"Дитя Феникса. Часть 2" - читать интересную книгу автора (Эрскин Барбара)

Глава двадцать четвертая

Фолклендский замок

Спустя две недели после похорон Малкольма в Фолкленд приехал Дональд. Элейн принимала его одна в своей небольшой светлице в Большой башне. Целуя ей руку, он поднял на нее глаза и произнес:

– Ты знаешь, зачем я здесь.

Сердце у нее взволнованно забилось, она не могла произнести ни слова. Элейн изголодалась по его ласкам и боялась, что не выдержит и сама бросится ему на шею. Но что бы ни предсказывал Адам, она должна была дать Дональду понять, что с ним у нее нет будущего. Последнее время Александр постоянно находился при ней. Он обитал в замке, повсюду следовал за ней и проводил на ее ложе ночи; пока не было Дональда, с нею был Александр, сильный, как никогда прежде. Он присутствовал и теперь, витая где-то рядом.

Дональд прижал Элейн к себе. Он жадно целовал ее, отвечая на ее страстные поцелуи. Но, неожиданно отстранив ее, он объявил:

– Я приехал просить тебя стать моей женой.

– Дональд… – в смятении прошептала она.

Элейн чувствовала, как боль и отчаяние разливаются вокруг нее в полутемной комнате.

– Ты ведь выйдешь за меня замуж, правда?

– Мне казалось, тебе захочется жениться на ком-то помоложе меня… – Превозмогая гордость, Элейн заставила себя произнести эти жестокие слова. Мысль эта давно терзала ее.

– Так ты не хочешь?.. – На лице Дональда попеременно отражались гнев и разочарование.

– Нет, нет, я хочу, и ты знаешь, что я хочу, но… – Она широким жестом повела вокруг рукой, как будто хотела понять, насколько велико ее желание, и промолвила: – Но нам никогда не позволят осуществить эту мечту.

– Почему же нет? – Дональд снова взял ее руку и поднес к своим губам. – Я уже говорил с королем, с нашим королем, его сыном, – резко закончил он.

– Неужели? – Элейн в изумлении смотрела на него.

– Узнав о смерти Малкольма, я сразу поскакал ко двору. Только твой брак с ним меня так долго от этого удерживал. – Он улыбнулся. – Королю я нравлюсь, а тебя он всегда любил. К тому же при нем не было королевы-матери, и никто нам не мешал. – В его голосе вдруг послышалась горечь. – Король обещал сделать все, чтобы мы были счастливы.

– А твой отец?

– Пока наш брак не состоится, мы ничего ему не скажем. Я совершеннолетний, и ты тоже. Мы оба взрослые люди, и мы свободны. Да, мы свободны. Если мы получим благословение короля, твой призрак не последует за нами в Map. Чего же еще желать? – И он вновь заключил ее в свои объятия.

Ронвен ждала Элейн в ее спальне. Она что-то держала в руке. Глаза Элейн упали на раскрытый ларец из-под драгоценностей.

– Кажется, я не велела тебе входить в мою комнату! – вскипела она. – Я тебя не звала!

Ронвен улыбнулась:

– Меня позвал кое-кто другой. – Старуха приподняла руку, и у нее между пальцами что-то сверкнуло: это засияли алмазы на подвеске. – Некто, кто не желает, чтобы ты принимала Дональда Мара.

Окинув взглядом комнату, Элейн распорядилась:

– Хильда, Мэг, оставьте нас одних.

Им не надо было повторять приказание. Женщины поспешили вон и закрыли за собой дверь. Элейн повернулась к Ронвен:

– Положи подвеску на место!

– Зачем? – спросила с улыбкой Ронвен.

– Потому что я так сказала. Положи подвеску в ларец!

– Ты ведь так его вызываешь, да? – Старуха подняла подвеску к свету и сощурила глаза. – Почему бы не испытать его волшебные чары сейчас? Давай вызовем его и спросим, что он думает о вашем свидании с Дональдом Маром здесь, в Фолкленде? Что же ты не хочешь вызвать его…

– Нет! Я запрещаю это делать! – закричала Элейн.

– Ты запрещаешь мне это делать? Но ты же говорила мне, что он не существует, что он плод моего воображения! Но если это так, как я могу его вызвать? – Ронвен быстро зашла за стол, все еще держа цепочку со свисающей подвеской в руке. – Придите сюда! – закричала она. – Ваша милость, придите к ней сейчас же! Если вы не придете, будет поздно. Ее увезет с собой Дональд Map…

– И так уже поздно, – тихо сказала Элейн. – Я дала обещание Дональду выйти за него замуж.

Ронвен приумолкла, раскрыв рот от изумления.

– Ты? Дала обещание?

– Да, я согласилась стать женой Дональда Мара. – Перегнувшись через стол, Элейн выхватила подвеску из рук старухи. Она помедлила немного, глядя на феникса, а затем швырнула его в ларец и с силой захлопнула крышку. – Пойми, Ронвен, Александр давно мертв! Мы не можем больше быть любовниками. Я всегда буду беречь память о нем. Он всегда будет жить в моем сердце, но он покоится с миром, и его больше нет. А я живая! И Дональд живой! Я люблю его, а не Александра. И я хочу быть его женой, а не женой Александра. Впервые в жизни мне выпало счастье жить с человеком, которого я люблю и которому я верю. Как ты можешь мне отказывать в этом? – Элейн взяла холодную руку Ронвен в свои руки. – Я прошу твоего благословения, – в отчаянии молила она.

