"Волшебный локон Ампары" - читать интересную книгу автора (Шарова Надежда, Павлов Сергей Иванович)2. ЗАКОН УНИВЕРСУМАНа подлете лювера к зоне условного экватора пампагнера четче проступил силуэт «Триадура». «Жандарм Южного полюса» (так называли это сооружение сотрудники северополярного терминала) в плане представлял собой парящую над пампагнером трехлучевую звезду с круглым сатурнообразным балджем посредине. Но в профиль, да еще если смотреть на него против Солнца, южнополярный «жандарм» напоминал великана, вылезшего из-за линии горизонта и распростершего над окраиной мерзлого озера непропорционально тонкие руки с зажатыми в них гантелями. Вид одновременно забавный и грозный. «И не очень приятный», — подвел Кир-Кор итог зрительным впечатлениям. Он знал, что каждая из «гантелей» — это оснащенная боевыми средствами оперативно-тактического перехвата двухбашенная батарея. «Способная уничтожить любые атакующие объекты», — всплыла в памяти фраза майора. «Кроме собственных», — подсказал внутренний голос. Обведенные сверху ослепительно светлыми контурами боевые башни выглядели зловеще. Как боевые слоны. Посадка на псевдоповерхность пампагнера была неосязаемо мягкой — пушинка села на неподвижную, подкрашенную молоком тусклую воду. Продолжая разглядывать «Триадур», Кир-Кор определил момент посадки через ощущение легкого покалывания вдоль позвоночника — это энергетический потенциал фазерета соприкоснулся с приграничным потенциалом Серой Дыры. Ощущение, впрочем, быстро прошло. Автоматически запустился в режиме холостого хода батод — что немедленно отозвалось кратковременным покалыванием и зудом в ступнях. Затем Кир-Кор вынужден был минуту терпеть разноцветное мелькание в глазах: фейерверки красных искр сменялись фейерверками зеленых, синих, белых и золотых. Это синапсические системы лювера и сута проверяли перед стартом функциональную готовность друг друга. Теней на псевдоповерхности Серой Дыры не было никаких. Даже от лювера не было. И вообще корпус лювера на пампагнере выглядел странно. Погруженный по ребро диска в белесую мглу, фазерет представляется стороннему наблюдателю зеркальным шлейфом одежды эфирного призрака, бредущего по колено в тумане. Сейчас Кир-Кор мог считать себя сторонним наблюдателем, потому как до начала предстартового общения с «Триадуром» делать было решительно нечего. Информационный луч с «Триадура» нащупал борт «Озариса» — преобразованный синапсиями субэлитарных систем, сигнал связи возбудил слуховые нервы пилота. Мысленно подтвердив слышимость, Кир-Кор уже было собрался подать элитарным системам стартовые команды, но «Триадур» неожиданно извинился за непреднамеренную задержку старта, испросив у пилота на то разрешение. «Надолго?» — осведомился Кир-Кор. «Минут на десять — двенадцать», — ответил борт «Триадура». «Причина?» «Необходимо выпустить в рейс грузопассажирскую тораду „Каппа-4“. Рейс на Чхота-Анкаунтер. Старт „Каппы“ тоже был задержан по причине известного вам инцидента. Конечно, это наша вина… но вы понимаете…» В объяснениях «Триадура» Кир-Кор не нуждался. Действительно, люди, подготовленные к старту в четырех составных корпусах торады, находились там в условиях омертвляющего анабиоза, бодрствовать мог лишь пилот «Каппы», грагал. (Интересно, кто именно из грагалов сейчас в обитали ведущего фазера?..) «Я понимаю. Если бы вы заранее предупредили, что „Каппа“ за пределами прямого видения для „Озариса“, я не спешил бы войти в контактную сферу Дивойкова-Байдина, чем существенно упростил бы расчет накачки стартового активатора». «Да, „Каппа-4“ — ваш антипод, находится в экваториальном поясе точно под вами», — сообщили с борта «Триадура». Слова «антипод» и «точно под вами» подсказали Кир-Кору, что его южнополярный респондент слабо разбирается в особенностях топологии Серой Дыры. Вернее — не разбирается совсем. «С кем я общаюсь? Пожалуйста, назовите себя». «Заместитель коменданта стартсооружения „Триадур“ полковник Хайнц Конрад Ясперс фон Тагенау, честь имею». Похоже, военные «Триадура» полностью взяли там власть в свои руки. «Очень приятно, полковник. И если позволите, последний вопрос… Кто из грагалов пилотирует ведущий фазер торады?» «С удовольствием отвечу. Тораду „Каппа-4“ пилотирует грагал Тарас Гай». «О!» — подумал Кир-Кор, блокируя свою эмоцию так, чтобы она не ушла на борт «Триадура». Мир тесен. Тар-Гай — младший брат гипотетического отца Марсаны. Гипотетический дядя… И действительно, Тар-Гай чаше других грагалов добровольно берет на себя обязанность водить пассажирские и грузопассажирские торады. Своего рода гуманитарная помощь Новастры Солнечной системе. Очевидно, помощь будет оказываться до тех пор, пока люди не изобретут способ обретаться в гипре без глубокого анабиоза. Благодаря Тар-Гаю и таким, как он, авторитет грагалов держится среди землян-прогрессистов на высоком уровне. Даже консерваторы относятся к пилотам торад достаточно миролюбиво, хотя и не всем из них нравится оживленная связь между Землей и Дигеей. «Я не слышу вас!» — обеспокоился заместитель коменданта стартсооружения. «Извините, полковник. Путь открыт, спокойно отправляйте в рейс „Каппу-4“. Ничего страшного, я подожду — в моем распоряжении сорок с лишним часов обнуленного времени». «Благодарю вас, грагал. „Триадур“ обеспечит вам старт самое позднее через четверть часа… Будьте здоровы!» «Спасибо, вы очень любезны. Вам тоже — всего самого доброго». Всегда приятно иметь дело с воспитанными, благожелательно настроенными людьми. А то, что Хайнц Конрад Ясперс фон Тагенау слабо разбирается в топологических особенностях пампагнера, большого значения не имеет. Заместитель коменданта и не обязан в этом разбираться. Заместитель коменданта, полковник военизированной охраны, обязан заботиться, чтобы на подведомственном ему участке пространства не порхали кумулятивно-мусорные контейнеры, наполненные взрывоопасной пакостью. В конце концов, снаряды типа «Васуки» — это ведь не безобидные теннисные мячи. От нечего делать Кир-Кор продолжал разглядывать «Триадур». В короне сатурнообразного балджа стартового сооружения замерцали золотисто-оранжевые светосигналы: где-то там, в его недрах, включился в работу генератор накачки активатора. Теперь ждать осталось недолго. И десяти минут не пройдет, как насыщенный активатор возбудит псевдоповерхность пампагнера кратким импульсом — точно шпоры вонзит в бока скакуна — и начнется