"Лучше бы я остался дома" - читать интересную книгу автора (Маккой Хорас)4Я был на кухне, варил утренний кофе, когда пришла Мона. В руке у нее была газета. – Ты уже читал? – Еще нет. – Ну тогда посмотри. Здесь. – И она развернула газету так, чтобы я видел. Показала заметку на первой странице приложения: Мона Метьюз, двадцатишестилетняя киностатистка, которую судья Эмиль Баджес вчера приговорил к шестидесяти дням тюремного заключения за неуважение к суду, сегодня рано утром была отпущена на свободу, проведя в тюрьме только двенадцать часов. Речь идет о девушке, вызвавшей вчера переполох в зале суда после того, как Дороти Троттер, также киностатистка, была приговорена к трем годам лишения свободы: суд признал ее виновной в серии серьезных краж. Упомянутая Мона Метьюз осыпала судью Баджеса нецензурными словами за приговор, вынесенный ее приятельнице. Мисс Метьюз была освобождена после принесения судье Баджесу письменных извинений. – Что касается меня, дело этим исчерпано, – заявил судья Баджес. – Я не собираюсь держать девушку в тюрьме ради самого наказания. Я сознаю, что оскорбления были высказаны ею в состоянии аффекта и в приступе гнева и не заслуживают столь жестокого решения с моей стороны. Но я не мог поступить иначе, не отстояв честь и достоинство всех судей. Этим заявлением судья Баджес в очередной раз подтвердил правоту своих коллег, давно уже давших ему дружеское прозвище „Великий гуманист"». Дочитав статью, я взглянул на Мону. – Мне казалось, ты посетил его дома и поговорил с ним. Чья это была идея – письмо с извинениями? – Послушай, Мона… – Фокус с письмом придумал он, да? – Но послушай… – Я прекрасно знаю, что он. «Великий гуманист»! Ха! – Ты к нему несправедлива, – укорил ее я. – Черта с два несправедлива! Ты же не думаешь, что он это сделал просто так? Ему нужно, чтобы его снова избрали, а эта статейка добавит ему голоса избирателей. Дурачье, читающее подобные газетенки, поверит, что у парня и в самом деле есть совесть. Н-да, и впрямь «Великий гуманист». – Но тебе-то что до этого, если тебя выпустили? – спросил я. – Я предпочла бы и дальше торчать за решеткой, чем помогать такому мерзавцу переизбраться! Господи Иисусе! – Она взглянула на меня и покачала головой. – Мне бы твой характер, чтобы так всему верить! – Есть тут кто? – послышалось из гостиной, и в следующий миг в кухню вошел какой-то парень примерно моих лет. Я видел его впервые в жизни. – Ну я и рад! – воскликнул он, увидев Мону. – С возвращением! Как там, за решеткой? – Сэм! – вскрикнула Мона и бросилась ему в объятия. Они обнялись крепко, но без поцелуев, а потом оба отступили на шаг и оглядели друг друга. – Ну, вижу, ты пошел в гору, – протянула Мона, потрогала его пиджак и даже попробовала ткань на ощупь. – А ты что думала, – осклабился Сэм. – Помнишь, что я тебе говорил год назад? Что еще немного, и я стану самым процветающим парнем в этом городе. – Тебе повезло, – признала Мона, – выглядишь великолепно. – Спасибо, но должен сказать, что ты выглядишь не менее великолепно, особенно если еще учесть, что ты только что смотрела на мир из-за решетки, – продолжал подшучивать Сэм, сияя улыбкой. Мона взглянула вначале на меня, потом на Сэма. – Это Ральф Карстон, – представила она. – Сэм Лалли. Познакомьтесь. Мы пожали друг другу руки. Я нутром чувствовал, что что-то в нем не так, что-то мне не нравится. «Вот так и бывает, если человек вечно оставляет двери настежь», – подумал я. – Привет, Ральф. – Он держал себя подчеркнуто дружелюбно. – Я тут раньше занимался тем же самым. – Чем? – Тем, чем теперь занимаешься ты. Выполнял у Моны функции шеф-повара и мыл бокалы. Он тоже спит