"Соблазнение строптивой" - читать интересную книгу автора (Рэддон Шарлин)

Глава шестнадцатая

Дженна балансировала на грани сна, тело насытилось и обмякло, а через дремоту медленно текли мысли о том, какие волшебные ощущения возбудили в ней ласки Бренча, Она теснее прижалась к его нагретому солнцем телу, гадая, испытывала ли мать нечто подобное с отцом. Если да, то теперь ей становилось понятнее, почему Аде было так трудно принять гибель Джеймса Ли-Уиттингтона.

Над головой, ярко вспыхнув оранжево-розовым, промелькнул пестрый дятел и сел на дерево. Черную в кремовых пятнах грудку легко было разглядеть в зеленых листьях осины. Дженна наблюдала, как дятел бьет по коре клювом в поисках насекомых. Когда птица подняла голову и испустила пронзительное «кик-кик», Дженна бросила взгляд на Бренча, проверяя, не разбудил ли его этот крик.

Спутанные волосы и расслабленное во сне лицо придавали Бренчу трогательный мальчишеский вид. Бренч лежал на спине, подогнув ногу; одной рукой он закрывал лицо от солнца, а второй обнимал Дженну.

Молодая женщина скользнула взглядом по сильной, мускулистой фигуре, заметив, как солнце отразилось от светлых рыжеватых волос на груди и уютно устроилось на густом рыжем пучке, где соединялись ноги. Эта часть его тела выглядела совсем иначе, чем несколько минут назад. Дженна с нежностью улыбнулась, пораженная тем, что желание, вызванное ею, могло привести к таким изменениям.

– Не смейся над ним, иначе он больше не сможет поднять свою гордую головку, – пробормотал Макколи.

Взгляд Дженны метнулся вверх, к лицу Бренча, и она покраснела. Макколи улыбался. Юджиния снова положила голову ему на плечо, чтобы спрятать пылающее лицо, но тут почувствовала, что его тело содрогается от беззвучного смеха. Она стукнула его кулаком.

– Эй! – Теперь он открыто расхохотался, крепче прижимая Дженну. – Будь со мной нежной, а не то берегись!

– И что будет?

Он поцеловал ее в нос, губы, подбородок, потом стал покусывать шею. Рука обхватила грудь.

– Я что-нибудь придумаю.

Сердце молодой женщины забилось быстрее.

– Мигель и Голубка станут волноваться, думать, куда мы исчезли.

– Хм, и, наверное, будут надеяться, что мы подольше не вернемся и дадим им возможность заняться тем, чем мы только что занимались сами.

Он обвел большим пальцем ее сосок.

– Сомневаюсь. Она еще никогда не позволяла ему к себе прикоснуться.

Бренч фыркнул.

– Она проститутка, Дженна.

– Это не значит, что у нее нет чувств. Думаю, она его любит.

Бренч повернулся на бок, лицом к Дженне.

– Тогда они на равных. У Мигеля десятилетний сын от ее сестры – ты знала об этом? Он бы женился на Голубке, когда умерла его жена, если бы у него была такая возможность.

– А что случилось?

– Трое белых мужчин нашли ее и еще одну девушку, когда они далеко от поселка собирали коренья. Они изнасиловали их. А потом забрали с собой на золотые прииски, разбили лагерь и стали продавать их шахтерам. Но это было только начало.

Дженна содрогнулась.

– А я гадала, как она оказалась у тетушки Фэнни. Это печально. Она так прекрасна и… величественна.

– Она гордая, в ней говорит индейская кровь. Но хватит о Голубке, меня волнует другое.

Он опустил голову к груди Дженны.

– Бренч, сейчас середина дня.

– Несколько минут назад это не имело ни малейшего значения. Только не говори, что в моей ведьмочке прячется занудная пуританка.

– Я не занудная!

– Тогда почему твое лицо так порозовело? – Он провел пальцем по ее щеке.

– Может, я обгорела на солнце.

Макколи взглянул на свои ноги, такие бледные по сравнению с загорелой верхней частью тела.

– Если кто-то и может сгореть, так это я. Твои ноги темные по сравнению с моими.

– Моя бабушка была итальянкой. Она становилась шоколадной на солнце, если не соблюдала осторожность.

– Итальянкой, да? – Бренч многозначительно улыбнулся, поглаживая Дженну по бедру. – А ее горячий латинский темперамент тоже передался тебе по наследству?

– Может быть, ее вспыльчивость.

