"Ангелы не летают" - читать интересную книгу автора (Кафка Франц)

Третья тетрадь

3.1.[11] 18 октября 1917 г. Страх перед немочью ночью. Страх перед не-очень-ночью.[12]

3.2. Бессмысленность (слишком сильное слово) деления на свое и чужое в духовной борьбе.

3.3. Вся наука применительно к абсолютному есть методика. Поэтому не нужно бояться однозначно методического. Это оболочка — и не более того, но в ней всё, кроме Одного.

3.4. Мы все борцы в одной общей борьбе. (Когда меня осаждают проклятые вопросы и я шарю позади себя в поисках оружия, я не могу его выбрать, а если бы даже и мог, я вынужден был бы схватить «чужое», так как запас оружия у нас на всех один.) Я не могу вести какую-то собственную борьбу; если когда-нибудь я воображу себя самостоятельным, если когда-нибудь я не увижу никого вокруг себя, то вскоре выяснится, что ввиду сиюминутной — или принципиальной — недоступности окружающего я вынужден буду сам заполнить эту пустоту. [Унижение] тщеславия? Да, но в то же время необходимое и настоящее ободрение.

3.5.[13] Я заблуждаюсь.

Истинный путь идет по канату, натянутому не на высоте, а над самой землей. Кажется, он предназначен не для того, чтобы на него вступали, а для того, чтобы об него спотыкались.

3.6.[14] Только и успеваешь переводить дыхание после приступов суетности и самодовольства. Вакханалия при чтении этого рассказа в «Юде». Как белка в колесе. Блаженство движения, отчаяние узости, безумие длительности, чувство собственного ничтожества перед покоем снаружи. Все это одновременно и поочередно — и еще в нечистотах исхода.

3.7. Блаженство солнечного луча.

3.8. Слабая память на детали и на эволюцию собственного мировосприятия — очень дурной знак. Только какие-то осколки целого. Как ты собираешься хотя бы прикоснуться к самым большим задачам, хотя бы почувствовать их близость, хотя бы только во сне их увидеть, только сон о них выпросить, как ты посмеешь изучать буквы этой просьбы, когда ты не способен так сконцентрироваться, чтобы в решительный момент твое сплоченное целое легло в руку, как камень для броска, как нож для убоя. С другой стороны, не надо поплевывать на руки, пока они не сложены.

3.9. Можно ли думать о чем-то безутешном? Или тем более о безутешном без намека на утешение? По-видимому, решение в том, что познание само по себе есть утешение. Поэтому, наверное, можно было бы думать так: ты должен был устранить себя и, не фальсифицируя этого знания, сохранить сознание того, что познал это. Тогда это в самом деле значило бы вытащить себя из болота за собственные волосы. То, что в телесном мире смешно, в духовном возможно. Там не действует закон всемирного тяготения (ангелы не летают, им никакого тяготения преодолевать не надо, просто мы, наблюдатели земного мира, не умеем это иначе себе представить), что, конечно, для нас невообразимо, — или действует, но только на какой-то высшей ступени. Как бедно мое знание себя по сравнению, допустим, с моим знанием этой комнаты. (Вечер.) Почему? Нельзя наблюдать внутренний мир так, как наблюдают внешний. По крайней мере описательная психология в целом, по всей видимости, есть антропоморфизм, некое обгрызание границ. Внутренний мир допускает только проживание, но не описание. Психология есть описание отражения земного мира в небесной плоскости или, точнее, описание некоего отражения так, как мы, напоенные землей, его себе представляем, ибо отражения вообще не происходит, просто мы видим землю везде, куда бы ни посмотрели.

3.10.[15] Психология есть нетерпение.

Все человеческие ошибки — от нетерпения, от преждевременной перебивки методического, от воображаемой расстановки всех точек над воображаемыми "i"

3.11. Несчастье Дон Кихота — это не его фантазии, а Санчо Панса.

3.12.[16] 20 октября. В постели.

У людей два главных греха, из которых вырастают все остальные: нетерпение и вялость. За свое нетерпение они были изгнаны из рая, а из-за своей вялости они не возвращаются туда. Но может быть, главный грех только один: нетерпение. За нетерпение были изгнаны, из-за нетерпения и не возвращаются.

3.13.[17] Если взглянуть сквозь пелену бренной суеты, мы находимся в… [см. прим.].

3.14.[18] Многие тени усопших занимаются лишь тем, что лижут волны реки смерти, потому что она берет начало у нас и еще сохраняет соленый вкус наших морей. От брезгливости эта река начинает потом замедлять свое течение, поворачивает вспять и выбрасывает мертвых обратно в жизнь. Но они счастливы, поют благодарственные гимны и гладят возмущенную реку.

По достижении некоторого определенного пункта, возврата назад уже нет. Этого пункта надо достигнуть.

Решающий миг человеческого развития непреходящ. Поэтому революционные духовные движения, объявляющие все прежнее ничтожным, правы, ибо ничего еще не произошло.

3.15. Человеческая история — это секунда между двумя шагами путника.

3.16. Вечером прогулка в Оберклее.

3.17. Извне ты всегда победно расплющиваешь мир теориями — и тут же летишь вместе с ними в выгребную яму; только изнутри ты можешь сохранить покой и истинность в мире и в себе.