таинство «перехода»: тяжело груженная «Каппа-4» просто растает как дым — растворится в нопре, ускользая в синеватые сумерки гиперпространства. «Великое таинство», — подумал Кир-Кор и посмотрел на белесую, словно бы затуманенную равнину. Он знал, что в момент «перехода» многосекционной торады из нопра в гипр можно заметить молниеносную конвульсию Серой Дыры. А можно и не заметить, это уж когда как. В этом смысле пампагнеры непредсказуемы. Очень своеобразные объекты… Объекты «икс». На первых порах даже первооткрывателям пампагнеров было невдомек, каким феноменально полезным свойством обладают эти невзрачные на вид и не слишком большие творения хитроумной Природы. Растерянность грагалов от знакомства с пампагнерами можно проследить по названиям последних: Седой Маркграф, Строптивый Герцог, Цыганский Барон, Старый Отшельник, Рыбий Глаз, Бельмо Третьего Глаза Шивы. Серая Дыра, Квантовое Чудовище, Водородный Магнит, Пампа Агни, Шаровая Супермолния, Белый Коллапс. Лишь годы спустя космофизики наконец договорились присвоить загадочным объектам удобное (удобное для себя) наименование: «сингулярные узлы особых состояний пространственно-временного континуума». Ни в новастринском обиходе, ни в средствах массовой информации Земли и Дигеи официальное наименование не прижилось. Прижились почему-то названия Серая Дыра и пампагнер, хотя вряд ли нашелся бы эрудит, способный внятно объяснить их смысл. Каждое из этих странных названий оказалось самодостаточным. Но самое странное название пампагнеров прижилось и бытует в среде молодых дальнодеев: Звездное Сердце. Первый пампагнер был обнаружен в системе Альфа Центавра. Именно туда, в этот довольно пустынный район Галактического Рукава, освещаемый красноватыми лучами дряхлой Проксимы, прибыло первое поколение выдворенных с Земли предков современных грагалов (в те времена земляне считали их слишком опасными для всей цивилизации мутантами и называли хлестким словечком «экзоты»). Армада космических кораблей «Великий Предок» не нашла удобной гавани возле Проксимы, и следующее поколение экзотов (уже гораздо многочисленнее первого) стало готовиться к продолжению межзвездного странствия. Идея звездного похода в поиске «земель обетованных» обрела в самосознании младограгалов статус смысла жизни, смысла существования Разума вообще. Но задачи такого масштаба легче ставить, чем решать: предстояло создать в непосредственной близости от Проксимы пояс крупных верфей для обновления техники, воспитать железную когорту умеющих дерзать инженеров, ученых, фанатически преданных новому делу работников-мастеров, рачительных экономистов… И кто знает, насколько успешно продвигалась бы эта затея при удручающей скудости местных ресурсов, если бы «затейникам» не подвернулся ошеломительно счастливый случай: был найден первый пампагнер. На него случайно наткнулись корабли разведчиков минерального сырья при исследовании скопления зародышевых кластеров одной из планетезималей, которым в будущем только еще предстояло сгруппироваться в компактную массу планеты. Серая Дыра, окруженная облаком водорода, дрейфовала в складках пылевой протопланетной мантии в живописной компании рыхлых, сильно вогнутых, как листья кочанной капусты, исполинских сгустков, слепленных из останков когда-то взорвавшейся древней звезды. Кир-Кор вспомнил свои впечатления от просмотра старых видеозаписей времен Дивойкова-Байдина: все это показалось ему похожим на разрушенный, жутко разграбленный муравейник, возле которого светлело одно-единственное чудом уцелевшее муравьиное яичко. Даром что диаметр «яичка» превышал двенадцать километров. А «муравейника» — двенадцать тысяч. Тогда никто еще и предполагать не мог (даже сам Христо Дивойков), что из бесхозного «яичка» в конечном итоге проклюнется вполне хозяйственная функция — возможность пространственной фазерации. Сиречь — возможность быстрого перехода из нормального пространства в гиперпространство и наоборот. Впоследствии эту необыкновенно полезную в Галактическом Рукаве хозяйственную функцию обозначили термином «дальнодействие». Первым дальнодеем стал Валерий Байдин. Вопреки предостережениям космофизиков он решился лично войти в прямой контакт с Неизвестностью на двухмоторном катере типа «Москито». Молодой грагал, видимо, сознавал, что его намерение слишком напоминает игру в чет-нечет с курносой, но был отважен и свято верил в удачу. Байдину предсказывали неминуемую гибель. Все безэкипажные зонды, с помощью которых изучался объект «икс», беспрепятственно садились на его таинственную псевдоповерхность, однако через некоторые промежутки времени исчезали бесследно (словно бы растворялись в белесом мареве). Промежутки времени между моментом посадки и моментом исчезновения были удивительно разные — от нескольких секунд до нескольких часов. Но рано или поздно зонды исчезали обязательно и безвозвратно. Предсказаниям Байдин не внял. Катер благополучно сел на псевдоповерхность. Пилот перевел работу моторов на околонулевой режим и как заправский исследователь стал внимательно отслеживать обстановку, иногда переговариваясь с теми, кто наблюдал за ходом опасного эксперимента на безопасном расстоянии. Так и осталось неясным, на что он надеялся. На скорость своей реакции? Рассчитывал, что успеет вырвать катер из объятий «белесого зондоглотателя» в критический момент? Или (как представляли себе это некоторые мемуаристы) он всерьез полагал, что Серая Дыра не причинит вреда «разумному субъекту с биоэнергетической конституцией»? Если последнее верно — Байдин был сверхоптимистом… Отслеживать обстановку смельчаку пришлось на протяжении четырех с половиной часов — столько времени Серая Дыра игнорировала его присутствие. Ассистенты этого отчаянного эксперимента, смертельно утомленные напряжением многочасового ожидания, втайне надеялись, что Байдину наконец надоест длительное безразличие пампагнера к его персоне и он добровольно покинет гиблое место, где бесследно «тают» зонды. (Уже тогда большинство космофизиков понимали: псевдоповерхность — зона «деления» вакуума, в которой время от времени начинают действовать какие-то еще неведомые науке процессы, способные вызывать локальные виртуально-фазовые «разрывы» нормального пространства.) Но Байдин проявил характер — дождался своего звездного часа. «Критический момент» возник внезапно. Байдин чудом остался в живых. Благодаря феноменальному стечению