"Контора" - читать интересную книгу автора (Роуз Нил)

ГЛАВА 18

В мире немного найдется вещей более могущественных, нежели право. Поэтому те фирмы, которые сильнее других в юриспруденции, весьма могущественны. Существуют еще и клиенты, считающие, что и право, и эти фирмы должны быть к их услугам по первому свистку. А уж когда право, «Баббингтон Боттс» и клиент ожидают, что вы проведете все воскресенье за своим рабочим столом, – вам не остается ничего другого, как сидеть там в своем лучшем прикиде от «Ральф Лорен». (Кстати, тот, кто рассчитывает стать компаньоном, не должен допускать небрежности в одежде: это сведет на нет ваши шансы гораздо скорее, чем преступная халатность в ведении дела).

Однако мне известно еще одно: с объединенными силами моей мамы и матери моей любимой девушки бороться невозможно. Они произвели «захват в клещи», действуя уговорами, угрозами и мольбами, и в результате мы с Элли в воскресное утро ехали в Бекингемшир, где в доме моих родителей должен был состояться совместный ланч двух семейств.

– Я не прошу от жизни многого, – прорыдала моя мать в телефонную трубку, проигнорировав мой вопрос (я спросил, почему тогда она заставила моего пану купить ей все эти драгоценности). – Только возможности увидеть моего мальчика счастливым…

– Я счастлив, – перебил ее я. – Разве ты мне не веришь?

– … своими собственными глазами, – закончила она, и в голосе ее зазвучал металл.

Все эти годы она была хорошей матерью: не кудахтала надо мной, не опекала сверх меры, позволяла делать собственные ошибки (разумеется, в разумных пределах). Только однажды она употребила власть: чтобы заставить меня стать юристом. А еще она очень придирчиво судила многочисленных девушек, которые по очереди появлялись у нас в доме и сидели за завтраком на кухне под ее пристальным взглядом. Она сомневалась, что они мне подходят.

Одна была слишком толстая, другая слишком нахальная, третья слишком тощая, четвертая слишком болтливая (она имела неосторожность похвастаться, что у ее мамы посудомоечная машина – пашу доставили в течение трех недель), следующая – слишком визгливая, еще одна – слишком похожая на Саманту Фокс,[34] другая – слишком язвительная, следующая – грязнуля, потом была еще одна слишком мрачная, а одна девушка была слишком уж хорошая, так что даже не верилось. Кстати, насчет последней мама была права: оказалось, что она помешана на пирсинге, и у нас с ней все было кончено после того, как она закричала: «Если ты не сделаешь ради меня пирсинг на своем пенисе, то я не понимаю, о каком совместном будущем может идти речь!»

Я так и не знаю, поднимала ли моя мама планку так высоко, заботясь исключительно о том, чтобы моя жена была самим совершенством, или же о том, чтобы моей женой была Элли. Если бы я получал фунт стерлингов каждый раз, когда мама заявляла, что брак Чарли и Элли был бы идеальным для всех, я мог бы купить целую Швецию.

Элли сказала, что ее мама всегда действует тоньше.

– Она приходит в совершеннейший восторг от любого бойфренда, с которым я ее знакомлю. Но потом начинает понемногу его развенчивать.

«Он – просто чудо. Если только ты не имеешь ничего против этих зубов. И против его сросшихся бровей». И все в таком духе.

– Все будет просто ужасно, – мрачно заявила она, когда мы не спеша ехали по пустой автостраде. Одним из преимуществ работы в Баббингтоне была зарплата, благодаря которой я смог купить классический спортивный автомобиль «морган», о котором всегда мечтал. – На меня наедет моя мама. А еще и твоя мама. Если только они хоть раз произнесут слово «свадьба», я употреблю кусок пирога как смертоносное оружие.

Ради таких случаев моя мама всегда делала бисквит «Виктория». С тех пор, как она получила третье место на конкурсе на лучший пирог, она постоянно пыталась усовершенствовать рецепт. «Главное – чтобы он хорошо пропитался» – говорила она каждому, кто делал ей комплименты по поводу «Виктории». Розетка, которой ее наградили, сделала свое дело: теперь мама представлялась самой себе домашней богиней, и она с удовольствием играла эту роль.

– Как будто мне лучше, чем тебе, – проворчал я. – Не знаю, что хуже: то, как твой папа подталкивает меня локтем, намекая на женщин, или то, как твоя мама без конца суетится вокруг меня.

