"Бойцовые псы" - читать интересную книгу автора (Волошин Сергей Александрович)

Глава 7

Следователь по особо важным делам Московской городской прокуратуры Виктор Петрович Чурилин приехал на место убийства Кирилла Парфенова только на третий день, после того как попал в больницу с приступом аппендицита его заместитель Женя Скворцов, которому он поручил это дело. Верный висяк, думал Виктор Петрович, поднимаясь в лифте на четвертый этаж. Я эти висяки нутром чую. Ведь кто такой Парфенов для опытного киллера? Плановик на Метрострое. Значит, косят под что-нибудь бытовое. Загружают следователей, которые и так завалены такого рода мелочевкой, отвлекая от перспективных дел.

Он скептически осмотрел лестничную площадку, где это произошло. Конечно, уходя от нас на операционный стол, Скворцов все сделал грамотно. Но не более того. Бывают следы, которые поначалу ни о чём не говорят. Киллер попался, судя по всему, грамотный. И хладнокровный, что указывает на его профессионализм.

В чём мог провиниться плановик Метростроя и перед кем? Перед начальством, перед женой… Перед кем ещё? Женя такие вопросы перед собой, похоже, не ставил… И соседи ничего такого за погибшим не замечали. Правда, говорили, будто у него перед гибелью, после того как он на новую квартиру недавно переехал, появились кое-какие деньжата. Ну там японский телевизор приобрел, видак, стальную дверь поставил… Дверь всем видна, а телевизор с видаком не дают окружающим спать. Парфенов с супругой пристрастились смотреть по ночам разного рода душераздирающие фильмы. Дело хозяйское, хотя с точки зрения соседей и предосудительное.

Но за это как будто сегодня не убивают. Другое дело — не дают спать по ночам. Он, Чурилин, за это убил бы. И вяжите меня, люди добрые. Хоть в КПЗ отосплюсь…

Но соседи Парфенова явно не похожи на шизофреников. Не давали спать, да, но если громко постучать в стенку, всегда делали потише. Словом, отпадает и это… Тогда что?

Жена Парфенова, пожилая, полная женщина с заплаканным лицом, что, кстати, не вяжется с предположением, будто она заказала неверного супруга, была несловоохотлива. Дочь Галя, приехавшая на похороны отца из Питера, где жила после замужества, мало что знала. Но с ней хотя бы приятно было потолковать. И вообще, что есть несомненно положительного в его профессии, так это возможность сколь угодно долго беседовать с привлекательной молодой женщиной, в чем она не смеет отказать. Даже, как сейчас, в присутствии ее матери, чье имя-отчество он запамятовал, а переспросить неудобно…

— Скажите, Галина Кирилловна, только честно и, как видите, без протокола: вы были не в ладах с отцом?

— Папа не хотел, чтобы я уезжала из Москвы. С моим мужем они не ладили.

— Это ревность или характер такой?

— Не знаю, как сказать… — Она пожала плечами и достала сигарету, чтобы, по-видимому, преодолеть волнение.

— Вас понял… — кивнул Чурилин. — Увы, такова моя профессия. Если среди нормальных людей принято считать, что о мертвых либо ничего, либо только хорошее, то на нас, следователей, это не распространяется…

Он похлопал по карманам в поисках спичек, потом услужливо дал ей прикурить.

— Итак, вы уехали, потому что зять и тесть не смогли бы ужиться, я вас правильно понял?

— Ну да… — Она несколько растерянно посмотрела на него. — Но я должна сразу сказать. Мой муж — прекрасный, порядочный человек.

— Вы не так меня поняли, — мягко улыбнулся Чурилин. — Никто вашего мужа не собирается подозревать. Разве не бывает так, что порядочные, интеллигентные люди не способны ужиться? Да сколько угодно! Вот как я со своей первой женой.

— Скажите… — Она, видно, сочла его слова за шутку, хотя он не расположен был шутить. — Вы сможете объяснить, вернее, у вас уже есть хоть какое-то предположение?

— Чего нет, того нет! — вздохнул он. А как хотелось покрасоваться перед симпатичной женщиной, отрапортовать ей, как перед партией и правительством, о достигнутых успехах!

В глазах дочери убитый Парфенов выглядел несколько иначе, чем по отзывам соседей. И почему-то больше верилось ей. Вернее, хотелось верить.

