"Ведьма" - читать интересную книгу автора (Маккуин Дональд)

Глава 7

Сайла любовалась Матерью Рек, обрамленной бушующей зеленью. Склоны расположенных вдали от живительной влаги холмов светились теплыми золотистыми, желтыми и оранжевыми красками. Все кричало о том, что хотя река сильна, но это — страна солнца.

Сидя верхом на своем коне Рыжике, Сайла обернулась, бросив долгий взгляд на север. Земля под копытами коня была горячей и пыльной. Животное стремилось вниз к воде, копыта гулко ударяли по сухим камням.

Слегка переменившийся ветер принес на склон холма прохладное дыхание реки. В пойме Мать Рек создала свой собственный климат. Вдоль нее дули ветры с моря, смягчая суровые зимы. Во время летней жары те же ветры приносили прохладу. Утром в разгар лета у реки для защиты от тумана и холода была нелишней куртка, а после полудня хватало самой легкой рубашки.

Повернувшись, Сайла посмотрела на север и восток. Ее сердце сжалось от боли. Три, самое большее — четыре дня пути, и она могла бы оказаться в объятиях мужа.

Ей хотелось быть вместе с ним, но он распорядился по-другому.

Удалявшийся вестник, доставивший новости, был уже почти неразличим. Вместе с ним были воины Людей Собаки, которые спасли Сайлу и ее друзей от кочевников. Они сопровождали ее во время долгого и трудного путешествия на север из Суши.

Сайла поднялась на стременах и взглянула на юг, мимо своих четверых спутников. Они тоже смотрели в ту сторону, откуда пришли сюда. Когда их преследовали кочевники Летучей Орды, оглядываться было некогда. Осенив себя Тройным Знаком, Сайла молча вознесла молитву с благодарностью за то, что им удалось скрыться с места, где они отыскали Врата. Причем скрыться, заполучив сокровище, к которому она стремилась всю свою жизнь. Теперь оно принадлежало Сайле. Эта мысль приводила ее в восторг. Воспитанная стать Цветком, чтобы спасти тайну для Церкви, она достигла цели. Краска стыда залила ее щеки: она вспомнила о своих тайных помыслах воспользоваться тайной Врат в собственных целях. Полученный от друзей совет спас ее от этого. Те же друзья не позволили Жрецу Луны выкрасть тайну. К несчастью, этому исчадию все-таки удалось восстановить свою власть над разбитым, пораженным эпидемией государством кочевников.

По иронии судьбы, похоже, что эпидемия началась с Мэтта Конвея, который так помог Сайле в ее миссии. В начале похода Конвей был загадкой. Тогда казалось, что он ищет самого себя. Теперь он излучал уверенность. Странно, она полностью ему доверяла, но при этом Сайла знала, что он врал о своем прошлом. Так же, как врала сопровождавшая его чернокожая женщина, Доннаси Тейт.

— Мы из далекой страны, — говорили они всем, — расположенной далеко на востоке.

Лгуны. Все они. Конвей и Тейт, еще четверо в Оле с Гэном Мондэрком — мужчина Леклерк и трое женщин — Сью Анспач, Дженет Картер и Кейт Бернхард. И еще был тот, которого звали Джонс. Теперь он стал Жрецом Луны, предводителем кочевников Летучей Орды и их духовным отцом.

Тейт и Конвей только во время похода научились скрытно передвигаться и кое-как читать следы. Невозможно было поверить, что таким людям удалось незаметно пробраться через Горы Дьявола. И в довершение всего — и это вызывало подозрение — их мужчины обращались со своими женщинами как с равными себе.

Направление хода мыслей Сайлы изменилось.

Клас.

Он понимал, что поиски Врат — смысл ее жизни. Только ее мужчина мог так любить, доверять женщине, чтобы предоставлять ей столько свободы и даже уважать ее за такую целеустремленность. Но что он скажет, узнав, что передаваемая из поколения в поколение легенда о тайне Врат заключалась в том, что называют книгами? Или что Конвей и Тейт могут их прочитать?

То, как поступили Тейт и Конвей, на чем они настаивали, было богохульством. Оба посмели произнести запретное слово, они настаивали, что должны научить ее и остальных пользоваться книгами. Всем было известно требование Церкви: любую бумагу с написанными на ней словами, найденную на месте разрушенных городов, нужно немедленно передать Церкви, которая совершала ее ритуальное сожжение во время церемонии Возвращения. Всем также было известно, что в древние времена правившие миром гиганты поработили человечество. Рабы слишком много узнали, слишком возомнили о себе и стали мятежными. Гиганты уничтожили рабов, превратив их огромные поселения в руины, в источники невидимой заразы, где ничего не подозревающего человека подстерегала ужасная болезнь.

