"Черная тропа" - читать интересную книгу автора (Головченко Иван Харитонович)

XIV

Петро одним махом перепрыгнул через забор и присел под кустом. Ветка распустившейся сирени хлестнула его по лицу и запуталась в черных волосах. Парень прислушался. Тихо, словно вымерло все вокруг. Окутанный седой мглой, Черногорск спал каким-то немым и настороженным сном. В ночной тишине раздавался только шелест листвы, которая неумолчно шептала что-то свое, непонятное людям.

Ивченко встал, на цыпочках подошел к хате Охримчука и словно прилип к ставне. Сквозь щель он увидел жену полицая — Настю. Она лежала на кровати в одной сорочке, закинув руки за голову. Толстая черная коса, сбегая из-под головы, обвивалась вокруг шеи и по груди скользила под одеяло. Настя, наверное, что-то говорила, потому что ее губы слегка шевелились, но сквозь стекло нельзя было разобрать ни единого слова.

На кровати, в ногах у жены, сидел сгорбленный Охримчук. За зиму он страшно постарел, лицо пожелтело. При тусклом освещении оно казалось вылепленным из воска. Охримчук виновато, исподлобья смотрел на Настю.

Петро никак не мог догадаться, о чем они вели разговор, пока Охримчук не припал ухом к выпуклому животу жены. Вмиг на лице Кондрата заиграла счастливая и радостная улыбка, что совершенно не подходило к его сгорбленной фигуре. Невольно Петро и сам улыбнулся и тут же сурово сжал губы и прошептал:

— Выродка ожидаешь, гад полосатый! А сколько чужих детей на тот свет отправил?

Парень сплюнул, зло скрипнул зубами, и в горле у него пересохло. И было из-за чего озлиться Петру.

Всю зиму отряд Таращенко скитался в лесах вблизи Черногорска, готовясь к выполнению сложного и тяжелого задания. По данным разведки, фашисты объявили деревообделочную фабрику, ранее ничем не примечательную, объектом первой важности, и она усиленно охранялась эсэсовцами. Не зря, видно, в народе говорят: ко всякому замку — свой ключ. Через несколько месяцев партизаны сумели подобрать ключ к немецкой охране, и тогда там, за колючей проволокой, появились свои люди. А уже в конце марта капитан Гриценко рапортовал в Москву: «Сегодня утром партизаны взорвали фабрику».

Сразу же после этого знаменательного для партизан события в отряде стало известно, что немцы готовят большую карательную экспедицию. Гитлеровцы вызвали воинские части из Киева и Полтавы, надеясь взять партизан в клещи.

Однако каратели задерживались с выходом: сначала из-за глубоких снежных сугробов, а потом из-за весенней распутицы. Когда же журавлиными кликами огласились окрестности, двинулись в наступление эсэсовцы.

Лес, в котором находился отряд Таращенко, был окружен сплошным вражеским кольцом, и партизаны не могли теперь выходить на боевые задания малыми группами. Вскоре из Москвы был получен приказ пробиваться всем отрядом на север, в Брянские леса, для соединения с партизанами Сабурова, Ковпака, Кошелева. В тот день, когда в отряде узнали о распоряжении собираться в дорогу, в землянку к Таращенко и Гриценко пришел Петро Ивченко. Он просил отпустить его на несколько дней в город, чтобы на память о себе оставить пулю в груди Трикоза. Обсудив предложение, Гриценко сказал:

— Идея хорошая... Только не проберешься один в Черногорск.

— Так я же не один.

— А с кем?

— С Андреем Колядой, братом моим...

Авторитет Андрея как разведчика был в отряде непоколебимым, поэтому командиры возражать не стали.

Хлопцы направились в Черногорск, преисполненные больших надежд. В город добрались незамеченными, проникли ночью в спальню шефа полиции, но там его не застали. Позже они узнали, что за несколько дней до их появления в городе Трикоз по каким-то срочным делам выехал в Киев. Два дня они ожидали ката[11] на чердаке во флигеле, а он так и не появился. Между тем приближался срок возвращения в отряд.

На третью ночь, голодные и злые, партизаны вылезли из своего укрытия и решили покончить хотя бы с одним предателем — Охримчуком. Садами пробрались к его усадьбе. Осторожно начали готовиться к делу.

Петро некоторое время смотрел в щель, чтобы узнать, что происходит в хате, а потом подошел к забору и шепотом предупредил:

— Можно!

Андрей тенью проскользнул под белой стеной и остановился возле пристройки.

— Через окно? — спросил он Петра.