Настало долгое молчание. Медленно освободив свою руку, старуха прошептала:

– Не могу.

– Но почему?

– Ты принадлежишь королю Александру. Эинион Гвеледидд прорек…

– Пророчества Эиниона были лживы.

– Нет!

– Да, он ошибался. Слушай, ты видела Адама и помнишь Майкла, его господина. Оба они предсказывали мое будущее. И они оба сказали, что мое будущее связано с Маром. Если мне и суждено быть основательницей королевской династии, то это уже состоялось, когда Колбан женился на Анне. Ведь она внучка короля Александра…

– Ее мать была всего лишь внебрачной дочерью… – бросила с презрением Ронвен.

– Тем не менее сэр Алан Дервард вынашивает огромные честолюбивые замыслы в отношении своей дочери. Ронвен, пожалуйста, забудь Эиниона Гвеледидда. Подумай обо мне.

– Я думаю о тебе, сокровище мое. – Ронвен важно сложила руки на животе, спрятав их в рукава своей накидки, и выпрямилась во весь свой рост. – Тебе подобает быть королевой.

– Когда Дональд унаследует графство, я стану графиней. Совсем неплохо удостоиться такой чести, мне и этого хватит. – Элейн ласково улыбнулась старухе, стараясь уговорить ее: – Ронвен, я не могу быть королевой покойного короля.

Ронвен медленно покачала головой.

– А ты позови его и все ему объясни. И посмотришь, что он скажет. Ну-ка, давай. – Глаза старухи опять зажглись опасным огнем. Она бросилась к очагу и, порывшись в сумочке, висевшей у ее пояса, вытащила пучок сухих растений. – Погляди, я всегда ношу их с собой. Это для того, чтобы вызвать его дух, когда я ему понадоблюсь; эти заколдованные травы вызывают духов.

– Нет! – вскрикнула Элейн. – Я не позволю!

– Не позволишь своему королю, миленькая моя? Но это измена! – Подняв руку, Ронвен бросила пучок пыльных веток на тлеющие головешки, и они стали, потрескивая и рассыпая искры, дымиться; в комнате распространился едкий запах серы.

– Никчемная старая дура! – в отчаянии закричала Элейн. – Тебе это не поможет!

Но это помогло. Элейн чувствовала, как он приближается. В комнате повеяло ледяным холодом. Его ярость и боль заполнили все пространство вокруг, окутали его, как тучей.

В панике Элейн озиралась вокруг, крича:

– Уйди! Умоляю тебя, уйди! Я люблю Дональда, я выхожу за него замуж. Уйди, прошу тебя!

Свечи на столе стали гаснуть, дымки от них струйками стремились к потолку; оконные переплеты задрожали. Снаружи на замок и окрестные поля обрушился свирепый град с дождем, и небо заволокло свинцовыми тучами.

Ронвен упала на колени; ее лицо озарила торжествующая улыбка.

– Он идет, он идет за тобой! Ты принадлежишь ему, сокровище мое. Тебе от него не уйти! Теперь, когда ты свободна!

– Пресвятая Богородица! – воскликнула Элейн. Ворвавшийся в окно ветер разнес на куски оконные рамы и сорвал вуаль с ее волос. Она закружилась, пытаясь защитить свое лицо, потому что стоявшие на столе в подсвечниках свечи погасли и начали разбрызгивать вокруг горячий воск. Огонь в очаге, вылетая в трубу, с ревом устремился ввысь и бешеным ураганом пронесся над холмами на запад.

Элейн все никак не могла решиться выбросить подвеску с фениксом в колодец. Долго-долго она стояла, устремив взор в бездонный черный круг далеко внизу, держа в руке заветный дар Александра. Какая может быть опасность от того, что эта холодная эмаль, рубины и прозрачно-голубые сапфиры найдут себе покой на дне колодца, думала она; и связь ее с Александром навсегда будет утеряна. Он был рядом с ней, она ощущала это и чувствовала, что он молит ее остановиться. Ее глаза наполнились слезами.

– Прошу тебя, любовь моя, освободи меня, – прошептала она в глубину колодца. – Не завидуй моему счастью с Дональдом. Отпусти меня к нему.

Элейн простерла руку над колодцем; цепочка, поблескивая, какой-то момент раскачивалась над водой. Но она отдернула руку, – нет, этого делать нельзя. Подвеску можно спрятать в каком-нибудь недоступном месте, продолжала размышлять она. Ее никогда не найдут, и Элейн, уехав, оставит Александра в Фолкленде вместе с его даром.

Она снова завернула подвеску в шелковый платок и, взметнув юбками, побежала к лестнице. Во втором ярусе Большой башни она шмыгнула в маленькую молельню при герцогском спальном покое. Здесь было очень темно и сильно пахло ладаном. Только перед статуей Богоматери теплилась единственная свечка. Элейн неуверенно направилась к алтарю.

Втиснув небольшой сверточек с подвеской между внешней и внутренней створками алтарной перегородки, она просунула его как можно ниже, а затем, отступив назад, произнесла короткую молитву. Перекрестившись, Элейн выбежала из удушливо-сладкого полумрака молельни.