– Я не совсем то имел в виду.

– Знаю. Разве мой темперамент был недостаточно горяч для тебя несколько минут назад?

Его взгляд посерьезнел и потеплел.

– Я, определенно, не жалуюсь.

Бренч наклонился, чтобы поцеловать молодую женщину, но упоминание о бабушке уже направило ее мысли в другое русло.

– Ты искал в записях имя моего отца, как обещал?

– Да, но ничего не нашел.

Он легко коснулся ее губ, потом провел языком по краю ушка.

– Его не было в списках переписи населения?

– Обязательно обсуждать это сейчас?

– Да.

Макколи вздохнул и перекатился на спину.

– Проверил все вплоть до 64-го. В официальных записях о смерти тоже ничего нет.

Дженна нашла рубашку и прикрыла свою наготу.

– Как насчет заявлений о вступлении в брак? Официальных записей о рождении?

– Ничего, дорогая. – Бренч встал и натянул штаны. – Твой отец даже не подавал заявок на открытие рудников в Юте. По крайней мере, под именем, которое ты мне дала. – Он сел на траву и внимательно посмотрел на Дженну. Его голос звучал мягко, нежно. – Тебе не приходило в голову, что он мог скрываться под другим именем? Или даже умереть?

Боль пронзила ее мгновенно и беспощадно.

– Да, я думала об этом. Бренч, что тебе известно о Джейке Лонгене?

– О Джейке? Он появился здесь несколько недель назад, искал работу. Сказал, что пытался найти ценную руду в Каньоне Литл-Коттонвуд и остался без денег. Мы взяли его на работу в «Серебряный слиток». А что?

Она пожала плечами.

– Он примерно того же возраста, что и мой отец, и немного похож на него.

Бренч поджал под себя ногу и оперся подбородком о колено, разглядывая молодую женщину.

– Он совсем на тебя не похож.

– Говорят, что я как две капли воды похожа на мать.

Макколи обхватил ладонями лицо Дженны, проведя большим пальцем по губам и щеке. Его голос был низким и хриплым.

– Значит, она чертовски привлекательная женщина.

Дженна смущенно отвела взгляд.

– Много же ей это принесло счастья! Почему мужчины так поступают, Бренч? Как он мог просто уйти и бросить ее, зная, что те люди убьют ее, если он не вернется?

Боль в голосе Дженны эхом отозвалась у Бренча в сердце.

– Какие люди, Дженна? Что произошло пятнадцать лет назад?

Молодая женщина рассеянно смотрела, как трепещут на ветру листья осины. Пятнадцать лет назад они точно так же танцевали на деревьях, растущих на холме, куда выходили окна хижины, где жили они с родителями.

– Мне было тогда лишь семь лет, – начала рассказывать Дженна. – Папа взял меня с собой, чтобы я могла навестить свою подругу. Эмми Спенсер была единственной девочкой моего возраста на много миль вокруг. Знаешь, как это было на золотых приисках Колорадо: никто подолгу не задерживался на одном месте. Даже если находили перспективные участки, то продавали их и снова начинали поиски. Людей больше прельщал именно поиск золота, а не обладание им. По крайней мере, для большинства это было так. Но отец Эмми сдался. На следующий день они должны были отправиться в путь, намереваясь вернуться в Огайо, так что это был мой последний шанс повидаться с подругой. Нам было так весело вместе, и тем вечером я плакала, уверенная, что никогда больше не найду себе новых друзей.

Дженна смолкла, только сейчас осознав, что у нее действительно больше не было друзей, кроме Эмми. Только Чарли Длинный Лук.

Тихонько вздохнув, она продолжила:

– Когда на следующее утро папа не приехал меня забрать, мистер Спенсер посадил меня на своего мула и повез домой.

Бренч расслабился, позволяя повествованию Дженны перенести его во времени и через горы Колорадо в суровые шахтерские лагеря ее детства.

