"Озеро смерти" - читать интересную книгу автора (Гардинер Мэг)

ГЛАВА 5

Когда я заползла наконец на кровать Джесси, было совсем поздно. Полиция уже побывала в моем доме, и двое одетых в форму офицеров обстоятельно переписали весь мой рассказ от начала до конца. Затем Ники и Карл помогли убрать мою комнату и перенесли веши Люка в багажник «эксплорера». Выросший в семье баптиста, Карл объяснил, почему фигуру Христа сорвали с распятия:

— Они считают фигуру идолом. А тебя — идолопоклонницей.

Остальную часть послания я расшифровала самостоятельно.

У дома, в котором жил Джесси, я оказалась примерно в одиннадцать. Дом стоял на Баттерфляй-Бич в Монтесито. За домом высился горный склон, а перед крыльцом шумел прибой. Выстроенный из стекла и бледного от времени дерева, дом встретил меня высокими потолками, твердым полом, широкими дверными проемами и полным отсутствием ступеней.

Заросли лучистой сосны загораживали дом со стороны шоссе. Когда я вошла, занятый работой Джесси сидел за кухонным столом, и в желтом свете ламп его отражение смотрело на меня изо всех окон. Доносившаяся из стереоколонок музыка напоминала что-то старое и «кислотное». Судя по всему, группа «Койот».

Когда я сообщила, что увожу Люка из города, Джесси прекратил стучать по клавишам. Казалось, круги под его глазами не пройдут никогда. Мы обменялись взглядами, слишком уставшие, чтобы коснуться друг друга.

Взглянув на спящего крепким сном ребенка, я отправилась в кровать. А потом долго лежала в темноте, слушая скрип тормозов на шоссе и глядя на метавшиеся по потолку неясные тени. Ветер раскачивал сосны и шумел в их ветвях.

«Шпионка». «Оставшиеся» хотели меня запугать, отбив всякую охоту разговаривать с прессой. В этом можно не сомневаться. Несмотря на то что в других ситуациях внимание прессы было им на руку, не важно, позитивное или негативное. Теперь мне стало казаться, что дело в Йоргенсене. Они явно не желали огласки и хотели упрятать поглубже информацию о своих связях с этим человеком. На службе в церкви «Оставшихся» он прокричал: «Я расскажу!»

Однако не рассказал. Что бы ни произошло, похоже, у него не было и малейшего шанса. В памяти всплыл образ Исайи Пэкстона: он удалился с места дорожного происшествия с облегчением, как человек, только что решивший непростую проблему.

Спустя час пришел Джесси. Сняв одежду, он тихо скользнул под одеяло и лег на спину, запустив пальцы в свою густую шевелюру. Я положила руку ему на грудь.

Подумав немного, Джесси сказал:

— Наверное, это объяснит теория вероятности: только что все было прекрасно, а потом — ба-бах… тебя сбивает с ног аномальная волна. Миром правит хаос.

— Хаос? Этим именем ты называешь Бога?

В темноте послышался его горький смешок.

— Цепь произвольных событий, его случайное величество.

Внутри давно нарастало ощущение, и теперь оно стало особенно сильным.

— Я не считаю, что «Оставшиеся» вставляют нам в колеса случайные палки. По-моему, они заранее все спланировали.

— Думаешь, Табита неспроста объявилась именно сейчас?

— Нет. Что бы ни задумали эти люди, Табита — лишь часть общего плана. Так же, как и Люк. — Я приподнялась на локте. — Шенил тоже говорила что-то такое… Там, в книжном магазине, когда я давала автографы. Якобы Люк — особенный мальчик и более драгоценный, чем я могу себе представить. Джесси, она его ни разу не видела. Но выглядело так, словно «Оставшиеся» имеют права на этого ребенка.

Снаружи, за стенами дома, о берег с шумом разбивался прибой.

— Рано утром в дорогу, — сказал Джесси.