— С чердака будет лучше.

Хлопцы нашли во дворе колышек, бечевку и бесшумно завязали двери сеней. Затем Петро кошкой взобрался на дерево, росшее у хаты, по ветке спустился на соломенную крышу. За ним поднялся и Андрей. Легли рядом и начали расшивать свясла[12]. Под трубой с каждой минутой вырастала куча снопков, а в кровле, будто черная латка, увеличивалась дыра.

Прислушались разведчики — ничто не шелохнется. Тихо, тепло. Над головой чистое глубокое небо, мелкими глазками отчужденно подмигивают звезды.

Петро вытащил из кармана финку, зажал ее в зубах и нырнул в дыру на чердак. Немного подержался на руках, а когда внизу под ногами зашуршало сено, отпустил слегу. Окунувшись в сухую траву, почувствовал под собой что-то похожее на мешок. «Что-то» зашевелилось, послышался слабый стон. Петро отскочил в сторону, к трубе, и зажал в руке финку.

Некоторое время было тихо, как в гробу, а потом возле борова[13] снова что-то зашуршало. Юноша затаил дыхание. Вдруг четко послышался стон, глухой, прерывистый. Так немощно мог стонать только больной человек. Кто? Как попал на чердак к полицаю?

Пока Петро прислушивался, влез и Андрей. И тоже застыл в нерешительности. А шорох усиливался: кто-то ворошил сено. Тогда Петро вытащил из-за пазухи фонарь и нажал кнопку. Луч яркого света ударил в самый отдаленный угол, из темноты выхватил худое, заросшее щетиной лицо неизвестного. Голова у него была забинтована, на щеке виднелся свежий шрам. Нет, враг не стал бы залечивать свои раны на темном, запыленном чердаке. Кто же это?

— Или ошибаюсь, или в самом деле вижу комиссара Горового, — нерешительно произнес Коляда, определенно не веря своим глазам.

— Кто вы такие? — в свою очередь спросил неизвестный все тем же глухим, слабым голосом.

Вместо ответа Андрей негромко продекламировал давний стих-пароль:

Будто пружиной подбросило раненого человека.

— Неужели Андрей? Что за встреча! Ну думалось ли, чтобы вот так... Откуда? А где наши?

Два боевых друга крепко обнялись. Петро тоже вышел из-за трубы, присел возле раненого, а в горле будто галушка застряла. Сколько легенд слышал он от партизан о бесстрашном комиссаре!

— Как же вы здесь очутились?

— Удивляетесь? Я сам долго удивлялся. Как видите, полицай полицаю — рознь. Жена Охримчука спасла. Меня в голову возле криницы ранили. Я лежал без сознания. Наверное, женщина меня тогда и подобрала. Как перенесли в хату, не помню. Когда пришел в себя, вижу, на печке в тряпье лежу...

Петро слушал комиссара и чувствовал, как прерывисто стучит сердце.

— А я ж убить Охримчука хотел... — промолвил он.

— Придется изменить намерение. Он — человек хороший.

Горовой трижды постучал по борову. Вскоре на чердак влез сам Охримчук, и все спустились в хату.

Говорили долго. Хотя комиссар чувствовал себя еще неважно, все же хлопцы решили немедленно отправить его в партизанский отряд. Разработали план. А когда пропели третьи петухи и во дворе забрезжил рассвет, хозяин, накрыв Горового, Андрея и Петра на чердаке сеном, сказал:

— Отдыхайте. Я пойду крышу латать... Целый день пролежали они в тревоге. Только под вечер заскрипела ляда[14] и послышался знакомый голос:

— Пора в дорогу.

Когда они вышли во двор, там уже стояла арба.

Партизаны легли на сено. Охримчук укрыл их сверху рядном, притрусил сеном, и арба покатилась по улице. Дружно бежала пароконка по укатанной дороге. Повозка так подскакивала на выбоинах, что даже в глазах рябило.

— К мосту подъезжаем! — послышался голос Охримчука.

Кто не знает, как охраняли мост фашисты, да еще весной, во время половодья! Рука Петра судорожно сжимала рукоятку пистолета. Только бы проскочить. А там сам нечистый поможет, ведь лес недалеко...

Застучала под колесами мостовая, кони перешли на размеренный шаг. «Сейчас часовой загородит дорогу»,— подумал Ивченко.

— Пферде, хальт! — послышался окрик.

— Дрова, понимаешь, по дрова еду... для управы... для пана Трикоза, — доносились обрывки речи Охримчука.

И вот уже арба катится по деревянному настилу — опасность, однако, еще не миновала.

