"Волшебный локон Ампары" - читать интересную книгу автора (Шарова Надежда, Павлов Сергей Иванович)

2. ЗНАК ЗВЕРЯ

Плавно снижая скорость, вагон промчался вдоль декоративного коридора из резво прыгающих с места на место люминесцентных белых, синих и красных полос, пробил диафрагму павильона станции с названием «Паратунка». Топоним чистокровно местный — так назывался курортный поселок, построенный в незапамятные времена возле целебных горячих источников вулканического происхождения, и так теперь называется крупный санаторно-парковый комплекс. «Чудо-источники…» — благодарно подумал Кир-Кор.

Многое тут было связано с Ниной…

«Не надо об этом, — посоветовал внутренний голос. — Ты сам запретил себе вспоминать Нину здесь, на Земле, — следуй зароку. Память о ней должна быть связана только с Новастрой».

«Плюм-плим-плям» — створки дверей распахнулись. С перрона шагнул в салон, пригнув голову, черноусый, приятной наружности человек в светлом с искрой блузоне. Амортизаторы дрогнули на ходовой платформе вагона — верный признак того, что новоприбывший весил не менее центнера. Усач свойски улыбнулся представителю экзархата, приветливо кивнул Кир-Кору и, чтобы не стеснять собеседников, вышел в первый салон. Через прозрачные створки автоматической межсалонной двери было видно, как он стал заталкивать в наплечную сумку небрежно скомканный дождевик.

— Федор Шкворец, наш главный механик, — пояснил Лирий Голубь. — Принимать целебные ванны ему приходится чуть ли не за полночь.

Кир-Кор обернулся. Пять торопливых фигур в черных дождевиках прошмыгнули в вагон через последнюю дверь. Лица под капюшонами скрыты забралами странных по форме серебристо-черных масок…

— Ваши астрологи и шаманы? — пошутил Кир-Кор. — Или просто ночной карнавал?

Юноша не нашел что ответить. Двери захлопнулись, вагон тронулся. Двое из карнавальной пятерки устремились в первый салон. Федор Шкворец, еще не успевший там сесть, смотрел на шустрых пришельцев. Кир-Кор ощутил укол тревоги и почти одновременно — прохладное прикосновение металла к затылку.

— Не двигаться! — приказал на геялогосе жесткий, исполненный отнюдь не шуточной угрозы голос. — Вы, оба! Руки на подлокотники!

Скосив глаза, Кир-Кор увидел у виска ошарашенного интротома ствол кернхайзера с характерным креплением утинга на конце. Подумал: «Сдается мне, юноша, мы имеем дело с тяжело вооруженными налетчиками».

— Да-а?.. — Интротом невольно повернул голову, и было ясно, что он никогда еще в жизни не видел налетчиков.

— Молчать! Не оглядываться, смотреть только вперед! Не вынуждайте нас применять оружие.

— Подчинение или смерть! — прохрипел простудно еще один голос.

«Запугивают, но парализовать чем-нибудь действительно могут», — думал Кир-Кор, глядя «только вперед». Кстати, там было на что поглядеть: двое конвоиров пытались усадить механика в кресло — Федор Шкворец удивленно и, очевидно, из принципа сопротивлялся. Более крупный конвоир наседал, как бульдог, тот, который помельче, вертелся хорьком, угрожая выхваченным из-под полы короткоствольным миттхайзером. Инерционная тяга в стремительно набирающем скорость вагоне плюс неожиданно сильный противник помешали налетчикам с ходу провести заученные приемы: «бульдог» пропустил удар локтем, чуть не упал, «подставился» задом и вдруг получил от разгневанного механика пинок — да такой, что автоматика едва успела распахнуть дверные створки перед влетающим в смежный салон глянцево-черным снарядом. «Хорьку» удалось увернуться от локтя, но уклониться от сокрушительного удара кулаком под забрало он уже не сумел — ему пришлось повторить траекторию полета своего напарника.

Итог катастрофического возврата конвойного авангарда привел уцелевшую тройку в состояние остолбенения (какое-то время Кир-Кор не слышал ни дыхания, ни шороха дождевиков у себя за спиной). В проходе корчился, шипя и поскуливая от боли, «бульдог», неподвижно лежал «хорек», накрытый черной полой, словно траурным флагом, покачивался на ремне миттхайзер, пойманный подлокотником ближайшего к двери кресла. «Ваш механик великолепный боец, — думал Кир-Кор, — но ситуация теперь тупиковая. Если он переступит порог — число целительных процедур ему, боюсь, придется утроить».

Дверь распахнулась. Механик, гневно шевеля усами, переступил роковой порог — паз для отката дверных створок. Ворот блузона разорван, из прорехи выпирало плечо, в глазах — готовность к неравному бою.

— Уходите, Федя, уходите! — отчаянно закричал Лирий Голубь. — Сопротивление бесполезно!

Федор Шкворец увидел миттхайзер, ухватил его за ремень. «Настоящий воин», — с уважением подумал Кир-Кор, стараясь как можно точнее определить для себя тыловую позицию конвоиров. Вз-з-анг, вз-з-анг! — пронзительно (металлом по стеклу) скрежетнули стволы кернхайзеров над головой — две синие молнии обезоружили механика. И следом — негромко: шпок-шпок-шпок-шпок! Скорострельный парализатор бил слева, почти в проходе.

Выронив чадящий обрывок ремня, Федор Шкворец схватился за грудь, присел, попытался выпрямиться, медленно завалился боком, лег на спину и затих на пороге между салонами, как между двумя мирами… Лиловой птицей сорвался с места Лирий Голубь, кинулся к поверженному герою; налетчики обменялись невнятными возгласами. «Втащить его в первый салон!» — подумал Кир-Кор, вскочил и, убыстрив движение правой руки разворотом корпуса, сделал отмашку назад. Эффективность этого своего слип-удара он знал. Два черных стрелка синхронно рухнули на пол, как сбитые кегли.

