"Кэти Малхолланд. Том 1" - читать интересную книгу автора (Куксон Кэтрин)

Глава 9

Кэти родила в конце апреля, ранним утром в четверг. Это была девочка.

Кэти лежала, измученная мучительными родами, длившимися пятнадцать часов, и наблюдала сквозь полуопущенные ресницы, как миссис Морган приводит ее в порядок, меняет постель и пеленает ребенка. Покончив с этим, акушерка присела на стул возле кровати, ожидая, когда станет совсем светло, и она сможет пойти домой.

Когда солнце поднялось из-за горизонта и его лучи проникли в комнату сквозь большое окно, акушерка, вздремнувшая было на своем стуле, встала, надела пальто и повязала голову шалью. С порога она посмотрела на Кэти, лежащую в постели с ребенком на руках.

— Ты можешь гордиться своей малышкой, дорогая. Она у тебя самая настоящая красавица. Кстати, как ты собираешься ее назвать?

— Сара, — ответила Кэти.

В этот момент внизу хлопнула дверь, и миссис Морган, выглянув в окно, сообщила:

— Он ушел. — Подойдя к постели Кэти, она шепотом спросила:

— Ради всего святого, скажи, почему ты вышла за него замуж?

Кэти посмотрела прямо в глаза женщине.

— Из-за них, миссис Морган, из-за мамы, отца и их всех, — спокойно ответила она. — Я больше не могла смотреть, как они замерзают. А он пообещал, что сразу же восстановит моего отца на работе и даст им жилье.

— А твой отец нашел работу в Джарроу. Получается, что ты зря страдаешь, девочка моя, — сочувственно заметила миссис Морган. — А он… Как он с тобой обращается? Он тебя бьет?

— Нет, нет, миссис Морган, что вы.

— Ну, тогда, слава Богу. То, что он тебя не бьет, уже хорошо.

— Миссис Морган, — Кэти приподнялась на локтях. — Могу я попросить вас об одном одолжении? Не могли бы вы передать моей маме, что я родила, но чтоб она не приходила раньше вторника. Вторник — это самый безопасный день, по вторникам он возвращается очень поздно. Мои родители живут на Уолтер-стрит, номер…

— Я знаю, я знаю, где они живут, моя дорогая, — уверила ее акушерка. — Как только вернусь домой, сразу же пошлю Микки, чтоб сбегал в Джарроу и сообщил твоей маме… Но неужели она не может прийти повидаться с тобой, когда он дома?

— Нет, нет, миссис Морган, об этом и речи быть не может. Я не хочу, чтоб отец потерял новую работу.

— Что б он сгорел в аду, этот проклятый Бантинг, если он запрещает дочери видеться с собственной матерью! — в сердцах воскликнула миссис Морган. — Но что он может сделать у Палмеров? У него ведь нет там никакой власти. Он что, так и сказал: твоего отца уволят с работы, если мать придет тебя навестить?

Кэти на секунду закрыла глаза.

— Он сказал именно это, миссис Морган.

— Вонючий подонок! Ну, ничего, скоро кто-нибудь из поселка раскроит ему череп, потому что рано или поздно это должно случиться — я надеюсь, что это случится уже скоро. И ты будешь не единственная, кто вздохнет с облегчением, моя дорогая. Но сейчас тебе не надо думать ни о чем неприятном, лучше отдохни. — Она нежно потрепала Кэти по щеке. — А я еще загляну к тебе сегодня и осмотрю тебя. Вот увидишь, все у тебя будет хорошо. А пока отдыхай, девочка моя.

— Спасибо, миссис Морган, спасибо вам за заботу. Вы так добры ко мне.

Кэти протянула руку и коснулась пухлой загрубевшей от домашней работы руки пожилой женщины. Ей очень хотелось заплакать, но она крепилась до тех пор, пока миссис Морган не вышла из комнаты. А потом слезы полились бесконечным потоком, падая на лицо ребенка, как капельки росы.

