"Самая страшная русская трагедия. Правда о Гражданской войне" - читать интересную книгу автора (Буровский Андрей)

В 1919 году Петроградский совет лишил хлебной карточки мою прапрабабушку, Капитолину Егоровну Спесивцеву, в девичестве Филатову. Она умерла от голода.

Книга посвящается светлой памяти этой хорошей, умной женщины и всех других россиян, которые НЕ готовили страшной братоубийственной бойни, НЕ участвовали в ней — но сделались ее жертвами.

За помощь в работе над этой книгой я благодарю своих друзей:

— Александра Рониса — за ряд ценных консультаций о вооружениях и снаряжении Гражданской войны;

— Дмитрия Верхотурова — за обсуждение многих важных моментов политики;

— Андрея Федорова, Сергея Якуцени и Андрея Балабуху — за обсуждение рукописи и ценные фактологические сведения.

Буровский A.M.

Глава 3 СОЗДАНИЕ СИСТЕМЫ

Изначально коммунисты были убеждены, что народные массы будут с упоением строить светлое будущее. Коммунисты охотно отдавали власть «трудящимся» — и судебную, и государственную, и в армии.

Но очень быстро выясняется — «народные массы» вообще не хотят ничем управлять и не собираются строить ни коммунизм, ни вообще чего бы то ни было.

Чтобы воплощать в жизнь утопию социализма, большевикам придется опираться не на «массы», а на «аппарат насилия», на созданное ими государство. К счастью для большевиков, это тоже не очень расходится с их идеологией: они ведь строят государство «диктатуры пролетариата». К февралю 1918 года уже появился штат «своих» людей. Тех, кто служит за деньги, пайки, какие-то блага. Аппарату можно приказать, совслуги будут выполнять волю начальства, а не свою собственную.

«Как известно», Ленин творчески развил наследие Карла Маркса. В определенной степени так оно и есть: все положения Карла Маркса Ленин довел до какой-то болезненной, патологической крайности. Он абсолютизировал учение о классах и классовой борьбе, заострил до предела все вопросы построения коммунистического общества…

Одновременно Ленин вымарал из Карла Маркса все, что его не устраивало. Например, идею постепенного отмирания государства по мере движения к коммунизму. Нет у Ленина никакого такого «отмирания».

Есть у Ленина только и исключительно теория «пролетарского государства». И никакого расширения прав и свобод при коммунизме у Ленина тоже нет. Есть только описание разных форм насилия, чинимого в том самом «пролетарском государстве», его идеале. «Научное понятие диктатуры означает не что иное, как ничем не ограниченную, никакими законами, никакими абсолютно правилами не стесненную, непосредственно на насилие опирающуюся власть».

Зачем нужно насилие? Причина? «Этот период неминуемо является периодом невиданно ожесточенной классовой борьбы, невиданно острых форм ее, а потому и государство этого периода должно быть по-новому (курсив Ленина. — Л.Б.) демократическим (для пролетариев и неимущих классов вообще) и по-новому диктаторским (против буржуазии)».[86]

По Марксу, построить коммунизм можно только путем насилия. А по Ленину, вообще не остается ничего, кроме насилия. В своей книге «Государство и революция» он пишет предельно четко и ясно (не в первый раз): «Оппортунизм не доводит признания классовой борьбы до самого главного… до периода свержения буржуазии и полного уничтожения ее» (разрядка Ленина. — А.Б.).[87]

А после уничтожения буржуазии?