3.18.[19] Один из самых действенных соблазнов зла — это вызов на борьбу. Борьба с ним — как борьба с женщинами, которая заканчивается в постели.

Настоящие супружеские походы налево в истинном понимании никогда не радостны.

3.19. 21 октября. В солнечном свете.

3.20. Затухание и затихание голосов мира.

3.21.[20] Будничная путаница

Будничное происшествие, которое выливается в будничную путаницу. А. должен заключить важную сделку с Б. из X. Он отправляется на предварительное обсуждение в X., затрачивает по десять минут на дорогу туда и обратно и хвалится дома такой исключительной быстротой. На следующий день он вновь отправляется в X., на этот раз для окончательного заключения сделки. Так как, предположительно, это должно занять много часов, А. выходит ранним утром. Но хотя все привходящие обстоятельства — так, по крайней мере, считает А. — совершенно те же, что и накануне, в этот раз на дорогу в X. он затрачивает десять часов. Когда вечером, усталый, он появляется там, ему говорят, что Б., раздосадованный отсутствием А., с полчаса назад ушел к А. в его деревню и что они, вообще говоря, должны были встретиться по дороге. А. советуют подождать. Но А., испугавшись за сделку, тут же вскакивает и спешит домой.

На этот раз он проделывает тот же путь, не особенно обращая на это внимание, буквально в один миг. Придя домой, он узнаёт, что ведь и Б. тоже пришел очень рано — сразу после ухода А.; более того, он столкнулся с А. в воротах и напомнил ему о сделке, но А. сказал, что у него сейчас нет времени и что ему сейчас спешно нужно уходить.

Б., несмотря на это непонятное поведение А., все-таки остался здесь, чтобы подождать А. Он уже не раз спрашивал, не вернулся ли А., но тем не менее все еще находится наверху, в комнате А. Счастливый тем, что все-таки еще сможет поговорить теперь с Б. и все ему объяснить, А. устремляется вверх по лестнице. Вот он уже почти наверху, и тут он спотыкается. Получив растяжение связок, почти теряя сознание от боли, неспособный даже кричать и лишь тихо скуля в темноте, он слышит, как Б. — то ли очень далеко, то ли совсем рядом с ним, ему не определить, — яростно топая, спускается вниз по лестнице и исчезает навсегда.

3.22. Дьявольское иногда надевает личину добра или даже полностью перевоплощается в него. Если это остается от меня сокрыто, я, естественно, поддаюсь ему, ибо такое добро привлекательнее настоящего. Но если это не остается от меня сокрыто — что тогда? Что, если, затравленный дьявольской облавой, я буду загнан в добро? Что, если от сыплющихся на меня булавочных уколов я в качестве объекта презрения прикачусь, прилеплюсь, прицеплюсь к добру? Что, если будет видно, как когти этого добра впиваются в меня? Отступив на шаг назад, я податливо и печально повлекусь ко злу, которое все это время было за моей спиной и ожидало моего решения.

3.23. [Жизнь. ] Какая-то местами уже гниющая вонючая сука, нарожавшая кучу щенков, которая, однако, в детстве была для меня всем, которая верно следует за мной повсюду, которую я не нахожу в себе сил прибить, от которой я пячусь спиной шаг за шагом и которая, если я не решусь на что-то иное, все-таки загонит меня по стенке в уже недалекий угол, чтобы там, на мне и со мной, разложиться полностью, до конца; не честь ли это — гнойное, червивое мясо ее языка на моей руке?

3.24. Зло иногда преподносит сюрпризы. Вдруг оно оборачивается и говорит: «Ты меня неправильно понял», и, возможно, это действительно так. Зло оборачивается твоими губами, позволяет обкусать себя твоим зубам, и вот, новыми губами — никакие прежние не подходили так хорошо к твоему прикусу — ты, к своему собственному удивлению, произносишь добрые слова.

3.25.[21] Правда о Санчо Пансе

Санчо Пансе, который, кстати, никогда этим не хвастался… [см. прим.].

3.26. 22 октября. Пять часов утра.

3.27. Одно из важнейших действий Дон Кихота — более навязчивое, чем борьба с мельницами, — это самоубийство. Мертвый Дон Кихот хочет убить мертвого Дон Кихота, но для того, чтобы убить, ему нужно отыскать какое-то живое место, и он ищет его своим мечом, столь же неотступно, сколь и тщетно. Занятые этим, катятся два неразделимых мертвеца, буквально как живое перекати-поле, сквозь времена.

3.28. До полудня в постели.

3.29.[22] А. очень самодоволен: он полагает, что далеко продвинулся по стезе добра, поскольку, становясь, очевидно, все более соблазнительным объектом, чувствует, что подвергается все большим искушениям с разных сторон, до сих пор совершенно ему неизвестных. Правильное объяснение, однако, состоит в том, что в него вселился большой бес, и теперь приходит бесчисленное множество более мелких, чтобы служить этому Большому.

3.30. Вечером — в лесу, новолуние, за спиной — сумбурный день. (Открытка от Макса.) Неважно с желудком.

