"Никто, кроме тебя" - читать интересную книгу автора (авторов Коллектив)

Глава 2

Антонио не любил летать. И каждый раз, когда приходилось по неотложным делам совершать тот или иной рейс, у него портилось настроение. А в этот раз – особенно. Едва он отдал распоряжение Луису готовить самолет и вернулся к себе в кабинет, чтобы еще раз внимательно просмотреть все документы, связанные со строительством на плотине, как один за другим пошли звонки заказчиков. В разговорах незаметно приблизилось время ужина, и, когда подошло время идти в столовую, Антонио вышел из кабинета, но тут же в холле столкнулся с Максимилианом, удивившись вслух, что так быстро закончился отпуск брата. «Да, – объяснил тот, – у меня важное, неотложное дело». Сомнение не могло не закрасться в душу Антонио, невольно пришло сравнение: «Как предвестник недоброго». И тут же отругал себя за мнительность. Господи, да если каждую встречу с братом считать за недоброе предзнаменование, как вообще можно жить с ним столько лет. А ведь живут…

И уже позже, наутро, в самолете он еще раз вспомнил выражение лица и глаз сводного брата, и ему опять почудилось, что что-то должно произойти. В общем-то немнительный Антонио внимательнее, чем всегда, смотрел на приборный щит. И вдруг самолет тряхнуло сначала едва заметно и тут же еще раз очень ощутимо. Заволновался пилот, сидящий рядом с Антонио, предложил поменяться местами: что-то необъснимое происходило с показателем высоты. Антонио, как всегда, был собран и успокаивал инженеров, летящих вместе с ним… Своих последних слов он уже не помнил, взрыв страшной силы тряхнул самолет, и пламя внезапно охватило машину, взвившуюся огненной свечой на какой-то миг вверх…

Утро в доме сеньоров Ломбардо началось как всегда. День обещал быть необычайно жарким и душным, уже сейчас не спасали ни бассейн, ни холодные соки и мороженое. Обменявшись приветствием с матерью, листавшей журнал, в изнеможении опустилась в кресло рядом с нею Камила, сообщив, что ее муж Клаудио не спал сам и не давал ей сомкнуть глаз всю ночь – накануне он сильно перепил, а потому теперь в ужасном расположении духа. Не то что ее брат Антонио. Как, опять улетел? И зачем ему перетруждать себя? Столько работать? Виктория сухо напомнила, что Антонио не любит сидеть без дела, не в пример Камиле, ее мужу, Максу. Да и потом он же заботится обо всех них. Ответом ей был глубокий вздох дочери, потянувшейся еще за одним стаканом апельсинового сока. Спустился из своей комнаты Максимилиано, поинтересовавшись у матери, летал ли Антонио вчера, как собирался, в Гвадалахару? Виктория этого не знала – Антонио почти никогда не говорил о своих делах, внезапно появлялся в доме у океана и так же внезапно исчезал. Впрочем, как и сын Максимилиане А почему это беспокоит Макса?

– Да так, – невнятно пробормотал сын, – я зашел в кабинет Антонио и обнаружил у него на столе авиабилет на Гвадалахару. На вчерашний день…

С озабоченным лицом в холле появился служащий конторы фирмы в Акапулько Мартинес. Почтительно раскланявшись с женщинами, попросил Максимилиано пройти с ним в кабинет. И едва за ними хлопнула дверь, из груди его вырвался горестный вздох.

– Кажется, случилось несчастье, сеньор! В аэропорту получен сигнал бедствия с борта самолета, на котором улетел утром дон Антонио. Что-то там стряслось… Потом они окончательно потеряли с самолетом связь.

– И что? Он разбился? – озабоченно посмотрел на Мартинеса Макс.

– Пока неизвестно. Его ищут. Я был в конторе, когда мне сообщили, но решил тотчас прийти и рассказать вам.

– Скажите, известно, где исчез самолет?

– Над горами. Между Чилпансинго и Игуалой. Как только его найдут, мне позвонят.

