"Хирургическое вмешательство" - читать интересную книгу автора (Серегин Олег)7— Да, — ответил Ансэндар и обезоруживающе улыбнулся. — Я — стфари. Жень пялился на него как заворожённый. Лья коротко представил своих пассажиров и надавил на газ. Белорусский вокзал уже скрылся, под колёсами машины сменялась улица за улицей; компетентный шаман рулил молча, точно вовсе забыв об остальных. Анса сидел рядом с ним, глядя на дорогу. Ксе не знал, что Лья замыслил, но знал, чего Лья добивается лично от него, а потому спокойно ждал, когда у собрата кончится терпение, или попросту придёт время раскрывать карты. Ждал и думал. Некогда стфари были сенсацией, слыхал о них каждый, но за несколько лет странные беженцы перестали привлекать внимание. Они вообще не привлекали внимания: в отличие от прочих иммигрантов, стфари не хотели и не пытались селиться в мегаполисах. Где-то в Москве, насколько Ксе помнил, находилось их представительство — не более полусотни человек. Оставшаяся часть тридцатитысячного народа предпочла остаться там, куда пришла. Про них однажды рассказывал Санд. В то время они с Ксе ещё не закончили обучение, хотя оба работали. Санд не был так успешен финансово, как теперь, потому что его не подпускали к элитному жилью. Одним из его первых серьёзных заданий оказался коттеджный посёлок — не под Москвой, а под Тверью. Там он наслушался разговоров, а после и повидал их предмет. После урока, длившегося весь день, шаманы дремали в гостиной — Санд, Ксе, Юр, Вей и Рис. Беспощадный Дед вымотал учеников так, что с молчаливого согласия Санда все оставались ночевать в его, Санда, квартире; сам Арья в соседней комнате сидел за компьютером и общался с кем-то в сети. Ксе минуту назад заходил его проведать и улыбнулся: старик старательно печатал двумя пальцами, выражение его лица было по-детски сосредоточенным. — А их народ любит, — говорил Санд, перекатывая в пальцах зелёные шарики с индийским узором. — Дикие, говорят, но люди хорошие. Дикие потому, что водку пьют не всё время, а по праздникам. Их даже власти любят, если так можно выразиться. Они же идеальные иммигранты, хоть на доску почёта вешай. Ничего не просят, неагрессивные и работящие. По-русски говорят — быстро научились. Лес, конечно, порубили, давно ещё, когда языка не понимали, но им его списали задним числом, как гуманитарную помощь. Они сейчас все мёртвые колхозы в округе подняли. — Санд помолчал. — Тут такая фишка… их не напрягает мысль, что нужно вкалывать шестнадцать часов в сутки только для того, чтобы были еда и одежда. Они после этих шестнадцати часов ещё полночи плясать могут. Их не напрягает, что нет электричества, газа, водопровода, магазинов, школ и больниц. Что нет тракторов и солярки — их тоже не напрягает. У них там этого никогда и не было. Вот если надо вместо лошади самим волочь плуг — тогда они начинают напрягаться… Один из шариков выскользнул из пальцев шамана; тот поленился тянуться за ним, положил второй шарик на стол и устало закрыл глаза. — В общем, гражданство дадут, я думаю, — заключил он. — Вопрос только в территории — они расселяться по стране точно не будут, а значит, национальная автономия получается, пусть не по бумагам, а по факту. Кому-то оно в верхах застряло. Но это… их же в любом случае некуда высылать. — Я неделю назад, когда на работу устраиваться ходил, двоих видел, — сказал Вей. — На славян похожи. — Вей был немного националист. — И действительно, хорошо по-русски говорят. Странно это. Три года, — глядя в потолок, он загибал пальцы, — вне языковой среды, без учителей, без учебников, даже без словарей! Это вообще как?.. — Да кто ж поймёт… — Впрочем, это хорошо, — решил Вей. — Ассимилируются. — На п-прибалтов они похожи, — внезапно явился в дверях Дед. Ученики, вознамерившись подняться, вяло и печально забарахтались в креслах; Арья жестом пресёк шевеление. — А язык из ин… индоевропейских. Меньше надо фантастики читать. Последняя сентенция всех удивила. — К-какой-то журналист без мозгов ляпнул, так все с тех пор и заладили, — махнул рукой Дед. — «Беженцы из параллельного мира». Ну, что тут удивляться… живёт-живёт человек, сансару с ноосферой п-путает, так это ещё ничего. Вот к-когда этиловый спирт с метиловым… Вероятностный мир, шаманятки, п-причём недалёкий, аж языковые группы те же… Но они не ассимилируются. Никогда. — Почему? — Они сохраняют своих богов. — Мне звонил Дед, — раскрыл, наконец, рот компетентный шаман. На лице Ксе не дрогнул ни один мускул: если Лья хотел задеть его тем, что по важному делу Арья связался не с ним, то просчитался. Ксе помнил, что говорила ему интуиция по поводу телефонов. — И чего? — буркнул Жень. «Дед посоветовал ему связаться со стфари, — промелькнуло в голове Ксе. — Зачем? Помощь или укрытие… у нас сейчас других целей просто нет. Даже и спрашивать неинтересно. Разве что…» — Привет передавал, — с ухмылкой сообщил Лья и умолк. «Ах ты гад, — почти весело подумал Ксе. — Ну не хочешь по-человечески, не хочешь — не будем». — Уважаемый Ансэндар, — деликатно окликнул он и замялся: чего-то в обращении не хватало. Ксе помедлил и ляпнул, когда молчать уже стало неловко: — Извините… а по отчеству вас как? — У меня нет отчества, — просто сказал Ансэндар, обернувшись. — И, правда же, лучше Анса. — Анса… вы, наверное, знаете о… нашей проблеме? — Знаю. Я уже обещал Лье. — Дед звонил своей знакомой, — нехотя подал голос названный и добавил с затаённым злорадством: — Знакомой верховной жрице. И проконсультировался. Ксе чуть улыбнулся: он догадался, о ком речь. — Старшей красоты? Лья закаменел лицом: он надеялся на панику. — А-а, — встрял Жень, — ну да, они тётки классные. Прикольные. Они папке помогали с нами возиться, ну, когда мы с Женькой ещё совсем сопливые были. Тёть-Шура и тёть-Лена. Тёть-Лена богиня. Они чего сказали? — Сказали, что тебе ещё учиться надо, — со вздохом отчитался Лья. — Своему божьему делу. А то пока нормально работать сможешь, ещё лет сто пройдёт. Дед сказал, что они обещали не доносить, но сами помочь никак не смогут, а то их свои же сожрут. Жречество, говорят, гадюшник неописуемый. «А шаманство ну совершенно не гадюшник», — Ксе скорбно взглянул на затылок Льи; он был несколько