"Вымысел исключен. Записки начальника нелегальной разведки" - читать интересную книгу автора (Дроздов Юрий Иванович)

Глава 6. США, Нью-Йорк (1975–1979 ГГ.)

В начале 1975 г. В.А.Кирпиченко и я были вместе на докладе у Начальника ПГУ КГБ СССР В.А.Крючкова, который после обстоятельного изучения наших материалов, касавшихся работы по США, неожиданно сказал: — Юрий Иванович, что Вы думаете относительно работы в Нью-Йорке. Ведь Вы уже почти 6 лет дома. Юрий Владимирович Андропов хочет, чтобы Вы там сменили Б.А.Соломатина.

Это предложение явилось неожиданностью не только для меня, но и для В.А.Кирпиченко, который только начинал входить в тонкости работы нелегальной разведки. Мы надеялись проработать вместе не менее полутора-двух лет. Вадим Алексеевич прямо сказал об этом Крючкову. Тот остался непреклонен.

Я понимал причину такого неожиданного поворота. В конце 1974 г. при возвращении с другого задания мне довелось провести несколько дней в Нью-Йорке. Б.А. Соломатин подробно познакомил меня с обстановкой в США и, опираясь на агентурные, оперативные данные и выводы из личных наблюдений, высказал свои соображения о том, что разрядка, если судить по действиям американцев, начинает приобретать весьма негативный для советской стороны характер.

Он от своего имени предупредил об этом руководство разведки специальной телеграммой. Весьма серьезное, веско аргументированное сообщение все же вызвало раздражение в «верхах». Видимо, было принято решение заменить руководителя резидентуры, чтобы свежим взглядом оценить еще раз всю обстановку, включая необходимость перехода к более активным формам работы (мы берегли «хрупкую» разрядку и избегали резких действий). Вот в этих сложных условиях выбор пал на меня, и я с известной долей тревоги выслушал предложение В.А. Крючкова.

Но у меня не было иного выхода, кроме как взяться за подготовку к работе в новой для меня стране, в которой я, правда, уже успел побывать дважды.

Наши американисты приняли известие об этом решении Андропова и Крючкова настороженно, с недоверием и даже сопротивлением. Я казался им человеком с неустойчивой биографией (из нелегальной разведки, германист, работал в Германии и потом в Китае), зачем «нам такой нужен». Это отношение я скоро почувствовал, мне не оставалось ничего иного, как изучить обстановку в США, освоить оперативный багаж резидентуры, прибыть в Нью-Йорк и наладить рабочий контакт с новым для меня коллективом.

Время шло. На 9 августа 1975 г. был назначен день моего отлета. Утром этого дня ко мне домой позвонил В.А.Крючков со словами последнего напутствия. Он понимал сложность ситуации, в которой мне предстояло оказаться. Как всегда, был краток, рекомендовал попытаться внести в работу свой наступательный метод, не похожий на то, к чему уже привыкли американские спецслужбы. Сотрудники резидентуры должны почувствовать, что приехал свежий человек. Нужно снять с коллектива напряжение ожидания нового руководителя, расположить его к себе и добиться откровенности. При этом — никаких любимчиков, на сильных, средних и слабых не делить. Беречь и укреплять положительные традиции резидентуры и авторитет моих предшественников, которые сделали много полезного за годы своей деятельности в Америке. Главное — организация активной оперативной работы. Начальник разведки подчеркнул особую важность конспирации, тщательного изучения всех американских объектов, призывал, учитывая активность американских спецслужб, быть недоверчивым, сомневающимся в оценке «чистоты» контактов и связей. В.А.Крючков предложил через 6месяцев прилететь в Москву и доложить о направлениях работы в Нью-Йорке.

Итак, к вечеру того же дня мы с женой после полуторачасовых посадок в Лондоне и Гандере (Канада) приземлились в аэропорту Кеннеди в Нью-Йорке, чтобы провести там долгих четыре года.

