"За Веру, Царя и Отечество" - читать интересную книгу автора (Шамбаров Валерий Евгеньевич)

19. ЭНА

5-я и 6-я австрийские армии под командованием ген. Потиорека 7.9 перешли во второе наступление против Сербии. Но они встретили стойкую оборону, а создать подавляющего превосходства в силах не удавалось, так как все резервы направлялись в Галицию. Мало того, из-за поражений от русских Конрад снова должен был снимать с Сербского фронта дополнительные контингенты и перебрасывать ко Львову. Поэтому наступление Потиорека вылилось в тяжелые позиционные бои без каких-либо успехов. Отстоять Сербию помогали и русские. Моряки Дунайской флотилии доставляли в Белград оружие, боеприпасы, продовольствие. В составе сербской армии воевал батальон, сформированный из русских добровольцев — в основном, студентов. Были развернуты несколько госпиталей, присланных по линии Славянского Общества.

На морях в это время совершенно неожиданно как для британского, так и для германского командования вдруг во весь голос заявило о себе новое грозное оружие — подводные лодки. 5.9 немецкая субмарина U-21 впервые потопила боевой корабль — английский легкий крейсер «Патфайндер». 13.9 британцы расквитались — их подлодка Е-9 отправила на дно германский легкий крейсер «Хель». 14.9 немецкие подводники побезобразничали на Балтике, возле устья Финского залива, уничтожив несколько мелких транспортных судов. А 22.9 лейтенант Отто Веддиген на субмарине U-9 (причем устаревшей конструкции, имевшей довольно низкие боевые характеристики) обнаружил британские броненосные крейсера «Абукир», "Хог" и «Кресси», которые несли дозорную службу между устьем Темзы и голландским берегом. Ходили без охранения, без каких-либо мер предосторожности, на скорости всего 10 узлов, а потом «Хог» и «Кресси» легли в дрейф. И подлодка, подобравшись вплотную, торпедами потопила их одного за другим с 4 тыс. чел. экипажа. И все прежние теории морской войны рухнули…

А на Западном фронте благоприятные возможности, возникшие для армий Антанты после победы на Марне, остались неиспользованными. Разрыв между 1-й и 2-й германскими армиями противнику не удавалось закрыть еще неделю, что при энергичном преследовании грозило им катастрофой. Однако французы и англичане, тоже повыбитые и измотанные, продвигались вяло, и вклиниться в боевые порядки врага не сумели. Немцы оторвались от них и отошли на 60 км севернее, заняв оборону по рекам Эна и Вель. Французские и британская армии вышли на этот рубеж 13.9 и начали атаки. Разгорелась кровопролитная битва на Эне, ожесточенные лобовые столкновения продолжались до 15.9, однако закончились безрезультатно. Обе стороны окончательно выдохлись и стали зарываться в землю. В ротах германской гвардии осталось по 50 чел. вместо 300, а, например, в полку Августы из 60 офицеров в строю осталось 7. У немцев тылы были совершенно расстроены, возникли большие трудности со снабжением и боеприпасами. Положение их противников тоже было далеко не блестящим.

Но в результате этих сражений у обеих сторон оказался открытым фланг пространство в 200 км между позициями на Эне и Северным морем осталось не занято никем. И французское командование попыталось обойти немцев с запада. На участок р. Уаза были брошены кавалерийский корпус, пехотная дивизия из 6-й армии, территориальные части д`Амада, сюда стали перебрасывать еще один корпус из Лотарингии. Но и немцы попытались воспользоваться открытым флангом и уже двинули туда свой корпус и кавдивизию. 16.9 произошел встречный бой, длившийся 2 дня и не принесший успеха ни тем, ни другим. Понесли потери и стали закрепляться на достигнутых рубежах. Французы стали сколачивать новую группировку для следующей попытки обхода. И немцы делали то же самое. Что опять привело к встречному бою на фланге, который закончился «вничью». Так начались операции, получившие название "бег к морю". После Уазы произошли аналогичные сражения на Сомме, потом у Арраса. Перебрасывались войска с пассивных участков, вступали в горячие, но скоротечные схватки, затем энергия иссякала и следовал переход к обороне, а командование уже готовило новый «скачок». Те и другие, желая опередить противника, спешили. Вводили силы одинаково "мелкими порциями", и решающего успеха не добивался никто.

Из опыта первых сражений армиям всех воюющих государств пришлось делать свои выводы и переучиваться. Англичане ломали теперь головы над средствами противолодочной обороны. Французы учились окапываться. И наконец-то переодевали свою разодетую петухами армию в защитную форму тускло-голубую. Наверстывали и свое отставание в тяжелой артиллерии, причем в значительной мере за счет России. Ведь для реализации программы перевооружения русское военное министерство предпочло разместить заказы на тяжелые орудия на французских заводах. И теперь Франция быстренько прибрала готовые пушки для нужд собственной армии.

