"В ловушке" - читать интересную книгу автора (Санин Владимир Маркович)Когда поднимают флагОт четырех электрокаминов волнами шел горячий воздух. Блоки радиоаппаратуры, вытащенные из спальных мешков, погрузились в живительное тепло. Иней на потолке и стенах растаял, по обоям сползали тяжелые капли. — Плачут стены от счастья, и потолок рыдает! — декламировал Бармин. — Плюс десять! — Это мы поплачем, когда будем их переклеивать. — Семёнов с неудовольствием ковырнул пальцем обои. — Покоробились, черт бы их побрал. — Пустяки, — беспечно отозвался Бармин, не отрывая глаз от термометра. — Плюс одиннадцать! Брысь! Последнее относилось к Волосану, который выполз из мешка и норовил улечься перед каминами. — В первую очередь нужно прогреть не твою шкуру, а рацию, — вежливо разъяснил Бармин обиженному псу. — Плюс двенадцать! Раздевайся, Волосан, скоро будем загорать! — Ай да молодец! — похвалил самого себя Семёнов, поглаживая блоки. — Хорошо, что догадался с самого начала упрятать вас в мешки. — Отошли? — спросил Гаранин. — Пожалуй, да. Можно монтировать. — Плюс тринадцать! — дикторским голосом возвестил Бармин. — Граждане отдыхающие, если вы не успели приобрести плавки, снимайте кальсоны и прикрывайте срам рукой! — Сейчас я тебе найду занятие, — пригрозил Семёнов. — По специальности, разумеется? — Бармин элегантно шаркнул унтом. — По физиотерапии, — подтвердил Семёнов. — Берись-ка за блок, с той стороны. Мы сами, Андрей. — А у тебя, Саша, появился конкурент, — заметил Гаранин. — Этак ты свое место потеряешь. Волосан прилег рядом со спящим в мешке Филатовым и зализывал царапину на его лице. Филатов беспокойно всхрапнул. — Так бы я не сумел, — позавидовал Бармин. — Придется оформить его на полставки фельдшера. Да еще полярная надбавка плюс суточные — ого! Волосану от невест отбоя не будет! — Осторожнее! — прикрикнул Семёнов. — Не мешок с картошкой перетаскиваем. Поставив на место очередной блок, присели, отдышались. Семёнов взглянул на термометр, отключил два камина и распустил молнию каэшки. Его охватила истома, неодолимо клонило в сон, так бы и улегся на полу где угодно, лишь бы на часок отдаться блаженному забытью. Встряхнулся, открыв воспаленные глаза. — Чуть было не заснул. — А ты спал, дружок, минут десять, — улыбнулся Гаранин. — Да ну? — Семёнов покачал головой. — Старая истина, даже на секунду нашему брату нельзя размагничиваться. Чего не разбудил? — Рука не поднялась. И к тому же музыку слушал. Никогда бы не подумал, что рев дизеля может доставить человеку такое сказочное наслаждение. Гармония звуков! Кстати, Сергей, а почему он все-таки заработал, в чем там было дело? Семёнов пощелкал пальцами. — Как бы лучше приноровиться к невежественной аудитории… Когда Веню озарило… ну, когда он сказал: дадим дизелю прикурить, — вспомнил, что в сильные морозы при ручном запуске так делается. У нас горючая смесь не самовоспламенялась, она была… с чем бы сравнить… ну, вроде тола без детонатора. А пламя, поднесенное к воздушному фильтру, как раз и сыграхо эту роль. — Стареем мы с тобой. Стыдно признаться, а ведь я своими глазами наблюдал на Скалистом… Георгий Степаныч вот так же над дизелем священнодействовал, когда в полярную ночь аккумуляторы сели. И слова те же: «Дадим ему, родимому, прикурить!» И вот на тебе — вылетело из памяти… — Саша, небось, слушает и думает: «Расхныкались, старые склеротики!» — Семёнов подмигнул Бармину, застегнул каэшку, поднялся. — Отдохнули? Давайте заканчивать, а то в Мирном, бьюсь об заклад, нас уже похоронили. — Кого похоронили? — Филатов испуганно приподнялся, протер глаза. — Меня? Все засмеялись. — Жить тебе до ста двадцати лет, возлюбленное чадо мое, — басом изрек Бармин, погладив Филатова по голове. — До величавой серебряной старости. Она у тебя будет прекрасной. Как подойдешь к пивной, люди начнут расступаться и почтительно шептать друг другу: «Это он, тот самый долгожитель Филатов, который в прошлом веке в обнимку с небезызвестным Волосаном дрых на куполе Антарктиды. Пустите его вне очереди!» — Звонок ты, сколько надо, столько и проживу, — пробурчал Филатов, вставая и обводя радиорубку мутным взором. Прислушался. — Тарахтит?.. Ну, я потопал. — Погоди, кофейку выпей! — крикнув ему вслед Бармин. — Потом, — отмахнулся