Нью-Йорк встретил нас влажной, душной, с мелко моросящим дождиком, погодой, немного затхлым запахом, свойственным давно залежавшимся вещам. Я поймал себя на мысли о том, что с таким запахом уже приходилось встречаться в Пекине в сезон футяня (сезон повышенной влажности).

Мне пришлось начинать свою работу в Нью-Йорке в период, когда Соединенные Штаты, постепенно оправляясь от «уотергейта», готовились к предстоящим в 1976 г. президентским выборам. «Уотергейт» заставил общественность США критически взглянуть на американское разведывательное сообщество. Американцы, в том числе и разведчики, пытались ответить на вопросы: что есть в активе ЦРУ, в каком это сегодня состоянии, что ждет ЦРУ впереди. Пересматривалось все, начиная со дня создания ЦРУ в 1947 г., когда в основу секретных операций против СССР было положено нелегальное внедрение агентуры на объекты проникновения с целью раннего предупреждения о нападении и сбора информации о ходе выполнения советской атомной программы. В области внутренней контрразведки на 70-е годы они ставили задачу защиты американских стратегических объектов от агентуры советской разведки, направляли усилия на организацию и осуществление уверенного взаимодействия между резидентурой ЦРУ в Москве и штаб-квартирой в Лэнгли по выявлению агентуры КГБ из числа выезжающих в США советских граждан. При этом американские аналитики и разведчики ЦРУ отмечали, что основную угрозу для них представляют советские разведчики-нелегалы, обнаружение которых обычными методами и средствами расследования почти невозможно. Большую угрозу для себя они видели также в легальных и активных советских представителях в США, которых почти поголовно причисляли к категории сотрудников или агентов КГБ, поскольку те поддерживали активные контакты с американскими гражданами по разным вопросам. Таких американцев ни ЦРУ, ни ФБР не могли назвать агентами, они назвали их «агентами влияния». В американских спецслужбах совершенно справедливо считали, что новые советские «дипломаты», эрудированные, компетентные, утонченные, владеющие в совершенстве иностранными языками, могут добиться успеха куда большего и быстрого, нежели горстка агентов, завербованных в военных объектах, где почти не осталось секретов.

Давая оценку советскому политическому наступлению периода разрядки, Администрация США делала вывод, что активность советских разведывательных операций в пять раз превышает размеры деятельности ЦРУ и союзников, и, соответственно, ужесточает давление со стороны ФБР на советских граждан и учреждения в Нью-Йорке.

Советская колония в Нью-Йорке тогда насчитывала примерно полторы тысячи человек, постоянно увеличивалась и была разбросана группами или отдельными семьями по всему большому городу.

В Нью-Йорке я отметил свое 50-летие. Разведчики, с которыми мне пришлось в 60-е годы вместе работать в КНР и встретиться опять в США, положили в этот день на стол своего резидента телетайпную ленту с «информацией А.П. из Пекина».

Я ознакомился с текстом, вспомнил одну подобную информационную ленту, которой меня встретили по возвращении из Москвы в Пекин в разгар «культурной революции» сотрудники резидентуры, улыбнулся и понял: нью-йоркская резидентура признала меня своим.

С руководством Представительства СССР при ООН и других советских учреждений у меня постепенно установились нормальные отношения, которые способствовали организации нашей работы. Не могу не вспомнить положительного отношения к работе разведки со стороны Министра иностранных дел А.А.Громыко и Представителя СССР при ООН Я.А.Малика, посла СССР в Вашингтоне А.Ф.Добрынина, которые всегда с пониманием относились к нам и содействовали в решении возникавших проблем.

В течение первых шести месяцев всем коллективом резидентуры мы заново оценили деятельность ЦРУ и ФБР против нас, критически пересмотрели свои действия, внесли коррективы в организацию и обеспечение безопасности разведывательной деятельности. Было достаточно споров, возражений, сомнений, анализа малейших сигналов, но все сошлись на том, что не так уж все страшно. В конце зимы я на несколько дней вылетел в Москву, где доложил руководству о том, что нью-йоркская резидентура готова к активной работе.

