"...И двадцать четыре жемчужины" - читать интересную книгу автора (Васильева Людмила Никитична)

ЛИСОВСКИЙ

Лисовский рассчитал все точно. Он знал, что в это время на озере рыбачили знакомые ему отец с сыном — они приезжали сюда каждое лето. Лисовский пристроился с удочкой неподалеку.

Когда оба рыбака стали собираться домой, увидели, что старик привалился к стволу дерева, держась за грудь.

— С ним неладно что-то, — заметил отец.

— Сейчас узнаю. — Сын подошел к Лисовскому.

— Вам плохо?

— Немного сердце прихватило. Старые военные болячки.

— Может, вам помочь?..

— Спасибо, не нужно, — пробормотал Лисовский.

Приезжие посовещались, сын завел мотоцикл и подъехал к Лисовскому.

— Садитесь в коляску, подвезу вас. Куда ехать?

Лисовский объяснил парню, где он живет, а дорогу указал с таким расчетом, чтоб проехать мимо сторожки, где оставил Засекина.

Когда подъезжали туда, увидели лишь обгоревшие головешки. От сторожки уцелел только остов кирпичной печурки. У развалин стояли люди. Парень, который вез Лисовского, приостановил мотоцикл и спросил у собравшихся:

— Что случилось?

— Да тут сторожка сгорела, а в ней человек. Сейчас милиция должна приехать. Туда никого не пускают, заслон поставили.

— Вот беда так уж беда, — покачал головой Лисовский. Он вздохнул и сказал парню: — Ну ладно, поехали.

Когда-то в Больше-Каменском районе Лисовского знали вовсе не «музейным чудаком», который немного «не в себе». До войны приехал сюда Лисовский на должность преподавателя истории в школе. Слыл строгим, хорошо знающим свой предмет. Среди преподавателей держался несколько обособленно. Но это можно было отнести за счет характера.

Он никогда и никому не проговорился, что работа в сельской школе была ему не по душе, и лишь необходимость заставила смириться с таким положением.

Лисовский родился и жил до поступления в институт в районном городке в Белоруссии — там отец его работал фармацевтом. После окончания института он мечтал остаться в столице. Но в этом ему не повезло. Хотел жениться (это входило в его планы) для устройства с квартирой и пропиской, хотя бы на первое время. Но перед самым распределением предполагаемый брак расстроился — невеста раздумала. Никакие попытки остаться в Москве успеха не имели, и пришлось Лисовскому отправиться в Большие Камни. Но и здесь мысли о переезде в столицу его не оставляли.

Постепенно он становился в районе заметной фигурой на виду у районного и даже областного начальства. Заслужил признание и как лектор. По его расчетам, это было лишь начало. Как хотел он стать «властью» и пробиться в столицу!

Лисовский был не чужд мечтательности — мечтал порой с яростью, с нетерпением и в исполнение задуманного мог вложить всю свою энергию.

Особенно выдающимся человеком он себя не считал. Многим самооценка придает уверенность, повышает чувство ответственности не только за свои поступки, но и за поступки окружающих, помогает в достижении цели. Одним из качеств, присущих Лисовскому, была зависть. Это мучительное чувство порой доводило его до исступления. Он завидовал даже тем людям, которых никогда не видел, но которых прославляли в печати. Завидовал чужой славе, богатству. Ему хотелось во что бы то ни стало добиться того же. Но как же он рассчитывал распорядиться известностью, богатством? Да только так, чтобы достичь еще большей власти. Границу этого желаемого он и сам не мог определить.

Его озлобили препятствия в самом начале самостоятельной жизни, жалкие родители, неудавшаяся женитьба, работа в глуши — злоба, как опухоль, все больше и больше разрасталась в нем. Желания служить людям, получать их признание, благодарность, что для многих является самой высокой целью, у Лисовского никогда не возникало. Да и само понятие Родины у него было весьма своеобразным. Он считал, что это место, где живешь, где должны быть хорошие условия: подходящий климат, красивая природа и материальная обеспеченность. Такой родиной может стать любой приятный уголок мира.

В 1941 году, когда началась Великая Отечественная война, Лисовскому исполнилось двадцать шесть лет. В армию его призвали в первый же месяц войны. Видя, с каким мужеством и стойкостью защищали родную землю его товарищи по оружию, как самоотверженно работали люди в тылу, Лисовский в глубине души презирал их. Он рассуждал: почему он, как и все эти фанатики, должен отдавать свою жизнь, рисковать ею? Она у него одна. И ничего не следует в ней усложнять. Все просто и ясно — надо остаться живым. Пусть другие поддаются воздействию всяких высоких слов, призывов о верности Родине, о патриотизме. Нет, он-то в эту ловушку не попадет! Он твердо знает — ни за кого, ни ради кого он свою жизнь отдавать не будет. Он должен направить свои способности на одно — выжить! Пусть вокруг гибнут, но он найдет выход, чтобы остаться живым. Главнее этого нет ничего. Такие качества, как честность, прямота, самоотверженность, он считал признаками ограниченности. По его понятиям, в настоящее время обладателя таких качеств можно назвать человеком недалеким.

Чувство симпатии порой возникало у него к некоторым людям, но он не стремился сблизиться с ними. На войне ему это было ни к чему.

Сведения о знании Лисовским немецкого языка стали известны командованию части. Жалел Лисовский, очень жалел, что не скрыл в свое время знание языка и в военкомате в анкетах написал об этом.