3.31.[23] Различие взглядов, которые можно иметь, к примеру, на яблоко: взгляд маленького мальчика, которому приходится вытягивать шею, чтобы только-только увидеть яблоко на столе, и взгляд хозяина дома, который берет это яблоко и легко передает соседу по столу.

3.32. 23 октября. Рано лег.

3.33.[24] Молчание сирен Доказательство того, что… [см. прим.].

3.34. Вечер перед похоронами эпилептика, захлебнувшегося в источнике.

3.35. «Познай самого себя» не означает «следи за собой». «Следи за собой» — слова змея. Они означают: стань хозяином своих поступков. Следовательно, эти слова означают: «Не сознавай себя! Разрушай себя!» — то есть нечто злое. И только если очень низко склонишься, то услышишь в них и доброе, которое звучит так: «Чтобы стать тем, кто ты есть».

3.36. 25 октября. Печаль, нервы, телесное недомогание, страх перед Прагой; в постели.

3.37.[25] Было когда-то такое общество мошенников… [см. прим.].

3.38.[26] Первым признаком начинающегося познания является желание умереть. Эта жизнь кажется невыносимой, какая-то другая — недостижимой. И уже больше не стыдятся желания умереть и просят перевести из старой ненавистной камеры в какую-нибудь новую, которую еще только будут учиться ненавидеть. Способствует этому и остаток веры в то, что во время перевода случайно пройдет по коридору Господин, который посмотрит на заключенного и скажет: «Этого больше не запирать. Я возьму его к себе».

3.39. 3 ноября. Дорога в Оберклее. Вечером писать в комнате Оттлы и Т.

3.40.[27] Если бы ты шел по равнине и, несмотря на свое желание двигаться вперед, все же отступал назад, ты оказался бы в отчаянном положении, но поскольку ты карабкаешься вверх по крутому склону — примерно такому крутому, какой ты сам видел снизу, — то твои отступления могут быть вызваны уже только рельефом поверхности, и тебе не надо отчаиваться.

3.41.[28] 6 ноября. Как дорожка осенью: только расчистил ее, а она уже снова покрылась палой листвой.

Клетка вышла на поиски птички.

3.42.[29] 7 ноября. (Рано лег, после «просвистанного» вечера.)

3.43. Когда тебе в душу вонзается меч, твоя задача: смотреть спокойно, не кровоточить, принимать холод меча с холодностью камня. И благодаря этому удару стать после него неуязвимым.

3.44.[30] В этом месте я еще никогда не бывал: иначе дышится, и рядом с солнцем, затмевая его, горит какая-то звезда.

3.45. 9 ноября. В Оберклее.

3.46.[31] Если бы было возможно построить Вавилонскую башню, не поднимаясь на нее, это было бы позволено.

3.47. 10 ноября. Постель.

3.48.[32] Не позволяй злу убедить тебя, что ты можешь иметь от него секреты.

Леопарды врываются в храм и, вылакав все из жертвенных сосудов, опустошают их; так повторяется снова и снова, в конце концов это уже можно предсказать заранее, и это становится частью церемонии.

3.49.[33] Волнения (Блюэр, Таггер).

3.50. 12 ноября. Долго валялся; защита.

3.51.[34] Так же крепко, как рука сжимает камень. Но она так сжимает его только для того, чтобы забросить подальше. Однако дорога приведет и в эту даль.

Ты — задача. Но не видно, кому ее решать.

От настоящего противника заражаешься безграничным мужеством.

Счастье понимать, что основание, на котором ты стоишь, не может быть больше того, что покрывают две твои ступни.

Как можно радоваться этому миру — если только ты не убегаешь в него?

3.52. 18 ноября.

3.53.[35] Убежищ бесконечно много, спасение — только одно, но возможностей спасения вновь так же много, как и убежищ.

Есть цель, но нет пути; то, что мы называем путем, это колебание.

Создавать негативное — эта задача еще возложена на нас; позитивное нам уже дано.

3.54. Три крестьянина на повозке медленно въезжали в темноте на пригорок. Какой-то незнакомец вышел им навстречу и окликнул их. После короткого обмена репликами выяснилось, что незнакомец просит подвезти его. Седоки, подвинувшись, втащили его наверх. И, уже тронувшись дальше, спросили:

— Вы ведь шли с той стороны, а теперь, значит, едете обратно туда же?

— Да, — ответил незнакомец, — я двигался сначала в ту же сторону, что и вы, но потом повернул назад, так как стемнело раньше, чем я ожидал.

3.55. Ты жалуешься на молчание, на безнадежность этого молчания, этой стены добра.

3.56. Терновник — это древний шлагбаум, преграждающий путь; если ты хочешь идти дальше, он должен гореть огнем.

3.57. 21 ноября. За негодным объектом могут скрываться негодные средства.

3.58.[36] Когда ты уже впустил к себе зло, оно больше не требует, чтобы ты ему верил.

Тайные мысли, с которыми ты впускаешь к себе зло, это не твоя тайна, это тайна зла.

Тварь вырывает у Господина плетку и хлещет себя сама, чтобы стать Господином, не зная, что это лишь фантазия, порожденная новым узлом на хвосте плетки Господина.

3.59. Зло — это то, что отвлекает.