– Была осень, – задумчиво произнесла она. – Осины поменяли зеленый цвет на желтый – яркий и золотистый на фоне темно-красных кленов и уксусных деревьев, что росли в каньонах. Помню, я ехала позади мистера Спенсера на старом, тяжело ступавшем муле с провислой спиной и смотрела, как стаи диких уток и канадских казарок[79] летят на юг. Пронзительные крики птиц наполняли воздух. В ветре чувствовалась свежесть, предвещавшая холодную погоду, и я знала, что мама скоро станет предупреждать, чтобы я держалась подальше от мест, где растут лесные ягоды, потому что медведи будут подкрепляться ими перед долгим сном. Где-то в глубине леса взревел лось. Мистер Спенсер остановился на гребне холма и прислушался. Думаю, если бы ему не надо было заботиться обо мне, он бы поохотился на того лося. Любое мясо, которое не требовалось в пищу его семье, было бы продано в лавку в каком-нибудь городке за неплохие деньги. А потратить деньги было на что. Я изо всех сил всматривалась в лес, надеясь разглядеть лося, и тут заметила между деревьями родительскую хижину. На пороге стоял незнакомый мужчина. Бородатый мужчина, – уточнила Дженна с отвращением и дрожью в голосе. – Он был с ружьем наперевес и ходил взад-вперед, будто охранял дом. Не знаю почему, но тогда именно его вид испугал меня.

Голос Юджинии стал тихим, в нем ощущалась тревога, как у маленькой девочки из прошлого, и Бренч почувствовал это. Он погладил себя по усам, понимая теперь, почему молодой женщине так не нравились бороды. Дженна взяла его руку и крепко сжала, будто искала якорь, которым можно зацепиться за настоящее, описывая давно минувший день.

– Когда я указала на незнакомца мистеру Спенсеру, тот поджал губы и насупил брови. Я поняла, что он встревожен, и от этого стало еще страшнее. Он спешился и снял меня с мула. Потом мистер Спенсер велел мне ждать рядом со старушкой Салли, пока он разведает обстановку. Я осталась стоять, гладя нос мула и жалея, что не могу пойти с мистером Спенсером, – Дженна коснулась своей щеки, словно хотела ощутить бархатный мягкий нос старушки Салли. – Несколько раз, когда он шел сквозь густые заросли, я теряла его из виду. Наконец он появился на опушке. Он пробрался к краю хижины, и в руках у него был пистолет. В тот момент я поняла, что случится что-то ужасное. Едва я начала спускаться с холма, как громкий треск выстрела заставил меня остановиться.

Юджиния крепче сжала руку Бренча. Она заговорила громче.

– Страх пронзил все мое существо, как молния небо в грозовую ночь. Сердце глухо стучало в груди. Никогда я еще не была так напугана. Папа был там, внизу, и я не могла разобрать, в кого выстрелили. Я побежала со всех ног, поскальзываясь на гравии и мокрых листьях. Один раз я упала и катилась вниз, пока не врезалась в дерево. От этого у меня перехватило дух. Отдышавшись, я поняла, что мой дом уже близко. Все вокруг затихло: ни щебечущих птиц, ни белок. Даже ветра не было. Не видно было ни мистера Спенсера, ни незнакомого мужчины. О присутствии живых существ говорил только дым, поднимавшийся из трубы хижины. Я подкралась ближе и увидела, что на земле перед домом лежит человек. Сердце подскочило мне почти в самое горло, но я продолжала идти. Это был незнакомец с ружьем. Он лежал лицом вниз, и возле него не было крови. Но я решила, что он мертв, потому что он лежал абсолютно неподвижно. Я раньше никогда не видела мертвых… От этого зрелища у меня скрутило живот. А потом прозвучал еще один выстрел. На этот раз в самой хижине. Я так сильно испугалась, что замерла на месте. Я не знала, что делать. Дверь была открыта, но ничего не было видно. Наконец я услышала мамин голос… Она плакала. Я подошла к двери и заглянула внутрь. Мистер Спенсер помогал ей лечь в постель. Пока я бежала с холма, думала только о папе. Я молилась про себя: пожалуйста, Господи, пусть с папой все будет хорошо, пусть с ним все будет хорошо! А услышав мамин плач, я почувствовала себя такой виноватой, что не включила ее в свою молитву, что тоже начала плакать.

Слеза сбежала по щеке Дженны. Бренч поймал ее пальцем и вытер, но Юджиния так увлеклась рассказом, что даже не заметила этого.

– Внутри хижины, у окна, лежал еще один мертвый человек с револьвером в руке, его глаза были открыты. Этот ничего не видящий взгляд напоминал о тушах оленей, которых папа убивал ради мяса. Мамины швейные ножницы торчали у него из спины. Папы нигде не было видно. Мама все повторяла: «Мой ребеночек, мой ребеночек». Я подумала, что мама волнуется за меня, поэтому подбежала к кровати и сказала, что я здесь, что все в порядке. Она, казалось, даже не слышала меня… только продолжала причитать о ребеночке. Потом я видела, как мистер Спенсер вырывал у мамы из рук какой-то сверток. Он был обернут куском фланелевого одеяла, которое мама обшивала тесьмой несколько дней назад. Мама заплакала громче и пыталась не отдавать сверток. Мистер Спенсер настаивал, что должен забрать его, что его нужно похоронить.