Третий отпрянул и выставил перед собой тонкий ствол шестнадцатизарядного парализатора системы «гюйэт». «Четыре заряда он израсходовал, — прикинул Кир-Кор, вызывая на животе и груди отвердение слоя кожной защиты. — Остальными он испортит мне всю рубаху, маракас… Не взбрело бы ему на ум выстрелить мне в лицо».

— Вернитесь в кресло! — приказал стрелок голосом, сдавленным от испуга.

— Кто вы такой? Что вам от нас нужно?

— Не двигаться! Или я нашпигую вас отравой сверх нормы!

«Очень нервные налетчики у нас сегодня в гостях», — подумал Кир-Кор. Миролюбиво сказал:

— Я не могу вернуться не двигаясь. Давайте спокойно поговорим.

Шпок-шпок-шпок! Колкие удары в грудь (один — в опасной близости к горлу) заставили Кир-Кора отказаться от миролюбивой тактики. Обманный шаг в сторону, обманный зигзаг, пируэт и — внезапный бросок.

К броску «парализованной» жертвы отравитель не был готов. Кир-Кор согнул его тычком напряженной ладони в чревное сплетение, отобрал и разрядил гюйэт (пульки-ампулы ссыпал в карман). Быстро обезвредил кернхайзеры, выдрав из рукоятей отработанным на Новастре приемом миниатюрные супераккумуляторы вместе с похожими на пауков блокинг-генераторами. Сзади захлопнулись наконец створки межсалонной двери. Было видно, как Лирий Голубь, кривясь от натуги, тащил обмякшее тело механика вперед по ходу вагона. «Довольно, юноша! — одобрил Кир-Кор. — Оставьте героя в покое».

«Бульдог» сделал попытку подняться на четвереньки, и Кир-Кор, опасаясь выстрелов из-под полы, сдернул с него дождевик. Под капюшоном оказался глухой серебристо-черный шлем незнакомой конструкции. Противогазовое забрало с двумя соплами (точно дыры от вырванных бивней), дымчатое полукольцо перископного обзора, сверкающий венец, излучающий какую-то странную смесь слабых электромагнитных сигналов. Форменный черный костюм и уйма навешанной на нем специфической амуниции дополняли картину. С левой стороны груди — шитая серебром эмблема: змееволосая голова Медузы Горгоны. «Пейсмейкеры, — понял Кир-Кор. — Группа захвата. Очевидно, им нужен я».

Он сорвал с пояса боевика наручники и хотел было употребить их по назначению. Отшвырнул в сторону. Наручники обжигали ладони и мозг. Обжигали даже сильнее, чем всякое другое оружие. Он ограничился тем, что вывел из строя и отшвырнул в сторону трофейный миттхайзер. Хотя, согласно МАКОДу, при таких обстоятельствах имел полное право отстреливаться. В случае вооруженного нападения в пределах территории экзархата шестнадцатая статья МАКОДа давала право грагалу защищаться любым способом и с помощью любого оружия. Параграф седьмой — вплоть до физического уничтожения нападающего. Или нападающих, если — параграф восьмой — нападение групповое. При этом — параграф девятый — степень вооруженности группы не имела значения.

Кир-Кор приподнял дождевик над неподвижным телом «хорька». На груди — та же эмблема… Выпростанный из капюшона ищем вдруг ни с того ни с сего пружинно раскрылся, словно футляр, и… рассыпались по полу длинные золотисто-рыжие волосы. На бледном лице обладательницы рыжих волос проглянули серые выпуклые глаза. Бессмысленный взгляд, тихий стон… Кир-Кор уложил рыжеволосую в кресло, продев для надежности подлокотник сквозь ее портупею, метнулся к «бульдогу», нашарил кнопки замка шлема у подбородка. Под забралом обнаружилась вполне мужская физиономия, искаженная гримасой боли. И еще обнаружились налитые кровью злые глаза и мокрые от пота белобрысые волосы.

Шлем слетел с головы отравителя раньше, чем тот успел разогнуться. Кир-Кор узнал быстроглазого с экспресса «Восточный»:

— О, мсье Буридан! Какая приятная встреча!

В ответ мсье молниеносно провел незнакомый противнику прием рукопашного боя — буквально перевернул его вверх ногами, — вложив всю свою силу в удар ногой. Прием Кир-Кор оценил, но ударить себя не позволил — нога встретила непробиваемый блок. Быстроглазый чудом сохранил равновесие.

— Вы в хорошей форме, мсье Буридан, сон в стратосфере пошел вам на пользу.

Боевик отпрыгнул, как дикая кошка, и бросился к торцевой стене в хвостовой части салона. Кир-Кор с опозданием понял, зачем ему это надо, кинулся следом, сознавая, что уже не успевает с броском. Блеснув эмблемой, пейсмейкер выхватил из прорези потайного кармана нечто похожее на пистолет с коротким квадратным стволом, щелкнул предохранителем и вскинул руку, целя противнику в лоб. Сзади раздалось короткое — х-хэк! Кир-Кор инстинктивно пригнулся — над правым плечом мелькнуло что-то металлическое. Машинально он подхватил выроненное пейсмейкером оружие. Тот открыл рот в крайнем изумлении, и глаза его полезли из орбит. Потрясенный Кир-Кор уставился на странно оседающего боевика: серебро медузьей головы окрасилось кровью — в груди торчала освинцованная рукоять метательного стилета…

Жуткий звук, похожий на вой койота в ночи, заставил его обернуться. Выл белобрысый. Колотил кулаками по настилу в проходе и выл — истошно, горестно, зло. Само небо, казалось, отринуло от себя безысходное отчаяние убийцы; Кир-Кор невольно взглянул в потолок, откуда (он чувствовал это) струились флюиды некой зловещности. «Нет-нет, — думал он, — наручники здесь все равно ничего не изменили бы — эти мерзавцы умеют метать ножи и в наручниках».

