"Напарница" - читать интересную книгу автора (Авербух Наталья Владимировна)

Рассказ восьмой. Разорванный договор

Закружиться в вихре развлечений — что может быть естественнее для приехавшей в столицу провинциалки? Званые вечера, обеды, приглашения на концерты, в театры, предложения провести в гостях неделю-другую, а лучше месяц — жизнь, полная наслаждений, прекрасна, особенно если вы молоды и красивы. Если же у девушки нет своего дома в столице, только загородный в нескольких часах не слишком быстрой езды, то чего удивляться, если красавица буквально пойдёт по рукам гостеприимных друзей. В самом деле, как жестоко после вечернего концерта или представления в театре отправлять девушку одну домой, да ещё и за город, где неизвестно, на кого можно натолкнуться по пути! И вот её удерживают за руки, весело объявляют «мы вас похитим, дорогая» и обещают с утра послать домой за вещами. После этого приглашения сыпятся со всех сторон, и девушка буквально не знает, какое предпочесть: приходится соглашаться на них на все, и жребием определять очередь.

И, если девушка не только молода и красива, но и отличается такими спутниками юности, как наивность и беспечность, не стоит удивляться, когда светские знакомства заведут бедняжку в беду…

Ранним утром, когда слуги только-только приступили к своим обязанностям, а хозяева обычно и не просыпаются, в двери почтенной хозяйки Тадье постучали, а, вернее сказать, отчаянно замолотили. Едва горничная — это было весьма неосторожно с её стороны — открыла дверь, в дом ворвался живой вихрь — рыдающий, плачущий и мешающий оправдания с громогласными сетованиями, и в этом вихре горничная быстро признала молодую приятельницу своей госпожи. Пришлось служанке вызывать подмогу, провожать гостью в гостиную и утешать её всеми доступными средствами, пока одна из её товарок сходила на кухню за водой, а другая взяла на себя смелость разбудить хозяйку.

История, рассказанная юной красавицей, была не нова в столице. Тот самый вихрь развлечений, приглашения, сыплющиеся на девушку как из дырявого мешка и — этого следовало ожидать — однажды наивную дурочку приглашает в гости совсем не тот человек, с которым следует соглашаться. На первый взгляд всё благополучно — супруга просит передать вам самые тёплые приветы, она наслышана о вас, так не соблаговолите ли вы?..

Откуда заезжей красавице знать, что старый мерзавец давным-давно не живёт с женой, заставшей супруга на месте преступления, когда он самым бесстыжим образом заигрывал со служанкой? Даже в Острихе есть свои правила приличия и, согласно им, муж не оскверняет изменой семейный дом. Он ищет развлечений на стороне, снисходительно давая благоверной принимать своих гостей в отдельной спальне. Но вот так вот, посреди коридора! К собственной горничной его собственной жены! Бедная служанка была выставлена из дома раньше, чем закончился тот злосчастный день — вместе со старым греховодником. С тех пор на людях поссорившиеся супруги едва признают друг друга знакомыми, а уж живут-то и вовсе так далеко, как только может позволит желание обоих селиться только в самых фешенебельных районах города.

Ну, и откуда это знать молодой иностранке, приехавшей в столицу Остриха через курортные лены? И кто может предупредить одинокую девушку, что старый развратник отпускает в такие вечера слуг, запирает все двери изнутри и с самоуверенной улыбкой предлагает гостьям выпить вина, коль скоро им всё равно некуда деваться из его дома?

Но не это заставило бедную девушку с плачем броситься к самой близкой своей приятельнице. Отнюдь не это.

— Когда хозяин Дарьен сказал, что его супруга задержалась в гостях и сегодня уже не появится, — захлёбываясь, рассказывала несчастная, — я вышла в свою комнату, сказала, надо привести себя в порядок. И тогда я пробовала позвать слугу, чтобы проводил, но никто не пришёл! Я испугалась и бросилась к дверям, но они были заперты! И на ключ, и не открывались! А потом спустился хозяин Дарьен. Он был так любезен, но говорил ужасные вещи! Сказал, что слуги вернутся с рассветом, а до тех пор мы будем оставаться с ним одни. И усмехнулся, о, хозяйка, он так усмехнулся, что мне сделалось дурно! Взял меня за руку — а пальцы холодные, липкие, брр! — и проводил в гостиную. Налил вина, сказал, что выпьем за знакомство, а там… как знать?

Хорошенькое личико гостьи исказилось от страха и отвращения.

— Он выпил едва ли глоток, хозяйка! Выпил — и упал, даже не вскрикнул перед этим.

Девушка спрятала лицо в ладонях и разрыдалась.

— Ну-ну-ну, — успокоительно прогудела почтенная хозяйка Тадье и потрепала гостью по руке. — Не плачьте, милочка, всё хорошо. Всё закончилось, вы в безопасности, успокойтесь.

— О, хозяйка! — простонала девушка. — Мне стало так страшно!

— Могу себе представить, — поддержала сгорающая от любопытства женщина. — Ну, милая, продолжайте, не бойтесь. Старый дурак потерял сознание? Или умер?

— О, нет! — в ужасе опровергла предположение гостеприимной хозяйки гостья. — Не умер, но упал, как мёртвый. Я пыталась его разбудить, я искала пульс и дыхание на зеркале, он был жив, но не просыпался.

— Очень глупо с вашей стороны, милочка, — суховато заметила хозяйка Тадье. — Если бы он проснулся, он бы продолжил к вам приставать. Но рассказывайте дальше.

— Я не думала об этом, — послушно продолжила гостья и машинально глотнула поднесённого служанкой вина. — Он лежал и не шевелился, а потом начал храпеть. Я пыталась его разбудить, хотела звать на помощь, но…

— Но испугалась, — хладнокровно продолжила умудрённая жизнью приятельница.

— Я подумала: здесь я чужая, законов не знаю… А вдруг скажут, что это я сделала… — потупилась девушка. Хозяйка Тадье громко фыркнула.

— Бьюсь об заклад, так бы и сказали, если бы вы не догадались обратиться ко мне! Не бойтесь, дорогая, положитесь на старую Марту — уж я сумею улестить этих тупоголовых стрелков, они вас и пальцем не тронут!

— Вы вовсе не старая, — шепнула «наивная красавица» и Марта Тадье, просияв, снова потрепала её по руке.

— Позвольте, я угадаю, моя милая, — предложила старая острийка. — Вы дождались, когда вернутся слуги и поспешили убраться от дома подальше?

— Вихрем, хозяйка, — нервно рассмеялась девушка. — Сначала я испугалась, когда старый… Когда хозяин Дарьен упал, потом подумала, что теперь он не тронет меня, но, когда время шло, а он не просыпался, я испугалась снова. Уж я и тормошила его, и водой поливала, и по щекам била, что я только не делала!

— Но старый дурак остался лежать как бревно, — закончила вместо девушки хозяйка Тадье. — Бедное дитя! Сколько ужасов вы пережили этой ночью!

Гостья благодарно всхлипнула и с надеждой поглядела на хозяйку дома.

— Вы ведь мне поможете, правда, сударыня? — перешла девушка на родной язык, но тут же поправилась и перевела свои слова на острийский. — Умоляю, сжальтесь!..

— Не надо лишних слов, малютка! — грубовато провозгласила хозяйка Тадье. — Коли старая Марта берётся за дело, беспокоиться становится не о чем. Отдохни у меня, тебе отведут комнату, где ты сможешь поспать, а я тем временем схожу, узнаю, удалось ли разбудить этого коз… развратника, да заодно и за твоими вещами пошлю.

— О, милостивая хозяйка, как мне благодарить вас! — уже в спину доброй женщине прокричала гостья и, словно сдавшись усталости, откинулась на спинку стула. Если бы в комнате в этот момент кто-нибудь находился, он бы заметил странную улыбку, скользнувшую по губам девушки и тут же пропавшую, как будто она боялась проявить свои чувства даже наедине сама с собой.

Похотливый мерзавец, зазвавший иностранку в расчёте на её неосведомлённость, был не последним человеком в столице. Ни много, ни мало, он состоял в государственной казначейской палате, и ведал вопросами фальшивомонетничества. Через его руки прошли десятки наивных дурочек, привлечённые сладкой возможностью жить у почтенного человека, не тратя при этом ни пфеннига на содержание. Количество сожжённых по обвинениям в подделке серебра, выходящим за его подписью, исчислялось сотнями.

Мастер вампиров, как и мой напарник, «забыли» предупредить, что заботливо обставленный к моему приезду дом принадлежал острийской общине и что именно там стоял гидравлический пресс, необходимый для чеканки фальшивых серебряных монет. По странному стечению обстоятельств, не-мёртвые к тому же забыли рассказать, что казначейская палата давно подбирается к их дому, и что хозяин Дарьен собрал неплохую подборку сведений как с соседей, так и со специально снаряжённых ради того шпионов.

Косвенных доказательств хватило бы и на три костра, однако казначейской палате требовались прямые, и, едва узнав о моём приезде в столицу, хозяин Дарьен постарался залучить меня к себе в гости: долгий, но несомненно приятный способ добиться желаемого. Не могу себе представить, что бы делал хитроумный ревнитель серебра,[26] если бы я поступила с его приглашением так, как он того заслуживал. Но у меня были свои причины соглашаться.

Негодяй попался в свою же ловушку: вернувшись в гостиную, я подсыпала в свой бокал снотворного — того самого, которое усыпляет мгновенно, будучи поданным вместе с горячительными напитками. А после незаметно подменила бокалы. Одного глотка хватило, чтобы свалить его с ног, и я, облегчённо вздохнув, распахнула окно, вызывая к себе напарника. От омерзения меня в самом деле сотрясала нервная дрожь, и вампиру пришлось потратить немало драгоценного времени на то, чтобы вернуть меня в работоспособное состояние.