обстоятельств… Во-первых, он успел-таки форсировать моторы и (ничего не зная о том, что в «разрывах» пространства обычные двигатели просто не работают) попытался взлететь над псевдоповерхностью. Естественно, моторы захлебнулись на форсаже, но левый «сдох» на две секунды позже правого, в результате чего, во-вторых, «Москито» получил мощный вращательный импульс правосторонней закрутки. Причем ось вращения катера по счастливой случайности, это в-третьих, совпала с осью вращения пилот-ложемента (иначе его хозяину не поздоровилось бы). И в-четвертых, скорость вращения «Москито» оказалась достаточной, чтобы взбесившейся массе лжефазерета удалось удержаться в нормальном пространстве буквально на грани «разрыва». Правда, педантичные космофизики подсчитали: грань «разрыва» в случае с «Москито» была тоньше карандаша. Однако даже сквозь узкую, стремительно мелькнувшую перед глазами «щель» пилот успел увидеть нечто такое, что определило направление новых экспериментов и, кроме того, позволило разработать теорию гиперлокационной связи. Как потом шутили самодовольные испытатели первого настоящего фазерета, «у Байдина прошли сквозь гиперпространство только глаза». Шутка пережила пилота более чем на столетие. А в тот знаменательный день было совсем не до шуток. Пилот «Москито», едва отдышавшись, вдруг заявил, что в самый драматический момент эксперимента неожиданно для себя увидел одну из крупных верфей — из тех, которые обращаются на близкорасположенных к местному солнцу орбитах. По его словам, он хорошо ее разглядел. Ученые усомнились. Это была головная верфь с ностальгическим для грагалов названием «Лунная радуга», развернутая на базе восьми переоборудованных корпусов межзвездных рейдеров-ветеранов из состава армады «Великий Предок». Самая мощная верфь в системе Альфа Центавра… Но дело в другом. В день эксперимента верфь «Лунная радуга» находилась от пампагнера на расстоянии сорок один миллиард километров, и видеть ее просто глазами Байдин явно не мог. Не мог по всем законам оптической физики. Мало ли что могло померещиться лихому наезднику, гарцующему верхом на Серой Дыре… Тем не менее Байдин весьма темпераментно отстаивал свою правоту. В качестве доказательства он описал рабочий момент, точнее сказать, монтажное мгновение на сборочной платформе верфи, запечатленное в его зрительной памяти… Нарисованная им картина действительно выглядела живописно: монтажники подводили к почти готовому зеркалу новой гелиоэнергетической установки последний сегмент, и огромная эта деталь, по словам наблюдателя, «сверкала над неполным кругом исполинского зеркала, как широкое лезвие великаньего палаша». Он настоял, чтобы его рассказ немедленно был проверен с помощью средств дальней связи. Описанное Байдиным положение дел на сборочной платформе верфи «Лунная радуга» полностью подтвердилось! Ученые были в безумном восторге. Отважный пилот, как говорится, одним выстрелом убил двух зайцев. Даже трех. Байдин остался жив, Байдин помог науке разобраться в характере квантово-пространственного «разрыва», Байдин строжайшим образом доказал его биополярность. Иными словами, космофизикам с помощью Байдина не только удалось заглянуть в глубину неведомого тоннеля, но и увидеть свет в противоположном конце этого таинственного миллионокилометрового вместилища совершенно сказочных возможностей. Да, это был триумф младограгалов в системе Альфа Центавра. Триумф, который сразу же превратил идею звездного поиска в доминанту общественной жизни. Зачиналась новая стадия галактического бытия — Эпоха Дальнодействия… Грагалы быстро научились обращаться с пампагнерами (к сегодняшнему дню их обнаружено около двух десятков), изобрели и стали совершенствовать необходимую для дальнодействия технику. Постепенно в обществе грагалов образовалась консорция дальнодеев-профессионалов — свободных разведчиков звездных систем. Первая большая удача консорции: открытие Новастры, пригодной для жизни планеты в системе Илира. Затем помогли старушке Земле справиться с беспримерным в ее многотысячелетней истории демографическим «взрывом». Тут грагалам пришлось поработать на совесть… В результате совместных усилий в Галактическом Рукаве возникла Дигея — девять более или менее пригодных для жизни человека планет земного масштаба. Капля в море, конечно… Однако начало положено, и с увеличением количества обнаруженных пампагнеров шансы землян продолжить звездную экспансию возрастают. Более опытные в этих делах грагалы помогли землянам организовать поиски Серых Дыр в районах крупных циклонических завихрений в атмосфере Юпитера. Надо признать, Солнечной системе здорово повезло: очень быстро были найдены два пампагнера и удачно проведены сложнейшие операции по выводу их к орбитам Марса и Земли. По непроверенной еще информации, недалеко от Большого Белого Пятна в облачном покрове планеты-гиганта замечен третий пампагнер. Если информация верна и если новооткрытое Сердце Звезды, как и первые два, позволит передислоцировать себя в удобный для транспортников район — марсианская орбита, чего доброго, превратится в галактический караван-сарай, а Земля обретет статус Нового Вавилона всех ближних и дальних созвездий. Вопрос, нужен ли ей статус такого сомнительного достоинства, остается пока без ответа. Одно ясно: коллегам майора Кержавина не позавидуешь, дел у Службы безопасности прибавится. «К счастью, проблемы эсбеэсэс — не моя забота», — подумал Кир-Кор. В этот момент золотисто-оранжевые светосигналы в короне «Триад ура» погасли — вспыхнули пронзительно-синие. Поперек белесой равнины пампагнера мелькнула слева направо полоса нежно-перламутрового блеска. Вот и все, «Каппа» стартовала в гипр вне штатного расписания. Очередь за «Озарисом». На «Триадуре» — зеленое светосигнальное спокойствие, накачка активатора еще не началась. Долго возятся… Ожил информационный луч: «Грагал, мы снова с вами в контакте. У вас все готово?» «Назовите себя», — ответно подумал Кир-Кор, чувствуя, что на луче — не полковник Хайнц Конрад Ясперс фон Тагенау (но определенно — военный, потому как штатское должностное лицо не стало бы вопрошать грагала о готовности, если тот уже внутри фазерета). «На луче — командир группы административной охраны хорунжий Збигнев Кобец», — представился респондент. Хорунжий опустил обычное для здешних военных «честь имею». Либо забыл, либо ее не имел. Либо имел, но не хотел извещать об этом посторонних. «Рад с вами познакомиться, командир». «Вы не ответили на мой вопрос, грагал». «Боюсь, хорунжий, разговор у нас не получится. Пригласите на луч кого-нибудь из диспетчерской „Триадура“, будьте любезны». Небольшая заминка. И наконец: «Здравствуй, Кирилл. На луче Бронислав Бельский». «Привет, Бронислав. На борту „Триадура“, что… военный переворот? Не могу разобраться, кто руководитель хунты — полковник фон Тагенау или хорунжий Кобец?» «А почему это стало тебя занимать?» «Мне как-то не по себе, пан Бронислав, когда на стартовой позиции ставят под сомнение мою готовность». «Пся крев!..»