– Последний раз, когда я была в доме твоих родителей – примерно полтора года тому назад, – они уже планировали целую династию, – сказала Элли. – Я случайно услышала, как твоя мама поделилась с моей своими опасениями на счет того, что у меня слишком узкие бедра для родов.

Мою маму все еще беспокоит этот вопрос – теперь даже сильнее, поскольку возникла реальная опасность, что ее внукам туго придется, когда они будут выбираться наружу. На днях она упомянула об этом по телефону и рассердилась, что меня это не особенно заботило. Пока что у меня не было никаких претензий к бедрам Элли: по моему мнению, они были прелестны – стройные и гладкие.

– Разве ты не хочешь, чтобы у тебя была большая семья? – удивилась моя мама.

Вообще-то я всегда воображал себе детишек, которых уведу подальше от профессии юриста. Но я не был готов к подобному разговору с матерью.

– Не зна-а, – ответил я односложно, как делал тинейджером.

– И твой пана хочет внука, которого он мог бы брать с собой на футбол, – продолжила она раздраженным тоном, словно теперь было бы непростительно с моей стороны не удовлетворить его скромное желание.

Я не собирался делиться с Элли этими сведениями: это еще больше осложнило бы мою жизнь.

– А твой папа убежден, что я одержима петуниями. Последние семь лет он спрашивает меня каждый раз, как мы видимся, не встречались ли мне петунии приятных расцветок. Да я ни за что не отличила бы их от других цветов.

Я улыбнулся, ощутив прилив нежности к своему старику.

– Это потому, что ты единственная из обеих семей проявила хоть малейший интерес к его саду.

– Я всего один раз выглянула в окно и сказала: «Они красивые, мистер Фортьюн. Что это за цветы?»

– Я же говорю: единственный человек, который проявил интерес.

Мы погрузились в молчание, слегка окрашенное грустью по поводу увлечения моего отца.

– Последний раз, когда я видел твоего папу, – напомнил я ей, – он спросил меня, много ли я – постой, как же он выразился? – ах да, «трах-трах». Бедная твоя мама! – В отличие от моего собственного отца, Грей старший активно интересовался моей личной жизнью, и это доходило чуть ли не до вуаеризма.

Элли начала злиться.

– По крайней мере, моя мама никогда не пыталась загнать меня в «Герл-гайды»,[35] чтобы я могла в раннем возрасте осознать свою женскую сущность. – И слава богу!

– По крайней мере, мой папа никогда не спрашивал, могу ли я рекомендовать ему хороший сорт презервативов. – Элли открыла было рот, но не нашлась, что ответить.

И все-таки ей захотелось узнать, что я ответил. Я решил не вспоминать долгий предшествующий диалог о плюсах и минусах удаления яичек и чистосердечное признание ее папы, что он не уверен, оказывает ли это влияние в ту или другую сторону.

– Я посоветовал ему спросить у его дочери, поскольку она перевидала их вполне достаточно за эти годы.

Уголки рта Элли опустились.

– А ты забавный. Но ведь не у меня же зудело в паху несколько лет тому назад, не так ли?

А вот это уже нехорошо. Неужели моей матери непременно нужно делиться абсолютно всем со своими друзьями? Возможно, когда темы для разговора за утренним кофе иссякали, они переключались на сексуальные проблемы своих детей? Я сказал об этом своей маме лишь потому, что она обнаружила различные кремы на полочке в ванной, когда я приехал домой на Рождество. Однако я не стал парировать удар.

– Ты видишь, что они с нами делают? А ведь мы еще даже не доехали до них.

Элли положила руки на колени, пытаясь успокоиться.

– Ты прав. Мы должны помнить, что нам уже не пятнадцать. И что мы любим друг друга.

Последовало молчание, и я вдруг притормозил и съехал на обочину. Элли встревожилась, но я повернулся к ней и взял за руки.

– Черт побери, я действительно тебя люблю. Ты это знаешь?

– Да, знаю, – улыбнулась она. – Я так рада, что пошла работать в «Баббингтон». Иначе мы всю жизнь сожалели бы, что не сделали этого. – Мы поцеловались. – Знаешь, мне предлагали стать компаньоном, чтобы я осталась в своей прежней фирме.

– Правда?

– Ну, не сразу. Но они сказали, что через год – обязательно.

– Но… Почему же ты отказалась?

– А ты как думаешь?