— Он был на вашей свадьбе?

— Что за вопрос? — удивилась она. — Папа никогда не демонстрировал своего нерасположения к моему мужу! Или соседи наговорили вам что-то другое?

— Да нет… единственное, что они сказали, будто ваш покойный отец, мешая им спать по ночам, имел обыкновение смотреть по новому телевизору фильмы ужасов.

— Ах, это… — Она переглянулась с матерью. — Папа действительно ведёт себя как ребёнок. Вернее, вёл… Для него это была новая игрушка, понимаете?

— Он и мне не давал спать с этим своим, как его, видеоплеером, — сказала молчавшая длительное время мать.

— А когда была ваша свадьба? — спросил Чурилин, кивая и что-то отмечая у себя в блокноте.

Они переглянулись.

— Три недели… Да, ровно двадцать дней назад, — сказала дочь.

— А когда у вас появилось видео? — продолжал кивать, что-то записывая, Чурилин.

— Ах, вот вы о чём… — усмехнулась дочь, снова переглянувшись с матерью. — И тоже соседи подсказали? Чуть позже, чем была свадьба. Теперь вы захотите спросить, откуда у моих родителей появились такие деньги и на свадьбу, и на свадебные подарки, и на видеотехнику, ведь так?

— Вам не откажешь в проницательности, — вздохнул Чурилин. Чертова профессия, подумал он. Приходится задавать неприятные вопросы привлекательной женщине, вместо того чтобы говорить ей комплименты.

— Так вот. — Лицо стало жестким. — Мои родители… словом, обменяли прежнюю квартиру на соседнюю меньшей площади, чтобы оплатить мою свадьбу, раз уж я собралась уехать к мужу из Москвы! — Ее голос дрогнул от обиды за родителей. — Ну и на остаток купили эту технику… Хотя я им советовала съездить отдохнуть.

— Он очень хотел… — извиняющимся тоном сказала мать.

— Мама, да что ты оправдываешься?! — остановила её дочь, пренебрежительно глядя на Чурилина.

— Конечно, в этом нет ничего предосудительного! — согласился Чурилин. — Времена, когда преследовали за нетрудовые доходы, слава Богу, прошли! И речь вовсе не об этом.

— Тогда о чём? — спросила дочь. — И что еще вам рассказали соседи?

— Минуточку! — поднял руки вверх Чурилин. — Я бы попросил!

— В таких случаях, кажется, говорят: здесь я задаю вопросы, так? — сощурила глаза дочь покойного.

— Галя… — охнула мать. — Как ты можешь?

— Мой вам совет, Галина Кирилловна, не читайте детективов на ночь, — сказал Чурилин, склонив голову. — И потом, вы у себя дома, а не у меня в кабинете. И это не допрос, а предварительная беседа. И если мы хотим найти убийцу вашего отца, в наших с вами интересах сначала найти общий язык.

— Простите, — сказала она. — Нервы сдают…

— Сочувствую, — сказал Чурилин. — Но всё же позвольте задать вопрос и мне. У вас теперь, как я понимаю, двухкомнатная квартира, а была?..

— А была трёхкомнатная… — вздохнула мать. — А где бы еще мы нашли столько денег?

— Минуточку… — сомкнул свои прямые брови Чурилин. — А что, эти ваши соседи — люди богатые?

— Да нет, не сказала бы… — Мать посмотрела на дочку.

— Ты не поняла, — покрутила та головой. — Речь о Хлестове Игоре Андреевиче, с кем мы обменялись. Возможно, это к нему приходил убийца, имея его старый адрес. А папа вышел в это время из его прежней квартиры. Я правильно вас поняла? — спросила она Чурилина и, когда тот кивнул в знак согласия коротко стриженной головой, впервые посмотрела на него с некоторым интересом.

— Я бы взял вас к себе в группу, — сказал он. — Я сам только успел об этом подумать…

— К тому же они одного возраста с Игорем Андреевичем, — добавила Галина Кирилловна.

— Так вот в чём дело… — тихо охнула её мать.

— Ещё не факт! — поднял указательный палец Чури-лин. — Только как версия. И потому пока не подлежит разглашению, если вы меня правильно понимаете…

Тем временем они вошли в другую комнату, хотя, похоже, в этом теперь уже не было необходимости. Чурилин чувствовал нечто вроде шевеления волос на собственном темени — знак верного предположения. Знак, который подает интуиция тем, кто ей доверяет. Будто ветерок подул и затих.