[36] — выразил удивление пан Бронислав. «Военные навязывают мне разговор. Зачем? Я этого не понимаю. Тянут время?» «А кто их знает… Тут все, что касается твоего старта, ими строго регламентировано. Даже я — старший диспетчер — не имею права без приказа коменданта пальцем шевельнуть, а не то что включить накопители активатора». «Спасибо, ты меня успокоил». «Кирилл, наши военные склонны к перестраховкам. После серии известных инцидентов. После, заметь! Не до, а именно после!.. Как тебе это нравится?» «Пожалуй, от комментария я воздержусь». «Думаешь, нас подслушивают?» «Не поэтому. Военные сохранили мой фазерет, я очень им благодарен». «Сохранять фазереты, ясновельможный грагал, их прямая обязанность, говоря между нами… О, приказ диспетчерам доставлен, все в порядке! Немедленно вводим генератор в режим — через девять минут будешь в гипре. Пока?..» «Пока, Бронислав. Действуй без суеты — никаких претензий у меня к диспетчерам нет». В короне «Триадура» вспыхнули и замерцали золотисто-оранжевые огни. Если Бронислав Бельский сказал «девять минут» — так и будет. Зная это по опыту, Кир-Кор вызвал на сетчатку глаза блик-формуляр отсчета времени. Для удобства. В поле зрения (вверху справа) появилась серая, как тень, цифра «9». Когда ее сменит строка из шести нулей — нормальное пространство Солнечной системы разомкнет свои гостеприимные объятия. Он засмотрелся на светлый лик голубоглазой планеты. Сначала люди назвали ее благородным именем Рай (в переводе на современный язык: «Ра имеет», то есть «Имение Солнца»), а затем, разделившись между собой, старались превратить солнечное имение в Ад. Современность застала орду врагов Солнца на половине финишной прямой. Активное зло всегда вооружено до зубов, но что-то все-таки помешало ему довести до конца черное дело… Представители философской школы Ампары совершенно серьезно считают свою планету живым организмом. А человечество в целом, считают они, это ее молодой мозг, переполненный хорошими, не совсем хорошими и совсем нехорошими мыслями. Такой тип мышления планеты долгое время не давал решающего перевеса ни Злу, ни Добру. Однако тенденция к жесткому противостоянию усиливалась с каждым годом — вопль страдания на Земле не утихал ни на минуту, — а в последнее тысячелетие резкий рост агрессии Зла стал очевиден всем. Ареал живительного Добра, сокращаясь под натиском осатаневшего Зла, достиг предела, за гранью которого, того и гляди, начнется саморазрушение планетарного мозга. Но нет отчаяния в стане философов-ампаридов — есть «стояние в Истине до конца», тревожные ожидания и прогнозы с видом на лучший исход. В логике им не откажешь. Логически ампариды правильно ориентируются на то обстоятельство, что вся наблюдаемая Вселенная-Универсум миллиарды лет неустанно усложнят самое себя — эволюционирует от Простого Состояния своего к Состоянию Сложному. Естественно, в том же направлении эволюционируют и Галактика, и Земля — повсеместно идет процесс усложнения: от простых структур косной материи к белковым сверхагрегатам живой. Если шире — от звездной плазмы к Разуму. Коллективный разум земной цивилизации тоже эволюционирует. Правда, на таком уровне эволюция идет скоростными темпами: разум общинный — разум планетарный — разум полиглобальный — разум полиастральный. На очереди — разум галактический… И все это на фоне фрактального усложнения квантовых полей, биополей, сопредельных пространств и направлений времени. Значит, ветвящееся, как удар молнии, тотальное усложнение Жизни и Разума — априорный закон Универсума. Отсюда вывод: все, что способствует усложнению, развитию Жизни и Разума, есть Добро, а все, что останавливает и омертвляет, — Зло. Вот потому-то Зло никак не может добиться полной победы хотя бы в масштабах планеты. И никогда не добьется. По крайней мере — на данном этапе существования Вселенной. Бывает, правда, оно, проклятое, с помощью Лжи, Предательства и Коварства временно теснит Добро. Но в конечном итоге непременно теряет все свои завоевания и проваливается в клоаку, откуда периодически выползает. Зло, даже хорошо вооруженное, бесперспективно, поскольку противоречит тотальным устремлениям Природы. Таков в общих чертах концептуальный подход философов-ампаридов к проблеме противостояния Добра и Зла. Кир-Кор не без стыда припомнил, как он, обсуждая эту проблему с одним из эвархов Камчатского экзархата, не то в шутку, не то всерьез поинтересовался отношением ампаридов к приснопамятному изгнанию предков грагалов — «экзотов» — с планеты Земля. Какой знак несет в себе сам факт планетарной репрессии — плюс или минус? Добро или Зло?.. Эварх оскорбился. С Земли, дескать, никто вас — то бишь ваших предков — не изгонял, на события того века надо смотреть по-другому. Экзоты были ценным подарком Земле от Природы. Появление такого рода мутантов усложнило полиглобальный разум земной цивилизации, в результате чего возникла идея раздвинуть рамки мутационного эксперимента за пределы Солнечной системы. Уже в то время было понятно, что все эти события происходят в русле тотального устремления Природы к усложнению. Ну а теперь, когда потомки экзотов так или иначе вернулись к Земле в образе еще более динамичных грагалов, даже бывшие скептики перестают сомневаться: усложнение вывело земную цивилизацию на полиастральный уровень… Впрочем, тут все давно ясно. А горячие дискуссии в среде философов-ампаридов возникают совсем по другим вопросам. Основной из них: как скоро завитки возвратного времени будут оформлены Природой в чудодейственный локон Ампары. Но про это грагалу лучше поговорить с авторитетом предвидения — фундатором Агафоном Виталиановичем Ледогоровым. Поговорить «про это» с авторитетом предвидения довелось утром после той ночи, когда светоносный феномен оседлал купол здания