"22 июня. Анатомия катастрофы" - читать интересную книгу автора (Солонин Марк)

ТАНКОВЫЙ ПАДЕЖ

Вот так, полным поражением и разгромом, закончилось «танковое сражение» на Западной Украине, крупнейшая битва первых недель войны. Надо полагать, только после того, как немцы собрали и пересчитали все брошенные на обочинах дорог танки, бронемашины, гаубицы, мотоциклы, они поняли — ЧТО им угрожало...

Современный историк находится в более сложном положении. Танков тех уж нет — то, что не было переплавлено в мартеновских печах Германии, после окончания войны было переплавлено на заводах Урала и Запорожья. Точно и безоговорочно определить причину, по которой был потерян каждый из пяти тысяч танков Юго-Западного фронта, невозможно. Тем не менее даже немногие доступные документы позволяют сформулировать вполне аргументированную гипотезу о причинах небывалого поражения.

Так как лучше всего документирована история разгрома 15-го мехкорпуса, то с него мы и начнем изучение феноменального «падежа» танков, охватившего в конце июня 1941 г. войска Юго-Западного фронта. В корпусе было две танковые дивизии: 10-я и 37-я. Потери 10-й тд в бою 23 июня и в последующих стычках с противником подробно, по каждому дню и бою расписаны в докладах командира дивизии и командира корпуса [28, стр. 193—213 и 29, стр. 253—275]. Что же касается 37-й тд, то она до 28 июня боевого соприкосновения с противником — равно как и потерь от авиации противника — не имела вовсе. Сведем всю известную информацию в две таблицы:



Итак, самая мощная в 15-м МК (и одна из лучших по укомплектованности и подготовке личного состава во всей Красной Армии) 10-я танковая дивизия за пять дней превратилась в изрядно потрепанный танковый батальон!

От 318 исправных по состоянию на 22 июня танков к исходу дня 26 июня в строю осталось всего 39. Потери «неизвестного происхождения» составили 226 танков. За пять дней. Даже если предположить, что в докладе командира дивизии и упущены какие-то боевые потери в ходе эпизодических стычек с немецкими пехотными частями, то эта неточность никак не объясняет расхождение между числом боевых (53 танка) и общих (279 танков) потерь. Особенно впечатляет динамика и структура потерь трехбашенных Т-28, которые тихо исчезают, так и не успев, вероятно, сделать ни одного выстрела по противнику. Если верить отчету, 48-тонные КВ с их 75-мм броней ничуть не превосходят по боевой живучести легкие БТ-7 и Т-26 с противопульным бронированием, что по меньшей мере странно. Самое же удивительное — ни в докладе врио командира дивизии, ни в докладе врио командира корпуса эти вопиющие факты даже никак не комментируются!

В 37-й танковой дивизии до 28 июня дела обстояли значительно лучше. 221 танк (из 316) готов вступить в бой.

Еще 26 танков ждут своего часа на месте постоянной дислокации дивизии в г. Кременец. Три четверти от общего числа «безнадежно устаревших» БТ-7 успешно выдержали многодневные бестолковые метания по лесным дорогам и, судя по отчету командира дивизии, пока еще исправны. Неизвестно, куда пропало «всего лишь» 69 танков.

Потери танков 10-й танковой дивизии в бою 28 июня указаны конкретно: 1 КВ, 1 Т-34, 7 БТ-7. С утра 29 июня 15-й мехкорпус был выведен во «фронтовой резерв», что означало безостановочный отход к Днепру. Состояние танкового парка 15-го мехкорпуса по состоянию на 6—8 июля было нижеследующим:



На момент подписания доклада врио командира 10-й танковой дивизии танков в дивизии уже не было. Ни одного. Это прямо указано в тексте доклада [28, стр. 211]. Есть в докладе и таблица с «расшифровкой» причин потерь танков. Первое же, что бросается в глаза, — огромный «ассортимент» причин. Вместо ясной и четкой классификации:

— потеряны от воздействия противника (подбиты),

— потеряны без воздействия противника по техническим причинам (сломались),

— брошены,

составители отчета придумали 10 витиеватых типов причин:

1)разбито и сгорело на поле боя;

2)вышло из строя при выполнении боевой задачи и осталось на территории, занятой противником;

3)не вернулось с экипажами с поля боя после атаки;

4)сгорело в результате бомбардировок (сразу же отметим, что в этой категории ровно ОДИН танк БТ-7);

5)осталось с экипажами в окружении противника из-за технических неисправностей или отсутствия ГСМ;

6)осталось из-за отсутствия ГСМ и невозможности его подать, т.к. район захвачен противником;

7)пропало без вести с экипажами;

8)уничтожено на сборных пунктах аварийных машин в связи с невозможностью эвакуировать при отходе;

9)оставлено при отходе по техническим неисправностям и невозможности восстановить и эвакуировать;

10)застряло на препятствиях с невозможностью извлечь и эвакуировать.

К потерям от воздействия противника явно относятся только пункты 1 и 4. Конкретный смысл п. 2 и 3 неясен. Если танк «не сгорел в результате бомбардировок» (п. 4) и не «разбит и сгорел на поле боя» (п. 1), то по какой еще причине он «не вернулся с экипажами с поля боя после атаки»? Танк — это ведь не дальний бомбардировщик, который улетел в тыл врага и его никто никогда больше не видел... А как надо понимать п. 2? Строго говоря, начиная с утра 22 июня ЛЮБЫЕ потери танков можно подвести под категорию «вышло из строя при выполнении боевой задачи», а после стремительного (в отдельные дни июля — по 150—200 км в день) отхода на восток все без исключения танки остались «на территории, занятой противником». Не следует забывать и о том, что отчет этот писался в конце июля 41-го, за сотни километров от места событий, в условиях, которые напрочь исключали возможность осмотра потерянных машин и проверки достоверности заявленных причин исчезновения трех сотен танков...

Вероятно, для того, чтобы статистика потерь приобрела хоть какой-то внятный смысл, надо объединить п. 1 и 4 («боевые потери»), п. 2 и 3 («предположительно боевые»), п. 4—10 («без воздействия противника»). В таком случае вырисовывается следующая картина:



Итак, две трети танков, которые вечером 22 июня были вполне исправны, потеряны без воздействия противника.

В частности, 41 непробиваемый КВ из 63, имевшихся в наличии. И, наконец, для объяснения причин потери 62 танков (а это танковая бригада по штатам осени 1941 г.) не подошла ни одна из 10 лукавых формулировок.

О них составители отчета просто и коротко умолчали.

Танки 37-й танковой дивизии почти полностью пропали за время отхода. Про потери танков в единственном бою у Станиславчик точных данных нет, но, судя по приведенному выше описанию боя, дивизия потеряла никак не более 10—20 танков. После чего количество танков сократилось с двух сотен до 14 по «неизвестным причинам». В целом 80% танков 37-й тд потеряны неизвестно где и как.



Самым мощным по числу танков (в том числе — новейших КВ и Т-34) на Юго-Западном фронте был 4-й мехкорпус. В составе корпуса было две танковые дивизии: 8-я и 32-я.

В первые два дня войны 8-я тд вместе со всем 4-м МК металась ц районе Яворов — Немиров, где в ходе стычек с немецкой пехотой было потеряно 19 танков Т-34. Про потери других типов танков в докладе командира диви-ши ничего не сказано, но в оперативное подчинение командира 15-го МК дивизия поступила, имея на вооружении 65 танков. Где же были в этот момент остальные 240 танков одной из самых мощных танковых дивизий Красной Армии? Во время боя 28 июня в районе Топорув — Лопатин 8-я танковая дивизия потеряла 12 танков. После этого был отход и участие группы танков 8-й тд в многодневном сражении у Бердичева. Командир 8-й тд полковник Петр Семенович Фотченков погиб в августе 1941 г. в Уманском «котле». Дивизии как танкового соединения к тому времени уже давно не было. Но остался отчет, составленный командиром 8-й тд, который содержит развернутый и подробный ответ на поставленные выше вопросы. Незаурядной особенностью этого отчета является прямое и явное использование термина «брошено» (по этой причине убыло 107 танков). Для удобства восприятия сведем все данные в одну таблицу [152, стр. 246]:



Итак, главной составляющей потерь танков.в одной из лучших дивизий Красной Армии было: «брошены», «пропали без вести», «завязли в болоте», загадочное «прочее». Остаток в 57 танков существует, увы, арифметически, но не практически. Так, судя по сводкам Автобронетанкового управления Юго-Западного фронта от 15—17 июля, в 8-й тд числится всего 32 танка, и среди них нет ни 31, ни даже одного Т-28. На фоне такого «порядка в танковых частях» вызывает большие сомнения достоверность сведений о боевых потерях: 13 КВ и 54 Т-34, практически неуязвимых для 37-мм противотанковых немецких пушек, якобы подбиты, но при этом танков с противопульным бронированием и бензиновыми моторами (Т-28, БТ и Т-26) подбито почти в четыре раза меньше!

Аналогичной была и ситуация с потерей танков в 32-й танковой дивизии 4-го мехкорпуса. Существует подробный отчет командира 32-й тд полковника Е.Г. Пушкина о боевых действиях дивизии [28, стр. 181—192]. Суммирование потерь, понесенных дивизией во время боев с немецкой пехотой в период с 23 по 29 июня, дает цифру в 23 танка. Еще 11 танков потеряли два танковых батальона, которые вечером 22 июня были выдвинуты в район Радехова, где днем 23 июня произошел бой с частями 11-й немецкой танковой дивизии. Итого боевые потери составили 34 танка. После этих боев начался отход за Днепр, в ходе которого 32-я танковая дивизия имела отдельные стычки с преследовавшими ее передовыми отрядами немецких моторизованных частей. Конкретная цифра потерь в этих стычках названа в докладе полковника Пушкина только один раз:

«...10.7.41 г. Группа танков капитана Карпова (10 танков и 2 бронемашины) сосредоточилась в районе Бейзымовка и в 20 часов атаковала противника в направлении Ольшанка, но, не поддержанная пехотой, в 23 часа отошла и заняла оборону в 300—400 м южнее Ольшанка. В течение последующего дня группа вела непосильный бой в этом же районе и в результате бегства с фронта 32-го мотострелкового полка была уничтожена и оставлена на поле боя, за исключением одного танка...» [28, стр. 185].

Итак, 43 танка «поименно» потеряны в бою. Можно предположить, что какая-то, сопоставимая с названной, цифра потерь не была отражена в описании боевых действий дивизии. Однако же в приложенной к докладу «Сводной ведомости материальной части» стоят совершенно другие цифры потерь. Всего потеряно 269 танков (37 КВ, 146 Т-34, 28 БТ-7, 58 Т-26).

Впрочем, даже эти феноменальные цифры потерь непробиваемых танков не совпадают с наличным остатком. Простая арифметика показывает, что даже после потери 37 КВ в 32-й тд должно было оставаться еще 12 таких танков. Но в подписанном 15 июля 1941 г. начальником АБТУ Юго-Западного фронта докладе «О состоянии и наличии материальной части мехкорпусов фронта» сказано, что во всем 4-м МК (а не в одной только 32-й тд!) осталось всего 6 танков КВ [29, стр. 89].

О том, что большая часть потерь танков не была связана с воздействием противника, свидетельствует и соотношение потерь личного состава и боевой техники. Так, согласно докладу командира 32-й тд, 63-й танковый полк этой дивизии в период с 22 июня по 30 июля 1941 г. потерял 17 человек убитыми и 63 ранеными. В то же время было потеряно 145 единиц бронетехники (14 КВ, 61 Т-34, 42 Т-26, 19 Т-37, 9 БА-10) [28, стр. 190]. Для понимания этих цифр следует вспомнить, что личный состав танкового полка вовсе не состоит из одних только танковых экипажей, соответственно, танкисты составляют только часть от указанного выше числа людских потерь...