— Ну, что ты, маленькая, — прошептал мне напарник, когда я совсем уже почти успокоилась. — Я ведь здесь, и всё время был рядом. Ты могла бы вызвать меня в любой момент, и волноваться совершенно не из-за чего. Т-ш-ш, хорошая моя, успокойся.

— Противно! — всхлипнула я, и вампир погладил меня по голове, совершенно растрепав при том причёску. — Ты бы видел… Он смотрел… и трогал! За руку! А говорил!..

— Тш-ш-ш! Всё хорошо, всё закончилось, я не дам тебя в обиду. Тише, тише, Ами, родная. Всё хорошо. Я здесь, я рядом, я никуда не делся. Ты со мной. Тише-тише-т-ш-ш… Всё хорошо.

Всхлипнув в последний раз, я судорожно прижалась к груди напарника и замерла, позволяя гладить себя по голове и спине, растрёпывать волосы до того состояния, когда их почти что невозможно расчесать, словом, делать со мной всё то, что напарник предполагал утешением.

— Всё хорошо? — отстранил меня вампир несколькими минутами спустя. Я кивнула и вытерла слёзы. Когда не-мёртвый объяснял мне, что от меня потребуется, приключение казалось мне скорее забавным, чем отвратительным. Не думаю, что так легко бы согласилась, умей я заранее предвидеть, насколько гадкими окажутся ухаживания не по летам пылкого «ревнителя»! — Умница, Ами! Ты знаешь, где его кабинет и спальня?

Получив ответ, вампир исчез, как растворился в воздухе, оставив меня наедине с уснувшим ревнителем серебра. Не прошло и пяти минут — я следила по большим напольным часам в углу гостиной — как напарник вернулся, причём в далеко не радужном настроении.

— Что стряслось? — тревожно спросила я.

— Ничего не стряслось, хорошая моя девочка, — раздражённо ответил вампир. — Ровным счётом ничего, да только ни в кабинете, ни в спальне этого мерзавца нет ни клочка бумаги, который мог бы нас как-то заинтересовать.

— Быть может, он оставил их на службе? — нерешительно спросила я.

— Неужели ты думаешь, что я заставил бы тебя терпеть общество подобного негодяя, если бы нашёл то, что нам нужно, в его рабочем кабинете?! — огрызнулся вампир. — Проклятье, Ами, я готов убить его за то, что он к тебе приставал, а за то, что у него нет никаких документов, мечтаю изрезать подлеца на кусочки! Чёрт возьми, хоть нос бы ему расквасить, потом притворимся, будто упал неудачно!

— Не смей! — вскрикнула я, красочно представляя, что будет, если наутро слуги обнаружат своего хозяина с расквашенным носом.

— А ты не кричи, глупышка, — резко ответил не-мёртвый. — Не дурнее тебя пока ещё. Лучше думай — если ни здесь, ни на службе нет ни клочка бумаги, то где он прячет все донесения?

— В комнатах для гостей? — предположила я.

— Вздор! — отрезал вампир и снова пропал.

Теперь прошли все двадцать минут, прежде чем напарник вернулся — очень злой и отряхивающийся от пыли.

— Я осмотрел все комнаты в этом чёртовом доме, — заявил он в ответ на мой вопросительный взгляд, — включая комнаты для слуг и хозяйственные помещения. Тут нет ничего. Вообще!

— Может, они спрятаны в тайнике? — предположила я.

— Ты меня плохо слышишь, Ами? — холодно отвечал вампир. — Я осмотрел всё. Простучал все стены в комнатах. Где было серебро или рябина, там простучал тростью. Нет! Тут нет ничего!

У напарника и правда была с собой трость, специально предназначенная для таких случаев: при желании её можно было удлинять, как подзорную трубу и дотягиваться дотуда, куда мешает подойти отпугивающие действие рябины. В сложенном виде трость представляла собой ножны для шпаги — удобная возможность носить с собой два насущно необходимых предмета.

— Может быть, тайник где-нибудь в коридоре? — предположила я. — Или на лестнице?

— Вздор! Подумай сама, Ами, какой толщины должны быть стены, чтобы содержать в себе весь архив этого негодяя? Ведь он ведёт множество дел, и, несомненно… — не договорив, напарник умолк.

— Беренгарий! — позвала я, когда пауза уж слишком затянулась, а вампир принялся оглядываться по сторонам с каким-то едва ли не нездоровым блеском в глазах.

— Что, моя девочка? — растерянно отозвался не-мёртвый и тут же спросил: — Ты не знаешь, есть ли в доме верёвка?

— Зачем тебе верёвка?! — испугалась я, но вампир, не желая пояснять свою мысль, поцеловал меня в щеку — так быстро, что ласка была скорее болезненной, чем приятной — и снова исчез.

Вернулся напарник очень скоро — торжествующий, с мотком взятой неизвестно где верёвки в руках.

— Ты чего? — ещё больше испугалась я.

— Глупенькая ты, Ами, — нежно произнёс вампир. — Сейчас мы с тобой найдём решение.

Обняв меня за талию, он велел мне закрыть глаза и, когда я их открыла, мы стояли в самой дальней комнате второго этажа, окна которой выходили на улицу.

— Отсюда и начнём! — бодро сообщил вампир. — Встань с концом верёвки у самого окна и держи.

С безумцами спорить — себе дороже, и я поспешила выполнить приказ напарника. Вампир, убедившись, что я держу свой конец прижатым к стене, подскочил к двери, отмерил толщину стены и побежал дальше так быстро, что человеческий глаз не мог бы уследить за его движениями. Вскоре он вернулся обратно и, ничего не объясняя, перенёсся со мной на первый этаж, а после на третий.

Мы померили дом вдоль и поперёк (я начала понимать смысл манипуляций вампира с верёвкой), пока, наконец, работа не была закончена. Напарник достал лист бумаги и с той педантичностью, которая приходит лишь после смерти, начертил план дома хозяина Дарьена. На плане не-мёртвый аккуратно отметил длину и ширину каждой комнаты, каждого коридора и добавил к ним толщину стен (вполне обыкновенную для острийских домов).

— Ну, Ами, совсем выжил из ума твой напарник? — торжествующе закричал вампир, указывая на нарисованный им план. Возразить было нечего: второй этаж был явно уже первого и третьего, а кабинет к тому же ещё и короче, хотя соседняя с ним комната вполне соответствовала предполагаемой длине.

— Похоже на потайной ход за стеной и второй кабинет за официальным кабинетом, — проговорила я, заметив, что недостающими на плане являются примерно полрода — как в длину, так и в ширину. Ну, может быть, в длину не хватало немного больше, чем полрода, таким образом, тайный кабинет был пошире, чем коридор.

— Довольно тесная комнатушка получается, — отметил вампир. — С другой стороны, если она тянется на всю длину кабинета, то в ней не меньше полутора родов, а это не так уж плохо.

— Но зачем этот потайной ход, почему нельзя сделать дверь в самом кабинете? — удивилась я. — Насколько это было бы проще!

— Проще сделать — проще найти, — рассудил вампир. — Очевидно, что тайник будут искать именно здесь.

— Но как нам найти дверь? — всё ещё недоумевала я.

— Очень просто, — показал клыки мой напарник. — Кажется, ты сама говорила насчёт лестницы…

— Но ведь не обязательно вход будет именно там! — запротестовала я.

— Не обязательно, — согласился напарник. — Но надо же с чего-то начать.

Лестница, по которой поднимались слуги с горячей водой или углём для господ, находилась на противоположном от кабинета конце дома. Долго искать не пришлось — рядом с ней мы увидели не слишком тщательно замаскированную дверь в кладовку, которая, открывшись, явила нам батареи пустых бутылок и старых коробок неизвестного назначения. Всё это богатство было чудовищно пыльным, и я едва не расчихалась, едва заглянув внутрь.

Напарник закрыл мне лицо рукой и оттащил в сторону.

— Не хватало ещё поднять всю эту пыль, чтобы потом могли обнаружить наше присутствие, — проворчал он.

— Какое присутствие? — поразилась я, но тут же поняла, о чём говорил вампир. — Только не говори, что это и есть вход!

— Я лучше промолчу, — улыбнулся напарник и шагнул к кладовке. — Жди меня здесь.

Недолго провозившись, вампир нажал на какой-то рычаг и скользнул в темноту. Через минуту он вернулся, весь в пыли и снова исчез, чтобы вскоре появиться на том же месте, но уже сжимая в руках подсвечник со свечой.

— Главная ошибка наших коллег, — важно проговорил напарник, — состоит в том, что они для своих целей пользуются подручными материалами, заставляя тем самым хозяев потом гадать, куда делись свечи, верёвки или инструменты. Вторую главную ошибку мы ещё можем совершить, забыв здесь принесённое с собой.

— Надеюсь, ты этого не сделаешь, — проворчала я. Вампир чиркнул о подмётку своего башмака спичкой, зажёг свечу и передал её мне.

— Тут уже ходили, Ами, поэтому очень важно ступать осторожно и след в след, — заявил напарник. — Поэтому закрой глаза и расслабься.

Когда мне было позволено закрыть глаза, коридор был позади и, осветив его свечой, я заметила одинокую цепочку следов, ничуть не потревоженную моим осторожным напарником. Мы стояли в тесной комнатушке, и впрямь составляющей примерно половину на полтора рода, и, кроме стола и стула в ней были полки, заставленные коробками. Вампир немедленно заглянул в ближайшую и просиял.

— Все архивы этого мерзавца! Судьба не могла быть к нам более благосклонна!