Академии… Спешно покинув гостиницу, они с Марсаной пересекли Авачинскую бухту на субмарине. Но в результате совместного бдения эсбеэсэс и МАКОДа вход в канал на территории экзархата был уже перекрыт и взят под контроль. Правда, их тут же препроводили к парадному входу в АИЛАМ и разрешили пройти сквозь зеркальную дверь, поскольку экзарх, едва поднявшись в ретрит, распорядился не пропускать в Академию никого, кроме комита Ивана Николаевича Полуянова, грагала Кирилла Всеволодовича Корнеева и члена-корреспондента Планетарной академии морских проблем Марсаны Панкратии Гай. Последние двое из «персон грата», запертые в кабинке ползущего кверху лифта, недоумевали вслух: имеет ли изумительная осведомленность Ледогорова утилитарно-прозаический характер или проистекает из высших сфер астральной психонавтики? Специалист по морским проблемам предпочла всем другим версиям финшельскую. Дескать, финшельские группы функционеров МАКОДа и Службы безопасности успели сообщить на Камчатку о факте странного исчезновения одной из своих подопечных. «А дальше, Кирилл, зная о твоих нетривиальных способностях, эвархи без особого труда сумели „вычислить“ меня. Самая правдоподобная версия, не так ли?» Он не возражал. Он почти не слушал Марсану. Его гораздо больше интересовало другое: изменился ли вид ретрита изнутри?.. Снаружи светящийся феномен к их приходу успел угаснуть и оплыть, превратившись в некое подобие вылитой на купол АИЛАМ золотой амальгамы — она кисельно-медленно стекала вниз по зеркальным стенам длинными, сверкающими в лучах прожекторов языками. (К началу следующего дня поверхность гигантского зеркального яйца Академии стала полностью золоченой.) Когда дверь ретрита наконец распахнулась, он увидел фундатора на том же месте, где попрощался с ним три часа назад. И в той же позе: Агафон задумчиво разглядывал теперь уже полупрозрачный купол помещения, густо увешанный овальными щитами довольно приятного нежно-розового цвета. Поздоровались, пожелали друг другу доброго утра. В странно украшенных стенах ретрита их слова прозвучали как-то по-особенному — многоголосым букетом созвучий… Постояли молча, осознавая, что здесь, наверное, лучше помалкивать. Марсана потерянно озиралась, Кир-Кор присматривался к щитам, которых были тут сотни… Вверху, вокруг эпиптейи, щиты были почти круглые, размерами с корабельные иллюминаторы; внизу, на уровне хрустальных призматических сокровищниц, нежно-розовые образования формой своей и размерами больше напоминали овальные двери. Ощущение, что никакие это не шиты, возникло у него не сразу. Но оно возникло, и он шагнул к одному из овалов. Во время сближения нежно-розовая пелена постепенно прояснялась, стаивала, открывая перед ним, подошедшим, блескучую лужицу… и на дистанции вытянутой руки проявилось зеркало, окрашенное в нежно-персиковый цвет. Он попытался коснуться своего отражения — рука прошла сквозь зеркальную поверхность беспрепятственно, — при этом из Зазеркалий каждого из новоявленных кругов и овалов тут же выдвинулась рука, обрамленная манжетой знакомой рубахи… Внезапно выросший лес собственных рук не показался ему слишком забавным, однако он предпочел довести эксперимент до конца — шагнул в овал, словно в дверь. Почему-то он был уверен, что имеет дело с некоей разновидностью Зердема, а Зердем гарантирует возвращение. Интуиция не подвела: Зазеркалье обернулось тем же пространством ретрита — возвращение состоялось. Марсана рассказывала ему потом, до чего ужасно все это смотрелось со стороны; несметное количество рук, ног, голов вдруг выпорхнуло из оживших стен и за неуловимо краткий миг в подкупольном пространстве образовалось что-то вроде громадного узорчато-калейдоскопического («головоногого», как она выразилась) букета. К счастью, «головоногий букет» просуществовал недолго — в мгновение ока увял и превратился, подобно сложенному вееру, в одну фигуру. «В твою фигуру, любимый… и я наконец опомнилась». Да, на выходе из Зазеркалья он заметил испуг Марсаны, поднял руку успокоительным жестом, улыбнулся, надеясь, что его улыбка выглядит естественно. Фундатор тихо спросил: «Фрактальный Зердем?..» — и он согласно кивнул, пораженный точностью подсказанного Ледогоровым определения. Зачем-то осведомился, здесь ли комит. «Внизу, — ответил фундатор. — По моей просьбе обходит помещения тех этажей, что находятся в сфере контакта с „натеками“ золотистой субстанции. Вряд ли Зердем-Фрактал ограничил себя верхним сегментом здания Академии…» Он вторично кивнул, соглашаясь с экзархом. Ледогоров пристально посмотрел на него и поделился надеждой, что фрактальный Зердем образован Ампарой наверняка не только ради забавных экспериментов с розовыми зеркалами. Он снова кивнул, соглашаясь. Агафон и здесь был совершенно прав. Беседа не клеилась. Он уже знал, что ответить экзарху, но пока не знал как. И присутствие Марсаны смущало. Зато потом, уже на исходе утра, они с Агафоном свободно побеседовали на огражденной балюстрадами плоской крыше здания Комента. За полчаса до прибытия многолюдной делегации из Петропавловска. Им никто не мешал. Марсана, смертельно утомленная ночными событиями, осталась в «квартале Полуяновых» на попечении женской половины его обитателей; комит, выполняя просьбу экзарха, был занят подготовкой Открытого Собора Большой Экседры (едва ли не первого в истории философской школы Ампары). В течение получаса экзарх и грагал бродили, не выбирая направления, среди нарисованных на керамлитовой крыше ярко-синих посадочных кругов (штаб МАКОДа временно запретил все полеты над территорией экзархата), поглядывали в сторону золотого купола АИЛАМ, отражающего небо и солнце, изредка улыбались. Постороннему наблюдателю молчаливое хождение двух рослых мужчин по хаотически петляющей траектории могло бы показаться довольно странной прогулкой. Только интротом понял бы, в чем тут дело: экзарх и грагал вели между собой оживленный мыслеобмен. Это было удобно — обмен информацией проходил гораздо быстрее, чем во время устной беседы. Быстро и конфиденциально. «Представь себе, Агафон, я даже не сразу сообразил, откуда ты взял, что Марсана со мной в Петропавловске». «Очень просто. Когда командир финшельской группы МАКОДа сообщил о загадочном происшествии в муниципальном бассейне, я вынужден был догадаться». «Да, по дороге в ретрит Марсана обрисовала мне ситуацию примерно в тех же словах». «Прими мои поздравления». «Поздравления