"Кто съел кенгуру?" - читать интересную книгу автора (Кораблев Артем)

ГЛАВА VIII «Главарь группировки»

За ужином я спросил маму, нет ли у нас чего-нибудь почитать про волков.

— Про волков? — удивилась мама. — Тебе что, это по биологии задали?

— Нет, просто мы со Светой кое о чем поспорили.

— Ах, со Светой, — все сразу уяснила себе мама.

Она встала из-за стола и принесла мне маленькую книжечку с зубастой оскаленной волчьей мордой на обложке. Фарли Моуэт «Не кричи «Волки!» было написано над волчьей головой.

— А про Лобо у нас есть? — опять спросил я.

— Есть. Сетон-Томпсон у нас тоже есть, — оказывается, мама знала, кто такой Лобо.

Я взял книги и ушел к себе в комнату читать. Обе оказались жутко интересными, а главное, действительно полезными для моего дела. Из них я уяснил, что охотничьи инстинкты волков четко нацелены на добычу диких животных. Это у них в крови, этому же они учат своих волчат. Дикие животные — например, олени — сильны и выносливы, и здорового оленя волку ни за что не догнать. Он и не старается это сделать, а проверяет оленей «на слабо». Гонится за ними метров сто и смотрит, хорошо ли бежит олень. Если олень слаб и болен, он бежит плохо, вот таким-то и займутся волки всей стаей, а здорового даже и не пытаются дальше преследовать.

Иное дело, когда волк попадает в стадо домашних животных, которые не бегут, а грудятся в кучу и мычат или блеют, как бараны. Тут и случается с волками нечто вроде умопомешательства. Волк не понимает, что случилось, ведь нарушены все законы природы. В безумии он начинает рвать и резать стадо почти беззащитных животных и убивает десятками. С дикими животными волки так не поступают никогда.

Я понял, почему Лешка советовал мне почитать про волков. Он намекал на то, что картина в вольере с кенгуру очень напоминает ту, которая остается после волчьего разбоя в стаде домашних животных. Попав в вольер с кенгуру, которым некуда было бежать, — а может, они и не пытались, — волк мог устроить бойню. Что ж, «доктор Ватсон» мне достался неглупый. Может, так оно и было. Только я все равно сомневался, что кто-нибудь мог зоопарковского волка на кенгуру натравить. И главное, с чего бы? Кому это нужно? По своему опыту, да и из детективов, я уже знал, что преступления просто так никто не совершает. А вот может ли волк сам выбраться из вольера и вернуться обратно, стоило как-то проверить.

С книгами про волков и других животных я просидел в этот день допоздна. Просто читать их было интересно. Даже уроков не делал. Все равно на следующий день — двадцать третье февраля, а стало быть, этот самый «рыцарский турнир».


Уроки в школе все-таки были, но только три. А потом мы, те, кто входил в команду, переодевшись в нашем классе в черные майки и остальные атрибуты спортивной формы, отправились в спортивный зал.

Народу там собралось немало. Ползала заставили стульями для зрителей. Кроме учеников седьмых, восьмых и девятых классов, чьи команды участвовали в турнире, пришло немало родителей и почти все учителя. У одной из стен стоял стол, покрытый какой-то красной тканью. За ним восседали Майя Михайловна, Андрей Васильевич, наш завуч Владимир Валентинович и еще две учительницы — это было главное судейство.

Каждую из наших команд встретили девочки из параллельных классов, так называемые «прекрасные дамы». Они же «судьи на поле». В обязанности им вменялся прямой подсчет очков, набранных командами по ходу турнира, и соблюдение правил, чтобы никто из нас не жульничал. Наташки среди них не было, а Любка была, только она присматривала за соседним с нами 9-м «Б», я-то учусь в «А». Наши действия должна была проверять на честность девочка из 9-го «В», я даже не знал ее имени. А ребят из 9-го «В» контролировала Оля Крылова соответственно из «Б» класса. Так же перемешали девчонок из восьмых классов. А от седьмых была сборная команда из самых сильных ребят со всех параллелей. И был среди них хромой Димка Кокошин, я очень удивился, увидев его тут. Судить успехи этой сборной должна была девочка из какого-то восьмого.

