"Пищевая цепочка" - читать интересную книгу автора (Ночкин Виктор)

Глава 5

Придя в себя, Толик долго не мог понять, где он и что с ним происходит. Ощущения возвращались постепенно. Сначала он осознал, что лежит на чем-то шершавом и плоском. При попытке пошевелиться услыхал шорох, затем пришла боль. Болели ладони, виски будто сдавило, ломило бок… Лишь потом Толик понял, что ничего не видит. Вообще ничего, даже собственных ладоней, которые горят и ноют. Неужто ослеп? Нет, просто теперь ночь. И вокруг — никого. Ни звука, ни лучика света. И пахнет прелым, гниющим — обычный лесной запах.

Потом разом вернулись воспоминания: схватка со сталкерами, появление вертолета, бегство… Это было накануне, а теперь — ночь. Выходит, он провалялся в беспамятстве несколько часов… Где? Куда ему повезло свалиться? Именно повезло — потому что ночью в Зоне беспомощный человек неминуемо попадет в пасть мутантам, а он, Толик, жив. Значит, лежит в безопасном месте. Ловушка, в которую он свалился, оказалась убежищем.

Парень подтянул ноги, попробовал оттолкнуться от странно пружинящего… чего? Ворох листьев, какие-то ветки, которые потрескивают под его тяжестью, а под этим упругим слоем угадывается идеально ровная поверхность. Толик сел и прислушался к собственным ощущениям. Да, при падении приложился крепенько, но как будто ничего не сломал. А вот и свет над головой — теперь, сидя, можно различить чередование серых пятен и темноты вверху… а вот и луна, разрезанная черной сеткой корявых ветвей… чуть ниже — кроны деревьев. А прежде он ничего не видел, потому что сидит в яме. При попытке встать к прежним болям добавилась новая: колено зверски ныло и штанина прилипла к коже. Толик пощупал — жесткая накладка на брюках цела, под ней — ссохшаяся корка крови. Вроде и с ногой ничего серьезного не приключилось, только ссадина.

Постепенно Толику удалось оглядеть место, куда его швырнула судьба. Яма правильной круглой формы, борта бетонные, и под ногами — тоже бетон, только присыпан ветками и жухлой листвой. Этот слой смягчил падение и уберег от серьезных травм… Однако выбраться с больной ногой и ободранными ладонями будет непросто. Толик полез в рюкзак. Там, под флягами и свертками Торца, среди бригадного хабара отыскал два фонарика. Оба были в рабочем состоянии, один едва-едва светил, зато другой оказался в полном порядке. Луч света скользнул по бетонным стенкам, вырвал из мрака сугробы палых листьев.

Круглая яма около восьми метров диаметром, в центре торчит бетонный цилиндр высотой метра полтора и примерно такого же диаметра. Если встать у борта и поднять руки, пальцы коснутся бетонного среза и пучков травы наверху. Уцепиться не за что — это паршиво. Так не вылезти…

Толик отыскал в ворохе гнили свой обрез, убедился, оружие заряжено, и, припадая на больную ногу, побрел вдоль стенки. Он искал, где будет полегче выбраться. Проклятый ПДА по-прежнему не подавал признаков жизни, так что надеяться можно было только на себя.

Борта ямы по всему периметру были одинаково неприступны, зато во внутреннем цилиндре обнаружилась дверь сперва Толик ее не видел, потому что свалился с другой стороны. Дверь он обследовал очень тщательно — тяжелая с виду, стальная, покрытая облупившейся краской. Замка не имелось, между скобами был всунут кусок арматуры и согнут в дугу так, что не вытащить. Что же, разогнуть его вполне возможно, а внутри, наверное, отыщется что-нибудь, что поможет покинуть ловушку. Может, лестница, может, хотя бы мебель или еще что достаточной высоты. Приставить к борту, вскарабкаться — и на свободу. Яма не такая уж глубокая. Приняв решение, Толик сразу приободрился — дело обернулось совсем неплохо! А может, за дверью и хабар какой стоящий?