На мгновение я ощутила пустоту. Затем на мне сомкнулись его руки. Потянув на себя, Джесси подставил руки, и, скользнув по ним вниз, я поцеловала его в губы. Прикрыв глаза и наслаждаясь теплом, исходившим от его тела, я вдруг поняла, что хочу почувствовать его вкус. И снова поцеловала, уже крепче, а затем прошлась губами по контуру его скулы и опустилась ниже, к шее. Чувствуя теплоту шелковистой кожи, подразнила широкую грудь. Потом провела пальцами вдоль ребер и вниз, нашла его сильные ладони. Приподняв их, я по очереди обласкала губами каждый палец, последними поцеловав запястья. Джесси задышал глубже, и спиной я ощутила прикосновение его рук.

Этот танец мы поставили давно, находя движения методом проб и ошибок перед лицом неизбежных обстоятельств. Поврежденный спинной мозг снижал чувствительность нервных окончаний, не позволяя Джесси шевелить ногами. Чтобы пробудить сексуальное чувство, требовалась стимуляция. Со временем, преодолев сложности и многое потеряв, нам удалось отказаться от запросов прежнего времени и найти нечто новое. На мое счастье, Джесси оказался смелым, даже беззастенчивым любовником, и я нашла в его закаленном от морских купаний теле настоящую прелесть, податливость и мягкость. Оно стало тем самым местом, где я забывала обо всем, даже о том, что иногда вызывало отчаяние.

Приподняв, Джесси посадил меня сверху. Стащив шелковую ночную рубашку через голову, поцеловал груди и живот. Почувствовав, как тела коснулась его борода, я застонала. Приподняв за ноги, он качнул меня. Простыни запутались, и я отбросила их в сторону.

Мы любили друг друга яростно, в молчаливом порыве. Потом, сплетенные вместе, молча лежали рядом. Эта ночь была последней ночью в родной гавани.


Утро началось рано, когда встававшее над океаном красное солнце обозначило линию горизонта, и Люк с неописуемой радостью услышал, что мы уезжаем в Чайна-Лейк. Кипя энергией, он зигзагом, как озабоченная пчела, носился по дому. Приходилось вытаскивать ребенка то из ванной, где брился Джесси, то из машины. Люк пытался пристроить в мою спортивную сумку свой трансформер. Я не могла его ругать. Удивительно живой и нежный мальчик, Люк излучал счастье, словно разбрасывая вокруг себя разноцветные конфетти.

Когда Джесси пришел завтракать, Люк буквально прыгнул от стола ему навстречу.

— Ты знаешь, что я еду к папе? Вот так сюрприз!

— Да, ты счастливчик! Наверное, папа очень обрадуется, — сказал Джесси.

— Ты приедешь меня навестить? Если в доме будут ступеньки, я позвоню, чтобы ты не забыл костыли.

— Молодец, ты обо всем подумал.

— И ты сможешь научить меня плавать баттерфляем.

— Конечно.

Джесси поднял ладонь вверх, приглашая Люка сделать то же самое. Когда их ладошки стукнулись друг о друга, Джесси притянул мальчика к себе.

— Ты парень что надо. Жаль, что мы расстаемся. Кажется, со временем из тебя действительно выйдет толк.


Чайна-Лейк располагается в двухстах милях от Санта-Барбары, в пустынной горной долине на западном склоне Сьерра-Невады. Когда мы с Люком выехали, на часах было начало десятого. Примерно к одиннадцати тридцати мы пересекли череду холмов и выехали на рыжевато-коричневое пространство пустыни. Вскоре после этого миновали военно-воздушную базу Эдвардс, где Чак Йегер впервые преодолел звуковой барьер и где садился на Землю первый космический челнок. Я немного расслабилась.

Часом позже, решив перекусить и залить в бак горючее, я остановила машину в Мохаве. По моему представлению, городок состоял из грузового железнодорожного терминала и огромного асфальтированного поля, сплошь уставленного законсервированными авиалайнерами. Люк, дремавший на заднем сиденье, поднял голову, как только я заглушила двигатель, и, сладко потянувшись, спросил:

— Мы где?

Беспомощно хлопая глазами, мальчиксел, пытаясь осмотреться. Взъерошенные от сна волосы торчали во все стороны. Пока я наполняла бензобак «эксплорера», на заправку зарулил черный джип, из которого грохотала музыка. Из машины вылезли двое мужчин, на вид одного со мной возраста. Хорошо узнаваемый тип — бритые почти наголо, развязные, в рубашках с короткими рукавами и бермудских шортах, привыкшие к быстрому успеху. Пока я дожидалась расчета в мини-магазинчике, держа в руках газировку и пончики с корицей, один из них вошел внутрь и, взяв упаковку с полудюжиной пива, направился прямо к стойке. Глянув в мою сторону, спросил:

— Горячие?