«Прекрасные дамы» выстроили нас в колонны лицом к зрителям и через микрофон представили команды и участников турнира. Каждый раз члены команд хором выкрикивали девизы. Петюня сочинил для нас следующий: «От Москвы до Улан-Батора нет сильнее «Терминатора!» Он оказался не худшим.

Потом Андрей Васильевич рассказал о правилах предстоящих состязаний и объявил, что приз победителю турнира вручит «принцесса турнира», указав рукой под самый потолок, где в противоположной от главного судейства стене располагалась ниша, с которой тоже можно наблюдать происходящее в спортивном зале, но сверху. Тут грянула глуховатая магнитофонная запись какой-то торжественной музыки, и в этой самой нише появилась Наташка в роскошном платье и с короной на голове. Я ее сначала даже и не узнал, так по-взрослому смотрелась она в этом наряде. От смущения «принцесса» покраснела. И вдруг я понял, что Наташка очень красивая, и выбрали ее не зря. Только корона была ни к чему, глупо как-то.

В руках у Наташки тоже был микрофон, и она начала толкать с верхотуры речь. То ли приветствие участникам, то ли еще чего, я не понял. Потому что по залу гуляло эхо, микрофон шипел и потрескивал, иногда срываясь на резкий высокий и пронзительный вой, а Наташкин голос сливался в сплошное гудение. Однако все хлопали, и я, чтобы не показаться глухим бараном, тоже. Тут Саня Бирюков, стоявший у меня за спиной, наклонился к моему уху и громко прошептал: «Что она сказала?» Тогда я понял, что не одинок в неведении, и лишь пожал плечами.

Как только стихли последние хлопки, Наташка еще раз что-то очень кратко гуднула в микрофон и махнула платочком, очевидно, дав сигнал к началу состязаний. Тут я не ошибся.

Первым номером устроители турнира поставили разминочное упражнение. Нужно было, держа друг друга за майки, пробежать как можно быстрее всей командой между расставленными Андреем Васильевичем кеглями. При этом команда, выстроенная в колонну, вынуждена была извиваться наподобие змейки. Учитывалось время прохождения препятствия и количество сбитых кеглей. Каждая такая кегля засчитывалась штрафом в три лишних секунды. Все состязание проходило под веселенькую Музычку, одинаковую для всех. Источником ее служила та же глухая, многократно отраженная стенами магнитофонная запись. На третьей команде магнитофон заткнулся, и упражнение пришлось им повторять, но магнитофон заткнулся еще раз, и наладить его удалось только минут через пять. Все же первое состязание с грехом пополам завершилось. Мы после него оказались на первом месте.

Вообще-то, на этом турнире серьезных конкурентов у нас было немного. Наша школа существует всего пять лет, и сначала в ней вообще были только начальные классы. Но с каждым годом школа становилась на один класс старше, и вот мы доросли уже до девятого. Десятого-же и одиннадцатого пока не существует. Так что мы самые старшие, нам и карты в руки. Правда, кроме нашего «А» класса, есть еще девятые «Б» и «В». Но вэшек в расчет можно не брать, там скопились почему-то одни малахольные, а вот «Б» класс — это да, это наши единственные конкуренты.

Вторым состязанием шло обещанное Наташкой поднятие тяжестей. Толкали мы гантели по пяти килограмм весом. Выходил по очереди один участник от каждой команды и начинал толкать гантелю от плеча, а «прекрасные дамы», прикрепленные в качестве полевых судей, подсчитывали общее число поднятий. Все у нас складывалось хорошо и в этом упражнении, пока не вышел Петюня. Он поднял так мало, что мы сразу уступили лидерство девятому «Б». Теперь после двух состязаний мы шли с нашими главными соперниками вровень. На очереди оставалось третье и последнее. И было это состязание — «конный бой».