Сперва он решил еще раз осмотреть дверь — спешитьто некуда. Склонился над изогнутым стальным прутом и поднес фонарик поближе. Арматурина как арматурина, вся в рыжей коросте ржавчины. Налет ровный, железяку никто не трогал очень давно. Согнута так, что петли замка заклинила намертво.

Толик взялся за шершавый край. Поверхность была влажной, под рукой противно зашевелился, осыпаясь, слой корродированного металла. Потянул сперва слабо — нет, так не получится. Провел несколько раз ладонью по арматурине, чтобы стереть податливый рыхлый налет, потом взялся двумя руками и рванул. Железяка скрежетнула в пазах, но удержалась. Тогда Толик уперся ногой и потянул в полную силу. Вроде бы ничего не происходило, но он чувствовал дело пошло! Ногу кололо, ныли мышцы спины, но металл медленно поддавался… Ну, вот и все. Толик отступил на шаг и снова включил фонарик — точно, теперь самодельный засов можно будет выдернуть. На всякий случай нужно готовиться к спуску в темноту, дверь-то наверняка ведет

в подвал. Толик отыскал в кармане изоленту и примотал фонарик поверх укороченных стволов обреза. Целиться в подвале ему вряд ли предстоит, так что пусть фонарь освещает сектор обстрела, так будет вернее.

Теперь приготовления были окончены, но Толик медлил. Не то чтобы страшно стало, а как-то… не по себе немного. Понятно же, что ничего опасного не может таиться в дав заброшенном подземелье. Сколько месяцев оно пустует? Или даже сколько лет? Вон какой слой ржавчины нарос на железяке в дверях! Однако парень ощущал неуверенность. Даже рука подрагивать стала, и пот на лбу выступил. Луна выглянула из-за сплетения ветвей, стало немного светлее.

Наконец он мысленно прикрикнул на себя: «Ну же, давай, Ты пацан или кто?» Помогло слабо, но Толик сбросил рюкзак, решительно шагнул к бетонному цилиндру, взялся левой рукой за стальной прут и дернул. Кусок арматуры с душераздирающим скрежетом процарапал по скобам. Толик отшвырнул импровизированный засов, чтобы не мешал, перехватил поудобнее рукоять обреза, которая вдруг сделалась скользкой, глубоко вдохнул… и потянул дверь. Скрипнули петли, так же, как и засов, прихваченные ржавчиной, — будто псы, которых заставляют выпустить добычу… Створка неохотно провернулась, показался темный зев — ход вел вниз, луч фонарика осветил первые ступени. Узкие, крутые, всего десяток, неглубоко, значит. Потом пришла мысль: он, Толик, стоит, нагнувшись, в проеме, и снизу его черный силуэт отчетливо выделяется, подсвеченный луной. Возникло неприятное ощущение, будто кто-то недобрый глядит из мрака. Но изнутри не доносилось ни звука, только запах чувствовался — не страшный запах, а просто неприятный, затхлый, вязкий такой. Плесенью тянуло из проема и еще чем-то, слегка кислым.

Стоять перед входом было глупо — раз уж отворил дверь, нужно входить. И Толик осторожно двинулся по лестнице, освещая ступени и присматриваясь всякий раз, прежде чем сделать очередной шаг.

Вот и закончилась лестница. Толик повел перед собой обрезом; примотанный к оружию фонарик кусками выхватывав из темноты довольно обширное помещение. Дальний край длинного зала терялся во мраке, в световое пятно попадали опрокинутые столы, изломанные ящики, невысокие стеллажи. На полу бесформенной грудой расползлись гнилые ошметки, из них торчали края изорванного картона — старая упаковочная тара покрылась плесенью и раскисла, тускло поблескивало из-под нее битое стекло. Посуда, что ли? Толик посветил в стороны — справа и слева стены были видны: серый бетон, пятна темной краски и плесени, под потолком клочьями нависли лохмотья — то ли паутина, то ли все та же плесень. Потолок покрывало замысловатое переплетение труб, на некоторых были остатки термоизоляции. Все здесь прогнило, отсырело и разлезлось.

Толик сделал шаг, еще… Он направлял оружие то вправо, то влево — повсюду была все та же унылая картина запустения и гнили.