Принять или не принять его игру? Пока подбивали итог, я открыла бумажник и сказала:

— Пончики идеальны для дальней дороги. Горячее не дает заснуть.

— Только не говорите, что такая девушка предпочитает вспышке ощущений горячие пончики.

Я бросила в его сторону косой взгляд. У подошедшего была квадратная челюсть, и он слегка улыбался, пряча глаза за темными очками — точь-в-точь как очки знаменитой снайперши Энн Оукли. Довольный собой, незнакомец решил, что пора представиться:

— Привет, я Гаррет.

— «Вспышка ощущений»… Метафора, подходящая для фейерверков. Я думала, истребитель стреляет ракетами, с шумом и грохотом.

Он коротко хохотнул:

— Да, и они сами наводятся на горячее.

Стоявший за кассой паренек казался озадаченным. Пока наш разговор не перешел известную грань, я забрала покупки и направилась к двери, услышав вдогонку:

— Один хороший выстрел — и вы сами загори…

— Нет, пилот, только не это, — сказала я, выходя на улицу.

Его товарищ чистил ветровое стекло джипа резиновым скребком на длинной ручке. За моим «эксплорером» стоял автомобиль дорожной полиции Калифорнии. Вышедший из машины патрульный медленно брел в направлении магазинчика, пересчитывая мелочь. В ожидании новой порции намеков я не обратила никакого внимания на трассу. Возможно, именно по этой причине зеленый «додж» проскочил мимо незамеченным.

— Жаль, жаль, что вы не хотите испытать прикрытие с верхней полусферы, — услышала я.

— О-о, вы предлагаете свою защиту?

— На все сто.

— Офицер и джентльмен. Наверное, я обозналась. Вы не боевые летчики. Воздушные извозчики?

Приложив руку к груди, он изобразил сердечный приступ. Забравшись в машину, я сказала:

— Держитесь за палку. Так вы кажетесь счастливым.

Раскрыв для ответа рот, он замялся, разглядев в машине Люка. Ребенок явно лишал его всех шансов. Отъехав, я чувствовала себя победительницей.

Последние пятьдесят миль нашего вояжа лежали через дикие ландшафты, знакомые по рекламе «Мальборо». Когда я нажала на газ, выезжая на пологий подъем из каньона Ред-Рок, осеннее солнце клонилось к горизонту. Впереди показалась череда гор: вершины Сьерры, главного калифорнийского хребта. Финишная прямая. Я гнала «эксплорер» на скорости семьдесят пять миль в час.

Люк прилип к окну, разглядывая окрестности.

— А где Чайна-Лейк?

— Там. — Я показала направо.

Вдали виднелся растянувшийся по огромному дну высохшего озера город. Его одинокий и неуловимо тонкий облик походил на все выстроенные в пустыне города, напоминая скорее гравий, рассыпанный по грандиозному и суровому пейзажу. Военные построили город во времена Второй мировой войны. Здесь они устроили место для испытания ракет воздушного базирования. Полигон воздушного флота США тянулся от города к северу, до самых гор Панаминт, занимая площадь в 1700 квадратных миль территории и воздушное пространство над ней.

Само собой, что в зоне пусков запрещались любые полеты авиации. Еще дальше лежала знаменитая Долина смерти, к западу от которой, в штате Невада, находились другие, еще более закрытые, городки: Фаллон, Неллис и Грум-Лейк, более известный как «Зона-51». Здесь я оказалась на самом близком расстоянии от места своего рождения — города, лежавшего как раз за тонким, как бритва, проволочным заграждением военной базы, на которой изобрели ракету «Сайдуиндер».

— Папа обещал, что, если мы приедем рано, он возьмет меня на аэродром, — сказал Люк.

— Может, тебе еще повезет, тигренок, — ответила я. — Через двадцать минут въедем в город.

Шоссе было почти пустым. Впереди меня на юг мчалась лишь одна машина. В зеркало заднего вида я заметила другую — черного цвета, ехавшую позади нас на большом расстоянии. Возможно, джип летчиков.

