыше, и когда его сын настолько повзрослеет, чтобы самому править Нормандией».

Но Вильгельм продолжал мечтать о мирной жизни в монастырском уединении, потому и хранил, как сокровище, смиренную одежду послушника, надеясь, что рано или поздно наденет ее и обретет мир и покой.

- Ах! Мой бедный благородный герцог! - воскликнул аббат Мартин, завершив свое повествование, и зарыдал.- При мне лорд примерял эту одежду. Он хранил ее с надеждой.

Подавленные бароны медленно покинули комнату. Ричард уже выбрался на лестницу и спустился в галерею, пытаясь отыскать свою вчерашнюю спальню. Внезапно раздался голос Осмонда:

- Входите сюда, господин мой!

Ричард шагнул вперед, поднял глаза и увидел знакомый белый убор на седых волосах. Он кинулся вперед и очутился в объятиях своей воспитательницы.

Ах, как это было чудесно, сидя на коленях госпожи Астриды, положить усталую голову ей на грудь. Прижимаясь к ней, полусонный мальчик пробормотал:

- О, госпожа Астрида! Я так устал быть герцогом Нормандским!