Ронвен мгновенно метнулась за угол, чтобы не попасться ей на глаза. Много позже старуха, нарушив обычай всей своей жизни, переступит порог молельни покойного хозяина. Она сделает это во исполнение воли короля. Но до поры до времени феникс будет храниться в алтаре.

Вторник Масленицы. 1266

Они обвенчались тайно, в Кинросе. Король и королева Шотландии, оказав милость Элейн и Дональду, устроили так, что граф Map с графиней были в это время в Роксбурге. Королевская чета присутствовала на бракосочетании. В тот же день молодые выехали на север. Валил снег, и дорога была полна опасностей, но они были слишком счастливы, чтобы обращать на это внимание. Повозки, груженные добром Элейн, должны были прибыть к ним вместе с отобранными ею лошадьми, как только растает снег. Ее собаки бежали следом за ней.

Прощаясь с Колбаном, Макдаффом и со своим маленьким внуком Дунканом, она обливалась слезами.

– Я очень скоро приеду к вам погостить, – сказала она, обнимая всех их по очереди.

Прощание с Анной было куда холоднее. В отношении невестки к себе Элейн чувствовала холодность, граничащую с неприязнью, и понимала, что девочка даже рада отъезду свекрови. Элейн приказала Ронвен оставаться в Фолкленде и по-прежнему следить за порядком в детских. После смерти Малкольма оба его сына были взяты под личное покровительство короля, который также обещал, что их мать будет считаться их опекуншей.

– Дайте нам с Дональдом немножко побыть вместе, – шепнула она старшему сыну. – Совсем немножко. Я очень скоро вернусь.

Замок в Килдрамми, Map. Пост 1266

Замок Килдрамми, громадный и приземистый, стоял на просторной долине, по которой протекала река Дон. Снег так занес окрестные горы, долину реки и окаймляющие ее леса и болота, что превратил всю местность вокруг замка в сплошную белую пустыню; стены и башни его покрывал иней, который алмазами сверкал на солнце.

Вид утонувшего в снегах замка вызвал у Элейн неподдельное восхищение.

– Он как будто сам вылеплен из снега! Снежный дворец в снежном королевстве! Какое диво!

Дональд улыбнулся. Укутанная в белые меха, сидя верхом на белой лошади, она сама была как снежная королевна.

Он сразу же повел ее в спальню с круглыми стенами. В очаге ярко пылали дрова, и во вделанных в стену подсвечниках горели сотни свечей. Дональд расстегнул пряжку на ее плече, и плащ упал к ее ногам. Раздевая ее, он смеялся, дурачился, дул себе на окоченевшие от мороза пальцы, а потом, затянув на высокое ложе, стал целовать ее в глаза, в нос, в уши.

– Ну наконец-то! Все, ты моя! Теперь тебя никто и никогда не отнимет у меня!

Его руки, которыми он ласкал ее грудь, были так холодны, что у нее захватило дыхание и она взвизгнула, как девчонка. С ликующим, победным криком он бросился на нее и впился поцелуем в ее губы.

На потеху всех домочадцев замка, две следующие недели они почти не вылезали из постели. Хихикая под нос, слуги приносили им огромные подносы с пищей и вином, подбрасывали дров и очаг и вставляли новые свечи в подсвечники, стараясь при этом не смотреть в сторону задернутых занавесей полога, откуда раздавался сдавленный смех и шепот.

19 марта 1266

День святого Иосифа выдался изумительный и теплый, что, по преданию, предвещало урожайный год и счастливую жизнь тем, кто родится в тот год. В тот самый день граф Map с графиней вернулись в свой замок.

Настойчивый стук в дверь заставил новобрачных очнуться. Дональд, нехотя отстранив Элейн, ответил на стук. В спальню вошел Хью Лесли, слуга графа, маленький, серьезный и верный своему господину человечек; он был бледен. Хью Лесли усиленно жестикулировал, приглашая кого-то, кто шел сзади, войти в комнату.

В дверях стояли Уильям и Элизабет, родители Дональда. На обоих были дорожные плащи. Покрывавший их плечи снег таял в согретой очагом комнате.

Дональд еле успел натянуть на себя рубашку и провести пятерней по волосам. С достоинством обратившись к отцу, он произнес:

– Ты мог бы поздравить нас и внизу. Неужели вам так не терпелось это сделать, что вы заявились к нам в спальню?

– Так это правда? – Уильям задыхался от бешенства. – Ты действительно женился? – Его светлые глаза остановились на Элейн. Она сидела на постели, прикрывшись покрывалом; длинные волосы, падавшие на спину, были спутаны. Граф с явным неудовольствием окинул ее взглядом.

– Да, это правда. – Дональд старался говорить как можно тверже, чтобы им не показалось, что он оправдывается. – Леди Файф оказала мне великую честь, став моей женой. Король благословил наш брак.

– Господи Иисусе! Да ты соображаешь, что натворил?! – пронзительным голосом воскликнула Элизабет Map.

– Да, мама. – Дональду с большим трудом удавалось сохранять уверенный тон. – Я женился на самой красивой женщине на свете.