От хлесткого виброудара по крыше дрогнул под ногами пол. После удара в потолке остались торчать острые четырехгранные наконечники. Вагон был словно обстрелян сверху из чудовищных арбалетов.

— Ах, сучьи дети!.. — пробормотал Кир-Кор. Он заметил, что перед ударом дождевая вода вдруг перестала заливать прозрачные стены — будто над мчащимся сквозь ливень вагоном раскрыли зонт. Теперь хорошо было видно, как опустились из темноты и зарешетили околовагонное пространство с обеих сторон членистые лапы захвата.

Еще один хлесткий удар — виброкрючья вонзились в стены, как скорпионьи жала, а возле двери пролез сквозь настил острый бивень фиксатора. «Приготовьтесь, юноша, сейчас будет мощный рывок. Постарайтесь подстраховать себя и механика от ушибов».

Рвануло влево и вверх (треск, затихающий грохот внизу) — Кир-Кор повис на спинке кресла, удерживая рыжеволосую от переворота через подлокотник; свет в салоне померк — лишь в дверных рамах остались сиять полосы аварийного освещения.

Сорванный с ходовой платформы корпус вагона быстро поднимался в воздух. «Теперь все понятно, — думал Кир-Кор. — Все понятно с группой захвата. Когда есть возможность унести тебя вместе с вагоном, точно коршун птенца, состав отвлекающей группы совершенно не принципиален. Банда бездарных стажеров-налетчиков, женщин-боевиков и злополучных шпионов».

Несколько секунд невесомости в «воздушной яме». Затем — рывок ускорения с перегрузкой на развороте. Звучно стукались о стену шлемы, оружие, тела боевиков. Один из шлемов Кир-Кор, защищая лицо, невольно поймал. И тут же пригнулся — над головой пролетел и шмякнулся в стену белобрысый пейсмейкер, проскользнули полотнища дождевиков. И вся эта масса тел и предметов, шурша и позвякивая, ссыпалась на крутом вираже в хвост вагона. Кир-Кор чуть было не бросил туда же пойманный шлем, но, внутренне содрогнувшись, удержал занесенную руку. Так, со шлемом в руке, и явился в первый салон.

Лирий Голубь сообразил поднять над распростертым у подножий кресельных рядов телом механика боковые сиденья, и, судя по всему, наспех зафиксированный таким способом Федор Шкворец в моменты буйства сил инерции оставался на месте.

«Неплохо, юноша, — мысленно похвалил Кир-Кор. — Обошлось без эксцессов?»

— Не знаю… — испуганно пробормотал интротом. Он лежал на полу животом вниз, поддерживая ладонями голову парализованного, и косил голубыми глазами на стену, во всю ширь которой разворачивалась панорама вспухающего за дальними сопками зарева. — Что это?!

«Полагаю, зарево Петропавловска, — подумал Кир-Кор. — Как только шверцфайтер пробьет первый слой облаков, картина станет еще интереснее».

— Но куда нас?.. Зачем? Что им от нас надо?!

«Вы и Федор Шкворец, я думаю, здесь случайные пленники».

— Я и Федя Шкворец — свободные люди! — Юноша словно старался перекричать вой ветра, смешанный с густым шмелиным жужжанием: — Никто не вправе творить насилие над представителями девидеры Камчатского экзархата!

— Прекрасные и очень своевременные слова, Лирий Голубь! — воскликнул Кир-Кор. — И я, Кирилл Корнеев, свободный грагал, заявляю: никто не вправе арестовывать новастринских гостей Камчатского экзархата на его территории!

Лирий Голубь высвободил руки из-под затылка своего обездвиженного товарища, сел, и было заметно, что он пытается уразуметь интонационный пафос собеседника.

«Конечно, банде плевать на любые наши слова, — мысленно продолжил Кир-Кор, кивнув на торчащие в потолке наконечники. — Однако на борту шверцфайтера нас пишут, я уверен. Может, запись и пригодится… для следственной комиссии МАКОДа, например. Доживем — увидим».

— Обязательно доживем.

«Люблю оптимистов. Особенно тех, кто умеет заглядывать в светлое будущее. Но чем бы нам, трижды маракас, ущучить пиратов?..»

Кир-Кор бросил шлем в кресло. Еще в том салоне возник было замысел приоткрыть вагонную дверь (или выбить, если не приоткроется) и по лапам захвата подняться в гондековый тамбур аэромашины, а там уже действовать по обстоятельствам. Но… события наверху могут принять дурной оборот. Если пейсмейкерам надобен только грагал — за жизнь оставленных в этом проклятом вагоне людей нельзя поручиться. У пиратов может возникнуть соблазн избавиться от опасных свидетелей где-нибудь над подходящими для этого глубинами Тихого океана… Чудовищно, конечно, даже заподозривать такого рода вероятность, однако репутация пейсмейкеров отнюдь не располагает к беспечности в отношениях с ними… Кстати, сами они с нехорошей своей репутацией ханжески не согласны и стараются везде, где только можно, предстать в обличье апологетов строгой законности. И как ни странно, смена масок часто им удается. Видно, недаром на гербе Ордена пейсмейкеров начертан старый латинский девиз: «Qui prior est tempore, potior est jure». Дословно: «Кто раньше по времени, тот прежде по праву». Тривиальное кредо хищника: «Кто успел — тот и съел».