Только тогда я уловила запах. Пот, кровь и… и экскременты. Он исходил от скомканной простыни, которая валялась на полу. Мистер Спенсер забрал и ее. Когда он вышел, я спросила маму, где папа. Она сказала: «Они забрали его. Они издевались надо мной и убили моего ребенка, а потом забрали его. Он даже не знал, он не знал». «Какого ребенка?» – спросила я.

Слезы ручьями текли по лицу Дженны. Бренч обнял ее и крепко прижал к себе. Уткнувшись ему в шею, Дженна плакала и продолжала говорить:

– Мама не говорила мне, что ждет ребенка, до самого конца не говорила. Он родился мертвым. И папа не знал. Он до сих пор не знает.

Бренч утешал ее, как мог, прижимал к себе, осыпал поцелуями лицо. Он шептал нежные слова утешения, и постепенно Дженна пришла в себя – вернулась в настоящее.

Она вытерла слезы рубашкой и села, смутившись, что плакала на глазах у Бренча. Молодая женщина подняла взгляд на кроны деревьев и стала смотреть, как трепещут на ветру серебристо– зеленые листья осин, подобно тому, как трепетала она сама – внутренне.

– Думаю, это была самая долгая ночь в моей жизни, – сказала она спустя некоторое время. – У меня по-прежнему стоит в ушах плач матери. Я все еще ощущаю запах крови и… того, что сопровождает рождение. Помню звук, с каким мистер Спенсер вытащил ножницы из спины мертвого человека. Он дал их мне и велел помыть. Потом потащил труп на улицу, оставляя кровавый след и царапая доски деревянного пола башмаками убитого.

Дженна вздрогнула и позволила Бренчу снова заключить себя в объятия.

– Я прислушивалась, ожидая возвращения папы, но слышно было только, как тихо плачет мама да как скрипит лопата и разлетаются кусочки гравия – это мистер Спенсер выкапывал могилы в бедной каменистой земле. В этой проклятой пустынной земле.

Дженна смолкла, погрузившись в горькие воспоминания. Какое-то время спустя Бренч спросил, сколько они ждали возвращения отца.

– Три дня, – сказала она. – Тем вечером мистер Спенсер привез жену и детей, чтобы они побыли с нами. Их повозка была уже полностью нагружена и готова тронуться в путь, в Огайо. Мама Эмми делала для моей мамы все, что могла, но та только лежала и плакала. Когда Спенсеры не могли уже дольше ждать, они отвезли нас в ближайший городок. Шериф искал отца, но никто толком не знал, где его рудник. У папы никак не получалось подать на него заявку. Наконец шериф сказал, что мы можем считать отца мертвым.

От избытка чувств у Дженны перехватило горло. Она шумно сглотнула.

– Каждый день я наблюдала, как мама прячется в своем собственном тихом мирке. Она всегда плакала перед сном, прижимая к груди еще одно фланелевое одеяло, которое она отделала голубой атласной тесьмой. Я изо всех сил старалась ее накормить. Казалось, она не хочет жить без моего отца.

Бренч вытер слезинку с щеки Юджинии и крепче обнял женщину.

– Не надо, милая. Не мучай себя. Не нужно дальше рассказывать.

Но сейчас она впервые за пятнадцать лет говорила о тех жутких днях. Это было все равно, что открыть паводковый шлюз. Дженна не могла остановиться, не рассказав все до конца.

– Шериф посадил нас на поезд. Он написал указания на листке и приколол его к моему переднику, потому что мама, кажется, вообще не понимала, что происходит. В Денвере проводник пересадил нас на другой поезд, который привез нас в Чикаго, где нас встретил мистер Меннинг. Он был адвокатом отца моей матери. Я никогда не видела деда, – она посмотрела на Бренча. – Ни разу. Он купил для нас дом в маленьком городке под Чикаго и присылал через адвоката деньги. Айза поддерживала порядок в доме и готовила для нас. Айза – крупная женщина, немка, чопорная, каких мало, и строгих правил, как все немцы. Стыдно признаться, но мне нравилось терроризировать бедную даму.