Саре было около месяца, когда у Марка Бантинга выдался случай переговорить с отцом ребенка с глазу на глаз.

Бернард Розье появлялся теперь на шахте достаточно редко, и на то у него было две причины. Во-первых, после свадьбы он поселился в Ньюкасле, в доме, который его жена получила в качестве свадебного подарка от своего отца. А во-вторых, его интересы расширились. Как говорили в округе, его тесть имел пай в палмеровской судоверфи, и мистер Бернард поставил себе целью войти в совет директоров компании.

В это утро Бантинг увидел его в рабочем офисе, где Бернард Розье искал помощника управляющего, Брауна. Офис находился отдельно от того помещения, где работали клерки, и Бантинг, зная, что Браун сейчас под землей, понял: это и есть самый подходящий момент поговорить о деле.

Когда Бантинг вошел в офис, Бернард Розье обернулся и вопрошающе посмотрел на него, уже догадываясь, что тот хочет обсудить с ним кое-что личное. Бантинг снял кепку и мял ее в руках, не произнося ни слова.

— Ты, кажется, хочешь мне что-то сказать? — нетерпеливо осведомился Бернард Розье.

Бантинг облизал свои тонкие губы, глядя в пол.

— Я подумал, сэр, вам, может, будет интересно узнать, — пробормотал он, продолжая комкать кепку, — что ребенок родился около четырех недель назад. Это девочка. Я… я только подумал, что вам, быть может, было бы приятно об этом узнать.

Подняв глаза на Бернарда, Бантинг увидел, что кровь прилила к лицу хозяина, — и понял, что пошел неверным путем. Бернард Розье приблизился к нему вплотную и, гневно глядя, прошипел сквозь зубы:

— А теперь послушай меня, мой любезный. За то, что ты сделал, тебе уже заплатили, и заплатили щедро. Если ты собрался меня шантажировать, я советую тебе отказаться от этой затеи. Заруби себе на носу: ты уже получил все, что должен был получить. Больше ты не получишь от меня ни гроша. И не говори, что ты можешь разболтать обо всем. Ты можешь болтать, сколько твоей душе угодно, но кто тебе поверит? И даже если тебе поверят, для меня это уже не имеет значения. Ты не сможешь мне навредить, понял? — Он сделал короткую паузу и заключил:

— Но если ты еще хоть раз заикнешься об этом мне или кому бы то ни было, тебе придется искать другую работу. Надеюсь, тебе это понятно.

Он слегка наклонил голову и в упор посмотрел на Бантинга. Бантинг не проронил ни слова. Через секунду Бернард Розье взял со стола свою шляпу и, смерив Бантинга еще одним угрожающим взглядом, вышел из офиса.

В Бантинге закипал гнев, пока он шел домой в тот вечер. Он вновь и вновь прокручивал в голове ситуацию, в которой оказался. Он повесил себе на шею женщину с кричащим младенцем на руках — и всего лишь за какие-то жалкие сто фунтов! Да только содержание ребенка будет стоить ему в несколько раз дороже! Если бы он проявил твердость вначале, он мог бы получить с Бернарда как минимум пятьсот фунтов. Сейчас он понимал, что Бернард Розье в тот вечер, когда пришел к нему со своим предложением, был крепко загнан в угол. Он бы заплатил ему любую сумму, лишь бы только выпутаться. Но ведь он, Бантинг, рассчитывал на постоянный доход, а потому согласился довольствоваться малым вначале. Тогда он не знал и даже не догадывался, почему Бернард Розье так спешил найти мужа для Кэти Малхолланд. Теперь он это знал: Розье боялся, что эта маленькая сучка выдаст его перед самой его свадьбой. Странно, действительно странно, что она этого не сделала: ведь она могла бы выкачать у него уйму денег взамен молчания, заставить его содержать ее, ребенка и всю ее семью до конца их дней. А теперь он, Марк Бантинг, должен кормить и одевать ее и ее ублюдка до конца своей жизни! По крайней мере, ее он должен будет содержать всю жизнь. От этой мысли Бантинга бросало в пот. Он, разумеется, не принимал в расчет, что она готовила для него, обстирывала его и убирала в его доме. В течение долгих лет он делал это сам и не находил особенно трудным.