3.60. Зло знает добро, но добро зла не знает.

3.61. К самопознанию способно только зло.

3.62. Один из инструментов зла — диалог.

3.63. Основатель приносил от законодателя законы, а верующие должны эти законы оглашать законодателю.

3.64. Является ли факт существования религий доказательством того, что отдельный человек не может быть длительно привержен добру? Основатель отрывает себя от добра, воплощает себя. Делает ли он это во имя ближнего — или полагая, что сможет остаться с ближним только будучи таким же, как и тот, в то время как этот «мир» он должен разрушить, иначе ему пришлось бы его полюбить?

3.65.[37] Добро в известном смысле безутешно.

3.66. Тот, кто верит, не может увидеть чуда. Днем звезд не видно.

3.67. Творящий чудеса говорит: я не могу оставить эту землю.

3.68. Правильно распределить веру между своими собственными словами и убеждениями. Не дать убеждению испариться в тот миг, когда ты о нем узнаешь. Не перекладывать на слова ответственность, которую налагают убеждения. Не позволять словам красть убеждения; соответствие слов и убеждений — еще не решающее доказательство, в частности, и добросовестности. Будут ли такие-то слова обнаруживать такие-то убеждения или хоронить их — это все еще зависит от обстоятельств.

3.69. Высказывание, в принципе, не означает некое ослабление убеждения — на это не надо сетовать, — но означает некую слабость убеждения.

3.70.[38] К самообладанию я не стремлюсь. Самообладание означает желание действовать в каком-то случайном месте бесконечного диапазона моего духовного существования. Но если я должен очертить вокруг себя такой круг, то лучше я сделаю это пассивно, простым созерцанием чудовищных комплексов, и уйду домой, поддерживаемый лишь тем, что это зрелище вызовет во мне е contrario.[39]

Вороны утверждают, что одна-единственная ворона может разрушить небо. Это не подлежит сомнению, но в отношении неба ничего не доказывает, ибо небо как раз и означает невозможность ворон.

Мученики не склонны недооценивать тело, они позволяют возвысить его на кресте. В этом они едины со своими противниками.

Его усталость — это усталость гладиатора после боя; его работой была побелка одного угла в одном присутственном месте.

3.71. 24 ноября. Человеческое суждение о человеческих поступках истинно и ничтожно, и именно вначале истинно, а затем ничтожно.

Через правую дверь ближние врываются в комнату, где проходит семейный совет, подхватывают последнее слово последнего из выступавших, устремляются с этим словом через левую дверь в мир и выкрикивают свое суждение. Их суждение об этом слове истинно, их суждение как таковое ничтожно. Однако, если бы они захотели, чтобы их суждения были окончательной истиной, им пришлось бы остаться в этой комнате навсегда, стать участниками этого семейного совета и тем самым, разумеется, опять-таки неспособными судить.

3.72. Действительно судить о деле может лишь участвующий в нем, но как соучастник в деле судить о нем он не может. Поэтому в мире существует не возможность суждения, а лишь ее проблески.

3.73.[40] Нет никакого обладания, есть только бытие — только это жаждущее последнего вздоха, жаждущее задохнуться бытие.

Раньше я не понимал, почему я не получаю ответов на свои вопросы; сегодня я не понимаю, как я мог думать, что можно спрашивать. Но я ведь и не думал, я просто спрашивал.

Его ответом на утверждение, что он, может быть, владеет, но не существует, было только содрогание и сердцебиение.

3.74. Целибат и самоубийство находятся на сходных ступенях познания, самоубийство и мученическая смерть — нет; скорее, брак и мученическая смерть.

3.75.[41] Некто удивлялся тому, как легко ему идти по пути вечности, а он просто несся по нему вниз.

3.76. Добрые идут в ногу. Прочие, не зная о них, пляшут вокруг них в плясках времени.

3.77.[42] Злу нельзя заплатить в рассрочку — и это без конца пытаются делать.

Можно было бы представить, что Александр Великий, несмотря на военные успехи своей юности, несмотря на отличную, обученную им армию, несмотря на силу, направленную на изменение мира, которую он в себе чувствовал, мог остановиться у Геллеспонта и никогда его не перейти — и не под действием страха, нерешительности, слабоволия, а под действием земной тяжести.

3.78. Восторженный и пьяный оба взмахивают руками. Первый выражает этим единение со стихией, второй — спор с ней.

3.79.

3.80. 25 ноября.

3.81.[43] Путь бесконечен, тут ничего не отнять и ничего не прибавить, и все-таки каждый прибавляет к нему еще свой детский аршин. «Разумеется, ты должен пройти еще и этот аршин пути, это тебе зачтется».

Страшный суд отделен от нас только нашим понятием времени, а ведь это, собственно говоря, военно-полевой суд.

3.82. 26 ноября. Тщеславие уродует и, значит, вообще говоря, должно было бы умерщвлять себя; вместо этого оно лишь уязвляет себя и становится «уязвленным тщеславием».

3.83.[44] Несоразмерности этого мира, кажется, носят лишь количественный характер; это утешительно.

3.84.[45] Вечер. Опустить на грудь голову, полную отвращения и ненависти. Конечно, но что, если тебя схватили за горло и душат?

