"Забытая башня" - читать интересную книгу автора (Талагаева Веда Георгиевна)
СВИДАНИЕ ВО СНЕ
Тусклый утренний свет казался лишь прощальными бликами луны, едва отражавшимися в ледяной глади замерзшего озера. Как и ночное светило, солнце не хотело выглядывать из-за свинцовых туч, чтобы посмотреть на угрюмый дикий край, раскинувшийся далеко на западе, в самом сердце Занбаргардских гор. Стены башни, воздвигнутой над озером, не отражали света. Они были угольно-черными даже в нарождающихся лучах зари. Безрадостный рассвет Занбаргарда застал владыку Эверонта спящим в кресле напротив погасшего камина. Он пробудился оттого, что почувствовал поблизости чье-то присутствие. Бессонная ночь, полная волнений, и недавнее явление зловещей тени истощили силы короля темных эльфов. Эверонт нехотя, с усилием приоткрыл один глаз и увидел, что в зале находится Зиирх. Оборотень сидел спиной к нему на голом полу, скрестив ноги, и смотрел за тем, что показывало зеркало Алаоры. С его поверхности лились потоки яркого солнечного света, и Эверонт прикрыл глаза рукой.
— Ты что с ума сошел? Убери это!
— Все же они едут к Генимар, — не отрывая взгляда от зеркала, проговорил Зиирх.
— Проклятье! — сон мигом отлетел прочь, Эверонт вскочил на ноги, — Им надо помешать сию минуту!
— Они уже на перевале Зимняя тропа. Недалеко осталось до границ владений Парладора. Скоро их укроет эльфийская магия, — отозвался оборотень.
Превозмогая резь в глазах, Эверонт заставил себя взглянуть в зеркало. Утреннее солнце щедро заливало снежные склоны гор, одетые лесами из посеребренных инеем голубых сосен. По тропе между двух вершин цепочкой продвигался отряд путешественников. Путники шли пешком, оставив лошадей и багаж у подножия гор на постоялом дворе. Исключение составляла лишь рыжая эльфийка, которая вела с собой единорога синей масти. Четверо из участников отряда подталкивали вперед повозку на полозьях. Из-за нее отряд продвигался медленно, но рубеж, за которым начинались места, защищенные волшебством эльфов, неумолимо приближался.
— Немедленно пошли за Олдрид, — распорядился Эверонт, — Пусть она наколдует бурю. Мне нужна настоящая снежная метель, которая завалит все проходы в горах, сметет их в ближайшую пропасть.
Зиирх поднялся на ноги.
— А как же "Мудрость гоблинов"? — спросил оборотень, устремляясь к дверям, — Книга ведь нужна тебе.
— Мои шпионы в Армаисе потом разыщут и заберут ее, — спокойно возразил Эверонт, не отрывая взгляда от зеркала, — Поспеши, Зиирх.
Оборотень выбежал за дверь. Несколько мгновений спустя в зал вошла эльфийская дева в струящейся накидке из черного бархата. Она была высокой и худой, у нее были необычные для темных эльфов серебристо-светлые волосы. Они свободно спадали вдоль лица на плечи и спину и придавали бледной эльфийке вид призрака. За ее спиной в дверях опять возник Зиирх и уставился в зеркало.
— Наконец-то, — одобрительно взглянув на пришедшую на его зов колдунью, молвил владыка Эверонт, — Олдрид последний ребенок, родившийся у нашего народа еще в Гланарионе, Зиирх. Ей было сорок лет, когда мы ушли на запад, и она еще помнит Солнечный лес.
Олдрид поклонилась королю темных эльфов и устремила взгляд на волшебное зеркало. Ее большие глаза были столь же пустыми и бесцветными, как и глаза Эверонта.
— И она единственная из магов, кто сохранил разум, борясь с волшебством Нумара, верно? — добавил Зиирх.
— Она очень сильна, — кивнул Эверонт и знаком велел оборотню молчать.
Темная эльфийская ведьма остановилась в центре зала прямо против зеркала Алаоры. Несколько мгновений она безотрывно глядела на заснеженные склоны Лазурных гор. Потом закрыла глаза и запела, почти не разжимая губ. Под сводами высокого потолка эхо разнесло нежный чистый голос, сплетавший в неведомые узоры слова на труднопроизносимом древнем языке. Голос был легок, как порхание бабочки, но песня, была тяжела, точно гул бушующего пламени. У Зиирха и владыки Эверонта начала кружиться голова.