– Хочешь сказать, ты уже тогда была ведьмочкой? – под дразнил ее Бренч.

Дженна попыталась улыбнуться.

– Да, когда не ухаживала за матерью.

Бренч усадил Юджинию к себе на колени и бережно прижал к груди, словно она по-прежнему была такой же маленькой девочкой, как и пятнадцать лет назад.

– Больно думать, как тяжело тебе было все это пережить.

Дженна сорвала пучок травы и принялась выдергивать из него по стебельку.

– Думаю, таким же, а то и более жестоким ударом стало, когда в прошлом году адвокат приехал к нам сообщить, что дед умер. Когда Айза отвела маму наверх, я узнала, что дед потерял в депрессию почти все деньги. Все, что осталось, он завещал брату. Маме он не оставил ни копейки. Мистеру Меннингу было жаль нас, поэтому он сказал мне, что отец не умер, а находится где-то в Юте, на рудниках.

– Откуда он знал?

– Раз в несколько лет дед нанимал пинкертонов, чтобы те наводили о нем справки.

Голос Бренча стал жестче.

– Хочешь сказать, он все эти годы знал, где твой отец, но решил, что для вас лучше считать его мертвым?

Дженна подскочила на ноги и стала одеваться.

– Верно. Но меня очень интересует, где отец был все это время. Я найду его, Бренч. Умру, но найду. Он узнает, через что вынудил пройти мою мать. Я заставлю его страдать, клянусь, что заставлю.

Сумерки сгущались над долиной, когда Бренч, Дженна, Мендоза и Голубка въехали в Парк-Сити. На горных вершинах собрались дождевые тучи, темные и угрожающие. Вокруг все стихло в напряженном ожидании грозы.

Пэдди Треноуэт подметал парадное крыльцо гостиницы и лавки «Серебряный слиток», когда измученные путники остановилась у коновязи.

– Здравствуйте, дядя Бренч. Вас искал Рембрандт. Он сказал, что на шахте какая-то проблема.

Бренч устало вздохнул. Он поднял взгляд на зловещее небо, потом перевел его на Дженну.

– Это может подождать до завтра. Если я отправлюсь прямо сейчас, то промокну до нитки, не проехав и полдороги.

Дженна улыбнулась, даже скорее ухмыльнулась. Она знала, почему Бренч не хочет ехать. Поскольку надвигалась гроза, пришлось бы заночевать на шахте, а это означало, что он не смог бы позже пробраться к ней в постель. Однако молодая женщина поднялась вслед за Макколи по ступенькам, не проронив ни слова.

Только когда Маура выудила из молодых людей мельчайшие подробности их приключений, им позволено было уйти в спальни, чтобы выспаться – все они почти не спали прошлой ночью. Поначалу Маура не хотела верить в невиновность Мигеля, но обаяние испанца и мнение брата, которому она доверяла, сделали свое дело. К разочарованию Бренча она настояла на том, что необходимо нагреть воду для купания Дженны и Голубки.

– Ложись спать, – сказал он Мауре, пытаясь от нее отделаться. – Я позабочусь, чтобы леди получили все, что нужно.

– Ага, только ты понятия не имеешь о том, что может понадобиться леди. Предоставь это мне и позаботься о собственных нуждах. – Она похлопала Мигеля по руке и подмигнула ему. – А также о нуждах своего друга. Тебе с ним придется спать вместе. Остальные комнаты сданы в наем.

«Я как раз и хотел позаботиться о собственных нуждах», – проворчал Бренч, слишком тихо, чтобы могла услышать сестра. Макколи заметил, как Дженна отвернулась, чтобы скрыть усмешку, и ощутил желание проучить ее. Ей и правда безразлично, проведут ли они эту ночь вместе, и что в этом смешного? Может, на сегодня она насытилась им? По правде говоря, Бренч предполагал, что Дженна будет испытывать болезненные ощущения, если так скоро уступит его настойчивости. Эта мысль немного смягчила гнев Макколи, поднимавшегося вслед за женщинами на второй этаж с большим баком дымящейся воды; Мигель нес ведро.

– Не волнуйся, друг мой, – сказал испанец, когда они оставили женщин в комнате, в которой тем предстояло вместе спать, и вошли в свою. – Будут еще ночи.

Но тон Мигеля говорил, что распределение по комнатам ему нравится не больше, чем Бренчу.

– У вас с Голубкой все наладилось?

– Я надеялся, со временем… – начал Мигель.

