Валерий Яранцев ПО ЗАКОНУ ПРАВОТЫ

Визит президента РФ Дмитрия Медведева в Норвегию сопровождался уже привычными уступками. Но в России есть и другие люди, которые ставят честь страны выше личных интересов.

      Валерий Владимирович Яранцев родился 23 мая 1954 года в городе Яранске Кировской области. В 1973 году окончил Архангельский морской рыбопромышленный техникум по специальности "морское судовождение". На Мурмане сделал карьеру капитана рыболовецкого флота. После эпопеи «Электрона» работал в ЗАО "Мурманский рыболовный флот" заместителем директора по безопасности мореплавания. 15 марта 2009 года на повторном голосовании по выборам главы муниципального образования "Сельское поселение Териберка" Кольского района Мурманской области избран его главой.

      ВЕРХУШКА АЙСБЕРГА

     Траулер «Электрон» ловил рыбу в международных водах, свободных от признанного статуса норвежской экономической зоны. Координаты я помню до сих пор, спустя даже четыре года: 76 градусов 30 минут северной широты и 39 градусов 15 минут восточной долготы (плюс-минус пять миль). В этой точке мирового океана действуют Международная конвенция о рыболовстве в Северо-Западной Атлантике, Конвенция об открытом море и Парижский договор о Шпицбергене 1920 года. Всё! Больше никаких юридических документов, регламентирующих промысел в этих водах, нет. Есть только некие потуги, предпринимаемые в одностороннем порядке: распространить на этот район Шпицбергена законы континентальной Норвегии.

     Первая попытка захапать эти богатейшие рыбные угодья была предпринята Норвегией еще в 1977 году. Но Северный флот на два месяца послал к Шпицбергену военный корабль, и норвежцы притихли. Ведь то, что в одностороннем порядке декларирует Норвегия, не подпадает под узаконенное международное положение о деятельности на море. Между Россией и Норвегией никаких соглашений насчет этой «зоны» нет.

     В 1998 году норвежцы с использованием вертолётов высадили десант на группу из 50 российских судов, работавших у Медвежки, и попытались впервые закрыть район. Потом прижилась тактика перманентного давления: инспектора, подымаясь на борт с проверкой, тянули время, мешали работать, изобретательно находили поводы для претензий.

     Рано утром 15 октября 2005 года к нам подошёл норвежский корабль береговой охраны «Тромсё» с группой инспекторов. В четыре часа утра мы приняла их на свой борт, подняли трал, легли в дрейф, и проверка началась… Сначала претензия к нам была одна: почему не подали заявку на вход в 200-мильную рыбоохранную зону Шпицбергена, установленную по королевскому указу с 1 января 2003 года? Но в связи с тем, что Россия данный район такой зоной юридически не признала (как не признал и никто в мире), то никаких заявок на промысел там от нас никогда и не поступает.

     Кстати сказать, в договоре по Шпицбергену многие обращают внимание только на строку "признать полный суверенитет Норвегии над островами", не обращая внимания на её продолжение: "…при условии выполнения всего договора". То есть я как капитан имел полное право не пускать норвежских инспекторов на борт траулера «Электрон». Но в силу сложившейся практики пошел им навстречу, не желая создавать осложнений и препятствий к дальнейшему промыслу. Хотите проверить — проверяйте…

     Инспекторы задали вопрос: не работал ли я на этом судне в мае? Нет, не работал. Этот рейс был моим первым рейсом на «Электроне» и вообще первым промыслом под флагом фирмы «Коре». Дальше началась проверка, которая закончилась фактически провокацией. Мне вручили заранее заготовленный акт, датированный предыдущими сутками: 14 октября 2005 года. Лишь позже, когда стали всплывать документы этих дней, выяснилось, что это была только верхушка айсберга.

     В этот день к работе приступило новое правительство Норвегии. Полагаю, что именно к этому событию была приурочена морская спецоперация, в ходе которой предусматривался арест трех российских траулеров в так называемой 200-мильной рыбоохранной зоне Шпицбергена. Первым возле острова Медвежий был арестован траулер "Капитан Горбачёв". Второй целью спецоперации стал транспортный рефрижератор "Дмитрий Покрамович". Третьей мишенью — траулер «Электрон». На все три судна норвежской стороной были заготовлены акты, датированные 14 октября. Между тем задержание российских рыболовных судов в районе архипелага Шпицберген, исходя из Договора о Шпицбергене от 1920 года, Конвеции ООН по морскому праву от 1982 года и позиции России в отношении правового статуса Шпицбергена, является неправомерным. К «Электрону», видимо, еще с весны были какие-то вопросы, и он попал в некий "черный список" Поэтому при первом же удобном слу чае норвежцы прибегли к репрессивным мерам.