несправедлив в своей оценке, в конце концов, Лья бескорыстно и честно ему помогал, но со своими выкрутасами он уже достал Ксе до печёнок. — У стфари тоже есть жрецы, — мягко сказал Ансэндар. — И они… несколько иные. Они… действительно хорошие люди, Жень, даю слово. Божонок зыркнул на него с подозрением. — Мне незачем врать, — развёл руками Анса. — Они правда славные. Вот познакомишься и увидишь. А если хочешь доказательств… — Матьземлю пришлось уговаривать для того, чтобы она согласилась кормить стфари, — перебил его Лья, и Ансэндар стеснительно умолк. — В порядке гуманитарной помощи. Поэтому наших шаманов они приняли. Но наших жрецов они принимать отказались и никаких контактов с ними не поддерживают. — Почему? — хмуро поинтересовался Жень. — Национальная идентичность, — изрёк шаман и авторитетно продолжил, совершенно игнорируя присутствие стфари рядом с собой. — Стфари здесь гости и хотят оставаться гостями. Решили, что нужно принять язык, чтобы жить мирно. Но если они примут наших антропогенных богов, то следующее поколение уже будет русскими. — Не совсем так, — тихо поправил Ансэндар. — Следующего поколения не будет. — Почему? — Лья искренне изумился. — По всей видимости, в вашем мире другие законы взаимодействия, — ровно объяснил Анса, глядя в окно. — У вас исчезновение родных богов означает всего лишь ассимиляцию. У стфари перестанут рождаться дети. Не будет новых стфари, понимаете, не потому, что они будут русскими, а — просто не будет. Плечи Ансы поникли. — Мы хотим вернуться, — сказал он. — Понимаем, что надежды почти нет. Но мы хотим выжить. Если бы действительно можно было ассимилироваться, я… я думаю, что мы бы не сомневались. Повисло молчание. Ксе смотрел в окно; машина нырнула в тоннель, естественный свет сменился электрическим и вновь побелел, когда бетонные стены остались позади, и мимо замелькали ряды домов. Витрины играли красками. Многие вывески уже горели неоном, хотя до вечера было ещё далеко. Жень сидел, заложив ногу на ногу, на лице бога застыла недобрая гримаса; почему-то Ксе понимал, о чём он думает, и сам думал о том же. Конечно, стфари небескорыстны в своём согласии помочь преследуемым, какую-то выгоду они надеются в будущем получить, но понять их можно, и наверняка Жень сделает всё, что в его силах. Всё, что будет в его силах — потом. Но Лья вёл себя некрасиво. Ксе осознал, что попытки вывести из равновесия его самого задевают его гораздо меньше, чем беспардонность брата-шамана по отношению к стфари. Он заподозрил, что Лья был одним из тех, кто просил Матьземлю принять явившихся из ниоткуда мигрантов — но это всё равно не давало шаману права так держать себя. Как будто ему по гроб жизни должны… — Мы на МКАД, что ли, выбираемся? — нарушил молчание Жень. — Угу. «Интересно, кто у стфари Анса, — размышлял Ксе. — Санд говорил, у них строй родоплеменной. На главу рода не похож. Я, говорит, обещал — кто это при родоплеменном строе говорит «я»? Кроме главных дедов? Верховный жрец? Военный вождь?.. — тут Ксе чуть не фыркнул: застенчивый Анса меньше всего напоминал громилу из диких времён. — Но… сколько лет прошло? Пять? Шесть? Как он хорошо говорит по-русски…» — А дальше чего? — допытывался Жень. — Прямо под Тверь поедем? В леса? — в голосе божонка прорезалось недовольство: дитяти каменных джунглей грозили лишить его привычной среды. Ансэндар снова развернулся на переднем сиденье, устроившись лицом к ним. — Нет, — ободряюще улыбнулся он. — Во всяком случае, пока. Мы поедем к Менгре. Я должен всё с ним согласовать. — Кому? — Менгра-Ргет Адрад-Катта раа-Стфари, — неторопливо, чеканно произнёс Ансэндар. — Он мой друг и… он верховный жрец. Последнее время ещё и вождь всех стфари… У него мастерская здесь за городом. Он кузнец, очень хороший. У вас жизнь совсем иная, и кузнецы почти не нужны, только иногда, некоторым людям, которые хотят что-то особенное. Менгра всё может… Ксе замер. …кажется, будто ты твёрдо стоишь на земле — на несокрушимой скале, которой нипочём ветер, воды и время. Она даёт опору и укрывает, она надёжна и беспредельна, она таит неизречённые силы. Ты знаешь её вплоть до мельчайших песчинок и трещин, и знаешь, что можешь вполне довериться ей. Но так только кажется. Ксе был умелым шаманом. Он давно, подражая Деду, научился ни на минуту не разрывать контакта с Землёй. Сон в стихии он полагал для себя приятной обязанностью; куда сложнее было сохранять связь, когда голову занимали посторонние мысли и тревоги. Жень устроил ему нервотрёпку, выбив из привычного порядка вещей, но благодаря квартире Льи Ксе восстановился. Сейчас шаман на привычный манер впускал в себя мысли и чувства великой стихийной богини, разрешая им стать фоном его собственных мыслей. Матьземля дрогнула. Нет, не сотряслась в чудовищной судороге, как бывает при ядерных испытаниях, как было в тот день, когда случился разрыв континуума — нет, она колыхнулась зыбко, неверно, туманом поднялась сама над собой и шелестящим песком низверглась в себя же. И успокоилась; но память мига, когда реальное стало призрачным, осталась в богине, заставляя её тревожиться. Ксе попытался выровнять дыхание. Смутно он помнил, что когда-то, и скорее, недавно, подобное уже происходило; в теперешних ощущениях не было острой новизны. Впрочем, опасения они внушали и без того. Невозможно было понять, что происходит. «Надо спросить у Льи», — решил Ксе, отбросив сиюминутные счёты и ребяческую неприязнь. Бывают часы, когда гадюшник становится орденом, а иначе судьба ему быстро сгнить… Ансэндар раскрыл мобильник, серый, как его куртка, и до смешного осторожным движением приложил к уху. — Да? — сказал он. — Да, Менгра… Нет, всё в порядке. Пожалуйста, не беспокойся… Тот что-то стал говорить, и говорил долго; Ансэндар слушал, утомлённо прикрыв глаза, в углах его рта таилась улыбка. Ксе быстро подбирал в уме слова, которыми можно было бы разговаривать с Льей, не слишком встревожив божонка и стфари. Взгляд его скользнул по донельзя привычной картине — и странно это было, смотреть, как непринуждённо разговаривает по мобильнику человек, лет пять назад, возможно, не ведавший о существовании телефонов. Привыкнуть так легко мог бы разве только