"Рассказы" - читать интересную книгу автора (Василевский Илья Маркович)

Без смеха

В лаборатории все было буднично и деловито, когда громкое восклицание сорвалось вдруг с уст Вертело:

— Друзья мои! Ко мне, скорее ко мне!.. — повторял Вертело.

И когда пестрой толпой сбежались ассистенты, взволнованный, бледный Вертело показывал им пробирку и бессвязно повторял:

— Найдено!.. Достигнуто!.. Друзья мои, в этой пробирке — первооснова жизни. Я открыл способ делать искусственную протоплазму. Понимаете ли вы меня? Разгадана главная тайна мироздания!.. Друзья мои, я схожу с ума, мне страшно, друзья мои!..

И когда снова и снова были проверены опыты и с несомненностью подтвердился факт удивительного открытия — гулкие поздравления заполнили лабораторию:

— Чувствуете ли вы, учитель, все величие, всю необъятную мощь вашего открытия? — спрашивал один из учеников.

— Открыта новая эра всемирной истории! — взволнованно говорил другой. — На веки веков неувядаемой славой покрыто отныне ваше имя, учитель!

— Отныне возможно искусственное приготовление питательных продуктов! Уходит в прошлое, пропадает рабская зависимость человека от природы. Невообразимую революцию в области экономической жизни народов принесет с собою эта пробирка!..

— Но разве это все? — добавляли, окружающие. — Протоплазма — ключ жизни. Искусственно делать протоплазму — это значит по своей воле творить жизнь! Осуществляется вековая мечта о гомункулусе…[3] Живых существ, живых людей могут отныне приготовлять наши лаборатории!..

— Друзья мои, мне страшно! Мне страшно, друзья мои! — повторял бледный, вздрагивающий Вертело.

Когда прошел первый общий угар, назначено было деловое заседание.

Председателем, за отказом самого Вертело, было решено избрать старейшего из профессорской коллегии. Торжественное молчание охватило белую с колоннами залу, когда, после приветственных рукоплесканий, высокий старец с седыми волосами неторопливо занял председательское место.

— На очереди вопрос о гомункулусе, о лабораторном человеке вообще и фабрично-заводских лабораториях для изготовления живых существ в частности, — объявил председатель.

— Прежде чем выбирать дорогу, по которой пойдешь, надо узнать цель, к которой стремишься, — начал первый оратор. — Мы благодаря великому изобретению Вертело овладели отныне тайной создания живого человека. Определим же раньше всего, каких именно людей хотим мы создавать?

— Людей разума, людей науки! — загремели голоса.

— Людей с проникновенным и ясным разумом, людей пытливых и ищущих, не успокаивающихся в исканиях своих! — повторяли со всех сторон.

— Тише, господа! Момент слишком серьезен, — заметил председатель.

— Нам не надо больше ждать естественного хода событий: ждать, чтоб солнечная энергия вырастила траву, чтоб зелень эту поглотило затем травоядное, чтоб мясо этого травоядного пошло потом на пищу человеку… Нам не надо теперь всего этого, чтобы получить кровь, мускулы и мозг живого человека!.. Раз все эти процессы находятся отныне в нашей пробирке — наша главная обязанность изучить, как формируются умственные способности человека…

— Ученых, столь же великих, как Вертело, будем мы создавать на наших фабриках!

— Эдисонов![4] Изобретателей и исследователей!

— Шекспиров! Эдисонов! Вертело! — загудели восторженные голоса.

И тогда на кафедру взошел сам Вертело.

— Я хочу предостеречь почтенное собрание от основной ошибки, — начал ученый. — Еще с тех пор, как я стал работать над этим изобретением, обдумываю я этот зопрос. Вы говорили об Эдисонах и Шекспирах. Вы оказали мне честь упомянуть и мое скромное имя в этом списке. Да сохранит вас разум от этого пути!.. Нет, не Эдисонов и не Шекспиров, не людей, равных Льву Толстому, в первую очередь вспомним мы, осуществляя нашу великую задачу! Сейте рожь, васильки сами вырастут, — говорит полная глубокой мудрости народная поговорка. О средних людях станем мы заботиться. В них основа и центр жизни. Да, да, господа! Пусть будут у нас кадры здоровых, бодрых и жизнерадостных средних людей, обывателей… Будут они, эти мощные, жизнерадостные кадры — тогда только будут гении и Эдисонов, и Шекспиров, и Толстых.

— И гений Вертело! — подхватили голоса. — Да здравствуют средние люди! Им — наша забота! Да здравствует Вертело!

Невозможное совершилось. Ряд химических соединений — и вдруг ожил и задвигался маленький кусочек искусственной протоплазмы. Далее, далее! Еще несколько ультрафиолетовых и инфракрасных лучей, еще несколько секунд под действием эманации радия, и вот совершилось чудо науки — оформились окончательно клеточки протоплазмы!

Маленький гомункулус, первый лабораторный человечек, сидит на краю Круксовой трубки.

Жутким волнением охвачены Вертело, его ассистенты и ученики… И нервно потирает ручонки маленький искусственный человечек, и злая гримаса пробегает по его безволосому, старческому и землистому лицу.