— Так что, этот ваш сосед, с кем вы поменялись, Хлестов, кажется… Поправьте, если я что-то путаю… он что — жаловался, что у вас слишком громко работает телевизор?

— Нет, вы ничего не спутали, — подтвердила Галина Кирилловна. — Именно Хлестов. Мерзкий тип, вообще говоря. Но вот жаловаться — нет, он не жаловался ни разу, поскольку его телевизор орет еще громче. Живёт один. Дома бывает редко… Вообще, я бы таких убивала.

— Я этого от вас не слышал, — улыбнулся Чурилин. — Но, если можно, поподробнее. Чем именно он вам так не приглянулся?

— Нет, вы представьте! Сам водил себе, никого не стесняясь, всяких девиц и еще требовал, чтобы я вышла за него замуж! Буквально требовал! Он, должно быть, решил, что я польщусь на его деньги! И когда у нас появился впервые мой будущий муж Вася, он сразу взял его в оборот, что-то то ли обещал, то ли угрожал… Представляете?

— С трудом, — пожал плечами, продолжая улыбаться, Чурилин. — А на что он живет, если не секрет, конечно…

— Он занимается чем-то вроде шоу-бизнеса, — сказала она. — Продюсер. Устраивает и проталкивает разного рода девиц на эстраду. Не бесплатно, конечно. За выступление по телевизору берёт больше пяти тысяч «зелёных», представляете? Но сначала — в постель. В качестве предоплаты. Хотя не уверена, что сегодня это ему надо. Скорее, по инерции… Раньше так поступали кинорёжиссеры с молоденькими актрисами. Но они хоть не требовали с них денег!

— Откуда ты это знаешь? — ужаснулась мать.

— Мне не раз предлагали сниматься молодые режиссёры с «Мосфильма», ещё когда я училась в старших классах.

— Боже…

— Да, представь себе. Но там дело кончалось ничем, и они потом очень извинялись… И с некоторыми я до сих пор в дружеских отношениях. А этот? Мне он тоже предлагал… Был достаточно откровенным, поскольку полагал, что я на это клюну… И Васе говорил, будто открыл у меня некий талант, а вот замужество мне повредит. Вроде того, что я уже не себе принадлежу, а искусству, и все в таком же духе… А Вася мой уши развесил: может, и правда, говорит, тебе надо петь? Мол, Игорь Андреевич так озабочен твоим будущим… Он совсем другим озабочен, говорю! Он ни разу не слышал, пою ли я вообще!

— Ну, в детстве, когда ты ходила один год в музыкальную школу, учителя тебя хвалили… — осторожно вставила мать.

— Потому я и бросила, — отмахнулась Галина Кирилловна. — Но речь не об этом, как я понимаю. Виктора Петровича интересует сам Хлестов, а не то, что мы о нём думаем.

— Ну почему? — пожал плечами Чурилин. — В отличие от учителей вашей музыкальной школы я могу, не кривя душой, сказать о вашей способности схватывать суть явления. Того, в частности, что может быть интересно мне как следователю. Поэтому рассказывайте дальше. Я слушаю вас, слушаю… Но сначала я бы на вашем месте предложил мне чашку кофе…

Женщины переглянулись.

— И правда! — сказала мать. — Заговорили человека и даже ничего не предложили… У нас, вы уж извините, такое творится после поминок. Никак не разберёмся до сих пор… Вы тут разговаривайте, а я пойду на кухню. Приготовлю чего-нибудь.

— Может, пока прервемся? — спросил Чурилин, когда мать вышла, присаживаясь без приглашения на свободный стул, поскольку другие были завалены разного рода одеждой.

— Наоборот, — пожала она плечами, тоже усаживаясь. — Вы не можете себе представить, каково для мамы все это переживать заново… Она вышла на шум и увидела папу, обливающегося кровью. Вы можете себе это представить?

— С трудом, — покачал головой Чурилин.

— Она потеряла сознание… Мне это рассказывали соседи. Было много крови, она упала с ним рядом, вся перемазалась, и сначала подумали, что её тоже застрелили… Это тяжело вспоминать, поймите меня правильно. Она столько за эти дни пережила… и сейчас — как после долгой болезни.