3.85. 27 ноября. Читать газеты.

3.86. Мессия придет, как только станет возможен самый необузданный индивидуализм веры, — никто такой возможности не уничтожит, никто такого уничтожения не потерпит, и, следовательно, могилы раскроются. Возможно, в этом и заключается христианское учение — как в фактической демонстрации (индивидуалистического) примера, которому надлежит следовать, так и в символической демонстрации воскресения посредника в отдельном человеке.

3.87. Верить — значит освобождать в себе неразрушимое, или, вернее, освобождать себя, или, вернее, быть неразрушимым, или, вернее, быть.

3.88. Праздность — мать всех пороков и дочь всех добродетелей.

3.89.[46] Гончие еще играют во дворе, но дичи не уйти, как ни мчится она уже сейчас по лесам.

Смешно ты захомутался для этого мира.

Чем больше лошадей ты запряжешь, тем быстрее пойдет — не вырывание блоков из фундамента, что невозможно, а обрывание ремней и, вместе с тем, — пустая веселая поездка.

3.90. Разные формы безнадежности при разных остановках в пути.

3.91.[47] Слово «sein» имеет в немецком языке два значения: «быть» и «принадлежать ему».

3.92. 2 декабря.

3.93.[48] Они были поставлены перед выбором: стать королями или королевскими вестниками. Все по-детски захотели стать вестниками. Поэтому существуют одни только вестники, они носятся по свету и, поскольку королей нет, от себя выкрикивают друг другу ставшие бессмысленными известия. Они бы с удовольствием покончили с этой жалкой жизнью, но не решаются, поскольку давали присягу служить.

3.94. 4 декабря. Бурная ночь, утром телеграмма от Макса, перемирие в России.

3.95. Мессия придет только тогда, когда уже не будет нужен; он придет только на следующий день после того, как будет возвещен его приход; он придет не в последний день, а в самый последний.

3.96.[49] Верить в прогресс не значит верить в то, что какой-то прогресс уже произошел. Это не было бы верой.

А. — виртуоз, чему свидетель — Небо.

3.97. 6 декабря. Забой свиней.

3.98. Три действия: посмотреть на себя как на что-то незнакомое, вид забыть, взгляд сохранить.

Или — только два, ибо третье включает второе.

3.99. Зло — это звездное небо добра.

3.100. 7 декабря.

3.101.[50] Человек не может жить без длительного доверия к чему-то неразрушимому в себе, причем как это неразрушимое, так и это доверие могут длительно оставаться скрытыми от него. Одно из возможных проявлений того, что они остаются скрыты, — вера в некоего персонального бога.

3.102. Небо немо, оно — лишь эхо немоты.

3.103.[51] Посредничество змея было необходимо: зло может соблазнить человека, но не может стать человеком.

3.104. 8 декабря. Постель, запор, боль в спине, вечернее раздражение, кошка в комнате, разбитость.

3.105.[52] В дуэли между тобой и миром будь секундантом мира.

Ни у кого нельзя красть победу — даже у мира.

Нет ничего, кроме духовного мира: то, что мы называем чувственным миром, — это зло в духовном мире, а то, что мы называем злом, — это лишь необходимость момента нашего вечного развития.

Самым сильным светом можно разъединить этот мир. Для слабых глаз он приобретает прочность, для слабейших у него появляются кулаки, а под взглядом еще более слабых он становится стыдлив и раздавливает того, кто смеет в него всматриваться.

Искать минимальную меру обмана, оставаться в пределах обычного, искать высшую меру — все предательство. В первом варианте предаешь добро, желая слишком легко его приобрести, и зло, предлагая ему слишком невыгодные условия для борьбы. Во втором варианте предаешь добро тем, что фактически не стремишься к нему даже в земном. В третьем варианте предаешь добро, удаляясь от него как можно дальше, и зло, надеясь предельным его увеличением сделать его бессильным. Таким образом, в силу вышеизложенного следует предпочесть второй вариант, поскольку добро предаешь всегда, зло же в этом варианте — по крайней мере внешне — не предаешь.

Есть проблемы, с которыми мы не смогли бы справиться, если бы природа не освободила нас от них.

В сравнениях, даже и приблизительных, язык может использоваться только в чувственном мире, а вне его — только в намеках, поскольку он, соответствуя чувственному миру, говорит только о владении и отношениях владения.

Лгут меньше всего только тогда, когда меньше всего лгут, а не тогда, когда имеют для этого меньше всего возможностей.

3.106. Если я говорю ребенку: «Вытри рот и тогда получишь пирог», то это не значит, что пирог будет заслужен вытиранием рта, ибо вытирание рта несопоставимо с ценностью пирога; это также не делает вытирание рта предпосылкой съедания пирога, ибо, независимо от незначительности подобного условия, ребенок получит пирог в любом случае, поскольку пирог — неотъемлемая составная часть его обеда; мое замечание, таким образом, не затрудняет, а облегчает выдачу пирога; вытирание рта есть нечто полезное маленькое, предшествующее большому — поеданию пирога.

3.107. 9 декабря. Вчера пляска по случаю гуляний.

3.108.[53] Ступенька лестницы, не истертая шагами, с ее собственной точки зрения, — просто нечто бессмысленно сколоченное деревянное.