Люди, называвшиеся Сиа, собрали племена в тех местах, где Вездесущий позволил людям выжить.

В каждой культуре умение читать и писать, знание арифметики стали привилегией самых высокопоставленных лиц, которых больше всего опасались и за которыми больше всего следили. Сайле такие законы были ненавистны. Но она понимала их необходимость — иначе как Церковь могла быть уверена, что никто не посягнет на установившийся в мире порядок.

Чужаки обращались с книгами непринужденно. У Сайлы же в горле вставал комок от страха каждый раз, когда ей приходилось брать в руки книгу. В ней так много слов!

И все же она осознавала свою ответственность, которую накладывало на нее звание Цветка. Ее жизнь состояла в поиске власти. Не для себя, а для всех женщин. Ею двигала ее собственная ярость, ее протест против того, как с ней обращались, но ее цели никогда не были эгоистичными. За исключением одной — «Мною никто никогда не будет владеть».

Ее, сироту, Церковь вызволила из рабства и воспитала как Избранную, как дитя Церкви. Жизнь Сайлы была посвящена привилегии вечного служения другим. Никто не смел нанести вред служительнице Церкви, иначе все племя, где это случилось, отлучили бы от Церкви. Ни одна целительница или военная целительница не оказала бы им помощи.

И все же жрицы были женщинами. Мир, видевший даже в служительницах Церкви прежде всего прислугу и деторождающих существ, подавлял их. Когда Сайла размышляла о своей жизни, первым ее чувством была обида. «Мною никто никогда не будет владеть».

Однако теперь она обрела ту власть, которую так долго искала. Если только она сумеет ее удержать! Если только она выдержит!

Вдали исчезали из виду спасшие ее воины Людей Собаки и отыскавший ее вестник. Как будто их никогда и не было.

За ее спиной воин-монах, которого она женила на Доннаси Тейт, сказал:

— Нам нужно двигаться, Сайла. Мы знаем, что где-то позади нас кочевники Летучей Орды.

Взмахом руки дав понять, что услышала его слова, Сайла горько усмехнулась и тихо произнесла:

— Новый мир построишь завтра, Жрица. А сегодня — опять беги.

Когда Сайла повернулась к своим спутникам, она сидела в седле прямо и излучала спокойную уверенность.

— Их еще не видно, Налатан?

Налатан заставил своего коня попятиться, чтобы он поравнялся с конем, на котором сидела Тейт. И он, и чернокожая женщина делали вид, что не замечают друг друга, но даже камню было ясно, как они тянутся один к другому.

— Никаких признаков после той засады, которую мы проскочили четыре дня назад, — ответил Налатан.

— Мы не нанесли им слишком больших потерь, — сказала Тейт. — Это не похоже на них — уйти, не попытавшись на нас напасть еще раз.

Тут подала голос Ланта, вторая одетая в черный плащ Жрица:

— Они не посмеют нас преследовать на другом берегу реки. Они опасаются патрулей Трех Территорий.

— Мне кажется, Ланта права, — сказал Конвей.

Сайла кивнула. То, что Конвей согласился с Лантой, было в порядке вещей. Если он был с чем-то не согласен, то хранил молчание. Все были уверены, что таким образом он старается загладить какую-то вину. Но какую именно, никто не знал.

— Если кто-то за нами наблюдает, он мог сообщить основным силам, что конвой ушел и мы остались одни, — продолжил Конвей.

Тейт нахмурилась.

— Сегодня солнечный день, и они могут пользоваться зеркалами… — Тейт замялась и с виноватым видом взглянула на Конвея.

Мрачно усмехнувшись, Конвей сказал:

— Да, зеркалами. Я сам научил кочевников ими пользоваться. Одна из моих оплошностей, и довольно серьезная.

— Прости, — сказала Тейт, подъехав к Конвею. — Я все забываю, что ты был в лагере кочевников вместе со Жрецом Луны. Не могу вас представить вместе после того, как он так изменился.

— Я и сам хотел это забыть. Странно, мне хочется думать о нем, как о Джонсе. Не могу поверить, что друг превратился в Жреца Луны.

Наклонившись вперед, Тейт со злостью сказала:

— Джонс мертв. Вместо него живет Жрец Луны.

— Мы все скоро будем очень мертвыми, если поскорее не переберемся через эту реку! — сказал Налатан.

Тейт обернулась к нему с проказливым выражением лица:

— Ой-ой! Мы сегодня очень нервничаем, не так ли? Разве в этом вашем братстве не учат, что нельзя прерывать других?

