"Морской демон" - читать интересную книгу автора (Кантра Вирджиния)ГЛАВА ШЕСТАЯ— Я не могу есть в кухне. Иерихон отступил на шаг от двери, сжимая пакет для еды на вынос. За ним на дорожку потянулся аромат жареной картошки с луком, смешивавшийся с запахом кипящего масла и душком из мусорного бака с остатками лобстеров. Реджина с отвращением поморщилась. — Если бы это не было милостыней, — сказал он, — все было бы иначе. Она нахмурилась. Ее бесило, что она больше ничего не может для него сделать. Не хочет сделать больше. — Никакая это ни милостыня. Это всего лишь сэндвич. Узкие губы Иерихона скривились в некоем подобии улыбки. Она заметила, что он попытался умыться и даже побриться. На его шее виднелась черта, за которой заканчивалась борода и начиналась грязь. Несмотря на столь своеобразное разграничение, Реджина решила, что без щетины он выглядит не таким пугающим. — Может быть, я мог бы вам помогать, — предложил он, стараясь не встречаться с ней глазами. — В обмен на еду. О нет! Она не собирается брать на себя еще один груз ответственности. Хотя, возможно… Вчерашняя помощь Дилана оказалась для нее и откровением, и предупреждением. Но она не могла рассчитывать на это при каждой доставке. Как не могла рассчитывать и на Дилана — месячные задерживались. Как он вчера сказал? Он ненадежный. Но предсказуемый. — Простите, — сказала она. — Но мы никого не нанимаем. — Я не прошу денег. В голосе Иерихона чувствовался легкий южный акцент, словно аромат бурбона в родниковой воде. Она снова подумала, что за нелегкая забросила его так далеко от дома. — Только иногда… Я подумал, что мог бы вам помогать, — со спокойным достоинством повторил он. Голова у нее разболелась. Она не знала, что делать. Когда в «Перфеттос» требовалась посудомойка, Алэн выезжал на угол, где околачивались поденные рабочие, и нанимал помощника прямо с улицы. Но у Алэна не было ребенка, о котором он мог бы беспокоиться. Он и не хотел никакого ребенка, никого, о ком можно было бы заботиться. Сволочь! Но через столько лет эти слова уже потеряли свою силу и не заводили ее больше. Когда она думала об Алэне, то ощущала только усталость. — Я дам вам знать, — сказала она. — Хорошо, мэм. — Иерихон поглубже натянул кепку, прикрывая козырьком чистые беспокойные глаза. — Спасибо. Он повернулся, чтобы уйти, и чуть не столкнулся с Маргред, которая как раз выходила из-за угла. Они топтались на месте, словно бойцы, выискивающие у противника уязвимые места и пока не наносящие ударов. Наконец Иерихон отступил, и Маргред прошла в кухню. Когда она потянулась за передником, щеки ее горели. — Что он здесь делает? Реджина приподняла брови, удивленная ноткой враждебности, прозвучавшей в ее голосе. — Я думаю его нанять. — Зачем? — Мыть пол, разгружать покупки и всякое такое… Антония, не оборачиваясь от плиты, презрительно фыркнула: — Нам не нужен посторонний мужчина, чтобы выполнять за нас работу. Им не нужен был мужчина и восемь лет назад, когда Реджина появилась на пороге ресторана Антонии с Ником на руках. Несмотря на все свои недостатки, на все сложные чувства по отношению к ушедшей из дому дочери и трехмесячному внуку, Антония делала все, что было необходимо. Но с годами она не становилась моложе. Реджина смотрела на руки матери, когда та лопаткой переворачивала на решетке нарезанное мясо, — сильные, с выпуклыми венами, с узловатыми от возраста суставами пальцев, с пожелтевшими от дыма ногтями — и чувствовала, как горло сжимает спазм любви и паники. Антония в этом никогда не признается, но она уже не может работать столько, сколько раньше. Маргред прекрасно обслуживает клиентов, но по вечерам она уходит домой к мужу. А сама Реджина… — Все меняется, — коротко ответила Реджина. Да, приятель, так было всегда. Месячные задерживались. Пока только на