"Грязь" - читать интересную книгу автора (Motley Crue)

Глава третья

«В КОТОРОЙ НАШ НАСТОЙЧИВЫЙ ГЕРОЙ ОБНАРУЖИВАЕТ, ЧТО ОН НЕ МОЖЕТ КУПИТЬ ЛЮБОВЬ ЗА ДЕНЬГИ, ПОКА НЕ ПОТРАТИТ ИХ НА УДОВОЛЬСТВИЕ»

Когда я очнулся, всё совершенно изменилось. Очкастая физиономия человека в белом парила в воздухе в нескольких дюймах от моего лица, и первыми словами, которые вылетели у него изо рта, были, “Тебе повезло, что ты жив, сынок. На самом деле, очень повезло”.

Я подумал, что я пребываю в каком-то наркотическом сне (junked-out dream), я захлопал глазами и попытался выяснить, что происходит. “Где я?”

Но никто мне не ответил. Чувак ушёл. Я был не уверен, был ли он видением, безумцем или ангелом-хранителем (guardian spirit), пытающимся передать мне какое-то послание. Я находился в белой комнате, похожей на рай, но всё-таки больше смахивавшей на какое-то служебное учреждение. Это была… больница. Я не только испытывал повсеместную боль, но и вся моя кожа имела какой-то синеватый оттенок. События последних часов возвращались, наполняя мой мозг: Этот придурок Сэдж чуть было не убил меня.

Позднее, той же ночью, Сэдж и мой друг по имени Дуг (Doug) пришли навестить меня. Сэдж бросил мешок с одеждой на кровать и сказал, “Tи (T), мы пришли вытащить тебя отсюда”.

“Зачем, чувак?”

“Потому что, чем дольше ты будешь оставаться здесь, тем быстрее грёбаные репортёры пронюхают об этом и вдоволь поглумятся (have a fucking field day). Поэтому заткнись и следуй за мной. Доверься мне”.

В моем полуобморочном состоянии я вдруг понял, что уже слышал эти слова раньше, но никак не мог вспомнить где. Сэдж и Дуг вытащили трубки из моих рук и отключили провода, с помощью которых я был подключён к различным приборам, на работу которых я даже не обратил никакого внимания. Я волновался, что какой-нибудь из этих проводов или трубок поддерживает мою жизнеспособность, и если они его вытащат, чувак, то я умру. Но затем я осознал, что, если я нахожусь в таком ясном уме, чтобы беспокоиться об этом, то со мной, наверное, всё в порядке. Они помогли мне надеть мои штаны, ботинки и футболку, затем мы сбежали вниз по лестнице и выскочили из больницы с такой скоростью, на какую только были способны. Никто нас не остановил, никто не сказал нам ни слова и никто так и не узнал об этом, включая Бобби.

В следующий раз мы с Бобби увиделись два дня спустя на праздновании Нового Года. Мы с братишками (best bros) пришли в клуб под названием «Убежище» («Sanctuary»), там нас и повстречала Бобби. Мы все сидели за отгороженным столиком (booth), принимая «экстази» (popping E), выпивая шампанское и маньяча по-страшному (being fucking maniacs). Через час насупил 1995-ый год, но мы, вероятно, были настолько обдолбаны, что даже не знали, что это был за день. Вдруг подошла официантка и сказала, “Томми, это стаканчик «Гольдшлягера» («Goldschlager» — крепкий коричневый ликёр). Это для вас от Памелы Андерсон”.

“Памела Андерсон?”

“Да, она — одна из владельцев клуба”.

“Она здесь!?”

“Она вон там”. Официантка указала на столик в углу, где Памела сидела в окружении своих подруг. Я не мог поверить, что не заметил её раньше. Она была одета во всё белое, её волосы были самого безупречно-белого цвета, который я когда-либо видел, её зубы, в буквальном смысле, пылали сквозь губы, когда она смеялась, и она так блистательно выглядела на фоне тех, кто её окружал, что было похоже, будто на неё сверху светит луч ультрафиолета (black light). Я поднял стакан, сделал что-то банальное, типа, подмигнул или улыбнулся, и залпом выпил. Затем я схватил целую бутылку «Кристал» («Cristal» — марка элитного шампанского) и вылакал её, как счастливый поросёнок. Я поставил бутылку, подошёл к её столику и заполнил собой пространство (blew up the area).

“Привет, Памела, я — Томми”, сказал я вежливо. “Но я полагаю, что ты знаешь, кто я такой, раз прислала мне выпивку”, продолжил я уже не столь учтиво. “Спасибо”.