Автомобиль, направлявшийся на юг, был большим американским седаном, и мысль об этом быстро заставила меня снять ногу с педали газа. Потому что большие американские седаны часто оборачиваются машинами американской полиции. Когда «керн-кантри-шериф-крузер» начал тормозить, мой «эксплорер» уже сбросил скорость до разрешенных шестидесяти пяти миль в час. Мельком взглянув на спидометр, я посмотрела в боковое зеркало.

Что может быть хуже, чем «полицейский» разворот прямо перед капотом твоей машины?

Он включил мигалку.

— Вот засранец… — пробормотала я, и Люк сразу встрепенулся, вытянув шею. Пришлось добавить через плечо: — Ты этого не слышал.

Я глубоко вздохнула. Ясно, что попалась, и пора выдумывать какое-то оправдание. Вывернувшись, как червяк, Люк наблюдал, как полицейский подошел к нашей машине со стороны пассажира. Он с удивлением спросил:

— Теперь тебя оштрафуют?

— Боюсь, что так.

Я опустила правое стекло.

— Добрый день, офицер.

Полицейский оказался помощником шерифа. На вид бывалый служака, грузноватый, со сплющенным боксерским носом.

— Мадам, водительское и регистрацию, пожалуйста.

— Извините меня, офицер. Наверное, я слишком спешила отвезти этого мальчика к отцу.

Не слишком вразумительное объяснение, но я еще надеялась, что сработает.

— В водительском удостоверении значится Санта-Барбара. Вы едете в другом направлении.

— Это Люк, мой племянник, и я везу его домой в Чайна-Лейк.

Мимо промчался шедший сзади автомобиль — конечно же, черный джип летчиков. Пилоты радостно кричали, давили на клаксон и смеялись. Я окончательно упала духом.

— Ждите здесь, — приказал полицейский. Вернувшись к своей машине, он поговорил по рации и вернулся обратно, на сей раз подойдя к водительской двери. — Пожалуйста, выйдите из машины.

Это неправильно. Он должен был просто выписать штраф и не более того. Открыв дверь, я вышла.

— Пожалуйста, положите руки на крышу автомобиля.

В душе нарастали мрачные предчувствия. Он что, вздумал надо мной подшутить? Повернувшись к машине, я оперлась ладонями о кузов, чувствуя, как руки полицейского обшаривают меня сверху вниз. Обнаружив в карманах лишь ключи от дома и мобильник, полицейский оставил их мне. Люк сжался на заднем сиденье, неподвижный, как манекен. Мою руку завернули за спину, и я ощутила на запястье теплый металл. Заковав в наручники обе руки, помощник шерифа повел меня к своей машине.

От шока я едва промямлила:

— Это арест?

— Сядьте в машину.

Пригибая голову, он втолкнул меня на заднее сиденье, отгороженное от передних металлической сеткой. Заперев дверь, полицейский вернулся назад к «эксплореру», открыл пассажирскую дверь и согнулся, что-то говоря Люку. Поговорив минуту, он возвратился к своему автомобилю. Когда он сел на водительское место, машина тяжело покачнулась.

— Что происходит? За что вы меня задерживаете?

Взяв рацию, он вызвал диспетчера.

— Проверил, Люк Делани находится рядом со мной. Доставить ребенка в отделение полиции Чайна-Лейк?

Голос еле пробился через помехи:

— Ответ отрицательный. Полиция Чайна-Лейк выехала в вашем направлении вместе с миссис Делани. Ожидаемое время прибытия — двадцать минут.

Господи Боже… Я приникла к перегородке кабины.

— Послушайте, мать Люка лишена законных прав на сына. Повторяю, у нее нет никаких прав.

Помощник шерифа принялся что-то записывать в своем блокноте.

— Мальчик сказал, что не виделся с мамой с января. По словам ребенка, однажды вечером отец привез его в ваш дом и там оставил.

Сказал, как отрезал. Совершенно понятное обвинение: полиция думает, Брайан сам похитил Люка, спрятав его с моей помощью. Люк сказал полицейскому чистую правду, но правда эта в устах шестилетнего ребенка лишь подтвердила подозрения.

— Нет. Его мать лжет. Невозможно отдать ей Люка.

— На сей раз вам от нее не отделаться.