Документы, позволяющие выявить и детализировать феноменальный «падеж танков», охвативший в первые недели войны Красную Армию, были рассекречены более сорока лет назад. На том экземпляре «Сборника боевых документов Великой Отечественной войны № 35», с которым я работал (и из которого взята большая часть информации, приведенной в предыдущих главах), стоит синий штампик: «Рассекречено. Директива ГШ № 203995 от 30.11.65 г.».

Однако в нашей стране рассекретить и сделать доступным — совсем не одно и то же. Так называемой «широкой общественности» эти документы неизвестны (а честно говоря — и недоступны) фактически по сей день. Но что интересно — так называемые советские «историки» начали заблаговременно готовиться к тому моменту, когда шило все-таки вылезет из мешка. В сотнях книг и статей они уже успели объявить «городу и миру», что советские танки были крайне ненадежные, примитивные, изношенные, с выработанными моторесурсами... Вот поэтому-то они и рассыпались на ходу в первые же дни войны...

К сожалению, я не шучу. В претендующих на научную фундаментальность изданиях на протяжении четырех десятилетий тиражировался миф о том, что «к началу войны три четверти танков нуждались в ремонте», причем не то 29%, не то 44% — в «капитальном ремонте». Печально, но даже составители такого авторитетного статистического исследования, как «Гриф секретности снят», не постеснялись сообщить читателям, что из 14,2 тыс. советских танков, находившихся 22 июня 1941 г. в действующей армии, «полностью боеготовых было 3,8 тыс. единиц» [35, стр. 345].

Из сочинений советских «историков» этот бред переписывался в монографии иных западных «исследователей» (вроде печально известного американского полковника Дэвида Гланца) и уже в качестве, «первосортного импортного продукта» возвращался на книжные полки российских магазинов...

При этом реальные данные по техническому состоянию танкового парка Красной Армии известны по меньшей мере с ноября 1993 г. (со дня известной публикации Н. Золотова и С. Исаева «Боеготовы были» в № 11 «Военно-исторического журнала»), Н. Золотов и И. Исаев показали и тот воистину изящный способ, при помощи которого была выстроена многолетняя фальсификация. Дело в том, что на основании Приказа Наркома обороны СССР № 15 от 10 января 1940 г. было предусмотрено деление бронетехники на следующие пять категорий:

1. Новое, не бывшее в эксплуатации и вполне годное к использованию по прямому назначению.

2. Находящееся в эксплуатации, вполне исправное и годное к использованию по прямому назначению.

3. Требующее ремонта в окружных мастерских (средний ремонт).

4. Требующее ремонта в центральных мастерских и на заводах (капитальный ремонт).

5. Негодное (танки этой категории снимались с учета и в сводные ведомости не зачислялись).

Надеюсь, читатель уже догадался, как именно ему морочили голову: в разряд «боеготовых» зачисляли только 1-ю категорию, т.е. абсолютно новые танки, а всю 2-ю категорию отнесли к разряду «нуждающихся в ремонте»! Это примерно то же самое, как признать технически исправными только автомобили, стоящие на подиуме в салоне, а все те, что ездят по улицам, объявить «нуждающимися в ремонте»...

Последняя предвоенная «Ведомость наличия и технического состояния боевых машин по состоянию на 1 июня 1941 г.» (ЦАМО, ф. 38, оп. 1 1353, д. 924, л. 135-138, д. 909, л. 2—18) свидетельствует, что на вооружении войск пяти западных приграничных округов числилось (не считая устаревших и выведенных из состава боевых частей танкеток Т-27) 12 782 танка, из которых «годными к использованию по прямому назначению» (1-й и 2-й категории были 10 540 танков — 82,5% всего парка). В частности, в Киевском ОВО (будущем Юго-Западном фронте) числилось 5465 танков, из них к 1-й и 2-й категории отнесено 4788 единиц (87,6%).

Этими цифрами, однако, не описывается техническое состояние танков, находившихся непосредственно в мехкорпусах Киевского ОВО. Дело в том, что танков в округе было несколько больше, чем танков в мехкорпусах.