ребёнок, но Ансе лет тридцать… А потом шамана осенило. — Лья, — сказал он. — Что? — огрызнулся тот. — Мы по этой улице уже проезжали. Жень так и подскочил, уставившись на Ксе почти испуганно. Ансэндар, сказав в трубку «я приеду и всё расскажу», сложил её и окинул спутников настороженным взглядом. — Минут десять назад, — уточнил Ксе. — Знаю, блин! — рявкнул Лья. — Что случилось? — тихо спросил Ксе. Лья зашипел и вывернул руль, вписываясь в поворот. — Какие-то с-суки… — выдохнул едва слышно. — Эти же, кто ж ещё… Задрипанная белая «девятка» и крутая «бэха» металлик. То одна, то другая. От самого вокзала, а может, и раньше, я раньше не замечал. А вот круг дал… На заднем стекле были шторки. Жень сунулся разводить их, и Ксе изо всех сил ухватил его за руки; он знал, что удержать божонка не сможет, и рассчитывал только на его быструю реакцию и мозги. — Какая разница-то уже… — обиженно пробурчал Жень, подчиняясь. — Засекли ведь… — Мигалок нет, — сухо проговорил Лья. — Ведут, — равнодушно сказал божонок. — За Кольцевой, что ли, брать хотят? — Нас преследуют? — непонимающе проговорил Ансэндар. — Да, — сказал Лья. — Жрецы вот этого… явления, — и дёрнул головой в сторону Женя. «Это из-за них Матьземлю повело? — изумился Ксе. — Такого со стихией шаман-то не сделает, не то что жрец. Из-за стфари? Да если б из-за каждого стфари её так вело, они бы уже вымерли без всякой ассимиляции…» — Что делать будем? — процедил Лья, и Ксе изумился куда сильнее — такого, чтобы самый компетентный на свете человек не знал, что делать и даже спрашивал у окружающих совета… — Очень я не хочу под суд по статье «терроризм», ребятки, — добавил Лья глухо. — Ну совсем не хочу. Оторваться, конечно, попробую, но они — профессионалы… Тут и богиня не особо поможет. «Попросить, — пришло в голову Ксе почти против воли. — Чтобы взяла». И въяве ему представилось это: как умирает за рулём жрец-шофёр, как вылетает машина на встречную полосу, принимает удар за ударом, превращаясь в месиво из железа и крови, а авария ширится, всё новые водители не успевают притормозить… Внутри стало холодно и жёстко, будто колом встало что-то металлически-острое. Жень не стал убивать только потому, что не хотел пугать людей видом убийства; обречь сейчас на бессмысленную и мучительную смерть тех, кого он собирается защищать? Ксе не думал даже о том, как после этого будет выглядеть его карма. Но о приговоре по статье «терроризм» он тоже не думал. Интуиция контактёра надёжна, как зрение… — Лья, — сказал Жень. — Слушай… Ксе насторожился: в голосе мальчишки зазвучали незнакомые интонации. …зрение порой тоже обманывает; Лья вскинулся с видимым облегчением — притуплявший его чувства страх ушёл, теперь шаман чувствовал то же, что и Ксе. В машине был тот, кто знал, что делать, его уверенность с каждой минутой лишь нарастала, и ему разумно было довериться. «Он ведь бог, — сказал себе Ксе. — Войны». Шаман впервые подумал о Жене как о настоящем божестве — силе, на которую можно положиться. — Что? — враз севшим голосом отозвался Лья. — Я тут шлялся раньше. Когда бомжевал, — сказал бог. — Вон за тем домом направо свернёшь. — А дальше? Ты сейчас говори. — Дальше свернёшь в ещё один переулок. Там есть одна… короче, там двери буквально в шаге от дороги. Притормозишь, высадишь меня. И летите куда-нибудь подальше. Начнут вас брать — выходите тихо. В непонятках. Вы, типа, едете к стфари уговаривать Матьземлю насчёт чего-нибудь. А меня нету. И не было. — Ты свихнулся, что ли? — Лья не без уважения покосился на бога. — Скажите, где встретимся, — отчеканил Жень. — Ночью или завтра. Лучше в городе, но могу и за черту выбраться. Ансэндар промолчал; на усталом внимательном лице его промелькнуло странное выражение. Лья, пробурчав что-то, перевёл дух. Он спрашивал у божонка, куда сворачивать, а Ксе тем временем прикидывал, что они будут отвечать преследователям. Отвечать-то, скорей всего, станет Лья, тем более, что он уже работал со стфари и знает обстановку в том регионе. Но он сказал, что в погоню за ними отправились профессионалы — а значит, пойманных не отпустят легко, даже убедившись, что цель ускользнула. Их наскоро состряпанную легенду непременно проверят, это несложно, достаточно позвонить куратору в Минтэнерго… и узнать, что шаман Ксе не задействован и никогда не был задействован в этом проекте. Теоретически, конечно, Лья мог попросить его о помощи. Но Ксе работал в Москве. Это он мог — и собирался — просить о помощи, скажем, Риса, меняться с ним сменами, чтобы высвободить для возни с Женем ещё хотя бы пару дней. Просить кого-то ехать в другой город он бы не стал. И никто бы не стал. Кроме того, Ксе просто не хотелось оставлять Женя: он слишком хорошо помнил, на что тот был похож, когда бродил один. Пусть сейчас божонок необыкновенно уверен в себе, но приглядеть за ним всё-таки не мешает. Шаман не знал, надолго ли хватит пацанёнку жертвы цветком; за самого же Ксе стояли Матьземля и Неботец — стихии, наделённые неисчерпаемой мощью. — Жень, — сказал Ксе. — Я с тобой. Он ждал, что подросток начнёт ерошиться и фыркать, но тот лишь разулыбался мальчишески, от уха до уха и, воззрившись на Ксе почти по-хозяйски, довольно изрёк: — Ну а то! Ксе сам удивился тому, как ловко всё вышло; по чести сказать, он боялся, что где-нибудь замешкается, споткнётся, промедлит, и преследователи успеют вынырнуть из-за поворота. Этого не случилось. В лихорадке спешки шаман даже не заметил, куда именно они с Женем влетели — дверь и дверь, деревянная, разве что со слишком тяжёлым ходом… Шаман понял, где они. И остолбенел. …Как следовало ожидать, людей здесь было немного, всё больше пожилые женщины, скромно, а то и бедно одетые. От каменного пола к тёмным сводам подымался сумрак; он отливал алым оттенком камня и ещё золотым — из-за свечного пламени и неяркого сияния иконостаса. Негромкий глубокий звук полупения-полуречи отдавался эхом, заполнял помещение и, опавшим в беззвучие смутным эхом навечно оставался среди украшенных стен, как то некогда замышляли безымянные зодчие… Вступил женский хор — дрожащие, нестройные и нежные голоса. Шла служба. — Ксе, — прошептал где-то в отдалении Жень, — Ксе пошли туда, в угол. Блин, ну