"Хронико либеральной революции. (Как удалось отстоять реформы)" - читать интересную книгу автора (Мороз Олег Павлович)

ПОСЛЕ СЪЕЗДА

Разумеется, не только активистам «ДемРоссии», но и самому Ельцину после VI съезда стало окончательно ясно, что ситуация двоевластия долго сохраняться не может, что со Съездом как органом законодательной власти надо что-то делать. Уже в конце апреля в беседе с рабочими Череповецкого металлургического комбината он назвал Съезд народных депутатов «большой говорильней, где мало что решается» (характеристика довольно мягкая). Отвечая на вопрос, как же все-таки с ним, со Съездом, быть, президент сказал, что своей властью решить его судьбу он не может, необходимо принять новую конституцию, в которой этому органу не будет места.

Возможно, где-то, в каких-то СМИ эти слова Ельцина были интерпретированы как призыв разогнать Съезд. Естественно, последовала немедленная резкая реакция депутатов. Координаторы одиннадцати фракций Верховного Совета обратились к президенту с посланием, в котором содержалось «серьезное предупреждение» (ну, прямо как у китайцев) ему: «Мы убеждены, что в случае разгона Съезда незамедлительно последует цепная реакция распада России… Если с Вашей подачи будет разогнан Съезд, то и Вы как президент будете обречены».

Вот так, без Съезда, видите ли, уж и Россия не сможет существовать, неминуемо распадется. Как будто и не было ее многовекового «безсъездовского» существования.

В конечном итоге, как мы знаем, президент разогнал-таки и Съезд, и Верховный Совет, вынужден был разогнать, поскольку другого выхода из тупика, куда его загнала оппозиция, у него не было. Однако распада России при этом, естественно, не произошло. Хотя кровь, к сожалению, пролилась.

В июне Ельцин назначил ряд новых вице-премьеров — Бориса Салтыкова, Георгия Хижу, Виктора Черномырдина, Анатолия Чубайса, Владимира Шумейко. В общем-то, он сделал то, что обещал Съезду, — «укрепил» команду Гайдара «специалистами-практиками, которые имеют опыт работы в отраслях» (правда, чтобы эта компания в глазах либералов не выглядела бы столь уж одиозной, президент «разбавил» ее Чубайсом). Такое «укрепление», по замыслу Ельцина, должно было ослабить давление оппозиции на правительство и на него самого. Однако Гайдар воспринял эти назначения несколько иначе:

«Почти сразу после съезда почувствовал: из ближнего окружения президенту настоятельно советуют окоротить возомнивших о себе реформаторов, создать дополнительные противовесы. Именно в это время начинает, как грибы после дождя, расти число отраслевых заместителей председателя правительства… Все признаки возросшей дистанции (между ним, Гайдаром, и Ельциным. — О.М.) — не явные, не выраженные, на полутонах. Личные отношения по-прежнему прекрасные, при встречах президент заверяет в твердой поддержке стратегического курса в экономической политике. Но тонко чувствующая атмосферу в верхних эшелонах власти политическая элита уже знает: правительство реформ могут ждать неприятные неожиданности. Лишь три-четыре месяца спустя, на фоне явного и быстрого ухудшения отношений между президентом и парламентским большинством, апрельский нарыв постепенно рассасывается».

В действительности, назначая целую связку новых вице-премьеров, Ельцин мог в равной мере руководствоваться и тем, и другим соображением: с одной стороны, он делал очередную (обещанную) уступку оппозиции, с другой — создавал этот самый противовес реформаторам: как мы знаем, построение системы сдержек и противовесов было его любимым занятием. Вполне очевидно, что предпринятый Гайдаром на съезде первый самостоятельный политический шаг — заявление об отставке — не мог ему понравиться. Да он и не скрывал этого.

Особенно болезненным была для Гайдара замена твердого единомышленника министра топлива и энергетики Владимира Лопухина на «крепкого хозяйственника», «красного директора» — в ту пору председателя «Газпрома» Виктора Черномырдина. Замена эта была в высшей степени неожиданной. Ельцин объявил о ней в момент открытия совещания по проблемам нефтегазового комплекса, на котором Лопухин должен был сделать очень важный доклад (он к нему тщательно готовился).

Можно себе представить, что в этот момент почувствовал отставляемый министр, которому ничего не объяснили, ни о чем не предупредили… Но Ельцин нередко бывал жесток к людям.