Тяжело груженный шверцфайтер набирал высоту по расширяющейся спирали. Сквозь пелену дождя Кир-Кор увидел вдали профиль величественного знака Ампары над главным зданием экзархата. Секунду длилась эта картина — будто на миг проблеснул в самом центре ненастья рог молодого месяца. И внезапно, после недолгого затемнения (в момент «прокола» слоя облаков), на полгоризонта распахнулось уже знакомое двухъярусное высотное зарево… Так что извините, уважаемый Агафон Виталианович, но встреча откладывается на неопределенное время. Поднимаясь над территорией, подлежащей вашей юрисдикции, шлем горячий привет лично вам и вашей общине… то бишь девидере. Кроме того, желаем вам впредь получше заботиться о защите территориального иммунитета Камчатского экзархата от диверсионно-террористических посягательств. И да пребудет с вами согласие Великой Ампары!.. «Ну скажите, пожалуйста, — угрюмо думал Кир-Кор, — зачем базируются в Завойковске вооруженные подразделения МАКОДа, если у них из-под носа безнаказанно можно похитить вагон метранса вместе с людьми?..» Он опустился на корточки, порывисто притянул Лирия Голубя ближе к себе:

«В Завойковске „финисты“ есть? Отвечайте мне шепотом».

— Одно звено отправлено на грузовом иглолете куда-то к экватору, — прошептал интротом. — Вероятно, еще не вернулось. Два других должны быть на месте.

«Два звена, пожалуй, смогли бы отрезать шверцфайтеру путь над океаном. В стратосферу он, перегруженный, не уйдет».

— Разве есть способ дать им знать?

«Не им — Ледогорову».

— Псиманация?.. Так далеко и в такой обстановке?..

«Вы мне поможете».

— Я?! — удивился юноша. — Но моя псиманантная «мощь» вам известна. Увы…

«Значит, придется учить вас стимулировать пси-радиацию».

— Но ведь не здесь, не сейчас!

«Здесь и сейчас. Может статься, что… Ладно. Вы видели экзарха вечером. Как он одет?»

— Лиловый блузон без воротника, с золотой оторочкой. Синие бейнзауны с лиловыми полупотайными складками, лиловые полусапожки…

«Вот и старайтесь удерживать образ патрона перед мысленным взором — дисциплинирует ауро-поисковую реактивность. Смотрите Ледогорову в переносицу и взывайте к нему. При этом создавайте полетное напряжение в висках — ни в коем случае не в затылке, только в висках! — и стремитесь слиться с пространством. Очень просто. Во время зова нужно добиться ощутимого и понятного мозгу состояния полета в огромном, безбрежном пространстве, это главное. Наша общая пси-радиация соответственно возрастет, если будет направлена к одному и тому же субъекту, и в итоге войдет в резонанс с ментаполем экзарха, ясно?»

— Да. С теорией эгрегора я знаком.

«Термин слегка устарел, впрочем, если хотите, пусть будет эгрегор. Вам остается подкрепить теорию практикой. Вдвоем мы экзарха „достанем“. Если эгрегор сработает — все остальное я беру на себя, а вы отключайтесь. Когда я встряхну вас — немедленно отключайтесь, иначе вам будет… Ладно, все будет хорошо. Поехали!» — Кир-Кор крепко стиснул плечо начинающего псимананта.

…В ментааурической вселенной Ледогорова шел дождь — струйки его змеились по наклонной стеклянной плоскости фасада, обращенного к Авачинской бухте, и скатывались вниз под аккомпанемент невыносимого воя и сверлящего уши жужжания. Стараясь пробиться сквозь акустический «занавес», Кир-Кор так резко сформировал поле ментального оклика, что оглушенный интротом-псиманант ощутимо «поплыл». Зато результат налицо: в акустическом заслоне возникла и стала расширяться чистым озером некая пространственная область, свободная от звуковых помех. Ментальный зов, точно пульс оживающего организма, набирал силу:

«Агафон! Агафон!! Агафон!!! Агафон!!!!»

В ответ отчетливый всплеск удивления:

«Кирилл?!» Агафон Ледогоров чувством и словом подтвердил двусторонность ментаконтакта.

«Агафон!!! Агафон!!!!»

«Спокойнее, Кирилл, слишком напористый зов. Ты с кем-то в эгрегоре?»

«Это же Лирий! К счастью, мы быстро „достали“ тебя!» Кир-Кор, ликуя, встряхнул обессиленного псимананта.

«Увы, тем самым ты многое меняешь в учебной методике парампары, я огорчен. Но все равно прими мое…»

«Принимаю, но утешить тебя ничем не могу — нашего славного школяра уносит в тучи воздушный пират. Судя по виброфиксаторам захвата, это шверцфайтер. Уносит, кстати, вместе с главным механиком экзархата, со мной и с вагоном метранса, который они только что умудрились сорвать с монорельса на перегоне „Пара-Тунка“ — „Вторая спортивная“. По-моему, это пейсмейкеры. Если, конечно, кто-то другой не использует их атрибутику…»

Экзарх продемонстрировал неплохую реакцию: уже после слова «шверцфайтер» он щелчком пальцев задействовал спикард-систему, связался с дежурным службы МАКОДа в Завойковске. Кир-Кор сенситивно увидел это быстрое движение пальцев правой руки, затем — лиловый рукав и вдруг — его владельца во весь рост. Свежая позолота на оторочке блузона, глянцевый отлив на отворотах лиловых полусапожек… На спине и под правую руку — иссиня-фиолетовая мантелета со знаком Ампары и с аметистовой застежкой-фибулой на левом плече.