* * *
Тропа была широка, но в горах недавно отшумел зимний буран, и снег не был как следует утоптан. Ноги утопали в сугробах почти до колена. Полозья повозки, в которой спал зачарованным сном Восточный Колдун, то и дело застревали. Путники продвигались вперед медленно, с усилиями. Только Тарилор и ее синий единорог будто плыли над поверхностью снега, почти не задевая его и не погружаясь в сугробы. Эзельгер плелся позади, понурив голову, и почти не замечал происходящего вокруг. Каждый раз, как он спотыкался в снегу, Тарилор бросала на него обеспокоенные взгляды, но и это не выводило белокурого эльфа из задумчивости.
— Что это с ним? — наконец, не выдержав, спросила Тарилор у Нока.
— Увидел ночью страшный сон, — прокричал гном, придвигаясь ближе к эльфийке, — Он мне говорил, в чем дело, но я слышу-то плоховато. Так что я понятия не имею.
Все остальные оглянулись на кричащего гнома, потом с интересом посмотрели на Эзельгера.
— Спасибо за деликатность, — проворчал он сквозь зубы, — Вы не просто шушукаетесь за моей спиной, а прямо таки орете во всеуслышание.
— А? Чего? — переспросил Нок.
Демон не успел ему ответить. Элиа, шедший чуть в стороне, вдруг сделал шаг вперед и упал как подкошенный лицом в снег. Кадо всплеснул руками, отпустил борт повозки, которую толкал вместе с Евгленом, Вернигором и Ронфом, и кинулся поднимать упавшего друга.
— Элиа, ты устал? Держись, приятель! — проголосил Нок, также двинувшись на помощь, — Вон за тем поворотом Белая скала. А за ней уже спуск в Спрятанную долину. Мы в шаге от эльфийской земли.
Элиа вдруг резко сел в снегу, оттолкнув протянутые к нему руки друзей. Дико озираясь вокруг, он запустил трясущиеся пальцы в растрепанные волосы. Его скачущий взгляд остановился на встревоженном лице гроссмейстера.
— Вернигор, все очень плохо, — голос, которым Элиа обратился к воину Крылатого Льва, принадлежал не ему, то был глухой низкий голос колдовского камня, — Достань Колдуна из повозки, ее надо бросить. Надо бежать со всех ног к Белой скале. Надо укрыться во владениях эльфов. Беда идет.
Все остановились и замерли, не сводя глаз с Элиа. Тарилор побледнела и прижала ладонь ко рту. Она отпустила повод единорога, и он, тревожно заржав, стремительно поскакал вперед, к повороту у Белой скалы.
— Беги, Орландо! — крикнула ему Тарилор.
Единорог скрылся за скалой. Вернигор молча открыл дверцу повозки, достал из нее Юна и без всяких церемоний закинул спящего чародея себе на плечо.
— Уходим, — коротко распорядился гроссмейстер.
В лесу, окутывавшем горный склон, было очень тихо. Сосны перестали поскрипывать стволами на ветру. Даже постукивание дятла в глубине чащи прекратилось. Вдруг по самым верхушкам серебряных крон деревьев прокатился легкий ветерок. Он донес неясное гудение. Оно приближалось и превращалось в песню на непонятном языке. Дневной свет, до той поры ясный и чистый, начал меркнуть, как вечером. Облака затянули небо над Лазурными горами, из них посыпался снег. Голос, звучавший из-за облаков, стелился по земле, цепляясь за разломы в горной породе, за ветки деревьев. Его пение обволакивало и обессиливало, заставляя двигаться медленнее, задерживая движения.
— Не слушайте! — сказала Тарилор друзьям и устремила тревожный взгляд на Белую скалу, — Нам нужно спешить.
— Бежим скорее! — добавил Вернигор, указывая назад.
Все невольно оглянулись. Над соседним склоном слышался ужасный треск и вой. Там ломались деревья под напором дикого ветра. С горы на тропу катилась снежная лавина, подгоняемая неведомо откуда налетевшей бурей. Вихрь крутил снежные валы, сметая все на пути, разбрасывал камни, корежил стволы сосен, выворачивал с корнем старые пни и кустарник.
— Все к Белой скале! — крикнул Вернигор, стараясь перекричать шум бури, — Кадо, помоги Элиа!