Я должен был реабилитироваться после такой глупой тирады (line). Поэтому я пролез за отгородку, скользнул по коленям её подруг и втиснулся на место прямо рядом с нею. Затем я схватил её лицо и просто облизал его сбоку, от подбородка до виска. Возможно, если бы я сделал это, будучи трезвым, я был бы похож на какого-нибудь навязчивого козла (some kind of invasive asshole). Но я находился под действием «экстази» (Ecstasy), поэтому всё было довольно мило, и в этом не было никакой грубости, напротив, это выглядело совершенно невинно, и было наполнено любовью и сильным желанием породниться сразу со всем человечеством. Она, чёрт возьми, засмеялась и без всяких церемоний повернулась и облизнула лицо девочки, сидящей рядом с нею. Затем все, сидящие вокруг стола, мать их, принялись облизывать друг друга.

Под действием «экстази» Джоан Риверс (Joan Rivers — уже не молодая и не самая красивая американская актриса) похожа на Памелу Андерсон, так представьте себе, на кого же тогда похожа Памела Андерсон. Она была настолько прекрасна, что я не мог позволить себе даже мысли о вожделении. Уставившись, я смотрел на неё всю ночь, а она смотрела на меня. Вероятно, мы говорили о чём-то всё это время, но я не могу вспомнить, о чём именно. Я даже не заметил, как наступила полночь, пока к столику не подошла Бобби и не сказала со всей злостью (with all the bitchy attitude), на которую она только была способна, “С Новым Годом”.

Она пыталась пустить в ход все свои грёбаные отрицательные флюиды (vibes), которые излучали её глаза, но моя защитная система под названием «экстази» (Ecstasy defense system) была слишком сильна. Я тоже поздравил Бобби с Новым Годом, а потом снова повернулся к Памеле. Я не хотел, чтобы у Памелы сложилось впечатление, что мы с Бобби встречаемся, тем более что наши отношения давно сошли на нет (our relationship had degenerated to nothing), если не считать передозировок и ночных звонков в полицию (я даже не догадывался о том, что меня ждёт [little did I know what was in store for me]). Я был готов к переменам, и, Господи, как я надеялся, что Памела станет такой переменой.

В час тридцать, в присутствии Бобби, всю ночь испепелявшей нас неодобрительными взглядами (firing dirty looks) от барной стойки, Памела сказала, что она вынуждена уехать. Её подруги устали и хотели поехать домой. За свой многолетний опыт я изобрёл способ отделять женщину, которую я хочу, от её грёбаных подруг, которым надоедает то, что они не удостаиваются никакого внимания. Я проводил Памелу до машины её подруги Мелани (Melanie), в десятый раз за вечер попросил у неё номер телефона (и, наконец, получил его) и наложил на её губы сумасшедший влажный грёбаный поцелуй. После «экстази» и «Кристал» я был достаточно самоуверен. Позднее я узнал, что, когда Памела закрыла дверцу автомобиля, первое, что сделала Мелани, это взглянула на неё и сказала, “Даже не думай об этом”.

“Что ты хочешь этим сказать?” как можно более невинно спросила Памела.

“Послушай меня: Этот парень — грёбаный маньяк”.

Памела виновато улыбнулась. Мелани просмотрела на неё и, чтобы до неё дошло, ещё раз сказала “Нет!”

Проблема познакомиться с кем-нибудь, кто вам нравиться, в Лос-Анджелесе, состоит в том, что все всегда слишком заняты для того, чтобы встречаться. Их приоритет — это их карьера: Завязать дружбу или пойти на грёбаное свидание в их списке стоит на шестом месте. Поэтому, когда я позвонил Памеле, и оказалось, что она не может назначить день, чтобы зависнуть вместе, я подумал, что это станет ещё одними грёбаным лос-анджелесским романом, который так многообещающе начался, но так никогда и не увенчается успехом. Вместо этого он просто будет увядать, и с каждым телефонным звонком и обещаниями попробовать встретиться на следующей неделе, каждый отдалится друг от друга, и искра, которая вспыхнула во время их встречи, угаснет навсегда.

После шести недель такой грёбаной телефонной суходрочки (telephonic fucking cock-teasing), я, наконец, получил сообщение на автоответчик, которого я ждал. “Томми. Чёрт, тебя нет дома. Это Памела. У меня есть двадцать четыре часа, чтобы порезвиться с тобой (to play with you). Позвони мне в отель «Никко» (Hotel Nikko) в шесть вечера, и мы встретимся”.

Чёрт возьми, я чуть с ума не сошёл, чувак. Мой опыт с Хизер научил меня тому, что миленькая цыпочка-актриска предпочитает плохого мальчика, поэтому, вместо того, чтобы купить новую одежду, побриться и попытаться выглядеть абсолютно свежим, как сама Памела, я надел свои самые грязные грёбаные кожаные штаны, влез в старую футболку, которая воняла потом (b.o. - body odor), и даже не потрудился побриться или принять душь. Что я, однако, сделал, так это почистил зубы.