Выйдя из машины, полицейский двинулся в сторону.

— У меня есть подтверждение опекунства. Бумаги в машине, на заднем сиденье лежит зеленый рюкзак. — Он замедлил шаги. — В большом конверте, из плотной бумаги! Проверьте!

Полицейский раздумывал, глядя то на меня, то на «эксплорер», то на Люка.

— Пожалуйста, — взмолилась я.

Наконец, открыв заднюю дверь, он потянулся к рюкзаку. Да! Мое сердце стучало, как кувалда. Поставив рюкзак на капот, патрульный расстегнул молнию. Да!

Из рюкзака он вытащил трансформер Люка.

Кровь отхлынула от моего лица. Полицейский перевернул рюкзак дном вверх и легко потряс, вывалив на капот фотокамеру, губную помаду и жвачку. Конверта не было. Он с презрением взглянул на меня, как будто хотел сказать: «С тобой все ясно, дура». С ужасом я вспомнила, как у дома Джесси Люк копался в салоне. Наверняка мальчишка вытащил конверт специально, чтобы освободить место для трансформера.

Я закричала:

— Люк, он куда-то засунул эти бумаги! Спросите, мальчик должен знать, где они лежат!

— Перестань.

Беспомощно заморгав, я вдруг опять завопила:

— Люк!

Помощник шерифа нахмурился.

— Люк, бумаги! Найди бумаги и покажи полицейскому!

Офицер наставил на меня палец:

— Эй! Закрой рот, или я заткну его кляпом.

Я кричала, я просила обыскать мою машину, я умоляла разнести ее на мелкие части. Люк делал вид, что не слышит. Он не пошевелил ни одним мускулом, не ответив даже полицейскому, когда тот склонился, чтобы заговорить с мальчиком. Извернувшись, я завалилась на сиденье, с трудом протащила скованные руки вперед и подергала дверную ручку. Закрыто.

Диспетчер сказал: двадцать минут. Теперь оставалось еще меньше.

Я перекрутила куртку так, чтобы дотянуться до кармана с мобильным телефоном. Хотела дозвониться до Брайана. Брайан приедет, нужно только его найти. И, уставившись на телефон, с ужасом поняла: я не помню номера. Черт! Теряя драгоценные секунды, набрала справочную и, пригибаясь к сиденью как можно ниже, получила номер военно-морской базы. Прошла минута. Еще одна. Наконец я дозвонилась до аэродрома. Попросив дежурного, чтобы позвали Брайана, я добавила:

— Быстро, это чрезвычайная ситуация.

Трубка молчала. Над головой, в чистом голубом небе, прокатился гром, я, взглянув в окно, увидела, как «F/А-18» закладывал крутой разворот. Если Брайан в воздухе, все пропало.

Вдруг линия ожила, и я услышала голос:

— Эван, что такое?

— Табита пытается забрать Люка! Приезжай срочно на четырнадцатое шоссе с документами.

Я сказала брату, что времени осталось минут пятнадцать, не более. Прикинув расстояние от летного поля до дома — двенадцать миль, вдруг подумала: еще неизвестно, где у него бумаги.

— Останови Табиту! — приказал Брайан. — Делай все, что угодно, но стереги Люка до моего появления.

— Разве я не сказала, что сижу в наручниках в машине шерифа на заднем сиденье?

— Эв, делай все, что угодно. Я уже еду.

Он отключился, и я уставилась на телефон. Руки противно дрожали. Все, что угодно.

Я позвонила в полицию. Ответил женский голос:

— Девять-один-один. Слушаю, чрезвычайная.

— Хочу заявить, происходит насильственное похищение ребенка.

— Мадам, ребенка похищают на ваших глазах?

— Это произойдет через минуту-другую.

— Где находится ребенок?

— В моей машине на четырнадцатом шоссе, к югу от развилки на Уолкер-Пасс.

Привстав с корточек, помощник шерифа вытянул шею, глядя в мою сторону. Я опустила трубку на колени, и, повернув голову в другую сторону, полицейский снова успокоился.

Диспетчер настойчиво вопрошала:

— Мадам… Вас преследуют?

Юридически подкованное сознание тупо затормозилось: преследуют ли? Преследовать: гнаться, следовать… Наконец какая-то маленькая, но сообразительная часть мозга прокричала: «Соври!»