– Ну, разумеется. – Едкий сарказм, который слышался в словах Элизабет, был невыносим. – На женщине, которая, как сука в течке, скачет из постели в постель! На женщине, которая была уже замужем, когда я, твоя мать, только родилась! Ты, глупый мальчишка, женился на женщине, которая, вполне вероятно, уже не в том возрасте, чтобы рожать детей. Пресвятая Дева, ты подумал об этом? Неужели ты так одурманен ее плотью, что позабыл о своем долге наследника графского рода?

Дональд вспыхнул:

– Мама, как ты смеешь?! Пожалуйста, выйдите из комнаты, вы оба. – Вернувшись к постели, он сел рядом с Элейн и обнял ее за плечи. Она все еще сидела на покрывалах, поджав под себя ноги. Элейн безмолвно выслушивала все, что тут говорили, словно не веря своим ушам; ее лицо было белее мела.

Дональд, повернувшись к родителям, произнес:

– Вы оба должны принести извинения моей жене, иначе мы покинем этот замок и больше никогда не вернемся сюда.

Уильям сказал:

– Это ты, Дональд, должен просить у нас прощения. Ты разрушил нашу семью. Это из-за твоего эгоизма и легкомыслия леди Файф оказалась в таком нелепом положении. Боюсь, что тебе придется извиняться и перед ней, и перед нами.

Повернувшись на каблуках, он вышел. Его жена немного задержалась. Урожденная Элизабет Комин, она приходилась родной сестрой графу Бакану и слыла крепким орешком. Ее черные глаза над орлиным носом метали молнии. Графиня еще некоторое время смотрела на Элейн в упор, а потом, резко повернувшись, последовала за мужем. Ее плащ оставлял мокрый след на застеленном сухими травами полу. За ней поспешал ужасно смущенный Хью Лесли. Выходя, он тихонько закрыл за собой дверь.

– Одевайся, – скомандовал Дональд, поднимаясь. Его руки тряслись от гнева.

– Что ты собираешься делать?

– Мы уезжаем.

Она отрицательно помотала головой.

– Если мы уедем, это будет означать, что они победили.

Дональд был поражен.

– И после этого ты можешь с ними встречаться?

– Нет, я не хотела бы их больше видеть, но придется. Сегодня мы с тобой будем ужинать вместе с ними за одним столом в большом зале. Мы должны доказать им, что мы счастливы и сильны, и нас не сломят их древние предрассудки. – Уронив покрывало, она слезла с постели.

Глаза Дональда скользнули по ее телу. Она насторожилась, заметив, что он чуть нахмурил брови.

– Все это неправда, Дональд, – спокойно сказала она. – Я не такая уж старая и еще рожу тебе детей. – Обняв его за шею, она прижалась к нему и тихо шепнула на ухо: – Я принесу тебе дюжину сыновей, любовь моя.

Он улыбнулся и поцеловал ее.

– Половины этого количества будет вполне достаточно, – сказал он смеясь. – Как ты потрясла их, бедняжка! И за что они так ненавидят тебя?

– Твой отец всегда меня ненавидел, – грустно отозвалась Элейн. Отстранившись от Дональда, она подошла к очагу. – Так будет всегда. Ты должен с этим смириться.

Он помрачнел:

– Я никогда с этим не смирюсь… Так им и скажу.

Впервые за все время, что они жили в замке, Дональд с Элейн переступили порог только что выстроенного по заказу Уильяма нового зала. Но Элейн было не до новшеств архитектуры. Она не стала рассматривать резьбу на потолочных балках, несущих крышу, и даже не обратила внимания на два огромных каменных камина. Элейн смотрела только на стол перед собой, который по обычаю находился на возвышении. Ей нелегко было самой одеться к ужину: она намучилась и с платьем, и с прической. На шею она надела серебряную лошадку, которую подарил ей Дональд; пальцы ее украшали кольца Дональда.

Чета Map встретила их холодно.

– Хочу, чтобы вы знали, отец. Мы с Элейн намерены постоянно жить в Фолклендском замке, – объявил Дональд, когда слуги разносили первые блюда. – Я не желаю жить в доме, где моя жена подвергается оскорблениям.

Элизабет со стуком положила свой нож.

– Боюсь, что огорчу тебя, Дональд. В Фолкленде навсегда поселились сэр Алан Дервард и леди Дервард. Они хотят быть рядом со своей дочерью и внуком. Кажется, сэр Алан не одобряет вашего брака, так же как и мы. – Она насмешливо хохотнула. – Насколько я знаю, он даже заявил, что твоя жена вернется туда только через его труп.

Дональд заскрежетал зубами:

– Я уверен, что это можно уладить…

– Не будь дураком, мой мальчик, – молвил Уильям, кладя себе в тарелку огромный кусок заливной щуки. Затем он перевел взгляд на омаров в винном и шафрановом соусе. – Вы можете оба оставаться здесь, от греха подальше. Через несколько дней, если дорога будет годиться для путешествия, мы поедем на юг, ко двору. Тебя я оставляю управлять графством.

– Уильям! – взорвалась Элизабет. – Как можно ему доверять?!

– Ничего не поделаешь, Элизабет. – Вздохнув, Уильям вернулся к своей рыбе. – Брак законный, король скрепил его своим благословением. Ничего не поделаешь.

