"Две повести. Терунешь. Аска Мариам" - читать интересную книгу автора (Краснов Петр Николаевич)

X

Отъ аббуны Петроса я вернулся домой уже вечеромъ. Утомленная празднествомъ, Аддисъ-Абеба спала. Зв#1123;зды мирно св#1123;тили на безоблачномъ неб#1123;, очертанiя предметовъ въ ясномъ и р#1123;дкомъ воздух#1123; рисовались безобразными черными пятнами. Въ хижин#1123; моей было темно. Вс#1123; вещи уже были уложены, вьюки заготовлены. Я зажегъ фонарь и осмотр#1123;лся. Постель и вещи Терунешь были не тронуты, хижина была пуста. Очевидно, она еще не возвращалась. Но мозги мои отяжел#1123;ли отъ излишне выпитаго тэча, голову ломило, и я не сталъ раздумывать о томъ, куда могла д#1123;ваться абиссинка. Слуги спали, и лишь у дверей калитки сонный «забанья»[15] окликнулъ меня. Я прошелъ къ своимъ ящикамъ, зам#1123;нявшимъ мн#1123; постель, легъ и скоро заснулъ тяжелымъ, пьянымъ сномъ. Проснулся я еще ночью. По крайней м#1123;р#1123;, въ хижин#1123; было темно, и зв#1123;зды гляд#1123;ли мн#1123; въ окна. Тоска давила мн#1123; грудь. Какая-то унылая п#1123;сня звен#1123;ла и переливалась за ст#1123;ной — это она и мучила меня во сн#1123;, терзала, и не давала покоя. П#1123;лъ женскiй голосъ, сбивался и снова заводилъ грустную п#1123;сню. Я прислушался. Слова, перебиваемыя трелями и фiоритурами, звучали явственно. Это была п#1123;сня тоски по чужеземной стран#1123;, въ которую но можетъ, въ силу привязанности къ родин#1123;, попасть абиссинецъ. Я слышалъ теперь явственно каждое слово африканской п#1123;сни:

Доро энкуляль энжи, Атуоддэмъ арьера. Ямосковъ агэръ Мытууа бахэръ лай лиммара.[16] {* Точная абиссинская п#1123;сня. Переводъ ея: Любитъ курица яйца, А коровье молоко не любитъ. Возьми меня въ Россiю, Въ свой заморскiй домъ.}

П#1123;ла женщина, кончала куплетъ и заводила его опять сначала.

Я не вытерп#1123;лъ и окликнулъ: — кто тамъ?

П#1123;нiе прекратилось, дверь прiотворилась, и въ хижину мою вошла некрасивая, изрытая оспой, сестра Терунешь — Уоркнешь.[17]

— Что случилось? Зач#1123;мъ ты зд#1123;сь?..

— Проводить тебя, Гета, вм#1123;сто жены твоей.

— А гд#1123; же Терунешь? — тревожно спросилъ я. Предчувствiе чего-то недобраго охватило меня.

— Она въ тюрьм#1123;. Закована въ ц#1123;пи и посажена въ тюрьму.

— За что?

— Вчера, когда негусъ подъ#1123;зжалъ къ Геби, она бросилась къ его мулу съ криками: отпусти меня къ московамъ! Ее схватилъ Азачъ Гезау и ее допрашивали. Она опять просилась отпустить ее въ Московiю и ссылалась на любовь къ теб#1123;. По нашему обычаю, челов#1123;къ, который хочетъ изм#1123;нить своему отечеству, долженъ быть закованъ и посаженъ въ темницу, до т#1123;хъ поръ, пока ему невозможно уже будетъ б#1123;жать.

— А потомъ?

— Потомъ его освобождаютъ. Терунешь послала своего ашкера предупредить меня о своемъ заточенiи, и когда я къ ней пришла, она просила отъ ея имени проститься съ тобой.

Я былъ потрясенъ вс#1123;мъ случившимся. Я зналъ одно: Терунешь допрашивали, она показала на меня. Не сегодня, завтра, даже, можетъ-быть, сейчасъ придутъ слуги негуса и заберутъ меня для допроса. Положимъ, меня не дастъ въ обиду нашъ посланникъ… Но… но все-таки — б#1123;жать скор#1123;е, вернуться къ Ан#1123; въ Россiю — было лучшимъ исходомъ изъ всей этой исторiи.

Уоркнешь, казалось, догадалась о моемъ душевномъ состоянiи. Она дотронулась до моей руки и тихо сказала:

— Сестра моя неправа. Курица. любить яйца, а коровье молоко не любитъ — не можетъ абиссинка желать жить въ Россiи. Жаль, что ее заточили, но на все воля Божья и негусова.

Я метался изъ угла въ уголъ, не зная, что предпринять. Въ такомъ положенiи захватилъ меня разсв#1123;тъ. Мн#1123; все слышались чьи-то шаги, казалось, что вотъ-вотъ въ дверяхъ хижины появится хитрое темное лицо Азача Гезау. Первые лучи солнца показались за горами. Слуги мои просыпались и вели муловъ на водопой. И вдругъ я р#1123;шилъ.

— Чуфа, Лифабечу, Алайу! — крикнулъ я: — вьючьте и кормите муловъ. Мы выступаемъ сейчасъ.

Черезъ четыре часа, подъ отв#1123;сными лучами солнца, по узкой и пыльной тропинк#1123;, сп#1123;шнымъ шагомъ шло пятнадцать муловъ. Челов#1123;къ дв#1123;надцать оборванныхъ ашкеровъ, вооруженныхъ берданками, подъ предводительствомъ б#1123;лаго на каремъ мул#1123;, сопровождали ихъ. Караванъ спустился къ Хабан#1123;, поднялся на верхъ, миновалъ крутой подъемъ на гору, у подножiя которой росли три громадныя смоковницы, и скрылся за уступомъ горы, направляясь на с#1123;веро-востокъ.

Это былъ мой караванъ.