Мне пришлось в напряженной агентурно-оперативной обстановке Нью-Йорка провести четыре года. Коллектив разведчиков в основной своей массе работал с риском, смело, изобретательно и результативно. Нужно прямо признать, что противостоявшие нам подразделения ЦРУ и ФБР были серьезным и заслуживающим уважения противниками. Чтобы понять их действия, мы провели ряд мероприятий, которые вынудили их раскрыть свои методы и сделали нас зрячими.

У войны разведок свои законы. Один, и наиболее важный из них, — искусство обнаружить скрытое агентурное наблюдение контрразведки за твоими действиями, переключить ее внимание на ложное направление, обеспечить наиболее безопасные условия для собственной разведывательной работы. Это вечный поиск, учет всех мелочей, их проверка, моделирование фантастических ситуаций и гадание почти «на кофейной гуще».

Пусть на меня не обижаются сотрудники Нью-Йоркского отделения ФБР, обслуживающие комплекс зданий ООН, но тогда, в середине 70-х годов, они многое нам подсказали и показали. Нет, нет, они не сотрудничали с нами, они просто раскрыли себя, пойдя у нас на поводу. Дело дошло даже до маленького курьеза.

Мы захотели окончательно убедиться в том, что агентура ФБР хорошо «прочесывает» подземный гараж ООН. Паркуя там свои машины, наши сотрудники отмечали некоторые особенности (оплошности) в поведении гаражной охраны. Это дало хороший повод для проверки соблюдения ими требований ООН о неиспользовании служебного положения в специфических интересах спецслужб, в том числе страны пребывания. Как-то мы специально «забыли» в одной из машин печатные ТАССовские материалы. Вечером, когда группа сотрудников садилась в эту машину, заметили, что материалы исчезли. Через несколько дней опять «забыли» в той же машине, из которой вылезли несколько человек, письмо с предложением услуг, «затерявшееся» в ООНовских документах. В последующие дни частенько наблюдали возле парковки этой машины уборщиков, охранников, иногда новых лиц и новые машины. Затем наша машина из-за изношенности (в действительности) была продана, но прежде мы попросили сотрудников ФБР ответить на наше «письмо с предложением услуг», выставив сигнал на одном из знаков дорожного движения по маршруту нашего рабочего автобуса, написав под ним номер автомашины представительства, из которой можно изъять ответ.

Сотрудники ФБР добросовестно выполнили нашу просьбу. Они поместили такой величины сигнал, написали такие отчетливые цифры, что могли вызвать к себе нарекания со стороны службы регулирования уличного движения Нью-Йорка. Но безличный контакт был установлен. Мы «пошли на углубление отношений»: передавая газетную информацию в собственной обработке, стали просить за нее деньги. Американцы настойчиво приглашали нас на встречу для личного знакомства. Мы отказывались, мотивируя это страхом перед «всемогущим офицером безопасности, который и так во все сует свой нос», и просили их найти способ передать нам деньги, может быть, спрятав их в «бампер какой-нибудь автомашины», а номер автомашины — указав под уличным знаком. Сотрудники ФБР через несколько дней снова выполнили нашу просьбу.

Поздно вечером в своем подземном гараже в бампере одной из автомашин мы обнаружили магнитный контейнер и алюминиевый патрон от толстой сигары, в котором находилось письмо-приглашение на встречу и несколько тысяч долларов.

Деньги вместе с отчетом о наших шалостях мы отправили в Центр. Ответ ждали долго. Потом нас попросили деньги не присылать, так как «в финансовом отделе нет соответствующей статьи для оприходования таких средств». Вот дела!..

