"Подвиг" - читать интересную книгу автора (Краснов Петр Николаевич)

XX

Еще во время вечеринки Ферфаксовъ улучилъ минуту и, отведя Нордекова въ сторону, сказалъ ему:

— Вы Ранцева знаете?

— Такъ не знакомъ, а слыхалъ. Онъ предс#1123;датель Марiенбургскаго полкового объединенiя. Мы съ нимъ контактъ держимъ.

— Удивительн#1123;йшiй по нашему времени челов#1123;къ… Рыцарь… Честность и офицерскiй долгъ… Такъ вотъ этотъ Ранцевъ мн#1123; говорилъ: — сюда изъ Чехо-словакiи прi#1123;халъ н#1123;кто Стасскiй. Въ прошломъ едва ли не революцiонеръ… Антимилитаристъ… Ну, да Ранцевъ, я васъ съ нимъ познакомлю, — вамъ все про него разскажетъ. Стасскiй считался когда то первымъ умомъ въ Россiи… Теперь глубокiй старикъ. Въ будущую субботу онъ читаетъ зд#1123;сь лекцiю о томъ, что происходитъ въ Россiи… Пойдемте… Входъ свободный. Три франка на покрытiе расходовъ.

— Непрем#1123;нно.

Это было слабостью Нордекова и Ферфаксова: — набираться чужого ума, ходить по лекцiямъ и докладамъ, которые бывали въ т#1123; времена въ Париж#1123; почти каждый день.

Нордековъ давно, еще въ годы своей Петербургской службы, слыхалъ о Стасскомъ. Теперь о немъ шум#1123;ли эмигрантскiя газеты. Отъ него ожидали глубокаго профессорскаго, академическаго анализа сущности сов#1123;тской власти. Ожидали откровенiя, пророчества.

Ранцевъ, встр#1123;ченный Нордековымъ у входа въ залъ, на вопросъ, зналъ ли онъ лично Стасскаго, отв#1123;тилъ:

— Я его, можно сказать, совс#1123;мъ не знаю. Одинъ разъ какъ то вид#1123;лъ его на вечер#1123; и слышалъ, какъ онъ говоритъ. Ужасный челов#1123;къ. По настоящему ему тогда уже было м#1123;сто гд#1123; нибудь въ тюрьм#1123;, или въ ссылк#1123;, а еще того лучше въ сумасшедшемъ дом#1123;, но, вы знаете, какъ было слабо наше правительство съ такими господами. «Стасскiй первый умъ Россiи»… «Стасскiй другъ графа Льва Николаевича Толстого», — какъ же такого сослать?… Съ нимъ нянчились… Его принимали въ великосв#1123;тскихъ салонахъ… Онъ пропов#1123;дывалъ самый крайнiй анархизмъ и антимилитаризмъ. Потомъ, говорятъ, раскаялся и перем#1123;нился. Умъ #1123;дкiй и оригинальный. Ему приписываютъ формулу: — «ни Ленинъ, ни Колчакъ». Мн#1123; разсказывали, что въ Крыму онъ бывалъ у генерала Врангеля, помогалъ ему своимъ в#1123;сомъ въ общественныхъ кругахъ, своимъ умомъ и богатыми знанiями. Въ Добровольческой армiи его даже будто полюбили, и онъ самъ изм#1123;нилъ свой взглядъ на «военщину», какъ онъ насъ называлъ… Онъ безъ коп#1123;йки очутился заграницей, но у него везд#1123; старые друзья. Онъ близокъ ко многимъ главамъ нын#1123;шнихъ правительствъ. Когда то съ ними разрушалъ Императорскую Россiю… Ему помогаютъ… Для него безкорыстно работаетъ наша молодежь… У него друзья и тамъ… Въ Россiи… Ея мучители — его бывшiе прiятели… Я думаю, онъ многое знаетъ, чего мы не знаемъ.

— Потому то вы и пришли… Я никогда раньше не видалъ васъ ни на какихъ докладахъ.

Какая то т#1123;нь проб#1123;жала по лицу Ранцева. Онъ точно нехотя отв#1123;тилъ:

— Отчасти и потому.

— Да, какъ можно не быть на такомъ доклад#1123;, -

воскликнулъ Ферфаксовъ. — Вы посмотрите весь эмигрантскiй Парижъ собрался сюда. Какой съ#1123;здъ!.. Этотъ докладъ событiе въ нашей б#1123;женской жизни.

У нихъ м#1123;ста были на хорахъ. Оттуда все было отлично видно. Залъ былъ небольшой, но пом#1123;стительный. На невысокой эстрад#1123; стоялъ, какъ полагается, длинный столъ, накрытый зеленымъ сукномъ, для президiума. На немъ лежали листы б#1123;лой бумаги, стоялъ графинъ со ржавой водой и стаканъ для оратора. Точно тутъ ожидался судъ. Кого будутъ судить на немъ: — Россiю, или эмиграцiю?..

Подъ гомонъ голосовъ и стукъ шаговъ залъ быстро наполнялся. Въ переднихъ рядахъ усаживались старые генералы. Они, какъ и вс#1123;, были въ скромныхъ пиджакахъ. Кое кто изъ чиновъ постарше над#1123;лъ сюртукъ ласточкой, или потертый «оффицiальный» смокингъ.