— Поэтому я пришел сам… Но хоть что-то она заметила? Неужели ничего не рассказывала? Кто-то сбегал по лестнице, был слышен шум лифта или машины, отъезжавшей от вашего подъезда? Или она сразу упала в обморок?

— Именно так и было, судя по всему, — подтвердила Галина и снова закурила. Потом замахала рукой, отгоняя дым. — Извините, вы ведь не курите?

— Ничего, я привык, — улыбнулся ей Чурилин. — У меня на службе мои сотрудники уже перестали этим интересоваться. И я считаюсь некурящим, хотя весь день провожу в клубах дыма. Но вы продолжайте. Все, что собирались мне сказать. Всё, что считаете нужным.

— Так вот о Хлестове, — сказала она, затянувшись. — Он поведал мне много чего интересного. Интересного скорее для вас, чем для меня. Говорил, будто платит бешеные деньги редакторам музыкальных программ, чтобы пробить своего человека в эфир. Соответственно взимает эту сумму с протеже вместе с комиссионными. Говорит, будто это открьшает путь его певцам и певичкам в провинцию. А провинция сегодня — это настоящие деньги. Человек из Урюпинска только что видел восходящую звезду по телевизору из недоступной для него Москвы, она для него поэтому становится небожителем. Он вышел прогуляться и вдруг снова увидел ее лицо на афише. Оказывается, она уже здесь. Дает концерт на местном стадионе. Этим звезды и живут. И ещё Хлестову отстёгивают, представляете?

— Хотел бы вам напомнить: я следователь прокуратуры, — прервал Чурилин возбужденный рассказ дочери убитого. — Поэтому мне интересно пока что другое: как выйти на убийцу, а не нравы, царящие по другую сторону голубого экрана.

— Но вас должны бы интересовать мотивы происшедшего. — Теперь она смотрела на него холодно и отчуждённо. — Разве нельзя выйти на убийцу, сначала вычислив заказчика?

— Это самый перспективный ход расследования, — согласился Чурилин. — Поэтому продолжайте… Этот Хлестов, он, по-вашему, исчадие ада?

— Нет, конечно. В меру сентиментален. Одинок. И потому обожает своего племянника Андрюшу Логунова, о котором только и говорит, когда перестает говорить о себе. Будто бы его племянник работает в мэрии на ответственной должности, и он очень этим гордится. Хотя, на мой взгляд, все они там взяточники. Но мальчик симпатичный. Краснеет, когда с ним разговариваешь. Вряд ли его можно отнести к заказчикампреступления…

— Вопрос «кому это выгодно?» ещё никто не отменял, тут вы правы, — кивнул Чурилин. — Но одно другому не мешает. Сначала я должен быть уверен, что исчерпал все возможности найти какие-то следы здесь, на месте преступления. Понимаете?

— До вас уже здесь что-то искали. — Она пренебрежительно махнула рукой.

— Я уже смотрю на вас как на своего коллегу, если заметили… Кстати, чем вы там в Питере сейчас занимаетесь, если не секрет? Вы случайно не юрист?

— Случайно нет, — сказала она. — Пока что я домохозяйка. Не могу найти работу по специальности.

— А я как раз о специальности и спросил, — улыбнулся Чурилин.

В это время мать Галины Кирилловны принесла на небольшом подносе две дымящиеся чашечки кофе и немного печенья.

— А вы? — Чурилин поспешно вскочил, чтобы принять у нее поднос. — Запамятовал ваше имя-отчество, уж простите меня, рассеянного.

— Елена Аркадьевна… А кофе мне нельзя. Только вчера едва избавилась от гипертонического криза… Выпейте, не обращайте внимания.

— Маме, судя по всему, вы понравились, — улыбнулась дочь.

— Надо же помочь человеку… — вздохнула Елена Аркадьевна. — Не для себя старается, для нас. Хотя мне это совсем не нужно… Кого-то разоблачать, кому-то мстить… Наверняка этот убийца — несчастный человек и уже сам не рад, что сотворил…

— Мама, о чём ты говоришь! — поморщилась дочь. — Он точно так же потом убьёт кого-то другого. Такие хуже бешеной собаки, понимаешь? Потому что делают это за деньги. И Андрею Васильевичу надо помочь обязательно.

— Твоего папу этим не вернёшь… — махнула рукой мать и заплакала.