     При этом могу сказать, что нас просто «сдали» в России, сообщив норвежцам координаты траулера, иначе им было бы не найти «Электрон» в открытом море.

     Проверка шла в течение шести часов. Потом еще четыре часа норвежцы совещались. Я уже собирался ставить трал, но процедура непонятно затянулась. Главной претензией, занесенной в акт, была мелкоячеистая сеть, находившаяся на борту траулера. По норвежским канонам ширина ячеи должна составлять 135 мм. Как рыбак скажу, что можно поставить ячею хоть в 200 мм, но если косяк рыбы плотный, то трал набьет без разбора по величине особей. Правила, кстати, допускают добычу 15 % маломерной рыбы. И особо замечу, что в районе Шпицбергена совершенно незачем использовать запрещенную ячею: мелкой рыбы там нет. Да и уважающий себя капитан мелочевкой заниматься не станет, как бы ни складывался лов. Ему дороже честь…

     А здесь инспекторы намерили 108 мм, а также занесли в акт, что один из стропов был меньше размером, чем положено… Дель и селективную решетку, «сортирующую» рыбу по размеру, мерили в течение четырех часов, словом, за уши подтягивали ситуацию к криминалу.

     В конце концов траулеру велели следовать в норвежский порт Тромсё для разбирательства А мне предложили «сотрудничество». Это слово меня царапнуло, поскольку в русском языке у него есть определенный подтекст. И я понял что в норвежском — тоже. Можно так «насотрудничать», что государственная граница России стронется со своего места на восток…

     В общем, мне предложили не сопротивляться и подчиниться. Ошибка в смысле была исключена — переводчики всё артикулировали точно. Я отказался, мотивируя свое решение тем, что предъявленный мне акт датирован неверно.

     Во времена СССР такие вопросы решались просто. У нас был Комитет рыбного хозяйства. Был начальник промыслового района. Капитану было достаточно послать одну радиограмму, очень скоро появлялась нота МИДа, и ситуация рассасывалась. Новые времена — новые нравы.

      ШУМ НА МОРЕ

     Согласно закрытой инструкции, в 19.15 дал радиограммы в несколько адресов: "15.10.05 с 03.50 по 18.50 мск проверены судном норвежской береговой охраны… «Тромсё». За выявленные нарушения было предложено следовать в порт Тромсё, Норвегия. Акт не подписан. Предписание вручено 18.50 мск. При этом изъяты промысловый, судовой журналы, паспорт моряка капитана, свидетельство права плавания под флагом РФ. В противном случае судно будет взято на буксир. 68 КМ Яранцев".

     Уже через минуту в России знали ситуацию с «Электроном». В этот момент к нам подошел заранее заказанный танкер. Нашему траулеру требовалась бункеровка. Попросил у норвежцев разрешения на перекачку топлива, потому что двигаться куда-либо мы не могли. Нам предложили буксировку — я отказался.

     Погода пока стояла тихая, но ожидалось ухудшение метеообстановки: прогноз на 16 октября был скверный — надвигался шторм. Норвежцы об этом, конечно, тоже знали: путь до Тромсё неблизкий — двое с половиной суток, да при сильном волнении моря…

     Бункеровку «Электрону» разрешили. Кроме инспекторов на борт поднялись норвежские военнослужащие. По виду без оружия (это было бы вопиющим нарушением норм международного права), но в их чемоданчиках, думаю, могло быть что угодно. Они ведь тоже не дети…

     Утром 16 октября мне заявили открытым текстом: траулер арестован. Никаких слов о сотрудничестве я больше не слышал. Всё обозначилось предельно четко и ясно. Яснее некуда.

     Тогда я, конечно, еще многого не знал, думая, что всё происходящее — обычная проверка с большей или меньшей долей неприятностей и придирок. Я вел себя как нормальный капитан, не согласный с претензиями и действиями норвежцев, с их субъективными действиями, с практикой регулярных и откровенных накатов на российские траулеры. Ведь нас такой политикой фактически выжимают с моря, не имея на то никакого права. Грубый нажим силы в мягкой оболочке приличий. Кстати замечу, что русские и норвежцы уже многие века хозяйствуют в этом районе и, видимо, односторонняя борьба за влияние перешла в решающую стадию…

     Лишь позднее, уже на суде, из разговора с норвежскими военнослужащими, с командиром корабля береговой охраны Норвегии КV «Тромсё» Ярле Видеволдом я понял, что это была спецоперация, целью которой был арест группы российских судов и, соответственно, громкий международный скандал, выгодный новому кабинету министров Норвегии для создания имиджа. Да, шум на море случился, но вовсе не тот, на который рассчитывали норвежцы.