Его обвели вокруг пальца. Да, ничего не скажешь, Бернард Розье был хитер. А он в течение всех этих месяцев, что она прожила у него, не прикасался к ней, боясь испортить отношения с Розье и надеясь на щедрое вознаграждение. Что ж, теперь он мог больше не сдерживаться. Нет, больше не имеет смысла сдерживаться.

Едва переступив через порог, он увидел Кэти, которая испуганно обернулась к нему от ярко пылающего огня, по-видимому, уже уловив его настроение. Он некоторое время стоял на месте, глядя на нее неподвижным взглядом, потом перевел взгляд на ребенка, лежащего в корзине возле распахнутого окна. Открытое окно дало ему первый повод для того, чтоб выместить свою злобу.

— Закрой сейчас же это чертово окно. Какой смысл топить камин и тут же выпускать тепло на улицу, ты, проклятая тупица?

До этого он никогда не бранил ее. В этом, впрочем, не было необходимости, потому что она всегда беспрекословно слушалась его. Но сейчас он вылил на нее целый поток непристойных ругательств. Когда она наполнила водой деревянное корыто и прислуживала ему во время купания, каждое ее движение раздражало его, и он ежеминутно изрыгал новый поток брани.

Сначала это шокировало Кэти, она не могла понять, в чем дело. Но, поскольку его брань не прекращалась и во время еды, она начала догадываться: произошло нечто, выпустившее наружу настоящего Марка Бантинга, потому что тот холодный, бесчувственный человек, с которым она жила все эти месяцы, теперь казался просто ангелом по сравнению с этим злобным существом.

Она никак не отвечала на брань Бантинга. Даже когда она выносила из кухни корыто с грязной водой, и он толкнул ее и в грудь с такой силой, что она чуть не упала на спину, она не пыталась протестовать. Но когда он, подойдя к корзине с ребенком, занес ногу, собираясь его ударить, Кэти бросилась к извергу с криком:

— Не смейте этого делать! Не смейте!

Бантинг опустил ногу и уставился на нее так хорошо знакомым ей немигающим взглядом. Потом кривая усмешка исказила его лицо, и он медленно проговорил:

— Я рад, что теперь нашел что-то, что способно тебя расшевелить. Я с превеликим удовольствием вышибу весь пыл из тебя, а заодно вышибу мозги из твоего ублюдка, если ты посмеешь еще раз на меня закричать.

Она ничего не сказала на это. Не ожидая, когда он даст ей разрешение идти спать, она взяла корзину с ребенком и понесла ее вверх по лестнице. Она уже вошла к себе в комнату и, сняв одежду, облачилась в ночную рубашку из грубого ситца, когда дверь с шумом распахнулась.

— Пошли, — приказал ей Бантинг.

— Что-о? — она чуть не задохнулась от неожиданности и страха.

— Ты слышала, что я сказал. Пошли ко мне.

Она не сдвинулась с места. Тогда он протянул к ней руку, но она отскочила назад и вжалась в стену. Однако поняв, что сопротивляться бесполезно, она медленно отделилась от стены и, не сводя глаз с его лица, вышла на лестничную площадку. Там она на минуту остановилась, потом, словно в трансе, проследовала за ним в его комнату.

Когда дверь с шумом захлопнулась, он приблизился к ней и, схватив ее за вырез рубашки, одним резким движением разорвал рубашку до самого низа.

— Она тебе больше не понадобится, — прошипел он, срывая рубашку с ее спины.

И это было только началом.