чего ты встал?.. Видя, что толку от слов не будет, подросток уцепил шамана за куртку и повёл за собой вглубь церкви. У Ксе даже озираться не хватало запала. Время шло, мужчина что-то напевно читал, женщины пели, а он просто стоял и тихо радовался, что сумасшедший Жень затащил его за колонну и никто не видит его лица. Он знал, конечно — кто ж этого не знал — что новые научные данные за сорок лет никак не поколебали позиции мировых религий. Его ранняя юность пришлась на пик «возрождения духовности» после распада СССР, когда вперемешку с древними учениями страну захлестнул мутный поток сект, проповедников, «экстрасенсов». Иные из последних, как это ни удивительно, даже не были контактёрами. Впрочем, в Союзе работы, посвящённые физике и биологии тонкого плана, не становились достоянием общественности, а профессиональная карматерапия была доступна лишь высшей номенклатуре. Замешанное на смутных слухах полузнание принесло весь вред, который было способно. Чернобыль вскрыл недостатки системы: грамотная работа шаманов с Неботцом могла бы вдесятеро сократить территорию заражения, но до неименуемых органов слишком поздно дошло известие о засекреченной катастрофе. Это случилось не на памяти Ксе. Он начинал учиться у Деда, когда в МГИТТ уже близился первый выпуск; незадолго до того начали выдавать лицензии частникам, занимавшимся настройкой энергетических контуров, и открыли для посещения храмы антропогенных богов. Ксе вспомнился один вечер. Измученный и гордый, он вернулся с занятий у Деда, и мать вслух радовалась успехам сына-шамана, а потом включила телевизор — старый, даже не цветной — и стала слушать священника с большим крестом на груди, который говорил о покаянии и духовном совершенствовании. Отец попросил переключить на новости. Мать кивнула, подошла к телевизору, чтобы перевести рычажок. Ксе засыпал от усталости, и всё как-то слилось: благообразный священник превратился в импозантного жреца и заговорил про моление о ценах на нефть. Посещать храмы советовали оба. Приблизительно такая каша в голове у шамана и осталась. Он не мог понять, как мыслят собравшиеся здесь люди, как ухитряются жить со своей верой, и зачем она им вообще. Это была какая-то другая реальность. Чернобородый священник умолк и выполнял загадочные манипуляции. — Ксе, — тихонько окликнул Жень, глядя в сторону. — Ты чего, уснул? — Жень… — задумчиво сказал осовевший от мыслительной работы шаман, а потом едва не подпрыгнул, с нелепым видом уставившись на подростка. — Жень, — почти испуганно прошептал он. — Ты можешь войти в церковь?! — А ты не можешь? — осведомился божонок. — Да могу, но ты же… — Ну тебя, Ксе. — Жень, наконец, покосился на спутника, оценил выражение его лица и почти захихикал. — Я тут много раз прятался. Самое классное место, чтоб от жрецов оторваться. — Потому что священное? — спросил Ксе, даже не осознав, какую говорит глупость. Жень зажмурился, чтобы не рассмеяться вслух. — Дурак ты, Ксе, — сказал он. — Просто жрецы сюда лезть боятся. — Чего они боятся?! — Патриархии! Ксе глупо хлопнул глазами и с особенной остротой ощутил себя шаманом. Во-первых, он в очередной раз понял, что ничего не понял, а во-вторых, он вообще все эти минуты думал о своей принадлежности к ордену — о том, что этому месту он чужд так, как это только возможно, и для прихожан он, наверное, необыкновенный грешник и нечестивец. Страшно было и предположить, кто для них Жень. — Ну что таращишься, — почти ласково улыбнулся тот. — Да знаю я, я типа бес по-ихнему. Но мне-то фиолетово. Я вообще на ангела похож… когда в глаза не смотрю, — и бог войны лукаво потупился, изогнув губы в полуулыбке. «Похож, блин, — Ксе не мог не согласиться. — Красавец, мать твою… вот же пакость мелкая». — А я что, виноват? — продолжил Жень мрачновато, перестав улыбаться и отведя лицо. — Я же не могу перестать быть… ну… как это… личинкой беса. Я ничего плохого не делаю. Он смолк и отвернулся. Ксе заметил, что певшие женщины сходят с возвышения и заключил, что ритуал окончен. Сам ритуал был ему понятен — жертвоприношение мыслью и молитвой, но с какой целью? Что надеялись получить взамен? Впрочем, куда больше Ксе интересовало, не ждут ли их с Женем снаружи. Судя по всему, божонок был уверен, что не ждут, но шаман помнил, что чувствует Жень только посвящённых от адепта и выше. Снова попасть в руки неофита-боевика шаману не хотелось совершенно. «Как там Лья? — подумал он, тревожась. — Выкрутился… разведчик Исаев? А ведь его могли и в отделение забрать, допрашивать, дело-то серьёзное… уй-ё… и Арья в Германии. Блин! был бы это храм удачи, я бы хоть жертву заказал…» — Жень, — спросил он тоскливо, — Жень, а этот бог, в смысле — их вот, который троицей, ну, в общем, понятно — он есть? Подросток, высматривавший что-то в дальнем углу, пожал плечами. — Спроси чё полегче… — Остановите, — велела женщина. Она полулежала на заднем сиденье, поджав длинные ноги и откинув светловолосую голову на спинку; взгляд её рассеянно блуждал по потолку машины. Привычный ко всему водитель повиновался немедля, но его сосед тревожно спросил: — Что-то случилось? Они оторвутся! — Они здесь. — Где? — насторожился собеседник. Вместо ответа женщина указала за окно. — Это… это невозможно! — изумился он. — Вы ошибаетесь. — Варвара Эдуардовна не ошибается, — тихо возразил шофёр; в его словах не было и тени негодования, лишь печальное предупреждение. — Проверьте, — сказала та. Жрец вскользь глянул на её лицо: оно оставалось неподвижным, как маска, и, точно отсвет другого лица, хранило знакомое надменно-насмешливое выражение. Всей жизни в нём было — лишь этот жутковатый отсвет. Кукольной внешности блондинка, Варвара Эдуардовна походила даже не на манекенщицу — на манекен, и неприятно было вспоминать, что эмоциями сходство не ограничивается. Из сложной, со множеством кос, её причёски за время пути не выбилось ни единого волоска, а кожа была гладкой как тефлон, без неровностей, кажется, даже без пор. «Фотошоп, — определил жрец, но улыбнуться своей шутке не смог даже внутренне, и раздражённо подумал: — Универсальный солдат какой-то…», — хотя знал, что это не так: женщина была универсальной поисковой системой. «Сказала