Впервые президент осуществил замену, не обсудив ее предварительно с Гайдаром. Это было еще одним дурным предзнаменованием. Во всяком случае, так ее восприняли многие из тех, кого называют аналитиками. По их мнению, перестановки в правительстве могли означать, что начинается смена экономического, да и связанного с ним политического курса: дескать, центр тяжести реформ может быть перенесен с развития частного сектора на упрочение позиции государственного со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Гайдар:

«Разногласия по кадровым вопросам у нас с президентом возникали еще в период формирования правительства. Случались они и позже. Мы их обсуждали, и принималось согласованное решение. На этот раз произошло иначе, все было решено за моей спиной. Не скрою, это явилось для меня серьезным ударом. И дело не только в том, что без консультации отправлен в отставку единомышленник и соратник, много сделавший для реформирования важнейшей отрасли народного хозяйства, — я понял, что мои возможности отстаивать перед президентом свою точку зрения подорваны и что на его поддержку рассчитывать не приходится. А это в конкретной политической ситуации неизбежно грозит деформацией реформ».

Первым побуждением было немедленно подать в отставку. Однако после мучительных сомнений Гайдар все же решает остаться. Рассуждение то самое, о котором я уже упоминал: приходится идти на жертвы, чтобы спасти главное.

Гайдар:

«Все достигнутое нами еще предельно непрочно. Российский рубль не введен. Масштабная приватизация подготовлена, но не начата. Короче, реформы еще в высшей степени обратимы. Можно было, конечно, сделать красивый жест — уйти, но это напрочь перечеркивало бы все, чего с таким трудом удалось добиться».

Следует ли «сдавать» товарищей?

Годы спустя, анализируя просчеты реформаторов, Петр Авен, министр внешнеэкономических связей в правительстве Гайдара, писал, что один из таких просчетов заключался в «недопустимом уровне соглашательства», которое они проявляли с самого начала. Некоторые вопросы, по мнению Авена, вообще нельзя было делать предметом торга. Например, кадровые. Дескать, до VI съезда в лексиконе команды Гайдара вообще не было такого слова «сдать» — сдать члена правительства, коллегу. После съезда слово появилось. Начали сдавать. Последовали увольнения, замена лучших специалистов худшими.

При этом Авен сам признавался, что бросает этот взгляд на прошлое с высоты приобретенного административного опыта. Действительно, в 1992-м мало у кого из гайдаровцев этот опыт был. Если не опыт, то хотя бы «врожденные» способности к администрированию. По оценке Гайдара, из всех членов правительства только двое — Владимир Булгак, бывший в ту пору министром связи, и Анатолий Чубайс, возглавлявший ключевое, приватизационное ведомство — Госкомитет по управлению государственным имуществом, — по-настоящему сочетали в себе мощную административную хватку и глубокое понимание сути осуществляемых преобразований.

При отсутствии административного опыта очень трудно было, в частности, определить, до какой степени следует сопротивляться сомнительному кадровому решению президента (а таких у Ельцина, как известно, было хоть отбавляй) и с какого момента следует вступить на путь «соглашательства».

Нередко никакой возможности сопротивляться неправедным действиям «начальства» вовсе не было. Это когда Ельцин просто ставил своих подчиненных перед фактом: я так решил и все, — как это было с увольнением Лопухина.

Единственной возможностью сопротивления в таких случаях была отставка, отставка в знак протеста. Надо полагать, это как раз то, что по прошествии большого срока после описываемых событий подразумевал Авен как меру, альтернативную «соглашательству». Возражения против этого, крайнего, средства, в первую очередь приходившие в голову, мною уже приведены.

Кстати, интересна история с самим Авеном. Вскоре после назначения его министром выяснилось, что министр он неважный. Как писал Гайдар, «ему мешало не только отсутствие опыта, но и нервы, частые перемены настроения». Ельцин регулярно заводил с Гайдаром разговор о замене Авена, всякий раз аргументируя это одним и тем же: «Ну, Егор Тимурович, он, может, и хороший специалист, но вы же видите — не министр». Это был совсем иной вариант поведения президента, нежели в случае с Лопухиным. Однако Гайдар упорно защищал Авена, категорически выступал против его отставки. Гайдар:

Благодаря защите Гайдара Авен сохранил пост министра вплоть до ухода самого Гайдара и покинул этот пост лишь после отставки своего шефа. Так что не все было так просто с «соглашательством» в кадровых вопросах. Хотя, разумеется, противостоять Ельцину, нередко импровизировавшему или действовавшему с подсказки не очень компетентного «ближнего круга», было действительно непросто.