"22 июня. Анатомия катастрофы" - читать интересную книгу автора (Солонин Марк)

ДОКЛАД С.В. БОРЗИЛОВА

К счастью для историков, чуть лучше освещен боевой путь 6-го мехкорпуса (4-я и 7-я танковые дивизии, 29-я моторизованная дивизия). В недрах «архивного ГУЛАГа» уцелел и в конце 80-х годов был опубликован («Военно-исторический журнал», № 11/1988) документ: Доклад командира 7-й танковой дивизии генерал-майора С.В. Борзилова в Главное автобронетанковое управление РККА от 4 августа 1941 г.

Об авторе этого документа необходимо сказать отдельно хотя бы несколько слов. Семен Васильевич Борзилов к моменту начала советско-германской войны мог по праву считаться одним из наиболее опытных и прославленных танковых командиров Красной Армии. Во время финской войны комбриг Борзилов командовал 20-й тяжелой танковой бригадой, которая прорвала «линию Ма-ннергейма» в районе печально знаменитой «высоты 65,5». Командование Красной Армии высоко оценило тогда роль 20-й танковой бригады и ее командира. Звания Героя Советского Союза был удостоен 21 танкист, в том числе и сам Борзилов. Ничуть не отрицая однозначно преступный характер развязанной Сталиным войны, следует признать, что советские танкисты приобрели в ней уникальный опыт прорыва долговременных укреплений противника, причем на совершенно «противотанковой» местности.

К несомненной заслуге командира 20-й тб следует отнести и очень малые потери, понесенные личным соста-ном вверенного ему соединения. За три месяца боев в тяжелейших природно-климатических условиях 20-я танковая бригада потеряла 169 человек убитыми и 338 ранеными [8]. Всего ничего — в сравнении с тем, что общие потери Красной Армии в той позорной сталинской авантюре превысили 330 тысяч человек [35].

Доклад Борзилова, несмотря на малый объем, содержит столько ценнейшей информации, что его стоит читать очень и очень внимательно:

1. На 22 июня 1941 г. дивизия была укомплектована в личном составе: рядовым на 98 проц., младшим начсоставом на 60 проц. и командным составом на 80 проц. Материальной частью: тяжелые танки — 51, средние танки — 150, БТ-5-7 — 125, Т-26 — 42 единицы.

2. К 22 июня обеспеченность дивизии боевым имуществом: снарядов 76-мм — 1 бк (боекомплект), бронебойных снарядов 76-мм не было, снарядов 45-мм — 1,5 бк, бензина Б-70 и КБ-70 — 3 заправки, дизельного топлива —1 заправка.

3. На 22 июня части дивизии продолжали выполнять план боевой подготовки и дислоцировались: (далее идет перечень частей и наименование местечек юго-западнее Белостока. — М.С.) О предполагаемом нападении германской армии мне не было известно, хотя части были готовы к бою.

4. 20 июня 1941 г. командиром корпуса было проведено совещание с командованием дивизий, на котором была поставлена задача о повышении боевой готовности, т.е. было приказано окончательно снарядить снаряды и магазины, уложить в танки, усилить охрану парков и складов, проверить еще раз районы сбора частей по боевой тревоге, установить радиосвязь со штабом корпуса. Причем командир корпуса предупредил, что эти мероприятия проводить без шумихи, никому об этом не говорить, учебу продолжать по плану. Все эти указания были выполнены в срок.

5. 22 июня в 2 часа был получен пароль через делегата связи о боевой тревоге со вскрытием «красного пакета» (этим термином в Красной Армии обозначался пакет с оперативным планом боевых действий части или соединения, вскрыть который командир имел право только по приказу вышестоящего командования. — М.С.). Через 10 минут частям дивизии была объявлена боевая тревога, и в 4 ч. 30 мин части дивизии сосредоточились на сборном пункте по боевой тревоге.

6. Боевые действия 7-й тд. 22 июня 1941 г. по приказу командира корпуса дивизия вела разведку разведывательным батальоном по Варшавскому шоссе на запад, разведка работала хорошо. Кроме этого, она имела задачу восстановить связь с частями 1-го СК. Первый день войны дивизия больше шдач не имела до 22 часов.