«Мужайтесь, друзья! — обратился в пространство экзарх. — Тревога объявлена, с минуты на минуту „финисты“ уйдут на перехват. Ты, Кирилл, прости мне мой упрек, я был неправ. Как там у вас?»

«Скверно. Механик парализован, нужна медицинская помощь. И не только ему — обездвижены пятеро боевиков, среди них — женщина с признаками серьезного сотрясения мозга. Один из этой пятерки в суматохе налета смертельно ранен своим же товарищем в сердце — клиническая смерть, должно быть, уже наступила. Намерения экипажа шверцфайтера нам пока неизвестны. Полагаю, нас всех поднимут на борт и сбросят вагон. Ноша для этой „летающей шляпы“ слишком громоздкая… Ну что ж, спасибо, Агафон, теперь мы будем чувствовать себя увереннее. До связи!»

Кир-Кор вышел из сенситивного транса. И что-то заставило его задержать дыхание. Запах!.. Из наконечника в потолке, шипя, стекала струйка тумана, распространяя в салоне характерный запах газа «емшан» — горько-полынный, с мятным привкусом. «Шмах-тревер, вот почему они в шлемах!» — подумал он и швырнул своего помощника в кресло. Новоиспеченный псиманант опомнился уже в трофейном шлеме и молча смотрел, как взбудораженный чем-то грагал ногой выбивает из паза нижний край створки вагонной двери, спешно подтаскивает механика головой к ледяному потоку забортного воздуха.

«Лучше ему простудиться, чем дополнительно наглотаться отравы», — пояснил Кир-Кор, падая в кресло справа от юноши.

— Я плохо вас слышу, — прогундосил тот из глубины шлема.

«Газовая атака. Нас хотят усыпить и обездвиженных переправить на борт шверцфайтера».

— Усыпить? — Интротом потрогал шлем в районе висков. — Рой помех!..

Кир-Кор сорвал со шлема источник беспорядочных электромагнитных импульсов — блескучий венец. Блеск угас, генерация импульсов прекратилась.

«Это у них для защиты мозга от пси-радиационного воздействия со стороны. Остроумно… Так лучше?»

— Да. Но все равно — какая-то муть в голове…

«Пройдет. После эгрегора сонливость у новичка — обычное дело. Тем проще будет сыграть усыпленного газом».

— А вы?

«Я тоже им подыграю. Мы оба им подыграем. Пока „финисты“ не успели отвлечь их внимание, мы с вами обязаны выглядеть спящими».

Кир-Кор жестом пригласил юношу наклониться и быстро сунул в нагрудный карман его блузона пистолет с квадратным стволом. Приложил палец к губам в знак молчания. Лирий Голубь ощупал ужасный предмет.

«Осторожнее. Там, кажется, спущен предохранитель».

— Но я не…

«Больше ни слова! Я так же „не“, как и вы. Но меня непременно обыщут, а вас… надеюсь, что нет. Потом вернете мне эту штуку, я должен ознакомиться с ней на досуге. Вот и все. И ни о чем не надо тревожиться. Когда я открою вам шлем — просто расслабьтесь. Шлемоголовые слуги Морфея должны увидеть вас спящим».

Струя газа иссякла. Отметив про себя этот отрадный факт, Кир-Кор блокировал собственную пси-радиацию и, теперь уже скрыто от интротома, подумал, что сквозняк успеет проветрить салон до появления боевиков. Его самого задержка дыхания не беспокоила — без притока кислорода извне он при желании мог обходиться почти сорок пять часов. Ему хотелось, чтобы сохранил дееспособность его молодой новый друг. В такой обстановке важно сохранить дееспособность. Или хотя бы сохранить ясность сознания. Кто знает, чем грозит обернуться бандитский налет…

Шверцфайтер, натужно жужжа, с пчелиным трудолюбием одолевал по диагонали свободное от дождя пространство между двумя облачными ярусами. Окрашенные заревом участки с иллюзорной медлительностью отступали назад. Прямо по курсу сгущался коричневый мрак — там, в его глубине, где-то далеко над океаном изредка вздрагивали зарницы. Кир-Кору все это не нравилось. Никаких признаков перехвата… Трудно было определиться над облаками, однако похоже на то, что шверцфайтер уже миновал устье Авачинской бухты и теперь идет над заливом.

Шумно оторвалась и исчезла куда-то часть крыши вагона — в салоне засвистел пронизывающий ветер, от невыносимого жужжания свело челюсти. Кир-Кор снял с головы своего подопечного шлем, забросил вперед через три ряда кресел. Юноша, обвиснув на подлокотнике, правдоподобно изобразил то, что следовало изобразить; его светлые волосы нещадно трепал свирепый сквозняк. «Удачи нам в лицедействе», — подумал Кир-Кор, кинул в рот кольцо Марсаны, устроился в кресле на левом боку — так, чтобы в поле зрения были оба представителя экзархата, — приспустил веки и застыл в ожидании.

Долго ждать не пришлось. В салоне появились двое. Без шлемов, но в респираторах. Серые форменные костюмы, отливающие на сгибах глянцевитой чернью, серые кепи с темными полупрозрачными козырьками и такими же светофильтрами в пол-лица. На рукавах — нашивки с изображением змейки, свернутой в горизонтально расположенную восьмерку.