Георгию, что он рискует — и Георгий лишился ножа», — вспомнилось жрецу. Ему было зябко. На того, кто сидел рядом с Варварой Эдуардовной, жрец предпочитал не смотреть вовсе. Сам Лаунхоффер и то внушал меньше страха, чем его живые программы. По крайней мере, он был человеком. — Чем… закончится эта проверка? — спросил жрец. Золотистые ресницы опустились: программа что-то рассчитывала. — По моему мнению, захват следует производить сейчас, — бесстрастно-отчётливо сказала она. — В помещении много людей. Скорее всего, сыграет некую роль культовая природа постройки. Объект не станет активно сопротивляться. Жрец проглотил ком в горле. Итак, наконец, безумная эпопея со сбежавшим из храма богом закончится, и всё вернётся на круги своя. Группа захвата прибудет минут через пять и решит проблему. Если Ищейка всё-таки не ошиблась; но вероятность её ошибки, как сказал Эрик Юрьевич, стремится к нулю. А значит… — Я рекомендую отменить захват и прервать операцию. Телефон выскользнул из пальцев жреца, раскрылся, ударившись о дверцу, и упал на пол машины. Шофёр беззвучно перевёл дыхание, уставившись на собственные колени, чтобы случайно не посмотреть в зеркало и не увидеть того, кто говорил. Жрец не был столь опытен или столь догадлив. Отзвучавшие слова второй программы ещё отдавались предательской дрожью в его руках, но он всё же оглянулся и потребовал: — Что? Голос дал петуха. Тот, который говорил, не ответил. Женщина открыла глаза и выпрямилась на сиденье. — Почему?.. — без голоса пробормотал жрец; теперь он горячо желал отвернуться или хотя бы посмотреть на Варвару Эдуардовну, но голову словно зажало в тиски, и взгляд был прикован к тому, второму. — Вы слышали, что сказал Координатор, — голос женщины донёсся точно издалека. Интонации её стали явственно механическими. — Рис, — сказал Ксе в трубку крайне несчастным голосом. — А Рис! В трубке забился весёлый смех; голос у Риса был — густейший бас, и смех его, особенно по телефону, напоминал приглушённое буханье. — Чего, — сказал Рис, — тяжко тебе? Совсем? — Рис, — умоляюще сказал Ксе, — давай сменами поменяемся. Готов две за одну отработать. Будь другом, а? — Друг! — укоризненно пробасил тот. — Волчара ты позорный, Ксеша, и свин бесстыжий. Что ж ты другу звонишь только тогда, когда тебе сменами поменяться горит? Ксе уполз бы в тапочки, будь это заметно по телефону. — Ладно, — сурово сказал Рис. — Не надо мне твоих двух. Но второй раз подряд меняться не буду, учти. Хоть покойником, но явишься. — Рис! Ты человечище! — Все на мне ездят, — посетовал добродушный гигант, — а я вот ни на ком. А почему? А потому, что меня хрен кто увезёт! — и расхохотался. Положив трубку, Ксе шумно выдохнул и добрым словом помянул богиню удачи: у него было ещё три дня. Даже три с половиной, если считать остаток сегодняшнего. Они с Женем благополучно выбрались из церкви; шаман только раз перепугался до холодного пота, и то не из-за помстившихся где-нибудь жрецов, а исключительно из-за придурка-бога. Жень, оказалось, был знаком со священником, и тот подошёл его поприветствовать. Ксе уже воображал худшее, когда священник густым, как у Риса, басом спросил у Женя: «Пришёл?» «Пришёл», — смиренно потупился тот, вновь изобразив ангелочка. «Тянет тебя сюда, — удовлетворённо отметил чернобородый. — Обедать с нами пойдёшь? Матушка борщ смастрячила». «Спасибо, — ответствовал божонок, — я это… пойду лучше». «Ну, с богом», — согласился тот и перекрестил склонённую русоволосую голову. — Где же Лья? — вслух подумал Ксе. — Позвони ему, — отозвался Жень с кухни. — Слушай, где у тебя соль? — В холодильнике. Боюсь я звонить. Если у него всё пучком, он сам должен позвонить. — Псих! Кто же соль в холодильнике держит? Это Лья-то должен? — Сам псих, я держу. Где уксус, там и соль. Ну мы вроде вместе работаем. — Он тебе нарочно не позвонит, — проницательно заметил бог, — чтоб ты с ума посходил. В конце концов он всё-таки оказался дома у Ксе и теперь творил что-то неописуемое на обед. — И что мне делать? — уныло сказал шаман. В дверях показался облизывавший пальцы Жень. — Странный ты, — хмыкнул божонок. — Ты ж контактёр, вон, в школу свою попёрся же за телефоном тем. Поинтуичь своей интуикалкой, что ли. Шаман тяжко вздохнул. — Не хочу звонить. — Не звони, — величественно разрешил Жень, полюбовался немного на скорбящего Ксе, глумливо фыркнул и скрылся. Ждать было тошно. «Неизвестно, сколько придётся ждать, — думал Ксе. — И что делать, непонятно. Тихо сидеть? Пока нас ищут? А вдруг Лью взяли? Он же сказал, что сдаст, если влипнет… нет, это он, конечно, не всерьёз сказал, но если за него в милиции возьмутся по-настоящему — ведь расколют! Когда же Арья приедет?» От мыслей становилось ещё тошнее, и ещё от того, что заняться по большому счёту было нечем; вынужденное бездействие становилось пыткой. Ксе искренне завидовал Женю — тот, на манер уличного пса, в любом месте обживался за десять минут. Где-то в недрах компьютерного стола Ксе он нашёл старые диски с играми, и теперь преспокойно отстреливал монстров в древнем Doom’е. Ценная мысль пришла Ксе частично из вредности. — Когда графика такая фиговая, это даже прикольно! — глубокомысленно высказывался бог, терзая клавиатуру. Шаман зловеще навис над ним. — Жень, — изрёк он. — Ну-ка прервись. — Зачем? — Выйди из игры. — Ну щас, щас, — томно сказал божонок. — Розового цыплёнка замочу… — Не щас, а сейчас же. Я должен написать Деду. — Горит тебе, что ли… Ксе решил, что ему действительно горит, и начал возмущаться. …Ребяческое раздражение от того, что его не пускают за собственный компьютер, и нетерпение контактёра, подгоняемого интуицией — шаман спутал одно с другим, и очень надеялся, что Жень этого не понял. В почтовом ящике обнаружился мейл от Льи. «Ксе, — писал компетентный собрат. — Я выхожу из игры. Извини, если что. Это для меня чересчур. Если нужна будет консультация, обращайся. Но на этом всё. Дело обошлось, не бойся, но нервов мне сожгли много. К стфари добирайтесь сами. Езжайте к Менгра-Ргету, электричкой до Волоколамска, оттуда можно взять машину. Точный адрес не помню, забей имя в Яндекс, у него авторские работы по металлу, даже сайт есть». Шаман прикрыл глаза; чего-то