Неожиданно в темноте под опрокинутыми стеллажами раздался мерный хруст. Тихий, совсем не угрожающий, ровный такой: хруп-хруп-хруп… Это оказалось так неожиданно, что Толик с перепугу едва не подпрыгнул, хотя прыгать в низком подвале было особо-то негде: над головой едва ли сантиметров тридцать, дальше ржавые трубы.

Парень взял себя в руки и развернулся к источнику шума луч скользнул по угловатым обломкам, по клочьям сгнившей упаковки. Ничего. Однако среди рухляди кто-то копошился, к мерному хрусту добавился шорох раскисшего картона. С горы хлама соскользнул одноногий стул, мягко шмякнулся во влажную кучу на полу. Источник звука перемещался! Толик отшатнулся к лестнице и разрядил оба ствола в темноту, в которой плясал луч фонарика. Грохот вышел оглушительный. Толик, пятясь к выходу, поспешно переломил обрез, дрожащей рукой перезарядил, взвел курки… Сперва было тихо, потом мягкий шорох послышался чуть в стороне от места, куда ударила дробь. Толик направил туда фонарик — ничего! Что за невидимка роется в мусоре? Толик присел, чтобы заряд ушел параллельно полу, и выстрели Парой секунд позже еще раз — чуть в сторону. Дробь колотила по гниющей мебели, прошивала лохмотья, звонко била в бетонные стены. Толик снова попятился, нащупывая в кармане патроны. Опять зашуршало — совсем рядом, невидимка приближался к бандиту. Сердце заколотилось как бешеное, из дрожащих влажных пальцев вывалился патрон, Толик, подвывая от страха, зарядил один ствол… Каблук встретил преграду — это парень достиг лестницы и коснулся нижней ступени, но не сообразил, в чем дело, и испуганно присел, ожидая удара в спину. Бросил быстрый взгляд через плечо, различил серые отблески лунного света — слишком тусклые после контраста между ярким светом фонарика и непроглядным мраком подземелья. Выход в круглую яму, там небо и луна, там свежий воздух…

Луч дрожал и выписывал в темноте замысловатые петли. Толик хотел сбежать наверх и боялся, что, поднимаясь, потеряет из виду часть подвала — а вдруг именно оттуда крадется неведомое страшилище? Зубы выбили отчетливую дробь… Толик всегда считал, что он — пацан решительный и смелый, впервые в жизни он слышал, как его собственные зубы стучат от страха. Значит, это не выдумки, и впрямь такое бывает… Не решаясь ни отступить, ни двинуться вперед, он, согнувшись, втянув голову в плечи, стоял у лестницы. Справа и слева были темные углы, туда фонарь не доставал, это тоже действовало на нервы.

Снова шорох, тоненько звякнуло стекло… Толик выстрелил на звук, левая рука скользнула в карман, захватила горсть патронов, несколько из них проскочили между пальцами… Возле самой лестницы, в трех шагах от ботинок Толика, шевельнулся бесформенный пласт хлама… Парень заорал, не отводя глаз от сырой вязкой массы, в которую давным-давно превратился раскисший упаковочный картон, рука слепо тыкала патроном в казенник, патрон никак не входил в канал ствола, потом наконец встал на место, Толик судорожно рванул оружие, взвел… Луч света мазнул по горе гнили, тени — длинные, страшные — качнулись на полу… Заплесневелый картон прогнулся посередине, будто придавленный невидимой ногой. Толик вспомнил рассказы о кровососах, умеющих становиться невидимками, — и выстрелил туда, где мог находиться противник. Дробь застучала по стенам где-то в темноте, на картоне никого не было, заряд прошел без помех.

Толик сунул руку в карман и обмер — всего два патрона! Последние! Нагнуться и поднять с пола те, что выронил, он уже не решится, потому что для этого нужно опустить глаза, потерять из виду страшный подвал.

Несколько десятков зарядов к дробовику остались наверху, в рюкзаке, но как до них добраться? Стараясь не спешить, он аккуратно зарядил оба ствола, взвел курки и замер. Невидимка снова шевельнул лист картона, но совсем вяло, едва заметно. Темная гнилая масса приподнялась, выгибаясь, край вздрогнул… из-под него показалась острая мордочка. Крыса! Да еще совсем маленькая, молодая! Выходит, он, Толик исходил потом и стучал зубами от страха перед крысенышем! И патронов сколько извел! Ах ты тварь!..