— Да! Не уверена, что смогу удержаться впереди. Пожалуйста, вышлите полицию, с ней едет мужчина, я не справлюсь…

Задняя дверь патрульной машины открылась, и помощник шерифа заполнил салон всей массой своего объемистого тела. Меня бросили на сиденье. Телефон остался в его руке. Время стремительно тикало.

* * *

Минут через десять подъехали полицейские из Чайна-Лейк. Съехав с дороги на обочину, их машина подняла вверх огромное облако песчаной пыли. Вслед за полицией подкатил и зеленый «додж» — тот самый, что я уже видела возле школы. «Брайан, — мысленно взмолилась я, — пожалуйста, поторопись!»

Полицейский офицер, сухопарая женщина на крепких ногах, вышла из машины, чтобы открыть пассажирскую дверь. Неуверенно выбравшись наружу, Табита повернулась к моему «эксплореру». Ее золотистые кудри и платье нежно-белого цвета развевались на ветру. От зеленого пикапа отделились хорошо узнаваемая фигура Шенил Вайоминг в бледно-лиловом стетсоне и похожий на кусок стальной трубы Исайя Пэкстон. Оставаясь сзади, они наблюдали за происходящим.

Табита ринулась к «эксплореру». Перед раскрытой дверцей она вдруг остановилась и кончиками пальцев потянулась к губам, словно в мучительном сомнении. Раскрыв руки, чтобы обнять сына, она разрыдалась.

— Нет! — закричала я, принимаясь трясти разгораживавшую кабину сетку.

Громкий голос Табиты был ясно слышен.

— Люк, это я, мама. Иди же, моя сладкая горошинка.

Склонив голову набок, она с приторным выражением лица манила Люка к себе.

Люк двинулся с места, в первый раз с того момента, как помощник шерифа взял меня в оборот. Он попытался спрятаться за лежавшей на сиденье грудой вещей. Табита бросила нервный взгляд в сторону Шенил, и та сказала:

— Чего ты ждешь? Бери его.

Нет! Я не позволю. Не дам.

Упав спиной на сиденье, я двумя ногами с силой ударила по стеклу. Ничего не произошло. С отчаянным криком я ударила второй раз и услышала глухой хруст. Еще одна попытка. Я лягнула сильно, как мул, и автомобильное стекло рассыпалось в крошку.

Возле головы открылась другая дверь, и надо мной нависла тень помощника шерифа.

— Лежать! — заорал он.

Я продолжала кричать и брыкаться, поневоле вдыхая аромат его сбруи и одеколона «Бритиш стерлинг». Наружу меня выволокли за воротник. Упав спиной, я сильно ударилась о землю и глухо охнула. Воткнуть меня лицом в землю помогала женщина-полицейский из Чайна-Лейк. Щекой я почувствовала каменистую почву, а в спину уперлись ее колени. Я услышала разговор:

— Она под кайфом?

— Похоже, «ангельская пыль».

Помощник шерифа погладил меня по шее дубинкой:

— Лучше не шевелись. То есть не дыши вообще.

Но я сумела выдавить несколько слов:

— У них есть пистолет.

— Господи Боже!.. — с досадой выдохнул помощник шерифа. — Для этого и существуют оружейные ящики. Думала, там цветы в горшочках?

— Вы не можете позволить им везти Люка в машине, где есть оружие. Вы не…

Тут меня поставили на ноги и повели к полицейской машине из Чайна-Лейк.

Я продолжала говорить:

— А как они его пристегнут? В машине всего три ремня, а людей четверо. Это нарушение закона.

— Так же, как сопротивление при аресте. Заткнись, или я заткну тебе глотку этой дубинкой.

Меня втолкнули в машину. Все же, закрывая дверь, женщина-полицейский заметила:

— В самом деле она права.

— Пусть Табита едет в Чайна-Лейк и наймет другую машину! И я совсем не под кайфом, а пытаюсь избавить полицию от грубейшей ошибки!

За окном появился Пэкстон. Опустив голову, он сказал:

— Такой тебя запомнит этот мальчик.

Шенил сердито пролаяла:

— Табита! Довольно нянчиться. Забирай сына.