день. На один день. Может, она и не беременна. Но Реджина ощущала груз тревоги, которая, как живое существо, давила ей на живот, жгла в груди. — Все эти чертовы заказы на обслуживание праздников! — заявила Антония, обращаясь к Маргред. — Она приняла еще один заказ, торжество по поводу воссоединения семейства, через неделю после дня рождения Фрэнка Айви. А теперь собирается нанять помощника. Реджина взяла нож и начала крошить зеленый лук для итальянского салата с пастой, не обращая внимания на неприятный комок в горле. — Шесть баксов в час, пару часов в день, несколько дней в неделю. Подумаешь, большое дело! — Мы не можем позволить себе взять его. Даже до конца сезона, — проворчала Антония. — Он на это и не рассчитывает. Он не собирается оставаться здесь зимой. — А вдруг. Он выглядит достаточно ненормальным для этого. Может быть, и так. Нож замер над столом. — Мне он не нравится, — сказала Маргред. Реджина взглянула на нее так, будто ее предали. — Раньше ты нормально к нему относилась. Он же ветеран войны. Как твой Калеб. — От него дурно пахнет. Реджина вспомнила Свежевыскобленный подбородок Иерихона, границу грязи у него на шее и почувствовала неприятный укол вины. — И с тобой было бы то же самое, если бы у тебя не было места, где можно регулярно принимать душ. Маргред покачала головой. — Нет, все же не настолько плохо. От него пахнет… как-то не так. Антония с шумом поставила тарелку на окошко. — Если он не будет прикасаться к еде или путать посетителей, мне наплевать, как от него пахнет. Реджина, не ожидавшая от матери поддержки, изумленно взглянула нее. Антония уперлась руками в бока. — Ты так и будешь стоять с открытым ртом? Или все-таки подашь жаркое, пока оно не остыло? Следующие несколько часов прошли в атмосфере напряженной работы и поднимавшегося от плиты пара. В одиннадцать часов меню изменилось: на смену яичнице, жаркому и домашней жареной картошке пришли бутерброды, сэндвичи «субмарина» и пицца. Столики заполнили не желающие самостоятельно готовить отдыхающие, явившиеся в поисках горячей пищи обитатели палаток и пассажиры яхт, сошедшие на берег ради покупок или местного колорита. Дилана не было. Реджина поймала себя на том, что ее взгляд постоянно устремляется к окошку в зал, высматривая его высокую худую фигуру, и плотно сжала губы. — Черт, вот черт! — Она резко отдернула руку от разделочной доски. Мать внимательно посмотрела на нее. — С тобой все в порядке? — Все нормально, — ответила она, рассматривая пальцы. На этот раз под нож попал только кончик ногтя. Никакой крови, ничего не испачкано. Она уже трижды бегала в туалет, как будто процедура стягивания трусов могла каким-то образом трансформировать пот от работы в жаркой кухне в хорошие для нее новости: «Не беременна». Ей необходимо съездить в Рокленд и купить этот чертов тест! Ей нужно сконцентрироваться на работе. Она любила стряпать и испытывала удовольствие от того, что кормила людей. Но теперь былой азарт исчез. Она могла приготовить блюда этого меню с закрытыми глазами. — Если бы я никогда в жизни не поджарила ни одного моллюска и не приготовила ни одного ролла из лобстера, то была бы счастлива, — пробормотала она. — Ты была бы счастлива, а у нас не было бы нашего бизнеса, — отрезала Антония. — Заказ готов. Постепенно заказы начали редеть, зал опустел. Посетители возвращались к своим лодкам, отпускам, к своей жизни. — Господи, как мне нужна сигарета! — сказала Антония и вышла на улицу, к мусорному баку. Реджина выложила гарнир на последние два заказа: салат латук, помидоры, колечко красного лука. Подавая тарелки в окошко, она снова посмотрела на дверь. Но это был всего лишь Калеб, который стоял, опершись на здоровую ногу, и разговаривал с Маргред. — Подать тебе что-нибудь? — поинтересовалась Реджина. — Чашку