Никаких настоящих коней, конечно, не существовало. Всем известна эта силовая игра-борьба. Один лезет на спину другому — вот тебе и «конь с всадником». Конечно же, я стал «лошадью», а Саня Бирюков моим наездником, Шмелев сидел на Козлове, Петюня — на Леонтьеве, они составили нашу слабейшую пару. Мы должны были сразиться по очереди со всеми участниками. Побеждала команда, одержавшая наибольшее число побед, повалив своих соперников на пол.

В первой же схватке мы сошлись с бэшками. Ох, и горячая же получилась свалка. Нам с Сашкой противостояли самые сильные, и сдаваться они не собирались. Мы сталкивались и сталкивались раз за разом, Бирюк тут же старался сделать захват, а я что есть силы тянул в сторону, стараясь не упасть и не выпустить Сашкины ноги. Схватка затянулась надолго. Я настолько устал, что у меня дрожали колени, и пот струился по лицу ручьями. Ор стоял в зале громовой, не на каждом матче «Спартака» такое услышишь. Как я ни старался, как ни цеплялся за седока-противника Сашки, все-таки победить нам в этом бою не удалось. Но мы и не проиграли. Просто в одно из столкновений мы вместе с ребятами из «Б» класса рухнули на дощатый пол спортзала в одну кучу. Я больно ушиб себе коленку, а Бирюк слегка ссадил локоть. Вторая наша пара проиграла, и, казалось, теперь нам не светит уже ничего, но слабак Петюня неожиданно в третьем столкновении скинул своего соперника с двуногого «коняги». Схватка с «Б» классом закончилась вничью. Теперь все зависело от того, как мы сразимся с другими классами. Нельзя было проигрывать ни одной схватки. Мы и выигрывали все, но ужасно было то, что бэшки выигрывали тоже.

Настала очередь последнего боя, против нас был восьмой «В», против наших главных соперников — сборная седьмых классов. Стало быть, у нас шансов на победу оставалось меньше. Мы сделали все, что могли, и чисто одержали три победы. Больше от нас не зависело ничего. А на «ристалище» спортивного зала осталась последняя четверка соревнующихся. Против сильнейшей пары девятого «Б» стоял хромой «конь» — Димка Кокошин и его седок-одноклассник, тот самый, которого я ловил за шиворот в коридоре. Пары столкнулись.

Витька Шеин из девятого «Б» ухватил Димкиного седока, словно клещами, за правую руку чуть выше кисти. Он вцепился в него, как спрут, и тянул изо всех сил на себя, пытаясь сбросить на пол. Его «конь», здоровяк Егоров, ломился в сторону резкими рывками. Димкин седок тут же почти был сорван со спины моего приятеля, но не упал, а повис над полом, натянутый как струна. Потому что Димка так держал его за ноги, что старшие ребята вдвоем не могли пересилить его хватки. Егоров «рыл» пол кроссовками, и Димка упирался изо всех сил, наклонившись в противоположную сторону, не выпуская ног своего седока и, словно настоящий тяжеловоз, свесив голову на грудь.

Мы не могли смотреть спокойно. Я орал: «Кокон, стой! Кокон, держись!» Так орал, что охрип и даже на некоторое время осип.

— Да разнимите же их! Остановите! — прорвался сквозь общий шум и крик испуганный голос какой-то учительницы.

Но разнимать не потребовалось. Пальцы Шеина соскользнули с запястья Димкиного седока, и обе пары, полетев в стороны, растянулись на полу. Ничья.

А это значило, что мы победили!

Нас поздравили и наградили. Наташка вручила нам здоровенный торт и, по-моему, уже не по сценарию, поцеловала каждого. Бирюк долго потом демонстративно тер щеку. А я никак не ожидал, что так буду радоваться этой победе. Впрочем, сиял улыбками, радовался и гордился весь наш девятый «А».

Преподаватели собрались кучкой вокруг Майи Михайловны и о чем-то горячо спорили, но почти шепотом.

— После в кабинете, — громко произнесла наша директриса.

Соревнование окончилось, но я и не догадывался, что главное для меня событие дня еще впереди.

