"Заговор королевы" - читать интересную книгу автора (Медичи де Лоренцо)

7

Екатерина приказала доложить о себе королю. Не дожидаясь, пока ей скажут, что его величество готов ее принять, она решительно прошла в королевские покои. Никто не осмелился ей препятствовать. Всемогущей матери короля перечить не следовало, иначе можно было угодить в ее знаменитый «черный список» со всеми вытекающими из этого печальными последствиями.

Королева застала сына завтракающим в постели в окружении придворных. Эта картина привела ее в раздражение. Она и до того пребывала в скверном расположении духа, чему немало способствовал утренний визит герцогини де Немур, и вид праздно развалившегося на ложе сына окончательно вывел ее из себя. Невыносимо было видеть столь возмутительное пренебрежение к изысканным манерам, которые она в течение долгих лет старательно ему прививала. Не подобает королю бездельничать, да еще завтракать в постели, словно какому-нибудь мужлану. Но она пришла не за тем, чтобы его отчитывать. Ей необходимо его безоговорочное содействие,

так что на этот раз Екатерина решила закрыть глаза на распущенность сына и промолчать. Она ограничилась осуждающим взглядом, который молодой король тут же поймал. Карл IX ничуть не смутился. Теперь он король и волен делать все, что ему вздумается. Он занимал трон с двенадцати лет. Сейчас ему исполнилось уже двадцать два года, но только недавно королева Екатерина официально сложила с себя регентство.

Матушка может сколько угодно изображать недовольство, только он уже не тот ребенок, который трепетал от одного ее взгляда. Теперь, благодаря новым друзьям, он чувствует себя достаточно сильным, чтобы поступать ей наперекор. Теперь он король и сам будет решать, что ему подобает, а что нет. По крайней мере, ему хотелось так думать.

Екатерина желала поговорить с сыном наедине. Намеки герцогини де Немур на подготовку нового покушения на адмирала не столько встревожили ее, сколько разозлили. Она не допустит, чтобы аристократы дерзали проявлять инициативу, которая может и должна исходить только от короля. Верно, влияние Колиньи на Карла IX опасно. Но не менее верно и то, что ее, мать государя, непременно обвинят в убийстве адмирала. Идти на такой риск она не имеет права. Королева находилась в чрезвычайно щекотливом положении. Как воплотить в жизнь свои планы и при этом не вызвать нареканий? Можно, конечно, предоставить Гизам свободу действий, и пусть они сами потом выпутываются. Но согласится ли на это король? Карл души не чает в своем адмирале. Когда он узнал о покушении, у него случился один из этих ужасных припадков. Он лично навестил раненого друга и заверил его, что злоумышленники понесут суровое наказание, кем бы они ни оказались. Королеве-матери пришлось присоединиться к сыну и принести соболезнования пострадавшему адмиралу. Этот жест нелегко ей дался, но разве был другой выход? Откажись она от визита, все гугеноты стали бы указывать на нее пальцем как на истинную виновницу преступления. И, превозмогая злость, она выполнила долг вежливости по отношению к своему заклятому врагу. Впрочем, долгие годы правления научили ее лицемерию. При необходимости она безупречно сохраняла хорошую мину при плохой игре. И на этот раз она предпочла изъявление притворных дружеских чувств открытой вражде с адмиралом. Екатерина умела ждать и не сомневалась, что ее время еще придет. Рано или поздно, с согласия короля или без оного, она уничтожит противника. Ее решимость непоколебима. Нужно только правильно выбрать момент. И возможно, он как раз настал. Проводимый адмиралом набор рекрутов может послужить подходящим предлогом для того, чтобы убедить короля: Колиньи толкает его на принятие опрометчивого решения, противоречащего интересам государства.