3.109. Наблюдающий за душой не может проникнуть в нее, но, очевидно, существует некая пограничная полоса, в которой он прикасается к ней. Сознание этого прикосновения таково, что и душа не знает самой себя. Она, таким образом, должна остаться неизвестной. Это было бы печально только в том случае, если бы было еще что-то другое, кроме души, но ничего другого нет.

3.110.[54] Если ты отказываешься от мира, ты должен любить всех людей, ведь ты отказываешься и от их мира. И ты начинаешь догадываться об истинной человеческой природе, которую можно исключительно и только любить, в предположении, что она равна твоей.

Тот, кто в этом мире возлюбит своего ближнего, будет не более и не менее неправ, чем тот, кто в этом мире возлюбит самого себя. Если бы еще только оставался вопрос, возможно ли первое.

Тот факт, что не существует ничего, кроме духовного мира, отнимает у нас надежду и дает нам уверенность.

3.111. 11 декабря. Вчера старший инспектор. Сегодня «Дер Юде». Штейн: Библия — Писáние, мир — пúсание.

3.112.[55] Наше искусство есть некое состояние ослепления истиной: свет на отстраняющемся сморщенном лице — это свет истины, и это всё.

3.113. Не каждый способен увидеть истину и не умереть.

3.114.[56] Изгнание из рая в главной своей части вечно; следовательно, хотя это изгнание окончательно и жизнь в этом мире неизбежна, но вечность процесса (или, во временнум выражении: вечное повторение этого процесса) создает тем не менее возможность того, что мы не только могли бы долго оставаться в раю, но и действительно долго там пребываем, — не важно, знаем мы здесь об этом или нет.

3.115. Каждому мгновению соответствует и нечто вневременное. За посюсторонним не может следовать потустороннее, ибо потустороннее вечно и, следовательно, не может соприкасаться во времени с посюсторонним.

3.116. 13 декабря. Развлеченный журналом «Шёне Раритет» и газетами, начал Герцена.

3.117. Кто ищет, тот не находит, но кто не ищет, тот будет найден.

3.118. 14-е. Вчера, сегодня — наихудшие дни. Наполнение: Герцен, письмо д-ру Вайсу[57], прочее не поддается объяснению. Тошнотворная еда: вчера свинячья нога, сегодня — хвост. Дорога в Михелоб через парк.

3.119.[58] Он — свободный и обеспеченный гражданин земли, потому что цепь, на которую он посажен, достаточно длинна, чтобы для него были доступны все земные пространства, и все же лишь настолько длинна, чтобы ничто не могло перетянуть его через границу земного. Но в то же время он — свободный и обеспеченный гражданин неба, потому что посажен и на аналогично рассчитанную небесную цепь. И теперь, когда он хочет на землю, его душит небесный ошейник, хочет на небо — его душит земной. Тем не менее он сохраняет все возможности и чувствует это; более того, он даже отказывается объяснять все это ошибкой первой посадки на цепь.

3.120.[59] 15 декабря. Письма от д-ра Кернера, от Вацлава Меля, от матери.

3.121. Здесь ничего не решится, но испытать свою способность решать можно только здесь.

3.122.[60] 17 декабря. Пустые дни. Письма Кернеру, Пфолю, Пршибраму, Кайзеру, родителям.

3.123. Негр, доставленный со всемирной выставки домой обезумевшим от тоски по дому, посреди своей деревни, под причитания племени, с серьезнейшим лицом, словно выполняя свою миссию и свой долг, пересказывает те шутки, которые приводили в восхищение европейскую публику как свидетельства африканских нравов и обычаев.

3.124. Самозабвение и самосохранение искусства: бегство подается как прогулка или даже как наступление.

3.125. Письма Ван Гога.

3.126.[61] Он бежит за фактами, как начинающий конькобежец, который к тому же упражняется в запретной зоне.

3.127. 19 декабря. Вчера известие о визите Ф.[62], сегодня один в моей комнате, на той стороне дымит печь; ходил с Натаном Штейном в Царх; как он толковал крестьянке, что мир — это театр!

3.128.[63] Что может быть веселее веры в какого-нибудь домашнего бога!

3.129. Это падение по отношению к истинному познанию, и это детски-счастливый подъем.

3.130.[64] Теоретически возможность полного счастья существует: надо верить в неразрушимое в себе и не стремиться к нему.

3.131. 21 декабря. Телеграфировал Ф.

3.132. Первым домашним животным Адама после изгнания из рая был змей.

3.133. 22 декабря. Прострел, ночные подсчеты.

3.134. 23 декабря. Удачная и отчасти пресная поездка. Многое услышал.

3.135. Плохо спал, напряженный день.

3.136.[65] Неразрушимое — это единое; это каждый отдельный человек и в то же время это все вместе; поэтому столь беспримерно неразъединима связь людей.

3.137. В раю, как везде: что порождает грех, то его и осуждает. Чистая совесть — это зло, которое так победительно, что даже не считает нужным этот перескок слева направо.

3.138. Заботы, под тяжестью которых привилегированный извиняется перед угнетенным, это именно заботы о сохранении привилегий.