Прошло четырнадцать ночей. Теперь Кэти считала именно ночи, а не дни. Каждый вечер она задавалась вопросом, сможет ли она пережить предстоящую ночь, — и каждое утро, просыпаясь, вспоминала о том, что ночью ее ждут новые страдания. Хватит ли у нее сил выстрадать то, что ей предстоит? И сколько времени это будет продолжаться? Быть может, всегда?

Она больше не испытывала никаких человеческих чувств. Унижения, которым он ее подвергал, сломили в ней все человеческое. Теперь она думала только о том, как бы выжить, — а жить она была обязана ради ребенка. Если б не Сара, она бы предпочла умереть. Каждую ночь, лежа неподвижно в темноте и боясь пошевелиться, чтобы не разбудить Бантинга, — если он проснется, то подвергнет ее новым пыткам, — она думала, что завтра возьмет Сару и побежит к матери. Но наутро она понимала, что не может совершить этого шага, — ведь в таком случае Бантинг придет за ней и встретится лицом к лицу с ее отцом, а этого она боялась больше всего на свете. Какое наказание ожидает отца за расправу с Бантингом, она прекрасно знала. Нет, нет, если она уйдет отсюда, она ни в коем случае не должна идти к родителям. Она решила: когда мать придет с очередным тайным визитом, Кэти обязательно скажет ей, что собирается уйти от Бантинга, разумеется, не объясняя ей всех причин. Да, да, в самые ближайшие дни она заберет Сару и уйдет от него — неважно куда. В конце концов, если ей повезет, она сможет найти где-нибудь место прислуги и прокормить себя и ребенка. Этих пыток она больше не может терпеть… Но ведь он, наверное, заявит в полицию и отберет у нее ребенка. Разумеется, Сара ему не нужна — она не его ребенок. Однако она знала, что этот человек с извращенной психикой способен на все, что угодно. В отместку за бегство он может отнять у нее Сару, зная, что для Кэти нет ничего дороже, чем ее девочка. Может, мать сможет ей что-то посоветовать. Скорее бы она пришла! Она не приходила последние две недели. Странно, потому что до этого она навещала ее каждую неделю.

А потом наступил этот июньский вечер. Вечер, который оказался роковым для нее и для ее семьи, только она еще не знает об этом. На дворе было очень тепло; поздние летние сумерки только начали окутывать небо, и птицы лениво щебетали в ожидании ночи. За самым забором двора бегали кролики, а заяц, прибежавший из леса, сидел перед калиткой, с любопытством глядя на человеческое жилье. При других обстоятельствах Кэти могла бы порадоваться такому прекрасному вечеру, но она не видела этой красоты. Она уже давно ничего не замечала. Сейчас она была занята приготовлением ужина, стараясь приготовить что-нибудь повкуснее, чтобы таким образом задобрить Бантинга и не дать ему лишнего повода для брани.

Он вошел в дом с угрюмым лицом и насупленными бровями, — таким он был всегда в течение последних двух недель. Не сказав ей ни слова, он стянул с себя одежду; за этим последовала привычная процедура купания — он намыливал себя спереди, а она терла губкой его спину.

Когда пришло время поливать его из таза, она пошла за чистой водой. Сняв с плиты чайник, она налила полтаза кипятка и собралась было идти к задней двери за дождевой водой, когда раздался громкий плач Сары, лежащей, как обычно, в корзине возле окна. Бантинг в течение всего купания продолжал изрыгать непристойную брань, безо всякой причины оскорбляя Кэти самыми скверными словами. Плач Сары окончательно вывел его из себя. Он зачерпнул полный ковш грязной мыльной воды из корыта и поднял его, намереваясь выплеснуть на ребенка. Кэти, заметив это, бросилась к нему с воплем:

— Не смей! Не смей этого делать!