На вооружении восьми (22, 15, 4, 8, 16, 9, 19, 24-го) мехкорпусов Киевского ОВО было «только» 4808 танков из общего числа 5465. Более шести сотен танков находилось в составе разведбатов стрелковых дивизий в танковых полках кавалерийских дивизий, в учебных центрах, на рембазах и на складах. Есть все основания предположить, что именно в мехкорпуса, а отнюдь не в стрелковые дивизии, поступали новые (или почти новые) танки, соответственно, и процент «годных к использованию по прямому назначению» в мехкорпусах был еще выше, чем в среднем по округу.

Теперь от общих цифр перейдем к оценке технического состояния танков 10-й танковой дивизии 15-го мех-корпуса — той самой дивизии, с рассказа о феноменальных потерях которой мы начали эту главу. Открываем еще раз «Доклад о боевой деятельности 10-й танковой дивизии на фронте борьбы с германским фашизмом» и там читаем: «...танки КВ и Т-34 все без исключения были новыми машинами и к моменту боевых действий проработали до 10 часов (прошли в основном обкатку)...

Танки Т-28 имели запас хода в среднем до 75 моточасов...

Танки БТ-7 имели запас хода от 40 до 100 моточасов...

Танки Т-26 в основном были в хорошем техническом состоянии и проработали всего лишь часов по 75...» [28, стр. 207].

Теперь от «моточасов» перейдем к понятным каждому километрам пробега. При очень скромной (а для быстроходного танка БТ — абсурдно низкой) маршевой скорости 10 км/час «жалкий» остаток в 75—100 моточасов превращается в 750—1000 километров пробега. Для рейсового автобуса, который должен с утра до вечера возить пассажиров, этого ничтожно мало. Для танка — более чем достаточно. На войне танки столько и не живут. Крупная наступательная операция фронтового масштаба предполагает продвижение на 200—250—300 километров. С учетом неизбежного в условиях многодневных боев маневрирования эти цифры следует увеличить в 1,5—2 раза, до 500—600 км. Танки 10-й танковой дивизии имели моторесурс более чем достаточный для того, чтобы дойти до Люблина и Кракова. А большего от них и не требовалось. Танк, который «дожил» до конца большой фронтовой операции, полностью оправдал все расходы на свое производство и эксплуатацию. После этого его можно с чистой совестью списывать или ставить на капитальный ремонт.

И это отнюдь не абстрактное теоретизирование. В реальности в 1943—1945 г. все происходило именно так:

«...В 3-й Гвардейской танковой армии в Львовско-Сандомирской операции (лето 1944 г.) количество отремонтированных танков и САУ значительно превышало число боевых машин, имевшихся в танковой армии к началу операции. Иными словами, в течение одной операции каждый танк (САУ) выходил из строя два-три раза (здесь и далее выделено мной. — М.С.) и столько же раз снова возвращался в боевые порядки частей и соединений...

...Анализ данных потерь танковых армий в 11 наступательных операциях позволяет отметить ряд важных моментов в рассматриваемой проблеме.

Во-первых, безвозвратные потери танковых армий в наступательной операции продолжительностью в среднем 15—20 суток составляли около 25% первоначального количества танков и САУ, а общие потери — около 82%.

Во-вторых, боевые машины, подлежащие восстановлению, составляли до 70% общих потерь (т.е. 57% от первоначального количества танков. — М.С). В числе машин, подлежащих восстановлению, было примерно 70% танков и САУ, вышедших из строя по боевым повреждениям, и 30% (т.е. всего 17% от первоначального количества. — М.С.) вследствие застревания и технических неисправностей...

Процент танкоремонтов к числу танков и САУ, имевшихся к началу операции, составлял от 115% (Белгород-Харьковская операция, 1-й Гв. ТА) до 221%) (Висло-Одерская операция, 2-я Гв.ТА) [167, стр. 218-219].

Это отрывки из монографии «Танковый удар». Автор — генерал армии А.И. Радзиевский, начальник Военной академии им. Фрунзе, в годы войны — начальник штаба 2-й Гвардейской танковой армии.

И лишь потери танков в ходе так называемого «контрудара мехкорпусов Юго-Западного фронта» в июне 1941 г. абсолютно не укладываются в «нормальные», подтвержденные многолетним опытом войны рамки. Нормальной (насколько это слово вообще применимо к войне) является ситуация, при которой главной причиной выхода танков из строя является, разумеется, воздействие противника. Технические неисправности и застревание на местности составляют порядка 17% (т.е. меньше одной пятой) от первоначального числа танков.