кофе? Он улыбнулся, и в уголках его глаз собрались морщинки. — Было бы здорово. Она принесла ему кофе, а Маргред пока обслуживала последний столик. — Спасибо. — Калеб взял кружку и поднес к губам. — Мэгги говорит, что ты хочешь нанять того бездомного парня, которого подкармливаешь. Мысли Реджины переключились с одних забот на другие. — Я думаю над этим. Ты ведь сказал, что он чист. — У полиции на него ничего нет. Но есть ряд вопросов. Она с вызовом вздернула подбородок. — Еще какие-то вопросы, помимо того что у него нет работы и ему негде жить? Калеб отхлебнул кофе. — Здесь есть один лагерь… — сказал он. — Там живут бездомные парни, в основном ветераны. Там, на старой каменоломне. От удивления она открыла рот. И тут же молча его закрыла. Лагерь? Из бездомных ветеранов? Здесь, на Краю Света? Маргред закончила со своим столиком. — Я бывал там пару раз, — продолжал Калеб. — Присматривался. Одного из них сегодня отвез в больницу к доктору Тома. — Ну и что? — У него сильные головные боли. Галлюцинации. — Взгляд Калеба встретился с взглядом жены. — Он утверждает, что им овладел дьявол. Маргред затаила дыхание. — М-да… — сказала Реджина. Зачем он ей все это рассказывает? — И что? — спросила Маргред. — Доктор прописал ему халдол,[7] и я отвез его назад в лагерь. — Ты должен сказать об этом Дилану, — сказала Маргред. — Я собираюсь это сделать. — Голос Калеба прозвучал угрюмо. — А где Дилан? — поинтересовалась Реджина. Взгляд Калеба скользнул по ее лицу, но создавалось впечатление, что на самом деле он ее плохо видит. Во всяком случае, ее жизненную ситуацию. — Черт его знает! Все как обычно! Ненадежен. Типичный мужчина. — Реджи… — Взгляд Калеба стал острым, голос звучал вкрадчиво. — Скажи мне, что происходит. Есть какая-то особая причина, по которой ты хочешь нанять этого парня, Иерихона? Она пожала плечами. — Мы сейчас явно загружены. Мне может понадобиться помощник. — Люси, — сказала Маргред. Калеб задумчиво нахмурил брови. Реджина покачала головой. — Мне не нужна официантка. Мне нужен кто-то для грязной работы. — Люси не боится работы, — сказал Калеб. — И грязи. Маргред кивнула. — И она сильная. — Была в команде по легкой атлетике у себя в колледже, — с гордостью добавил Калеб. — Она больше заработает на шхуне отца, — сочла нужным заметить Реджина. — Люси ненавидит воду, — сказала Маргред. — Поговори с ней, — сказал Калеб. — Я скажу, чтобы она зашла к вам. — Ну, это было бы… хорошо, — решила Реджина. Она улыбнулась. — Спасибо. Калеб не улыбнулся ей в ответ. — Береги себя. Реджина прикоснулась к крестику на шее. — Я пытаюсь. Поглядывая на часы и на дверь, она начала готовиться к вечерней смене. Переписала мелом меню на доске, сварила и разложила по коробкам дюжину заказов на лобстеров на вынос. Всякий раз, когда высокий темноволосый мужчина переступал порог ресторана, сердце ее вздрагивало, как колокольчик над дверью. Но это был не Дилан. Посетители приходили и уходили, забирали свои заказы на лобстеров или пиццу, иногда задерживаясь в зале, чтобы перекусить пастой или обсудить новости. Пришла Антония, которая во время обеденного наплыва клиентов выходила помогать в зал. Сверху примчался Ник, чтобы в перерыве между первым и вторым фильмами киномарафона Чака Норриса схватить сэндвич с фрикадельками. Дилана не было. Возможно, его разговор с братом занял больше времени, чем предполагалось, подумала Реджина, закрывая гриль. Или, может быть, она наконец-то отвадила его. Она бродила по пустому ресторану, и ей казалось, что в нем гулким эхом отдаются ее слова: Ладно, хорошо. Она перевернула табличку на двери с надписью « Она уже больше ничего не ждала. Ни от него, ни от кого-нибудь другого. Если научиться ничего не ждать от жизни, не будет и разочарований. Ей хорошо вдвоем с Ником. И они все-таки получат