7. В 22 часа 22 июня дивизия получила приказ о переходе в новый район сосредоточения — ст. Валпа (вост. Белостока) и последующую задачу: уничтожить танковую дивизию, прорвавшуюся в район Белостока. Дивизия, выполняя приказ, столкнулась с созданными на всех дорогах пробками из-за беспорядочного отступления тылов армии из Белостока (дорожная служба не была налажена). Дивизия, находясь на марше и в районе сосредоточения с 4 до 9 часов и с 11 до 14 часов 23 июня, все время находилась под ударами авиации противника. За период марша и нахождения в районе сосредоточения до 14 часов дивизия имела потери: подбито танков — 63, разбиты все тылы полков, в особенности пострадал тыл 13-го полка.

8. Танковой дивизии противника не оказалось в районе Вельска, благодаря чему дивизия не была использована. Поступили новые сведения: танковая дивизия противника прорвалась между Гродно и Сокулка. В 14 часов 23 июня дивизия получила новую задачу — двигаться в направлении Сокулка — Кузница, уничтожить прорвавшуюся танковую дивизию с выходом в район сбора южнее Гродно (примерно 140 км). Выполняя задачу, дивизия в первой половине дня 24 июня сосредоточилась на рубеже для атаки южнее Сокулка и Старое Дубно. Разведкой было установлено, что танковой дивизии противника нет, а были мелкие группы танков, взаимодействующих с пехотой и конницей.

24—25 июня дивизия, выполняя приказ командира корпуса и маршала т. Кулика, наносила удар 14 тп Старое Дубно и далее Гродно, 13 тп Кузница и далее Гродно с запада, где было уничтожено до двух батальонов пехоты и до двух артиллерийских батарей. После выполнения задачи части дивизии сосредоточились в районе Кузница и Старое Дубно, при этом части дивизии потеряли танков 18 штук сгоревшими и завязшими в болотах. 25—26 июня до 21 часа дивизия вела оборонительный бой во взаимодействии с 29-й мсд и 36-й кд (одна из двух кавалерийских дивизий 6-го КК), наносила удары перед фронтом 128-м мсп 29-й мсд и 36-й кд.

9. В частях дивизии ГСМ были на исходе, заправку производить не представлялось никакой возможности из-за отсутствия тары и головных складов, правда, удалось заполучить одну заправку из сгоревших складов Кузница и м. Кринки (вообще, ГСМ добывали как кто сумел). К исходу дня 25 июня был получен приказ командира корпуса на отход за р. Свислочь, но выполняли его только по особому сигналу.

По предварительным данным, 4 тд 6-го мехкорпуса в ночь на 26 июня отошла за р. Свислочь, в результате чего был открыт фланг 36-й кавалерийской дивизии. К исходу 26 июня противник, использовав резерв, перешел в наступление. В 21 час части 36-й кд и 128-го мсп 29-й мсд беспорядочно начали отход. Мною были приняты меры для восстановления положения, но это успеха не имело. Я отдал приказ прикрывать отходящие части 29-й мсд и 36-й кд в районе м. Кринки, сделал вторую попытку задержать отходящие части, где удалось задержать 128-й мсп (это не вражеский, это наш полк из состава своего 6-го мехкорпуса все еще пытается задержать Борзилов. — М.С), и в ночь на 27 июня переправился через р. Свислочь восточнее м. Кринки (это было начало общего беспорядочного отступления).

В это время нарушилась связь со штабом корпуса. Связь удалось восстановить к исходу 27 июня на переправах у Волковыска. Части дивизии все время от Кузницы, Сокулки и до Слонима вели бои с преследующими десантными частями противника. 29 июня в 11 часов с остатками матчасти (3 машины Т-34) и отрядом пехоты и конницы подошел в леса восточнее Слонима, где вел бой 29 и 30 июня. 30 июня в 22 часа двинулся с отрядом в леса и далее в Пинские болота но маршруту Булька, Величковичи, Постолы, ст. Старушка, Гомель, Вязьма (800 км восточнее Белостока. — М.С).

10. Материальная часть вся оставлена на территории, шнятой противником, от Белостока до Слонима. Оставляемая матчасть приводилась в негодность. Материальная часть оставлена по причине отсутствия ГСМ и ремфонда. Экипажи присоединялись к отступающей пехоте».


Такой вот «краткий курс» истории разгрома мощнейшего танкового соединения. Постараемся теперь перевести дыхание и подвести для начала самые простые, арифметические итоги прочитанного.