Совершенно очевидно, что адмирал пытается склонить короля к поддержке партии гугенотов. Если его намерение увенчается успехом, испанцы немедленно выступят на защиту католиков и нападут на Францию при полном одобрении и поддержке папы. Королева обязана предупредить сына, что междоусобной войны страна сейчас просто не выдержит. Если сведения, переданные герцогиней, соответствуют истинному положению дел, то почему король не сообщил ей об этом? Известно ли вообще его величеству, что происходит? Осведомлен ли он о том, какие цели на самом деле преследует Колиньи? Добивается ли адмирал поддержки для протестантов или чего-то другого? Может быть, они вместе готовят удар, намеренно держа ее в неведении?

Если Карл что-то знает, она найдет способ все у него выпытать. Екатерина хорошо умела управлять сыном. Карл был совершенно не способен утаить что-либо под грозным взглядом своей матери. Если он во все это замешан, то в конце концов признается. Что же все-таки затевается за ее спиной? Ее глупый, слабый и неосторожный сын не отдает себе отчета в том, что, если позволить адмиралу пополнять свое войско, католики не станут сидеть сложа руки. Их шпионы прекрасно осведомлены обо всех приготовлениях. Герцогиня сама это признала, а значит, они тоже принимают свои меры. Ни в коем случае нельзя допустить вооруженного столкновения двух партий. Страшно представить себе последствия братоубийственной распри.

Нужно объяснить сыну, насколько опасно оказывать сейчас какую бы то ни было поддержку протестантам. Иностранные державы этого так не оставят, и последствия могут стать роковыми для Франции. Но в состоянии ли король осознать это? Он всегда такой нерешительный. Да еще эти его приступы ярости, от которых ее бросает в дрожь. Не свидетельствуют ли они о том, что король одержим безумием?

Припадки Карла IX действительно внушали ужас. Он был слаб здоровьем, раздражителен и к тому же испытывал болезненную ненависть к своему брату Генриху, герцогу Анжуйскому. Будь это в его власти, Карл приказал бы убить его. В разговоре с королем ни в коем случае нельзя было упоминать о герцоге. Екатерина знала, что одно упоминание имени Генриха могло лишить ее власти над сыном — так сильна была его ненависть.

В покои короля Екатерина вошла в смятении чувств, так и не придумав, как начать разговор об адмирале и как убедить сына отказаться от этой опасной дружбы. Сидя на постели в ночной сорочке, Карл IX неспешно потягивал шоколад и рассеянно прислушивался к болтовне придворных. Те оживленно обсуждали главную новость последних дней — покушение. Сейчас король выглядел совершенно спокойным, не то что в тот день, когда ему доложили о нападении. То, что кто-то осмелился покуситься на жизнь его друга, привело его в неописуемую ярость. В безудержном припадке бешенства он крушил все, что попадалось ему под руку, честил правых и виноватых на чем свет стоит, грозил беспощадной карой заговорщикам. Его свита, как обычно, молча ждала, пока минует приступ, столь унизительный для достоинства монарха.

Карл IX не успел подготовиться к визиту матери, поскольку королева вошла почти сразу же, не дожидаясь, пока ей передадут высочайшее позволение. Заметив, что она рассержена, король уже хотел было вскочить с постели, поспешно склониться перед ней и почтительно поцеловать руку, но сдержался. Он хотел показать придворным, кто здесь главный. Поэтому, когда Екатерина присела в символическом реверансе, предписанном церемониалом, он лежа приветствовал ее небрежным кивком. Непочтительность сына не укрылась от королевы, но она решила пока воздержаться от замечаний.

Взглянув на сына, Екатерина сразу отметила, как он напряжен. Сказываются события последних дней. Должно быть, опять провел бессонную ночь.

— Я волнуюсь за вас, сын мой. Вы плохо выглядите, — заметила королева.

— Просто я устал, сударыня, — ответил король, — вы же знаете, что я мало сплю. Да и доходящие до меня известия не способствуют спокойному сну. Но, может быть, вы располагаете новыми подробностями, касающимися покушения на адмирала? Мне доложили, что вы с утра принимали герцогиню де Немур. Она сообщила вам что-нибудь новое, чего мы еще не знаем?