3.139.[66] В одном и том же человеке существуют знания, которые, полностью различаясь, имеют тем не менее один объект, так что вновь приходится делать вывод о существовании различных субъектов в одном и том же человеке.

3.140. 25, 26, 27 декабря. Отъезд Ф. Плакал. Все тяжело, несправедливо и все-таки правильно.

3.141.[67] Он подбирает объедки, упавшие с собственного стола; благодаря этому он, правда, в течение какого-то времени насыщается больше всех, однако отучается есть наверху, за столом, а из-за этого потом кончаются и объедки.

3.142. 30 декабря. Не слишком разочарован.

3.143.[68] Если то, что в раю должно было быть разрушено, было разрушено, то это не было определяющим, если же это было неразрушимо, то мы живем в ложной вере.

3.144. 2 января. Несомненность учителя характеризуется истинностью, ученика — продолжительностью.

3.145.[69] Испытай себя на человечестве. Сомневающегося оно заставит усомниться, верующего — поверить.

3.146.[70] Завтра уезжает Баум.

3.147.[71] Это чувство: «я здесь якорь не бросаю», — и тут же почувствовать себя в ревущем, несущем потоке.

Инверсия. Ожидающе, с робкой надеждой, крадучись обходит вопрос ответ, заглядывает в отчаянии в его непроницаемое лицо и следует за ним самыми бессмысленными путями, то есть теми, которые уводят как можно дальше от ответа.

Общение с людьми соблазняет к самонаблюдению.

Дух становится свободным только тогда, когда перестает быть опорой.

3.148. Под тем предлогом, что идет на охоту, он удаляется от дома; под тем предлогом, что не хочет терять дом из виду, он карабкается на самые труднодоступные вершины; не знай мы, что он идет на охоту, мы бы его удержали.

3.149. 13 января. Оскар уехал с Оттлой, дорога на Эйшвиц.

3.150.[72] Чувственная любовь обманывает, являясь небесной; сама по себе она бы этого не смогла, но так как она, не сознавая того, несет в себе стихию небесной любви, то она это может.

3.151. 14 января. Хмур, слаб, нетерпелив.

3.152.[73] Есть только правда и ложь, третьего нет.

Правда неделима, следовательно, сама себя познать не может; тот, кто хочет ее познать, должен быть лжив.

3.153. 15 января. Нетерпелив. Улучшение, ночная прогулка в Оберклее.

3.154.[74] Никто не может желать того, что ему в конечном счете вредит. И если складывается впечатление, что отдельные люди все-таки это делают — а такое впечатление, по-видимому, складывается постоянно, — то объясняется это тем, что нечто в человеке желает чего-то такого, что этому Нечто хоть и полезно, но какому-то второму Нечто, отчасти привлекаемому для оценки данного случая, наносит серьезный вред. Если бы человек с самого начала, а не только уже при этой оценке, встал на сторону второго Нечто, первое Нечто исчезло бы, и с ним — само желание.

3.155. 16 января. По собственной воле, как какой-то Фауст, он повернулся-обернулся — и избежал этого мира.

3.156. Ни одной капли не перелито и ни одной больше не влить.

3.157. То, что наша задача точно так же велика, как и наша жизнь, бросает на последнюю отблеск бесконечности.

3.158.[75] Почему мы жалуемся по поводу грехопадения? Не из-за него мы были изгнаны из рая, а из-за древа жизни, — чтобы мы с него не ели.

3.159. 17 января

3.160.[76] Прометей

О Прометее есть четыре легенды. Согласно первой, он, предавший… [см. прим.].

3.161. Закон кадрили ясен, его знают все танцоры, он действителен на все времена. Однако в силу каких-то случайностей жизни, которых вообще не должно было бы возникать, но которые возникают вновь и вновь, ты остаешься один между рядами. Возможно, это вносит сумятицу и в сами ряды, но ты этого не знаешь, ты знаешь только свое несчастье.

3.162. 17 января. Дорога в Оберклее. Ограничение.

3.163. В дьяволе все еще уважать дьявола.

3.164. 18 января. Вопль: если я буду вечным, каким я буду завтра?

3.165. Мы отделены от Бога с обеих сторон: грехопадение отделяет нас от Него, древо жизни отделяет Его от нас.

3.166.[77] Мы грешны не только потому, что вкусили от древа познания, но еще и потому, что до сих пор не вкусили от древа жизни. Греховно состояние, в котором мы пребываем, — вне зависимости от вины.

3.167. Древо жизни — владыка жизни.

3.168. Мы были изгнаны из рая, но он не был уничтожен. Изгнание из рая было в каком-то смысле счастьем, ибо, если бы мы не были изгнаны, рай пришлось бы уничтожить.

3.169.[78] Мы были созданы, чтобы жить в раю, и рай был предназначен служить нам. Наше предназначение было изменено, но о том, что это же произошло с предназначением рая, нигде не говорится.

3.170. До самого конца сказания о грехопадении сохраняется возможность того, что вместе с человеком был проклят и сад Эдема… Прокляты только люди, сад Эдема — нет.

