"Подвиг" - читать интересную книгу автора (Краснов Петр Николаевич)

III

Тотъ самый #1123;дкiй, нудный и непрерывный звонокъ, который будилъ Мишеля Строгова, заставлялъ просыпаться и его мать, Ольгу Серг#1123;евну. Она открывала глаза, смотр#1123;ла на чуть с#1123;р#1123;вшую щель между занав#1123;сью и окномъ и съ мучительнымъ сердечнымъ надрывомъ думала: — «Господи, хотя бы не заводилъ онъ такъ полно!.. Еще и еще… Когда же это кончится? He могу я больше, кричать готова… Это хуже зубной боли… И теперь я уже ни за что не засну… А в#1123;дь только всего шесть часовъ».

Она и точно не засыпала. Длиннымъ свиткомъ разворачивались передъ нею посл#1123;днiе, страшные годы жизни. Она, прищурясь, смотр#1123;ла на спину лежащаго рядомъ мужа. Она въ эти минуты вс#1123;ми силами души ненавид#1123;ла его.

«Кто виноватъ?.. Онъ во всемъ виноватъ!.. Онъ!.. Они, ему подобные!.. Боги!.. Правители!.. Р#1123;шители нашей, простыхъ смертныхъ судьбы… Полковникъ Генеральнаго Штаба… Всегда «выдающiйся», хвалящiйся точнымъ исполненiемъ долга. Да гд#1123; же это исполненiе долга?… Военные, такiе, какъ ея мужъ, вотъ, кто виновники всего, всего, что случилось. Она д#1123;вчонкой, когда онъ начиналъ ухаживать за нею, знала, въ чемъ сущность военной службы и солдатскаго долга. Тогда она гордилась, что за нею ухаживаетъ военный… Жена защитника Престола и Отечества! Эту радостную гордость она усвоила съ первой брачной ночи, когда такой красивый и эффектный явился онъ къ ней въ спальню въ полной парадной форм#1123; и, взявъ шашку подвысь и салютуя ей, сказалъ: — «над#1123;юсь, что вы готовы исполнить вашъ долгъ жены»… Это было такъ красиво и сильно: — долгъ!.. И ихъ жизнь прекрасно и ярко началась. Она свой долгъ жены исполняла и дальше свято и честно, безъ компромиссовъ. Она на войну пошла сестрою милосердiя, и безъ трепета, ничего не боясь, понесла свой долгъ сестры… «Ну, а вотъ вы, вы вс#1123; офицеры и генералы Генеральнаго Штаба, стратеги, «наполеоны», исполнили вы свой долгъ и можетъ быть спокойна сейчасъ ваша сов#1123;сть?.. Спитъ… И не подозр#1123;ваетъ, что я про него думаю… что знаю и въ чемъ обвиняю… Да, обвиняю… Гд#1123; и въ чемъ былъ вашъ долгъ?»

Вдругъ встала въ ея памяти громадная разоренная пожаромъ войны страна, по которой она про#1123;зжала въ санитарной двуколк#1123;. Ряды обугленныхъ березъ по сторонамъ дороги и торчащiя изъ чернаго пепелища кирпичныя трубы. Точно увидала она въ это утро потревоженнаго сна испуганную д#1123;твору, женщинъ съ голодными глазами, б#1123;гущихъ, куда глаза глядятъ, услышала вновь въ это Парижское утро изъ холоднаго далека т#1123; слова, что такъ часто слышала она въ т#1123; ужасные годы: — «Вшистко знищено… Жолнержи були — вшистко забрали… Д#1123;тей кормить неч#1123;мъ»… Чьи жолнержи?… Защита отечества?… Точно вид#1123;ла она сейчасъ это отечество, не защищенное, не обороненное войсками. Она отлично помнила, какъ, когда готовился ея мужъ къ поступленiю въ Академiю вис#1123;ла въ ихъ спальн#1123; громадная карта этого самаго отечества. Она наизусть заучила его границы. Отъ Варангеръ фiорда на юго-востокъ, не доходя до р#1123;ки Муонiо… А тамъ отъ Мемеля… Вотъ вьется она прихотливымъ изгибомъ бл#1123;дно зеленая, отт#1123;ненная по краю государственная неприкосновенная граница. Загибаетъ, широкимъ языкомъ вдавливается въ н#1123;мецкую землю, очерчивая десять губернiй Царства Польскаго. Защита Отечества есть защита этой зеленой линiи и долгъ армiи никого туда за нее не пустить. Въ мiровой войн#1123; только Германская Армiя усвоила эту истину и выполнила въ полной м#1123;р#1123; свой долгъ передъ народомъ… Вс#1123; остальныя шли на компромиссъ… «По стратегическимъ соображенiямъ»… Какъ негодовала она уже и тогда, когда «по стратегическимъ соображенiямъ» сводили въ ничто вс#1123; потери, вс#1123; жертвы, весь героизмъ войскъ, всю пролитую солдатскую кровь и отступали, сжигая дома и селенiя, не думая о жителяхъ «отечества». Тогда зародилась въ ней еще неосознанная, непродуманная до конца ненависть ко вс#1123;мъ военнымъ, не исполнившимъ элементарнаго долга, тогда она перестала понимать и уважать мужа… «Защита Престола»… По «политическимъ соображенiямъ» изъ за призрака какого то сепаратнаго мира, изъ за оклеветанной Императрицы изм#1123;нили Престолу и не стали его защищать… Вотъ и дошли до большевизма… Кто же виновенъ?..