– Честно говоря, не могу себе представить. Может быть, ты ударилась головой, и у тебя все стерлось из памяти.

Она погладила меня по щеке.

– Это из-за тебя. Потому что я хотела снова быть рядом с тобой. Потому что я как бы надеялась, что это случится.

Автомобиль закачался, когда мимо прогремели три больших грузовика. С минуту мне казалось, что я сейчас поведу себя не по-мужски и расплачусь. Никто никогда так не хотел меня.

– Я правда, правда, правда тебя люблю, – вот все, что я смог произнести.

– Я знаю. Это здорово, ведь верно?

Я взглянул на часы. Пора ехать. Не годится заставлять Греев и Фортьюнов ждать своего еженедельного совместного воскресного ланча, который всегда начинался ровно в час дня. Сказать, что мы не успеем к этому часу, было равносильно тому, чтобы попросить Папу Римского перенести Рождество на денек-другой.

Я вырулил на автостраду, и мы продолжили путь в дружелюбном молчании. Не успели мы оглянуться, как добрались до поворота на автостраду № 40 и вскоре уже были на месте, опоздав всего на пять минут.

Два года тому назад мои родители перебрались в симпатичное бунгало на окраине города. Въехав на подъездную аллею, мы увидели их всех, выстроившихся у двери. Не в силах ждать, они бросились к нам, чтобы помочь выбраться из машины.

– Было много транспорта на дороге, Чарли? – осведомилась моя мама.

– Мы уже волновались, – сказала мама Элли. Ее рука нервным жестом придерживала высокую прическу из рыжеватых волос, опасаясь, что она развалится от ветра. – Надеюсь, вождение машины не слишком тебя утомило, Чарлз.

– Мы опоздали на пять минут, – ответил я, мгновенно раздражаясь. – Мы добрались сюда всего за сорок минут.

– Славный автомобиль, – заметил ее папа, оттаскивая меня в сторону. – Послушай-ка, Чарли, я как раз хотел извиниться за кое-какие неуместные высказывания, которые проскакивали у меня в последнее время. Я понимаю, что из-за них ты чувствовал себя неловко. – Я заморгал от удивления. Казалось, эти слова даются ему с трудом. Но тут я заметил, что он оглянулся на миссис Грей, одарившую его одобрительным взглядом, и усомнился, что он завел этот разговор по собственной инициативе.

– Есть ли у тебя сумки, которые я могу взять, Чарлз? – спросила она. – Я не хочу, чтобы ты напрягался после езды.

– Бьюсь об заклад, девчонкам нравится этот автомобиль, – прошептал мне мистер Грей, тщательно следя за тем, чтобы его не подслушали.

Мой папа бросился вынимать Элли из машины и повел ее к цветочной клумбе. Но в кои-то веки он миновал яркие пурпурные цветы, которые, по моему мнению, были петуниями. Папу всегда расстраивало, что я не в состоянии отличить даже лютик от кактуса.

– Что ты об этом думаешь? – спросил он у Элли. Гордость переполняла его тщедушную фигурку. – Посадил специально для тебя, когда услышал о вас с Чарли. – На клумбе цвели различные цветы, образуя буквы «Ч» и «Э». Отцу явно передалось волнение мамы.

А папа постарел, подумалось мне. И волосы у него поредели.

Элли ласково ему улыбнулась.

– Они такие красивые, мистер Фортьюн! – Несмотря на близость наших семей, мы с Элли по-прежнему, как и детьми, не могли называть родителей друг друга по именам.

Между тем мистер Грей, обняв меня за плечи, повел к парадному входу.

– Наверно, теперь тебе не развернуться в полную силу, как раньше – ведь рядом моя дочка, – обратился он ко мне заговорщическим тоном.

Я парировал его удар:

– Да мне как-то и ни к чему, мистер Грей. Лучше Элли все равно никого не найти.

– А меня вот иногда тянет на волю, – вздохнул он, бросив взгляд через плечо на свою жену. – Кровь-то еще играет, знаешь ли. – Он встал передо мной в боксерскую стойку, норовя нанести удар в живот. – Рано еще списывать старика.

– И прекрасно, – бросила на ходу миссис Грей, облаченная в ярко-розовый брючный костюм. – А не то придется выбросить тебя на свалку истории.

Вначале ланч проходил довольно спокойно. Похоже, у них наступила редкая минута коллективного прозрения, и они осознали, что лучше на нас не давить. Возможно, сыграло свою роль то, что и я, и Элли всю неделю умоляли по телефону наших мам не касаться этой темы.