подобного он ожидал, но всё равно неуютно стало от сознания, что теперь он, по крайней мере до возвращения Арьи, со всеми проблемами будет разбираться один. — Ну чего, — сказал пялившийся в монитор поверх его плеча Жень, — поехали? В глубоких колеях стояла глинистая вода, засыпанная палой листвой. Просёлочную дорогу обступали деревья, высокая мокрая трава клонилась к ней, не давая сойти с проезжей части. Единственная сухая тропка оставалась между колеями. До сих пор машин не появлялось; Ксе надеялся, что ему и не придётся прыгать в мозглую сырость. Стояла тишь — лесная, глубокая, напоенная эхом, в нескольких шагах от дороги поднимались выкрашенные зелёной краской заборы, но посёлок казался безлюдным. Вдали потявкивали собаки, голоса их таяли в умытой дождём тишине. Наплывал вечер, над головой яснело бледное небо, облака уходили к западу, окрашиваясь светло-алым и тёмно-лиловым. За деревьями и домами не было видно солнца, лишь тени сгущались, и свет становился плотным, осязаемо-золотым. Сменилась погода, минули несколько дней зимнего холода, в покойном теплом безветрии стояли озарённые закатом берёзы; провода вдали едва слышно гудели, сплетая песню с голосом уходящего поезда, и пахло последним осенним грибом. Водитель подбросил их до посёлка, а потом сказал, что дальше дорогу совсем развезло и дойти пешком будет быстрее — машина просто утонет. Ксе не возражал. Теперь он дышал спокойствием Матьземли. В городе нельзя избавиться от иллюзии, что тонкий мир резко отличен от плотного, стоит только раз нырнуть с суеты городских улиц в извечный покой богини. Здесь то, что шаман понимал умом, совпало, наконец, с тем, что он чувствовал. Старый, пятидесятых годов, посёлок не был отлажен, но большая часть домов пустовала, и оттого ошибки в энергетике чувствовались неостро. Жень шёл с полузакрытыми глазами, сунув руки в карманы сандовой куртки; лицо божонка было одновременно внимательным и расслабленным, точно он принюхивался к чему-то, выискивая среди множества запахов осеннего леса — один, единственный. На кроссовки налипла грязь, потому что он не разбирал дороги, джинсы стали до колен мокрыми; шаман надеялся, что боги не простужаются. — Здесь шли бои, — наконец, прошептал подросток. — Волоколамское направление… — Ты как-то чувствуешь? — спросил шаман, тоже шёпотом: не хотелось нарушать тишины. — Папка мой дрался… Ксе помолчал. Он о многом хотел бы спросить, но большая часть вопросов принадлежала к тем, какие задавать трудно и неловко, и сейчас уж точно не время. — Жень, — проговорил он, глядя себе под ноги, — а твой папка когда родился? — В семнадцатом. — То есть, — догадался Ксе, — в новой стране — новые боги? — Ну да, — ответил Жень, задрав голову и глядя в небо. — Значит, твой дед… — Над Российской империей стоял. — А… Ксе чуть было не спросил о шакти бога, о Матери Отваги, из чистого любопытства: шаман не совсем понимал, что она такое. Но, к счастью, не спросил, потому что услышал позади серебристое бряканье. Он оглянулся. Их нагоняла девушка на велосипеде, удивительно ловко выруливавшая по мокрой дороге с глубокими лужами в колеях. Шаман поколебался немного и окликнул её: — Извините! Девушка притормозила, поставила наземь ногу в резиновом сапожке, и выжидающе улыбнулась. Она была чем-то похожа на Женя, такая же золотисто-русая и голубоглазая, со смышлёным и озорным лицом. Ксе вспомнил о девочке Жене и порадовался, что не задал вопроса. — Извините, — сказал он, — мы ищем дом Менгра-Ргета. Ну, стфари. Вы не скажете, мы правильно идём? Она рассмеялась. — Я-то точно правильно еду, — сказала, поиграв велосипедным звонком. — Я домой еду. Я Иллиради. Иллиради Ргет-Адрад. Менгра мой папа. — А… спасибо, — сказал Ксе и смутился, — то есть, очень приятно. Иллиради снова засмеялась и с непосредственным видом спросила: — А вы зачем? Ночь скоро. То есть папа примет, у нас и переночевать можно, только странно. И без машины вы. Ксе смутился вторично. Велосипедистка-стфари казалась ему чудесно красивой, но не из-за правильных черт лица и ясных глаз, а из-за чувства стихии: Иллиради, как и сам Ксе, находилась в ладу с Матьземлей. «Неужели шаманка? — подумал он с безотчётным теплом. — Дочь верховного жреца. У нас такого не может быть. Но у них другие законы, Анса говорил…» — Мы… не насчёт заказа, — объяснил Ксе конфузливо. — Нас… пригласили. — Кто? — Ансэндар. Глаза Иллиради расширились; она выпрямилась и перестала играть язычком звонка. Выражение лица её стало странноватым — смесь уважения, тревоги, опаски и тёплой приязни. — Анса… — задумчиво выговорила она, а потом вскинулась с живостью: — Знаете… знаете, что? Я тогда вперёд побыстрее поеду, предупрежу, чтобы вас встретили! Тут недалеко совсем осталось! — она погнала было велосипед, но метров через пять вновь притормозила. — А вас как зовут? — Меня зовут Ксе. Я шаман, — произнести это сейчас было на редкость приятно. — А ты? — выкрутила шею девушка. — Жень я, — мрачно ответствовал тот. — А Анса ваш где? — Он у нас гостит, — сказала Иллиради, задумчиво озирая верхушки деревьев. — Третий день уже. Я-то думаю — что это он так? А он вас ждал! — и улыбнулась Ксе через плечо, прежде чем нажать на педали. — Я всё-таки поеду! Дом Менгры стоял на отшибе, за рощицей. Не то чтобы Ксе хорошо разбирался в модных архитектурных стилях, но у Санда лежали рекламные проспекты фирм, строивших загородные особняки, от скуки он как-то пролистал их, и мог с уверенностью сказать, что видит настоящий дом стфари. На заказ такого не строили. Шаман подумал, что строили дом сами переселенцы, на свой манер и по своим законам. Энергетических ошибок не было. Подумалось, что в порядке гуманитарной помощи могли настраивать поселения под Тверью, но никак не особняк вождя. У стфари есть свои шаманы? Вполне возможно, но отзовётся ли им чужая богиня? Похоже, на работу Менгры и в самом деле есть спрос… Иллиради, уже без велосипеда, стояла в калитке и махала рукой. — Сюда, сюда! Баб, вот они! Пришли! Из-за сплошного забора вышла статная седовласая женщина. В отличие от Иллиради, одетой как обычная молодая дачница, бабушка её была облачена в национальный костюм — длинный, многослойный, сплошь покрытый