«Все граждане превращаются здесь (в новом государстве. — А.Б,) в служащих по найму у государства, каковыми являются вооруженные рабочие. Все граждане становятся служащими и рабочими одного всенародного, государственного «синдиката»… Все общество будет одной конторой и одной фабрикой с равенством труда и равенством оплаты… Уклонение от этого всенародного учета и контроля неизбежно сделается таким неимоверно трудным, таким редчайшим исключением, будет сопровождаться таким быстрым и серьезным наказанием… что необходимость соблюдать несложные, основные правила всякого человеческого общежития очень скоро станет привычкой».[88]

В общем, должно возникнуть государство-монолит, в котором нет ни малейших прав или гарантий личности, да и самих личностей нет. Есть только винтики гигантского механизма — как в древнейших и примитивнейших государствах Древнего Востока, в Древнем Египте или в Шумере. Поведение «винтиков», их абсолютную лояльность этому государству-машине гарантируют рычаги государственного насилия. Например, рычаги распределения пищи: «Хлебная монополия, хлебная карточка, всеобщая трудовая повинность являются в руках пролетарского государства… самым могучим средством учета и контроля… Это средство контроля и принуждения к труду посильнее законов конвента и гильотины».[89]

Напомню, что конвент — орган диктатуры Французской революции 1991–1993 годов, а гильотина — способ рубить головы… очень много голов, Как видно, Ленин больше рассчитывает на хлебную монополию, чем на гильотину. Думает, так лучше получится.

А наверху государства ее организаторы — это «вооруженные рабочие». Они же — «люди практической жизни, а не сентиментальные интеллигентики, и шутить с собой они едва ли позволят».[90]

Но вообще-то Ленин «вооруженными рабочими» и просто «рабочими» называет чаще всего самого себя и своих «братьев по партии». Кадровых рабочих он как раз не любил, и чем выше квалификация, тем сильнее эта ленинская нелюбовь. Вскоре рабочие будут восставать против большевиков, и Ленин будет называть их не иначе как «обывателями», «мещанами» и «черносотенной сволочью», «лакеями буржуазии» и «шовинистами».

«Рабочими» же почему-то Ленин называл всегда городскую шпану, уголовников и деклассированные элементы. На них, стало быть, и надежда.

По отношению же к трудящимся «защитники их интересов» «от трудовой повинности в применении к богатым советская власть должна будет перейти… к большинству трудящихся, рабочих и крестьян».[91]

Такая вот цель — построение государства, в котором все жители будут собственностью и рабами своего владельца — государства.

Такое государство в наше время называется тоталитарным. Тогда не было такого названия, это название введет немецкая исследовательница Ханна Арендт в 1947 году. Современники не сомневались, что большевики строят не просто еще одно государство и вовсе не какую-то новую Россию, а государство совершенно нового типа. Нечто невиданное и неслыханное. Особого научного названия для такого государства у них не было, и они называли его тремя разными способами: Советская Россия, Советская республика или Совдепия.

Последнее название может показаться неуважительным для людей XXI века, — и звучание у него какое-то странное, и указывает название не на страну, а на политический строй.

Для всех, кто не разделял убеждения коммунистов, то есть для 90 % населения России 1918 года, слово «Совдепия» звучало чуждо, смешно и дико. Они употребляли именно это слово, вкладывая в него заряд немалой иронии. Если для нас это слово звучит так же, это означает одно — по своей исторической психологии мы, россияне XXI века, намного ближе к белым, чем к красным.

Но для советских Совдепия не звучало смешно — они любили сокращения и аббревиатуры. А отрыв названия государства от слова «Россия» их только радовал — они-то патриотами не были. Они хотели построить Всемирное государство, которое управлялось бы Советом Депутатов — Совдепию. Слово использовалось в официальных документах, считалось самым что ни на есть лояльным.

После сталинского переворота это название стало скрываться — как и большая часть реалий Гражданской войны. Десятилетиями людей в СССР воспитывали так, что в романах и в фильмах слово «Совдепия» употреблял или белогвардеец — садист и палач, или предатель, или иностранный шпион. Возникла традиция считать слово «Совдепия» не самоназванием, а неким вражеским выпадом.

Раз такая традиция есть, я буду в основном использовать название «Советская республика». Оно достаточно точно и отражает суть нового государства: привязку не к исторической России (этого не было), а к новому политическому строю.

Но от названия не меняется суть, и главный вопрос: кому нужно это государство в 1917 году, в России? Кто может помочь Ленину и его шай… его партии строить такое государство?