Кадо не надо было просить. Он подхватил друга под локоть, поставил его на ноги и потащил вперед. Не разбирая дороги, не слушая жуткого чарующего пения, путешественники кинулись к повороту тропы, в спасительную тень Белой скалы. Встречный ветер сбивал их с ног, мешая двигаться и дышать. Ветки деревьев цеплялись за одежду, задерживая. Небо и земля смешались в дикой пляске снега. Один за другим путники покатились по сугробам, потеряв опору под ногами. Их неудержимо влекло к обрыву в стороне от тропы. Казалось, остановиться не было никаких сил. В вое ветра вдруг послышалось звонкое ржание. На тропинке под скалой появился синий единорог. Ветер трепал его гриву, но он твердо стоял на земле. В зубах синий скакун держал веревку особого эльфийского плетения. Он мотнул головой, и один конец веревки метнулся вперед и оказался на снегу совсем рядом с Тарилор. Эльфийка протянула руку и схватилась за веревку в тот самый миг, когда ее ноги уже повисли над пропастью. Чуть выше за веревку ухватился Нок, а Кадо, одной рукой державший Элиа за шиворот, ухватился за пояс Тарилор. Все, что произошло в дальнейшем, путники вспоминали, как сквозь сон. Никто в точности не мог сказать, как ему удалось удержаться на краю пропасти. Никто не помнил, как у него получилось поймать конец веревки, брошенной единорогом. Но все ясно видели, как наделенное волшебной силой магическое существо, похожее на лошадь с крученым рогом во лбу, переступая копытами и изгибая могучую шею, тянуло веревку к Белой скале, прочь от зияющего пустотой провала. Буря завывала в горах, продолжая крушить все вокруг. И только когда единорогу удалось дотащить путников на веревке до поворота и укрыться с ними за Белой скалой, колдовское ненастье вдруг отступило и стихло, точно разбившись о невидимую преграду. Повисла тишина, показавшаяся оглушительной. Воздух прояснился, небеса опять засияли солнечным светом морозного утра. Лазурные своды соснового леса переливались и искрились кристаллами инея, неслышно роняя снежинки на широкую тропу, ведущую вниз по склону. Далеко внизу сосновые леса отступали, горы раздвигались, и взгляду открывалась круглая как чаша долина. На дне долины под солнцем раскинулся город из белого камня, покрытого кружевом искусной резьбы. На крышах его островерхих башен лежал снег, и развевались голубые и зеленые знамена, украшенные изображением листьев плюща. Глядя на безмятежный, окруженный покоем город, путники бессильно опустились на снег и с трудом перевели дыхание.
— Парладор, жилище зловредных эльфов, — пробормотал Ронф, облизывая пересохшие губы и прижимая ладонь к груди, где под одеждой хранилась заветная книга, — Вот уж не думал, что его вид окажется таким приятным для глаз!
Остальные не промолвили ни слова, но все были согласны с гоблином. Единорог выронил веревку, мотнул головой и с радостным ржанием поскакал вниз по тропе в долину. Судя по следам, оставшимся на снегу, он проделал это уже во второй раз.
* * *
Элиа плохо помнил, как он и его друзья спускались со склона, как сошли в Спрятанную долину и оказались у стен Парладора. Соприкосновение с темным колдовством истощило его силы до предела. Когда ворота белого эльфийского города отворились перед путниками, Элиа потерял сознание. А когда он очнулся, было утро, начало девятого часа. Робкое солнце проглядывало сквозь прозрачные занавеси на окнах его комнаты, голубые сосны в горах были покрыты бахромой инея, в лощинах между хребтами еще не улеглась дымка зимнего тумана. Эльфийская дева в серебряном одеянии принесла Элиа завтрак на плетеном подносе с ручками: чашку душистого овощного бульона, еще теплый, только вынутый из печи хлеб с маслом и сыром и укрепляющий настой в узком кубке. С ней пришел Ронф. Он выглядел подавленным. Мало того, что само присутствие эльфов угнетало гоблина, так эти немыслимые создания вдобавок заставили его умыться, постричь ногти и надеть чистое платье.
— Видал безобразие? — Ронф подергал себя за одежду на груди, — В жизни не надевал такого уродства!
На нем был черный с серебром кафтан из превосходного бархата, служивший когда-то эльфийскому ребенку и бережно сохраненный в княжеских сундуках.
— Тебе идет, — ответил Элиа.
— Ты сам не понимаешь, что говоришь! — возмутился Ронф, — Ты вообще как? Рыжая просила узнать о твоем самочувствии. Эти долговязые любители разрядиться в пух и прах затеяли какую-то церемонию в честь праздника. Говорят, будет сама бабуля. Они очень хотят, чтобы ты пришел, но если ты еще нездоров…
— В честь праздника? — перебил Элиа с недоумением.
— Ну, да, — кивнул гоблин, — Вчера был Последний день в году. Ты не знал?
— Конечно, нет, — Элиа сел на кровати, — Сколько же я проспал?
— Два дня, — ухмыльнулся гоблин, — Все уж боялись, что ты вырубился всерьез и надолго. Так ты плохо себя чувствуешь? Сказать Тарилор, что ты не встанешь?
— Нет, я приду, — возразил Элиа и потянулся к кубку с настоем, от которого успокаивающе пахло травами, — Тем более, ты говоришь, что Генимар там будет.