Наконец, можно твердо констатировать, что ни до лета 1941-го, ни после него такой массовый «падеж» советских танков никогда не отмечался. «Ненадежными», «неисправными», «ремонтонепригодными» они оказались только в первые недели советско-германской войны. До этого советские танки демонстрировали чудеса выносливости.

Первым эпизодом боевого применения танков БТ была война в Испании. На базе 50 танков БТ-5 был сформирован танковый полк республиканской армии, который в октябре 1937-го вышел в район боевых действий на р. Эбро, совершив за двое с половиной суток марш в 630 (шестьсот тридцать) км (97). Пожалуй, самым тяжелым испытанием ходовых возможностей танков БТ стал Халхин-Гол. В конце мая 1939 г. две танковые бригады (6-я и 11 -я) совершили беспримерный 800-км марш по раскаленной монгольской степи (температура воздуха в те дни постигала 40 градусов, о том, что творилось внутри раскаленных солнцем стальных коробок, можно только догадываться) в район будущих боевых действий. Вот как описывает эти события Герой Советского Союза К.Н. Абрамов — командир танкового батальона 11-й бригады:

«...Для нашей бригады сигнал боевой тревоги прозвучал 28 мая. На сборы по тревоге нам.отводилось полтора часа, батальон был готов к движению через 55 минут. Предстоял невиданный по напряжению и протяженности 800-километровый марш по безводной монгольской степи... Колонна двигалась по едва заметной степной дороге, протоптанной верблюжьими караванами. Местами дорога пропадала — ее замело песком. Для преодоления песчаных и заболоченных участков приходилось переводить танки с колесного хода на гусеничный. Эту работу хорошо подготовленные экипажи выполняли за 30 минут...»

К исходу дня 31 мая батальон в полном составе вышел в намеченный район. Чуть больше времени (6 дней) потратила на 800-км марш 6-я танковая бригада. Через шесть лет после боев на Халхин-Голе, в августе 1945 г., танки БТ-7 в составе 6-й Гвардейской ТА приняли участие в так называемой «Маньчжурской стратегической операции». Танковые бригады прошли тогда 820 (восемьсот двадцать) км через горный хребет Большой Хинган со средним темпом марша 180 км в день [167]. Из общего числа 1019 танков всех типов в ходе операции было потеряно всего 78 (семьдесят восемь) единиц! [35, стр. 373]. Старые «бетешки» (самые свежие из которых были выпущены пять лет назад) выдержали и такое испытание. Если даже предположить, что все шесть лет танки просто простояли на консервации, то и в этом случае их техническое состояние могло только ухудшиться: охрупчились резиновые шланги, «отжались» уплотнительные прокладки, коррозия подъела контакты...

История танка Т-34, как написано об этом во всех книжках, началась с того, что в марте 1940 г. два первых опытных танка своим ходом прошли 3000 км по маршруту Харьков — Москва — Минск — Киев — Харьков. Прошли в весеннюю распутицу, по проселочным дорогам (двигаться по основным магистралям и даже пользоваться в дневное время мостами было из соображений секретности запрещено). Да, такой марш дался технике нелегко — подгорели диски главных фрикционов, обнаружились сколы на зубьях шестерен коробок передач, перегревались тормоза.

В конце концов межремонтный пробег для серийных танков Т-34 был установлен не в 3000 км (а именно такая фантастическая цифра предусматривалось техническим заданием), а «всего лишь» в одну тысячу км.