Переучивались и немцы. Они стали увеличивать интервалы в атакующих цепях, перенимать у русских движение перебежками, хотя внедрялись эти нововведения не сверху, а снизу, по указаниям командиров полков, дивизий, корпусов — но инициатива в германской армии поощрялась. А у австрийцев перенимали науку обороны — вместо отдельных стрелковых ячеек стали рыть траншеи, выставлять ограждения из колючей проволоки, строить не одну, а несколько линий окопов. Марна, тяжелые бои в Пруссии, поражения австрийцев похоронили все германские расчеты на "веселую и освежающую" "войну до осеннего листопада". Потери оказались неожиданно огромными. А впереди замаячила угроза затяжной войны — которая потребует и от армии, и от народа еще больших жертв. Чтобы оправдаться перед общественным мнением, требовались "козлы отпущения". И таковым явился Мольтке. Его отправили в отставку, а начальником штаба Верховного Главнокомандующего стал относительно молодой и энергичный ген. Фалькенгайн, прежде занимавший пост военного министра.

В доктрины Шлиффена он верил как в Евангелие и тоже начал искать "быстрое решение" в сложившейся ситуации. Для этого предполагалось на Востоке вместо прежней оборонительной стратегии активно поддержать австрийцев и совместно с ними нанести сокрушающий удар русским. А на Западе требовалось выиграть "бег к морю", занять порты на севере Франции, пресекая переброски из Британии, и разместить в этих портах базы своих подлодок и миноносцев, обрушив их на англичан. И прорвать фронт в двух местах — на приморском фланге и под Верденом — была уверенность, что после обстрела "Толстыми Бертами" эта крепость тоже падет и во фронте образуется «дыра». Но разумеется, данные планы требовали дополнительных сил. И Фалькенгайн их изыскивал, объявив внеочередной призыв тех, кто подлежал мобилизации лишь в следующем году, что дало 400–500 тыс. чел. Отменялись льготы и отсрочки ряду категорий, прежде освобожденных от службы. Набирались добровольцы, и не только в Германии. В немецкую армию вступали многие шведские офицеры, зараженные идеологией пангерманизма, американцы и латиноамериканцы германского происхождения. Социалист Ю.Пилсудский создавал польские части. Было сформировано 6 новых корпусов, из которых 5 предназначалось во Францию, 1 — в Польшу.

Но провал прежних планов требовал и поднять каким-то образом "дух нации". Дать стране не только "козлов отпущения", а и «героев». И представляется весьма любопытным, что только во второй половине сентября, через 3 недели после победы над Самсоновым, в Германии началось вдруг ее массированное «осмысление». Потому что это была единственная «чистая» победа, одержанная к этому времени. Как раз тогда стали задираться вверх и без того дутые изначальные цифры русских потерь — дескать, сперва плохо сосчитали. И вспомнили, что неподалеку от места боев расположена деревня Танненберг, возле которой в 1410 г. «славяне» — поляки, литовцы и русские разгромили крестоносцев (в польской и российской традиции эта битва называется Грюнвальдской, а у немцев — битвой при Танненберге). И победу в Пруссии тоже окрестили "битвой при Танненберге", преподнося ее как "суд возмездия", как реванш за поражение предков. Что являлось абсолютной чушью — крестоносцы ничьими предками быть не могли, поскольку давали обет безбрачия, а большинство пруссаков и померанцев происходят как раз от местных славянских племен, сменивших веру и язык, и среди прусского дворянства очень часто встречаются «славянские» фамилии. Но что касается огромного количества пленных, то это похоже на правду — только если брать вместе с гражданскими лицами, которых в Германии и Западной Польше объявили пленными. Так почему бы не приврать, приплюсовав их к "Танненбергу"?

И германская пресса начала широкомасштабную рекламную кампанию, объявляя новую битву «Танненберг» величайшей победой в истории всех войн и народов, "новыми Каннами". По городам Германии вывешивались флаги, звонили колокола, устраивались торжества и праздничные шествия (с трехнедельным опозданием). А параллельно по обычным методикам "делания звезд" начал создаваться образ народного героя — Гинденбурга, спасшего страну от "диких славянских орд". Правда, особыми талантами он не блистал, и Хоффман, устраивая для высокопоставленных лиц экскурсии по своему штабу, пояснял им: "Вот здесь фельдмаршал Гинденбург спал перед битвой при Танненберге. И после битвы при Танненберге. И, между нами говоря, во время битвы при Танненберге". Конечно, это было лишь злым анекдотом, на выдумку которых был горазд Хоффман. Но апатичный Гиндербург и впрямь осуществлял лишь номинальное руководство операцией, а фактическое — Людендорф. Только не станешь же объяснять это в газетах. Да и вообще, для сентиментального германца очень уж хорошо подходил в качестве кумира 67-летний "дедушка Гинденбург", мужественный и мудрый, ворчливый и грубоватый. И в стране стал внедряться настоящий культ Гинденбурга. Ему воздвигались памятники и бюсты, присваивались почетные степени университетов, в его честь переименовывали улицы, города, строящийся крейсер. К нему ежедневно пошли тысячи писем, со всех концов приезжали делегации с подарками и восхвалениями, а школьникам задавали сочинения на тему "Любимый добрый Гинденбург".