Наверное, надо было съесть торт вместе с соперниками, так мне потом, много времени спустя, говорила мама. Но никто из нас после турнира даже не подумал об этом. Мы понесли его в класс. Сначала тащил я, а потом передал Петюне, ведь это он добыл нам то победное очко, на которое никто не рассчитывал. Он и Димка Кокошин. Его потную на спине голубую майку я заметил, когда мы поворачивали на лестницу, не доходя до физкультурной раздевалки. Димка куда-то спешил, прихрамывая сильнее обычного. Мне захотелось догнать его и поговорить, чтобы загладить вчерашнюю размолвку, хотя я и не считал себя в чем-то виноватым. Оставив своих, я побежал к Димке.

Он уже почти дошел до раздевалки, у входа в которую, привалившись спиной к стене, стоял мрачный Егоров, недавний Димкин противник. Кокошин уже миновал его, когда Егоров выставил ногу и сделал подножку. Димка запнулся и упал, чуть не ударившись лицом о дверной косяк, но вовремя успел выставить руки. Он тут же вскочил и повернулся лицом к обидчику.

— Иди, иди, Кокон, — насмешливо произнес Егоров, — хромай дальше, колченогий.

Димкина рожа покраснела, и он толкнул Егорова в грудь, тот сразу ударил Димку, они сцепились. Если бы они хоть дрались один на один, но сзади подскочил еще и Шеин, подпрыгнул и повис у Димки на плечах, схватив руками за горло. Димка опять повалился на пол. Я бросился ему на помощь и успел дважды врезать Егорову, прежде чем на меня набросились другие бэшки, стоявшие неподалеку. Наверное, в этот раз нас бы с Кокошиным отметелили, но очень скоро откуда-то прибежали Бирюков со Шмелевым, и началась всеобщая потасовка.

Анна Васильевна, наша физичка, умеет орать так, что может мертвого поднять из могилы. Живые же сразу замирают в каком-то ступоре. По крайней мере, я не раз это наблюдал на примере моих одноклассников. Стоит ей гаркнуть, все прекращают любые разговоры, глаза устремляются на Анну Васильевну, и в классе водворяется полная тишина и порядок. Впрочем, гаркает Анна Васильевна редко, у нее на уроках и так обычно тишина и порядок, не то что у Дяди Хими.

На сей раз она налетела на нас с таким криком, что почти все сразу перестали драться, а Егорова с Кокошиным Анна Васильевна растащила с помощью русички.

Погасив беспорядки, Анна Васильевна выстроила всех по стенке.

— Так, все со мной в кабинет к Майе Михайловне, и ты, Швецова, тоже, — скомандовала она нам и каким-то образом оказавшейся рядом Наташке.

Никто даже не подумал возражать, все как под гипнозом поплелись за физичкой. Нина Петровна, русичка, замыкала шествие. Все же некоторым из «Б» класса удалось смыться еще в то время, когда учительницы растаскивали Егорова и Димку.

В приемной Анна Васильевна приказала нам подождать, а сама приоткрыла дверь кабинета. Там тоже кипели страсти.

— Этого делать было нельзя! Нельзя допускать такого! — вырвался из кабинета взволнованный женский голос. Я узнал по нему Наталью Леонидовну, учительницу английского. — Я знаю этих ребят, кого с третьего класса, а кого и с первого. Это прекрасные дети. Я никогда не видела у них таких лиц, как сегодня. Это же настоящее стравливание! Какие-то гладиаторские бои! От вас, Андрей Васильевич, я такого не ожидала.

— Ну, Наталья Леонидовна, а борьба, а бокс, а хоккей. Вы посмотрите на лица спортсменов. Ведь многие дети занимаются этими видами спорта, — загудел в ответ наш физкультурник.

— Андрей Васильевич, я не знаю, что там у спортсменов, но эти дети хорошие…

Тут ее прервала директриса, видимо, заметив Анну Васильевну в дверях кабинета. Физичка сразу вошла внутрь, еще раз зыркнув на нас глазами, мол, стойте на месте.

— Все, кранты, — Бирюков проводил ее взглядом, полным тоски и безнадежности. — Меня убьют дома.