К началу боевых действий в 7-й танковой дивизии было 368 танков, в том числе — 200 новейших Т-34 и КВ (т.е. больше, чем во всех танковых дивизиях Ленинградского и Прибалтийского военных округов, вместе взятых). Еще до начала первых налетов авиации противника дивизия покинула место постоянной дислокации и никаких потерь от «внезапного нападения» не понесла. В скобках отметим, что даже 19 марта 1999 г. (т.е. через 10 лет после публикации доклада Борзилова) «Красная Звезда» описывала первый день войны 6-го мехкорпуса в привычном для нее стиле: «Полыхали огнем танковые парки. Пометавшись некоторое время в бессильном отчаянии, почти безоружные (???) танкисты вместе с пехотой и пограничниками подались, как говорили в старину, в отступ... Немецкие летчики безжалостно (главная армейская газета страны считает, что тех, кто «подался в отступ», противник должен был жалеть?) бомбили и расстреливали людей с бреющего полета...»

Фактически «за период марша и нахождения в районе сосредоточения» 7-я танковая дивизия потеряла (судя по докладу генерала Борзилова — от ударов немецкой авиации) 63 танка. Сопоставимые потери на этапе выдвижения в исходный для наступления район понесла и 4-я танковая дивизия 6-го мехкорпуса. Так, в Оперативной сводке штаба Западного фронта № 08 (от 20.00 27 июня 1941 г.) сказано, что к 18.00 24 июня дивизия сосредоточилась в районе Лебежаны, Новая Мышь, имея потери до 20—26% главным образом за счет легких танков; тяжелые танки КВ, как указано в донесении, выдерживали даже прямые попадания авиабомб [186, стр. 51].

В ходе контрнаступления 24—25 июня 7-я танковая дивизия вела бой с пехотой противника силой до одного полка (можно предположить, что это был 481-й пехотный полк 256-й пд вермахта, который действительно вел 24—25 июня бой с советскими танками в районе местечка Кузница), потеряв при этом всего 18 танков, причем не все они были подбиты немецкой противотанковой артиллерией — несколько машин, как пишет комдив, просто увязли в болотах.

Борзилов в своем докладе не уточняет, какие именно танки были потеряны. Тем не менее, зная реальные возможности немецкой авиации (о чем пойдет речь в следующих главах) и противотанковой артиллерии немецких пехотных дивизий (равно как и приданных им дивизионов «штурмовых орудий», вооруженных короткоствольной 75-мм пушкой), можно с высокой степенью достоверности предположить, что основная ударная сила дивизии — новейшие танки Т-34 и КВ — осталась целой и невредимой. В другом своем докладе (от 28 июля 1941 г.) генерал Борзилов пишет: «При появлении наших танков танки противника (реально это были самоходные «штурмовые орудия») боя не принимали, а поспешно отходили... машина Т-34 прекрасно выдерживает удары 37-мм орудий, не говоря уже о КВ» [28, стр. 118].

Простая арифметика приводит нас к тому, что утром 26 июня в 7-й танковой дивизии должно было еще оставаться 287 танков. Это не много, а очень много. Ни одна из 17 танковых дивизий вермахта не имела 22 июня 1941 г. в своем составе такого количества танков (в среднем на одну немецкую дивизию приходилось по 192 танка), не говоря уже про качество... И вот через три дня отступления, практически без соприкосновения с противником (не считая совершенно мифические «десантные части», якобы «преследовавшие» отступающую танковую дивизию), ото всей дивизии Борзилова остается отряд пехоты с тремя танками.

Заслуживает пристального внимания и сам ход боевых действий дивизии. За два дня до пресловутого «внезапного нападения» дивизия была переведена в состояние повышенной боевой готовности. Фактически в 6-м мехкорпусе Западного фронта происходило то же самое, что и в 3-м мехкорпусе Северо-Западного фронта, командир которого 18 июня приказал «части приводить в боевую готовность в соответствии с планами поднятия по боевой тревоге, но самой тревоги не объявлять». С очень высокой долей вероятности можно предположить, что и то и другое не было результатом «самодеятельности» командиров корпусов (или даже командующих округами), а представляло собой выполнение единой для всей Красной Армии директивы высшего командования.