– Так идемте, Мартинес, в контору, и поживее… Они вышли в гостиную, где, удобно расположившись в креслах, Камила вела задушевную беседу со своей подругой Маурой. Бегло поздоровавшись с гостьей, Максимилиано и Мартинес, не задерживаясь, вышли из комнаты. Маура медленно проводила их взглядом. Она собралась было дать волю своему острому язычку, но духота и жара заставляли экономить слова и жесты. У подруги Камилы была броская внешность и столь же яркий, под стать ее крупной фигуре, вызывающе открытый туалет – что-то вроде сарафана, едва прикрывающего грудь и ноги, ярко-красного цвета.

– А где Антонио?.. – повернувшись к Камиле, поинтересовалась Маура. Разговор с Маурой неизбежно заканчивался на Антонио. Камила знала об их затянувшемся романе, о желании подруги стать сеньорой Ломбарде, но не была уверена, что Мауре удастся, как она говорила, заарканить ее братца. Но ей не хотелось расстраивать Мауру и она смолчала о своих сомнениях.

– Не знаю, не знаю, Антонио всегда такой скрытный. Впрочем, может быть, тебе, дорогая, и удастся его разговорить, – многозначительно сказала Камила.

…Ракель не находила себе места после отъезда Антонио в Акапулько. И вот теперь она безвыходно, второй день дома с отцом, который очень нежен с ней и ласков. Может быть, чтобы отвлечься, ей лучше сходить куда-нибудь с Мартой, например, в кино? – осторожно советует дон Даниэль. – А, должен звонить Антонио, тогда другое дело.

Дон Даниэль поморщился от боли, не дает покоя нога: то ничего, а то вдруг просто не наступишь. Старшая дочь с жалостью посмотрела на отца, и, поймав ее сочувственный взгляд, отец решил, что настал самый благоприятный момент, чтобы попросить кое о чем любящую дочь, тем более, что через день-другой она навсегда покинет отчий дом.

– Послушай, Ракель, – нерешительно начал он. – Тут мой кум Панчо, ты знаешь, я иногда с ним работал, доставал ему вещи на продажу…

– Да, знаю, – подтвердила дочь.

– Ну, вот, и есть тут одна сеньора… У нее дома куча всякой всячины, есть кое-что ценное, антикварное… Только у Панчо не хватает денег, чтобы купить это все, а эта сеньора даже не подозревает, чем владеет. Но она готова продать… И мы могли бы неплохо подзаработать, дочка.

– Папа! – на лице Ракель страдальческая мина. – Сколько раз я тебе говорила, что мне это не нравится! Твой кум Панчо уже сидел однажды в тюрьме за скупку краденого, и мне бы не хотелось, чтобы с тобой случилось то же самое.

– Нет, дочка, нет!.. Не думай, это порядочная женщина, домохозяйка… Я знаю, тебе заплатили выходное пособие, когда ты уволилась из магазина. А мне нужно всего-то пятьдесят тысяч песо… В долг, дочка, в долг! Очень скоро я тебе их верну. Как только продам эти вещи.

– Но, папа!.. Я же просила…

– А, ты не веришь собственному отцу?

Ракель не ответила. Она сейчас думала совсем о другом: прошло столько времени, а звонка из Акапулько все еще не было.

Наконец-то!.. Теперь уже сомнений не оставалось: только что из аэропорта сообщили, что самолет, на котором летел Антонио с группой специалистов, найден. Никому спастись не удалось: на месте падения – воронка и разлетевшиеся на много метров вокруг нее обгоревшие обломки погибшей машины… Максимилиано залпом выпил полный бокал виски. Теперь осталась не менее трудная проблема – сообщить об этом домочадцам. Эсекьель пошел за ними, чтобы пригласить в кабинет. Виктория, войдя, сразу спросила, почему он не пришел обедать? Он, очевидно, хочет устроить с нами спиритический сеанс, – высказала предположение Камила. Но Макс не обращал внимания на реплики женщин. Стакан виски подействовал вовремя: он обрел желаемое спокойствие, вздохнул тяжело.

– Присядьте, пожалуйста… Хочу сообщить вам… Произошло несчастье… Самолет, на котором летел Антонио, разбился. Все погибли.

– Если это шутка, – не в состоянии осмыслить сказанное, засмеялась Камила, – то совсем неудачная.