Наконец въехали в лес. Охримчук распряг лошадей.

— Ну что ж, хлопцы, счастливой вам дороги!

Он произнес это печально, с тоской. Петру сразу стало жалко пожилого Охримчука, которого он долгое время так презирал.

— Может, еще встретимся когда-нибудь, а если нет, то не поминайте лихом. Отправился бы я с вами, да не могу — жена вот-вот родить должна. Как же ее одну бросить? И радость и горе мне с ней.

На том и распрощались.

Солнце уже село за густые верхушки деревьев, когда трое направились по глухой просеке в глубину леса. Четвертый повернул к городу.

— Ничего не понимаю, — отозвался Ивченко. — Полицай и...

— А что тут понимать? Охримчук — человек наш, только слишком ограниченный и безвольный. В полицию случайно попал, так сказать, угодил в сети, расставленные Трикозом.

«Святая правда, Трикоз не одному Охримчуку силки готовил», — отметил Петро про себя.

Их разговор прервали несколько выстрелов, прогремевших где-то возле речки. Партизаны переглянулись и поехали дальше. Им и в голову не приходило, что в ту минуту угасала жизнь человека, о котором они только что говорили...

С тех пор как Коляда и Ивченко доставили в партизанский лагерь раненого комиссара, прошло много дней. Немало событий произошло в жизни таращенковцев. Успешно проскользнув сквозь вражеские заслоны, отряд уже давно перебазировался в Брянские леса и влился в одно из крупных соединений. На огромнейших пространствах партизаны были полновластными хозяевами, и фашисты не осмеливались появляться в их владениях.

Осенью 1942 года командование советских вооруженных сил возложило на народных мстителей серьезную и важную миссию. Партизанские соединения в полном боевом порядке должны были оставить леса, форсировать Десну, Днепр, Припять, выйти на Правобережную Украину и продвигаться к Карпатам.

Чтобы отвлечь внимание фашистов, командование соединения решило провести несколько маскировочных рейдов небольшими отрядами в других направлениях. Выбор пал на группу Таращенко. Ему поставили задачу разгромить вражеский гарнизон в районе Черногорска.

Теплым вечером отправлялись таращенковцы в поход. Отряд продвигался форсированным маршем, уничтожая на своем пути вражеские опорные пункты, коммуникации, гарнизоны. Уже через неделю он был под Черногорском. Прямо с марша партизаны ударили по врагу. Натиск был настолько неожиданным и сильным, что фашисты в панике покинули город.

Командир отряда разместился на выгоне, возле беевского колодца с журавлем.

Еще слышалась на окраинах стрельба, а к командиру уже поступали радостные вести:

— Взята управа!

— Партизаны овладели гестапо!

— Захватили в плен двух немецких офицеров!

От командира во все концы города неслись конные гонцы с приказом:

— Живым или мертвым разыскать начальника черногорской полиции Трикоза.

Проходили часы. Бой утихал. Однако партизанам так и не удалось напасть на след кровавого фашистского прихвостня. Его не было ни во флигеле помещичьей усадьбы, ни в саду, ни в управе, ни в полиции, будто он сквозь землю провалился.

Стали допытываться у соседей: не видели ли случайно, куда спрятался бандюга.

— Видела я его, видела сучьего сына, как в садик без шапки, босиком удирал, — сообщила какая-то бабуся. — А куда он там девался, не скажу. Не заприметила — ведь глаза уже не те, что в молодости.

Так и ушли народные мстители из Черногорска, не найдя подлого предателя.

От людей они узнали о последнем преступлении Трикоза. После того как партизаны покинули дом Охримчука, туда явился шеф полиции. Увидев заделанную наспех дыру на соломенной кровле хаты, он взобрался на чердак и нашел в сене окровавленные бинты и несколько патронов. Позеленев от злости, он бросился со своими бандитами в лес, вдогонку за Кондратом. Охримчук, простившись с партизанами, в это время уже возвращался в город. Как раз на мосту он и встретил своего начальника.

На следующий день черногорцы нашли труп Кондрата на берегу реки. А еще через несколько дней на центральной улице повесили Настю Охримчук с дощечкой на груди: «Она прятала большевиков».

Вскоре партизаны отправились в новые походы и больше никогда не возвращались к Черногорску. По-разному сложились их судьбы. Многие пали в боях смертью героев, другие дождались прихода Советской Армии, воевали на фронтах. Но никто не ведал о судьбе Трикоза, лютого палача Черногорска. А невыдуманная история кончилась просто...