— Нас учат выживать! — Зная задиристость Тейт, Налатан оставался невозмутимым. Сквозь его нарочитое спокойствие, подобно тлеющим углям, светилась любовь.

— Конвей, поезжай вперед, — сказала Сайла, — и посмотри, свободна ли паромная переправа.

Конвей свистнул. К нему бросились два пса, которые до того наблюдали за тем, что делалось в тылу этой небольшой группы путников. Никто кроме Тейт не взглянул в их сторону. На ее лице с высокими скулами отразилось страдание. Это была не столько забота или грусть, сколько невыносимая потеря. Даже когда Налатан накрыл ее руку своей, ее взгляд оставался прикованным к собакам.

Наклонившись, Конвей почесал собак за ушами.

— Микка опередила тебя, Карда. Сдаешь под старость?

Кобель, будто понимая шутку, завилял хвостом.

Пустив коня галопом, Конвей направился вниз. Впереди бежал Карда, а более светлая Микка следовала за конем. Четверка людей привычно построилась в походный порядок. Сайла и Ланта ехали впереди с вьючными животными. Тейт и Налатан замыкали строй. Налатан воспользовался возможностью, чтобы выразить сочувствие Тейт.

— Ты не должна так горевать из-за потери своих собак. Они прожили предназначенную им жизнь. О них можно скорбеть потому, что они тебя любили, но смотри не запятнай их смерть.

Тейт резко повернулась и со злостью уставилась на Налатана, который продолжил:

— Доннаси, для них ты воплощала собой и солнце, и луну. Как для меня. Конечно, им не хотелось умирать. Никто добровольно не расстается с жизнью. Но в такой жертве — огромное значение. Она придает особый смысл всему, что было прежде. Пожалуйста, попробуй взглянуть на случившееся с такой точки зрения.

— Ты что, пытаешься сказать мне, что я должна почувствовать, если тебя убьют? Именно этот бред ты хочешь мне внушить? Я никогда не буду хвастаться смертью. Подобно тому, как ты хвастаешься этими дурацкими шрамами или как твои друзья погибли, воюя за Церковь. Никогда.

— «Хвастаться» — резкое слово. Даже так, рассказы о битве за жизнь — это единственная победа воина над смертью, разве ты это не понимаешь? Мы, оставшиеся в живых, об этом помним. Так в нас вырастает самое лучшее — истинная целеустремленность, честь.

Тейт яростно затрясла головой.

Налатан противопоставил ее горячности нежное упрямство.

— Танно и Ошу погибли ради тебя. Я им навсегда за это благодарен. Я их любил. И продолжаю их любить.

— И я тоже! — Это был крик раненой души. Слезы навернулись на широкие темные глаза Тейт. — Ты знаешь, что это так.

— Тогда думай о них с любовью и радостью.

Тейт задумчиво посмотрела на Налатана. Какое-то время он выдерживал этот изучающий взгляд. Наконец обнаружил на поводьях пятно, потребовавшее внимательного изучения. Спустя пару минут Тейт сказала:

— Я действительно тебя люблю, Налатан.

Налатан покраснел, но упорно продолжал рассматривать поводья.

— Я не была уверена, скажу ли я эти слова кому-нибудь снова. Я знала, что не смогу даже подумать об этом в отношении белого мужчины. Однако это случилось благодаря тому, что ты помог мне раскрыть глаза на многое. В основном на то, что касается меня самой. Но я никогда по-настоящему тебя не узнаю, не так ли? Понимаешь, я наблюдала за тобой во время боя, я была рядом, мы дрались бок о бок. И после всего этого ты говоришь о моих собаках, и о воинах, и о смерти, и во всем этом есть грусть, радость и тайна, которые заставляют меня плакать. Ты меня сбиваешь с толку.

Лицо Тейт снова приняло свое обычное шаловливое выражение. Перегнувшись в седле, она поцеловала Налатана в щеку.

— Какая у нас будет жизнь, мой любимый! Это точно будет лучше, чем жить в Суши со всеми этими братьями-монахами, как ты думаешь?

Ее улыбка была явно сладострастной.

Заикаясь, Налатан пробормотал что-то о необходимости проверить тыл. Развернув своего коня, он рысцой отправился вверх по склону.

Увидев, как зарделась его шея, Тейт в восторге закрыла рот рукой. Ее улыбка медленно угасла, сменившись целой гаммой эмоций, непредсказуемых, как узор масляного пятна на поверхности воды.

— Ну и жизнь! Кто бы мог подумать, что, потеряв целый мир, человек сможет быть таким счастливым в другом?