Вопрос сына был вдвойне неприятен Екатерине. Во-первых, он подтверждал, что новости распространяются во дворце с уму непостижимой скоростью, а во-вторых, в нем звучала насмешка. Уж не упрекает ли ее сын в том, что она принимала герцогиню? Уж не поверил ли он злобным клеветникам, утверждающим, что она стоит за этим преступлением? Его тон ей очень не понравился. Если Карл занял оборонительную позицию, значит, он что-то затаил. Или это сказывается пагубное влияние Колиньи? Не отвечая на вопрос короля, Екатерина обвела взглядом присутствующих. Может быть, кто-то из них как раз перед ее неожиданным визитом осмелился оговаривать ее перед сыном?

Придворные опускали глаза под испытующим взглядом королевы. Екатерина поняла, что своим приходом прервала какой-то важный разговор. Несомненно, они обсуждали, кто может быть замешан в покушении. Возможно ли, чтобы кто-то, не называя прямо ее имени, бросил на нее тень подозрения? Неужто они осмелились на это в королевских покоях? В таком случае, как воспринял это ее сын? Судя по его насмешливому тону, он не на ее стороне. Позволяет своим придворным намеки на участие его матери в таком деле! Если кто-то решается говорить подобное при короле, можно себе представить, что болтают в коридорах Лувра. Этого Екатерина допустить не могла. Ее душил гнев. Она мгновенно решила расставить все по местам. Необходимо показать подданным, что ее влияние на сына безгранично. Никто не смеет компрометировать королеву Франции! Она резко повернулась к сыну и строго посмотрела ему в глаза:

— Не разговаривайте с вашей матерью таким тоном, Карл. Люди могут подумать, что вы забываете о чувстве долга и сыновней почтительности.

Ее голос звучал непреклонно, взгляд был прикован к лицу сына. Ей хотелось убедиться в том, что он по-прежнему безоговорочно подчиняется ей. Она чувствовала или, вернее, надеялась, что молодой король все еще не может выдержать грозный осуждающий взгляд своей матери. Если Карл вышел из повиновения, то продолжит дерзить.

Но король был явно удивлен и расстроен этим сердитым выговором. Покраснев, он испуганно опустил глаза. Как бы ему того ни хотелось, выдержать ее взгляд он не мог. Сколько раз ему казалось, что у него это вот-вот получится! Но в ее присутствии его решимость противостоять ей таяла, как снег на солнце. Всегда исходящая от нее уверенность в своих силах, ее величественный облик и эти грозные взгляды подавляли в зародыше его робкие попытки взбунтоваться. Может быть, если бы его друг Колиньи был сейчас рядом, он решился бы ответить ей. Адмирал давно уже уговаривает его избавиться от материнской опеки. Однажды он сделает это. Возьмет себя в руки и даст ей отпор при всех! Чтобы весь двор понял, что король здесь он. И что только он, король, имеет право повелевать. На любую ее просьбу он будет отвечать «нет», и это «нет» станет символом его освобождения. Но адмирала не было. А один он не в силах ей противостоять.

Екатерина не дала ему времени ни ответить, ни собраться с духом. Она вновь строго обратилась к нему:

— Отпустите вашу свиту, сир, у меня к вам чрезвычайно важный разговор. Никто не должен быть в курсе наших личных дел.

Не давая Карлу опомниться, королева опять перевела взгляд на придворных. Это был недвусмысленный намек, что им пора удалиться. Никто не посмел ослушаться. Все низко поклонились королеве и один за другим покинули опочивальню.

Одержав эту первую победу и оказавшись наедине с сыном, Екатерина немного успокоилась. Она слишком хорошо знала Карла, чтобы не видеть, что он раздражен и нервничает.

Он был отравлен здешней атмосферой, пропитанной недоверием и затаенной злобой. Пожалуй, стоит сперва успокоить его и только потом переходить к делу.