Ужасъ положенiя Ольги Серг#1123;евны заключался въ томъ, что никому, и мен#1123;е всего мужу, могла она сказать все то, что передумала за эти страшные годы переоц#1123;нки ц#1123;нностей. Кто пойметъ ее? Кругомъ — такое самолюбованiе! Кругомъ незыблемая ув#1123;ренность въ своей правот#1123;, въ поб#1123;д#1123;. Ей становилось жутко. Сказать все то, что у нея накопилось на душ#1123; — ее сочтутъ за «л#1123;вую»… А н#1123;тъ!.. Только не это!!.. Н#1123;тъ, она не л#1123;вая… Отнюдь не л#1123;вая… Она бол#1123;е «правая», ч#1123;мъ вс#1123; они. Ей Престолъ и Отечество не пустые звуки… Какъ бы она ихъ защищала!.. Бога она не обвиняла. Она была слишкомъ умна и образована, чтобы м#1123;шать Господа въ свои людскiя д#1123;лишки и винить Его за свои л#1123;ность, трусость и неграмотность. Н#1123;тъ, она опред#1123;ленно обвиняла во вс#1123;хъ и своихъ, и чужихъ несчастiяхъ т#1123;хъ, кому такъ много было дано и кто своего долга не исполнилъ. Она слушала, какъ при ней разсказывали о недостатк#1123; патроновъ и оружiя. Она молча и нехорошо улыбалась. — «Зач#1123;мъ не берегли», — думала она. Она то вид#1123;ла, путешествуя по тыламъ, брошенныя винтовки, воткнутыя штыками въ землю и ц#1123;лыя розсыпи патроновъ на оставленныхъ нами позицiяхъ. Она часто слышала, какъ восхищались «солдатикомъ», принесшимъ въ лазаретъ не брошенную винтовку, но она никогда не слыхала, чтобы обругали и т#1123;мъ бол#1123;е наказали солдата, пришедшаго безъ оружiя и патроновъ. Кто же былъ виноватъ въ этой распущенности и послабленiяхъ?… Все они же!.. Начальники!.. А теперь?… Офицеры республиканцы… Офицеры революцiонеры… А вотъ изъ за нихъ — эта каторжная жизнь, эта работа въ Парижской контор#1123; и выстукиванiе на маленькой стенографической машинк#1123; никому ненужныхъ и совс#1123;мъ неинтересныхъ приказанiй и писемъ «патрона».

Она п#1123;ла въ церковномъ хор#1123; Евлогiанской церкви. И она научилась компромиссу. Она пошла въ Евлогiанскую церковь потому, что тамъ регентъ былъ лучше и лучше оц#1123;нили ея голосъ. Она презирала себя за это, а вотъ все-таки не могла отказаться. Ей церковь давала такую отраду. Такъ радостно было придти въ нее въ воскресенье утромъ, когда еще никого н#1123;тъ, купить на три франка св#1123;чекъ и пойти ставить ихъ передъ иконами. Она гибко опускалась на кол#1123;ни, шептала съ д#1123;тства знакомыя молитвы, потомъ поднималась, и съ кр#1123;пкою ув#1123;ренностью въ нужности того, что она д#1123;лаетъ, ставила св#1123;чи. Она смотр#1123;ла на бумажныя иконы, на скромный иконостасъ — его она и другiя женщины колонiи сд#1123;лали своими руками — и ей казалось, что тутъ все таки есть правда, которая ушла изъ жизни. Она смущалась лишь однимъ — ей порою казалось, что и это ненастоящее, какъ вся ея жизнь стала ненастоящей. За св#1123;чнымъ ларемъ стоялъ отецъ дiаконъ. Онъ былъ коренастый, с#1123;дой, съ коротко остриженными волосами, похожiй въ узкомъ черномъ подрясник#1123; на ксендза. Онъ прiятнымъ баскомъ подп#1123;валъ ихъ маленькому хору. Но въ немъ не было того духовнаго, что привыкла она вид#1123;ть у дiаконовъ въ Россiи, и не могла она позабыть, что дiаконъ въ недавнемъ прошломъ — уланскiй ротмистръ и что у Сусликовыхъ онъ прекрасно подъ гитару поетъ цыганскiя п#1123;сни. И церковь и вся служба иногда вдругъ казались какими то призрачными, точно сонными вид#1123;нiями. И тогда являлось сомн#1123;нiе въ существованiи Бога.

Когда она возвращалась, ее встр#1123;чала «мамочка» и, криво улыбаясь, говорила:

— Ну что же ты намолила у твоего Бога. По крайней м#1123;р#1123; узнала, когда же мы вернемся въ Россiю?..