Так же она повела себя, когда он хотел пнуть ребенка ногой. Только сейчас она не ограничилась криком. Не отдавая себе отчета в том, что делает, она схватила таз с кипятком и вылила кипяток ему на спину.

Бантинг взвыл от боли. Его дикий вопль, похожий на рев раненого зверя, сотряс весь дом. Он с силой толкнул ее в грудь, и она отлетела назад и пролетела через всю комнату, прежде чем упала на скамью возле стены. На коленях, скорчившись, ухватившись обеими руками за угол скамьи, она дрожала всем телом, пораженная тем, что сделала.

Она смотрела, как он пляшет и кружится на месте, словно сумасшедший, испуская громкие вопли. Потом его крики сменились стонами, а его пальцы, как пальцы слепого, ощупывали плечи и шею. Стоны становились все тише и тише, пока не превратились в какое-то невнятное мычание. Когда он резко обернулся и посмотрел на нее, его лицо было искажено до неузнаваемости яростью и болью. Он больше не стонал и даже не мычал; он только смотрел на нее неподвижным, страшным взглядом. Наконец его ярость прорвалась наружу, и из его рта вылетел поток визгливых ругательств. В следующее мгновение она увидела, как он разбрасывает одежду на полу и достает кожаный ремень из своих рабочих брюк. Она все так же стояла на коленях, прижимаясь к скамье и затаив дыхание от страха. Но, когда железная пряжка опустилась на ее спину, она вскочила на ноги. Она закричала еще до того, как почувствовала боль, и продолжала кричать, пока он гонял ее по комнате. Пытаясь защититься от ремня, она выбросила вперед руки, но пряжка ударила ее по пальцам, и она почувствовала, как из них хлынула теплая, липкая кровь. Сунув пальцы в рот, она продолжала бегать по комнате, ничего не видя перед собой. Потом она услышала, как затрещала ткань, и поняла, что он порвал ей на спине платье. Добежав до скамьи, она снова упала на колени и уцепилась за ее край. Пока он стегал ее по спине ремнем, ей казалось, что с нее сдирают кожу. Она кричала, но теперь уже не так громко. Когда раздался стук в дверь, она уже почти перестала кричать. Теряя сознание, она еще смогла различить лицо Джо, склоненное над ней. Он что-то ей говорил, но она не могла разобрать слов. Еще через секунду она погрузилась во тьму.

Открыв глаза, она снова увидела Джо. По его щекам струились слезы. Он стонал так, словно его тоже избили до полусмерти. Она попыталась заговорить, но не смогла пошевелить губами. Ей казалось, что все ее тело разрывается на части от боли. Ее первая сознательная мысль была о ребенке. С трудом перевернувшись на бок, она посмотрела туда, где стояла корзина с младенцем. Все еще не в силах заговорить, она указала на корзину, и Джо ответил:

— С ней все в порядке, можешь не волноваться.

Он помог сестре встать с пола и усадил на скамью. Кэти прерывисто дышала, а ее взгляд помутнел от боли. Постепенно сознание вернулось к ней, и она вспомнила о том, что произошло.

— А где… где он? — пробормотала она, едва шевеля губами.

Джо жестом указал наверх.

— У него вся спина обожжена, — прошептал он. — Он сказал, что это ты ошпарила его кипятком.

— Джо.

— Да, Кэти?

— Дай… дай мне плащ. Он висит на крючке на двери буфетной. — Подняв дрожащую окровавленную руку, она указала в сторону буфетной.

Когда Джо вернулся с ее плащом, она стояла на четвереньках, тщетно пытаясь подняться на ноги. Ее одежда была изорвана в клочья и свисала со спины окровавленными лохмотьями. Джо помог ей подняться на ноги, но, как только она выпрямилась, комната поплыла перед ее глазами. Она бы снова упала, если бы брат не поддержал ее. Цепляясь обеими руками за Джо, она повернулась к корзине с младенцем.

— Можешь… можешь понести ее? — быстро прошептала она.

