"Искатель. 1965. Выпуск №2" - читать интересную книгу автора

ГЛАВА 8

Дела Сергея Савельева были плохи, очень плохи. Жизнь в нем едва теплилась. Он ведь не только получил две тяжелые раны, опасные для внутренних органов, но и потерял много крови. Трудно было точно определить, когда именно Сергей был ранен, сколько времени пролежал под проливным дождем. Нашел Савельева дежурный милиционер, старшина, на одной из окраин города. Через мгновенье чуткую предутреннюю тишину погруженного в сон переулка пронзила трель милицейского свистка. Минут пятнадцать-двадцать спустя появилась оперативная группа милиции с розыскной собакой. Почти одновременно с оперативной группой прибыла машина «Скорой помощи». Санитары подхватили бесчувственное тело на носилки, и машина «Скорой помощи» умчалась. Оперативная группа приступила к работе. Сантиметр за сантиметром была исследована канава, где старшина обнаружил раненого. Шагах в десяти-пятнадцати от места происшествия нашли пустой бумажник, а чуть подальше — удостоверение Крайского управления КГБ на имя лейтенанта Сергея Савельева и комсомольский билет. Больше обнаружить ничего не удалось. Собака не смогла взять след, он был смыт дождем.

Закончив осмотр, работники оперативной группы отправились в больницу, куда отвезли Савельева. Там уже находились заместитель начальника управления КГБ (полковника Скворецкого в Крайске не было, он уехал в командировку) и дежурный по управлению. Здесь, в больнице, тщательно осмотрели одежду Сергея. Ничего, что могло бы помочь раскрытию преступления, осмотр не дал. В кармане нашли небольшую записку. Записка была какая-то странная — на клочке бумаги рукой Савельева было написано:

Зачем он ее писал? Ответ на эти вопросы мог дать только сам Савельев, — но как раз он-то и не мог дать никакого ответа.

За то время, что работники Управления КГБ и милиции исследовали вещи Сергея, консилиум врачей закончил осмотр и составил свое заключение. Все врачи сошлись на том, что нападение на Савельева было совершено за несколько часов до того, как старшина нашел его тело в канаве. Действовал нападавший исподтишка, сзади. Сначала он нанес лейтенанту удар каким-то тяжелым предметом по затылку, затем ударил ножом, скорее всего финкой, в спину. Судя по характеру этой последней раны, нападавший был левша.

Внимательно выслушав Луганова, Миронов задумался. Ограбление? Нет, тут было не ограбление, хотя все внешние признаки преступления и подтверждали такую версию. Но разве можно упускать из виду, что нападение на Савельева было совершено в тот момент, когда он находился недалеко от Черняева? Какая же связь могла быть между близостью Черняева и нападением на Савельева? Была ли она, эта связь?

Миронов поделился своими мыслями с Лугановым. Тот только пожал плечами.

— Да ты что, Андрей Иванович, в уме? Черняев — и вдруг убийца?

— Ну зачем так спешить с выводами, Василий Николаевич? Разве я говорю, что Черняев убийца? Тут другое: а не было ли убийц возле Черняева, которым помешал Савельев?

Луганов задумался.

— Хорошо, — прервал затянувшуюся тишину Миронов, — над этим нам еще придется поломать голову, а теперь рассказывай, что дала твоя поездка в Воронеж, чем тебя порадовала тетушка Корнильевой.

Выслушав обстоятельный рассказ Луганова, Андрей, в свою очередь, сообщил результаты поездки в Таллин.

— Понимаешь, — говорил он, — с вещами теперь все ясно, но где сама Корнильева, куда она девалась? Ума не приложу. Есть, правда, у меня одно соображение, но я тебе выскажу его позже. Надо сначала кое-что проверить.

Луганов насторожился.

— Выкладывай, Андрей Иванович, что надумал?

— Нет, Василий Николаевич, уволь. Потерпи денек-другой.

Когда Луганов ушел, Миронов связался по телефону с начальником Крайского уголовного розыска и отправился к нему. В его кабинете Миронов не пробыл и десяти минут…

Часа два спустя, детально ознакомившись с рапортами Савельева, составленными в те дни, когда Андрей отсутствовал, и еще покопавшись в материалах дела, Миронов пригласил к себе Луганова.