Внешне Лисовский мог сойти за немца: белесый, прямой, чуть надменный. Его назначили в особую группу разведки. Он произвел хорошее впечатление на командование — выдержанный, образованный, трезвый, умеющий внушить уважение к себе.

Дважды Лисовский в составе группы побывал в тылу у немцев. Оба раза возвратились с потерями. После этого во время одной из передышек Лисовский отчетливо понял — надо срочно принять решение, ведь он в любой день может погибнуть. А во имя чего? Ведь и при немцах останутся эти же самые леса, небо, солнце, та же природа. Да, фашисты многих, очень многих уничтожат, но у него-то хватит ума, чтобы жить и при них. Пойдет на задание в третий раз — могут убить. Немцы — огромная сила. Теперь немедля пора осуществить свой план.

И Лисовский отправился в разведку в третий раз...

После того как сгорела Егорьева сторожка, Лисовский окончательно успокоился, прочитав в областной газете небольшую заметку «Осторожнее с огнем». Значит, расследование по этому делу окончилось. В заметке говорилось:

«Где покойный спрятал украденное? — непрестанно думал Лисовский. — Он никуда не уходил, значит, спрятал где-то близко, надо искать, искать...»

Теперь, когда дело с Засекиным закрыто, можно действовать. Сложнее с шефом, с «хозяином», ведь сокровища принадлежат ему. Он вряд ли поверит, что его собственность, находящаяся под присмотром Лисовского, могла неизвестно куда исчезнуть. Тем более что в последнее время Лисовскому стали известны планы «хозяина» вывезти из России все оставшиеся предметы коллекции.

Лисовскому во что бы то ни стало необходимо было разыскать сокровища. Это вопрос его безопасности, вопрос жизни. К помощи Эньшина он не может прибегнуть, Не может рассказать ему, как все в самом деле обстояло с кражей и убийством Засекина. И хоть Лисовский ненавидит Эньшина, но ему приходится терпеть сообщника.

Эньшин не мог допустить передачи ценных вещей в другие руки. Если бы эти предметы не уходили за пределы страны, кажется, было бы легче. Вот в других условиях... можно придумать новый ход, перепродать, сделать красивую коммерческую комбинацию. Но это исключено. У нас ценные вещи попадают в музейные фонды, в собственность государства, а это конец всем сделкам.

Эньшин не знал, какие доходы имеет «хозяин» от торговли «русскими сувенирами», как он их называл. Но, очевидно, немалые, даже со всей оплатой расходов. Эньшин понятия не имел, что Лисовский не просто человек, которому поручено беречь собственность «хозяина», а резервный агент, все материалы на которого были в свое время сохранены и находятся у «истинных» немцев, «продолжающих великое дело нации»; и что Лисовский, которого Эньшин презирал, — фигура куда более значительная, чем он, Эньшин, человек с сомнительной репутацией. Правда, неизвестно, как обошелся бы «хозяин» с Лисовским, знай он, что их резервный, живущий в России под собственной фамилией, с чистой биографией, без их указания пошел на убийство какого-то реставратора.

«Надо иметь ум, — сказал бы «хозяин», — нужно сделать так, чтобы обойтись без убийства, чтобы похищенное вернулось на место и реставратор молчал, считая, что был в пьяном бреду».

Эньшин был убежден — все задуманное ему удастся. Удалось ему дело с записями Истомина, и теперь Дальнев и Дутько действуют по его указаниям. И Дутько приходится платить ему, Эньшину, дань в валюте.

Да, ему везет. Впрочем, здесь не только везение — это результат умения все обдумать, составить точный план действий, использовать благоприятные обстоятельства.

Что касается Дальнева и Дутько, то они зажаты им в кулак.

Эньшин знает, как мучительно отдавать деньги. Дутько, должно быть, днями и ночами обдумывает, как бы избавиться от уплаты «дани». Поэтому не исключено, что могут быть попытки отправить его, Эньшина, за решетку. Но он это предусмотрел. Предупредил, что у него в надежном месте хранится касающийся их материал, весьма интересный для органов, который сразу же их выдаст, и они окажутся в нежелательном для них месте. Он может тогда чистосердечно рассказать, как Дутько проводит свои «операции» по вверенному магазину, кто ему помогает. Он не был бы Эньшиным, если бы своевременно не запасся всевозможными компрометирующими сведениями о своих «близких друзьях».

Что касается второй возможной попытки отделаться от него путем примитивным и пошлым, замыслив отправить его на тот свет, так это еще хуже для них — мера наказания к ним будет применена более суровая, о них станет известно все, как и в первом варианте. Дутько перестанет платить ему дань, но зато лишится всех доходов, всего имущества, и в лучшем случае они с Дальневым поедут на долгие годы осваивать специальность лесорубов в весьма отдаленные районы.

Посему Дутько и Дальневу куда выгоднее помогать Эньшину во всем, не перечить, а считать за честь оказывать ему любые услуги.

Эньшин знал о валютных делах Дутько во многих подробностях, Дальнев тоже знал, но делал вид, что даже не догадывается об этом. С Дальневым у Эньшина был другой расчет — ему выгоднее через него оформлять дела с художниками. Теперь «бригаду» Эньшина Дальнев снабжал заказами, и Эньшину не нужно было тратить на это время, деньги и силы.