Джо кивнул и, наклонившись к корзине, взял оттуда Сару. Одной рукой держа ребенка, а другой, придерживая сестру за талию, он вывел ее из дома и повел через двор к калитке.

Окно спальни Бантинга выходило на запад, они также шли на запад. Выйдя во двор, Кэти удивилась, не услышав окриков мужа. Они направились по дороге, ведущей в поселок, и, когда они уже почти дошли до поселка, обессилевшая Кэти присела на обочину.

— Пойдем, пойдем, Кэти, — поторопил ее Джо. — Осталось совсем немного. Если мы остановимся здесь, он может нас догнать.

Кэти чувствовала, как силы покидают ее, и только страх перед тем, что Бантинг нагонит их, заставил ее подняться на ноги и продолжать путь.

Когда они дошли до пустыря рядом с поселком, где несколько мужчин метали кольца, один из игроков, заметив юношу, несущего на руках младенца и ведущего спотыкающуюся девушку, сделал знак своим товарищам. Все бросили игру и поспешили к Джо и Кэти.

Первым к ним подбежал Джимми Морган, муж акушерки, принимавшей роды у Кэти.

— Что случилось, мальчик? — спросил он у Джо.

Впрочем, спрашивать не было никакой необходимости. Лицо Кэти было окровавлено, ее волосы слиплись от крови. Между пол плаща было видно изорванное выпачканное кровью платье. Плащ был расстегнут и только наполовину прикрывал ее израненные плечи. Из раны на левом плече до сих пор сочилась кровь.

— Пойдем, дорогая, — сказал Джимми Морган, обращаясь к Кэти. — Моя жена позаботится о тебе.

С этими словами он поднял израненную девушку на руки и с помощью других мужчин понес к своему дому.

Вверив Кэти заботам своей жены, Джимми Морган отправился в Джарроу за Родни. Кэтрин не смогла пойти с Родни — она не могла оставить умирающего Вильяма, к тому же кто-то должен был присматривать за Лиззи. Джо пришел к Кэти по просьбе Вильяма, который перед смертью хотел повидаться с внучкой.

Было около девяти вечера, когда Родни вошел в комнату, где лежала Кэти. Увидев в слабом мерцании свечи высокую фигуру отца, Кэти хотела протянуть к нему руки, но боль сковывала все ее существо, и она не смогла пошевелиться. Родни встал на колени возле ее кровати и погладил дочь по щеке, жалостливо глядя на нее.

— Бедная, бедная крошка, — прошептал он.

— Папа, папа, — всхлипнула Кэти.

Родни не стал спрашивать у дочери, как это произошло. Сейчас он был не в силах говорить. Он продолжал стоять на коленях возле ее постели, и его взгляд ласково скользил по ее лицу. Он не видел дочь почти восемь месяцев, она очень изменилась за это время. Ее глаза были такими же большими и зелеными, как прежде, но это больше не были глаза его Кэти — теперь в них застыли испуг и отчаяние, они словно помутнели от невыплаканных слез. Очертания рта были теми же, что и прежде, но теперь ее губы дрожали, а ее некогда круглые щеки впали и были покрыты мертвенной бледностью.

Его отвлекла от созерцания лица дочери миссис Морган.

— Взгляните, что он с ней сделал, — сказала она, откидывая одеяло со спины Кэти, которая лежала на животе.

Родни, склонившись над дочерью, увидел сплошное месиво из ран, рубцов и почерневшего мяса. Когда миссис Морган снова заговорила, ее голос донесся до него словно издалека.

— Я сделала все, что могла, но ее надо показать доктору, — сказала миссис Морган.

— Да, вы правы, — с усилием проговорил он, поднимаясь с колен. — Я сам отнесу ее к доктору. Я очень скоро вернусь сюда и отнесу ее к доктору.

Прежде чем миссис Морган успела что-либо ответить, он резко развернулся и вышел из комнаты.