Боевики общались между собой и с кем-то на борту шверцфайтера посредством вмонтированных в респираторы радиопереговорных устройств. Кир-Кор обострил свое восприятие в радиодиапазоне. Понял только слово «грагал», но постарался заложить в запасники памяти всю эту словесную абракадабру — может пригодиться, если сохранится. Тайным языком служил какой-то странный слоговый сленг. Жестикуляция серой пары тоже была не очень понятной: один указывал на его кресло, другой — на механика. То ли не знали грагала в лицо, то ли не могли решить, с кого начинать…

Ежась от холода, серые с профессиональной быстротой обшарили механика. После обыска Федор Шкворец был приподнят и уложен в спущенный сверху на ваере длинный короб (вместо крышки — свернутый в рулон эластичный полог). «Вира!» — прозвучало в радиодиапазоне. Головной конец этого транспортного устройства приподнялся, а хвостовой скользнул по настилу, точно приготовленная к подъему бетонная балка. Самого подъема Кир-Кор не увидел, но через минуту короб вернулся пустой. Новоселье состоялось…

Серым проорали сверху какую-то фразу, и в их поведении произошла перемена: больше не переговариваясь и не жестикулируя, они молча схватили того, кто был к ним ближе (а ближе был Лирий Голубь), торопливо сунули «спящего» в короб, торопливо задернули полог. «Вира!» Головной конец короба приподнялся, пополз хвостовой. И вдруг сквозь стену вагона проник в салон свет мощной фары. «Приятные новости, юноша, — успел подумать Кир-Кор прежде, чем короб исчез. — Кажется, начался перехват».

Шверцфайтер и «финист» стремительно разошлись на скрещенных, как шпаги, курсах. Раздался странный, очень звонкий взрыв — будто вдребезги разлетелось что-то стеклянное. Вагон дрогнул. Одновременно вздрогнул Кир-Кор: со всех сторон на него обрушился шквал агрессивных, больно колющих в нервы радиописков. Ошарашенный, он спешно перекрыл своему восприятию доступ в радиодиапазон. На лапах захвата затрепетала путаница блескучих нитей и лент, и стало понятно: перехватчик метко влепил под брюхо пирату сигнальный снаряд, на жаргоне пилотов — «ведьму» (в каждой ленте — сотни миниатюрных сигнализаторов с писклявыми радиосигналами). Избавиться от ухватистой «ведьмы» практически невозможно. Во всяком случае — сложно. Даже если аэромашина полностью втянет захват. Сейчас здесь вся эскадрилья перехватчиков соберется.

Увидеть атаку «финистов» Кир-Кору не удалось. В форсированном режиме шверцфайтер нырнул во мглу второго облачного слоя, где избрал для маневра тактику частой перемены курса по азимуту. Вагон дергался, плясал и подпрыгивал, как бык на родео, салон затянуло туманом; серые слуги Морфея, падая друг на друга, трижды роняли грагала, и Кир-Кору, во избежание травм, пришлось фактически самому уложить себя в короб. Наконец, взлетев кверху в тесном футляре с полузадернутым пологом, он глотнул по дороге порцию морозного воздуха со студеной водой. Мгновенно увлажнившаяся рубаха «а-ля маркиз де Карвен» взялась на груди ледяной корочкой. Еще недавно он пронизывал эти же облака с несравнимо большим комфортом.

Его втянули в освещенный прямоугольник гондекового тамбура. Туман был настолько плотен, что не имело смысла закрывать глаза. Аэромашину трясло и швыряло из стороны в сторону. Опять раздался звонкий «стеклянистый» взрыв — закраину люка лизнуло мутно-белое пламя. «Визуальная метка, — понял Кир-Кор. — Теперь пиратская шхуна будет прелестно светиться во мраке». Две пары сильных сноровистых рук выхватили его из короба и с маху воткнули головой в раструб эластичного труболифта. «Умпф-ф…» — утробно вздохнул труболифт, проглотил пленника, приподнял на уровень твиндека и выплюнул, как обглоданную кость, в приемную кювету. Но еще при подъеме пленник услышал характерные звуки вакуумно-ударных разрядов: бумум-бумум-бумум. Заговорило самое мощное бортовое оружие — пират огрызался разрядами из арабайнеров. Это уже серьезно…

В твиндековом тамбуре отворилась щель горизонтального бокса. Кювету накрыла прозрачная крышка в виде панцирного полускафандра — прижатыми оказались плечи и бедра. На полушлеме — овальный вырез для лица. Ноги и руки свободны.

«Саркофаг» въехал в синий полумрак бокса, щель сомкнулась, и что-то ритмично защелкало над головой. Размеренная, четкая работа автоматики совершенно не вязалась с бешеными рывками мечущейся в вихре воздушного боя аэромашины… Шверцфайтер вдруг содрогнулся и начал стремительно набирать высоту. Кир-Кор обомлел. Арабайнеры смолкли, рывки прекратились, перегрузка росла. Все это могло означать лишь одно: пират уходил от «финистов» в стратосферу, сбросив вагон… «Ничего у них не меняется, — с тоскливым омерзением подумал Кир-Кор. — Земляне в своем обычном репертуаре». Он сделал попытку высвободиться. Крышка «саркофага» пробному натиску не поддавалась.

«За время воздушного боя они могли успеть выхватить из вагона еще одного человека, не больше, — прикинул Кир-Кор. — Остальных — в океан… Клянусь Новастрой, я узнаю имя командира банды. Хладнокровно отправить на смерть своих же товарищей — это сродни людоедству… Клянусь, я сделаю все, чтобы людоед в полной мере прочувствовал, кто он такой».

«И будет повод нашим недоброжелателям лишний раз поговорить о грубом вмешательстве грагалов в земные дела», — несколько охладил жгучую клятву внутренний голос.

«Но речь идет о преступлении против человечности!»

«Вне всякого сомнения. Однако сегодняшняя акция пейсмейкеров спровоцирована твоим… как бы это помягче… твоим поведением».

«Я знаю о своей вине перед механиком экзархата: промедлил, каюсь, с броском — не успел помешать отравителям. А вот чем я провинился перед пейсмейкерами, что-то не припоминаю».