На краю перваго ряда въ длинномъ черномъ сюртук#1123; с#1123;лъ красивый старикъ #1138;едоровъ, другъ учащейся молодежи, взявшiй на себя тяжелую и неблагодарную работу стучать въ черствыя людскiя сердца и заставлять людей открывать тяжелые, набитые и легкiе скудные кошельки, чтобы помогать Русской молодежи, жаждущей знанiй. Его лицо, обрамленное с#1123;дою бородой было скорбно и устало. He легокъ былъ взятый имъ на себя крестъ помощи ближнему. Годъ отъ года оскуд#1123;вала рука дающаго, и сколько было нужно силы воли, характера, изобр#1123;тательности и любви къ учащейся молодежи, чтобы добывать средства! Новая нива росла, поднималась и требовала помощи. Полчища молодежи Русской устремлялись въ университеты и политехникумы, и кто имъ поможетъ?

Рядомъ съ нимъ с#1123;лъ, р#1123;зко выд#1123;ляясь на фон#1123; штатскихъ костюмовъ своей черной черкеской съ б#1123;лыми гозырями, генералъ Баратовъ, предс#1123;датель союза инвалидовъ. Одинъ просилъ для будущаго Россiи, другой просилъ поддержать т#1123;хъ, кто до конца исполнилъ свой долгъ передъ Родиной и, проливъ за нее кровь, сталъ инвалидомъ. Баратовъ медленно вытянулъ раненую ногу и положилъ вдоль нея черную палку съ резиновымъ наконечникомъ. Онъ снялъ съ с#1123;дой головы большую б#1123;лую папаху и, прив#1123;тливо, ласково оглянувъ залъ, сталъ раскланиваться со знакомыми, а знакомыми у него были вс#1123; слушатели.

Нордековъ, вс#1123;хъ положительно знавшiй, называлъ Ранцеву писателей: — 3. Н. Гиппiусъ, философа Д. С. Мережковскаго, М. А. Алданова, чьими романами онъ зачитывался, И. С. Сургучева, С. Яблоновскаго… представителей партiй и политическихъ группировокъ. А. Н. Крупенскiй по странной случайности оказался рядомъ съ П. Н. Милюковымъ, а подл#1123; молодого и задорнаго Каземъ-Бека ус#1123;лся старый Зензиновъ.

На лекцiю пришли Великiе Князья, и была одна Великая Княгиня, давнишнiй кумиръ Ранцева и Нордекова. Въ шелковыхъ рясахъ и въ строгихъ черныхъ пиджакахъ были и духовныя особы об#1123;ихъ расколовшихся церквей.

Стасскiй, всю свою жизнь вс#1123;хъ разъединявшiй, теперь объединилъ своею интересною лекцiей людей самыхъ различныхъ направленiй.

Залъ своимъ видомъ, не блестящимъ — н#1123;тъ, онъ былъ тусклъ и не наряденъ костюмами, но онъ блисталъ именами, каждое войдетъ со временемъ въ исторiю, — одни, какъ разрушители Императорской Россiи, другiе, какъ см#1123;лые и неутомимые борцы за великую Россiю, создатели Добровольческой армiи и всего «б#1123;лаго» движенiя, — показывалъ, что тутъ былъ весь Русскiй Парижъ.

Не мало было и иностранцевъ.

Рядомъ съ Нордековымъ высокiй красивый французъ по старинному съ длинной и узкой с#1123;дой бородкой говорилъ сопровождавшему его Русскому. Нордековъ невольно прислушался къ его словамъ.

— L'Europe est promise au plus douloureux avenir. Elle refuse de s'en rendre compte. C'est une aveugle volontaire. Qui pourrait lui dessiller les yeux? La presse

ne peut plus remplir le r#244;le pour qui elle avait #234;t#234; nagu?re cr#234;#234;e. Les juifs ont magnifiquement travaill#234;. Contre leur puissance et leur action, nous sommes totalement d#234;sarm#234;s. Dans notre sph?re individuellement, nous tenons de formuler la v#234;rit#234;. Mais nous sommes consid#234;r#234;s comme des prophкtes de mauvaise augure. Vous savez que le peuple n'aime pas #224; entendre la v#234;rit#234;. Les mensonges flattent son desir de s#234;curit#234;.

J'adore les mensonges.[1]

— Сейчасъ вы услышите правду, — отв#1123;чалъ ему по французски Русскiй.

— А… Правду! — съ большой горячностью сказалъ французъ. — Какъ хотите вы бороться противъ громадной еврейской организацiи? Она везд#1123;. Elle tient tous les carrefours.[2] Къ власти она пускаетъ только своихъ, «услужающихъ», или уб#1123;жденныхъ къ повиновенiю, или купленныхъ… Мы поб#1123;ждены, даже и не понимая того, что мы не боролись… Послушаемъ, что намъ скажетъ вашъ Illustre.[3] Вы мн#1123; будете переводить.

— Съ особымъ удовольствiемъ.

Президiумъ, и опять все имена, знаменитости, крупн#1123;йшiя величины л#1123;ваго и праваго лагерей — занялъ свои м#1123;ста за столомъ. Портьера позади стола распахнулась. Залъ разразился громомъ рукоплесканiй. Многiе встали. Рядомъ съ Нордековымъ какой то совершенно лысый челов#1123;къ неистово хлопалъ въ ладоши, весь перегнувшись за перила хоровъ. Изъ за эстрады къ столу подошелъ Стасскiй.