Уход отца вернул Кэти к жизни. Несмотря на боль, она села в постели и, протягивая руки, закричала ему вслед:

— Папа, папа! Не ходи к нему, папа! Лучше отнеси меня к вам домой. Папа…

Но отец был глух к ее мольбам. Через открытую дверь она слышала, как он разговаривает с мистером Морганом в соседней комнате.

— Я пойду с тобой, — предложил мистер Морган.

И отец ответил:

— Нет, нет, спасибо, Джимми, но я справлюсь с ним сам.

Потом она услышала, как хлопнула входная дверь, и последние слова отца — «я справлюсь с ним сам» — повисли над ней страшным грузом.

Миссис Морган убрала волосы с ее вспотевшего лба.

— Успокойся, дорогая, он должен это сделать, — мягко сказала она. — Он был бы тебе плохим отцом, если б спустил этому негодяю с рук такое злодейство. Впрочем, если это не сделает он, это сделают другие. Этого подлеца уже давно пора наказать. Мужчины в поселке только и ждали предлога, чтобы всыпать ему по заслугам. Теперь он побил тебя, и они с удовольствием отплатят ему и за тебя, и за все его другие злодейства.

Хоть Кэти сейчас была неспособна мыслить ясно, в глубине души она осознавала всю тщетность усилий, которые она предпринимала для того, чтобы не допустить встречи отца с Бантингом. Она также осознавала всю тщетность своего молчания, когда скрывала от отца имя мужчины, от которого у нее ребенок. Сейчас Кэти понимала, что, если бы отец пошел разбираться с Бернардом Розье, ничего бы ужасного не случилось. К Бернарду Розье жители поселка относились лучше, чем к Бантингу. Кэти прошибал холодный пот при мысли о том, какими последствиями сегодняшняя встреча с Бантингом чревата для ее отца. Ведь если он не прикончит Бантинга сам, это сделают за него другие, а вся вина будет свалена на него.

Родни вернулся через час. Услышав его голос в прихожей, Кэти приподнялась на локтях и ждала, когда откроется дверь в спальню. Когда он вошел, она внимательно оглядела его одежду, ища подтверждения происшедшему, но его одежда была чистой и аккуратной. Опустив взгляд на его руки, она, однако, заметила, что костяшки пальцев у него разбиты в кровь.

— Ах, папа, папа! — воскликнула она и разрыдалась, уткнувшись лицом в подушку.

— Успокойся, крошка, успокойся, — Родни присел на корточки возле кровати. — Теперь все будет хорошо, и тебе больше не о чем волноваться. Я заберу тебя домой.

Он хотел ласково погладить дочь, но не стал этого делать, потому что его руки были в крови. Из соседней комнаты донесся голос мистера Моргана:

— Мы соорудили носилки. Ребята помогут ее отнести.

Родни обернулся к Джимми Моргану, стоящему в дверях, и кивнул ему в знак благодарности. Снова склонившись над Кэти, он прошептал:

— Не волнуйся, крошка. Все плохое уже позади. Ты больше никогда не вернешься к нему, я тебе это обещаю.

Через полчаса Кэти погрузили на брезентовые носилки, сооруженные по образцу носилок, на которых после аварий выносили из шахты пострадавших. Родни и мистер Морган взялись за носилки спереди, а двое сыновей мистера Моргана встали сзади, и они двинулись в путь. В Джарроу они зашли по дороге к доктору, — по ночам доктора не приходят на дом к людям, которые живут в таких районах, как Уолтер-стрит. Доктор осмотрел Кэти и задал ряд вопросов, после чего они понесли ее домой.

На следующий день, около пяти пополудни, в дом номер три на Уолтер-стрит пришла полиция. Их было трое — двое одеты в форму полицейских, а на третьем были черное пальто из тонкого сукна и цилиндр. Дверь им открыла Кэтрин. Ее дыхание остановилось при виде людей в полицейской форме.