– Хочешь сказать… если у тебя будет целая ночь?

Испанец расплылся в улыбке.

– Si, целая ночь может дать мне все то, к чему я стремлюсь.

Мужчины сменяли друг друга у открытой двери своей комнаты, чтобы не пропустить момента, когда женщины завершат купание. Когда наконец все стихло, Мигель прокрался по коридору к комнате женщин. Он тихонько постучал и позвал Голубку. Когда индианка открыла дверь, Мендоза вытащил ее в коридор и объяснил, что Бренч очень хочет побыть с Дженной наедине, и он не обманывал Голубку.

Понимающе улыбнувшись, Голубка вернулась в комнату и тихонько прикрыла дверь.

– Дженна, это Мигель. Ты не могла бы на минутку оставить нас одних?

– Да, конечно, – Дженна посмотрела на ночную сорочку, которая уже была на ней. – Но куда я пойду в таком виде?

– В комнату Бренча.

Лукавая улыбка индианки объяснила все без слов.

– Понятно. Это была идея Бренча. Голубка, ты не должна этого делать, если…

– Сомневаюсь, что Мигеля пришлось упрашивать. И, – Голубка отвела взгляд в сторону, – по правде говоря…

Дженна кивнула и тут же вздрогнула, ощутив сладкое томление внизу живота.

– Хорошо, если только Маура не узнает.

– Я попрошу Мигеля постучать к вам до рассвета.

Дженна набросила поверх рубашки свободный халат и вышла из комнаты. Она лишь на мгновение встретилась взглядом с Мигелем и тут же, покраснев, опустила глаза. Он улыбнулся и коснулся ее щеки костяшками пальцев.

– Любовь – это самое главное в жизни, chiquita. Никогда не стыдись того, что у тебя на сердце. На земле слишком многие не умеют любить и быть любимыми.

Дженна поблагодарила испанца, чмокнув его в щеку, и поспешила дальше по коридору.

Мужчин устроили в самой дальней комнате. Дверь отворилась так быстро, что Дженне стало ясно: к ее шагам прислушивались. Ни слова не говоря, Бренч увлек ее в комнату и заключил в объятия. После долгого поцелуя он взял Дженну за руку и повел к кровати. На нем были только джинсы. Его волосы были влажными после мытья и сияли в тусклом свете огня, пылавшего в простом кирпичном камине.

Комната была в два раза больше той, где должна была спать Дженна, она занимала весь торец вытянутого здания. Одна ее половина была обставлена как спальня – огромная кровать, гардероб и ящик для белья. Вторую половину занимал письменный стол, заваленный бумагами. Стену украшали сделанная вручную карта-схема местных шахт и несколько рисунков. Пол перед камином закрывал ковер из медвежьей шкуры, на котором стояло большое мягкое кресло и маленький столик. Комната освещалась только пляшущими языками огня в камине.

И улыбкой Бренча.

– Я знала, что ты найдешь способ добиться своего, – дразнящее произнесла Дженна.

– Во всем… – он прижал к себе молодую женщину, уткнулся носом ей в шею и принялся нащупывать кружевной край полы халата, – что касается тебя. Запомни это.

Дженна и пальцем не пошевелила, когда Бренч стянул с ее плеч халат, позволив ему упасть к ногам. Ее голос был низким и хриплым.

– Могу напомнить, что пару раз не получилось по-твоему… и это касалось меня.

– Обязательно было ставить это мне на вид, – прорычал Макколи. Он покусывал ушко любимой, борясь с крошечными пуговицами на ее ночной сорочке. – Скажи, вы, женщины, нарочно повсюду пришиваете эти дьявольские пуговицы, чтобы выводить из терпения нас, мужчин?

Дженна хихикнула и повернулась к нему лицом, чтобы ветретиться с губами Бренча.

– Нет, мы делаем это, чтобы получить больше поцелуев, прежде чем вы добьетесь своего.

– Ах, вот как?

Его руки замерли, потом скользнули по ее бокам. В ту же секунду Дженна почувствовала, что они задирают ее ночную сорочку.

– Но я могу получить что хочу, ничего с тебя не снимая. Дженна выскользнула из объятий Макколи, смеясь.

– Ну уж нет! Если чего-то от меня хочешь, придется отдать столько же, сколько возьмешь.

Макколи бросился к ней, обхватив руками за талию и не давая вырваться. Они повалились на кровать, Бренч оказался сверху.