— Ага, — кивнул гоблин, — Она хотела всех нас видеть. Страсть до чего боюсь этой эльфийской ведьмы. Вдруг еще заколдует меня.
Элиа улыбнулся. Темно-зеленая теплая жидкость была кисло-сладкой на вкус и оставляла приятный холодок во рту. С каждым глотком она будто прибавляла жизненных сил.
— Брось ты, — сказал Элиа гоблину, — Все так говорят, пока не увидят ее.
* * *
Элиа присоединился к своим друзьям в зимнем саду князя Дарфиона на верхней площадке одной из башен. Летом этот сад произрастал под открытым небом, зимой над ним была поднята стеклянная крыша. Это место было уже знакомо Элиа по первому приезду в Парладор. Поднявшись в зимний сад, гости Спрятанной долины увидели, что их ожидают сам князь Дарфион, его дочери Нарилен и Ийнариэль, а также Тарилор, ее родители и сама Генимар. Все эльфы были одеты вопреки обыкновению в яркие голубые и розовые одежды, богато расшитые серебром и золотом. Хозяева Спрятанной долины приветливо улыбались всем пришельцам без исключения и встретили их появление низким поклоном.
— Для нас эльфов важнее начало, а не конец, — промолвил владыка Дарфион, когда гости и хозяева остановились в центре башенной площадки друг против друга, — Поэтому мы привыкли праздновать, не последний день старого года, а первый день нового. Сегодняшний праздник мы просим вас провести вместе с нами. У вас принято дарить подарки в такой день. Генимар приготовила для каждого из вас особый дар. Мы оставляем вас с ней.
Эльфы поклонились и ушли. Только Тарилор осталась, потому что Генимар задержала ее, коснувшись рукой плеча. Провидица обвела собравшихся взглядом глубоких темных глаз, в которых как всегда скрывалась улыбка.
— Мой дар действительно особый, — молвила она, прикоснувшись к мыслям каждого, — Возможно, он удивит кого-то из вас, но это именно то, что я хотела бы вам подарить. То, что могу вам дать от всего сердца.
Она указала на узкие плетеные кушетки, поставленные среди растений сада, и жестом попросила Элиа и его друзей сесть. Стоило им занять предложенные места, по едва заметному знаку Генимар в зимний сад вошли эльфийки, одетые также нарядно и ярко, и внесли маленькие глиняные чаши с дымящимся напитком.
— Это напиток новогоднего сна, — с улыбкой проговорила Генимар, не разжимая губ, — Испив из чаши, вы погрузитесь в сновидение, в котором увидите что-то важное и дорогое для вас. Я не знаю, что вам откроет сон. Это может быть пророчество будущего или дорогое воспоминание из прошлого. Предостережение для вас или ваша мечта. Сон сам выберет, куда перенести каждого из вас. Но он не будет пустым и не пройдет даром. Таков подарок эльфов на Первый день в году. Примите же его, прошу.
Она опять подала знак, и эльфийские девушки подали гостям чаши с сонным зельем. Один за другим друзья Элиа осторожно отпивали из чаши прозрачный, теплый напиток и с недоумением оглядывались вокруг, пытаясь понять, что изменилось.
— Боязно как-то, — пробормотал Ронф, обнюхивая содержимое чаши, — От этих эльфов всего можно ожидать.