— Ваш муж дома? — спросил мужчина в штатском.

— Нет, он на работе.

Полиция знала, что Родни на работе, но они не хотели арестовывать его на глазах у толпы рабочих. У них был достаточный опыт по части ликвидации беспорядков и предупреждения забастовок, и они не хотели давать рабочим лишний повод для недовольства. В полиции знали, на что способны люди, работающие на палмеровской судоверфи.

— В таком случае, мы подождем его здесь, — сказал мужчина в штатском и, не дожидаясь приглашения, вошел в комнату.

Двое полисменов последовали за ним.

Кэти лежала на соломенном тюфяке возле камина. Когда трое мужчин вошли, она приподнялась на локтях и посмотрела на них. При виде полисменов она прижала ладонь ко рту и ее глаза расширились от ужаса.

— Почему вам понадобился мой муж? — спросила Кэтрин дрожащим голосом.

Мужчина в штатском выдержал долгую паузу, прежде чем ответить.

— Ваш муж обвиняется в убийстве человека по имени Марк Бантинг, контролера-весовщика на шахте Розье. Сегодня утром Марк Бантинг был найден в канаве с размозженным черепом. На его теле также имеются следы побоев и ожоги. Хорошенькое зрелище, ничего не скажешь.

— Нет! Нет! — воскликнула Кэтрин, сжимая руками виски. — Мой муж не делал этого, он его не убивал. Да, он действительно побил его кулаками, потому что… смотрите, — она указала на Кэти. — Если бы вы видели, в каком состоянии ее спина! Вчера он зверски избил ремнем нашу дочь, — она была его женой. И мой муж пошел к нему и побил его за это, а какой отец не вступился бы за собственную дочь? Но он его не убивал, говорю я вам. Он не совершал убийства.

— У него будет возможность доказать на суде, что он не совершал убийства. Но, тем не менее, этот человек мертв.

— Но кто сказал, что его убил мой муж? Там были и другие мужчины. Весь поселок уже давно хотел от него избавиться. Мой муж использовал только кулаки, он не применял никакого оружия. Он бы никогда не стал пользоваться оружием, поверьте мне, уж я-то знаю моего мужа. Это мог сделать любой другой мужчина из поселка. Они все ненавидели Бантинга. Они только и ждали предлога, чтоб покончить с ним.

— Но все улики указывают на виновность вашего мужа, миссис, — возразил человек в штатском. — Доктор, который осматривал вчера вечером вашу дочь, по странному совпадению является также полицейским врачом. В его регистре ваша дочь записана как миссис Бантинг. Сегодня утром, когда его вызвали осмотреть тело Марка Бантинга, он сразу же догадался, что именно произошло. Ваш муж убил Марка Бантинга за то, что тот жестоко избил вашу дочь.

В этот момент Кэти издала громкий стон и лишилась чувств. Следователь продолжал говорить, но она больше не слышала его слов. Она пришла в себя, только когда раздался звучный, решительный голос отца, который перекрыл голос следователя:

— Я не убивал этого человека. Я очень хотел его убить, но я его не убивал, — говорил Родни. — Я бил его кулаками — посмотрите, — он вытянул перед следователем руки, показывая ему разбитые костяшки пальцев. — Но я не пользовался ничем, кроме моих собственных кулаков. Я не использовал никакого оружия. Когда я уходил от него, он был жив. Он смотрел на меня и бормотал проклятия. Я даже пожалел, что мало ему всыпал: ему досталось от меня намного меньше, чем досталось от него моей дочери. Повторяю, я его не убивал. У меня в руках не было ничего, чем бы я мог размозжить ему череп.

Потом трое мужчин увели Родни из дома, и в комнате наступила гробовая тишина. Тишину прервал душераздирающий крик Кэтрин, которая упала на колени и принялась в отчаянии бить кулаками по каменным плитам пола.