Облегчение перешло в злобу, Толику захотелось непременно прикончить грязную скотину, отомстить за испуг. Он кинулся к зверьку и топнул тяжелым ботинком, чтобы размозжить в кашу череп твари, прикончить, расплющить, уничтожить!

— Ах ты сволочь! — орал бандит. — Гнида! Скотина! Тварь! Грязная тварь!

Он выкрикивал что-то еще, потом и сам не вспомнил бы, если б захотел, какие именно слова приходили на ум. Смесь злости, радости, волнения от еще не вполне улегшегося страха — пестрый коктейль эмоций бурлил в нем.

Крыса метнулась, сумела увернуться, Толик, вопя ругательства и припадая на ушибленную ногу, скакал следом, топал каблуками, прыгал на грудах расползающейся гнили, ловил маленького беглеца в световое пятно фонарика. Он боялся маленькой крысы! Он убегал от крысы! Едва не рехнулся от страха! Ну тварь, тварь!..

Зверек бросался из стороны в сторону, норовил вырваться из яркого луча, скользнуть во влажную тень, он обезумел от страха перед этим огромным чудовищем, которое издавало ужасные звуки, топало гигантскими башмаками, гремело и завывало. Грызун всю свою короткую жизнь провел в тихих темных подземельях, он не знал ни ослепительного света, ни оглушительных криков, самая большая опасность, которая была ему ведома, — это острые зубы старших самцов, которые легкими укусами отгоняли крысеныша от лакомых кусков съестного. Такого опасного существа, как Толик, ему прежде не встречалось.

А Толик совершенно обезумел от жажды разделаться грызуном, он позабыл даже о необходимости беречь патроны. Грохот обреза и щелчки дроби в опасной близости заставили крысенка броситься в темноту с новой прытью. Толик, видя, что снова промазал и жертва ускользает, выстрелил из второго ствола, тут ушибленная нога подвернулась, он поскользнулся в гнилой податливой массе, подошва поехала по скользкой груде слоящегося сырого картона, и Толик, падая, задел стеллаж — посыпались банки и короба.

Он взмахнул рукой, защищая голову от сыплющейся с потревоженных полок рухляди, от этого движения покрытая плесенью и пылью колба улетела во мрак — вслед улепетываю щему крысенку. Колба была почти пуста, только на дне округлой горкой ссохлась слизь органического происхождения…

* * *

А крысенок улепетывал во весь дух, он даже не успел сообразить, что сумел ускользнуть от страшного великана, что уже укрылся в темноте, когда над ним разлетелась вдребезги колба. Корка на комке органики лопнула, из нее, как из расколотой ореховой скорлупы, вывалился слизкий шарик… и упал на голову зверенышу. Слизь стремительно, как атакующая кобра, развернулась в плоский блин, окутала голову крысенка вязким коконом, запустила гибкие отростки в ноздри… У этой твари не было разума в привычном нам понимании, она не соображала, не мыслила, даже не осознавала себя живым существом, но у нее имелась цель: победить, подняться, стать больше и сильнее. Она не убивала — она попросту брала то, что ей требовалось для исполнения плана. Сейчас ей требовался мозг, чтобы руководить телом, и требовалось тело, чтобы исполнять приказы мозга. Тонкие отростки все глубже проникали под череп крысенка, они касались нервных волокон, воспринимали текущие по тканям млекопитающего сигналы и заменяли их своими, соответствующими плану.

Крысенок не прекратил существование, он стал частью Твари. Тварь по-прежнему не ощущала себя живой, но она уже приступила к исполнению плана. Теперь у нее был развитый мозг, способный преобразовать идею, которая владела Тварью, в поступательную цепь действий.