Последующие часы больше всего напоминали сон, скучный и тягостный, какие иногда приходят после томившей всю ночь бессонницы. Напарник доставал бумаги из коробок, бегло осматривал их, принюхивался и либо убирал на место, либо передавал мне, чтобы я подержала документ над свечой и проявила записанный симпатическими чернилами текст. Эту работу невозможно было ускорить за счёт присущей вампирам быстроты: держать над огнём нужно достаточно долго, пока тепло не подействует, и не проявится надпись. Именно поэтому я была принуждена бороться с приступами чиханья в потайном кабинете ревнителя серебра, а не сторожить в гостиной, не вернётся ли какой-нибудь слуга раньше времени.

Другой пользы от меня не было: я не способна была за считанные мгновения прочесть длиннющий донос, сравнить его с содержанием другого, противоположного по смыслу, и сделать некий важный вывод, как неспособна была и разобрать шифрованное послание, как это делал мой напарник, причём пару раз ему пришлось подбирать ключ буквально тут же, на месте, поскольку в послании был использован неизвестный ему шифр.

— Насчёт доносов, — рассеянно ответил моим мыслям вампир, — ты неправа, такая работа тебе вполне по силам, только ты не даёшь себе труда вдумываться в прочитанное. А что до шифров — не завидуй, это вовсе за пределами человеческих возможностей. Вернее, я ускоряю работу, на которую хороший шифровальщик потратил бы от нескольких часов до нескольких суток. Точно так же, как двигаюсь быстрее человека, это в природе не-мёртвых.

— Я ни в коей мере не собиралась завидовать! — слегка обиделась я, передавая напарнику очередную записку с проявившимся на ней текстом. Тупая, монотонная и для меня лишённая смысла работа утомляла и лишала сил, тем более, что в кабинете не было окон, только небольшие вентиляционные отверстия, и нам не хватало воздуха.

— Не нам, а мне, — поправил не-мёртвый. — То есть тебе, моя дорогая. Я, как ты знаешь, в воздухе не нуждаюсь.

— Да уж знаю! — несколько раздражённо отозвалась я. Странно, как я раньше не заметила, что в «официальном» кабинете господина Дарьена нет окон? А вот снаружи совершенно не видно дырочек, проделанных, дабы хозяин не задыхался в своём тайном кабинете.

— Они хорошо замаскированы, — отозвался напарник. — И, между прочем, Ами, ты зря жалуешься на усталость, я почти что закончил.

— Удачно хотя бы? — уныло спросила я, как никогда остро чувствуя свою никчёмность и неловкость по сравнению с напарником.

— Более чем, дорогая. И не куксись, тебе не идёт.

Мы провозились с бумагами до самого утра, но слуги не торопились возвращаться домой, справедливо полагая, что хозяин прекрасно проводит время без их помощи.

— Не сказал бы, что они вовсе неправы, — усмехнулся вампир, когда мы вышли из потайного хода и вернулись ждать возвращения слуг в гостиную, где на ковре храпел почтенный хозяин Дарьен. — Не косись, эта скотина не проснётся ещё несколько часов, да и после того, как откроет глаза, будет не в том настроении, чтобы приставать к кому бы то ни было. Но всё-таки жаль, что ему нельзя расквасить нос! Право же, он этого заслуживает.

— Но ведь это мы его спровоцировали, — возразила я. Напарник снисходительно улыбнулся.

— Не сказал бы, хорошая моя, чтобы это его оправдывало. Другие девушки, кажется, не собирались выуживать из него ценные сведения, но всё же не избежали уготованной им участи.

— С каких пор тебя заботит участь совращённых девиц? — фыркнула я. — Особенно в Острихе.

— Единственное, почему мерзавец заслуживает снисхождения, — не слушая, продолжал вампир, — это тот факт, что мы всё-таки сумели найти всё необходимое. Но такая мысль вряд ли его утешит.

— Особенно если он обнаружит следы нашего пребывания в своём тайнике, — заметила я. Беренгарий слегка обиделся.

— Ами, хорошая моя, ты плохо себе представляешь, что значит быть вампиром, — поучающе заметил он и увлёк меня на диван. — Положить бумаги не на то же место, с которого я их взял, я мог бы только нарочно, и то, мне пришлось бы долго думать, в какую сторону «ошибиться»: вправо или влево, а, может, сдвинуть стопку вперёд или назад.

— Глупости, — неуверенно пробормотала я. Напарник рассмеялся и потрепал меня по голове.

— Вовсе нет, моя дорогая. Абсолютная точность — проклятие не-мёртвых. Переродившись, мы быстро замечаем, что нам больше не нужно прилагать усилий, чтобы выглядеть безупречно, двигаться всегда точно, всегда попадая в такт, если звучит музыка. Делать шаги всегда одного размера, ставя ноги на одной линии, никогда не ошибаться, даже если насвистываешь мелодию, а при жизни у тебя не было слуха. Ты знаешь, Ами, что вампиры всегда попадают в цель, когда стреляют из пистолета? Положи монету на стол, я закрою глаза и всё-таки, протянув руку, возьму её, не промахнувшись ни на линию.

— Хвастун! — хмыкнула я. — Откуда у меня монета, разве ты не знаешь, что благородные барышни не носят с собой денег?

— Абсурдная привычка! — заявил не-мёртвый. — Но это не имеет значения. Полагаю, основную мысль ты уже уловила.

— Уловила, — подтвердила я. — Хочешь сказать, тебе не надо было следить, чтобы убрать все бумаги точно так же, как они лежали до нашего прихода?

— Там даже пыль лежит точно так же, как до нашего прихода, — довольно-таки уныло произнёс напарник. — И во всём доме ничего не изменилось. Быть может, стоит устроить какой-нибудь беспорядок, ведь ты в панике металась всю ночь по дому, но я, признаться, не представляю, как он должен выглядеть. Будем считать, что ты тихо проплакала от страха в углу.

— Ты растрепал мне волосы, — напомнила я.

— Мне так больше нравится, — улыбнулся напарник. — Когда у тебя всклочены волосы, ты меньше похожа на ту маленькую ханжу, которую так любишь изображать.

— Но…

— И, подумай сама, Ами, — вкрадчиво продолжит вампир, — должны же были ухаживания хозяина Дарьена оставить хоть какой-то след на твоей внешности!

— Когда он проснётся, он вспомнит, что не успел прикоснуться ко мне и пальцем, — буркнула я, несколько оскорблённая намёком.

— Во-первых, как раз успел, — бесстрастно парировал вампир. — А во-вторых, когда он проснётся, он будет плохо помнить моменты, предшествующие потере сознания. Не переживай, Ами, всё будет хорошо.

С этими словами вампир прижал меня к себе и прикоснулся губами к шее. Я замерла, всё ещё не привыкшая к тому, что напарник может и приласкать, и укусить, в зависимости от настроения, и что выбор вампир делает в самое последнее мгновение.

— Вовсе нет, — пробормотал не-мёртвый, уткнувшись мне в шею. — Почему бы тебе не считать укусы ещё одной лаской?

Острые клыки чуть царапнули кожу, и боль тут же сменилась лёгким жжением: это заживала крошечная ранка. Вампир хмыкнул и снова куснул мою шею.

— Перестань, — простонала я. — Сюда же могут войти!

— Разумеется, могут, — засмеялся не-мёртвый. — Я слышу шаги у парадного входа… а вот и бряцанье ключей. Бедолага дворецкий, всю ночь пировал, теперь не может даже попасть в замочную скважину! Выпей он чуть поменьше, догадался бы войти в заднюю дверь…

Смысл сказанных напарником слов дошёл до меня не сразу, но всё же дошёл. Оттолкнув вампира, который не пытался меня удержать, я вскочила с дивана и вихрем выбежала из гостиной, кубарем скатилась по лестнице и, как ураган, пролетела мимо ошарашенного слуги, который только-только справился с капризной дверью. Вслед мне нёсся довольный смех напарника.

Разумеется, вампир не собирался отпускать меня одну бродить по предрассветным улицам острийской столицы, где гуляющая без сопровождения женщина считалась законной добычей первого же мужчины, который пожелает предъявить на неё свои права. Дав мне отбежать от дома и слегка остыть от негодования, вызванного его очередной шуточкой, вампир догнал меня и весьма бесцеремонно обнял за талию, притягивая к себе. Месяц назад, наверное, я бы замерла от одного прикосновения, с ужасом гадая, какое ещё издевательство вздумает учинить надо мной напарник. Сейчас же я немедленно успокоилась от одного только прикосновения сухих костистых рук к своему телу и откинулась назад, упираясь плечами напарнику в грудь. Запрокинула голову и вгляделась в тёмные глаза, смотревшие на меня с тем же голодным обожанием, что и в первые минуты нашего знакомства.

— Хорошая моя, — нежно произнёс вампир. — Устала?

— Очень, — с готовностью пожаловалась я, разворачиваясь в его объятьях. Не-мёртвый крепче прижал меня к себе и виновато погладил по плечу.

— Потерпи.

— Сколько? — сказала я с горечью, изумившей меня саму.

— Ами, девочка моя, о чём ты? — спросил вампир не столько удивлённым, сколько встревоженным тоном.

— Я спрашиваю, сколько мне ещё терпеть, — так же горько продолжила я. — Неделю? Месяц? Год? Десять лет? Всю жизнь? Конца-края этой работе не видно, и всегда сплошные треволнения. Вечная спешка. А не то ты пропадаешь, и я должна жить под чужой личиной и ждать. И терзаться: а вдруг меня разоблачат, а вдруг с тобой что-нибудь случилось, а вдруг тебе это надоело ещё раньше, чем мне, и ты бросил меня, а вдруг…

— Ш-ш-ш-ш, Ами, не так быстро, — остановил поток моих жалоб вампир и нежно поцеловал мои веки, заставляя тем самым закрыть глаза. Я глубоко вздохнула, останавливая подступающие к горлу слёзы. — Глупенькая, ну, чего тебе волноваться? Я никогда не брошу тебя, мы всегда будем вместе, девочка моя, всегда, всю твою жизнь и всю мою не-жизнь, слово вампира.