Большевики долго не имели устоявшейся символики, кроме красного знамени. Символами были и звезды красного, белого и синего цвета, и свастики красные, белые и черные. Даже в 1919 году некоторые самолеты в эскадрильях Красной Армии несли на крыльях или фюзеляже изображение свастики.[92]

Переход от опоры на вольницу к опоре на аппарат ярко проявился во время переезда Совнаркома из Петрограда в Москву, провозглашенную столицей 11–12 марта 1918 года. Матросы-анархисты вовсе не хотели отпускать «свое» правительство, привычное и удобное, вынужденное раз за разом выполнять волю пьяных расхристанных «масс». Прослышав об отъезде, они нападают на поезд и, не будь латышских стрелков, наверняка разгромили бы его и убили членов Совнаркома. Но немцы и латыши отстрелялись, перебили немало «братков», дали благополучно уехать.

Урок коммунисты усвоили.

В апреле 1918 года большевики, опираясь на Красную Армию, разоружили и расформировали отряды Красной гвардии — той буйной вольницы, которая и привела их к власти.

Первый Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов собирается 1 июня 1917 года. Второй Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов — 25 октября, в канун Октябрьского переворота.

А ведь есть еще и крестьянские Советы… 10–25 ноября 1917 года проходит Чрезвычайный Всероссийский съезд Советов крестьянских депутатов. Уже 26 ноября — 10 декабря 1917 года — Второй Всероссийский съезд Советов крестьянских депутатов. Началось объединение Советов разных групп населения, выстраивание стройной системы Советов.

13 января 1918 года прошло слияние двух съездов: Третьего Всероссийского съезда Советов крестьянских депутатов и Третьего Всероссийского съезда Советов рабочих и солдатских депутатов. К марту 1918 года процесс слияния Советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов окончательно завершился. Тогда же (10–11 марта) Советское правительство переехало из Петербурга в Москву, что есть очень символический поступок.

4-10 июля 1918 года Пятый Всероссийский съезд Советов принял Конституцию Советской России. Он официально закрепил создание нового политического строя: Советской власти. Рождаться же строй начал полтора года назад, в марте 1917 года.

Внутри этой системы Советов идет борьба большевиков за свою однопартийную диктатуру. 1 апреля 1918 года настал конец анархистов. Большевики обвинили их в том, что анархисты, мол, бандиты, что разбойники по всей России выступают под их лозунгами.

Во-первых, кто бы говорил, а во-вторых, бандиты чаще всего не имели никакого отношения к партии анархистов. Дикая, вечно пьяная вольница до прихода большевиков к власти называла себя большевиками, а потом, естественно, сделалась не большевистской. Ведь эта вольница была способна только «бороться» с кем-то, на чем и строила свою жизнь. Не выступать же под знаменами правящей партии…

1 апреля большевики взяли штурмом 25 особняков, в которых засели члены партии анархистов. Это в одной Москве, а то же самое делалось по всей Советской России.

Анархистов тут же вывели из состава ВЦИК. Что характерно, меньшевики и правые эсеры согласились с решениями большевиков. И стали следующей жертвой: 15 июня из ВЦИК исключили правых эсеров и меньшевиков. Мол, в восстаниях в Поволжье и Ярославле участвовали представители этих партий, они «предали революцию».

В правительстве участвовали теперь, кроме большевиков, только левые эсеры… Недолго! 6 июля левый эсер Яков Григорьевич Блюмкин убил немецкого посла Мирбаха. Это убийство коммунисты уже тогда объявили совершенно мерзкой попыткой эсеров подставить их, безгрешных коммунистов. Такова же была и официальная версия весь срок существования СССР. Но есть много причин сомневаться в этом:

1. Мирбах был сторонником того, чтобы свергнуть большевиков и заменить их если даже социалистами — то умеренными. Это очень пугало как большевиков, так и многих в немецком правительстве.