Приказ на вскрытие «красного пакета» был получен за 2 часа ДО того, как на границе прогремели первые орудийные залпы (стоит отметить, что то же самое время получения приказа о вскрытии «красного пакета» — 2 часа ночи 22 июня — содержится и во многих других воспоминаниях командиров Западного фронта). Таким образом, ни о каком «внезапном начале боевых действий» применительно к 6-му МК не приходится даже и говорить. Весьма примечательно и то, что уже утром 22 июня, не дожидаясь особых указаний из Москвы или Минска, командование 6-го МК провело разведку «по Варшавскому шоссе на запад» — факт, дающий дополнительное основание для предположения о том, что в «красном пакете» хранился не мифический «план отражения агрессии», а план первых операций вторжения на территорию оккупированной немцами Польши.

Весь первый день войны дивизия простояла в районе сосредоточения — и это совершенно правильно. Главная ударная сила Западного фронта должна была быть использована без судорожной поспешности, после тщательной разведки противника, на основании продуманного плана действий. Однако вместо всего этого, на основании ложных панических донесений, уже в конце первого дня войны (в 22.00 22 июня) 7-я тд была направлена командующим 10-й армией Голубевым на юг, к городу Вельску, для борьбы с несуществующей немецкой танковой дивизией. Поскольку никаких танковых частей противника в полосе 10-й армии просто не было, то и найти их Борзилов не смог.

Затем, в 14 часов 23 июня, дивизия получает задачу найти и уничтожить еще одну мифическую танковую дивизию противника, но на этот раз в прямо противоположной стороне. Многокилометровые колонны танков, тягачей и автомашин развернулись и от Вельска двинулись на север, в район Сокулка — Кузница (см. Карта № 2). Таким образом, первые два дня войны дивизия «боролась» с безрассудными приказами командования 10-й Армии и с беспорядочным отступлением тылов армии, загромоздивших все дороги Белостокского выступа.

В запланированном контрударе КМГ Болдина дивизия Борзилова участвовала в течение двух дней (24 и 25 июня). К этому моменту части 8-й пехотной дивизии вермахта переправлялись на восточный берег Немана и развивали наступление на Скидель. На линию Сокулка — Кузница вышли передовые подразделения 256-й пехотной дивизии. Таким образом, в районе контрудара 7-й и 4-й танковых дивизий 6-го мехкорпуса находились пехотные части противника обшей численностью не более одной пехотной дивизии, не имевшие ни одного дня для подготовки оборудованного рубежа противотанковой обороны.

О том, как развивался бой в районе Старое Дубно — Кузница (единственный, по сути дела, бой в короткой истории 7-й танковой дивизии), в докладе Борзилова не сказано практически ничего. Понять смысл фразы «после выполнения задачи части дивизии сосредоточились в районе Кузница и Старое Дубно» трудно (точнее говоря — невозможно). Ближайшей задачей был захват Гродно, последующей — прорыв к переправам на Немане у Меркине.

Ту же задачу выполняла и 4-я танковая дивизия, наступавшая на Гродно из района Индура. Если после боя 7-я тд оказалась не в Гродно, а в исходном районе Кузница — Старое Дубно, то ни о каком «выполнении задачи» не может быть и речи.

По здравой логике, встречный бой между немецкой пехотой и двумя танковыми дивизиями, имевшими на своем вооружении более 300 танков Т-34 и КВ, должен был закончиться полным истреблением обороняющихся (или их паническим бегством в Гродно и далее за Неман). Если же предположить, что командование Группы армий «Центр» исхитрилось молниеносно стянуть в район контрудара 6-го мехкорпуса несколько сотен 88-мм зениток и 105-мм дальнобойных пушек (предположение явно абсурдное), то у немцев чисто теоретически мог появиться шанс на то, чтобы уничтожить большую часть танков дивизии Борзилова. В реальности не произошло ни то, ни другое: за два дня боя 7-я танковая дивизия потеряла от огня противника и утопила в болотах 18 танков (т.е. не более 6% от их общего числа), после чего прекратила атаки и вернулась на исходный рубеж.

Началом конца 7-й танковой дивизии стал приказ на отход за реку Свислочь, поступивший поздним вечером 25 июня. Этот приказ (вероятно, последний в своей жизни) командир 6-го МК генерал-майор Хацкилевич отдал, выполняя распоряжение командующего Западным фронтом Павлова, который 25 июня в 16 часов 45 минут на основании указаний Ставки и ее представителя в штабе Западного фронта маршала Шапошникова направил в войска директиву об общем отходе на линию реки Щара (80—90 км к востоку от р. Свислочь). Благие намерения — отвести войска за естественный оборонительный рубеж и там привести их в некоторый порядок — совершенно не соответствовали реальной ситуации и реальному состоянию войск фронта.