с чем?» «С удачным выбором. Видишь ли, Кирилл… только не обижайся на старого друга… я ничего не имею против известных певиц, но жена с хорошо развитым интеллектом, на мой взгляд, предпочтительнее жены с гениально развитыми голосовыми связками. Прости великодушно, если я ошибаюсь». «Ты уже связал нас с Марсаной узами брака… Давай, Агафон, признавайся: перед нашим прибытием в лифте в ретрит ты успел пройти сквозь розовые зеркала фрактала?» «Нет. А почему ты об этом спросил?» «Анализирую обстоятельства. Ты говоришь о моей судьбе так уверенно, словно тебе довелось заглянуть в мое будущее. И в будущее Марсаны». «Так-так… Твоя очередь признаваться. Там, в зазеркалье фрактала, что… наше грядущее?!» «Успокойся, по сути дела, там даже Зазеркалья нет. Ведь прямо на твоих глазах я, не выходя из ретрита, вернулся в него. Ничего там нет, кроме неосязаемого зеркала. Ничего…» «Думай глубже, Кирилл, я не тороплю тебя с ответом. Как видишь, я самый деликатный из всех твоих внимателей». «Не знаю, вниматель, сумею ли оправдать твои ожидания… Тем паче что внятного, прямого ответа у меня до сих пор нет…» «Думай, Кирилл, думай, чувствую — поразмышлять тебе есть о чем». «Думаю и размышляю — аж посинел от натуги. Ну так вот, мой деликатный вниматель, с той минуты, когда я прошел сквозь розовое зерцало, что-то во мне изменилось… Пытаюсь понять что. Это как если бы я был увлечен беспечной игрой, а меня вдруг окликнули, отвлекли… Не спрашивай, кто и зачем, — я не знаю. Зато уверенно знаю теперь, что предпримет Марсана. Вспомни, в ретрите я через силу заставил себя улыбнуться — надо было помочь Марсане снять напряжение после испуга. Вроде бы ничего особенного — взглянул, улыбнулся. Но ни с того ни с сего во мне стала вдруг вызревать некая уверенность… Так странно, будто бы внутренний голос нашептывал… Уверенность в том, что Марсана уже на этой неделе увидит Илир и Новастру! Мое воображение… или что-то другое (вроде Некой Уверенности) подсказало мне даже рейсовый индекс торады, которая перенесет Марсану к Новастре. Большая пассажирская торада „Сигма-1“, восьмой сектор. Старт через четыре дня! Фантасмагория какая-то!.. Этот мой бред тебе еще не надоел?» «Мне редко бывает так интересно, я весь внимание». «Спасибо, ты всегда умел ободрить меня. Внимай дальше, потому что нам обоим сейчас предстоит проверить мой бред… Когда во мне окрепло убеждение, что Марсана, никогда раньше не покидавшая Землю, внезапно отважится на межзвездный вояж, я с понятным интересом сам себя озадачил вопросом о сроке собственного старта. Ну куда она без меня!.. И знаешь, что Некая Уверенность мне подсказала?» «Попробую угадать. Твой старт — не в день отлета Марсаны?» «Ты пугаешь меня, Агафон, своей нечеловеческой интуицией! Да, я стартую не в день отлета Марсаны — раньше. Если верно то, что я ощутил там, в ретрите, — мой старт, увы, завтра». «Великая Ампара!.. Это было бы огорчительно. Крайне печально… Может быть, в действительности голову тебе морочит твое игривое воображение? Фантазии ощущений?» «Может быть. Как остроумно заметил один из эвархов, в этой забавной Галактике все может быть… Взгляни на меня, Агафон, я похож на субъекта, которому не терпится покинуть Землю?» «Ты похож на грагала, заставить которого завтра выйти на старт могла бы только уважительная причина. Пока таковой я не вижу». «Я тоже. Напротив, есть много причин не торопиться с отлетом… Но если завтра и в самом деле мне суждено занять стартовую позицию на пампагнере, уже сегодня я должен буду покинуть Землю и мчаться в сторону Главного терминала. Вот мы с тобой, дорогой мой Агафон Виталианович, и проверим… ждать осталось недолго. Одно из двух: либо твой друг — легковозбудимый субъект с вконец расшатанными нервами, либо…» Развить перед экзархом альтернативную мысль он не успел: из недр центральной восьмигранной башни, венчающей здание Комента, распространился мелодичный сигнал. Экзарх настороженно поднял руку, вслушался. В переливчатых трелях звукосигнала содержалось, видимо, что-то такое, что заставило Агафона извиниться перед собеседником и поспешить к стеклянной двери в керамлитовом башенном цоколе. Дверь повернулась, трель смолкла. Глазами проводив Ледогорова до порога, он уловил почти паническую экзаршью мысль, очень похожую на молитву: «Воля Ампары да отложит старт его хотя бы на сутки! Мне и Собору Кирилл надобен здесь и сейчас как… как воздух. Только бы не вызов с Новастры… только бы не Новастра!..» «Вот и все, — подумал он, окидывая прощальным взглядом озелененные в половину своей высоты сопки гостеприимного края. — Пора собираться…» Последние сомнения отпали — их развеял адресованный экзарху многозначительный звукосигнал. «Молитвенная» мысль Агафона была напрасной… Зердем-Фрактал (это уже несомненно) — магически-сказочный инструмент для избирательного заглядывания в окна Ближайшего Будущего. Правда, увидишь, вернее, прочувствуешь только самое основное и только на четверо суток вперед, не глубже… Сто часов — достаточная глубина? Или мало? Смотря по тому, какие задачи решает тот, кто заглядывает. Но в любом случае грагалам и человекам заглядывать далеко вредно для психики. По этому поводу предельно точно высказалась одна из самых интересных женщин-философов в истории человечества Елена Петровна Блаватская: «Покров, скрывающий от нас наше будущее, соткан руками милосердия». Точнее не скажешь… Хорошо ли, если немало уже переживший фундатор вдобавок узнает, что его ожидают четыре изматывающих нервы очень невеселых дня?.. Он перевел взгляд на охваченный солнечным жаром златоблещущий купол АИЛАМ, усмехнулся, вспомнив свое и Марсаны ночное смятение. Изумительный фейерверк красочных светоэффектов!.. Видать, для материализации артефакта в глубинах планетарной атмосферы загадочной Воле Ампары пришлось задействовать какие-то чрезвычайно мощные средства энергетического обеспечения. Значит, пока не так просто Ампаре внедрять свои «магические» инструменты в еще не совсем подвластные ей пространства и времена… Вернулся Ледогоров. В его руке переливался глянцем прозрачный, как медуза, шарик дассара. — Это тебе, — вслух произнес экзарх, протягивая дассар. — Только что причалила к Главному терминалу прибывшая с Новастры торада. Здесь — небольшой фрагмент переданной с ее борта новастринской информации… Касается тебя. — Знаю, — ответил Кир-Кор. Взял дассар и за ненадобностью опустил