«Неужели… А кто нарушил программу транзита? Кто усыпил их соглядатая? Память у тебя, что ли, дырявая… Кто сошел с трассы на Лавонгай и оказался в конце концов на Камчатке? Если Лавонгайский экзархат подконтролен ордену — а это скорее всего так и есть, — нетрудно вообразить, какой величины фитиль ты вставил пейсмейкерам».

«Накал эмоций никого не оправдывает».

«Да. Но кое-что объясняет».

«Не стал бы я поздравлять с таким объяснением ни их, ни себя. У меня на глазах и при моем невольном участии губят людей! И ради чего?! Всего лишь ради водворения блудного грагала в предписанный ему пейсмейкерами загон!»

«Судя по гекатомбе, этому придают необычайно важное значение… Напористость, наглость беспрецедентные. Словно твой арест для них — чуть ли не вопрос жизни и смерти…»

«Видимо, им важно добиться полной моей изоляции. Любой ценой».

«Ясно, что все это напрямую связано с открытием Планара. Но вот отчего это твое открытие вызвало такую ажиотацию — совершенно неясно. В других орденах, девидерах и куриях философской школы Ампары чрезмерной суеты не наблюдается. Не кажется ли тебе, что за фасадом почти любого крупного события последнего времени торчат пейсмейкерские уши?»

«Тогда зачем они промедлили на Театральном после выстрела по катамарану? Там я был у них фактически в руках».

«Их сбило с толку экстренное прибытие аэрозвена камчатского подразделения МАКОДа. Они почему-то решили, что „финисты“ принесли санкционированный директором МАКОДа ордер на арест».

«Должно быть, им очень хотелось, чтобы ордер на мой арест действительно существовал. Тогда они могли бы на вполне законных основаниях силой доставить меня по месту назначения, в Лавонгайский экзархат. Но — осечка, ордера не было, и я, согласно четырнадцатой статье МАКОДа, волен был выбирать любой экзархат по своему вкусу… Что ж, ситуация в общих чертах теперь мне понятна».

«Пейсмейкеры знали, какой экзархат тебе больше по вкусу, и оперативно это использовали».

«Но они не знают другого. Они еще не знают того, что со мной случилась ренатурация. И это незнание, я полагаю, дорого им обойдется…»

«О, не будь настолько самонадеян! Пусть гибель Олу Фада послужит для тебя полезным предостережением».

Кир-Кор навел ментадинамический мост между собой и управляющим блоком местной автоматики. Прислушался, оценил обстановку. Ни тряски, ни перегрузок от ускорений и перемены курса не ощущалось. Значит, аэромашина шла высоко, ровно, заданным курсом и с крейсерской скоростью. Особая спешка пирату теперь ни к чему. Шверцфайтер без груза — король в стратосфере. Тут юрким, но маломощным «финистам» его не достать — их «потолок» низковат…

Беззащитная перед ментакинезом автоматика легко уступала. Щелкнули фиксаторы — крышка «саркофага» перестала давить на плечи и бедра. Кир-Кор определил, что его бокс — третий по счету и снизу, и сверху. Оба «саркофага» внизу были обитаемы (Лирий Голубь? Федор Шкворец?). Вверху — обитаем был только один. «Саркофаги» могли выдвигаться из секции боксов и по одному, и все разом, и влево (в твиндековый тамбур), и вправо (неизвестно куда). Пока он раздумывал, какой вариант направления лучше задать автоматике, щель бокса самопроизвольно открылась с правой стороны — в глаза хлынул свет. Кир-Кор на всякий случай зажмурился.

Он чувствовал через мнемодим: все обитаемые «саркофаги» покинули секцию и «расползлись» по светлому отсеку, занимая предназначенные для них места. И еще он чувствовал: в отсеке хозяйничает всего один человек. На первых порах это было очень даже удобно… Человек, беспрестанно покашливая, словно у него першило в горле, передвигался между «саркофагами», а когда останавливался — звучало разнотональное, тонкое, как острие иглы, попискивание портативного универсал-медиметра.

— Кхм-кхм, — услышал у себя над головой Кир-Кор, сбросил крышку, точным движением ухватил незнакомца за ворот. И — палец к губам:

— Тсс!..

Выпученные водянисто-серые глаза испуганно глядели на него поверх черных квадратов экранных очков медиметра.

Незнакомец был низкоросл, плешив и тщедушен. Кир-Кор отпустил ворот его белого с зеленоватым отливом костюма, кивнув в сторону кресла, опутанного сложной системой привязных и амортизационных ремней. Понятливый незнакомец безропотно сел. Кашель перестал его мучить, медиметр нелепо болтался на раздвижных дужках у подбородка. Пальцы все еще судорожно сплетались и расплетались, но испуг на угрюмом длинном лице сменился выражением отрешенной усталости. «Медик, — понял Кир-Кор, занятый поиском и отключением переговорного устройства между отсеками. — Что ж, одним боевиком на этой пиратской посудине меньше». Он вынул изо рта и опустил в карман кольцо Марсаны.

Федор Шкворец лежал в «саркофаге» бледный и неподвижный — как восковая скульптура. Лирий Голубь самым бессовестным образом спал. Он не проснулся, даже когда Кир-Кор со скрежетом разогнул фиксаторы и сбросил с него прозрачную крышку, — лишь безмятежно почмокал губами.

Обитателем четвертого «саркофага» оказалась рыжеволосая. У нее было окаменелое лицо человека, усыпленного сильным снотворным. Из-под крышки свисали пустые ножны для небольшого кинжала и ремень перерезанной портупеи.

Кир-Кор сделал медику знак подойти.

— Здесь можно говорить не таясь, — сообщил тот странную новость.

— Почему? — осведомился Кир-Кор.