Он опасливо лизнул зыбкую поверхность жидкости, и вдруг оказался глубоко под землей, в огромной пещере, пронизанной неведомо откуда идущим светом. Желтые лучи играли на поверхности стен, на острых гранях спускающихся с потолка и поднимающихся от пола сталактитов и сталагмитов. Лучи струились, рассеивая полумрак, и скрещивались в центре перед мозаичным панно на дальней стене пещеры. Оно изображало семерых богато одетых мужей, собравшихся в горном подземелье перед обломком большого серого камня, словно служившего постаментом. На этом постаменте находился предмет, переливавшийся всеми цветами радуги, похожий на кусок горного хрусталя. То был кристалл неправильной формы, на него были направлены взгляды всех собравшихся. Ронф понял, что перед ним изображение Старых волшебников, в давние времена сотворивших Кристалл Знания. Он сделал шаг вперед, чтобы рассмотреть мозаику получше. Свод пещеры на мгновение окутался дымкой, и изображение вдруг стало живым. Молодой гоблин едва сдержал крик, когда чародеи вдруг появились прямо перед ним, а в центре пещеры замерцал в лучах неведомо откуда идущего света синий кристалл…
* * *
Нок не сдержал ехидной усмешки, увидев, как гоблин, едва лизнув содержимое чашки, ткнулся носом в пологую спинку кушетки и закрыл глаза. Чаша с напитком новогоднего сна так и осталась у него в ладонях. "Хиловаты эти остроухие уродцы", — злорадно подумал гном, прихлебывая из своей чаши, и в свою очередь уронил голову на спинку кушетки, сплетенную из ивового прута. Вокруг него все заволокло дымкой, пронизанной зыбким светом. Видения, замелькавшие перед глазами Нока, были бессвязны и обрывочны. Сначала он увидел склонившуюся над ним принцессу Юрлин. Она смотрела на него и плакала. Не успел гном удивиться и встревожиться, как обнаружил себя в кабинете Себастьяна, владельца издательства "Веселый гном", сидящего на собственном кресле Себастьяна, за его собственным столом. Кресло было до того высоким, что ноги в нем не доставали до пола. Нок приподнялся и встал на сиденье во весь рост. Выпрямившись, он вдруг увидел прямо перед собой силуэт острой, как игла, черной башни. Ее тень накрыла гнома с головой…
* * *
Евглен тоже увидел во сне башню, и не одну. Величавые пятиугольные башни старинной ратуши, сложенные из едва обтесанных глыб черно-красного базальта, вздымались над городом, возвышаясь надо всем, даже над замком сеньора, видневшимся в отдалении. Широкая лестница в триста ступеней вела к дубовым двустворчатым дверям. Пестрая толпа людей всех званий и сословий собралась у подножия лестницы. Евглен никогда не был в Гантагоре, но сразу узнал этот город на границе и древнюю ратушу, где издавна короновали занбаарских королей. Вглядываясь в толпу, он узнавал знакомые лица. Он видел на лестнице Робура-младшего в парадной форме и пурпурном плаще. Тут же были и другие его товарищи, одетые столь же торжественно. В толпе Евглен разглядел Элиа и Кадо. А в одной из дам вдруг узнал королеву Эрию. Супруга занбаарского владыки стояла почти рядом с первой ступенькой лестницы. Она была в трауре, но ни печали, ни страдания не было заметно на прекрасном лице королевы. Только легкая грусть и спокойный взгляд, лучащийся счастьем. Все вокруг чего-то ждали. По ступенькам, ни на кого не глядя, медленно и торжественно поднялись два глашатая, неся на богато украшенном серебряном подносе некий сияющий предмет. Наверху лестницы, одетый в самое лучшее платье гроссмейстера ордена Крылатого Льва, стоял Вернигор. Когда Евглен увидел, кто стоит рядом, у него перехватило дыхание. Он не мог поверить в то, что видел, хотя досмотрел всю церемонию до конца. Когда Евглен очнулся, видение продолжало пребывать с ним…
* * *
Напиток новогоднего сна напоминал подогретую воду. Сделав долгий глоток, Вернигор обнаружил, что лежит на земле, нагретой солнцем. Степные ковыли качались вокруг, сколько мог охватить взгляд. Выцветшее от жары небо было совершенно безоблачным. В нем носились жаворонки, а внизу по дороге медленно продвигался на запад богатый караван, сопровождаемый многочисленной охраной, состоявшей из воинов в кожаных доспехах и коротких пурпурных плащах. Вернигор понял, что видит перед собой и приподнялся на локте, чтобы разглядеть получше. "Если армаисские девицы закрывают лицо, как же ты разглядел свою королеву?" — услышал он словно издалека голос Веда. Вернигор улыбнулся и встал с земли. Богато украшенный, отделанный позолотой и перламутром, возок ехал пустым. Рядом шла девушка в длинной полосатой накидке с закрывающим голову и лицо глубоким капюшоном. Она срывала мелкие цветочки, попадавшиеся на обочине, и все больше отходила от каравана в сторону. Вернигору приходилось следовать за ней. Он шел поодаль, чтобы не мешать, и лишь поглядывал на северный горизонт, слыша где-то в той стороне нарастающий гул. В караване этот звук вызывал тревогу. Воины и челядинцы переговаривались и тревожно вглядывались в даль.
— Похоже, мы сейчас встретимся с кочевниками, — хмуро заметил Вернигор, глядя на спину девушки, увлеченной собиранием выгоревших на солнце цветов, так, словно из них можно было составить самый красивый в мире букет, — Сели бы вы в повозку, госпожа.
Она не ответила, словно не услышала. Ее руки продолжали срывать один увядший стебелек за другим, а гул в степи все приближался и нарастал. Внезапно за ближайшим холмом взметнулось облако пыли, и прямо на Вернигора и девушку выскочил табун диких единорогов. Он мчался к каравану, и люди на дороге всполошились, спеша отогнать повозки и отвести в сторону лошадей. Охранники и прислуга увидели, что на пути табуна оказались два ушедших в сторону человека. Послышались испуганные, предупреждающие крики. Девушка дико закричала, и цветы посыпались у нее из рук. Мощные копыта сотрясали землю, мчась прямо ей навстречу, целый лес перламутровых рогов сверкал на солнце, слепя глаза.