Мы решили взять паузу и понаблюдать за отношением к нашим сотрудникам со стороны американцев и ряда иностранцев на верхних этажах здания ООН. Конечно же, коллеги, поиск вести надо, но незаметнее. Иначе можно раскрыть много карт. Надо быть спокойнее. брать пример хотя бы с англичан, которые подозревали каждого, кого замечали с советским сотрудником ООН даже на дальних подступах к комплексу зданий этой организации.

Мы еще некоторое время «сотрудничали», затем прекратили отношения, просигналив американцам о своем отъезде в Россию и поблагодарив их за помощь. Такая внешне безобидная комбинация помогла нам узнать многое о многих. Дальнейшее наблюдение давало возможность предостеречь наших сотрудников от целого ряда неожиданных сюрпризов со стороны ФБР, хотя это и было нелегко.

Американцы тогда активно начали использовать в работе против нас свою подставную агентуру под видом доброжелателей. Мы несколько раз уходили из приготовленных для нас ловушек.

20 октября 1993 г. в программе РТВ «Вести» было объявилено, что в программе «60 минут» будет передано интервью одного американского тележурналиста с бывшим советским дипломатом А.Шевченко, занимавшим пост заместителя Генерального секретаря ООН, оставшимся в США и продавшим свою Родину. Это было подано как некая сенсация, хотя времени со дня предательства прошло немало более 15 лет. (Каждый раз, когда наши журналисты будто с сочувствием пишут или вещают о случаях измены, мне хочется спросить, а как они относятся к изменам в собственной семье, в семьях братьев, сестер, родителей, к изменам друзей? Так же или иначе… Какие последствия они видят, чью беду, разруху, горе, несостоявшиеся надежды и конкретные дела. На эти вопросы ответ почему-то отыскать бывает трудно).

Интервью с А.Шевченко комментировал бывший представитель США при ООН сенатор П.Мойнихен. Бесспорно, предательство Шевченко было большой удачей американских спецслужб, ведь он за 32 месяца добровольного, инициативного и сознательного сотрудничества с ними нанес нашей стране значительный ущерб.

В 1975–1976 гг. мы уже чувствовали, что в составе советской колонии в НьюЙорке есть предатель. Разумеется, мы искали его. Американской стороне, видимо, недостаточно было ценной и достоверной политической информации, и она принялась активно использовать в местной печати его сообщения об известных ему сотрудниках и возможных агентах КГБ в аппарате ООН. У нас возникло беспокойство, однако после тщательного анализа ситуации стало ясно, где искать предателя. Мы смогли успокоить «пропечатанных», объяснили, что наши политические противники ведут борьбу за вытеснение советских сотрудников с ответственных постов в ООН, так как наше представительство поставило вопрос об увеличении их численности. Круг осведомленных об этом сузился до нескольких человек. Среди них был и Шевченко.

А выдали нам Шевченко сами же американцы задолго до его ухода к ним. Ведь это они, нарушив свои же собственные правила работы с агентурой, изложенные в инструкции «Об агентурном проникновении в организации и объекты, представляющие оперативный интерес», изменили его образ жизни, дав ему повод жить, нарушая финансовую дисциплину нашего Представительства, поместили в Майами на несколько дней в роскошном номере гостиницы, стоимость которого была ему явно не по карману. Он стал пить, уклоняться от работы, вести себя на совещаниях вызывающе, иногда впадал в состояние необъяснимого страха, депрессии. Мы замечали разницу в отношении к Шевченко сотрудников секретариата ООН и американской стороны. Ни его действия, ни его слова не давали повода называть его «сталинистом», тут был заметный перебор, что и настораживало еще больше.

Помню, как-то на одном из совещаний у нашего Представителя в ООН О.А.Трояновского Шевченко весьма неосторожно подверг критике Директивы Центра делегации СССР на сессии ООН в сентябре-декабре 1977 г. по одному из вопросов, что вызвало всеобщее удивление, так как его предложения явно играли на руку США.