Шмелев молча сопел, свесив голову. А я подумал, что мама опять будет плакать. Последний раз такое случилось прошлым летом, когда меня побили. Трое «конкурентов» из «Б» класса, захваченные в плен Анной Васильевной, стояли отдельно от нас у другой стенки, тоже бледные и встревоженные. Наташка отвернулась к окну и, по-моему, пустила слезу.

Дверь директорского кабинета отворилась, и оттуда появилась сама Майя Михайловна.

— Ну, кто тут у нас? — произнесла она, задержавшись на пороге, и некоторое время разглядывала нас строгим изучающим взглядом, сложив руки на животе. Мы все старались не смотреть ей в глаза, лично я считал перстни и кольца на руках нашей директрисы. Их было четыре. Три перстня и одно обручальное кольцо. По два на руку.

— Все те же лица, — подвела итог своим наблюдениям Майя Михайловна. — Кокошин здесь, Егоров, Никишов, Халилов, Шмелев, Бирюков…

— Чего Бирюков? — прогундосил Сашка. — Всегда Бирюков.

Майя Михайловна на мгновение замолчала, а потом напустилась на моего друга:

— С тобой, Бирюков, разговор будет особый. Я даже не знаю, согласимся ли мы терпеть тебя дальше в школе.

Сашка теперь молчал, но губы у него шевелились, а смотрел он старательно на пишущую машинку секретарши.

— И с тобой, Губин, — неожиданно повернулась ко мне Майя Михайловна, — мы тоже будем отдельно разбираться. Впрочем, родителей вызовем у всех, и уже завтра. Без родителей можете в школе не появляться.

— Анна Васильевна, — обратилась она к физичке. — А что Наташа? Она почему здесь? Она тоже? — Директриса сделала удивленные глаза.

— Ну она, конечно, не дралась, Майя Михайловна, но людей на битву скликала.

— Ах вот как! Очень хорошо. Тоже приведешь родителей в школу. А то, я гляжу, ты стала слишком активной. Да не там, где надо. Теперь же немедленно все домой. Жду вас с родителями. И никаких компаний, чтобы даже домой шли сегодня порознь… Анна Васильевна, я вас прошу, оповестите классных руководителей девятых «А» и «Б», чтобы сейчас же пришли в мой кабинет. Кое-кого из родителей мы, может быть, вызовем уже сегодня по телефону.

На этом шесть «рыцарей» и «принцесса» вновь обрели свободу.

Однако ненадолго. На лестнице мы столкнулись с Людмилой Николаевной. Она уже знала о случившемся, сама спешила к директрисе и повелела нам ее дождаться. Мы пошли в классную комнату и нашли там весь класс в сборе. Никто домой не ушел, все были взбудоражены случившимся. Такого еще в нашей школе не бывало. Нам пришлось долго отвечать на расспросы. Все думали-гадали, что теперь будет, сочувствовали нам и Наташке, у которой глаза все время были на мокром месте. Она даже торт есть отказывалась, но мы ее-таки уговорили. Все же она молодец, ведь без Бирюка и Шмелева нас бы с Димкой побили.


Хуже всего, что мама моя в этот день была дома. Как и следовало ожидать, ее тут же вызвали в школу. И я снова оказался в кабинете Майи Михайловны.

Чего я только про себя так не услышал. Оказывается, в нашей школе сложилась молодежная группировка. Я — главарь, мои главные подручные — Кокошин и Бирюков, да еще мы втянули туда Шмелева, Наташку и даже Любку. Майя Михайловна, оказывается, всех нас разглядела и в прошлый раз, позавчера, у ворот школы, когда мы там сцепились с Димкиными недругами. Это все Майя Михайловна высказала маме в моем присутствии, а потом еще долго беседовала с ней наедине, пока я ожидал в приемной. Мама вышла минут через сорок, вся заплаканная, и наверняка плакала еще, пока я ходил за верхней одеждой в раздевалку.

До дома мы шли с ней молча. Мне было ее ужасно жалко, и я мысленно ругал Майю Михайловну. А когда я узнал, что отец уехал в одну из своих неожиданных командировок, пусть ненадолго, мне стало ясно, что жизнь действительно сыграла со мной сегодня злую шутку.