– Ничего не поделаешь! – смешно передразнил отца Дональд, когда они с Элейн остались одни. Он расхохотался и притянул ее к себе: – Конечно, ничего не поделаешь, и они это знают! О любовь моя, мне так стыдно, что они, приехав, наговорили таких гадостей. Но мы не позволим им испортить нам жизнь! Они уедут, и Килдрамми вновь будет принадлежать только нам; и все здесь будет нашим с тобой королевством!

Через два дня они уехали, и Элейн вздохнула с облегчением. Они, не спеша, обошли замок, и Дональд представил свою жену всем многочисленным его домочадцам и слугам. Некоторые отнеслись к ней с подозрением, кое-кого вся эта история забавляла, но большинство приняли ее вполне дружелюбно. Элейн выбрала в помощницы для Мэг двух девушек, Агнес и Беток. Они должны были стать ее личными горничными. А затем Дональд с женой перебрались в спальные покои графа, огромную комнату с окнами-арками в первом ярусе новой башни, которой уже было присвоено название «Снежная».

Постепенно весеннее тепло брало верх. С юга от родителей Дональда не было никаких известий. Граф с графиней находились при шотландском дворе. Что происходило в Файфе, Элейн не знала. Несмотря на ее тревожные письма домой, Ронвен упорно молчала. Элейн все еще упивалась любовью Дональда и их новой жизнью вместе и потому скрывала от него свое беспокойство о сыновьях и гнала от себя мучительные мысли, связанные с будущим ее брака с ним.

Она все еще не забеременела. За все годы их незаконной связи она ни разу не зачала от него. В самом деле, вот уже девять лет, как ее чрево было бесплодным. Злые слова Элизабет ранили Элейн, и теперь ее постоянно терзали мысли о своем бесплодии. Неужели это было так? Неужели она уже слишком стара, чтобы родить Дональду сына и наследника, который у него непременно должен быть?

Элейн тайно взялась за свой гороскоп. Он предсказывал ей много детей, и Элейн в сердцах отшвырнула звездные карты со своей судьбой. Звезды издевались над ней, решила она. Сначала с большой осторожностью, потом смелее она стала искать ответ в огне. Но и в горящем пламени ответа не было, – вещие картинки не появлялись.

Элейн стала тайно, стоя у ложа, рассматривать свое нагое тело. Она понятия не имела, каким оно стало. Дональд все еще с наслаждением ласкал его, но неужели он не замечал, что кожа ее уже не была такой упругой, что вокруг глаз появились небольшие морщинки и в волосах с годами прибавилось серебра?

Она посвятила Мэг в свои тревоги, и женщины, укрывшись в кладовой, составили мягкий бальзам из розовых лепестков, который Элейн начала втирать в кожу, чтобы она была нежной и гладкой. Дональд сразу учуял аромат розы. Зарывшись носом в ложбинку между ее грудями, он в который раз поклялся, что никогда не покинет ее ложа.

Замок Фолкленд. Июль 1266

Король отпустил им достаточно времени, чтобы насладиться друг другом. Но однажды Ронвен почувствовала, что он снова не может найти себе покоя. Дважды ей казалось, что она видела его тень, исчезающую за поворотом лестницы; в его скрытом сумраком лице она прочла боль и упрек ей за то, что она ничего не предпринимала, чтобы вернуть ему Элейн. Напугавшись, старуха стала придумывать, как это сделать.

Она долго стояла у входа в молельню. Было темно. Замок спал. Внутри перед скульптурным изображением Богоматери горела свеча. Перед тем как отправиться спать, священник нозжег ее, сменив старую, и аккуратно подрезал фитиль. Ощущая, как по ее спине побежали мурашки, Ронвен с опаской глянула на алтарь. Элейн спрятала подвеску где-то там, за алтарной перегородкой. Старуха нарушила древний запрет, – она вошла туда, куда дозволялось входить только носящим сан священника. Что с ней будет, если она дотронется до риз, которыми убрано это святое место? – думала она. Ее рука невольно потянулась к амулету, висевшему у нее на шее.

Пробормотав молитву богине гор ее родного Уэльса, старуха на цыпочках переступила порог и, затаив дыханье, сделала два шага к алтарю. В маленькой часовне чуть пахло ладаном. Запах давно впитался в камень, из которого она была сложена; он навсегда смешался с воздухом молельни. С сильно бьющимся сердцем она стала прокрадываться к алтарю у восточной стены, не отрывая глаз от распятия между двумя лампадами.

Оказавшись у алтарной перегородки, она запустила руку за створку и стала там шарить. Капли пота попадали ей в глаза, дыхание с хрипом вырывалось из ее открытого рта. Великая богиня, где же это? Подвески там не было. Ронвен упрямо шарила по углам, пытаясь засунуть руку поглубже между стенками, цепляясь одеждой за резную дубовую створку.

Пламя свечи замигало, и несколько капель расплавленного воска упали на подставку подсвечника; от свечи вверх ленточкой поплыл дымок. Нет, конечно, тень в углу за аналоем была не чем иным, как облачком дыма от свечи, успокоила себя Ронвен. Ее руки тряслись.

В панике она решилась сделать последнюю попытку и до предела запустила руку вниз, как можно дальше… Неожиданно ее пальцы нащупали что-то мягкое. Это было так неожиданно, что она вскрикнула от страха. Но тут ей на помощь пришла память: старуха вспомнила, что Элейн всегда заворачивала подвеску с фениксом в шелк. Она осторожно поддела скрюченными пальцами мягкий предмет и бережно, стараясь не выронить, достала из щели между внутренней и внешней стенками алтаря небольшой шелковый сверточек.