— Обманешь… — прошептала я, обвивая шею напарника руками. — Найдутся… соображения. Уйдёшь, даже попрощаться забудешь.

— Не забуду, глупенькая, — засмеялся вампир. — И не уйду. Ну, Ами, хорошая моя, что с тобой, что на тебя сегодня нашло? Неужели этот тип так тебя расстроил?

— Я устала, — прошептала я. — Не могу больше притворяться. Не могу вечно что-то из себя изображать, всегда на виду, всегда рядом чужие. И каждый хочет построить мою жизнь, как ему больше нравится, и всем наплевать, что по этому поводу чувствую я. Паршивая жизнь, Гари, паршивая. Не могу больше, не могу…

— Ш-ш-ш-ш, Ами, дорогая. Ты всё можешь, ты же сильная, девочка моя, ты со всем справишься. Возьми себя в руки, хорошая, успокойся.

— Не могу, — шептала я, не открывая глаза. — Не могу. Не хочу идти дальше, шагу больше не ступлю. Сил моих больше нет… Мне так хорошо здесь, с тобой, и совсем не хочется думать ни о доносах, ни о шифрах, ни об интригах, ни о контрабанде. Пожалуйста, ничего не говори, прошу тебя.

Вампир исполнил эту просьбу, и некоторое время мы действительно молчали, пока, наконец, я не открыла глаза. Напарник с тревогой вглядывался в моё лицо и, поймав мой взгляд, серьёзно произнёс:

— Да, ты в самом деле выглядишь неважно, дорогая. Загорела немного на солнце, но похудела и осунулась больше прежнего, да и тени под глазами тебя не красят. Так в самом деле не может дольше продолжаться. Что же, хорошая моя, давай заключим сделку.

— Моя кровь в обмен на твою свободу, — подсказала я. — Мы с тобой это уже проходили, не так ли? Ты забрал и мою кровь, и свободу, и меня самоё. Что ты ещё хочешь взять? У меня ничего больше не осталось.

— Нет, Ами, — засмеялся вампир. — Не так. Ты возьмёшь себя в руки, моя хорошая, будешь умницей и пойдёшь сейчас к этой почтенной даме, хозяйке Тадье, разыгрывать свою роль. А за это, когда ты сумеешь отвязаться от её забот (это будет нескоро, предупреждаю тебя), мы устроим небольшие каникулы, как у детей в дорогих пансионах. Хочешь, Ами?

— Каникулы? — недоверчиво спросила я, не знавшая ни каникул, ни выходных дней, ни отпуска с десяти лет.

— Именно, моя хорошая, — подтвердил вампир. — Поселимся в своём доме, запрём двери и не будем ни с кем разговаривать. Ну, Ами, соглашайся!

Я тяжело вздохнула.

— Не смешно, Гари. Я слишком хорошо тебя знаю, и будет намного лучше, если ты скажешь мне всю правду. Зачем нам надо ехать в этот проклятый дом, который навязал нам Мастер?

Напарник выглядел раздосадованным.

— Нельзя быть такой умненькой девочкой, — проворчал он. — Я-то надеялся тебя хоть немного порадовать.

— Странные у тебя представлении о радости, — отметила я. — Итак, к делу! Чего ты от меня хочешь?

— Потом скажу. — Напарник сделал страшные глаза. — И, честное слово, от тебя ничего не требуется! Ты будешь отдыхать, никого не изображать, и наслаждаться жизнью.

— Надеюсь, ты не попытаешься приставить меня к прессу? — подозрительно уточнила я. — Честное слово, я совершенно не разобралась в его устройстве, и вряд ли когда-нибудь смогу освоить всю его механику. Или ты собираешься снова уехать, оставив меня одну в этом ужасном доме?

Вампир рассмеялся.

— Нет, Ами, вовсе нет. Ты будешь отдыхать и ровным счётом ничего не делать. И я всё время буду находиться рядом, а, кроме меня, ещё полный штат прислуги, которую нанял Мастер, и тот смешной юноша, инженер, ему выделили комнаты во флигеле. Но ты не будешь с ними встречаться, разве что сама захочешь. Честное слово, Ами, я понимаю, что это не совсем то, о чём ты мечтала, но ты будешь отдыхать, пока тебе самой не надоест. Соглашайся, девочка моя! Ну же!

— А у меня есть выбор? — уныло проворчала я. Напарник немедленно просиял, быстро и болезненно поцеловал меня в щеку и подтолкнул к дверям дома хозяйки Тадье, у которого мы непонятно когда и как успели очутиться.

«Старая Марта», как она сама себя называла, вступилась за меня с со всем пылом своей страстной натуры. Про таких людей в старинных авантюрных романах писали, что у них «горячая кровь» — в противоположность холодной вялой крови людей равнодушных и себялюбивых. Кровь в жилах госпожи Тадье, казалось, кипела и бурлила, толкая её на самую широкую благотворительность. «Старая Марта» не была настолько богата, чтобы помогать деньгами, но в её доме мог найти приют и обиженный, и несчастный, и бездомный, словом, любой нуждающийся в помощи. Как это согласовывалось с вечной нехваткой у доброй женщины денег, оставалось загадкой для всех её многочисленных знакомых. Полагаю, она попросту не платила по счетам, а торговцы предпочитали оставаться в дружеских отношениях с любовницей синдика столичной гильдии городских стрелков (который, кроме того, управлял городскими стрелками по всему Остриху). Даже после того, как прежний синдик подал в отставку, Марта Тадье пользовалась огромным уважением в среде столичных служителей порядка — каждого из которых она знала и в лицо, и по имени, многих из которых поддерживала в неизбежные для каждого человека трудные минуты. Злые языки поговаривали, что хозяйка Тадье была любовницей всей столичной гильдии, но в это не верил никто, даже сами сплетники и их слушатели.

Ещё не закончился день, когда весь город узнал, что у порочного ревнителя серебра на этот раз «не прошёл номер». Его привели в чувство, но, даже пожелай он обвинить меня в том, что я его опоила, ему не удалось бы этого сделать. К Марте приезжала жена пожилого сластолюбца и, рыдая, чуть только не целовала мне руки: теперь она могла развестись с мужем и никто бы ей и слова не сказал поперёк: доказанная супружеская неверность являлась недостаточным основанием для окончательного разрыва, но разразившийся нынче скандал оправдал бы и убийство.

На следующий день — и на всю последующую неделю — только и разговоров было, что обо мне и моей удаче. Всё это время я находилась под бдительным присмотром почтенной женщины, которой моя воспитательница, госпожа Кик не подала бы руки, случись им быть знакомыми. «Старая Марта» оставила меня у себя ночевать, да так и не отпустила домой, сколько я ни убеждала её, что загородный дом нуждается в присмотре хозяйки. Утро начиналось — не в пример госпоже Денье — не раньше, чем я проснусь сама, и Марта настояла, чтобы я, не вставая, дёргала за шнурок звонка, вызывая прислугу. Одна и та же — единственная — пожилая служанка, шаркая ногами, поднималась в мою комнату, вносила кувшин с водой для умывания, а после помогала одеться. В утреннем платье я спускалась вниз, выслушивала мнение хозяйки относительно моих ясных глазок и свежего личика, и приступала к завтраку. Готовила хозяйка Тадье сама, и весьма неохотно, поэтому мне частенько приходилось довольствоваться чаем и сваренным вкрутую яйцом, к которому добавлялись ломтик хлеба и листик салата. Глядя на моё вытянувшееся лицо, «старая Марта» весело смеялась, отправляла меня наверх одеваться, а после, взяв под руку, вела «наносить визиты». Она умела так тонко рассчитывать время нашего появления, что нас непременно приглашали к столу. Некоторые друзья, впрочем, относились к категории «особых», и у них в гостях мы не только не напрашивались в гости, но и категорически отказывались от угощения. Жизнь сделалась ленивой и, в целом, приятной, хотя частенько за обедом я гадала, удастся ли сегодня поужинать. К вечеру, впрочем, в двери обычно стучалась закутанная согбенная фигура, несущая завёрнутый в тёплый платок котелок, от которого исходил аппетитно пахнущий пар. Это «по жребию», как туманно объясняла хозяйка Тадье, заботились о своей благодетельнице простые люди.

Собственного выезда у «старой Марты» не было, как не было и денег, чтобы содержать карету, кучера и лошадей. В Дейстрии женщине её достатка и положения пришлось бы останавливать кэбы или вызывать их к своему дому каждый раз, когда она собралась бы куда-нибудь поехать. В Острихе же никто не видел причины наёмным экипажам колесить весь день по городу в ожидании, когда они кому-нибудь понадобятся. Желающие могли обратиться на биржу и получить коляску с утра до вечера или с вечера до утра, и она будет оставаться в их полном распоряжении весь день (или всю ночь). Услуга стоила не так уж дёшево, и кучерам было строго-настрого запрещено брать посреди улицы «попутчиков». Поэтому хозяйка Тадье с вечера решала, собирается ли она пройтись пешком или с шиком проехаться в роскошной коляске (последнее желание чаще всего возникало в дождливую погоду).

Идиллия, разумеется, закончилась — как это всегда бывает — когда однажды утром госпожа Тадье, в кои-то веки приготовившая приличный завтрак, осторожно поинтересовалась:

— Ивона, милая моя девочка, не хочешь ли ты рассказать про кавалера, который навещает тебя по ночам?