— Мой кашель им надоел, отсек перестали прослушивать. На мои запросы не отвечают, всякое общение со мной прервано.

— Мне кажется, я сумею заполнить досадный пробел. Кирилл Корнеев, грагал.

— Дейр Магнес, медик.

— Очень приятно. Меня интригует ситуация с женщиной-боевиком. Вы знаете имя своей пациентки?

— Я слышал, эту женщину называли — Рэмма. — Дейр Магнес зачем-то потрогал обрезок ремня ее портупеи. — Но учтите, я здесь ни при чем. Я врач. Просто врач и ничего более! Можете мне поверить.

— Я верю. Скажите, эвандр… кодовое название операции вам известно?

— Да. Операция «Каннибал».

— Не слабо! Совсем не слабо!.. Может быть, «Ганнибал»?

— Нет… по-моему, все-таки «Каннибал». Но больше я ничего не знаю. Я не имею к этой олигофренической акции никакого отношения!..

— Даже имени своего стратига не знаете?

— Кхм, кхм, кхм, — закашлялся медик. Стало ясно: кашель у Дейра Магнеса нервного происхождения. — Кхм, кхм… я, видите ли… кхм…

Кир-Кор с интересом смотрел на него. Дейр Магнес, забыв, что говорить здесь можно не таясь, знаками попросил собеседника нагнуться и прошамкал ему в самое ухо:

— Ярара… кхм, кхм. Стратиг операции «Каннибал» Шупар Ярара.

— Смахивает на псевдоним, — усомнился Кир-Кор.

Медик облизнул пересохшие губы:

— Шупар Ярара — это Эреб Лютер Мефра, отмеченный Знаком Зверя рыцарь Стальной Перчатки! Он же — Пифо Морван… кхм, кхм, человек-змея!..

«Он же — Гедеон Ковин, Буравчик, Тай Монитомбо по прозвищу Быстрая Смерть, Низъер Альтшуллер, Михаил Попов, Жорж Фабулой, — мысленно продолжил Кир-Кор. — А в более юном возрасте — Ассар Неппель, Гангрена, Эвальд Наужокс — в преступном мире был больше известен под прозвищем Мертвоголовый Любовник, Ньюболт Скинер, Капкан, Вольдемар Цветов, Сибирская Язва, Юрек Жилински и Сай Франкенталер».

— Больше я ничего не знаю! — Дейр Магнес отпрянул. — Клянусь грядущей Ампарой и всеми ее локонами, больше ничего не знаю!

— Успокойтесь, эвандр, я не представитель следственной комиссии. Мои вопросы — проявление частного любопытства, и только. Вы вправе не отвечать. Займитесь своим делом и ни о чем постороннем не думайте. — Кир-Кор взглянул на «саркофаг» механика.

Медик перехватил его взгляд. Сказал:

— Не тревожьтесь, я начну с него. Постараюсь быть вам полезен.

— Тогда последний вопрос. Сколько людей в экипаже?

— Я, двое пилотов и опергруппа во главе с… кхм, кхм, кхм. Всего на борту шверцфайтера было двенадцать человек. Но сколько сейчас…

— Спасибо, я посчитаю. У вас передвижное кресло — это кстати, возможны серьезные перегрузки. Мой совет: не надейтесь на мягкую обивку отсека, работайте в кресле.

Кир-Кор вышел в тамбур. Дверь медотсека закрылась за спиной с мягким шелестом. Как птичье крыло.

Он остановился перед первой ступенькой крутого узкого трапа и вызвал в затылке и вдоль позвоночника специфическое ощущение тяжести. Сначала закружилась голова, потом зашумело в ушах. Тяжесть росла, ширилась. Давящая тяжесть и желтая муть… Внезапно наступила жуткая тишина, в самом центре которой вдруг треснуло и обрушилось Мироздание. Пронизанный мгновенной болью, оглушенный и полуослепший Кир-Кор с трудом выбрался из-под клейких, блестящих и гладких обломков. Постоял с закрытыми глазами, отдыхая. Он наслаждался чувством огромного облегчения и покоя. Затем осмотрел двухметровую зеркально отблескивающую фигуру только что транспирированного им дьякола, подождал, пока нейтральные ориентиры квазимозга копии войдут в зависимость от пси-радиации мозга оригинала. Дьякол кивнул в знак того, что преодолел нейтраль, и быстро поднялся по трапу. Во время движения ярко взблескивали морщины и складки костюма «а-ля маркиз де Карвен» — казалось, поднимается облачко пронзительно вспыхивающих и резко гаснущих звезд. Кир-Кор глядел ему вслед. Он не был уверен, что предназначенная дьяколу буферная роль так уж необходима здесь, на борту. Но рисковать не хотелось. Он чувствовал свою ответственность перед теми, кто лежал в «саркофагах». Пифо Морван уже доказал, что способен на все.

В прекращенном за недостатком улик следствии землян по делу о гибели грагала Олу Фада в Рабате субъект по имени Пифо Морван занимал центральное место. Позже выяснилось, что этот интернациональный аферист еще до трагедии в Рабате посещал Новастру с визой на имя Гедеона Ковина. Досье, составленное на него новастринской Коллегией независимого расследования, знает чуть ли не наизусть каждый грагал-отпускник. И каждый из них готов к тому, что Морван в любой момент может «всплыть» под новым псевдонимом. «Не упустить бы мерзавца, — подумал Кир-Кор. — Выскользнуть на этот раз из рук правосудия Морвану — Яраре вряд ли удастся — улик более чем достаточно».

Взбегая по трапу, он услышал выстрелы из миттхайзера: з-зунг, з-зунг, з-зуанг. Подумал: «Вот самый бесспорный Знак Зверя».