небольшую помощь. Завтра она поговорит с Люси насчет того, чтобы она поработала у них летом. Она закрыла кассу, пересчитала выручку и чеки. Двадцать, сорок, шестьдесят, восемьдесят… Затем подсчитала: сентябрь, октябрь, ноябрь, декабрь… Ее ребенок должен родиться в апреле. Если он вообще будет. Если эта тяжесть у нее в животе объясняется не просто нервами и количеством выпитой воды. Она сбилась со счета и вынуждена была начать с начала. Двадцать, сорок, шестьдесят… Вытереть столы, вымыть витрину и стойки, вынести мусор, протереть полы. Эти рутинные обязанности должны были бы успокоить ее, но мысли продолжали бешено вращаться, двигаясь по бесконечному кругу и не в состоянии с него сойти, совсем как белка в колесе. Когда она планировала свою жизнь и готовилась к чему-то, ей было удобнее исходить из принципа «что дальше?», чем из «что, если?…» Даже авантюра с отъездом в Бостон в возрасте восемнадцати лет представлялась ее практичному уму просто очередным логичным этапом в карьере. И посмотрите, чем это обернулось! Как бы хорошо ни были просчитаны рискованные шаги, которые она предпринимала, все неизменно заканчивалось тупиком и крахом. Все, кроме Ника. Реджина была счастлива, что у нее есть Ник. Но, святой боже, как же ей не хотелось снова быть беременной! Усталость сковывала ее мышцы, наливала тяжестью тело. Она вернулась от мусорного бака и направилась в тесную кладовку в дальнем углу ресторана. Она включила свет. Из теней вынырнули швабры — тощие чудища со спутанными веревочными гривами. Реджина прислонилась к кафельной стенке, слушая, как набирается в ведро вода, как она журчит по стоку. Она не могла сказать, что именно заставило ее обернуться. Какой-то шум. Тень. Непонятное ощущение в основании позвоночника… — Иерихон! Имя со свистом вырвалось у нее, как неожиданный взрыв досады и тревоги. Он загородил проход — такой же тощий и нечесаный, как и ее швабры, — и стоял совсем близко к ней. Слишком близко. Она чувствовала его запах, запах его одежды — сырой от постоянного пребывания на улице и кислый от пота и дыма лагерных костров. Это были слова Маргред. Сердце ее билось, казалось, прямо в горле. — Вы меня до смерти напугали. — Я не хотел, — сказал он. Но с дороги не ушел. Она могла протиснуться мимо Иерихона, но прикоснуться к нему показалось ей плохой идеей. Она не хотела доводить дело до физического прикосновения, чтобы не подтолкнуть его к насилию. Какой бы он ни был худой, он все равно был сильнее ее. Во рту ощущался привкус адреналина. — Чего вы хотите? Работу, с внезапной надеждой подумала она. Может быть, он просто пришел, чтобы попросить работу. Хотя теперь, когда он маячит между ней и выходом, не самое лучшее время, чтобы сказать, что она собирается нанять кого-то другого. Он не отвечал. — Послушайте, уже поздно, — сказала Реджина, надеясь, что голос ее звучит спокойно и разумно. Как будто ее тон мог удержать его на краю безумия, где он находился. — Почему бы вам не прийти завтра… — Она нервно облизала пересохшие губы. Он кивнул. — Простите меня, — снова извинился он. Это прозвучало искренне. Но у нее почему-то задрожали колени. Ее ножи находились в другом конце кухни, как и телефон, как и дверь на улицу. Может, закричать? Нет, если она закричит, сверху может спуститься Ник, чтобы выяснить, в чем дело. Прошу тебя, Господи, не дай ему спуститься сюда… Ее мальчику, ее малышу… «Береги себя», — советовал Калеб, но у него не было восьмилетнего сына, который полностью от него зависит. Реджина судорожно сглотнула и взялась рукой за швабру. Ручка под ее ладонью была гладкой и внушающей уверенность. — Тогда, может быть, угостить вас чем-нибудь? Сэндвич? Если бы ей только удалось оказаться у стойки, если бы она смогла добраться до телефона… Иерихон бросился на нее. Она отскочила. Нанесла