«Отход является одним из наиболее сложных видов маневра». Это уставное положение (п. 423 Полевого устава ПУ-39) было проигнорировано и забыто не только командованием Западного фронта, но и двумя поколениями советских историков. В отечественной историографии войны сложилась уже вполне устойчивая традиция противопоставления «безрассудных и самоубийственных контрударов» мудрому и «гуманному» отступлению. Не говоря уже о том, что абсурдность таких рассуждений была немедленно подтверждена на практике (директива об отходе на рубеж р. Щара не спасла войска Западного фронта, но лишь «узаконила» и ускорила повсеместно начавшееся к тому времени беспорядочное бегство), они и теоретически совершенно несостоятельны.

Отход требует строжайшей дисциплины, непрерывного и твердого управления войсками, устойчивой связи — то есть именно того, чего в войсках Западного фронта уже не было. Походная колонна (в отличие от рассредоточенных и зарывшихся в землю боевых порядков войск) представляет собой идеальную мишень для авиации противника, поэтому решиться на отход можно было только в условиях обеспечения хотя бы местного и временного превосходства советской авиации в воздухе — ничего подобного в июне 1941 года не было (да и не могло быть) достигнуто. Сам факт отхода неизбежно деморализует войска, превращая солдата из бойца на поле боя в беззащитный объект для нападения с воздуха и обстрела вражеской артиллерии, — именно это и произошло в реальности. Может быть, в начале XXI века наступило уже время для того, чтобы признать наконец очевидный факт: приказ об отходе «спас» бойцов и командиров Западного фронта от честной солдатской смерти в бою, но лишь для того, чтобы заменить ее мучительной гибелью от голода, побоев и дизентерии в немецком лагере для военнопленных...

Возвращаясь от этой бесхитростной (да и безрадостной) теории к истории 7-й танковой дивизии, мы обнаруживаем, что именно после получения приказа об отходе в докладе Борзилова появляются такие фразы:

«Части беспорядочно начали отход... сделал вторую попытку задержать отходящие части... начало общего беспорядочного отступления...»

Именно в ходе «беспорядочного отступления» лучшая по укомплектованности танковая дивизия Красной Армии и превратилась в отряд пехоты с тремя танками.

Впрочем, в докладе Борзилова указана и объективная (на первый взгляд) причина разгрома дивизии и потери без малого трехсот танков: «отсутствие ГСМ». Казалось бы, о чем тут еще спорить? Нет горючего — нет и боеспособной танковой дивизии. Увы, при всем уважении к памяти погибшего генерала, мы не будем спешить с выводами, а воспользуемся для начала калькулятором.

Одна заправка дизельного топлива была в дивизии до начала боевых действий. Еще одну получили уже в ходе боев. Итого — две заправки. Бензина было три заправки и более. Теперь переведем «заправки» в понятные всем километры. Самый устаревший из имевшихся в 7-й дивизии танк Т-26 имел запас хода на одной заправке в 170 км.

Три заправки — полтысячи километров. Самый мощный и современный KB — те же самые 180 км (тяжело таскать 50 тонн стали). Две заправки для дизельного KB — это 360 км. Скоростные БТ и средние Т-34 имели запас хода на одной заправке в 300 и более километров. Фактически 7-я танковая дивизия, беспорядочно кружась по маршруту Белосток — Вельск — Сокулка — Волконыск — Слоним, прошла за все время с 22 по 29 июня никак не более 250 км. Бросить при этом всю технику «по причине отсутствия ГСМ» было совершенно невозможно.

Более того, территория Белостокского выступа была буквально забита складами с горючим и боеприпасами. Накануне войны на территории Западного ОБО были сосредоточены колоссальные запасы горючего — 264 тыс. тонн [68, стр. 351]. Непосредственно в зоне «блужданий» 6-го МК находилось 12 (двенадцать) стационарных складов горючего. А именно: 920 и 1040 (Белосток), 925 и 1038 (Бельск), 923 и 1019 (Моньки), 919 и 1020 (Гродно). 929 и 1033 (Мосты), 922 и 1044 (Волковыск). Расстояния между этими складами не превышали 60—80 км (не более двух часов езды по разбитой грунтовой дороге). Для транспортировки горючего в 6-м мехкорпусе было 220 автоцистерн на базе трехосного полноприводного грузовика ЗИС-6 (емкость цистерны 3200 литров).