в карман. — Торада «Пси-9»… Совет координаторов системы Илира предлагает мне вернуться к родным пенатам незамедлительно. Тому есть несколько причин, главная из которых — цитирую — «та, что молодежные исследования эколата зашли в тупик». Молодежь там делает что-то не так, как хотелось бы координаторам. Мне чего-то недоговаривают… Ох, как чешутся руки надрать уши тому и другому, маракас бы меня побрал! — Мы с тобой только-только сподобились ознакомиться с истинным чудом Ампары, и вот… — Экзарх потерянно развел руками. — Не сокрушайся, — «успокоил» Кир-Кор Ледогорова. — Сейчас тебе будет не до меня. Такое начнется!.. Тебя ожидают очень нелегкие дни… — Да. Из-за разбухающих, как снежный ком, сенсаций… Что ж, я и другие эвархи нашего экзархата обречены разгребать этот снежный завал. — Какой там завал, Агафон! Уж сказал бы — лавина!.. По моим ощущениям, не лавина даже — цунами… А скорее всего, это будет напор грандиозных волн Мирового Потопа — дай Ампара вам силы выстоять против них в сопочных бастионах вашего экзархата!.. Экзарх напряженно смотрел собеседнику в рот — будто опасался пропустить какой-нибудь интересный фрагмент лавинно-потопной апокалипсической аллегории. Вдруг сказал: — Сдается мне, Кирилл, ты расстроен и размышляешь об ином. Думаешь, мы с эвархами совсем не готовы учесть заведомо бурную реакцию мирового сообщества на события в экзархате? Нет, кое-что уже делается, меры мы принимаем. Будут ли они адекватны накалу мировых страстей — покажет время. — Надеешься с такой вот легкостью противодействовать неуправляемой стихии? — удивился Кир-Кор. — Стихия неукротима! Планету ждет стремительное размножение примитивно-мистических сект, попытки создания новых псевдорелигий, паломнические потоки… — Успокаивать взволнованные умы было всегда нелегко, — вежливо уклонился от навязанной темы экзарх. — Надеюсь, нам поможет веками накопленный опыт… — И розовые зеркала АИЛАМ, — добавил несколько обескураженный собеседник. Заметив взлетевший к губам Ледогорова палец и вспомнив, что на прекрасной этой планете великолепно развита техника подслушивания (никакие расстояния ей не преграда), он вернулся к мыслеобмену: «Извини, как-то само собой с языка сорвалось. Внимаешь?» «Внимаю, Кирилл. Да, вслух делиться этим пока не стоит. Я вовсе не собираюсь быть единоличным владельцем ампартефакта — Чудо Сие даровано Волей Ампары всему человечеству. Но временно будем вести себя осмотрительно…» «Насчет человечества… Не соглашусь с тобой, Агафон. Да и сам ты знаешь: человечество чуть ли не на одну пятую состоит из молодцов, готовых сыграть свою роль не столько в делах усложнения мира, сколько в делах мировых осложнений, и непременно с летальным исходом. Зердем-Фрактал презентован все-таки не человечеству в абстрактном смысле, а конкретно тебе и вашему экзархату. Впрочем, по-настоящему пользоваться таким инструментом смогут только ты и те из твоих коллег, кто инициирован Планаром… Это легко проверить». «Кирилл, не надо конкретизировать земных владельцев адресованного всей нашей планете чудесного… э-э… инструмента!» «Ампарический подарок для всей вашей планеты, Агафон, прибыл точно по адресу. И то сказать — ведь не на куполе Исакиевского собора он угнездился, не на куполе Капитолия, не на остром шпиле Эйфелевой башни и не на лысой макушке здания администрации Лавонгайского экзархата. Он решил объять Академию философской школы Ампары и, как видишь, объял ее всю, без остатка. В чем тут дело? Философы этой школы показались ему ближе иных к понятию Совесть Цивилизации?» «Если бы так, Кирилл!.. Но у меня пока нет ответа». «И не надо. Вон он, ответ, гляди в оба. Спокойно так поблескивает золотыми боками, нежится под вашим домашним солнышком… загорает на приятно гладких стенах вами созданной АИЛАМ. Ты теперь его хозяин — пользуйся им и называй как хочешь, как тебе удобно. Чудом только не называй. По-моему — приторно. Видно, я устал от чудес…» «Чудо — не гиря на шее, Кирилл, усталостью от него не избавиться». «Грагалу — грагалово, философу — Ампарово… Ты прав, Агафон. Действительно, жить отныне вам здесь придется как в сказке. Было простое яичко, теперь — золотое. Чувствую, принесет оно вам уйму проблем… Дед бил-бил — не разбил, баба била-била… Кстати, о крысах. Мой совет: почаще заглядывай в розовые зеркала и не слишком-то сторонись коричнево-золотистых и полосатых хорошо вооруженных котов — среди них встречаются весьма добычливые раттенфангеры». Экзарх потупил взгляд: «Решать общине. Посмотрим… Однако придется, наверное, соглашаться на статус усиленно охраняемой территории. Иначе — это я ощущаю и без ретритных зеркал — жизни у нас здесь просто не будет». «Не сомневаюсь в вашем общественном здравомыслии. Ну что ж, Агафон, будем прощаться?.. Я вижу, шверцфайтер уже на подлете. Твоими заботами? Даже не представляю себе, что сейчас я должен буду сказать полусонной Марсане…» «Нет, не буди ее. Оставь ей дассар и ни о чем не беспокойся. Все остальное я беру на себя». «Ты истинный друг, Агафон! Я оставлю ей два дассара. Мне уже кажется, что я безумно влюблен». «Что ж, Кирилл… до свидания. Надеюсь — скорого. Спасибо тебе за все! Прости нас всех за необычную краткость отпуска… но уж так распорядились высшие силы, или такова была твоя миссия… Привет молодым дальнодеям, поклон Новастре. Готовь достойную встречу своей красавице жене. Да укрепит тебя в твоих многотрудных делах благосклонность Ампары!» «И тебе спасибо за все, Агафон! Главное — будь здоров! Привет Людмиле Ивановне! Сказочного вам всем успеха!..» Кир-Кор почувствовал укол информационного луча в корпус лювера. Золотисто-оранжевые светосигналы в короне «Триадура» трижды мигнули и сменились рубиново-красными. И тут же на блик-формуляре отсчета времени прекратился бег цифр — застыла строка из шести нулей. Пан Вольский почти сдержал свое слово. «Алло, Кирилл! Опять — Бельский». «Что-нибудь снова не так, Бронислав?» «Нет, Кир, все в порядке. Я дал тебе девять минут, чудаки военные — двенадцать, и мне захотелось с тобой попрощаться. Ты у нас теперь как шоу-звезда… Твоя физиономия — на всех серьезных, малосерьезных и совсем несерьезных каналах, смотри любой видеом. Надо же, был „один из…“ — стал „супер“! Всего тебе доброго! Общим знакомым — привет! Илиру — салют! Новастре — астрально-космический поцелуй! Приятного гипра — лыжней под горку!» «Спасибо. Много ты знаешь о гипре, пан