2. Данные о том, что ВЧК готовит террористический акт против Мирбаха, немцы получали несколько раз. Мер не приняли — видимо, не имели ничего против?

3. Убийцы Мирбаха, Блюмкин и Андреев, забыли в германском посольстве мандаты на встречу с Мирбахом, подписанные Дзержинским и с печатью ВЧК. Прибывший на место гибели посла Дзержинский тут же объявил их «поддельными», опустил в карман… С тех пор мандатов никто никогда не видел.

4. Убийца Мирбаха Блюмкин не только не пострадал — он был направлен на другую работу (с повышением) и сделал блестящую карьеру в ЧК. Погубило его знакомство с Троцким — уже в 1929 году…

5. Очень странно вел себя Дзержинский — тут же, из германского посольства, отправился в восставший полк ВЧК с тремя людьми, дал себя арестовать и мирно пил чай с «арестовавшими» его боевиками — пока (часов через пять) латышские стрелки во главе с Вацетисом его не освободили.

6. Странно вели себя и левые эсеры — они не только не убили Дзержинского (если уж арестовали…). Они вообще решительно ничего не делали.

Поэтому многие современники событий сомневались, а многие историки сегодня сомневаются — был ли вообще заговор левых эсеров. Похоже, была все же провокация…

А нужна эта провокация была не только, чтобы «убрать» неудобного Мирбаха, но и чтобы изгнать из правительства левых эсеров. Что и было сделано.

V съезд Советов 10 июля 1918 года принял первую советскую Конституцию. Конституция провозгласила «установление диктатуры городского и сельского пролетариата и беднейшего крестьянства в виде мощной Советской власти».

Цель диктатуры пролетариата определялась очень просто: организация мировой революции, «полное и беспощадное подавление буржуазии», уничтожение эксплуатации человека человеком.

Все граждане были обязаны трудиться и «охранять завоевания социалистической революции».

«Руководствуясь интересами рабочего класса в целом, Российская Федеративная Советская Республика лишает отдельных лиц и отдельные группы лиц прав, которые используются ими в ущерб интересам социалистической революции».

Ни о каких правах человека в Конституции речь не шла; не упоминались неприкосновенность личности, жилища, переписки, имущества, частной жизни. Логично — ведь Конституция откровенно подавляла одних, а интересы других, «как известно», полностью совпадали с интересами пролетариата.

Согласно Конституции, 1 голос рабочего на выборах приравнивался к 5 голосам крестьян. Всяких политических прав лишались «буржуи»: бывшие сотрудники полиции, члены императорского дома, «монахи и духовные служители церквей и религиозных культов», частные торговцы и все, кто нанимал работников, то есть эксплуатировал других людей. В том числе крестьяне, нанимавшие сезонных рабочих, и интеллигенты, державшие прислугу. Лишение прав главы семьи распространялось на всех членов семьи.

Численность населения Советской республики лета 1918 года определяют от 75 до 80 млн человек. Из них полные гражданские права имели только 10–12 млн человек — горожане (10–15 %).

«Трудящиеся крестьяне» — порядка 45–50 млн человек, имели права не в полном объеме (50–60 %).

Не менее 7–8 млн человек были «лишенцами». С членами семей — порядка 25 млн человек (порядка 30–35 %).

Получается чисто феодальное государство, в котором есть аристократия, народ и рабы. Все, как в Древней Персии или в Спарте.

«Так через 8 месяцев после захвата власти «государство нового типа» обрело свои очертания:

1. Концентрация всей власти в руках группы частных лиц (pars = часть), претендующих на обладание абсолютной истиной.

2. Подчинение этой власти слитого с ней госаппарата, стремящегося к политической, экономической и информационной монополии, к управлению всей жизнью подданных.

3. Обеспечение этой монополии органами неограниченного террора, открытая дискриминация неугодных групп населения.