Килдрамми

Элейн с Дональдом часто совершали путешествия верхом, чтобы полюбоваться красотой местной природы и познакомиться с обитателями окрестных деревень. Но иногда, когда Дональд был занят делами, связанными с управлением угодьями графства, Элейн выезжала одна. Ей так не хватало прежних одиноких прогулок верхом на лошади, когда единственными и неизменными спутниками ее были два преданных пса! Постепенно ее прогулки стали более продолжительными. Она уже не ограничивалась объездом полей и взгорков, лежавших вокруг замка; теперь путь ее пролегал вдоль берега реки Дон, которая извилистой лентой протекала по долине и дальше, в горы. Здесь Элейн ощущала себя так, словно вернулась в дорогой ее сердцу Уэльс, хотя горы в этих местах были не такие, как Эрири. У этих вершины под огромным куполом северного неба были сглаженные, округлые; их громады прочно опирались на лежавший внизу хребет Грампианских гор.

Здесь, среди пустынных горных лугов, куда Элейн полюбила ездить одна в сопровождении своих собак, она и встретила Морну. Женщина собирала у реки цветы, когда она остановилась, чтобы дать своей лошади напиться. Та выпрямилась и посмотрела на Элейн открытым, немного суровым взглядом, ничуть не удивившись тому, что с седла лошади спрыгнула жена молодого правителя Мара. Женщины глядели друг на друга с непонятной им обеим симпатией; между ними сразу возникло доверие, несмотря на то что они еще не обменялись ни словом. Элейн улыбнулась:

– Добрый день, хозяюшка. – Она заметила, что женщина была, судя по всему, на последнем месяце беременности, хотя на вид ей было чуть меньше лет, чем самой Элейн.

Морна с достоинством склонила голову.

– Вам, наверное, тоже хочется пить. – У нее был низкий, богатого тембра голос. Она оглядела лошадь, Роулета с Сабиной и их взрослого щенка, Пирса. Животные жадно лакали холодную рыжеватую воду. Она, конечно, догадалась, кто эта всадница. Слух о жене лорда Дональда, которая одна, без сопровождающих, в шелках и бархате разъезжала повсюду верхом, в компании трех здоровых волкодавов, обошел всю округу.

– Я могу попить вместе с ними. – Элейн отпустила поводья и стала засучивать рукава платья.

Женщина улыбнулась:

– Я могу предложить кое-что получше. Если вы, миледи, не откажетесь завернуть ненадолго в мой дом, я угощу вас вином из черники. – И она пошла вперед, даже не потрудившись оглянуться и посмотреть, следует ли за ней Элейн. На руке она несла сплетенную из ивы корзину с цветами.

Ее дом стоял в некотором удалении от усыпанного галькой берега реки, на склоне невысокого холма. Это была небольшая, сложенная из камня хижина, крыша которой была покрыта дерном. Женщина провела Элейн внутрь и жестом руки указала, куда ей сесть; сиденьем для Элейн должен был служить настил из вереска, убранный пледом, который, очевидно, служил обитательнице дома постелью. В хижине не было ни пылинки; пол был очень чисто выметен метлой из вереска, стоявшей тут же, в углу. Мебель была самая незатейливая: сколоченный из дубовых досок сундук, лавка с ящиком внизу, стол, две табуретки и около очага – отполированный камень, на котором замешивают тесто для лепешек. Чаша с вином, предложенная женщиной, была из чистого серебра и тонкой работы. Элейн молча взяла ее из рук хозяйки, ни о чем не спрашивая. В женщине было столько достоинства, что Элейн даже и в голову не могло прийти, что столь изысканная чаша могла быть краденой, – уж очень она не соответствовала скудной обстановке дома. Улыбаясь, Элейн потягивала вино.

– Прекрасное вино.

– Да, хорошее, – кивнула женщина. – Лучшее во всем Маре. – Опираясь на руку, она грациозно уселась на земляной пол, взметнув поношенными клетчатыми юбками.

– Ваш муж пастух? – спросила Элейн, оглядывая комнату.

– У меня нет мужа, миледи. Я люблю жить одна. А ребенок… – Женщина нежно обняла свой живот, как будто это уже было ее рожденное дитя. – Будем считать, что мне принесли его феи. – Она весело засмеялась и замотала головой, притворно жалея себя. – Меня Морной зовут, миледи. Крестьяне считают меня женой эльфов.

– Вот оно что. Да, я слышала о вас, – заметила Элейн с улыбкой. – Люди в замке очень почитают вас за ваше мастерство.

Морна из горной долины и в самом деле пользовалась всеобщей любовью. С ее именем было связано множество рассказов об исцелении от болезней, чудесах и приворотных чарах. Поставив чашу на пол перед собой, Элейн обратилась к Морне:

– Вы можете мне помочь?

– Хотите знать свое будущее? – Казалось, женщина отказывалась верить своим ушам. – Обычно ко мне прибегают юные девушки, чтобы узнать, кто их суженый. У вас же есть муж.

– Но рожу ли я ему сына? – Она сама поразилась тому, сколько отчаяния было в ее голосе.