Поэтому мы пространно обсуждали нашу работу, и родители все время кивали, не всегда понимая, о чем идет речь. Разумеется, они были искренне счастливы, что мы оба стали юристами, процветаем и зарабатываем кучу денег. Это были три ключевых факта, которых было вполне достаточно, чтобы поделиться новостями со своими друзьями. А больше им и не хотелось знать. Странный мир «Баббингтона» был за пределами их опыта, да, впрочем, и не особенно их интересовал.

Когда мы с Элли иссякли, обе мамы поведали нам все местные сплетни, к которым, как они ошибочно полагали, мы с Элли питали интерес. С нашей стороны было бы непростительным высокомерием заявить, что нас не волнуют пикантные события на почте, однако это было так.

Позже, когда мы перешли в гостиную посмотреть по телевизору фильм о войне, подали чай. Моя мама, на моложавом лице которой появились морщинки от озабоченности, суетилась, передавая нам куски своего бисквита «Виктория». Мама Элли отщипнула кусочек и откинулась на спинку кресла со вздохом удовлетворения.

– О Салли, – сказала она. – Это твой лучший. И он так пропитан!

– О да, – с удовольствием согласился мой папа. – Вот это действительно пропитан так пропитан! – Когда-то он со всей серьезностью заявил мне, что в браке не существует проблем, которые нельзя было бы разрешить комплиментами по поводу хорошего куска бисквита.

Папа Элли прикончил большущий кусок.

– Некоторые люди понятия не имеют, каким должен быть настоящий бисквит, не правда ли? – заметил он.

– Это нелегко, – взволнованно произнесла мама. – Нужно практиковаться годами.

– А мы, счастливчики, пожинаем плоды, – заключил папа.

– Если чуть передержать в духовке, все будет кончено, – предостерегла мама. – Тогда это будет булыжник «Виктория». – Она загрустила при мысли о том, что подобная участь может постичь то, что так хорошо пропитано.

Мистер Грей кивнул с умным видом.

– Бьюсь об заклад, что если вы посмотрите слово «пропитанный» в словаре, то вы там прочитаете: «Съешьте кусок бисквита „Виктория" Салли».

– Вы не возражаете, если я так и сделаю? – осведомился папа, который не так уж часто острил, и потянулся за следующим куском под хихиканье наших мам, оценивших его юмор.

– Итак, Элинор и Чарлз. – неожиданно обратился к нам ее папа, – как обстоят деда с вашими отношениями?

– Прости? – сказала Элли, захваченная врасплох резкой сменой темы разговора.

– Что-что? – спросил я.

– Мы все здесь друзья, – вмешалась моя мама, усаживаясь на свое место и глядя на меня с обеспокоенным видом. – Просто мы все хотим знать, на каком мы свете.

– Мы все ни на каком свете, – ответила Элли, и голос ее звучал спокойно, но в нем послышались опасные нотки. – Единственные, кто имеет к этому отношение – это мы с Чарли. Когда у нас появятся какие-нибудь новости для вас, мы поставим вас в известность.

– Итак, вы планируете объявить о помолвке, не так ли? – Мама Элли пыталась оптимистично смотреть на вещи.

– Нет, не планируем, – ответил я. – Элли имеет в виду, что в настоящий момент вам нечего сообщить.

Пожалуй, юристу следовало бы более осторожно выбирать выражения.

– Значит, вскоре может быть объявлено о помолвке? – продолжила расспросы моя мама.

– Никаких свадебных колоколов, – твердо заявила Элли. – Никаких покупок обручальных колец. Никаких новостей. Никаких помолвок. Абсолютно ничего.

– Зачем же быть такой агрессивной? – жалобно спросила миссис Грей. – Вы же понимаете, почему нас это интересует.

– Объедините Греев и Фортьюнов – и все королевство Бекингемшира вскоре будет нашим, – объявил я, и взгляды всех приковались ко мне.

– Я просто подумала, – сказала моя мама, – что теперь, когда Чарли светит компаньонство, вы двое, возможно, уже строите планы. Ведь вы друг друга хорошо знаете.

Ноздри Элли раздулись.

– Светит компаньонство? Это вы о чем? – Надо сказать, что я в конце концов сдался и рассказал маме, но взял с нее клятву, что она сохранит эту новость в тайне.