Названный позже тоталитарным, такой строй был неприемлем: социалистам потому, что большевики отрицали демократические начала и отказывались делить с ними власть; государственникам потому, что большевики предали в войне интересы России и разрушали все правовые и духовные ценности, на которых веками стояла страна. Эти две силы и возглавили сопротивление».[93]

Первые параграфы Конституции РСФСР 1918 года гласили, что Советская республика (Совдепия) является лишь первой стадией объединения трудящихся всего мира в Мировую Советскую Республику. Планировалось перенести установленный Конституцией политический строй на весь мир.

Добавим к этим странностям еще странности покушения на Ленина:

1. Очевидцы покушения 30 августа 1918 года показывали разное: что стрелял мужчина; что стреляли двое, мужчина и женщина; что стрелял мужчина, одетый женщиной.

И шофер Ленина Гиль, и задержавший Фанни Каплан С. Батулин до конца не были уверены, что стреляла именно она. Сам Ленин, как только Гиль подбежал к нему, спросил: «Поймали ЕГО или нет?»

2. Кроме Фанни Каплан (Фейги Ройд), было арестовано еще четыре человека, из которых трое отпущено, а один немедленно расстрелян.

3. Каплан физически не могла бы попасть в человека из револьвера: после взрыва бомбы на конспиративной квартире она была почти инвалидом. И зрение почти нулевое, и состояние нервной системы не позволяло попасть даже в слона.

4. Сразу после ареста Каплан доставлена на Лубянку. Там она не дает никаких внятных показаний. Через сутки Свердлов лично увозит ее в Кремль… А комендатура и охрана Кремля подчинялись только ему.

Там Каплан внезапно, 2 и 3 сентября, дает показания о принадлежности к эсерам, о подготовке покушения… после чего ее собственноручно расстреливает комендант Кремля Малков, и труп сжигает в железной бочке все тот же Малков вместе с пролетарским поэтом Демьяном Бедным.

Для сравнения: убийцу Урицкого Л. Кенигиссера пытали и допрашивали почти год, чтобы установить все его связи.

5. Окончательно вина Каплан и эсеров была «доказана» в 1922 году, на показательном процессе эсеров, и «доказательствами» стали показания «раскаявшихся» боевиков. Впрочем, все эти показания невероятно перепутаны.

И у современников, и у ученых не было сомнений — Ленина ранила не Каплан. Уже в 1918 году уверенно говорили о том, что за покушением стоят очень непростые отношения внутри самой кремлевской «команды». Собственно, ранение Ленина было бы выгодно ВСЕМ. Именно ранение, а не смерть. Ленин нужен был живым, но слабым… покорным… управляемым… Боящимся, наконец! Чтобы соратники могли бы заслонить его своими широкими спинами…

Вопрос, кто именно из дорогих партайгеноссен мог реально осуществить операцию? ВЧК? Но Дзержинскому меньше всех нужна такая комбинация. Место главы ВЧК давало ему такую власть и такую независимость, что от добра добра не ищут.

А вот Свердлову… Фактически второй человек в государстве… Глава Советов. Но, помогая искоренять левых эсеров, сам подрубил сук, на котором сидит: в однопартийном государстве роль Советов неизбежно падала. К июлю 1918 года между Лениным и Свердловым наметились серьезные противоречия.

После же ранения, отправив Ленина в Горки «лечиться и отдыхать», Свердлов занял его кабинет, сосредоточив в своих руках руководство Совнаркомом, ЦК партии и ВЦИК Советов. Ленин сумел вернуться к рычагам власти только 18 октября. А весь период горкинского заточения Ленина Дзержинский находился… в Швейцарии. Он не согласовал свое отсутствие ни с кем — просто бросил все и уехал на два месяца. Видимо, выжидал развития событий, считал для себя небезопасным пребывать в Москве.

Ну, а Свердлов прожил на свете меньше пяти месяцев после возвращения Ленина к власти. И в смерти его как бы от гриппа очень, очень много своих странностей…

Ленин, кстати, был единственным из ЦК, кто к больному соратнику ни разу не зашел.

А должности Свердлова буквально назавтра после его смерти были рассредоточены.