— Бегите! Бегите в сторону! — крикнул Вернигор, стараясь перекричать топот и рев дикого стада.
Девушка замерла на месте, закрыв лицо руками. Столб пыли, рвавшийся из под копыт единорогов, скрыл ее почти с головой. Вернигор бросился вперед. Почти ничего не видя, он дотянулся до тонкой фигурки в полосатой накидке и схватил девушку за шиворот.
— В сторону, дура! — сердито рявкнул он и вытащил девушку из-под копыт в самый последний миг.
Вернигор протащил ее несколько шагов, потом девушка опомнилась и сама бросилась бежать. Не видя дороги под ногами, они бежали прочь от того места, где проскакало необузданное стадо. Ковыль хлестал по ногам, цеплялся за полы одежды. Пыль забивалась в ноздри, и солнце слепило глаза. Наконец, на соседнем холме, девушка выбилась из сил и остановилась. Вернигор остановиться не успел и налетел на нее, сбив с ног. Они скатились по песчаному откосу, точно по снежной горке зимой, и остались сидеть на склоне у подножия холма среди высокой травы, в которой цвели желтые и белые маки. Стук копыт и бешеное ржание затихали вдали. Со стороны каравана доносились крики людей, уже пустившихся на поиски.
— Ну и полет! — сказала девушка, отдышавшись и оглядевшись.
Она подняла голову, глядя на вершину холма, и капюшон упал ей на плечи. У нее было светлое лицо с огромными темными глазами, все еще испуганными, и ямочки на нежных щеках. Темные волосы вились под сеткой, сплетенной из пестрого бисера и ленточек. Вернигор почему-то смутился и потянулся за белым маковым цветком, росшим неподалеку.
— А эти-то покрасивее будут, — усмехнулся он, старательно отводя взгляд к цветам.
— Ну да, — согласилась девушка, и они оба с облегчением рассмеялись.
Вернигор отдал ей сорванный цветок и потянул за руку, помогая встать на ноги.
— Испугалась? — улыбнулся он, и поправил темный локон, выбившийся из-под сетки.
Она ответила теплой улыбкой, но потом, будто вспомнив о чем-то, отпрянула. Темные глаза метнули молнии. Маленькая ладонь звонко хлопнула Вернигора по щеке.
— Да как ты смеешь! — девушка вырвала свою руку из руки Вернигора и гордо вскинула голову, — Я принцесса, а ты простой воин.
Она накинула капюшон, пряча лицо, и начала взбираться вверх по склону холма. Обеими руками девушка цеплялась за росшую на склоне траву. Белый цветок все еще покачивал головой у нее в кулачке. Прикусив губу от досады, оскорбленный Вернигор поднимался следом. Щека у него горела. Принцесса спотыкалась на каждом шагу, но помогать ей молодой воин не собирался. С него было достаточно и первого раза…
* * *
Пребывание в Спрятанной долине, сам ее воздух всегда внушали умиротворение. Но в этот раз Кадо не находил успокоения в обиталище эльфов. Его мысли были заняты Туманным островом и сестрой. И делая глоток из чаши сновидений, он не мог сосредоточиться на новогоднем подарке Генимар. В чашке, поданной с такой таинственной торжественностью, оказалась горячая вода. Отпив, Кадо поставил ее себе на колени, поднял голову и увидел, что сидит в лодке. Она медленно двигалась по глади озера, погруженного в туман. Зыбкая дымка, пронизанная лучами света, стелилась по зеркалу воды, и расходилась в стороны прямо перед носом лодки. Словно из глубины вод впереди поднимался зеленый остров, одетый кленовыми рощами, окруженный серебристо-сиреневыми скалами, звенящий водопадами. Кадо привстал со своего места в лодке. В детстве он тысячу раз видел этот сон и с нетерпением ждал продолжения. На берегу он уже видел дом, стоящий у самой воды, и длинные мостки причала, ведущие прямо к дверям. Кадо знал, что сейчас на пороге дома покажется закутанная в длинный светлый плащ женская фигура, а он будет во все глаза смотреть на нее и надеяться, что это его сестра. Так случилось и в этот раз, но конец в его сне был иным. Когда лодка подошла чуть ближе, белая фигура на мосту вдруг шагнула вперед и откинула с лица капюшон. Кадо увидел улыбающееся лицо Южной Колдуньи…
* * *