– Ну, ты знаешь, – продолжала мама, не замечая отчаянных знаков, которые я ей делал, – его кандидатуру выдвинули в компаньоны. Разве это не так у вас называется?

Элли повернулась ко мне, все еще не веря.

– Тебя выдвинули? Когда?

– Я выжидал подходящий момент, чтобы тебе сказать.

– Да, верно, – задумчиво произнесла мама. – Я не должна была ничего говорить.

– Ждал подходящего момента, чтобы мне сказать? И когда бы это случилось? Когда ты бы уже занял кресло компаньона? Просто не верится, что ты мне не сказал! – Щеки у нее вспыхнули от ярости, и я искренне пожалел, что так вышло. У меня не раз это вертелось на кончике языка, но все не представлялось удобного случая.

– Послушай, я виноват. Вообще-то я собирался сказать тебе сегодня вечером. – Маленькая ложь во спасение не помешает.

Элли мои слова не убедили.

– В самом деле? А может быть, ты так бы и забывал мне сказать еще несколько месяцев – пока я не увидела бы это в и-мейле «Баббингтона»?

Я поднял руки вверх, сдаваясь.

– Прости меня. Я сукин сын.

– Чарли, выражайся прилично, – посоветовал мой папа.

– Я униженно, робко, на коленях прощу прощения. Что еще я могу сказать?

– Но Элли, дорогая, – самым невинным тоном произнесла ее мать, – разве ты не говорила мне, что тебя тоже выдвинули в компаньоны?

В гостиной повисла мертвая тишина – в фильмах в таких случаях начинают бить высокие часы, стоящие в углу. Интересно, наши мамы сделали это нарочно? Элли и я пристально смотрели друг на друга – одновременно и любовники, и соперники. По ее лицу я не мог ничего прочесть.

– И ты даже не подумала сказать мне? – спросил я гораздо вежливее, чем Элли.

У нее сделался смущенный вид.

– Я собиралась. Но я же только что сама узнала.

– Я тоже.

Моя мама принялась щебетать о том, как это будет замечательно, если мы с Элли вместе станем компаньонами, но у нас с Элли было на этот счет свое мнение. Конечно, такой вариант был возможен, но гораздо вероятнее, что пройдет только один из нас, а то и ни один. Мне хотелось выдать какую-нибудь дурацкую театральную фразу типа: «Итак, начинается битва!», но, подумав, я воздержался.

– Прекратите сидеть с таким несчастным видом, – сказал ее отец.

– Да, от этого у тебя будут ужасные морщины, Чарлз. – Миссис Грей беспокоилась о будущих семейных фотографиях.

– Уверена, что вам не о чем беспокоиться, – с безмятежным видом добавила моя мама. О, если бы только она знала! – В конце концов, разве шеф Элли не сказал, что это входит в сделку, или что-то такое?

У меня отвисла челюсть. Я так и знал! Я был прав. Значит, когда Йан привел за собой Элли в «Баббингтон», у них была договоренность.

– Я так и знал, – сказал я, даже довольный тем, что Элли скрыла больше, чем я. – Я говорил им об этом в пабе, но никто мне не верил.

– Это не то, что ты думаешь, – с вызовом произнесла Элли. – Единственное, о чем была договоренность – это что меня выдвинут в компаньоны, но ничего определенного мне не обещали.

– Мы так тобой гордимся! – просияла мама Элли.

– Мы считаем, что ты у нас тоже молодец, – сказал мой папа, похлопав меня по руке. – Мой сын – компаньон! Нужно будет рассказать в пабе. Они это оценят.

– Кстати о пабе, – подхватил мистер Грей, – я не говорил вам, о чем мне рассказал Билл Светлое Пиво? Как его жена участвовала в конкурсе мокрых маек, когда они недавно отдыхали на Майорке?

По-видимому, шоу Чарли и Элли уже утратило для них интерес.

– Разве ей не шестьдесят три? – осведомилась моя мама, в ужасе поднеся руку ко рту.

– Да, и она победила! Наверно, там разыгрывали приз за самые обвислые сиськи.

Они засмеялись, хотя мама Элли на всякий случай удостоверилась, все ли у нее в порядке, потрогав свои.

Что до Элли, то она не присоединилась к общему веселью.

– Ну же, солнышко, – обратился к ней ее отец, пытаясь подбодрить. – На море случается и не такое.

Да, это были слова человека, который никогда не тонул в «Баббингтон Боттс».