В январскую стужу 1943 г. в ходе наступательной операции «Дон» советские танковые бригады прошли более 300 км по заснеженной задонской степи и разгромили крупные силы немецкой Группы армий «А», прорвавшейся летом 1942 г. к нефтеносным районам Моздока и Грозного. Летом 1944 г. в ходе операции «Багратион» (разгром немецкой Группы армий «Центр» в Белоруссии) 5-я Гвардейская ТА, наступавшая по бездорожью, среди лесов и болот, прошла 900—1300 км при темпе наступления до 60 км в день и общем расходе моторесурсов в 160-170 часов [167, стр. 227]. В мае 1945 г. танки 3-й и 4-й гвардейских танковых армий прошли 400 км от Берлина до Праги. По горно-лесистой местности, за пять дней, и при этом — без существенных технических потерь. Легендарная «тридцатьчетверка» прошла всю войну, во многих армиях мира она простояла на вооружении до середины 50-х годов. В финской армии трофейные советские танки и легкие артиллерийские тягачи «Комсомолец» прослужили аж до 1961 г.! Без запчастей, без инструкции по эксплуатации, среди финских снегов и болот...

Однако самое удивительное подтверждение надежности и живучести советской техники мы сможем найти, анализируя... потери мехкорпусов Красной Армии летом 1941 г. Но не потери танков, а потери автомобилей.

Открываем еще раз отчет командира 10-й танковой дивизии. До начала боевых действий в дивизии числилось 864 исправных грузовика и автоцистерны. Из них за Днепр, в Пирятин, пришло 613 машин. Отличный результат! Без малого три четверти от исходного числа автомашин прошли как минимум 500 км (в отчете названа цифра аж в 3000 км) от границы до Днепра — и это по разбитым фунтовым дорогам, под ударами авиации противника, без ремонтных служб и запчастей. Продолжая «обязательный советский набор» причин разгрома, надо было бы еще добавить фразу про «отсутствие ГСМ», но так в природе не бывает, поэтому придется признать, что для грузовиков бензин нашелся.

Если из 864 машин пришли в Пирятин 613, значит, были и потери. Арифметика дает нам цифру 251, в отчете указаны причины потерь для 293 автомашин. Эта нестыковка может быть, в частности, связана с тем, что кроме грузовых в дивизии были еще и десятки легковых автомобилей. Но не будем придираться к этим малозначимым частностям, важнее другое — каковы были причины потерь автомашин?

«210 машин потеряно в результате боя, 34 машины осталось с водителями в окружении противника из-за технических неисправностей и из-за отсутствия горюче-смазочных материалов, 2 машины уничтожено на сборном пункте аварийных машин в связи с невозможностью эвакуировать при общем отходе части, 6 машин застряло на препятствиях из-за невозможности их эвакуировать и 41 машина оставлена при отходе части из-за технических неисправностей и невозможности их восстановления». Итак, из-за технических неисправностей потеряно не более 77 машин — менее 9% от общего исходного количества. Это просто великолепный показатель технической надежности. Что же это за сверхнадежные и высокопроходимые машины? В докладе есть точный ответ и на этот вопрос: 503 ГАЗ-АА и 297 ЗИС-5.

«Газик» ГАЗ-АА — это бывший американский «Форд-А». Простой и дешевый, «бюджетный» грузовик. Простой и дешевый для начала 20-х годов, когда он и был разработан и запущен в производство. В начале 40-х его уже можно было размещать в техническом музее. Передний мост на одной рессоре, да и та поперек рамы, задний мост висит на двух обрубках — полурессорах, карбюратор без воздушного фильтра (просто дыра для забора воздуха, и все). На «бешеной скорости» в 40 км/час удержать эту машину в прямолинейном движении могла только глубокая колея. После двух-трех поездок с колхозного поля на городской элеватор водитель «газика» с чувством исполненного долга ставил ее на ремонт:, перетягивать баббитовые подшипники коленвала, промывать «пылесосный» карбюратор и прочее. И это убожество обладало надежностью, проходимостью и защищенностью от атак с воздуха большей, нежели бронированные гусеничные машины, часть которых (БТ-7, Т-34) по всем показателям подвижности могли считаться лучшими танками мира?

Можно ли делать далекоидущие выводы на основании данных о потерях одной-единственной дивизии? Конечно, нет, поэтому пойдем дальше. 37-я танковая дивизия все того же 15-го мехкорпуса. Точное количество автомашин, имевшихся к началу боевых действий, не указано ни в отчете командира дивизии, ни в докладе врио командира корпуса. Есть только жалобы на то, что «мотострелковый полк был совершенно не укомплектован автомашинами». 15 июля 1941 г. в дивизии, сосредоточенной в Пирятине, числилось: «танков Т-34 — 1, танков БТ-7 — 5, бронемашин БА-10 — 11, колесных машин — 173». Сто семьдесят три автомобиля. И всего 6 танков из 316.