Однако для начала требовалось убраться из подвала. Тварь опасалась страшного существа, которое преследовало крысу. У существа были огромные ботинки, способные раздавить новорожденную Тварь, у него имелись огнестрельные стволы. Все крысиные инстинкты, все воспоминания и страхи крысенка были унаследованы новым существом, и самым страшным кошмаром зверька был чудовищный пришелец с дробовиком и ботинками. А Тварь была слишком мала и слаба, она не вполне овладела новым телом, ей было нечего противопоставить страшному Толику. Пока что — нечего. Пока…

***

Когда Толик отшвырнул колбу, тело дернулось вслед за движением руки, он потерял равновесие. Ноги скользнули в склизкой гнили, парень повалился навзничь. Падая, он ударился головой об угол стола, упал в груду заплесневелого тряпья… Стол, задетый Толиком, качнулся и навалился сверху. Толик, ругаясь, барахтался в вязком мусоре, он даже не слышал, как крыса, шатаясь и слепо тычась в препятствия, проковыляла прочь, во тьму, как нырнула под нагромождение пыльных обломков и скрылась.

Толик выбрался из-под кучи хлама, и тут пискнул ПДА на запястье. От удара чертова машинка снова заработала. Не веря собственному счастью, он поднес руку поближе к лиг Экран исправно светился, и Толик видел собственные координаты — судя по карте, в этом квадрате не было ничего интересного. И сталкеры, и бригады мародеров не суются в подобные места… Толик перешел в почтовый режим и стал медленно, тщательно подбирая слова, составлять донесение бригадиру. Хуже всего будет, если Торец решит, что новенький решил скрысятничать, сбежать с долей бригадного хабара, которую ему доверили.

Толик написал, что отыскал заброшенный бункер, отличное местечко для базы. Торец давно собирался обзавестись чем-то подобным, бригаде требовался надежный схрон, так вот он, получите координаты. А прежде не писал, потому что комп, сука, снова отрубился. Паршивый комп, Торец же помнит, Толик ему сколько раз говорил… Он еще не обследовал подземелье, но судя по всему, здесь нет ничего опасней крыс, а местечко — что надо!

Ответ Торца был лаконичным: «Жди, идем». Толик подобрал обрез и отправился отыскивать оброненные в суматохе патроны. Теперь ему показалось, что свет фонаря потускнел, как бы и эта батарейка не села. Лучше подождать снаружи. То и дело косясь за спину, он поднялся по ступеням, аккуратно затворил тяжелую дверь, сунул на место армату-рину — самодельный засов. Хотя опасности в подвале, как выяснилось, нет, но так спокойнее. После этого Толик сел, выпрямил больную ногу и подтянул поближе рюкзак. Сперва перегрузил в карман часть патронов, потом взял бутылку и долго пил прохладную воду. Дрянной привкус обеззараживающих таблеток чувствовался отчетливо, но Толик не мог остановиться, пока не вылакал половину бутылки.

* * *

Тварь с мозгом крысы и телом крысы, шатаясь, брела по темному лазу. Тварь пока не знала, что она в темноте, ей не довелось ошутить разницу между тьмой и светом. И стало быть, она стремилась покинуть тесную нору вовсе не из стремления к солнечным лучам. Тварь встретила в подвале опасное существо, способное помешать ей выполнить программу и достичь цели — слишком слабым телом она завладела. Следовательно, ей предстояло измениться: сделаться больше и сильнее, чем молодая крыса, глазами которой Тварь глядела сейчас на мир. Обоняния крысы, вообще-то довольно острого, тоже не хватало для достижения конечного пункта плана. Но его было достаточно, чтобы покинуть подвал с опасным Толиком — и Тварь в теле крысы медленно продвигалась по темной норе.

Иногда Тварь позволяла крысиному мозгу отдать команду лапам, тогда она задерживалась, чтобы сориентироваться. Когда попадались узкие участки, Тварь ползла, протискиваясь между препятствиями. Иногда она обдирала бока об острые грани, крысенку было больно, но Тварь умела блокировать эти ощущения, и нечувствительное к повреждениям тело устремлялось дальше. Тварь не щадила захваченный организм, поскольку он был для нее лишь временным пристанищем. Ей требовалось кое-что получше — и она упорно следовала туда, где сможет заполучить необходимое. Тварь осторожно втягивала крысиным носом новые запахи, потом крысиные глаза уловили светлое пятнышко впереди-выход к освещенному луной лесу…