В связи со срывом «блицкрига» пришлось менять и более фундаментальные пропагандистские ориентиры. Спасение Австро-Венгрии от русских в качестве цели войны больше не годилось. Потому что и Австро-Венгрии, получалось, не помогли, да и жертвы оказывались слишком уж большими, и напрашивался вопрос — а стоит ли класть столько жизней ради интересов союзницы? И пропаганда стала делать упор на другом — что речь идет о существовании самой Германии, которую коварно «заманили» в войну и взяли "в окружение" Англия, Россия и Франция. Но одновременно германское руководство развернуло широкомасштабные планы геополитических, экономических и материальных ориентиров, за которые ведется борьба. Такие разработки возглавил канцлер Бетман-Гольвег, в сентябре предложивший промышленным и банковским кругам, руководству политических партий и лидерам Рейхстага "Памятную записку о целях войны".

В ней предусматривалось уничтожение Франции как великой державы, взыскание с нее такой контрибуции, от которой она никогда не оправилась бы. Предполагалась ликвидация британского господства на континенте, лишение Англии флота, Индии и Египта. Ну а Россия должна быть "изгнана из Европы" и «надломлена» настолько, чтобы никогда больше "славянская угроза не нависала над Европой". Аннексировались Бельгия, Люксембург, еще остающаяся у французов часть Лотарингии. Предусматривалось введение прямого германского контроля над бельгийскими и французскими шахтами, железными дорогами, частью промышленных предприятий. Но основные присоединения виделись на Востоке. Россию ожидала большая программа аннексации, которая последует "за опрокидыванием русских границ" и "прекращением русского правления над нерусскими народами". Канцлер считал необходимым отчленение Прибалтики, Финляндии, Польши, Кавказа.

И в результате войны должна была возникнуть могущественная "Срединная Европа". Бетман писал: "Абсолютно императивным является требование, чтобы Срединная Европа, включая регионы, полученные Германским Рейхом и Австро-Венгрией в качестве призов победы, образовывали единую экономическую общность. Нидерланды и Швейцария, три скандинавских государства и Финляндия, Италия, Румыния и Болгария будут присоединены к этому ядру постепенно… Великая Германия включит в себя Бельгию, Голландию, Польшу как непосредственные протектораты и Австрию как опосредованный протекторат". Запад и Восток должны будут подчиниться "Срединной Европе", а "вся Юго-Восточная Европа" окажется "лежащей у наших дверей культурной колонией".

Установки канцлера дали старт более детальным разработкам подобных проектов. Так, официально от правительства это было поручено фон Шверину, считавшему главной задачей "расчленение России и отбрасывание ее к границам, существовавшим до Петра I, с последующим ее ослаблением". Занимался данными вопросами и видный теоретик Ф. Науманн, писавший: "Россия должна быть отброшена назад настолько далеко от германской восточной границы, насколько это возможно, а ее доминирование над нерусскими вассальными народами должно быть сокрушено… Мы должны создать центральную европейскую экономическую ассоциацию посредством единого таможенного договора, который включал бы в себя Францию, Бельгию, Голландию, Данию, Австро-Венгрию, Польшу и, возможно, Италию, Швецию и Норвегию. Эта ассоциация не будет иметь какой-либо единой конституционно оформленной высшей власти, и все ее члены будут формально равны, но на практике будут находиться под германским руководством и должны стабилизировать германское экономическое доминирование". Активно подключились к планированию и промышленники. Их позицию изложил А. Тиссен, указывавший: "Россия должна лишиться балтийских провинций, части Польши, Донецкого угольного бассейна, Одессы, Крыма, Приазовья и Кавказа". Ему вторила ассоциация промышленников Рура, требовавшая "Украину вплоть до Дона, Крым и Кавказ", чтобы "не тормозить сырьевую обеспеченность Срединной Европы".

В общем, все маски были сброшены. И вместо предлогов благородного союзнического альтруизма стало открытым текстом разъясняться, что и где следует прибрать к рукам. Однако германская общественность восприняла это с полным пониманием. И даже с удовлетворением. Признавая, что такие цели для Германии действительно являются уважительными. И стоят того, чтобы за них повоевать.