От страха лицо Табиты напряглось, став похожим на надувной шарик. За ней внимательно наблюдали копы, на нее смотрели вожди «Оставшихся», но сладкие речи матери лишь заставили ее сына забиться дальше в мою машину. Она потянулась к Люку. Подскочив с места, мальчик быстро перелез на другое место. Табита хотела схватить его, но Люк, распахнув заднюю дверь, сиганул из машины и бросился в пустыню.

— Беги!

Он сделал рывок, сделал это великолепно, закидывая ноги, как надо. Маленький мальчик не мог бежать, как спортсмен-олимпиец, но я все кричала:

— Давай быстрее!

Прочь от них, навсегда…

Пэкстон перехватил бегущего малыша. Он поймал Люка за куртку и притащил его назад на руках, пронзительно визжащего, дергающего руками и ногами. «Господи, прошу тебя… Пускай полицейские поймут. Пускай они поверят мне…»

— Да посмотрите же на него! — закричала я.

Шенил уже показывала какие-то бумаги помощнику шерифа. Пэкстон с равнодушным лицом передал ребенка Табите. Выгнув спину, запрокинув голову назад, Люк из всех сил отпихивался от матери. Он горько рыдал.

Табита глазом не моргнула. Крепко обхватив мальчика, она что-то сказала негромким голосом. Держа Люка за ноги, Пэкстон и Шенил повели Табиту с ребенком к пикапу.

Высвободив руку, Люк с плачем позвал:

— Тетя Эви…

Мое сердце разрывалось на части. На моих глазах Табита забирала его с собой. Шенил с гневным лицом покачала пальцем перед носом мальчика. «Плохой мальчик», — прочла я по ее губам.

Люк сжался в комочек. Лицо его побелело, руки безвольно опустились. Когда Табита посадила Люка на сиденье, он казался сломанной куклой с неподвижным, пустым взглядом и болтающимися ногами и руками.

Женщина-полицейский из Чайна-Лейк сказала:

— Проверьте, хорошо ли он пристегнут.

Тут мы услышали звук клаксона, настойчивый и сердитый. Направляясь к нам, по шоссе мчался красный «мустанг». Из глаз моих хлынули слезы. Брайан.

С визгом затормозив, он выпрыгнул из машины и пошел к нам, твердо ступая, в зеленом, хлопающем на ветру летном комбинезоне «Норекс». И первым делом остановился у пикапа.

— Табита… Люка вон из машины! Он поедет со мной.

Полицейские немедленно двинулись к Брайану, а Табита отпрянула, закрыв ребенка своим телом. Вперед выдвинулся Пэкстон, заявивший:

— Теперь мальчик со своей матерью.

— Отойди!

— Я не подчиняюсь вашим приказам, командир.

— Тогда мне придется тебя заставить. Мой сын уйдет отсюда со мной, прямо сейчас. И я не скажу «пожалуйста». И тем более не стану лизать зад твоему проповеднику Буббе Гампу. — Брайан поднял над головой пачку бумаг. — И у меня есть судебное решение.

Женщина-полицейский взяла бумаги, и Брайан склонился к окну пикапа:

— Люк, все будет хорошо.

Полицейские изучали бумаги. Посмотрев в сторону, Брайан встретил мой взгляд. Он тяжело задышал, от возмущения лицо пошло красными пятнами.

— Какого черта вы посадили мою сестру в «обезьянник»? Она единственная, с кем разрешено жить Люку. Не с этими уродами.

— Не горячись, приятель, — ответил помощник шерифа.

Из пикапа на землю спрыгнул Пэкстон:

— Делани, неужели ты станешь целый день держать уважаемых людей в таком дрянном месте?

Наконец женщина-полицейский открыла свой широкий рот:

— Боюсь, у нас проблема. По всему, бумаги в порядке, но в порядке были и документы, которые показывала ваша теща.

— Кто?

Она показала на Шенил.

— Это Каламити Джейн. — Брайан окинул Шенил неприязненным взглядом. Ее лицо задрожало, как прокисший пудинг. — Она вовсе не мать Табиты. Мать Табиты покончила с собой два года назад.

Ветер стих, повисла гнетущая тишина.

Первым заговорил помощник шерифа:

— Так. Все до единого поедете со мной в участок.