– Не собирался шутить… Самолет взорвался, пока неизвестно, в воздухе или при падении на землю… Полиция прекратила поиски… потому что… не знаю… начало темнеть и… там все погибли…

Камила не помнила, как добралась до комнаты. Слезы лились из глаз, она не вытирала их: горе ее и в самом деле было неподдельным. Клаудио удивленно поднял глаза на рыдающую жену: он ни разу не видел ее слез.

– Клаудио, Антонио погиб… Макс только что сказал нам об этом… Мама в ужасном состоянии.

Вздохнув и помолчав секунду, он почти радостно воскликнул вдруг:

– А ты отдаешь себе отчет в том, что теперь все достанется нам… Нам с тобой!

– Но как ты можешь… в такую минуту? Ведь Антонио мой брат, родной брат!..

– Да, дорогая! – философски заметил Клаудио. – Но такова жизнь. Максимилиану ничего не светит… Он сын Виктории, а не твоего отца…

– Ты прав, прав, но… я этого не хотела, видит Бог!.. Виктория всегда умела держать себя в руках, не терять самообладания. Ее ошеломило сказанное Максом, она до сих пор не могла поверить в случившееся, но рыдания, помимо ее воли вырвавшиеся из груди в первую минуту, сменились безысходной тоской, легшей на душу тяжелым камнем. Эта тоска привела ее в кабинет Антонио, где неожиданно она застала сына за чтением каких-то бумаг.

– Ах, что за несчастье на нашу голову! – горестно сказала Виктория! – Он всегда, сколько я помню, предпочитал самолету машину, поезд… Только когда уже не было выхода, как в последний раз… Словно предчувствовал что-то.

– Да, я знаю, мама. Но успокойся, прошу тебя. Смотри, что я нашел, – вдруг оживился Макс.

– Что это, сынок? Брачное свидетельство?

– Да, Антонио. И женщины по имени Ракель Саманьего. Я нашел это в его комнате.

– Но этого не может быть! – в недоумении воскликнула Виктория. – И дата – вчерашний день! Но почему он нам ничего не сказал об этом? Кто эта женщина? Ты знаешь?

– Я не знаю, мама. Не знаю, но завтра газеты всей Мексики напишут о его гибели. Надо узнать, кто эта женщина. Я думаю, что нам лучше всего самим связаться с ней, пусть приедет сюда.

– Но как же он женился и не сказал нам ни слова?

– Позвони ей, мама! Позвони.

– Кому, Максимилиано?

– Этой женщине. Его жене. Она живет в Гвадалахаре. Я нашел ее телефон в бумагах Антонио.

– Значит… для этого он вчера летал в Гвадалахару? Чтобы жениться?..

– Да, очевидно.

– Послушай, сынок, но о чем мне с ней говорить? – в недоумении смотрела на сына Виктория.

– О том, что случилось. И пусть приезжает. Это необходимо. Возьми себя в руки и позвони. Ведь мы даже не знаем, что она за человек. Нужно познакомиться с ней раньше, чем ее разыщут газетчики.

– Наверное, Макс, ты прав…

– Ну, возьми же, возьми трубку!..

Виктория, беспрекословно подчиняясь сыну, подошла к телефону:

– Э… простите… дома сеньора… Ракель?..

Ну, наконец-то позвонил Антонио, наконец-то! – пока Ракель шла к телефону, волнение ее почему-то все увеличивалось. И когда она услышала в трубке незнакомый женский голос, сердце ее чуть не разорвалось.

– Алло! Кто говорит! Виктория Муран?.. Вдова Ломбардо? Вы родственница Антонио?.. Да?

И пока Ракель, застыв, слушала, что говорил незнакомый голос, ноги ее уже не слушались, она вынуждена была присесть на краешек кресла, и отец с Мартой увидели, как по щекам ее градом покатились слезы.