— Что касается заграничных вещей и украшений, — говорил Миронов, — тут все ясно, но откуда записка, кому? Где сама Корнильева? У меня возникли по этому поводу следующие соображения. Первое — там ли мы искали Корнильеву, где следовало ее искать? Второе — достаточно ли мы уделили внимания Черняеву? Ведь он последний из известных нам людей видел Корнильеву. Сомневаюсь, можно ли брать на веру его заявление, будто ему ничего не известно о местонахождении бывшей жены. Тем более что в его поведении есть ряд странностей. Сопоставь, к примеру, рассказ Черняева о его знакомстве с мнимой Величко в Сочи и рассказом Садовского. Никакой тебе встречи на берегу, никакой ссоры — словом, совсем не то, что у Черняева. А письмо Кузнецова? Опять странность. Наконец, вся эта история с продажей вещей. Ведь Черняев говорит, будто любит жену и продолжает любить поныне, а сам хладнокровно, не моргнув глазом, вручает ее вещи спекулянтке.

Для перепродажи. Есть, между прочим, и еще одна «странность».

Миронов взял со стола папку с рапортами Савельева, раскрыл ее там, где была закладка, и протянул Луганову. Василий Николаевич внимательно прочитал отчеркнутые красным карандашом строки в последнем рапорте Савельева. Там говорилось, что в воскресенье часа в три пополудни Черняев отправился на вокзал и сдал в камеру хранения объемистый чемодан.

— Н-да, — процедил сквозь зубы Луганов. — И зачем ему понадобилось сдавать собственный чемодан на хранение?

— Не знаю, — сказал Миронов. — Но этот чемодан не выходит у меня из головы. Думаю, неспроста отнес его Черняев в камеру хранения. Интересно, на чье имя он его сдал?

— А ты предполагаешь, что не на свое?

— Все может быть, Василий Николаевич. Поведение Черняева день ото дня кажется мне все более странным.

— Ну, так я съезжу на вокзал и все выясню.

— Вот и договорились. Но это еще не все.

Миронов поднялся из-за стола, достал из сейфа записочку, что была найдена в кармане Савельева, и зачитал вслух:

— Как по-твоему, — спросил он Луганова, — что бы это могло быть?

Луганов в задумчивости поскреб подбородок.

— Пожалуй, по тексту похоже на объявление…

— Объявление, — подхватил Миронов. — Конечно же, объявление! Но вот почему Савельев его записал, зачем оно ему понадобилось? Думаю, объяснение тут может быть только одно: это объявление как-то связано с Черняевым. Но как? Хорошо бы узнать, кто и когда давал это объявление, где.

— Что ж, — подумав, сказал Луганов, — это задача не из трудных. Можно провести проверку по бюро объявлений, по редакциям газет, не сдавал ли кто объявления с таким текстом. Время, конечно, потребуется, но глядишь, что и выясним.

— Правильно, — согласился Миронов. — Теперь вернемся к Корнильевой. А что, если Корнильева из Крайска не уезжала?..

— Как не уезжала? — вскинулся Луганов.

— Поставим вопрос так, — усмехнулся Миронов, — а можно ли исключить возможность несчастного случая? На вокзале, в поезде, после отъезда, не знаю где? Раньше такая мысль не могла прийти в голову: не было оснований. Но теперь, когда все места, где она могла бы быть, проверены… Одним словом, полагая, что проверка по Крайску не повредит, я не позже как сегодня связался с начальником уголовного розыска и просил подготовить справку обо всех несчастных случаях, имевших место в городе, на железнодорожных путях, в поездах в последних числах мая этого года. Обо всех несчастных случаях, жертвами которых были женщины тридцати — тридцати пяти лет…

Миронова прервал телефонный звонок.

— Так, — говорил в трубку Миронов, и брови его хмурились, — так… Ясно, товарищ полковник… Хорошо, сейчас Зайдем.

— Ну, Василий Николаевич, вот тебе и ответ, — сказал Миронов, кладя трубку и поднимаясь из-за стола. — Пошли в уголовный розыск.