Я испуганно отпрянула, попыталась что-то возразить, но поперхнулась, и была вынуждена покорно терпеть, как «старая Марта» хлопает меня по спине, помогая прокашляться. Едва ко мне вернулся дар речи, хозяйка Тадье приложила палец к губам и попросила:

— Нет, милая, не возражай и не спорь. Ты испугалась, бедняжка, но, поверь, я последняя женщина в столице, которую будет возмущать твой ухажёр, будь он хоть домушник, хоть вампир, хоть трубочист, хоть сумасшедший. Красть у меня нечего, а что касается остального — полагаю, и вампир, и трубочист, и сумасшедший не польстятся старыми костями, такими, как я и моя бедная Клара.

Кларой звали служанку.

— О, Марта, вы невероятно добры, — выдавила я из себя, — но, боюсь, вы напрасно…

— О, Ивона, — передразнила меня добрая женщина. — Мне не шестнадцать лет, как ты пытаешься меня уверить. Неужто ты думаешь, я не заметила, в какие дни ты торопишься поскорее удалиться в спальню вечером? И что именно после этих вечеров ты встаёшь очень поздно, бледная и уставшая, но со счастливой улыбкой на лице? А Клара в такие дни жалуется, что твои волосы спутываются в такой дикий колтун, что на приведение причёски в порядок уходит не меньше четверти часа, а иногда и больше.

— О, — только и сказала я. — Мы и в самом деле были непростительно беспечны.

— Не переживай, моя дорогая, — засмеялась хозяйка Тадье. — Я не выдам ни тебя, ни твоего ухажёра. Кстати, мы могли бы позвать его к вечернему чаю?..

— О, нет, Марта, вы так любезны, но я вынуждена… мне придётся… очень жаль, но…

— Ясно, — оборвала меня добрая женщина. — Кем бы ни был достойный юноша, он не собирается показываться мне на глаза. Я почему-то и не сомневалась.

— Мне, правда, очень жаль! — воскликнула я, чувствуя, что из моих глаз катятся слёзы. Хозяйка Тадье положила руку мне на плечо и протянула платок.

— Не переживай, девочка. Я уж как-нибудь потерплю, и любопытство меня не съест. Твой ухажёр мне нужен был для дела, но, может быть, ты сама ответишь на мой вопрос?

— Какого дела, милостивая хозяйка? — настороженно спросила я. Марта укоризненно погрозила мне пальцем.

— Ай-ай-ай, Ивона! Вот как ты относишься к своим друзьям! Неужели ты так обиделась на мою бесцеремонность? Право слово, если ты скрываешь своего ухажёра — хотя я, убей меня бог, не понимаю, зачем нужно таиться! — старая Марта не проронит ни словечка! Ивона, дорогая, ты могла бы убедиться в том, что я умею хранить тайны.

— Да, милостивая хозяйка, — безучастно ответила я, ничуть не убеждённая этими уговорами. — Но вы говорили о деле.

Марта в отчаянии всплеснула руками.

— Бесстыжая маленькая упрямица, вот ты кто! — упрекнула она меня, но без особого негодования. — У меня очень простое дело к твоему ухажёру, и ты, надеюсь, передашь ему мой вопрос.

— Непременно, милостивая хозяйка, — кивнула я, и Марта только в последнее мгновение удержалась от того, чтобы дать мне подзатыльник.

— Хорошо же, — проворчала она. — Итак, хозяюшка, не будете ли вы столь любезны спросить вашего кавалера, собирается ли он драться за вас на дуэли?

— Он?! — поразилась вопросу я. — Но, Марта, о чём вы говорите!

— О дуэли, — неодобрительно покачала головой добрая женщина. — Я не очень-то их одобряю, но тебе было нанесено оскорбление, и, дорогая, кто-нибудь из мужчин должен вступиться за твою честь.

— Но, Марта!.. — запротестовала совершенно шокированная я. — Вы ведь знаете, что я ничем…

— Я знаю, — прервала меня хозяйка Тадье. — И весь город знает. Однако дело есть дело, и дуэль есть дуэль. Мужчина оскорбил тебя — он должен быть наказан. Хочет ли этим заняться твой кавалер?

— О, Марта… — с сожалением пробормотала я, чувствуя себя определённо героиней старинного романа. Оскорбление, честь, поединок… Всё это было безумно странно, но, надо признать, красиво. Пока не касалось меня самое. — Он, может быть, и хотел бы, но…

— Я понимаю, дорогая, — улыбнулась добрая женщина. — Опекуны — это так неудобно! Послушайся моего совета, и убеди дядюшку передать тебе права на твоё состояние, иначе твой бедный друг так до конца ваших дней будет обречён лазить к тебе тайком в форточку, когда мог бы объявить тебя своей публично. Он ведь не женат, я надеюсь?

— Н-н-нет, — с трудом выдавила я, подавленная неожиданным вмешательством почтенной дамы, и её деловой хваткой, которою предугадать было просто невозможно. — Он… я… словом, всё очень сложно.

— Так я и думала, — суховато подытожила Марта. — Итак, если за тебя не может вступиться твой кавалер, мы предоставим мужчинам самим решать, кто пошлёт старому развратнику вызов.

— Но, Марта, право слово, это вовсе не обязательно… — запротестовала я.

— Это просто необходимо, — внушительно ответила хозяйка Тадье, всем своим видом показывая, что сопротивление бесполезно. — Разумеется, ты ничего не должна об этом знать, и, разумеется, всё время, пока идут переговоры, ты обязана находиться под присмотром. А потому — собирай вещи, девочка! Завтра мы выезжаем!

— Куда? — поразилась я до глубины души. Неужели у старой дамы есть своё загородное поместье?!

— На Туманный остров, — улыбнулась хозяйка Тадье. — Это неподалёку от столицы. Там премилая гостиница специально для таких, как мы, место тихое, и окружено рвом, так что можно гулять хоть до поздней ночи — вампиры нам будут нестрашны!

— Зато комары налетят, — проворчала я, прекрасно зная, что стоячая вода не может служить препятствием для не-мёртвых. Марта весело рассмеялась, будто я невесть как удачно пошутила, и ласково потрепала меня по плечу.

— Такой молоденькой девушке ни к лицу дурное настроение, — наставительно сказала она. — Значит, завтра днём, после обеда, сложим вещи и отправимся на остров.

— Как скажете, Марта, — уныло согласилась я. Опять за меня решают, как мне лучше поступить…

— А, знаешь, она права. — Таковы были первые слова моего напарника этой ночью. Мне оставалось только скрипеть зубами от злости. Даже у него я не могу найти поддержки и сочувствия! — Нет, родная моя, если ты хочешь, чтобы я тебя пожалел — мне не трудно. Однако я совершенно не учёл этого их дурацкого обычая с дуэлями. Хотел бы я быть на месте того идиота… прости, моя хорошая, счастливчика, который прикончит…

— Перестань! — сердито перебила я. — Неужели ты думаешь, мне будет приятно думать, что из-за меня убьют человека?!

— Он знал, чем рискует, — пожал плечами вампир и уселся рядом. — А для нас с тобой невероятно удачно выбранное для дуэли время. Ты даже не представляешь, насколько удачно…

Он блаженно зажмурился, как кошка, перед которой поставили блюдце со сметаной.

— Что ещё? — грубо спросила я.

— Твоя «старая Марта» явно льстила, когда сказала, что по утрам ты встаёшь с блаженной улыбкой, — вместо ответа сухо прокомментировал моё настроение вампир. — Скорее ты просыпаешься с недовольной миной и тут же принимаешься ворчать на бедную Клару, которая, между прочим, ничуть не моложе своей хозяйки.

— Не увиливай от ответа! — потребовала я.

— Дорогая моя девочка, — задушевным тоном, от которого кровь стыла в жилах, ответил вампир. — Позволь напомнить, что я отнюдь не обязан давать тебе отчёт в своих действиях и планах и, коль скоро я несколько раз почтил тебя доверием…

— О! — вырвалось у меня. Напарник, право же, взялся довести меня до белого каления и, признаюсь, преуспел в своём начинании. Он мог бы вывести из терпения даже святого.

— Глупышка, — нежно произнёс вампир. — Хорошо, я намекну. В эту пору в столице Остриха частенько бывает погода, которую называют в нашу честь и, знаешь почему?

— Туман? — предположила я. Напарник кивнул и привлёк меня к себе.

— И-мен-но! Совершенно верно, моя хорошая девочка. Вампирские деньки, как их называют, когда туман укутывает столицу так, что любой не-мёртвый может разгуливать по улицам, совершенно незамеченный.

— И ты придумал для меня новое задание, — обречённо проговорила я, улавливая доказательство своей догадке в азартном блеске глаз своего напарника.

— Нельзя быть такой умненькой девочкой, — проворчал вампир, и я поняла, что угадала.

— Мне совершенно не нравится твоя затея, — возражала я несколько дней спустя. Мы действительно выехали с госпожой Тадье из столицы и поселились в бесконечно милой гостинице на Туманном острове — месте, богатом туманами настолько, что там воздух можно было зачерпывать руками. Кроме нас, там жило ещё несколько молоденьких девушек из хороших семей, которые сразу же признали «старую Марту» своей духовной наставницей, и которым она принялась уделять всё своё время необременённой делами женщины. Я, таким образом, получила некоторую передышку в неусыпном внимании почтенной дамы и, пока она устраивала дневные занятия своих подопечных, могла свободно гулять по острову, не боясь, что моё уединение будет нарушено новоявленными подругами, «наставницей» или прислугой. Кто платил по счетам, оставалось загадкой, но, ко всяком случае, с меня денег не требовали ни тогда, ни после.

— Тебе всё всегда не нравится, — огрызнулся мой напарник. Днём он всегда был не в духе, и особенно он сделался не в духе, когда я отказалась восхищаться его блестящим планом. Но, сказать по чести, мне его план казался довольно-таки тусклым. — И не дерзи, будь добра!