Месяца через полтора после возвращения Шевченко из Майами мы проинформировали руководство разведки о возникшем у нас подозрении и попросили через МИД СССР отозвать его в Москву, с тем чтобы избежать нежелательных последствий.

Шевченко имел ранг посла, был близок к А.А.Громыко и, естественно, наша информация вызвала противоречивую реакцию. Кто-то из друзей Шевченко в нашей службе даже официально потребовал от нас прекратить наблюдение. Более осмотрительные руководители, как мне известно, сообщили в МИД СССР заместителю министра В.В.Кузнецову и поручили нам проинформировать обо всем О.А.Трояновского.

Реакция Трояновского была сначала спокойной, потом более возбужденной, с указанием на 1937 год, мол, придется извиняться и отвечать за клевету. Я напомнил ему, кто тогда руководил «тройками» и что он в большей степени, чем я, ответственен за коллектив советской колонии. В тот вечер мы друг друга не поняли.

Я не выполнил требования Центра прекратить наблюдение. Каждый раз, когда поступали данные о Шевченко, в том числе и из американских кругов, мы хладнокровно и методично направляли их в Центр. В управлении внешней контрразведки, в подразделении О.Д.Калугина их принимали не весьма охотно: надо реагировать… Центр и МИД, увы, медлили, не верили.

Когда Шевченко изменил, мне ночью позвонил О.А.Трояновский: «Юрий Иванович, случилось самое страшное — Шевченко ушел…» Нам ничего не оставалось, как общими усилиями приступить к локализации последствий этого предательства. Вскоре страсти поутихли, и Трояновский в беседе со мной по поводу измены Шевченко както сказал: «Ведь может же советский человек выбрать себе новую родину».

Новую Родину выбрать нельзя. Можно лишь сменить место жительства. Да и то какой ценой? Думаю, предательство Шевченко — это следствие медлительности политического руководства с принятием решения по сигналу разведки, которая своевременно предупредила и длительное время информировала о вероятности такого расклада событий и тяжести последствий.

Некоторое время спустя после предательства Шевченко попросил политического убежища в США еще один советский сотрудник Секретариата ООН Лещинскас. Мы сообщили о случившимся в Москву. На этот раз реакция руководства и МИД СССР была весьма спокойной. Из ПГУ мы получили данные, что КГБ в свое время выступило против использования Лещинскаса за рубежом по политическим мотивам, однако в ЦК КПСС этого не приняли во внимание. В конце мая — начале июня 1978 г. в Нью-Йорке был в командировке заведующий отделом ЦК КПСС Н.М.Пегов, который вызвал меня на беседу. Он начал ее несколько странно, сказав: «Опять у Вас, Юрий Иванович, ушел сотрудник, что-то неладно у вас здесь».

Такое замечание, не буду скрывать, задело и обидело меня. Я ответил Пегову, что сотрудник ушел не «у меня», а «у нас». Он промолчал, а я попросил ответить мне — почему в случае с Лещинскасом материалы спецпроверки оказались слабее телефонного звонка и, кто разрешил выезд за рубеж этому человеку в нарушение всех инструкций ЦК КПСС и Совета Министров СССР. Пегов опять ничего не ответил, затем попросил перечислить тех сотрудников Представительства СССР при ООН, чье поведение вызывает тревогу. Мне пришлось назвать ему довольно большую группу лиц из числа «позвоночников» и попросить разобраться, насколько их пребывание в США соответствует требованиям Инструкций по подбору кадров. Пегов все молча выслушал и уехал.