     Получив от норвежцев прямой приказ следовать в порт Тромсё, я отправил на берег радиограммы с просьбой пояснить, не вошла ли Россия в состав королевства Норвегия, так как мы находились к тому моменту на промысле уже в течение почти трех месяцев и фактически жили в информационном вакууме. Если нет, то я, имея на флагштоке траулера российский флаг, подчиняюсь законам России, а не Норвегии. Эта радиограмма ушла в Комитет по рыболовству РФ, в офис судовладельца, в управление морской погранслужбы Мурманской области. Ответила только фирма: "Сведений не имеем". Всё стало понятно. Решение мной было принято. Оно не было спонтанной вспышкой гнева, эмоциональным жестом человека, загнанного в угол. Я был поставлен перед выбором между наглым унижением и возможностью честной борьбы за свою законную свободу, полностью осознавал свою правоту. Это решение — еще и от поморской гордости и независимости, мы никогда и ни перед кем шею не гнули…

     После приказа двигаться в Тромсё «Электрон» в сопровождении всё того же норвежского фрегата КV «Тромсё» в 11 часов 16 октября двинулся на юг. Этот курс позволял до определенного момента идти как в Тромсё, так и в Мурманск. В это время я попытался связаться с береговой охраной России. Поправить ситуацию и увести ее от экстремального развития событий могла совместная российско-норвежская проверка на борту «Электрона». Поэтому я искал встречи с российским патрульным кораблем. Запрашивал открытым текстом, без крипта.

     В ответ лишь судовладелец сообщил официальную реакцию властей: ни одного патрульного судна России в нашем морском секторе нет, и выйти в море никто не имеет возможности. Тем временем мы, следуя курсом на юг, уже приблизились к норвежской экономической зоне, где действует совершенно иная юрисдикция. После этого я во второй раз, уже письменно (диктуя текст), заявил норвежцам морской протест о незаконных действиях, отказавшись выполнить незаконное требование ВМС Норвеги: следовать в порт Тромсё. «Электрон» по приказу судовладельца сошёл с рекомендованного норвежцами курса и направился в порт Мурманск. Мы подняли на флагшток новый российский триколор. Я повернул на восток и повёл траулер той трассой, какой шестьдесят лет назад в СССР ходили северные морские конвои.

     Тогда норвежцы попытались разными способами остановить «Электрон». Пользуясь почти двукратным преимуществом в скорости хода (десять узлов траулера против семнадцати узлов КV "Тромсё") пытались завести стальной трос. Был момент, когда мне пришлось стопорить ход, чтобы благополучно перепрыгнуть через плавучий конец и не намотать его на винт. Норвежцы были поражены: как так, не может быть?! Они же не знали, что у меня есть опыт лова «кошелем». Риск был в том, что я глушил двигатель. Но игра стоила свеч: судно на инерции проходило по тросу.

     Угроза захвата была реальной — в воздух с «Тромсё» поднимался корабельный вертолёт. Он ходил вокруг нас, но высадить группу захвата на «Электрон» не решился. Я видел в проеме вертолётного люка эту команду. У всех было оружие. Если бы пилоты сделали попытку высадки группы на палубу траулера, то вертолёт можно было бы сбить. Это не составило бы труда. Единственное, что останавливало от агрессивные действий, — люди. Они же не виноваты в жёсткости приказа…

      ЦЕНА ЧЕЛОВЕЧНОСТИ

     Позднее журналисты добыли распечатку радиопереговоров. Норвежские военные лихорадочно пытались выяснить: захватили ли инспекторы на борту «Электрона» управление судном. Резонный вопрос: это что же за «инспекторы» такие? Позднее, анализируя информацию и сведения, полученные от знающих людей, я убедился: нас проверяли сотрудники военной разведки.

     Впрочем, эти ребята на траулере были свободны в своих передвижениях. И в своих эмоциях — тоже. Сначала они затосковали в "русском плену", а потом, видя нормальное человеческое отношение с нашей стороны, успокоились. Ну не прыгать же за борт в ледяную воду? Мы отвели им каюту, кормили по первому требованию — всё цивилизованно и доброжелательно. Мы же им не враги!

     Потом, когда на суде этих инспекторов береговой охраны, Хеннинга Тюне и Рикарда Стуроса, спросили, угрожали ли им на борту «Электрона», они ответили положительно. Поднялся почти радостный шум. Но норвежцы пояснили: "Нам угрожал командир фрегата «Тромсё», всё время твердивший нам: "Приготовьтесь к бедствию!" По этому сигналу мы должны были облачиться в костюмы индивидуальной защиты".