вышивкой. Она радушно улыбнулась, поглядывая на гостей из-под бахромчатой налобной повязки, и где-то внутри у Ксе дрогнула умело настроенная струна. Шаман, человек города, не мог не опознать этой улыбки. Нарядная женщина-стфари была здесь кем-то вроде менеджера, и вид посетителей не внушал ей большой радости. «Что-то тут не так», — подумал шаман и покосился на Женя: тот мрачнел на глазах. Ксе остро хотелось спросить, о чём думает бог, но обстановка была не самая располагающая, и беседы пришлось отложить. Когда в проёме калитки показался Ансэндар, от сердца несколько отлегло. — Уже добрались? — спросил он на свой манер мягко и чуть смущённо. — Я очень сожалею, что так получилось. Уважаемый Лья, к сожалению, счёл разумным покинуть… — Я знаю, — сказал Ксе как можно спокойней. — Он со мной связался. Это мы должны извиняться. — Нет-нет, ничего… Да, Ксе, это Кетуради. А с Илей вы уже знакомы, ведь так? Кетуради едва наклонила седую голову; две белые косы, перевитые тонкой работы металлическим плющом, скользнули по груди, и подвески тенькнули, задев ожерелье. Хозяева и гости обменялись ещё парой ничего не значащих реплик, а потом облачённая в этнические одежды менеджер пригласила их в дом. Прежде чем ступить на резное крыльцо, шаман на секунду погрузился в стихию; это был единственный способ укротить тревогу, разгоравшуюся в груди. Подумалось, что неплохо бы уметь выключать интуицию, когда и без неё всё понятно: иной раз шестое чувство просто мешает думать. Дом был красив, непривычно красив, изнутри и снаружи покрытый резьбой, нарядный, точно деревянный пирог, с галереями и лесенками, но Ксе неприятно изумлялся — ему, москвичу, привыкшему к поистине гигантским постройкам, трёхэтажный особняк Менгра-Ргета казался огромным и давящим. Кетуради провела их в залу и скрылась. Кажется, зала занимала полтора этажа: потолок оказался не по-деревенски высоким. Мебели здесь не было — только ковры на стенах да сундуки, украшенные неизменной резьбой, росписью и инкрустациями. На одном из сундуков лежал ноутбук, подключённый к мобильнику, вероятно, GPRS-модему. Картина рисовалась почти сюрреалистическая. И лестницы. На второй этаж из залы их вело сразу три — винтовые, кованые, все разные и все — фантастически красивые. «Демонстрационная», — понял шаман и чуть улыбнулся. Пресловутый Менгра, вождь, контактёр, делец и художник в одном лице уже заочно внушал Ксе уважение. Шаман залюбовался лестницами, похожими на музейные экспонаты, потом приметил чуть дальше ряд фонарей, выстроившихся у стены, точно солдаты в строю. Наверняка где-нибудь были образцы кованых решёток, но их кузнец, скорее всего, держал на улице, в обширном дворе. Ксе подумал, что сундуки здесь тоже стоят не просто так, и оказался прав. Проследив за его взглядом, Ансэндар с плохо скрытой гордостью улыбнулся и молча откинул ближайшую крышку. Бледные лезвия, оплетённые кожей рукояти, пышные эфесы и суровые крестовины… Шаман был человек сугубо мирный и штатский, если не считать того, что последние несколько дней ему действовал на нервы бог войны, но перед этим зрелищем не смог бы остаться равнодушным ни один мужчина. В мальчишеском безотчётном восторге Ксе протянул руку к узкому мечу с обвившей рукоять крылатой змеёй. За плечом его полыхнул вихрь. Ксе мало не в панике обернулся и встретил ясный и напряжённый взгляд голубых глаз. — Ксе, — глядя ему в лицо, тихо сказал Жень, — тут где-то это… бл-лин… Мечи, казалось, не интересовали божонка вовсе. — Храм, — спокойно кивнул Ансэндар, облокотившись на край откинутой крышки. — Он тоже в этом доме. Менгра всё-таки верховный жрец, Жень. Так удобнее. — Не люблю жрецов, — процедил подросток. Похоже, он собирался с силами, как тогда, у подъезда Льи: шаману почудилось, что краски сделались ярче, и ауру Женя он практически мог видеть — цвет её из мирной синевы перетекал в недоброе белое золото. — Жень, — негромко, не глядя на него, проговорил Анса — не стоит… Не надо бояться. — Я не боюсь! — взвился божонок. «Он тоже видит? — мелькнула мысль. — Он жрец?..» …Жрец показался в дверях. Вождь тридцатитысячного народа беженцев, верховный жрец неизвестного бога, кузнец-художник и успешный бизнесмен походил на мамонта. Дверной проём он загородил собой почти полностью — огромный, с бычьей шеей и невероятно широкой грудью, густобровый и хмурый, тёмно-рыжий мужик. Менгра-Ргет. Он стоял, скрестив на груди бугрящиеся мускулами волосатые руки, и в упор смотрел на Ансэндара. Тот неуверенно улыбнулся. Ксе остро почувствовал неуместность своего пребывания в этом доме, и едва не отшатнулся, когда угрюмый взгляд Менгры скользнул по нему. Спокойным остался лишь Жень, и то — только с виду, шаману не было нужды лишний раз прислушиваться к тонкому миру, чтобы понимать, насколько стремителен и раскалён вихрь. Бог шагнул поближе к нему и выпрямился; Ксе, оказавшийся за жениным плечом, молча обругал чересчур предприимчивого подростка. Для полного комплекта неприятностей не хватало только стычки с посторонним и лично перед Женем никак не провинившимся человеком. «Что-то Анса того, — печально подумал шаман. — Я же подозревал, что нет у него права обещать. Лья-то почему поверил, умный наш? Блин, нам бы теперь выйти отсюда спокойно! Жрец и так дядька неласковый, только бы Жень никакой штуки не отколол…» Наконец, Ксе решил, что не мешало бы позвать стихию: он не знал, на что способен жрец стфари в чужом для него мире, но исполин Менгра мог и попросту зашибить кулаком. Великая богиня желает их с Женем безопасности, а раз так, пускай её, в случае чего, обеспечит… Ксе попытался ощутить Матьземлю — и не удивился ничуть, только безнадёжно прикрыл глаза. Вихрь-божонок снова отсекал его от Матери, заключив в колыбель немоты рядом с центром своего бурлящего тела. У Женя имелся собственный план действий. «Прибью гада», — устало подумал Ксе; он не испытывал даже злости, лишь вялую покорность судьбе. Менгра шумно, как зверь, перевёл дыхание. Ансэндар осторожным движением опустил крышку сундука. — Жень, — сказал он, — пожалуйста, успокойся. Мы же договорились… — Договорились? — эхом отозвался Менгра. — Договорились, значит?! Ансэндар, спокойный и серьёзный, смотрел ему в