Мне, как и во всех других спорах, оставалось только пожать плечами, за что я тут же была шлёпнута по обнажённой коже — разговор происходил во время переодевания, причём вампир настоял на том, что переодевать меня будет сам, «для большей точности и соответствия образу». Он затянул на мне дешёвый корсет, какой носят служанки в «хороших», но обедневших домах, и оправил ужаснейшую юбку, едва достававшую мне до колен. От колен — уступка приличиям! — шли оборки из старого (но не старинного!) кружева, не скрывающие обнажённых ног. Для «полноты соответствия» мне было не позволено даже надеть чулки, и голые икры диковато смотрелись над деревянными башмаками, в которые мне пришлось обуться.

— Не куксись! — потребовал Беренгарий. — Ты выглядишь точь-в-точь как бедная служанка, которой дали расчёт. Уже не имеешь права скрывать свои ноги, но ещё не привыкла обнажать их полностью.

И он любовно поправил кружево.

— Хорошо тебе говорить… — проворчала я. Наш разговор проходил на берегу, у самого рва, который, естественно, не был никаким препятствием для вампиров. Напарник, злорадно посмеиваясь, рассказывал, что на самом деле гостиница принадлежит пожилой не-мёртвой, которая прячет свой гроб в подвале, и давно уже ни с кем не разговаривает. — Это же не тебе придётся…

— Мне много чего приходилось в жизни, Ами, — оборвал меня напарник, и принялся растрёпывать мои волосы. — И много такого, о чём ты и помыслить не можешь — и слава богу, моя дорогая, — но всё-таки придержи свой язычок, пока я тебя не укусил.

— Не посмеешь, — пробурчала я. Положительно, не только Беренгарий сегодня находился в дурном настроении.

— Укушу, когда вернёшься, — пригрозил напарник. Достав как будто из воздуха гребешок, он начал расчёсывать мои волосы, и на этом все споры прекратились, потому что совершенно невозможно возражать, когда вампир спешно сперва распутывает им же всклоченную шевелюру, а потом заплетает две косички — общепринятую причёску служанок в Острихе. И всё это с обычной для не-мёртвых скоростью и точностью, что, конечно же, даёт прекрасный результат, но весьма незавидные ощущения.

— Хоть целиком съешь, — устало вздохнула я, и напарник, прекрасно улавливающий перемены в моём настроении, оставил причёску в покое — чтобы развернуть меня к себе лицом и заглянуть в глаза.

— Милая ты моя, — проникновенно начал он. Я отвела взгляд.

— Не начинай. Я всё знаю.

— Глупышка! — Вампир поцеловал меня в лоб, а после развернул и снова занялся причёской. — Не переживай, пожалуйста. Всё будет хорошо, и пройдёт так, как надо. Ну, возьми себя в руки!

— Как скажешь, — уныло ответила я. — Но мне всё равно твоя затея не нравится!

— А тебя никто и не спрашивает, — огрызнулся вампир, недовольный таким откликом на его попытку утешить.

Он подвязал косички, так, чтобы они не болтались и «не мешали во время работы», накинул мне на плечи кружевную накидку — такую же старую, как и оборки на платье, и прижал к себе.

— Закрой глаза, хорошая моя, — прошептал он, прижавшись лицом к моей макушке. Я повиновалась, а, когда открыла глаза, уже стояла на улице острийской столицы, окружённая плотным туманом и — совершенно одна.

Оглядевшись — названия домов подсвечивались тусклым в тумане светом фонарей — я увидела, что стою у самой цели своего «путешествия» и решительно взялась за дверной молоток.

— Нищим не подаём! — решительно заявила средних лет женщина, открывшая мне заднюю дверь.

— Я не нищая! — немедленно возмутилась я — для этого мне не приходилось ни капельки притворяться.

— О, конечно, — поддразнила женщина, бывшая, судя по заляпанному соусами и вареньем фартуку, в доме кухаркой. — Ты просто хотела узнать, который час, и не пора ли идти в церковь на молитву.

И хотела захлопнуть дверь, но я поспешно скользнула внутрь дома.

— Я уже была на молитве, почтенная хозяйка! — выпалила я. — И хотела бы узнать насчёт работы.

— Хозяюшка, — поправила меня кухарка. — А насчёт работы — это не ко мне. Сейчас позову экономку, но, знаешь, деточка, на твоём месте я бы ни на что особенно не рассчитывала. Хозяин Шерен человек приличный, и, конечно, не польстится на такого тощенького цыплёнка. А делать ты всё равно больше не умеешь…

— Неправда! — закричала я, покраснев от негодования, и чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы. — Кто вам дал право меня оскорблять?!

— Что за шум? — раздался властный голос, и в крошечную «прихожую для низшего класса» — слуг и мелких торговцев — вошла немолодая женщина, с головы до ног одетая в чёрное. Судя по платью, она была из семьи священника. Я присела так низко, как этого требовало её положение. — Это кто такая?

— Почтенная хозяйка, я…

— Цыц! — прикрикнула женщина. — Придержи язык, малышка, когда я захочу услышать твой голос, я тебя спрошу сама. Эльза, ну-ка, отвечай, кого ты пустила в дом, и почему не за работой?

Пока кухарка оправдывалась, я украдкой огляделась. Прихожая была небольшая, как и положено, её назначение было единственно в том, чтобы слуги и прочий сброд снимали грязные башмаки, заходя в дом, а также, чтобы вести переговоры с торговцами в те дни, когда идёт дождь, и ни один человек не согласится добровольно мокнуть на мостовой. Кухни в острийских домах обычно располагались или на улице или в доме, но никак не в подвале; более того, подвалов зачастую, как таковых, не было: не так-то легко выкопать достаточных размеров яму в скале, чтобы поставить на ней дом. Итак, дверь, из-за которой появилась одетая в чёрное женщина, скорее всего, вела в «заднюю часть» первого этажа, где проживали немногочисленные, по сравнению с дейстрискими богатыми домами, слуги, где была кухня или выход в неё, и кладовая. На втором этаже, сколько я знала, разделения на «службы» и господские комнаты не было, и поэтому прислуге приходилось ютиться в страшной тесноте первого этажа. Иногда, впрочем, им отводилось отдельное строеньице во дворе, рядом с кухней и кладовой.

— Что косишь? — перенесла своё внимание на меня «почтенная хозяйка». Думаешь, как бы ограбить? И не надейся! Хозяин Шерен держит стороживых псов, и на ночь спускает с поводка в доме и во дворе!

— Я не воровка! — наконец распрямилась после реверанса я и смело посмотрела в лицо своей обвинительнице. — Я пришла просить работы, но ваша кухарка…

— Цыц! — остановила меня властная дама. — Эльза, ты можешь идти; за пригоревшее мясо вычтут из твоего жалования. А ты, малышка, не дерзи старшим. Я экономка в этом доме, зови меня хозяйкой Лекен, и изволь опускать взгляд, когда я с тобой разговариваю, если не хочешь меня разозлить. Поняла?

— Да, хозяйка Лекен, — послушно опуская взгляд, пробормотала я.

— Так-то лучше, — удовлетворённо произнесла экономка. — Итак, ты пришла просить работы. Полагаю, у тебя найдутся рекомендации?

— Разумеется, почтенная хозяйка, — немедленно ответила я и достала из-за корсажа конверт.

— Разумеется! — фыркнула экономка, выхватывая у меня из рук письмо — подлинное письмо от одной милой дамы на юге Остриха, признающейся в весьма печальных обстоятельствах. — Милая, если бы ты видела столько попрошаек, сколько их вижу я, ты бы не была так уверена ни в чём! Хм… Хозяйка Р*** из В***ского лена![27] Слышала эту фамилию, да… да! Не её ли муж недавно разорился?

— Да, хозяйка Лекен, — пробормотала я, густо покраснев. В Острихе считается, что слуги должны оставаться преданными хозяевам и после расчёта — если, разумеется, они расстались без ссор и недоразумений.

— Надеюсь, не из-за тебя! — хохотнула экономка. — Ну, моя дорогая, тебе не повезло, признаю. Но с кем не бывает?.. Теперь вот решила искать счастья в столице? Почему не ближе, хотелось бы знать? Как добиралась? Небось по рукам пошла, а тут и любовник бросил, решила вернуться к прежним занятиям?

— Неправда! — выкрикнула я, в бессильной ярости сжимая кулаки.

— Ну-ну-ну, — посмеиваясь, протянула экономка. — Если неправда, то зачем так волноваться? Однако же отвечай, милочка, не увиливай!

— Хозяйка Р*** была очень добра к нам, — запинаясь, начала я. — Когда слуг пришлось рассчитать, она продала коляску и лошадей. Всё равно они с мужем не могла содержать два экипажа. Часть этих денег потратила на жалование для нас.

— Это я уже знаю! — отрубила экономка. — а вот что ты делаешь, милочка, так далеко от В***ского лена? Решила за лёгкой судьбой податься?

— Вовсе нет, почтенная хозяйка! — вспыхнув, ответила я. — Но в В***ском лене и без того не было работы… многие хозяева разорились. Слуги без места наполнили весь В***ский лен и два соседних… Денег, данных моей доброй хозяйкой, хватало…

— И ты отправилась на север, — закончила за меня экономка. — Так и надо было говорить, а то развела тут рассказ на неделю! Вот что, милочка, я дам тебе грош, и проваливай-ка по добру-поздорову.

— Но, хозяйка Лекен…

— И не спорь! Нет у нас места, милочка, и не предвидится. И так не знаю, чем своих дармоедов занять, а тут ты на мою голову!

В лицо мне полетела монетка, которую я едва успела поймать, и экономка открыла дверь. Отказываться от серебряных денег в Острихе неосмотрительно — вас могут счесть вампиром, поэтому я покорно приняла подачку и, ссутулившись, направилась к выходу.