– Я отдам, женщина. – Он стал целовать Дженну, пока у той не перехватило дыхание. – Я отдам тебе все, что хочешь, а может, даже немножко больше.

Он, теперь уже быстро, снял с женщины ночную сорочку, а с себя джинсы. Его руки и губы, казалось, были повсюду. Дженне чудилось, что ее водоворотом уносит вверх – Бренч начал пробуждать в ней чувственность и наполнять ее горячей страстью, казалось, способной сжечь заживо.

Позже, укутавшись в лоскутное одеяло, они лежали в объятиях друг друга на мягком меховом ковре и обсуждали планы, как поймать в ловушку Слида Хендрикса.

Поцеловав Дженну в макушку, Бренч спросил:

– Что будешь делать, когда все это закончится и ты встретишься с отцом?

– Я еще так далеко не загадывала. Нужно будет поехать домой, узнать, как там мама.

Бренч мог предположить что угодно, но только не то, что она может покинуть Юту.

– А ты, наверное, вернешься в свою шахту, – сказала она.

Мысль о возвращении к тому, что до смерти Слоана было в порядке вещей, принесла Бренчу тревогу и разочарование. Смерть брата не имела к этому никакого отношения. Разве что, по случайному стечению обстоятельств, именно поиски Мендозы способствовали его встрече с Дженной.

Только сейчас Бренч понял, насколько был одинок все это время. Рембрандт дарил ему дружбу и помогал в работе, a May-pa и ее дети позволяли ему чувствовать себя в окружении семьи. Другие свои нужды он удовлетворял в публичном доме Нел, что на улице Диа-Валли. Однако с тех пор как он познакомился с Дженной, ему и в голову не приходило отправиться к проституткам, за исключением короткого мгновения, когда Бренч впервые увидел Голубку. Он хотел Дженну и только Дженну. А после того, что произошло сегодня, он сомневался, что вообще когда-нибудь захочет какую-либо женщину, кроме нее.

О такой страстной любовнице мог мечтать любой мужчина. И она заставляла его смеяться. Она делала его счастливым. Бренча поражало, что он понимает, как сильно ему нужна Дженна, как он ее любит, и при этом не паникует. Он боялся только одного: что она не захочет разделить с ним будущее.

– Будущее, – пробормотал он себе под нос. – Я давно уже не заглядывал дальше завтрашнего дня.

– У тебя наверняка есть мечты, что-то, чего ты всегда хотел.

Было время, когда ему отчаянно хотелось, чтобы какая-нибудь женщина полюбила его, разделила с ним жизнь и родила ему детей. Лилибет разбила эту мечту. Были и другие, но он тоже похоронил их в Пенсильвании. Бренч горько усмехнулся, подумав, каким наивным был все то долгое время, пока состоял в «Молли Магвайрс».

– В юности, – тихо заговорил он, – мне нравилось думать, что я буду лидером рабочего движения. Человеком, который добьется для работяг приличного заработка и нормального рабочего дня. Я хотел, чтобы в шахтах заработали профсоюзы – необходимо было ослабить мертвую хватку владельцев шахт, вцепившихся в горло своим рабочим.

Дженна вспомнила, как Рембрандт рассказывал о том, как на глазах у Бренча умирали его мать и сестра, потому что не могли себе позволить соответствующего лечения. О долгих часах изнурительной работы на шахтах в детстве. И как Бренч стал ненавидеть насилие.

– По-моему, прекрасная мечта. Почему у меня такое чувство, что ты от нее отказался?

Бренч вздохнул.

– Хотя бы потому, что я уже не в Пенсильвании.

– А ты не думаешь, что когда-нибудь местные шахты тоже станут достаточно крупными, чтобы нуждаться в профсоюзах? Может быть, даже твоя шахта?

На самом деле Бренч действительно считал, что несколько местных шахт могут со временем расшириться.

– Существуют причины, Дженна, почему я приехал на Запад и не хочу привлекать к себе слишком много внимания.

– Ты говоришь о беде, в которую попал, будучи членом «Молли Магвайрс»?

Бренч недоуменно поднял брови. Но в следующее мгновение его лицо просветлело.

– Понятно, Маура все тебе разболтала.

Дженна пожала плечами.

– Я думаю, что нельзя отказываться от мечты, Бренч. Может быть, тебе удастся вернуть себе доброе имя в Пенсильвании. Потом можно было бы изучать право или заняться чем-нибудь еще.

– Право?