Никогда прежде Тарилор не доводилось отведать напитка сновидений. Его готовили для сановников и государей, для ученых мужей или важных гостей, появлявшихся в Парладоре время от времени. На сей раз Тарилор сама нежданно-негаданно оказалась в их числе. В этом эльфийке виделся какой-то особый замысел ее бабки-провидицы. Тарилор не знала, что приготовила ей мудрая женщина, чье молчание было красноречивее всяких слов. Она медлила, глядя, как спутники засыпают один за другим. Уснули воины Крылатого Льва, Кадо, гном и даже принц гоблинов. Эзельгер, сделав долгий глоток, уронил чашу на пол и запрокинул голову на спинку кушетки, а Тарилор все не смела поднести свою чашу к губам. Наконец, когда Элиа закрыл глаза и опустился на лежанку, эльфийка решилась. Тарилор не знала, куда попадет, когда сделает свой глоток из зачарованной чаши. Она зажмурилась, но, открыв глаза, обнаружила, что по-прежнему находится в башне с зимним садом. Только вокруг нее никого нет, и лежанки с остальными гостями Спрятанной долины исчезли. Она стояла посреди площадки, оглядываясь вокруг. Вечерело. Стеклянная крыша над башней исчезла, и в небе видны были загорающиеся искорки звезд. Растения и цветы в саду бурно расцветали, точно и не было зимы. Тарилор поняла, что каким-то непостижимым образом в Парладоре воцарилось лето. Оно властвовало и в долине за стенами эльфийского города. Ее пышные леса и струящиеся водопады виднелись в оконных проемах, оплетенных настурцией и ломоносом. Под одним окном стояла скамейка. Тарилор подошла и присела на край. Всю смотровую площадку башни вдруг окутал туман. Он растекался среди горшков и кадок с растениями, вился вокруг мраморных статуй, украшавших входы и простенки между окнами. В тумане мерцал лунный свет. Тарилор показалось, что на скамейке с другой стороны кто-то есть…
* * *
Холод пробирал до костей. Обжигающий ледяной ветер затруднял дыхание, колол глаза, мешал идти. Он цеплялся за складки зеленого эльфийского плаща, норовя сорвать его с плеч. Элиа с усилием сделал еще один шаг и опустил взгляд. Под ногами холодно мерцал и переливался гладкий, как зеркало лед. Он был почти прозрачен, и в его бездонной глубине точно тлело, не желая до конца угаснуть, далекое багровое пламя. Оно манило, притягивало к себе сквозь толщу льда и озерной воды. Элиа заставил себя оторвать от него взгляд и поднял голову. Он обнаружил, что стоит на пороге высокой башни. Ее черные стены угрожающе устремлялись вверх, а верхушка скрывалась за облаками. Элиа толкнул дверь и вошел внутрь. Ступени винтовой лестницы понесли его все выше и выше, и в мгновение ока Элиа очутился на самом верху, на круглой смотровой площадке, среди воя ветра и кружения мглистых облаков. Элиа поднялся на площадку и замер, цепенея от холода. В кольце острых каменных зубцов у края площадки стояла высокая фигура в развевающемся плаще. Некто глядел с высоты на угрюмые горные вершины и озеро у их подножья. Незнакомец не оглянулся при появлении Элиа, но юноша был уверен: он знает о его приходе, он ожидал его. То был неведомый враг Гвендаля, его неведомый враг. Элиа плотнее запахнулся в плащ и сделал шаг вперед, намереваясь взглянуть, наконец, в лицо того, кто так долго был скрыт тьмой. Тогда незнакомец вдруг обернулся навстречу, и его лицо рассыпалось слепящей, оглушающей чернотой…
* * *
Лунные лучи переплетались в тумане, касаясь предметов и придавая им причудливые формы. Когда Тарилор пристальнее вгляделась в серебристую завесу, она стала редеть, и появился темный силуэт. На другом краю скамьи сидел смуглый кудрявый юноша, одетый во все черное. Его глаза, казалось, не отражавшие света, были устремлены на Тарилор, и излучали грустную нежность. Увидев его лицо, Тарилор перестала дышать. Было так тихо, что слышен был шелест струй, сбегающих в долину водопадов и шорох ветра, играющего листвой деревьев.
— Это ты, — наконец, вымолвила Тарилор и перевела дыхание, чувствуя, что дрожит от облегчения и радости, — Наконец-то я вижу тебя!
Она придвинулась ближе, стремясь лучше разглядеть сидящего на против, и боясь моргнуть глазами, чтобы видение не исчезло. Он не двигался и молчал, но смотрел все также нежно.
— Я столько раз просила небо послать мне сон про тебя, а его все не было, — прошептала Тарилор, — И вот, наконец, я могу увидеть тебя хотя бы во сне. Я не успела сказать… Я люблю тебя.