Положив трубку, она безнадежно смотрела в одну точку, а спустя некоторое время, чуть придя в себя, еле вымолвила:

– Произошло несчастье… Погиб Антонио. Звонила… вдова отца Антонио. Просила как можно скорее приехать в Акапулько… Антонио погиб… Не может быть… Это неправда… Неправда, Марта, папа!.. Как теперь жить? Эта сеньора сказала, что они ничего не знали о том, что Антонио вчера женился… Но этого не может быть… Он всегда говорил, что у него нет никого из близких. Еще она сказала, что Антонио вылетел на своем самолете и что самолет разбился… Его самолет? У него был свой самолет?.. Ах, если бы это оказалось ошибкой!.. Пусть кто-нибудь другой с таким же именем… Она настаивала, чтобы мы вылетели первым же рейсом. Адрес, Марта? Нет, я не спросила… Она сказала: дом сеньоров Ломбарде знают все в Акапулько. Да, Марта, придется ехать… нам с тобой. Одна я не смогу…

Виктория, повесив трубку, пыталась хоть что-то выяснить у Максимилиано, но на все свои вопросы она слышала односложный ответ: нет, Антонио никогда не говорил ему, что собирается жениться, ни на этой, на на какой-либо другой женщине…

– Господи, почему он сделал это втайне от всех, от меня?

Макс, усмехнувшись в сторону, заметил:

– Антонио не без странностей, и этот поступок – один из их проявлений.

– Но почему в Гвадалахаре? У фирмы там, насколько мне известно, нет никаких дел? Я никогда и не слышала, чтобы Антонио ездил туда.

Макс напомнил матери о найденном вчера на столе у Антонио билете на самолет… – Что теперь делать, когда эта женщина, его жена, приедет сюда? – Надо выяснить, из какой она семьи, что за человек. Господи, шуму теперь не оберешься, газетчики несомненно ухватятся за эту сенсацию, как за лакомый кусочек!.. А тут еще эти непристойные споры, нездоровый, неприличный интерес Клаудио к наследству. Но ведь никому не известно, оставил ли Антонио завещание. Как они могут все – и Клаудио, и Камила, и даже ее сын Максимилиано вести сейчас такие разговоры? Они вообще беспочвенны, ведь наследницей, по всей видимости, станет эта не известная никому жена Антонио, Ракель Саманьего из Гвадалахары.

Да, многое казалось ей непонятным, непостижимым в поступках покойного Антонио. Но не менее странно то, что Макс не желает ехать за останками брата. Говорит, позаботится Пабло Мартинес и полиция, там все равно невозможно разобраться кто есть кто… Какой ужас! Бедный Антонио!.. А Макс же летит в Гвадалахару – опять не странно ли, что его не будет на похоронах? Он надеется вовремя вернуться, через несколько часов, говорит, что сейчас самое главное – выяснить все, связанное с этой неизвестной женой Антонио. Ее же, Викторию, Макс убедил, чтобы она не делала удивленных глаз при виде Ракель – пусть все думают, что в семье Ломбарде знали и о ней, и о предстоящей свадьбе… Это надо сделать ради Антонио, вздохнул Макс, что окончательно убедило мать в искренности намерений сына…

Перед отъездом Ракель пришлось выдержать истерику Марты: да, она отдала отцу пятьдесят тысяч песо, свое выходное пособие, полученное в магазине при расчете. Что же тут особенного? Ведь никто не предполагал, что сегодня они еле наскребут денег на два авиабилета в Акапулько… Кто мог даже подумать о таком несчастье?.. Отцу решили ничего не говорить, пусть занимается своим антиквариатом, тем более, что деньги уже ушли на его покупку, а там будь, что будет.

У Ракель с момента разговора с вдовой сеньора Ломбардо не проходило чувство нереальности всего происходящего. Она сомневалась и не верила ни во что: ни в скорбное сообщение из Акапулько, ни в саму гибель. И в течение всего полета Марта слышала, как сестра полушепотом время от времени повторяла, не глядя на нее: «Не может быть, не может быть…» Когда же в аэропорту Акапулько к ним подошел таксист с предложением отвезти в нужное место, первой нашлась Марта, спросив его, знает ли он дом семьи Ломбарде? «Антонио Ломбарде? – уточнил таксист. – Вы приехали на его похороны? Кто же в городе не знает этого дома…»

Ответ молодого человека вверг обеих сестер в еще большее сомнение и смятение. Когда же они подъехали к воротам виллы, то и вовсе потеряли дар речи, увидя при подъезде все великолепие дома Антонио Ломбарде Ракель еще сомневалась и даже переспросила таксиста, уверен ли он, что это тот дом, который им нужен.