лыжник». «Узнаю. Собираюсь к вам в отпуск. И скоро, кажется, соберусь. С друзьями. В Россоши для меня и моих друзей местечко найдется?» «Конечно. Россошь не для тебя одного дорогого». «Понял! Скоро буду с друзьями из Эфиопии. Варьете „Белые цапли“ — видел такое? Скоро увидишь! Лебединые бедра!.. Не слышу овации». «Мне бы твои заботы». «Иезус Кристус!.. Я думал, луч взорвется сейчас от восторга. Неужели женился?! Ладно, можешь не отвечать. Катастрофа!.. Мне казалось, мы все вместе весело спляшем…» «Это, пожалуй, единственное, чего я не успел за другими делами». «Тогда еще не совсем безнадежно. До встречи!» «Будь здоров и по-прежнему весел. Что там на твоем таймере?» «Через девять секунд — обнуление, импульс. Давай, как у вас говорят, динамируй внимание». «Ладно. Привет, как говорят у вас, белым цаплям с лебедиными бедрами». Рубиново-красные светосигналы в короне сатурнообразного балджа погасли — зажглись пронзительно-синие, и невидимый, но хлесткий импульс активатора «Триадура» пригласил Сердце Звезды побыстрее отреагировать на постороннее тело. Посторонним телом был фазерет. Реакция пампагнера последовала незамедлительно, как вспышка зарницы: круговая волна перламутрового блеска опоясала фазерет и, стремительно расширяясь кольцом, ушла к горизонту. «Пуск-детод! — мысленно подал команду Кир-Кор в момент появления блеска. — Батод — на мениск!» Лювер приподняло и плавно качнуло: под оконечностью нижнего конуса на псевдоповерхности образовалась воронка — «мениск» (или, согласно официальной терминологии, «псевдоворот Байдина»). «Пуск-матод!» — отдал новый приказ Кир-Кор. И сразу после команды словно бы завертелись колеса мировых кулис — произошла смена декораций комической сцены, растаяло и исчезло все, что прежде украшало мир яркими лучами прямого и отраженного света. Исчезли Солнце, Земля, недоразвитый серп Луны, и не было видно ни звезд, ни далеких галактик — мир потемнел, упростился. Это был другой мир. Космос этого мира состоял из двух половин — горизонтально простертой в бесконечность тускло светящейся плоскости и ультрамаринового, почти черного неба над ней. Под нижним конусом вращался слабо обозначенный фосфоресцирующим голубовато-серым сиянием мениск, верхний конус смотрел в зенит синевато-черного неба. Кир-Кор императивно подумал: «Марш-детод!» — и лювер вместе с мениском обрел свободу перемещения в гипре. Пилот напряг мышцы тела, как при наклоне влево, затем — вправо: синапсии без задержки перевели его моторные реакции в метамагнитную индукцию движения — и лювер стремглав описал на равнине широкую синусоиду. Все это немного напоминало ночную езду по заснеженной тундре. С той лишь разницей, что «езда» в гипре была гораздо приятнее из-за своей плавной легкости. Один недостаток: обычным маршевым ходом не достигнешь Новастры — обнуленного времени просто не хватит. Хочешь не хочешь — придется использовать полностью автоматизированный форсажный скачок перехода, увы. Синапсии отлично знают накатанную дорогу и на форсаже в мгновение ока лучше любого пилота доставят лювер по адресу. Он оттягивал неизбежный момент. Стремительно-плавно мчался по тускло подсвеченной бесконечной равнине, забирая то влево, то вправо. Как лыжник. Тут Бельский почти угадал. Удовольствие не ординарное… Потом он решил: «До первой встречной шизантеры», и сделал глубокий правый уклон. «Первая встречная» поразила его. Таких шизантер он отродясь не видывал!.. Как правило, шизантеры похожи на красочные клумбы, хаотически или упорядочение расцвеченные лепестками сияний, огненными струями, разноформенными и разновеликими пламенами (смотря по тому, какого рода космический объект нормального пространства скрывается в узлах сопряжения перегибов гипра и нопра). Идеально круглые шизантеры чаще всего напоминают королевские короны с огнедышащими зубцами, а бывает — исполосованные струями текучих огней призрачные купола… За годы дальнодейской практики всякого довелось насмотреться, но такую странную шизантеру он не мог отнести ни к одной из системных групп. Сначала он увидел вдали продолговатое, вытянутое кверху красное пятно. Потом, по мере сближения с шизантерой, он с некоторым удивлением отметил, что пятно превращается в какой-то сильно вытянутый кверху красно-полосатый прямоугольник. Точнее — в высокую трапецию, потому что опущенное на поверхность равнины нижнее основание фигуры было несколько шире верхнего… И лишь на расстоянии достаточно четкого визуального разрешения он понял, что это — перекрещенные в виде трех «иксов» кроваво-красные лучи невидимых прожекторов!.. То есть, разумеется, ничего подобного прожекторам шизантера в себе не имела. Но совершенно невозможно было избавиться от впечатления, будто где-то там, на большой высоте, светили вниз, скрестив, как ножницы, налитые кровью лучи, шесть мощных прожекторов… Примерно на полпути к поверхности равнины яркость устремленных вниз лучей заметно снижалась — красный свет с трудом пробивался сквозь клубы вздымающегося тумана… Кир-Кор с трудом подавил в себе уже забродивший исследовательский инстинкт, однако не мог удержаться, чтобы не обежать на мениске этот колоссальный лучевой феномен по широкой окружности. Осмотр издали ничего нового ему не дал, но укрепил в убеждении: шизантерам такая светоконструкция совершенно не свойственна. Пора было переводить фазерет в режим скачка. Он медлил. Загадка перекрещенных красных лучей, внезапно возникших, словно дорожные знаки, на перекрестье гиперпространственных векторов, терзала воображение. Что могла бы означать триада иксоподобных знаков?.. Римские цифры? Группу из трех Андреевских крестов? Ампарический омен? Предсказание? Напутствие? Предупреждение? Кто предупреждает? Кого? О чем?.. Жаль, что этого сейчас не видит фундатор. Агафон наверняка предложил бы какое-то неожиданное, но в перспективе провидческое объяснение. «Кирилл, — сказал бы камчатский провидец, — ты видишь перед собой вехи трех эпох усложнения природы нашей цивилизации. Икс — знак загадки, знак неизвестности, крест — знак стояния в Истине до конца. Ампарический омен дает нам понять: со сменой эпох не меняются их фундаментальные знаки — все равно остаются с нами таинства, жертвенность и чудеса». «Высокая мысль этого человека достала меня даже в чуждых мирах, — с интересом подумал Кир-Кор. Привычным ментаусилием мозга подал команду: — Батод!.. Матод!.. Детод!.. На форсаж!» |
||
|