Я заехал в «Плэжа Чест» («Pleasure Chest» — магазин интим-товаров) и набрал там всяких сексуальных игрушек и соответсвующих принадлежностей на сумму в четыреста долларов. У меня была спортивная сумка (overnight duffel) в одной руке, и хозяйственная сумка, полная всяких смазок, клиторальных вибростимуляторов (vibrating clitoral stimulators) и шаров «бэн-ва» (ben-wa) — в другой. Я был готов раскачать её грёбаный мир (I was ready to rock her fucking world). Я позвонил ей в отель в 16:59. Я не мог ждать. Регистратор сказал, что её пока нет.

Я поездил вокруг, убил какое-то время и перезвонил через пять минут. Её по-прежнему не было. Я взял себе еды и позвонил снова. Нет ответа. Я закончил свою трапезу и позвонил опять, но она всё ещё не появилась. Теперь было уже 18:00. Я приехал в отель и прождал в вестибюле весь следующий час; затем я возвратился к себе домой и начал звонить в отель через каждые пять минут, пока они не начали меня жалеть. “Жаль, но её всё ещё нет”, сказал регистратор. “Всё будет хорошо. Я уверен, что она будет здесь с минуты на минуту. Если хотите, вы можете оставить мне ваш номер, возможно, я мог бы перезвонить вам, когда она появится”.

“Аааааааааааа!!!” (”Aaaaarrrgggghhh!!!” — гневное восклицание)

“Извините, я не понял?”

Я оставил сообщения на её автоответчике, в домах её друзей, повсюду. Я просто выслеживал её как маленький грёбаный охотник, точно таким же образом, как я преследовал ту первую девочку, которую я когда-то поцеловал с красной ягодой. Наконец, незадолго до 22:00 Памела сняла трубку. Она даже не была в грёбаном отеле; она была дома.

“Привет, как дела?” спросила она, будто была удивлена тем, что я позвонил.

“Чувак, чем ты сейчас занимаешься?” я был уничтожен. Мне было необходимо её увидеть.

“Я на выходе из дома”.

“Что ты хочешь этим сказать?”

“Я улетаю в Канкун (Cancun — курортный город в Мексике) сегодня вечером. Завтра утром я должна быть там на фотос’ёмках”.

“О, в самом деле! А как же я?”

“О, нет”, сказала она. “Мы должны были встретиться сегодня вечером, не так ли?”

“Полагаю, что так”.

“Мне очень жаль. Слушай. Когда я вернусь. Я обещаю”.

“Мы могли бы встретиться до твоего возвращения”, намекнул я.

“О, нет”, сказала она. “Даже не думай об этом”.

“Что ты имеешь ввиду?” возразил я невинно.

“Даже не вздумай приезжать. У меня будет очень много работы. Они абонировали меня на восемнадцать часов в день (They’ve got me booked for eighteen-hour days), поэтому у меня не будет времени для развлечений”.

“Ладно, успокойся”, смягчился я. “Веселись. Я поговорю с тобой, когда ты вернёшься”.

Я повесил трубку, затем позвонил двум своим друзьям и сказал, “Пакуйте чемоданы. Мы едем в Канкун”.

Я набрал «Американ Эйрлайнс» («American Airlines»), заказал билеты и на следующий день позвонил ей домой из самолета. “Я сейчас в самолете, пью коктейли”, сообщил я её автоответчику. “И я лечу, чтобы разыскать твою задницу”. Держу пари, что она уже жалела о том, что дала мне свой номер.

Полчаса спустя я проверил свой автоответчик, и там было сообщение от неё. “Ты с ума сошёл!” кричала она. “Не приезжай сюда. Это — не отдых. Это — рабочая поездка. Не смей приезжать!”

Но было уже слишком поздно. Когда я прилетел, я в поисках её начал обзванивать каждый отель на побережье (on the strip). Шестым отелем в моём списке был «Ритц-Карлтон» («Ritz-Carlton»), и когда они сказали, что Памела Андерсон остановилась там, я чуть было не обмочился от волнения. Её, конечно же, не было в номере, поэтому я оставил ей сообщение или штук шесть с вопросом, не хочет ли она встретиться и выпить чего-нибудь тем вечером.

Очевидно, она даже не собиралась мне перезванивать — так сильно она разозлилась. Но, на сей раз, её друзья были на моей стороне: Они видели, как усердно я тружусь, и упросили её: “Просто сходи с ним на один коктейль. Это не может повредить”. Ну, это-то как раз и повредило, потому что через четыре дня мы были женаты.

Я появился в вестибюле «Ритц-Карлтон» в майке с глубоким вырезом без рукавов (tank top), рваных джинсах и с татуировками (tats) повсюду. Мне не позволили войти ни в бар, ни в ресторан, поэтому мы решили послать этот дерьмовый отель ко всем чертям (fuck that piece-of-shit hotel) и поехали в другое место. Пока я усаживал её в такси, я задержался на мгновение, чтобы посмотреть на неё. Я так и не перестал любоваться ею.