Привратник, глядя на обеих женщин, усомнился: пропускать ли их, – все визиты на сегодняшний день отменены: таково распоряжение сеньоров Ломбардо. И только после того, как к Ракель подскочил бойкий репортер и назойливо стал выспрашивать ее, привратник позвонил в дом, откуда получил распоряжение немедленно впустить сеньориту Ракель Саманьего с сестрой и проводить до дверей.

Тут же их встретил Эсекьель. Вежливо предложив свои услуги, взял у них из рук чемоданы и сумки… – «С вашего позволения… Проходите, сеньорита, проходите, сеньорита. Вас ждут».

Ракель не переставала плакать, все время поднося к глазам платок, а Марта словно забыла, что послужило поводом ее приезда в этот дом, и несколько раз в восхищении, когда никто не слышал и не видел, шептала на ухо сестре: «Невозможно поверить! Ну, прямо как в кино!..» Ракель с укоризной смотрела на нее, пытаясь остановить. Она была уверена, когда придет сеньора, которая ей звонила в Гвадалахару, все сразу выяснится: ведь у Антонио не было ни семьи, ни родственников… И если он жил в таком доме, для чего ему было обманывать ее.

Не прошло и несколько минут, как к ним вышла стройная элегантная женщина со светлыми волосами-, собранными на затылке в пучок, вся в черном. У нее были удивительно добрые глаза, с печалью глядящие на девушек из-под низкой, пышной пряди волос, спускающейся на лоб. Обе девушки поняли, что она в нерешительности и не знает, кто из них Ракель, а потому каждая представилась ей, назвав свое имя. Виктория, извинившись за то, что заставила их ждать, молча протянула Ракель свидетельство о браке, найденное в кабинете Антонио. – Да, подтвердила Ракель, они с Антонио поженились позавчера в Гвадалахаре, у нее дома скромно отметили это событие… Но, милая сеньора, – обратилась она к Виктории, обливаясь слезами, – произошла какая-то ошибка… Антонио никогда не говорил о доме, родственниках…

На Ракель снова нахлынула неизбывная волна печали, она заплакала навзрыд, утверждая, что ее муж не мог погибнуть, она не верила в это, она не хотела слышать об этом, нет!..

Сеньора Виктория тоже не могла понять, почему Антонио скрывал правду, но тотчас посоветовала Ракель взять себя в руки, быть стойкой, контролировать свое поведение… – Тут много общих знакомых их круга… Они не должны ни о чем догадываться. Так будет лучше… И тут же предложила Ракель успокоительные таблетки, отдала распоряжение Эсекьелю, чтобы тот передал Камиле: пусть подберет для сестер подходящие трауру платья и туфли: они уезжали из Гвадалахары в спешке и не успели их приобрести. И еще один совет дала сеньора: ни в коем случае не отвечать ни на один вопрос репортерам газет. Что касается многочисленных знакомых семейства Ломбардо, им будет сообщено, что сеньору Ракель Саманьего все члены семьи знали и раньше. Ну… а бракосочетание Антонио держал в секрете, потому что так ему хотелось…

Ракель слушала со вниманием, ей трудно было решить, соглашаться с сеньорой или поступить по-своему – немедленно вместе с Мартой уехать домой: слишком много неопределенного и загадочного возникло вокруг ее брака и гибели Антонио Ломбардо. Но у Ракель уже почти не осталось сил, она действовала, ходила, говорила по инерции. Перед нею мелькали лица; черные туалеты многочисленных знакомых, пришедших отдать последний печальный долг ее мужу. Но чаще всех рядом оказывалась Виктория. Как во сне промелькнули перед Ракель лица ее новых родственников – их тоже представила ей приемная мать Антонио – сестра Камила, ее муж Клаудио, их подруга Маура. И все они почему-то, словно сговорившись, повторяли имя брата Антонио, Максимилиано: где он, почему не присутствовал на похоронах?

– Макс, это мой сын, – пояснила Виктория…