Берем доклад командира 32-й танковой дивизии 4-го МК. Из 420 автомашин всех типов (легковые, грузовые, специальные, автоцистерны) потеряно 133 [28, стр. 189—192], 32% от первоначальной численности. Танков, напомню, было потеряно 269 из 323.

18-й мехкорпус Южного фронта. Как и другие соединения Южного фронта, он вступил в боевые действия и был разгромлен на несколько недель позднее, нежели мехкорпуса Юго-Западного фронта. К концу июля 18-й МК еще существовал. На его вооружении осталось всего 43 танка БТ и 19 танков Т-26, а также 100 легковых и 1771 грузовая и специальная автомашина, в том числе 1230 «сверхнадежных» ГАЗ-АА.

Дольше всех просуществовал 2-й мехкорпус Южного фронта. По состоянию на 1 августа в корпусе числилось 136 танков (26% от первоначальной численности) и 3294 автомобиля (87% от первоначальной численности) [152, стр. 412, 415].

Теперь перейдем к самым обобщенным данным. Для чего снова обратимся к официальнейшему источнику — многократно упомянутому выше статистическому сборнику «Гриф секретности снят». Составители этого труда поработали на совесть. На четырнадцати страницах перечислены потери вооружений и боевой техники по годам войны. Танки — отдельно, пушки — отдельно, гаубицы 122-мм отдельно от гаубиц 152-мм и т. д. Во втором полугодии 1941 г. проценты потерь чудовищно велики: 73% танков, 70% противотанковых пушек, 65% станковых пулеметов, 61% минометов... А автомобилей потеряно всего 33% от общего количества [35, стр. 352—363].

Как такое может быть? Примитивные «газики» и немногим превосходящие их ЗИСы оказались во много раз надежнее танков? Надежнее бронеавтомобилей, созданных на базе тех же самых ЗИСов? Фанерные кабинки оказались прочнее стальных бронекорпусов? И бензин для своевременного отъезда с занятой противником территории нашелся? Автомобиль — это ведь ни лошадь, и уж тем более не красноармеец, — сколько ни «дави на сознательность», а без горючего он и с места не сдвинется...

Но, может быть, мы просто чего-то важного не понимаем? Может быть, есть какой-то неведомый дилетантам закон войны, по которому боевая живучесть фанерных автомобилей выше живучести бронированных танков?

Эти сомнения не давали мне покоя, пока я не открыл хорошо известную специалистам монографию Рейнгардта «Поворот под Москвой» [171, стр. 381]. В конце книги «битого гитлеровского генерала» помещена табличка с цифрами потерь вооружения и боевой техники (включая автомобили) вермахта на Восточном фронте в 1941 г. И последние сомнения пропали. Чудес не бывает — потери автомобилей в воюющей армии в десятки раз превосходят потери танков:



Разница цифр разительная. Мы пока не обсуждаем вопрос о том, почему потери отступающей Красной Армии больше потерь наступающего вермахта. Тому можно найти или придумать множество «объективных» причин. Но в вермахте на один потерянный танк приходится 41 автомобиль, а в Красной Армии — всего 8. И это все — в среднем за второе полугодие 41-го года. Если же рассматривать структуру потерь мехкорпусов Юго-Западного фронта за первые три недели войны (пока еще танки были в наличии), то там число потерянных автомашин и танков практически равно, или даже танков потеряно в абсолютных цифрах больше, чем машин!

А все очень просто. Вермахт воевал. Да, воевал ради грабежа чужой земли, выполняя преступную волю бесчеловечного режима. Но немецкая армия воевала, и поэтому она прежде всего берегла свои танки. Красная Армия с первых же часов войны превратилась в толпу вооруженных беженцев, для которых допотопные «газики» были гораздо ценнее новейших, лучших в мире танков...