Карл IX открыл было рот, чтобы что-то сказать, но так и не выдавил из себя ни звука.

— Меня очень беспокоит ваше здоровье, сын мой. Вам нужно отдохнуть и переложить груз государственных дел на плечи вашей матери. Кто лучше меня защитит ваши интересы и привилегии? Или вы забыли об этом? Уж не сомневаетесь ли вы во мне?

Выслушав упреки матери, Карл IX, как всегда, почувствовал себя виноватым. Он обожал ее прекрасный голос, ее присутствие действовало на него умиротворяюще. Как он только мог в ней усомниться! Мать совершенно права. Кто лучше нее мог позаботиться о его интересах? Она всегда умела найти для него верные слова. Он тут же раскаялся в своих недавних мыслях и устыдился того, что был непочтителен с ней при людях. Она его мать. Не следовало отвечать ей таким пренебрежительным тоном. Ему дали плохой совет. И опять мать права. С кем, как не с ней, лучше всего советоваться! Кто, кроме нее, разделит с ним все тяготы власти? Она всегда делала все ради его блага и свято оберегала его трон.

Надеясь вымолить прощение, король подошел к матери и с нежностью поцеловал ей руку:

— Простите меня, матушка, я не хотел…

Екатерина поняла, что первая партия выиграна. Пока она рядом, сын ни за что не решится перечить ей. Но вместе с тем она прекрасно понимала, что стоит ей отлучиться и любой, кто обладает сильным характером, без труда настроит безвольного короля против матери. Поэтому его заискивающий лепет вызвал у нее не умиление, а гнев. Как могло так случиться, что ее сын ничего не унаследовал от ее характера? И его брат, покойный Франциск II, вслед за которым Карл взошел на престол, тоже во всем походил на своего отца Генриха II. Грозные монархи в глазах народа, но в действительности беспомощные марионетки в чужих руках. Что сталось бы с королевством, не удерживай она железной рукой кормило власти? Екатерина ощутила приступ тоски, но тут же овладела собой. Не время предаваться пустым и бессмысленным сетованиям. Ей предстоят заботы поважнее обманутых материнских надежд.

— Карл, нет ли у вас известий о виновниках покушения на адмирала? Я знаю, что вы приказали провести расследование. Каковы результаты?

Вопрос этот был абсолютно бессмыслен, поскольку король никогда не бывал осведомлен о чем-либо лучше, чем она. Однако, хорошо зная характер сына, Екатерина сочла за благо не приступать с ходу к интересующему ее делу. Если бы она сперва спросила, что ему известно о вооружаемых адмиралом отрядах, Карл заверил бы ее, что ничего не знает, и впал бы в раздражение. Так ей ни за что не удалось бы вызвать его на откровенность. Дружба Колиньи была для него чем-то вроде новой любимой игрушки, судя по тому, в какое бешенство он пришел, узнав о покушении. Так что нападки на его нового друга были явно не лучшей тактикой. Разумнее во всем потакать ему, пока он во власти своей последней прихоти, а потом нетрудно будет заставить его изменить мнение. С Карлом всегда так.

— Ничего нового, матушка, — ответил король почти ласково. — Известно только, что дом, откуда стреляли в адмирала, принадлежит вассалу герцога Гиза. Но об этом вы уже знаете.

— Это еще не указывает на вину герцога, — заметила королева. — Вполне возможно, что вассал действовал самовольно, без его ведома. Или какой-то неизвестный безумец пробрался тайком в чужой дом. Мы не можем обвинять герцога в столь тяжком преступлении, не имея доказательств.