Полностью укомплектованному мехкорпусу на 500 км марша требовалось 1,2 тыс. тонн горючего. Другими словами, на одной десятой тех запасов горючего, которые находились рядом с брошенными танками, 6-й МК мог дойти от Белостока до Владивостока. Горючего, которого частям 6-го мехкорпуса якобы не хватило для того, чтобы, по меньшей мере, организованно отступить на восток, в избытке хватило стремительно наступающему... противнику. Начальник Генерального штаба вермахта Ф. Гальдер в записи от 1 июля отмечает, что «около одной трети расхода горючего покрыто трофейными запасами». В абсолютных числах это означает, что в среднем каждый день немцы «получали» на теоретически неизвестных им и теоретически «уничтоженных при отступлении» советских складах по 2900 тонн горючего. Одного только этого количества должно было хватить всем танковым дивизиям Западного фронта для того, чтобы выйти из Белостокского «котла». Выйти вместе с танками, а не разрозненными группами разбрестись по лесам...

Наконец, даже выработавший последние капли горючего танк не перестает быть мощным оружием. Особенно если это тяжелый танк КВ. Особенно если боевые действия происходят в Западной Белоруссии. Немногие автомобильные дороги Белостокского выступа представляли собой некое подобие «ушелья в горах». В двух шагах от обочины дороги начинается или вековой, непроходимый лес, или гиблое болото. Объехать препятствие на таких «дорогах-ущельях» не удастся даже на мотоцикле — не говоря уже про автомобиль или конную повозку. А это значит, что 50 танков КВ из состава дивизии Борзилова, зарытые в землю на перекрестках дорог, могли надолго парализовать всякое движение немецких войск: объехать невозможно, могучую броню не пробивает ни одно имеющееся на вооружении немецкой пехотной дивизии орудие, вооружение самого танка (длинноствольная 76-мм пушка) способно гарантированно уничтожить любую цель (автомобиль, артиллерийский тягач, бронетранспортер, танк), какая только могла оказаться на дороге войны в июне 41-го...


Что касается истории 4-й танковой дивизии 6-го мех-корпуса, то она по сей день покрыта мраком неизвестности. Документы утеряны. Командир дивизии, генерал-майор Потатурчев, попал в плен и уже после окончания войны, в июле 1947 г., умер в тюрьме НКВД. Материалы следствия никогда не публиковались. Никто из переживших войну командиров 4-й тд мемуаров не оставил. Единственным известным автору описанием «боевых действий» этой дивизии является следующий фрагмент воспоминаний С.А. Афанасьева, рядового танкиста 8-го танкового полка 4-й тд:

«...Утром 23 июня нас обстреляла немецкая авиация. Танки у нас были новейшие, все до единого Т-34 и КВ. Мы прятались по лесам. В это время нашим батальоном еще командовал капитан Рассаднев, но с полудня 23 июня я его уже не видел, потому что несколько раз в этот день мы разбегались кто куда... Отступали лесами, болотами, по бездорожью, так как все хорошие дороги были у немцев. Мы оставили Волковыск, Сланим, Барановичи... В соприкосновение с врагом даже не вступали. Мне кажется, что панику создавали сами офицеры. На глазах у бойцов они срывали офицерские нашивки... Так дошли почти до Смоленска, там тоже оставили столько техники! Все бежали, а технику и вооружение (танки, пушки) бросали. Я не могу сообщить, где проходили бои, так как их почти не было. На нашем направлении мы только одну ночь прорывались через немецкий десант, это было под Слонимом или Столбцами...» [165, стр. 260]

Вот так, совершенно безрезультатно и необъяснимо закончился, так и не начавшись, контрудар самого мощного мехкорпуса Красной Армии. Тысячи танков, среди них — четыре сотни новейших, лучших в мире КВ и Т-34, не смогли пробить оборону передовых подразделений двух (8-й и 256-й) пехотных дивизий вермахта и бесславно пропали в чаще дремучих лесов Западной Белоруссии.