на диване? – спросил он Мону. Та кивнула и подмигнула мне. – Удивительно, как Мона умеет подбирать парней, которые совсем на дне, – продолжал Сэм. – Она всегда… – Пойдем, пойдем лучше в комнату… – Она повисла на его руке, уводя его с кухни. Я возился с кофе, пока не услышал, как закрылась дверь комнаты, и тут до меня дошло, что Мона, бог весть почему, чувствует себя виноватой, иначе бы она так не сделала. «Черт бы ее побрал», – подумал я, выключил газ под кофейником и через черный ход убрался вон, на рынок за углом… Когда я вернулся, Лалли уже не было, а Мона ждала на кухне. – Не стоит обращать внимания на Сэма, – сказала она. – Что ты имеешь в виду? – спросил я. – Я его просто не заметил. Не имею привычки замечать людей, которые мне не нравятся. – Ладно, кончай! Я знала, что ты надулся. По тебе было видно. – И тебе это странно? Какой приятный сюрприз – познакомиться с парнем, который спал в твоей постели! – взорвался я. – Когда это вообще между вами было? – Полгода назад. И ничего между нами не было. Не больше, чем сейчас у нас с тобой. Просто я ему немного помогла. – Ясно, оно и видно, что ему это пошло на пользу. Его костюмчик стоит не меньше ста долларов. – Сто пятьдесят. И знаешь, чем он занимается? – Имя мне откуда-то знакомо, но оно меня никогда особенно не интересовало. – Он с миссис Смитерс. О миссис Смитерс, ты, разумеется, слышал. О миссис Смитерс я слышал, разумеется. Ее имя каждый день появлялось в колонках газет, посвященных кино. Муж ее умер, оставив ей гору денег, и вот она приехала в Голливуд и быстро стала фигурировать в списке самых отборных сливок общества. – Ну да, – кивнул я. – Ну, так она и есть работа Сэма. Он с ней живет. И от нее он получил все свои тряпки. Теперь я вспомнил. Сэм Лалли. В газетах никогда не встречалось ее имя, чтобы заодно не было упоминания о нем. – Я не знал, что он с ней живет. – Ну разумеется, как бы иначе он добился своего? Уже полгода она помыкает им, как хочет. Она же нимфоманка, понимаешь? – Она что? – Нимфоманка. Ей всегда мало. Я взял из тостера гренок. – Нынче вечером ты с ней познакомишься. – Я? А каким это образом? – Мы идем к ней на прием. Она нас пригласила. Поэтому-то Сэм и заявился. Она горит желанием познакомиться с девицей, заявившей судье Баджесу, что он проклятый засранец. – Да, но это не значит, что она хочет познакомиться со мной. Я не называл судью Баджеса проклятым засранцем. Мона рассмеялась: – Знаю, только я внушила Сэму, что без тебя туда не пойду. Он звонил ей, и она ответила, что будет рада видеть и тебя тоже. – Проблема в том, – вздохнул я, вспомнив костюмчик Лалли за полтораста долларов, – что мне нечего надеть. – Надень синий костюм. Тебе выпал счастливый случай увидеть, как выглядит на самом деле настоящий голливудский прием. Я бы за это отдала полжизни. – Э-э, на такие вечеринки у нас будет уйма времени, когда мы станем звездами, – хмыкнул я. – Там будут все, кто в Голливуде что-то значит, – продюсеры, режиссеры, звезды, – и никогда не известно, вдруг тобой кто-то заинтересуется. Ты же не думаешь, что я собираюсь идти туда только ради вечеринки? – Ну, я не знаю… – Так поверь мне, это не так. Туда никто не ходит ради вечеринки как таковой, хотя вечеринки здесь совсем другие, чем в местах, откуда мы родом. И не ради выпивки на халяву. В Голливуде люди ходят на приемы потому, что всегда есть шанс что-то урвать. И нам обоим может повезти, может выпасть долгожданный шанс пробиться в люди. – Но мне все равно туда не хочется, – упорствовал я. – Ты же прекрасно знаешь, что я думаю о сборищах знаменитостей. Знаешь, что я терпеть не могу «Браун Дерби» и подобные балаганы. |
||
|