Мы нашли местечко под названием «У Сеньора Фрога» («Senor Frog’s»), где сильно пахло разлитым пивом и блевотиной от «маргариты» (margarita vomit). Мы оба были и застенчивы, и смущены, особенно после всего того нарастания, приведшего к этому первому свиданию, но по мере того, как наступала ночь, «Сеньор Фрог» превращался в «Убежище», волшебство возвращалось без «экстази» и внешний мир постепенно растворился. У неё был один коктейль, который она мне обещала, за ним последовал ещё один коктейль, а за ним — какие-то другие коктейли, а за всеми этими напитками вместе, последовала её кровать в отеле. Когда мы, наконец, заснули, это был первый раз за всю ночь, когда мы перестали смотреть друг другу в глаза.

После этого мы зависали каждую ночь. Мы ходили по клубам, по ресторанам, по барам, по пляжам, и всё, что мы делали, — глядели друг на друга и целовались весь вечер. Затем мы отправлялись домой и занимались восхитительной любовью (made golden love). Она жила в шикарном номере в пентхаусе (penthouse suite), и лифт открывался прямо в её комнате, где находились бассейн и водопад, оба из них мы использовали с определёнными целями.

Я поверить не мог, что можно чувствовать себя таким счастливым. Это было сильнее, чем любой «экстази», который я когда-либо пробовал: Я, в буквальном смысле, не способен был думать плохо — ни о себе, ни о «Motley Crue», ни о Винсе. Из, так называемого, плохого мальчика, я превращался в какого-то пентюха (pansy). Это было похоже на то, будто наши сердца сплавлены вместе (hot-glued together). Когда она работала, я просто сидел в своём гостиничном номере, как мертвец, и ждал, когда она позвонит, чтобы снова вернуть меня к жизни. Я даже позвонил своим родителям и поблагодарил их за то, что они вырастили такого избалованного маленького негодника (spoiled little brat), у которого всегда было всё, что он хотел, потому что иначе у меня никогда бы не было такой самоуверенности, чтобы преследовать Памелу, подобно тому, как я это делал.

Когда её с’ёмки закончились, мы решили остаться в Канкуне ещё на два дня. Той ночью на дискотеке под названием «Ла Бум» («La Boom») я снял своё розовенькое колечко, надел его ей на палец и попросил её выйти за меня замуж. Она ответила “да”, обняла меня, и засунула свой язык прямо мне в горло. На следующее утро мы решили, что всё должно быть всерьёз, и попросили отель найти кого-нибудь, кто совершит церемонию бракосочетания. Мы сдали кровь, получили разрешение на брак (sniffed out a marriage license) и прежде, чем закончился день, мы, женатые, уже валялись на пляже в наших купальных костюмах. Вместо обручальных колец, мы выбрали нечто более долговечное: Татуировки с именами друг друга вокруг наших пальцев.

На следующее утро мы сели в самолет, чтобы лететь обратно в Лос-Анджелес. Чем ближе мы подлетали, тем больше жестокая действительность всё больше начинала настигать нас. Это была реальность. Мы были женаты.

“М-м”, спросила она меня. “Куда мы поедем? Ты хочешь поехать к тебе домой или ко мне?”

“У меня есть дом в Малибу, прямо на берегу…”

“Ладно, тогда мы едем к тебе”.

В момент, когда мы вышли из самолета в международном аэропорту Лос-Анджелеса (LAX–Los Angeles International Airport), нас ждал совершеннейший хаос (shitstorm). Аэропорт был наводнён грёбаными фоторепортёрами. Мы с трудом продрались сквозь толпу к моей машине и приехали ко мне. Я окинул взглядом холм, возвышавшийся над домом, повсюду под открытым небом расположились чуваки с камерами. Было похоже, будто мы уехали из рая полной свободы Канкуна, а приехали в адскую тюрьму Голливудского Вавилона (Hollywood Babylon). Мы наняли круглосуточного охранника, но мы по-прежнему не могли ступить и шагу без этой толпы линчевателей (lynch mob), которая преследовала нас повсюду.

Дела стали обстоять ещё хуже, когда Памела позвонила домой, чтобы сообщить новость своему семейству. Её мать, мать её, взбесилась и сказала ей немедленно подавать на развод (to file for divorce), в то время как её брат спросил мой адрес, чтобы он смог приехать и лично надрать мне задницу. По существу, они лишили её наследства и отказались признавать наш брак. Тем временем, Бобби оставила двадцать сообщений на моём автоответчике. Она услышала в новостях о том, что мы с Памелой поженились, и пришла в ярость. Настолько она была убеждена в том, что мы с ней по-прежнему вместе (As far as she was concerned, we were still going out).