— Вы правы, сударыня. Мои люди заняты поиском доказательств. Но если все-таки герцог…

— Не стоит выносить приговор заранее, Карл. Обвинять герцога, нашего родственника, очень опасно. Мы должны действовать со всей возможной осмотрительностью. Запомните это и напомните своим людям, чтобы они не выдвигали необоснованных обвинений, не имея веских доказательств. Неоспоримых доказательств. Мы не имеем права рисковать, особенно сейчас, когда все предводители гугенотов собрались в столице. Десять тысяч их приспешников стоят у стен города. Если они поднимутся против нас, разразится новая война. И мы не можем быть уверены, что выйдем из нее победителями.

— Они не посмеют! — возмутился король. — Или вы думаете, они решатся на открытый мятеж против своего короля? Неужели вы и вправду полагаете, что наши друзья протестанты откажутся повиноваться моим приказам?

— Откуда нам знать, что они будут повиноваться, сир? Признаться, я очень боюсь как раз обратного, потому что противостоять им мы не в силах. Их слишком много. Меня постоянно терзает вопрос: на что им столько войска? У них уже более десяти тысяч в предместьях Парижа, а они снова набирают рекрутов. Зачем? Неужели боятся за свою жизнь? Или хотят отомстить за это злосчастное покушение? Разве слова короля им не достаточно, чтобы чувствовать себя в безопасности?

Король задумчиво молчал. Екатерина заметила, что ее стрела попала в цель. Карл не выносил, когда под сомнение ставилось его королевское слово. В его душе уже зародилось мучительное подозрение.

— Вам об этом уже доложили? — непринужденно спросила королева.

— Нет, сударыня, — устало ответил Карл IX. — Вы всегда осведомлены обо всем лучше меня.

— Полагаю, вам пора распорядиться, чтобы эти сведения проверили. Если они подтвердятся, нам придется действовать, и немедленно.

— Я сейчас же отдам приказ, сударыня. Благодарю вас за заботу о благе Франции. Не представляю себе, как бы я обходился без ваших мудрых советов.

Екатерина не ответила. Она снова задумалась. Что на самом деле известно Карлу? Она едва слушала сына. Нужно вызвать его на откровенность. Известие о том, что гугеноты собирают новые войска, кажется, застало его врасплох. Но не исключено, что он притворяется. Хотя вообще-то он выглядел скорее как человек, которому открылось нечто совершенно неожиданное. Предложить ему проверить сведения герцогини де Немур — неплохая идея. Таким образом Карл сможет удовлетворить свои королевские амбиции, сделав вид, что это его собственная инициатива. Нужно только найти способ скомпрометировать непосредственно адмирала. Доказать со всей очевидностью, что Колиньи обманывал короля, пользуясь его дружбой. Это будет удар без промаха. Карл придет в неописуемую ярость, убедившись в обмане и предательстве. И если у него не останется сомнений, без колебаний принесет в жертву своего нового друга. На это можно смело рассчитывать даже при том, что ход мыслей Карла не всегда предсказуем. Екатерина прекрасно понимала, что сын и слушать не станет того, кто попытается бросить тень на адмирала. Если только речь не пойдет о предательстве.

Беседу матери и сына прервали три коротких стука в дверь опочивальни. На пороге появился старший дворецкий короля, сообщивший, что три советника ее величества королевы — господин Гонди, хранитель королевской печати Бираг и господин Таванн — умоляют ее величество срочно принять их по чрезвычайно важному делу. Досадуя на это неуместное вмешательство, Екатерина тем не менее приказала немедленно впустить советников, даже не спрашивая согласия короля. Карл, обычно крайне щепетильный в вопросах этикета, настолько привык к властным повадкам матери, что давно перестал обращать внимание на подобные тонкости. Кроме того, если уж ее советники осмелились прервать разговор короля с матерью, значит, они действительно собираются сообщить нечто очень важное.