Филатов, притворяя за собой дверь. — Пропала, Саша, впустую твоя баллада, — посочувствовав Семёнов. — Андрей, пока мы заканчиваем, сними показания для сводки. Берись за блок питания, док. — Держит нагрузку? — Нормально. — Дугин кивнул на щиток контрольно-измерительных приборов. — Сам очухался или подняли? — Волосан, собака, всего облизал. — Филатов провел рукой по лицу. — Как вода в емкости? — Быстро нагревается, каждые полчаса сливаю. — Снег добавляешь? — А как же. — Погоди… — ошеломленно произнес Филатов. — Каждые полчаса? Так сколько же я прохрапел? — Да часа три. — Брешешь. — Собака брешет, а человек говорит, — обиделся Дугин. Филатов распахнул каэшку, прислонился к дизелю и с наслаждением зажмурился от хлынувшего на него тепла. — Не всегда говорит. — В каком смысле? — насторожился Дугин. — А в том, что иной, когда надо говорить, молчит. — Ты о чем? — Сам знаешь. — Неужели ты про этот паршивый аккумулятор? — изумился Дугин. — Намекаешь, будто я нарочно смолчал? Филатов не ответил. — Даже смешно! — Дугин выдавил из себя смешок. — Нет, ты в самом деле? Пойми, просто не до того было, внимания не обратил. Вот не ожидал, что из-за такой ерунды… — Подонок ты, Женька. — Филатов сплюнул. — Очень уж тебя, видно, начальство когда-то напугало. — Вот чудак! — Дугин пожал плечами. — Что мне с ним, детей рожать? — Прикажут — родишь, — насмешливо ответил Филатов. — Да брось дуться, Венька, — дружелюбно проговорил Дугин. — Год целый зимовать вместе, перекурим это дело… Ну, не сориентировался я, что ли… Ты уж только это… не трепись Николаичу… Я ж тебе объяснил, просто не до того было… Не скажешь? Филатов снова сплюнул. — Не скажу… — Пальцы мои, пальцы. — Семёнов ожесточенно растирал руки. — Как бы НН СПГ не получить… — Какой СПГ? — не понял Бармин. — «Вон с ключа, сапог!» — засмеялся Гаранин. — Только что-то мне подсказывает, Сергей, что на этот раз тебя не погонят, даже если ты будешь работать со скоростью пять знаков в минуту. Семёнов огорченно подвигал плохо гнущимися пальцами, вздохнул и надел наушники. Все притихли; даже Волосан, осознав серьезность момента, перестал скалить зубы и, жмурясь, привалился к камину. «ЦЕКЮ, ЦЕКЮ, — медленно отбивал на ключе Семёнов, — всем, всем, всем. 22 февраля в 17 часов антарктическая научно-исследовательская станция Восток возобновила свою работу. Аппаратура работает нормально, люди здоровы. — Всё? — не выдержал Бармин. — Ш-ш! — остановил его Гаранин. — Это первая — для всех, сейчас пойдет диспетчерская. Семёнов промассировал указательный палец и продолжил: «УФЕ, УФЕ, Мирный, Шумилину. 22 февраля в 17 часов станция Восток расконсервирована. Приступили к работе. Трехдневное молчание было вызвано неисправностью дизелей и отсутствием энергии. Электростанция восстановлена. Все здоровы, готовы к приему самолетов с грузами и людьми. Максимальная температура 46, минимальная 51, ветер южной четверти 3—5 метров в секунду, видимость тридцать километров, атмосферное давление 462. Потом был долгий эфирный разговор, Семёнов слушал, что-то отвечал и, наконец, снял наушники и выключил радию. — Порядок? — спросил Гаранин. — Порядок. — Что в Мирном? — Метет, двадцать три метра. — Сказал Белову, чтоб не суетился? — Ага… У Крутилина ребро сломано, в этот сезон отлетался… Тебе от Наташи радиограмма, пишет, что любит. Нашла кого… — А что Вера? — улыбнулся Гаранин. — Только целует, — вздохнул Семёнов. — Смотри ты, док отвалился. — Пусть поспит. — Нет уж, — мстительно сказал Семёнов. — Его не только целуют и любят, а еще ненаглядным называют и дни считают. Он у меня за это сейчас померзнет! Семёнов подошел к Бармину, потряс его за плечо. — Что? Куда? — сонным голосом просипел Бармин. — Какие новости, Николаич? — Скоро принесут газеты, узнаем. — Тогда и разбудишь. — Бармин повернулся на другой бок. Взглянул на Семёнова, начал, ворча, вставать. — Ничем не могу помочь, Саша. — Семёнов развел руками. — Традиция. Зови ребят, потом отдохнем. Закутанные, стоя спиной к ветру, люди столпились у мачты. Семёнов тщательно приладил флаг и стал медленно его поднимать. «Прости, друг ты мой Коля Белов, — подумал он. — Конечно, хороший кадр у тебя пропал, но что поделаешь? Флаг поднимают только тогда, когда станция начинает жить». |
|
|