удар. Но она стояла слишком близко, или он был слишком близко от нее, и швабра, скользнув по его плечу, ударилась в стену. Она попыталась закричать, но его руки уже крепко сомкнулись у нее на шее. Ник, подумала она. Слишком поздно. Пальцы Иерихона сжимались все сильнее. В глазах у нее потемнело. Она вцепилась в его руки, в его запястья. Он захрипел, и хватка его ослабела. Она отчаянно била его руками и ногами. Он зарычал и обхватил ее за плечи. Запахло паленым. Она отчетливо почувствовала этот запах. Перед глазами замелькали искры. Вдруг что-то укололо ее в затылок. Иерихон взревел и отбросил ее в сторону. Она ударилась головой о стену, и его пальцы железной хваткой сомкнулись у нее на горле. Голова ее заполнилась дымом, перекрывшим доступ воздуха. В ревущей темноте загорелись еще искры, после чего все поглотила черная мгла. Ник проснулся перед телевизором. Ноги замерзли. Щекой он лежал на ковре. Чака Норриса уже не было, вместо него на мерцающем экране какой-то парень на фоне целой кучи машин обещал кому-то самую лучшую сделку в городе. Ник сел, потирая лицо. Похоже, было уже поздно. Мама никогда не разрешала ему засиживаться допоздна. Где же она? Во рту был какой-то странный привкус. Он встал, пошел в ванную комнату, пописал и выпил воды из пластикового стаканчика. В гостиной он с размаху шлепнулся на диван и нажал кнопку пульта телевизора. Ничего стоящего не показывали. С экрана улыбались какие-то люди, шла какая-то реклама. Видно, действительно было очень поздно. Он взглянул на маленькие синие цифры часов. 3:37. В животе у Ника возникло какое-то странное ощущение. Неужели мама ушла спать, оставив его лежать на полу? Без одеяла? Он поднялся, на этот раз медленнее, и, шаркая ногами по полу, направился к ее спальне. Мама всегда спала с приоткрытой дверью. Она говорила, что делает это специально, чтобы услышать его, если он ночью проснется. — Мама? — шепотом позвал он. Тишина. Он позвал громче. — Мама! Потом опять: — Мама! Он распахнул дверь. Покрывало на ее кровати было гладким и несмятым. Она здесь не лежала. Ее здесь не было. — Мама! — на этот раз он крикнул по-настоящему, хотя это было глупо: она, должно быть, в ресторане и все равно не сможет его услышать. Ник не любил бродить по дому ночью. Ему не хотелось выходить на холодную и темную площадку лестницы, а потом еще и спускаться по железным ступенькам. Кухня действительно была очень большой и мрачной. Эти темные углы и тени, эти окна, на которых не было занавесок, так что любой прохожий мог заглянуть внутрь. Но сейчас его мама уже давно должна была быть наверху. Он злился на нее, потому что ее там не оказалось, и теперь ему придется спускаться вниз, мимо мусорного бака в темноту. А вдруг что-то случилось? Что, если она упала и не может подняться, как та старая леди из рекламного ролика, и ему придется звонить бабушке или в 9-1-1? Нику не хотелось об этом даже думать. Он не допускал мысли о том, что с его мамой может что-то случиться. Но она Когда он открывал дверь, когда выходил на площадку лестницы, его бил озноб. Нет, он не боялся. Ему было холодно. Он минуту постоял, успокаиваясь, перед тем как спуститься, как вдруг из темноты позади мусорного бака скользнула какая-то тень. Пальцы на его босых ногах, стоявших на шершавом холодном металле, сжались. Черт возьми! Вот черт! Крыса. Ник ненавидел крыс. Но затем тень вышла на освещенный луной гравий парковки, и он узнал пушистый хвост и золотистые глаза. Ну… ладно. Ник набрал побольше воздуха и побежал вниз по ступенькам, по покрытому трещинами бетону. Подпрыгивая на месте, он нащупал ручку и распахнул дверь. Свет был выключен. Хорошо. Это хорошо. — Эй, мама! Кухня была пуста. Сердце тяжело стучало в груди, ему было трудно дышать. — Мама? Мама? Но и здесь ее не было. |
||
|