Представ перед их величествами и произнеся все положенные почтительные приветствия, придворные замялись, не зная, к кому им обращаться: сперва к королю, как того требовал этикет, или сразу к королеве, которой, собственно, и предназначалось их сообщение. Их глаза нерешительно перебегали с жалкого подобия монарха, все еще неодетого, на Екатерину, выглядевшую, как всегда, безупречно. Отсутствующий взгляд Карла подсказывал, что он только что получил очередной нагоняй от матери. Наконец, Екатерина вывела их из затруднения нетерпеливым вопросом:

— Господа, что это за срочное дело, ради которого вы осмелились помешать беседе короля с его матерью? Хотелось бы надеяться, что у вас действительно сведения исключительной важности.

Ее жесткий, надменный тон выражал недовольство. Королева-мать не терпела, когда ее прерывают, тем более придворные. И они это знали. Если они дерзнули нарушить это правило, значит, речь идет о деле государственной важности. Это подтверждало и присутствие хранителя печати.

Ответил Гоиди, один из ее протеже, пользовавшийся наибольшим доверием у королевы:

— Именно так, ваше величество.

— В таком случае говорите, сударь, — потребовала королева. — Не заставляйте нас ждать.

Гонди перевел взгляд с прямо стоящей королевы-матери на короля, который опустился в кресло и молча наблюдал эту сцену. Он и рад был бы вмешаться, но не знал как. Мать не давала ему вставить даже словечка. Она одна всегда была в центре внимания. Он почувствовал мимолетный укол зависти к ее способности постоянно притягивать к себе все взгляды. Но тотчас же мрачные мысли сменились отрадными. Он должен благодарить судьбу за такую мать. Ни у кого нет такого острого ума, такой силы, такого величия. Каждое ее движение исполнено подлинного королевского достоинства. Она живое воплощение власти, само совершенство. Никто, как она, не умеет одним своим обликом поразить до глубины души, внушить почтение и трепет. Она настоящая королева. Он снова почувствовал, как его переполняет восхищение, чувство, которое он испытывал по отношению к ней всю жизнь. Да, его мать — воистину необыкновенная женщина. Он гордился ею.

— Дело в том, что… — начал Гонди, который не мог забыть, что в присутствии короля в первую очередь следует обращаться к нему, и все еще не решивший, кому именно он адресует свои слова. Но Карл IX выглядел таким беспомощным в своем кресле, таким безразличным… Конечно, непозволительно игнорировать его присутствие, обращаясь сразу к королеве-матери. Но это она взглядом повелевала ему говорить. Это она, как всегда, направляла разговор в нужное русло. В конце концов он решил смотреть на них по очереди, словно обращаясь к обоим монархам одновременно.

— Гонди, — не вытерпела королева, пронзая его взглядом, — извольте перейти к делу. Сообщайте ваши срочные известия.

— Господа Граммон и Бушаван, только что покинувшие дом адмирала Колиньи, донесли господам Бирагу и Таванну, а также мне лично о речах, произносимых адмиралом и его людьми против вашего величества, — выпалил тот на одном дыхании.

— О каких еще речах? — Король подскочил, словно под ним внезапно загорелось кресло, от его расслабленности не осталось и следа. — Что они говорили, господин Гонди? Расскажите-ка мне!

Он произнес эти слова тоном капризного ребенка. Как смеют эти плебеи клеветать на его друга Колиньи!

— Господа Бушаван и Граммон заверили нас, — продолжал Гонди, сам напуганный тем, что собирается сказать, — что в доме адмирала готовится заговор.

— Заговор? — не веря своим ушам, переспросил Карл.

— Да, ваше величество, — ответил Гонди, глядя ему прямо в глаза, — мы уверены в этом. Господа Бушаван и Граммон клянутся жизнью, что адмирал Колиньи и его сподвижники собирают новые войска помимо тех, что, как известно вашему величеству, уже стоят под стенами города. Они собираются напасть на Лувр, убить ваше величество, ее величество королеву-мать и вашего брата герцога Анжуйского. По их плану ваше место на троне должен занять король Наварр-ский, исповедующий ту же религию, что и они. Судя по всему, он обещал гугенотам заменить католическую веру протестантской.