— Что же, господа ученые, а? Испугались небось, всерьез испугались! Затеять затеяли, а теперь как будто и открытию не рады! А ведь и открытие-то самое пустяковое. Формула на редкость простая. Стыдно даже!.. Как это вы раньше не догадались, право?

Этот жалкий сморчок, этот старообразный карлик издевался над создавшими его учеными!.. И от этого пропало вдруг жуткое волнение и стало досадно и обидно.

— Гении, тоже еще, ученые двухвершковые! — повторял карлик.

— Позвольте, это с вашей стороны… Я даже не знаю, право… Насмешки эти, гримасы ваши… Даже странно… — заговорил один из оторопевших учеников Вертело.

— Чего странно? — разозлился гомункулус. — Вы, может быть, от меня и уважения к себе, чего доброго, ждали? Недурно-с. У вашего Шиллера на этот счет недурная фразочка есть. Карл Моор с братцем,[5]«молодые люди, впоследствии разбойники», ежели изволите помнить, между собой насчет родительских чувств беседуют: «За что я буду уважать отца и мать? Не за то ли, что они создали меня? Так ведь они, сколько известно, вовсе не обо мне в те моменты думали». Так-то вот. А уж мне-то родителей уважать, это уж… Чудаки вы, господа…

— Как же это? — растерянно шептались ученые. — Откуда у него этот тон, откуда он знает, наконец, Шиллера?

— Я всё знаю! — горделиво заговорил снова маленький человек. — Знаю все ваши формулы, и все ваши книги, и все языки ваши. И больше, гораздо больше этого знаю я. Дешево все это у вас, собственно… Удивлены? Ну еще бы. Вот она, людская ограниченность!.. Каждый день рождаются живые существа и люди, каждый новый человек несет с собою целый новый мир желаний и идей — это, видите ли, для них но удивительно. Вы вот сами изобрели теперь, додумались наконец, давно бы пора, собственно!.. до искусственной протоплазмы, — и это еще не удивительно. А то, что я знаю все ваши книги и гораздо больше того, — это кажется вам невероятным?.. Чудаки вы тут до сих пор на вашей земле жили, как я погляжу. Ну, да это что, я теперь вас по-новому обучу… — хихикал гомункулус.

Смущенной толпой стояли седые ученые, а сморщенный человечек по-прежнему расхаживал по краю стола с важной миной на злом лице и поучал:

— От меня вы узнаете истину всю до конца, — говорил гомункулус. — Мы всё знаем, и учиться нам, высшим существам, конечно, нечему. Это удел ваш, удел жалких людей, не освободившихся от того бесполезного придатка, какой вы называете душой. От меня вы узнаете настоящую истину…

— Мы узнавали ее и без тебя! — не выдержал Вертело.

— Без меня? — удивился карлик. — Бросьте… Вы жалостно путались в тенетах столкновений между правдой-истиной, правдой-справедливостью и правдой-красотой. Только теперь благодаря мне познаете вы голую сущность истины и освободитесь от всех этих ненужных миражей. Я принесу с собой вам впервые готовую, непогрешимую истину. Не будет этих безумных исканий ваших, ибо все будет найдено и не будет ошибок!.. Без волнений, без слез и без смеха будут жить те новые существа, какими мы заменим людей на этой земле. Забудутся бывшие доныне неразлучными с вами понятия о сострадании, о влюбленности и тому подобные бессмысленные слова. Исчезнут иррациональные понятия души, вдохновения, восторга и все подобные мешавшие вам жить вещи. Забыто будет то неосмысленное явление, какое вы называете смехом…

И первый вопрос, какой я научу вас разрешить, — это освобождение земного шара от людей, рождающихся иррациональным, внелабораторным и ненаучным образом. Это должно быть оставлено навсегда! Здесь, в лаборатории, будем мы заготовлять кадры новых гомункулусов и распределять нормы появления новых отрядов. Вам, старикам, мы разрешим, должно быть, дожить до естественной смерти, предварительно обезвредив вас выработанными нами способами. Но новых людей теперешнего, иррационального типа, с их неразумным смехом, слезами и бессмысленными восторгами, с их порывами и стремлениями, быть не должно!.. Мы, гомункулусы, конечно, не допустим этого.

Вооруженные всей непогрешимостью истины, лишенные того придатка, какой вы называете душой, мы по-новому и по-своему, безусловно логично, забросив заботы о душе, совершенно по-иному перестроим мир…

Легким движением дотронувшись до гомункулуса {»Я тебя породил — я тебя и убью!» — говорил некогда еще Тарас Бульба), Вертело вбросил его вдруг в ту пробирку, откуда только что, окруженный общим восторгом, появился этот сморщенный карлик, и, быстро швырнув пробирку в самое пекло лабораторной печи, круто обернулся к ученикам.

— Поклянитесь, что никому никогда не откроете вы тайны моего открытия! — тревожно сказал Вертело. — Поклянитесь, что, как и я, в могилу унесет с собой каждый из вас рецепт лабораторного приготовления живого, разумного, но лишенного души, лишенного смеха существа!..

— Клянемся, клянемся! — хором ответили смущенные, потрясенные ученики…