лицо. — Я дал обещание, Менгра. И Ксе перестал дышать, когда Менгра с неожиданной для такого могучего человека скоростью пронёсся по зале и втолкнул Ансэндара в стену — навалившись всем весом, ударив ладонью в горло снизу вверх, так, что стальные пальцы кузнеца обхватили шею беловолосого точно рогатина. Шаман зажмурился: показалось, что жрец Ансу убьёт. — Ты? — взревел стфари. — Дал?! Ты хоть понимаешь, что ты сделал? Что теперь будет?! Ты понимаешь, с кем ты связался?! Казалось, он игнорирует присутствие посторонних — но Менгра говорил по-русски. В гневе, как будто потеряв над собой контроль, стфари говорил на языке, который учил не более нескольких лет, и говорил без акцента, не путаясь в построении фраз, не подыскивая слова. «Что-то здесь не так», — заподозрил Ксе, но дальше рассуждать не смог, да и не успел. Глаза бога сузились от ярости. Жень медленно, каким-то деревянным движением качнулся вперёд; шаман хотел остановить его, придержав за плечо, но рука отлетела как обожжённая. В прошлый раз Женем руководили расчёт и мальчишеское бахвальство; сейчас — ненависть. — Вот такие суки и папку моего уморили, — очень тихо и ровно сказал он. Менгра выпустил жертву; глаза Ансэндара закатились, и он сполз на пол, казалось, потеряв сознание. — П-падлы, — с воистину нечеловеческой злобой процедил Жень; лицо его исказилось. — Ж-жрецы. Жрец обернулся. Какое-то время они с Женем смотрели друг на друга; Ксе видел, что стфари не испытывает и тени страха, но пренебрегать божонком всё же не решается. А потом Ансэндар, потирая шею, хрипло выговорил: — Я думаю… что Менгра… не такой. В лице того не дрогнул ни один мускул, но шаману помстилось, что взгляд его всё же на миг стал растерянным. — Все они — такие, — криво усмехнулся Жень, не сводя с врага глаз-прицелов. — Н-ненавижу жрецов… — Менгра не такой, — веки Ансы были опущены, но на губах мелькнул призрак улыбки. — Он хороший жрец. Тот резко выдохнул и сгорбился, тяжело осев на ближайший сундук. Окинул беловолосого мрачным взглядом. «Уй-ё! — осенило Ксе, и он даже подобрался весь, поняв, наконец, что к чему. — Да он же… да они же… блин, я идиот, Лья узнает, ржать будет… но это ж кому сказать…» — Менгра, — едва слышно шепнул Ансэндар, прикрыв лицо узкой ладонью, — я ведь и… ответить могу. — Я здесь на птичьих правах, — отрубил Менгра, уставившись в пол. — А ты — тем более. — У нас был выбор? — Не было, — жрец коротко глянул на него, но Анса всё ещё прятал глаза. — Зачем ты их привёл? Мы здесь никто. Мы не можем идти против местных властей! Что с нами будет?.. — Менгра, ты даже ни о чём не спросил. — Ансэндар, наконец, отвёл руку и медленно поднялся с пола; Жень настороженно следил за ним. — По-твоему, я не знаю, что делаю? Раньше ты так не думал, — в его голосе звучали бесконечная усталость и бесконечное терпение. — Раньше стфари жили не в чужом доме. — Ты не хочешь снова обрести свой? Ансэндар сказал это и опустил голову. Менгра молча уставился на него; лицо жреца смягчилось и просветлело, на нём мелькнуло растерянно-виноватое выражение, а в глазах почудились странные искорки. — Жень, — сказал Анса. — Подойди. Ксе изумлённо смотрел, как божонок, секунду назад кипевший от ярости, подчиняется, глядя на стфари чуть ли не зачарованно. В голосе Ансы звучала тихая власть, которую непросто было отвергнуть. — Он бог войны, Менгра, — сказал беловолосый, положив руку на плечо подростка. — Как Энгу. Наши миры ближе, чем кажутся. У него тоже нет спутницы, Менгра, по той же причине. Жень стиснул зубы. Кузнец смотрел на него странным взглядом — сумрак, печаль и надежда. — И что? — пробурчал он. — Он сам ещё мал. Эта страна часто перерождается, а вместе с нею — людские боги. Он должен вырасти… а богиня-спутница — родиться. «Вот как?» — встрепенулся Ксе. Дело не ограничится предоставлением укрытия? Мать Отваги можно вернуть? Как? Если боги умирают навсегда?.. Ансэндар знает больше, чем могло показаться, больше даже, чем сам Жень? «А впрочем, неудивительно, — умозаключил шаман, — он же…» — Что сделаем мы? — бесстрастно продолжал Менгра. Ансэндар вздохнул. — Если нам не удастся вернуться, — сказал он с подчёркнутым спокойствием, — с помощью девочки мы станем частью этого мира. Если удастся — в пантеоне над стфари появится богиня войны. Повисло молчание. Ксе выжидающе переводил взгляд с одного участника беседы на другого, пытаясь разобраться с новой информацией. В его компетенцию не входит исправление пантеонов, он всего лишь шаман, выполняющий просьбу своей стихии, и что ему делать теперь?.. — Анса, — внезапно раскрыл рот Жень. — Я вот сколько смотрю, понять не могу — а ты? Ты — чего бог? Менгра добродушно засмеялся, окончательно перестав быть мрачным и грозным, и встал с сундука. Ансэндар улыбнулся смущённо. — Раньше, — сказал он, — дома, был… одного, а теперь, наверное, другого… — и он озадаченно пожал плечами. Верховный жрец смотрел на бога сверху вниз, чуть сощурившись, и странноватые искры не гасли в тёмных глазах. — Надежды, — сказал Менгра-Ргет Адрад-Катта. — Надежды. Когда Менгра вёл их с Женем к гостевым комнатам, зычно окликая своих домашних и требуя постелей и ужина, во внутреннем кармане куртки у Ксе завибрировал телефон. Рядом с сердцем; и сердце шамана оборвалось, рухнув в живот. Руки похолодели, волосы на голове приподнялись, сбилось дыхание. Шаман даже не понял, испытывает интуитивный страх или что-то иное — слишком сильной и шокирующей оказалась физиологическая реакция. Мокрый от пота, деревянными пальцами он вытащил мобильник. — Чего? — встревоженно обернулся Жень. Шаман стоял и пялился на трезвонящий телефон. Номер не определялся. — Блин, — прошептал он. — М-мать… — Это кто? — Понятия не имею… Руки дрожали так, что мобильник мог выскользнуть, и Ксе невольно взялся за него поплотнее; это и помогло разобраться в ощущениях. Будь звонок опасен, внутри не родилось бы безотчётного желания его сберечь. В кнопку Ксе попал с первого раза. — Да, — просипел он беззвучно, и выговорил твёрже, — алло? — Здравствуйте, — с ленцой сказал в трубке безразлично-вежливый голос. — Прошу прощения за беспокойство. Мне ваш телефон дал Широков, Лейнид. Меня зовут Даниль Сергиевский. |
|
|