Наклонившись, женщина взяла руки Элейн и, повернув ладонями вверх, стала их рассматривать. В хижине наступила тишина, которую нарушала только песня жаворонка, вьющегося высоко в лучистом небе над горными лужайками, да журчание воды в речке. Элейн ждала, затаив дыхание. Ее руки в холодных руках женщины горели, словно она была в жару. Наконец, Морна подняла к ней улыбающееся лицо:

– Вы принесете своему мужу трех сыновей.

– Трех?! – воскликнула пораженная Элейн; она рассмеялась, то ли не веря услышанному, то ли от радости. – Я думала, что мой возраст больше не позволит мне рожать. У меня еще бывают месячные, но вот уже девять лет, как я бесплодна. Если то, что вы предсказываете, правда, я буду счастливейшей женщиной на свете!

– Надеюсь, миледи.

– А когда? Вы не можете сказать, когда это сбудется?

Женщина кивнула:

– Вы уже сейчас носите своего первого сына.

Поднявшись, Элейн вышла из хижины и остановилась как вкопанная, глядя на текущую внизу речку. Известие так поразило ее, что она не могла прийти в себя. Морна пошла за ней.

– А почему вы спросили об этом у меня? Вы ведь сами способны провидеть будущее.

Элейн отрицательно повела головой:

– Мне видится совсем не то: и прошедшее и будущее, да, но только не мое. Я старалась научиться, но у меня не получалось. Меня посещают лишь смутные видения.

– Наверное, вы перестарались. – Морна уютно сложила руки на животе. – Вы слишком долго жили в замках и дворцах на юге. Если хотите, чтобы вас посещали вещие видения, горы Мара научат вас этому. Просто надо смиренно, с тихим сердцем наблюдать и слушать.

Прошло шесть недель, и Элейн сама убедилась в том, что предсказание сбылось. Только тогда она решилась сказать об этом Дональду. Он с благоговением раздел ее и, встав перед ней на колени, поцеловал ее живот, а потом преподнес ей витую нитку жемчуга.

– Только не говори своим родителям, Дональд. – Элейн пугало, что они узнают о будущем ребенке.

– Но почему? – Он усадил ее к себе на колени. – Они будут счастливы!

– А если что-нибудь случится?

– Ничего не случится. – Он снова осторожно дотронулся до ее живота. – Теперь уже ничего дурного не случится.

Это время они прожили как в сказке. Лето жаркой истомой опустилось на долины и горы Мара. Элейн с Дональдом предавались любви также часто, как раньше, но теперь он ласкал ее бережно, с восторгом наблюдая, как рос ее живот и наливалась грудь. Иногда они верхом уезжали в горы, и там близ ручейка, заросшего душицей, над которой порхал рой бабочек, он стелил поверх вереска свой плащ и, раздев ее, осыпал ее ласками.

Элейн продолжала совершать одинокие прогулки верхом, однако далеко не заезжала. Чаще всего она наведывалась к Морне и при этом всегда везла с собой подарки для женщины и ее будущего ребенка. Они садились рядом на берегу журчащей реки и подолгу беседовали, как подружки. Когда же моросил летний дождь, они устраивались у огня в ее хижине. Морна многое знала из гаданий и магии тех мест. Элейн заслушивалась рассказами доброй хозяйки; постепенно и она начала рассказывать об Эинионе и его пророчествах и об Александре.

Элейн все еще опасалась, что он может внезапно вернуться, когда они с Дональдом будут вместе. Пока что этого не произошло, – в Килдрамми он не появлялся.

– Возможно, он не может достичь этих мест, – тихо сказала она. – И наконец-то забыл меня.

Морна внимательно посмотрела на нее.

– Если его любовь была так сильна, как ты рассказываешь, он никогда не забудет тебя, – медленно промолвила она. – Он будет любить тебя через века; его любовь будет вечной.

Элейн молчала.

– А ты так же сильно его любила? – спросила Морна.

Элейн кивнула:

– Он был жизнью для меня. Если бы он очень захотел, то сделал бы меня своей женой, но он решил иначе. Он не думал о том, что наши сыновья незаконнорожденные. Для него честь Шотландии была превыше всего, превыше моей чести. – Подумав, она опять заговорила: – Малкольм Файф пошел на убийство, чтобы я смогла стать его женой. Разве это не доказательство самой пылкой любви?

– Ты меряешь силу любви убийствами и соображениями чести? – Голос Морны звучал резко; строгим тоном она продолжала: – Разве Малкольм встал из могилы, чтобы ты снова стала принадлежать ему? И будет ли способен на это лорд Дональд? Ведь не кто иной, как король, совершил невозможное, нарушив все земные и неземные законы, так ведь? И все ради тебя!

– Ты говоришь так, будто заставляешь меня сделать выбор между Дональдом и покойным королем, – ответила Элейн. – Этот выбор не для меня, свой я уже сделала.

– Возможно, настанет час, когда тебя никто не спросит. Выбор сделают за тебя боги: им решать, с кем тебе быть – с призраком или с земным существом, с королем или другим мужчиной.

Элейн побледнела.

– Не желаю ничего этого знать. Мой муж – Дональд. Ты меня пугаешь.