Он ласково улыбнулся.
— А я тебя.
Расстояние, разделявшее их на скамье, исчезло. Они сами не заметили, как их дыхание смешалось и превратилось в поцелуй. Когда Тарилор заставила себя, наконец, открыть глаза, все вокруг снова начало заволакивать туманом. Эльфийка пришла в ужас и схватилась за руку возлюбленного.
— Не исчезай опять! Не теперь! — взмолилась она.
Туман клубился вокруг скамьи, его густые белые волны уже перехлестывали через сиденье. Орн взял Тарилор за плечи заглянул ей в лицо.
— Послушай меня! — торопливо сказал он, — Времени мало…
— Послушай, — настойчиво повторил демон, — Это не сон. Я жив, я скоро вернусь к тебе и больше никогда не исчезну, обещаю. Ты веришь мне?
— Да, — слабо откликнулась Тарилор.
В ту же секунду все скрылось в тумане. Орн огляделся и понял, что сидит на скамейке один…
* * *
Гоблины — народ храбрецов. Поэтому Ронф не испугался ожившей картины стародавних чудес. Ну, почти. Он не успел толком струсить, потому что его руку вдруг сжала теплая ладонь.
— Не бойся. В том, что ты видишь, нет зла, — от снопа яркого света, бьющего откуда-то сверху, отделилась женская фигурка, и к нему подошла Агния.
Ронф удивился. Никогда еще она не была одета так просто — в свободное белое платье. Никогда они не оставались одни. И уж точно не держались за руки. Пожалуй, это было приятно.
— Не бойся, — повторила она успокаивающе.
— Я-то не боюсь, — ухмыльнулся Ронф, — А ты вот ты не боишься?
Агния посмотрела на него и улыбнулась той лукавой озорной улыбкой, которая ему всегда нравилась.
— Нет. Ты же со мной!
Ни при личной встрече, ни в своих письмах она не высказывала ничего подобного. Пожалуй, это тоже было приятно…
* * *
Волшебные сны отлетали прочь также быстро, как приходили. Один за другим гости князя Дарфиона приходили в себя на плетеных кушетках в зимнем саду замка и с недоумением взирали на окружающий мир. Яркое зимнее небо, солнечный свет и лежащий в долине снег казались им куда менее реальными, чем те странные, но яркие видения, которые подарил им напиток Генимар. Орн проснулся с гулко бьющимся сердцем и сразу же отыскал глазами Тарилор. Она поднялась со своей кушетки, медленно, точно продолжая грезить, огляделась вокруг и пошла к лестнице, ведущей вниз. Демон пытался поймать ее взгляд, но глаза эльфийки были заполнены мечтательным сиянием, она глядела куда-то вверх, не замечая ничего вокруг. Тарилор прошла мимо демона, точно мимо пустого места, погруженная в какие-то сладкие для нее мысли. Орн в растерянности сел обратно на кушетку, чувствуя себя так, будто опустился с неба на землю. Поблизости послышался шелест платья. Демон увидел, что в зимний сад неслышно вошла Генимар и остановилась возле шпалеры, увитой плетистыми розами. С едва заметной улыбкой на губах она наблюдала за пробуждением отведавших напиток сновидений.
— Чудные я видел дела! — охотно делился Нок с Евгленом, — В роде как госпожа Юрлин плакала надо мной. Виданное ли дело, чтобы эльфы плакали?
— А я видел свою невесту, — похвастал Ронф, которого появление Агнии поразило даже больше, чем явление творцов Кристалла знания, — А ты, воин?
— Я, — Евглен нерешительно замолчал и устремил взгляд на Вернигора, точно вопрошая ответа об увиденном, — Я видел… я даже не могу сказать.
— И я, — упреждая вопросы, молвил Вернигор.
— А мне приснилась сестра, — сказал Кадо, — Надеюсь, все будет хорошо.
Элиа ничего не сказал. Также, как и Тарилор, он словно ничего не слышал и не замечал. Но его взгляд не был мечтательным, а глаза были темны от каменной зелени. Орн обратился взглядом к Генимар.
— Разве она видела не то же, что и я? — спросил он мысленно.
Генимар с ласковой улыбкой кивнула.
— Тогда почему же она на меня даже не взглянула? — с горечью удивился демон.
— Она видела тебя таким, каким помнит, — спокойно объяснила Генимар, — Таким, каким ты был прежде. Поэтому она тебя не узнала.
Эльфийка подошла к кушетке и едва ощутимо ободряюще коснулась плеча Орна.
— Всему свое время. Подожди еще немного.
Она перевела взгляд на Элиа. Ссутулившись, точно от тяжкой ноши на плечах, запахнувшись в плащ от холода, он брел к выходу из башни.