Гонди говорил скороговоркой, ни разу не переведя дух. Он страшился гнева короля, но знал, что может рассчитывать на безоговорочную поддержку королевы-матери. Только поэтому он рискнул раскрыть перед королем заговор во всей полноте. Как и следовало ожидать, Карл IX тут же вышел из себя.

— Неправда! — вскричал он в бешенстве. — Этого не может быть! — Перекошенное лицо монарха побагровело от ярости. — Адмирал не мог говорить такого, не мог произносить такие ужасные вещи! Адмирал — мой друг! Никогда, никогда не посмеет он предать меня! Вы лжец, господин Гонди! Я сию же минуту прикажу вырвать вам язык за эту ложь!

Пока Карл IX срывал злость на советниках, Екатерина молча наблюдала за ним. Ей стоило неимоверных усилий скрыть свое презрение к безвольному сыну. Она всей душой ненавидела эти сцены, однако держала себя в руках. Ей не впервой было справляться с подобными выходками Карла. Пусть пока даст волю гневу. Спорить с ним сейчас бесполезно. Между тем она быстро оценила положение. Не так уж важно, правду или ложь они только что услышали. Возможно, это всего лишь хитрость, чтобы разозлить короля. Екатерина тут же поняла, что ей на блюдечке преподнесли великолепную возможность разом покончить с ненавистным адмиралом. Теперь у нее есть идеальный повод открыть сыну глаза на истинные намерения его друга. Карл IX не потерпит предательства. Появилась возможность побороть вечную нерешительность сына. Такой случай нельзя упускать. Нужно убедить короля, что все это правда, что его право и долг — наказать злоумышленников. Неожиданные известия, принесенные советниками, оказались гораздо полезнее откровений герцогини де Немур. Осталось только заставить короля действовать. Без согласия монарха, без его приказа делать ничего нельзя. А ведь это шанс расправиться не только с адмиралом, но и со всеми главарями гугенотов. Воспользовавшись случаем, поставить их всех на место. Не одна голова слетит с плеч, но не по ее приказу, а по велению короля. Екатерина не желала брать на себя ответственность перед лицом истории за убийство протестантских вождей. Это не то решение, которое она вправе принять сама. Решать должен король.

— Сир, — сладким голосом обратилась королева к сыну, — эти господа только подтверждают наши с вами сомнения. А если заговор против вашего величества действительно имеет место? Вы не можете этого допустить. Для чего же еще им собирать новые силы, для чего приезжать на свадьбу вашей сестры с десятитысячным войском, как не для нападения на ваше величество? Участие в свадебных торжествах — только предлог. Они воспользовались вашим расположением и доверием. Этот план явно обдуман давно и никак не связан с покушением на адмирала. Нас обманули, сир. Разве можем мы быть уверены, что не они сами подготовили и осуществили это покушение, чтобы у них был повод нанести якобы ответный удар? Так они смогут потом оправдать свои действия. Кстати, разве адмирал тяжело ранен? Нет! Выстрел из аркебузы с малого расстояния и всего лишь легкое ранение? Неправдоподобно! Неужели в нашем королевстве такие скверные стрелки, не умеющие поразить цель с нескольких шагов? Нет, кто-то пытается ввести нас в заблуждение. В свете этих новых сведений становится ясно, почему они прибыли в Париж в таком количестве. Им не найти было лучшего повода, чем свадьба вашей сестры с королем Наваррским. Это тот самый случай, которого они ждали, чтобы выступить против вашего величества. Иначе зачем им десять тысяч солдат на бракосочетании, проходящем под вашим высоким покровительством? Или король не в состоянии обеспечить надежную охрану своим гостям? Они нас предали. Но горе им! Мы не позволим изменникам добиться своего! Мы опередим их. На карту поставлена наша с вами безопасность, сир. Повелите покарать их, пока не поздно. Если вы не решитесь сейчас, гугеноты захватят власть. Они всех нас уничтожат.