— Да, кстати, моя милая, — остановила меня экономка. — Ты не ответила, чем ты занималась в доме доброй хозяйки Р***. Неужто и впрямь развлекала её мужа?..

— Как вы смеете! — Отказ придал мне смелости и я, выпрямившись, прямо посмотрела в глаза злой женщине. — Кто дал вам право так обо мне думать?!

— Тихо! — привычно прикрикнула экономка, но в её голосе уже не было прежней уверенности. — Что же ты прикажешь мне думать, милочка? Ты посмотри на свои руки. Разве они похожи на руки честной девушки?

Вздрогнув, я последовала совету. Да, по моим рукам было отлично видно, как давно меня берегли ото всякой ручной работы. Я даже иголку в руках не держала вот уже несколько лет!

— Хозяйка Р*** была богата и щедра, — тихо, с болью в голосе ответила я. — Она держала меня только затем, чтобы я читала ей вслух. Ей нравилось, как я читаю. Хозяйка Р*** говорила: если занимать слуг разной работой, они будут разрываться, и не сделают ничего.

— Прекрасно! — прервала мои трогательные воспоминания хозяйка Лекен. — И ты надеялась, что хозяину Шерену не спится по ночам, и он тоже мечтает о тощей красавице, которая прочтёт ему сказку ангельским голосочком?

— Неправда! — уже всерьёз разозлилась я. — Я умею работать, я знаю всё, что должна знать служанка в большом доме, и поблажек не просила. Отдайте мне письмо, вы его не читали!

— Держи, злючка! — фыркнула экономка, которая, конечно же, прочла в письме госпожи Р*** все подробности, относительно которых меня выспрашивала: так она проверяла мою искренность. — И позволь тебе доложить, ты выбрала не лучший способ искать друзей. А теперь кыш отсюда!

И я покорно вышла за дверь, на ходу пряча заветное письмо.

— Выкинь эту гадость, — на улице потребовал мой напарник, и я покорно, хотя и не без сожаления, рассталась с серебряным грошом — плодом моих актёрских усилий.

— Весьма слабых, надо отметить, — тут же отозвался вампир. — Хотя, конечно, для этой публики вполне достаточных. Закрой глазки, хорошая моя. Вот так. А теперь открой.

Способность вампиров растворяться в тумане, становиться туманом, а потом появляться из тумана в любом месте по своему усмотрению, казалась мне столь дикой и невообразимой, что я и не пыталась её осмыслить. Главное, что напарник мог очутиться где угодно за считанные мгновения, и, что не менее важно — мог взять меня с собой. Если, конечно, при мне не было ничего серебряного.

— От тебя дождёшься похвалы, — слабо улыбнулась я, увидев вокруг себя плотные стены тумана. — Всё ли прошло благополучно? Меня никто не хватился?

— Разумеется, нет, моя милая девочка, — посмеялся вампир. — Взгляни-ка туда.

Я обернулась, и окружавшая нас пелена поредела, открывая моему взгляду… меня самоё.

— Но… как?! — ахнула я. Вампир щёлкнул пальцами — не иначе как затем, чтобы произвести впечатление, ибо совершенно точно этот жест не мог никак поторопить события — и туман вновь сгустился, скрывая от меня пугающее видение.

— Не волнуйся ты так, дурочка. Просто одна бродячая актриса. Ей заплатили за то, чтобы она тут прогулялась. Завтра этой девушки тут не будет, и никто не узнает, зачем она была нам нужна.

— Прогулялась… — ошеломлённо повторила я, понимая теперь полностью замысел напарника. — Погоди, ты, что же, переодел её в моё платье?

— Вот ещё, — фыркнул вампир. — Делать мне больше нечего. Вполне достаточно, что я тут крутился, мешая всем здешним дамам подойти к прекрасному видению поближе, и узнать в ней постороннюю девушку! Оставалось только наняться в камеристки к бродячей актрисе, и будет совсем весело!

— Не увиливай от ответа! — потребовала я.

— Глупышка, — засмеялся напарник. — Нельзя быть такой невнимательной. Платье этой девушки похоже на твоё, но всё же отличается, и достаточно, чтобы при встрече вас не перепутали с ней. Будь на ней твоё платье — или в точности такое же — мне пришлось бы её прятать и после того, как маскарад закончится. И, кстати, нечего отвлекаться, скоро время обеда, и я предчувствую, что тебя начнут искать.

Я поёжилась, но всё же без спора позволила вампиру раздеть меня — пользуясь туманной завесой, которую он мог сгущать по своему желанию, напарник совершенно не стеснялся посторонних, а моё мнение по поводу сырости, открытой местности и прочего его никогда не интересовало. Раздев, он тщательно смыл грим с моего лица (меняющий внешность так, чтобы служанку сочли всего лишь похожей на меня, но не мной) — процедура необходимая, но болезненная, как всё, что вампиры делают быстро, потом так же споро и неприятно одел в утреннее платье и уложил волосы в замысловатую высокую причёску, для создания которой приехавшая вместе с нами Клара использовала фальшивые пряди.

— Теперь полный порядок! — бодро заявил напарник и подтолкнул меня по направлению к дому. — Запомни, дорогая: ты гуляла весь день в тумане, думала о своём и никого не видела. Если будут настаивать, можешь краснеть и опускать глазки, подумают, будто ты целовалась с любовником.

— Перестань! — запротестовала я.

— Да-да, именно так и надо отвечать, — засмеялся вампир. — В любом случае, у тебя не было бы времени переодеться, заплести косы, добежать до столицы и вернуться — даже если бы с тобой была бы армия служанок и самые быстрые в Острихе лошади. Поэтому нацепи мечтательную мину на свою мордашку — и вперёд.

— Как я устала, — пробормотала я, но напарник меня уже не слушал.

— Ивона, милая, — заговорила со мной госпожа Тадье после утреннего чая,[28] когда, дружески взяв под руку, повела «дышать свежим воздухом» в укутанном туманом саду. — Я знаю, у вас в Дейстрии вести такие разговоры не принято, и я хочу, чтобы ты поняла: я никогда бы не стала вмешиваться в твои дела, если бы не острая необходимость.

— О чём вы, Марта? — удивлённо спросила я. Моё утреннее отсутствие никем не было замечено, и мне не пришлось протестовать и краснеть в ответ на нескромные намёки, потому что их, собственно, и не было. Однако вступление госпожи Тадье заставило меня насторожиться.

— Я сама была молода, — продолжала, словно и не услышав моего вопроса, почтенная дама. — И я-то уж знаю, какой занозой могут стать опекуны и родители. А уж если кавалер женат…

— Мой кавалер не женат! — возмущённо перебила Марту я. — Неужели вы думаете, что я согласилась бы принимать у себя чужого мужа?

— А почему бы и нет? — резонно возразила госпожа Тадье. — Женатые ничем не хуже неженатых, даже напротив — им есть с кем сравнить даму сердца, прежде чем назвать её самой прекрасной на свете.

— Марта! — шокировано воскликнула я.

— Привыкай, милочка, — подмигнула мне любовница бывшего синдика столичных стрелков. — Ты живёшь в Острихе.

— Хорошо, Марта, как скажете, — покорно согласилась я. — Но вернёмся к нашему разговору. Вы хотели мне что-то сказать?..

— И верно! — рассмеялась Марта. — Прости старуху, заболталась!

— Вы вовсе не старая! — привычно запротестовала я, но госпожа Тадье только покачала головой.

— Итак, Ивона, давай поговорим откровенно, — решительно начала она. — Что тебя связывает с Дроном Перте?

Если бы в этот момент разверзлись бы небеса, и громовой голос изобличил бы меня в самых страшных грехах, известных человечеству, если бы из тумана выскочили бы «кровники», чтобы обнаружить на моём теле свежие укусы, если бы городские стрелки арестовали бы меня как шпионку, если бы всё это случилось бы одновременно — я и тогда не была бы вполовину так удивлена, поражена, напугана, как сейчас. Туман словно прилип к глазам, или, быть может, у меня помутилось зрение, и, когда я пришла в себя, добрая Марта брызгала мне в лицо водой изо рва.

— Прости, деточка, — как мне показалось, довольно формально извинилась она. — Я не подумала, насколько для тебя важным окажется наш разговор. Итак, молодой Перте пополнил тобой свою коллекцию красавиц? Ничего не скажешь, достойный выбор. А тебе известно, что у молодого Перте есть невеста, на которой он намеревается жениться в самом скором времени?

— Да, — мрачно буркнула я, — на девушке, которая искренне считает себя моей подругой — если, конечно, «молодой Перте» не изменил своего решения за то время, которое я его не видела.

— Даже мужчина не может поменять решение за какие-нибудь три дня, — возразила хозяйка Тадье, — если, конечно, речь идёт о возможности поправить дела с помощью женитьбы. Кстати, а чем ему не подходишь ты, а, Ивона? Ты немногим беднее той бледненькой барышни.

— Вы её видели? — вскинулась я.

— Молва, — пожала плечами Марта и помогла мне подняться с травы, на которую перед тем усадила. — Но ты не ответила… или тебе неприятно отвечать?

Теперь пришла моя очередь пожимать плечами и улыбаться.

— Я не видела хозяина Дрона Перте гораздо дольше, чем три дня, дорогая моя Марта. Вы ошибаетесь, он вовсе не был моим любовником, и я никогда не собиралась выходить за него замуж.

— Однако его имя произвело на тебя впечатление, — немедленно возразила почтенная дама. — И довольно сильное, ты ведь не будешь отрицать?

— Мне пришлось приложить некоторые усилия, — сухо ответила я, — к тому, чтобы столь блестящий кавалер всё же не смог «пополнить мной» свою необычайно богатую коллекцию дам. Я полагала, что больше не услышу о нём.