Летом 1978 г. я был в Москве. Принимая меня с докладом о работе резидентуры, Ю.В.Андропов сказал: «В деле с Шевченко ты был прав, я прочитал все материалы. Это наша вина. Наказывать тебя за него никто не будет, но (он помедлил)… и Громыко тоже снимать не будем». Затем, хитро посмотрев на меня, поинтересовался: «На тебя, Юрий Иванович, жалуется Н.М.Пегов. Что там между вами произошло?» Я подробно доложил о нашей беседе. Юрий Владимирович все внимательно выслушал и ответил, что, по словам Н.М.Пегова, «с ним (со мной — Ю.Д.) невозможно разговаривать, но он прав». Ю.В.Андропов тут же позвонил Н.М.Пегову и попросил его подумать, как исправить дело.

Осенью 1978 г. в сентябре в Нью-Йорке Министр иностранных дел СССР А.А.Громыко спросил, почему я, зная его многие годы, не сообщил ему о Шевченко лично. Я ответил, что ценил его занятость и доверял его заместителям и О.А.Трояновскому, которые обо всем были своевременно информированы. Он помолчал, тщательно ознакомился с информацией резидентуры и признал, что в этом вопросе допустил «большой промах».

Последние дни своего пребывания в Нью-Йорке жена Шевченко Лина провела в нашем представительстве в ООН. Она почти все время находилась у нас в квартире, не хотела оставаться одна. Моя жена и Лина хорошо знали и понимали друг друга. Лина в беседах с нею раскрывалась, были видны ее тревоги, сомнения. На первых порах она не верила в предательство мужа, перебирая в памяти всю жизнь. Она понастоящему была жертвой, которую принес Шевченко своим новым хозяевам, предав ее и своих детей.

О Шевченко мы еще поговорим ниже, когда коснемся его книги и книги проститутки Джуди Чавез.

В том же 1978 году, «благодаря» Шевченко, американским спецслужбам стали известны имена нескольких сотрудников резидентуры, за которыми местное отделение ФБР установило постоянное наблюдение. Поскольку срок их загранкомандировки заканчивался, мы сочли возможным их участие в обеспечении одного острого оперативного мероприятия. Но потерпели неудачу.

21 мая в американской газете «Нью-Йорк Таймс» появилось сообщение об аресте ФБР за шпионаж двух советских граждан. Во время изъятия из тайника секретных документов, касающихся одного из глубоко засекреченных проектов ВМС США в области подводного вооружения, были задержаны сотрудники секретариата ООН Рудольф Петрович Черняев и Вальдик Александрович Энгер. Их напарник, Владимир Петрович Зинякин, являвшийся атташе Советского Представительства при ООН и обладавший дипломатическим иммунитетом, через некоторое время после задержания был отпущен.

Специальный агент ФБР Джон Шварц заявил репортерам, что все трое задержанных принадлежат к советским разведывательным спецслужбам и являются сотрудниками КГБ. В сделанном по этому поводу Директором ФБР Уильямом Уэбстером заявлении говорилось, что начатое по этому факту расследование проводится в координации с отделом расследований ВМС США, которому также помогают американские граждане, но конкретных лиц названо не было. Однако чуть позднее ФБР сообщило, что информатором по делу был офицер ВМС США Артур И.Линдберг, получивший в ФБР псевдоним «Шелуха» (Peel). Как это обычно бывает, «жареную» новость подхватили многие газеты и другие средства массовой информации, нашлось много желающих прокомментировать этот факт. Вскоре, естественно, последовали официальные демарши госдепартамента, обмены дипломатическими нотами, договоренности об освобождении наших товарищей под залог и т. п. Не буду подробно останавливаться на этом деле, так как в свое время оно достаточно подробно освещалось и в нашей прессе. Отмечу только, что в работе разведки риск присутствует почти всегда. Его степень повышается при проведении острых и сложных операций, особенно в такой стране, как США, с хорошо отлаженной работой местной контрразведки и сложной политической обстановкой.

С самого начала мы допускали, что здесь может быть встречная игра противника- «подстава». Поэтому мы ставили перед собой задачу заставить источник передать нам как можно больше информации, которая представляла для нас интерес, а не той, которую предлагал сам источник.