     Когда меня спрашивали, не связывал ли я инспекторов, отвечал: "Связывал. С кем они просили связать, с тем, по возможности, и соединял. Радиосвязь для них была доступна". Инспекторы на борту «Электрона» были свободны так же, как и любой из членов нашего экипажа. Почти всё время они проводили на капитанском мостике. Когда траулеру справа угрожал обстрел из орудия «Тромсё», я просил их перейти на левый, более безопасный в этом случае, борт. Страха в их глазах я не видел. Они честно выполняли свой долг, хотя понимали, что на Родину попадут только через Россию.

     Да, по нам стреляли из пушки с борта корабля «Тромсё». Сначала демонстративно расчехляли орудие. Потом, не торопясь, наводили его на «Электрон». Затем по приказу с берега неприцельно шарахнули болванкой.

     Позже командир фрегата признался, что на открытии артиллерийского огня настаивало его береговое командование. В приказном порядке перед командиром «Тромсё» ставилась задача задержать наш траулер любым путем, любыми средствами. Орудие выстрелило, но Видеволд оказался не только офицером, но и человеком. Он понял, что операция вышла за рамки всяких международных норм, и потому сообщил на берег о неисправности артиллерийского вооружения… Естественно, «заклинившую» пушку потом проверили. Это стоило офицеру карьеры…

     Когда на суде мы встретились с Ярле, я сказал ему: "Спасибо тебе за то, что ты отказался стрелять в людей, хотя на тебя и давили". Он ответил: "Нет, это тебе спасибо! После инцидента с «Электроном» меня уволили с флота, но зато взяли на работу в одну хорошую компанию, и теперь я зарабатываю в семь раз больше". От фатальных решений на море нас с Видеволдом удержало лишь одно: мы оставались людьми и думали прежде всего о людях.

     Другой пример человечности мне встретился уже в России: когда шло разбирательство, повезло со следователем. Он был человеком моего поколения, и какие-то вечные ценности были ему все-таки не чужды. Он смог не предвзято оценить картину происшедшего. Его как патриота своей страны действительно зацепила эта история. Он написал заключение, понес его на визу к заместителю генерального прокурора и… был отстранен от дела. Наше государство не признает никакой норвежской экономической зоны у берегов Шпицбергена, а Генпрокуратура признает.

     У нас был фотоаппарат, и мы много снимали: как норвежцы наводили на нас орудия, как стреляли, как готовилась к высадке вооруженная группа захвата. Камеру в Мурманске у нас изъяли, и больше мы ни её, ни снимков не видели. Кому-то и в России было выгодно скрыть документы…

     К нам подошел траулер "Григорий Арлашкин": нам в этой истории на море он был нужен действительно как свидетель. Но братское судно сыграло в ней совершенно иную, более значимую, роль… У него лопнула труба охлаждения главного двигателя, и траулер лег в дрейф для починки. «Электрон» же при усилении северо-западного ветра, сбавив ход, в сопровождении «Тромсё» по волне двигался на восток. На экране локатора я увидел цель — какое-то судно шло в нашу сторону, предположительно со стороны Кольского залива. Засветка была мощной и двигалась со скоростью 17–18 узлов.

     Соблазнительно было бы считать, что к нам идет помощь. Но я уже знал: поддержки не будет. Россия, занятая интересами высокой политики, бросила нас на произвол судьбы. Я получил радиограмму из Мурманска: сдаться норвежцам… Когда цель приблизилась, убедились, что это еще один норвежский корабль.

     Маневрировать в таких условиях стало сложнее. «Электрон» с «Тромсё» и без того выкручивали такие циркуляции, что между бортами порой оставались считанные десятки метров — хоть отталкивайся! А на локаторе с севера появляются еще три скоростные цели. Стало понятно: за нас взялись серьёзно. У меня еще тлела слабая надежда, что со стороны Новой Земли идет российский корабль. Но это было заблуждение… Четверть норвежского военно-морского флота была брошна против старого траулера!

     Мы оттянули на себя все силы, предназначенные для участия в спецоперации по аресту группы российских судов, поэтому до рефрижератора " Дмитрий Покрамович" норвежцы смогли добраться только 22 октября. Они даже не удосужились переписать заранее заготовленный акт, датированный 14-м числом! Наглость или спешка? В любом случае эта демонстрация силы обернулась для Норвегии скандалом… «Электрон» влепил ей звонкую, на весь мир пощечину. А они сделали вид, что не поняли.

Записали Игорь Слободянюк и Алексей Сухановский

      Окончание следует

      По материалам публикации в журнале "Поморская столица"

Заселяйтесь в коттеджи в Таганьково 12 сейчас, а платите потом.

1