– Почему нет? Разве шахтерам не может понадобиться адвокат, чтобы защищать их права? Даже профсоюзам наверняка требуется юридическая помощь, чтобы выигрывать дела в судах и все такое.

К своему удивлению, Бренч обнаружил, что идея ему по душе. Бренч Макколи, адвокат в суде, специалист по правам рабочих. Он улыбнулся.

– А знаешь что, я подумаю над этим, если ты подумаешь над тем, чтобы остаться здесь, в Парк-Сити.

Пропустив мимо ушей второе условие предлагаемой сделки, Дженна сказала:

– Ты мог бы даже помогать таким людям, как Мигель, если бы стал адвокатом.

– Думаю, когда все это закончится, Мигель женится на Голубке и вернется с ней к ее народу. – Бренч провел рукой по атласной коже руки молодой женщины. – Он хочет быть рядом с сыном, теперь, когда тот становится старше.

– Сомневаюсь, что Голубка станет спорить. Сегодня ночью она, похоже, очень хотела быть с ним.

– А ты? – Бренч сдвинулся ниже, так, чтобы его голова оказалась у Дженны на коленях; его длинные ноги остались неприкрытыми, равно как и груди молодой женщины. Он поцеловал сначала одну светлую сферу, потом вторую. – Ты не хотела меняться комнатами?

– Разве было похоже, что я не хотела?

Он улыбнулся.

– Господи, нет! Мне так нравится смотреть на тебя, когда мы занимаемся любовью. У тебя такое выразительное лицо.

Дженна покраснела и попыталась прикрыть краем одеяла грудь. Оно отказалось настолько растягиваться.

– Не стыдись, милая. Только не меня. Ты так прекрасна! Тебе совершенно нечего стесняться.

Слова Бренча напомнили о совете, который дал ей Мигель, отправляя в комнату к другу.

– Странно. Но мне почему-то на самом деле не стыдно. Я знаю: то, что мы сделали, неправильно. Но я не чувствую вины.

– Это не неправильно, Дженна. Теперь ты моя. Когда все уляжется, я собираюсь попросить отца О'Коннора развесить объявления, чтобы мы могли пожениться.

– Пожениться!

Дженна столкнула его голову с колен и вскочила на ноги. Свет из камина освещал каждый изгиб, каждую округлость обнаженного тела молодой женщины, когда она в гневе уставилась на Бренча; ее грудь тяжело поднималась и опускалась от частого дыхания. Глаза Дженны напомнили Бренчу глаза оленихи, напуганной видом охотника.

– Ты слишком много на себя берешь, Макколи. Я не принадлежу ни тебе, ни кому-либо другому. Понял? И я не собираюсь выходить замуж и позволять мужчине обрести надо мной власть. Никогда!

Он медленно поднялся на ноги.

– О чем ты говоришь? Черт побери, женщина…

– Не чертыхайся на меня, ты… наглый папист! Убирайся из моей комнаты!

Бренч приблизился к ней.

– Это моя комната, и я никуда не уйду. До тех пор, пока ты не образумишься.

– Хорошо, тогда уйду я.

Дженна кинулась к своим вещам, лежавшим на краю кровати. Макколи выхватил одежду у нее из рук.

– Ты сумасшедшая, и я никуда тебя не пущу.

– Сумасшедшая, да?

Дженна набросилась на Бренча, когда он попытался схватить ее. Кулак отскочил от его плеча.

– Ты ведьма. Чего ты от меня хочешь?

– Ничего. Мне ничего от тебя не нужно, кроме того, чтобы ты оставил меня в покое.

Бренч схватил ее за плечи и встряхнул.

– Я люблю тебя. И ты тоже меня любишь. Думаешь, мы тут в игры играли?

Глаза Дженны стали дикими, она попыталась вырваться.

– Нет! Я не могу тебя любить! Я не могу любить ни одного мужчину. Отпусти, дай мне уйти отсюда.

– Ладно, ладно. – Он бросил ее на кровать и потянулся за штанами. – Уйду я. Я хочу, чтобы ты оставалась здесь, в безопасности.

Дженна закуталась в простыню и свернулась калачиком на кровати, как потерявшийся ребенок. Бренч застегнул джинсы и взял рубашку и башмаки. На долгое мгновение он задержался у двери, глядя на Дженну. Хотя на ее глазах блестели слезы, она вскинула подбородок с выражением упрямой непокорности. Ни слова не говоря, Бренч вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.