3.171. Бог сказал, что Адам должен умереть в тот день, когда вкусит от древа познания. То есть, согласно Богу, немедленным следствием вкушения от древа познания должна была стать смерть, согласно же змею (по крайней мере, так можно было его понять), — достижение богоравенства. Оба были сходным образом неправы. Люди не умерли, но стали смертны; они не стали богоравными, однако получили некую необходимую способность стать таковыми. Оба были сходным образом правы. Умер не человек, но человек рая; люди не стали как боги, но они стали божественным познанием.

3.172. Безутешный горизонт злого: уже в познании добра и зла ему видится богоравенство. Проклятие, кажется, ничего не ухудшило в его существе: длину пути он будет измерять брюхом.

3.173.[79] Зло есть некое излучение человеческого сознания в определенных переходных состояниях. Видимость — это, собственно, не чувственный мир, а его зло, которое, правда, для наших глаз и образует чувственный мир.

3.174. 22 января. Попытка сходить в Михелоб. Грязь.

3.175.[80] В наших способностях познания добра и зла мы, собственно, те же, что и во времена грехопадения, тем не менее именно здесь мы ищем наши особые преимущества. Однако истинные различия начинаются по ту сторону этого познания. Противоположное впечатление вызывается следующим:

Человек не может удовлетвориться только познанием, он должен стремиться и действовать соответственно. Но силы для этого не дано, поэтому он вынужден разрушать себя, даже рискуя тем, что необходимой силы все равно не получит, однако ничего другого, кроме этой последней попытки, ему не остается. (В этом и заключается смысл угрозы смерти при запрете вкушать от древа познания; возможно, в этом — и первоначальный смысл естественной смерти.) И вот такой попытки человек страшится, он предпочел бы вернуть назад это знание добра и зла (обозначение «грехопадение» восходит к этому страху),[81] но происшедшее вернуть назад нельзя, его можно только затуманить. Этой цели служат возникающие мотивации; весь мир заполнен ими. Более того, весь видимый мир — это, может быть, не что иное, как некая мотивация человека, ищущего мгновения покоя. Попытка сфальсифицировать факт познания, сделав для начала познание целью.

3.176. Под всяким дымом — огонь, но того, кто видит вокруг только темный дым, это не удержит на месте, если у него горят ноги.

3.177. Мы в изумлении смотрели на эту гигантскую лошадь. Головой она пробила крышу над нашей комнатой. Облачное небо лениво обтекало могучие контуры, и с шелестом развевалась на ветру грива.

3.178. Точки зрения искусства и жизни даже в самом художнике различны.

3.179. Искусство порхает вокруг истины, однако решительно не настроено на самосожжение. Художественное умение состоит в том, чтобы в темной пустоте отыскать, не зная его заранее, такое место, в котором можно цепко поймать луч света.

3.180.[82] Вера — как нож гильотины: так же тяжела, так же легка.

Смерть стоит перед нашими глазами примерно так же, как картина с изображением битвы Александра на стене в школьном классе. Задача в том, чтобы нашими делами еще в этой жизни затемнить или совсем стереть эту картину.

3.181. Утренние сумерки 25 января.

3.182. Самоубийца — это заключенный, который видит, как во дворе тюрьмы устанавливают виселицу, ошибочно решает, что она предназначена для него, выбирается ночью из своей камеры, спускается во двор и вешается сам.

3.183. Познание нам дано. И тот, кто слишком о нем печется, вызывает подозрения: уж не затевает ли он что-то против познания?

3.184. Перед тем как вступить в святая святых, ты должен сбросить башмаки, но не только башмаки, а все: ношу, и походную одежду, и наготу под ней, и все то, что под наготой, и все, что спряталось уже под этим, и потом — твою сердцевину, и сердцевину сердцевины, и потом — все прочее, и потом — остатки, и потом еще — видимость неугасимого огня. Святая святых питается только самим огнем — и позволяет ему питаться собой: противостоять этому не может ни одна из сторон.

3.185. Не самоосвобождение, а самопоедание.

3.186. За грехопадение были возможны три наказания: самым мягким было осуществленное — изгнание из рая, другим — уничтожение рая, а третьим — и это было бы самым ужасным наказанием — запрет вечной жизни при оставлении без изменений всего остального.

3.187. 28 января. Суетность, самозабвение нескольких дней.

3.188.[83] Две возможности: выставлять себя бесконечно ничтожным или быть таким. Второе — это завершение, значит, бездеятельность, первое — начало, значит, дело.

Во избежание путаницы в словах: то, что должно быть разрушено в работе, должно до этого сохраняться очень прочным, а то, что раскрошено, то раскрошено и уже не может быть разрушено.

3.189. А. не мог ни дружно жить, ни [разойтись] с Г., поэтому он застрелился; он думал, что таким образом сможет соединить несоединимое, и именно «уединиться в беседке» с самим собой.

3.190. Слова «Если… то ты должен будешь умереть» означают, что познание «обоюдоостро»: это и ступень к вечной жизни, и препятствие на пути к ней. Если после обретенного познания ты пожелаешь достичь вечной жизни — а ты и не сможешь не пожелать ее, ибо познание и есть это желание, — тебе придется разрушить препятствие, чтобы выстроить ступень, то есть само это разрушение. Таким образом, изгнание из рая было не деянием, а происшествием.