Все это она произнесла на одном дыхании. Потом на мгновение прервалась, чтобы посмотреть, какое впечатление ее слова производят на сына, и тут же продолжила, не давая ему времени обдумать услышанное:

— Мы должны действовать без промедления. Не позволяйте им застать нас врасплох. Мы должны нанести удар первыми. В опасности не только наше благополучие, в опасности ваша жизнь. Их слишком много, они слишком сильны, чтобы с ними не считаться. Они искали повода и, не найдя, создали его сами. У меня нет и тени сомнения, что это донесение о заговоре — не пустой звук. Оно только подтверждает то, что я уже знала. У нас еще есть время, чтобы действовать, чтобы спасти государство и… наши жизни.

Екатерина сделала выразительную паузу и, взглянув на испуганного сына, добавила:

— Мы не располагаем ни единым доказательством обратного. Ожидание может дорого нам обойтись. Это вопрос нескольких часов. Отдайте приказ, ваше величество. И да понесут наказание мятежники.

— А вдруг все это неправда? — обескураженно пробормотал король, все еще не веря в услышанное.

— Если эти сведения неверны, — спокойно ответила королева, — хотя у нас нет никаких причин сомневаться в правдивости преданных нам людей, тогда мы, по крайней мере, обезопасим себя от угрозы, с которой рано или поздно нам придется столкнуться. Но тогда уже мы будем не в силах с ней справиться. Да, ваше величество, действовать необходимо немедленно и быстро. Отдайте приказ арестовать всех предводителей гугенотов. А лучше казнить. Так мы избежим дальнейших беспорядков в городе. Не будет главарей — не будет и мятежа. Заодно мы таким образом убережем от опасности наши рубежи. У вашего зятя короля Испании не останется повода для присылки своих войск во имя защиты святой веры. Мы сделаем это сами. Сами себя защитим. Мы не нуждаемся ни в чьей помощи. Убьем двух зайцев одним выстрелом. Это ясно как день, ваше величество. Мы вправе обороняться. Если мы не сделаем этого с ними, они сделают это с нами. Уничтожат нас всех.

— Но, сударыня… — пролепетал молодой король. — А если мы все же ошибаемся? Если нас обманывают? Гугеноты не посмеют убить меня. Я их король. Я доказал им свою дружбу и расположение. Как они могут решиться на такое?

— И вы, сир, уверены в этом? Кто может предоставить вам гарантии? — Королева отмела попытку сына сослаться на кодекс чести.

Подумав некоторое время, король смирился с очевидным:

— Вы правы, сударыня. Никто не может подтвердить мою уверенность.

— Или, может быть, вы боитесь, сир? Боитесь ваших собственных подданных?

Карла IX ее слова задели за живое. Шестым чувством он угадал, что мать намекает на его брата герцога Анжуйского, который на его месте не колебался бы ни минуты. Уж Генрих бы не побоялся действовать и добился бы своего. Карл чуть не захлебнулся от нахлынувшей на него ненависти к брату. И взорвался. Его уязвленное самолюбие жаждало теперь мести. Он докажет матери и брату, что не боится протестантов. Что это он здесь повелевает.

Жалкий и слабый, осознав, что предан теми, кому он так доверял, король забился в припадке бессильной ярости. Потом как одержимый бросился вон из опочивальни.

— Да, убейте их, — кричал в отчаянии Карл IX, — перебейте их всех до единого! Покончите с ними! Приказываю казнить всех предателей! Чтобы ни один не ушел живым!

Король выбежал из комнаты, и на его подданных повеяло ужасом. Екатерина победила. Она снова показала, как искусно умеет управлять слабым разумом сына. Она намеренно приберегла под конец этот козырь, чтобы сыграть в последний момент на его сыновней любви и безумной ревности к брату. И король сдался. Одобрил ее план. Теперь у нее и ее советников развязаны руки. Они получили королевское согласие.