Думаю, нам удалось достигнуть этого, если судить по объему того, о чем ФБР и пресса умолчали и о чем сообщили общественности. С успехом решалась через Линдберга задача перепроверки документальной информации других источников. Подозрение, что он может быть подставным агентом, заставило нас с самого начала избрать безличный способ установления контакта с Линдбергом и такой же постоянно меняющийся и подвижный способ передачи информации. ФБР дало нам знать, что Линдбергу не следует доверять (на одном из кадров пленки были новые пальцы). Мы увеличили скорость движения при выемке контейнеров из тайников, меняли сомнительные места бросков. ФБР, чтобы уследить за нами, привлекло спортивную авиацию, действия которой мы, к сожалению, не отнесли к средствам наружного наблюдения. На заключительном этапе противник бросил против нас, если верить американской прессе, более 100 сотрудников с неподвижными постами наблюдения, автотранспортом и малой авиацией. Вот лишь некоторые имена сотрудников американской контрразведки, которые были задействованы в этой акции: Дэниэл Ньюман, Николас Хэнд, Гарет Паас, Уильям Линч, Шерил Диск, Лоуренс Дойл, Джилберт Бэйтс, Джон Кири-Тейлор. Думаю, что эти данные, а также имена самого Артура И. Линдберга и завербовавшего его сотрудника разведки ВМС США Терренса Тэйта стали известны спецслужбам многих стран.

Каких-либо материалов у Зинякина, который должен был изымать контейнер, в руках не было. Он в последний момент заметил слежку и подошел к другому кусту по срочной надобности, но все же был схвачен. За контейнером потом возвращались сами сотрудники ФБР. Энгера и Черняева схватили за то, что они были в районе операции. Несмотря на шумиху, начавшуюся по местному радио сразу после задержания сотрудников, другие разведчики не испугались: в соседнем районе, недалеко от места задержания, одним из них была завершена вербовка интересного агента.

Вспоминая это событие, хотелось бы также сказать несколько слов и об американской контрразведке. Хотя Федеральное бюро расследований и утверждало, что с самого начала контролировало Линдберга, службе наружного наблюдения ФБР пришлось все-таки немало потрудиться, чтобы координировать и камуфлировать свои действия.

Сотрудники ФБР, с которыми наши товарищи контактировали, решая вопрос об освобождении задержанных, обращали на это внимание. Один американский контрразведчик, в кабинете которого рядом с портретом Э.Гувера висел портрет Ю.В.Андропова, как руководителя «сильнейшей разведки в мире», прямо подчеркивал оперативное мастерство «блестящей тройки».

В день обмена задержанных на отпущенных угонщиков нашего авиалайнера дежуривший тогда в аэропорту Кеннеди сотрудник ФБР бросил: «Кого отдаем, таких ребят меняем на подонков…» Мне оставалось работать в Нью-Йорке еще целый год. Несмотря на удар, нанесенный нам ФБР, мы не законсервировали свою деятельность. Осмотрелись, отряхнулись, внесли коррективы в тактику мероприятий и пошли дальше.

Быть резидентом в Нью-Йорке в те годы было нелегко. Свободного времени почти не было. Только несколько раз нам с женой удалось выбраться в театр, на концерты, спортивные мероприятия, проскочить на машине к Ниагарскому водопаду в Буффало, да один раз в круиз на сутки на теплоходе «Лермонтов».

Приглядываясь к американцам, их поведению, читая их прессу, я каждый раз встречался с раскованными людьми, готовыми с юмором принять трудности жизни и серьезно, с полной отдачей работать. Сейчас у нас многие уезжают в Америку, путешествовать или и жить. Многие оседают в Нью-Йорке. Последние должны знать, что Нью-Йорк — это еще не Америка, и следовать инструкции, предложенной в конце 70-х годов жителям этого города Расселом Бейкером в «Нью-Йорк Таймс».