– Прости, я не хотела напугать тебя, – стала оправдываться Морна. – Конечно, Дональд твой муж, и ты принадлежишь ему. А пророчество Эиниона еще когда-нибудь исполнится. У тебя четверо детей, и пятый должен родиться. Кто-то из них может стать королем или произведет на свет будущего короля.

– Ты можешь это провидеть? – прямо спросила ее Элейн.

– У меня не хватит сил, чтобы заглянуть так далеко. Я могу предсказать, кто в кого влюбится здесь, в наших горах. Я могу увидеть женщину насквозь и предсказать ей, сколько ее чрево принесет детей. Но я не умею предсказывать судьбу и не знаю, когда и какой смертью человек умрет. – Морна погладила руку Элейн. – Забудь свое прошлое, забудь короля. Живи настоящим, ради своего ребенка, и будь счастлива. – Она улыбнулась доброй улыбкой. – А теперь поезжай к своему лорду. Он ждет тебя и очень волнуется, потому что ты уехала без него, а он не посмел тебе перечить.

Проведя в горах жаркий августовский день, Дональд с Элейн как-то поздним вечером возвращались в Килдрамми. Дональд, посадив ее на коня впереди себя, прижимал ее к себе. Кобылка Элейн трусила позади, свободная от ноши. Они ехали вдоль берега плавно несущей свои воды реки Дон, сильно обмелевшей из-за засушливого лета, затем миновали одиноко высившийся среди холмов монастырь, чьи каменные стены, казалось, дремали, разморенные летней жарой, и, наконец, свернули и оказались перед воротами сторожевой башни замка. Въехав во двор, они увидели, что он запружен людьми и лошадьми, впряженными в повозки. Дональд натянул поводья. У него упало сердце.

– Явилась моя мать!

– О нет! – Элейн в ужасе отпрянула от него.

– Да, это она. Видишь, это ее флаги, и на повозках ее гербы. – Спешившись, он снял с лошади Элейн.

– Ты сообщил ей о том, что я беременна! – с упреком сказала Элейн.

– Не я, любовь моя, но ведь нетрудно догадаться, что от людей этого не спрячешь. – Он с гордостью посмотрел на ее округлившуюся талию. – Пойдем узнаем, зачем она сюда прибыла.

Графиня встретила их в большом зале. Несмотря на жаркий вечер, она была в плаще и в перчатках. Элизабет с ужасом смотрела на пышные волосы невестки, свободно собранные в узел, и на ее загорелые руки и лицо.

– Итак, все верно. – Ее глаза буквально ощупывали живот Элейн. – Вы в самом деле носите ребенка моего сына. Я приехала как раз вовремя. – Повернувшись к Дональду, она продолжала: – Мне доложили, что вы спите в спальне графа. Пожалуйста, распорядись, чтобы ее освободили: там буду спать я. Ты со своей женой можешь спать где-нибудь еще. Я бы посоветовала вам, мадам, – сказала она, снова повернувшись к Элейн, – одеваться приличней и закрывать волосы головным убором. Можно себе представить, что думают о вас слуги в доме. Дональд, я слышала, ты совершенно не занимаешься нашими землями, – поворот в сторону сына. – К тому же ты забросил государственные дела. Теперь, когда я здесь, ты можешь посвятить себя и тому и другому. А я позабочусь о твоей жене.

Элейн никак не ожидала, что Дональд позволит матери говорить таким тоном. Молча выслушав ее до конца, он смущенно спросил Элейн:

– Ты не против того, чтобы переселиться в другую спальню, любовь моя?

– Нет, конечно, – ответила она самым надменным тоном, на какой была способна. – Я распоряжусь немедленно. Пожалуйста, извините меня, леди Map, но я должна уйти. Последую вашему совету и переодену платье.

Поклонившись Элизабет, она покинула зал. Дональд не последовал за ней.

– Никто не запретит мне ездить верхом, леди Map, – холодным тоном возразила Элейн свекрови, когда на следующее утро та вошла к ней в комнату и, отпустив служанок, начала разговор.

– В таком случае, мадам, вы сами должны отказаться от этого, – Элизабет села в кресло у огня, – если вам дорога жизнь вашего ребенка. Было бы нелепо напоминать вам о том, что в вашем возрасте и в вашем положении не годится скакать галопом по лесам и долам. Вам нужен отдых.

– Мне не нужен отдых. – Элейн еле сдерживалась, чтобы не взорваться. – Я привыкла ездить верхом, и, уверяю вас, это ничуть мне не повредит. Я всегда ездила на лошадях, когда бывала беременна, и начинала воздерживаться от конных прогулок только за неделю до родов.

– Если мне не изменяет память, двух детей вы потеряли. – Леди Map, не моргая, смотрела Элейн прямо в глаза.

– Поверьте, умерли они не оттого, что я ездила верхом, – резко ответила Элейн и перевела разговор на другую тему: – Как долго вы пробудете в Килдрамми?

– Это мой дом. Я намерена здесь жить постоянно и управлять поместьями. – Глаза Элизабет вспыхнули торжествующим огоньком. – Возможно, вы поднаторели в деле управления вашими угодьями в Файфе и ожидали, что вам позволят завести тут свои порядки, но отныне здесь все будет по-другому, в чем вы очень скоро убедитесь. Не вы хозяйка этого замка и земель; хозяйка я. Здесь вы всего-навсего жена наследника графа Мара.