— Так он тебя домогался? — заинтересованно спросила Марта. — Милая, что же ты не сказала сразу? Я бы нашла тебе другого защитника!

— Защитника? — резко переспросила я, начиная понимать, к чему клонит моя старшая подруга.

— Ну, да, — бесхитростно ответила госпожа Тадье. — Он приехал в столицу на днях, конь весь в мыле, едва не загнал бедное животное. Тут же прислал мне записку, а, как только узнал, что за тебя не будет вступаться любовник, бросился к бедному Дарьену. Тот, конечно, не очень-то стремился скрестить шпаги с молодым Перте, но тогда юноша наговорил старику столько колкостей, что и мертвец бы оскорбился. Когда и это не помогло — подстерёг на улице и публично отвесил пощёчину. Теперь Дарьену уже ничего нельзя будет поделать, придётся драться. Не правда ли, очень мило со стороны молодого Перте?

— Мило?! — чрезвычайно удивлённая подобной формулировкой, воскликнула я.

— Разумеется, мило, — раздражённо откликнулась госпожа Тадье. — Если бы после всего произошедшего между тобой и этим старым хрычом никто бы не бросил ему вызов, ты бы оказалась отверженной. Кто бы захотел говорить с женщиной, за которую некому драться?!

— Но, Марта! — ахнула я. — Мне казалось, что вы…

— Я — другое дело, — отмахнулась почтенная дама. — Я старая калоша, и мне давным-давно нет дела до мнения света. Но вот ты, Ивона, ты ещё слишком молода, чтобы изведать его жестокость!

— Марта, не могу поверить, чтобы вы говорили серьёзно!

— И не верь, — улыбнулась госпожа Тадье. — Главное, я вовремя увезла тебя из столицы, и теперь ты не можешь предотвратить поединок в твою честь.

От этих слов мне снова сделалось дурно: меня будто затягивали в дурной роман позапрошлого века. Марта по-своему истолковала моё молчание.

— Конечно, деточка, я вовсе не думаю, будто ты способна броситься между мужчинами, как в плохой пьесе. Это правило общее для всех. Видишь ли, мы привыкли считать, что женщины существа слабые, робкие и миролюбивые, поэтому им положено всеми силами стремиться предотвратить кровопролитие… а мужчинам — сильным, смелым, отважным и жестоким — осуществить его, несмотря ни на какие препятствия. Вот мы и прячем девушек подальше, а ну как они и в самом деле вздумают вмешаться… а то, ещё хуже, начнут подстрекать противников, и опозорят свой пол на веки вечные.

И почтенная дама лукаво подмигнула.

— Никак не могу вас раскусить, — вздохнула я. — Чего вы от меня хотите, Марта?

— Правды, — последовал немедленный ответ. — Молодой Перте набросал немало намёков о твоём любовнике, и я, право же, начала сомневаться в его существовании. Подумала, мальчишка нарочно обманывает меня, чтобы скрыть правду о своих похождениях. Небывалое благородство для этого человека, ну, так все мы когда-нибудь взрослеем. Но ты, Ивона… Расскажи всё, как есть старухе. Кто же твой кавалер, если ты скрываешь его ото всех? Кто тот человек, который может затмить молодого Перте — ведь ты из-за него отвергла ухаживания этого достойного кавалера, не так ли? Кто он?

У меня не осталось сил сопротивляться. Если Марте так хочется сунуть нос не в свои дела, если ей так нужна правда — так пусть получает её сполна, и не говорит потом, что не просила! В конце концов, вряд ли она решит меня когда-либо выдать…

— Я жду, Ивона, — напомнила о себе госпожа Тадье. — Прошу тебя, открой мне, кто твой любовник.

— Вор, — просто ответила я.

Марта не ответила, и я взглянула на неё с вызовом.

— Вы сами говорили, что не закроете для него двери вашего дома! — обидчиво выкрикнула я. — Будь он хоть домушник, хоть вампир, хоть трубочист, хоть сумасшедший!

— Говорила, деточка, — неожиданно мирно признала Марта.

— Но вы так не думали, не правда ли?! Вы думали, ко мне «лазает в форточку» Дрон Перте, и поэтому закрывали на всё глаза, а на самом деле вы такая же, как и все, и… — Я разрыдалась.

— Ну-ну-ну, милочка, — решительно прервала мои рыдания госпожа Тадье и протянула платок. — Не мели чуши. Никто не собирается нападать на твоего возлюбленного. Хочешь любить вора — пожалуйста, у меня ведь воровать нечего, а до остальных мне и дела нет. Только сама-то будь готова к несчастьям: а ну как твой милый попадётся, как это говорят, «на горячем»?

Невольно хихикнув от представившейся мне картины, я приняла платок и вытерла глаза.

— Не попадётся, — буркнула я. — Он ловкий и осторожный. И ему всегда везёт.

— Ему повезло с тобой, а это главное, — последовал обязательный комплимент. — Но, Ивона, милая моя, я не думаю, чтобы твои родные были в восторге от такого ухажёра.

— А они и не были в восторге, — пояснила я. — Поэтому мы и скрываемся: маменька навела справки о моём новом знакомом, и перед ним тотчас закрыли двери всех приличных домов. С тех пор…

— Нда, — кашлянула старая Марта. — Должна признаться, ты меня огорошила. Не сочти за упрёк, но открой: как могла девушка из хорошей семьи хотя бы встретиться с вором, не то, чтобы быть с ним знакомой лично? Он по ошибке забрался в твою спальню вместо отцовского кабинета?

— Вы ещё могли бы предположить, что он пытался украсть мою сумочку в толпе на скачках, — улыбнулась я. — Нет, разумеется, ничего подобного не было.

— А, ясно, — поскучнела Марта. — Это порядочный человек, сын честных родителей, который ради тебя растратил деньги в той конторе, в которой был вынужден подвизаться, и, когда ты…

— Вовсе нет! — засмеялась я. — Ничего такого ужасного, и, потом, в Дейстрии не принято принимать подарки от кавалера, если он не ваш родственник или муж. Даже жених может подарить только обручальное кольцо.

— Так не томи же! — потребовала заинтригованная женщина. — Он не карманник, не домушник, не растратчик. Какой же тогда из твоего возлюбленного вор?

— Высшего класса! — с неуместной гордостью ответила я. — Во всяком случае, из высшего света.

— А… — непонимающе потянула госпожа Тадье. — Но что он тогда ворует?

— Что придётся, — пожала плечами я. — Драгоценные камни, важные документы, ценные бумаги… Главное — не что украсть, а как украсть, чтобы этого не заметили.

— И как же? — определённо заинтересовалась Марта.

Но я почувствовала, что шутка слишком уж затянулась, и, потом, вдохновлённая непривычным внимание и доверием своей маленькой аудитории, я начала выбалтывать лишнее. Надо как-то закруглить неожиданные откровения, целиком взятые из авантюрных романов начала века.

— А вот в этом — его секрет, дорогая Марта, — торжественно произнесла я.

— И он, как все мужчины, не открывает тебе своих профессиональных тайн, — разочарованно подытожила госпожа Тадье. — Одного я не могу понять. Если он так хорош, какие сведения о нём могла раздобыть твоя мать?

Ответа на этот вопрос я не знала: авантюрные романы ни о чём подобном не писали. По правде говоря, жестокие родители, которые наводят справки и разлучают влюблённых, были взяты мной из сентиментальных романов госпожи Кик, в которых не было ни словечка про обаятельных разбойниках. Но надо было как-то выкручиваться.

— Была одна тёмная история, — как можно более безразлично пояснила я. — Об одной девице, которая не то влюбилась в него, и сошла с ума, не то сошла с ума и влюбилась… Одним словом, он не был признан подходящим кавалером.

— А… — снова потянула госпожа Тадье. — И ты миришься с подобным положением дел?

— Я люблю его, — ответила я, и не стала больше ничего прибавлять. Марта пожала мне руку, молча выражая сочувствие и поддержку, и мы вернулись в гостиницу.

— И не стыдно? — смеялся напарник, узнавший о моём розыгрыше через несколько дней, когда соизволил вновь навестить меня на Туманном острове. Оставаться здесь долго ему мешала элементарная вежливость: настоящая хозяйка гостиницы, как это принято говорить, «никого не принимала», и поэтому посещать её владения было неприлично. Беренгарий, конечно, не нарушал местного этикета, у него с самого начала было рекомендательное письмо от Мастера, позволившее ему добиться свидания с немолодой не-мёртвой и, на свидании — права «присматривать за мной» и охотиться по необходимости в чужих угодьях. Но, всё же, беспокоить пожилую даму больше необходимого не стоило.

— Я понимаю, это было рискованно, — серьёзно возразила я, отводя руки вампира, желающего по привычке растрепать мою причёску. — Но чего мне стыдиться?

— Ничего, — ещё веселее засмеялся напарник. — Ровным счётом ничего, моя дорогая. Но, признаюсь, не подозревал в тебе такого коварства. Что на тебя нашло, девочка моя маленькая?

— Разве я плохо придумала? — засмеялась в ответ я. — И разве я сказала неправду? Или выдала тебя? Пусть думает, что хочет, раз уж втягивает меня в свои устричные «вопросы чести».

— Нельзя быть такой нетерпимой, — наставительно сказал вампир и, притянув меня к себе, поцеловал в основание шеи. — Но ты права, только «устрицы» могут устроить из небольшого скандала целое представление.

— Мне не нравится, что здесь находится Дрон Перте, — пожаловалась я, и поёжилась, как от сильного холода. Напарник прижал меня к себе и легонько поцеловал в лоб. — Почему мы ничего не знаем о нём?

— Как так «не знаем»? — возразил вампир. — Я знал, и давно, только не хотел тебя беспокоить, потому и не говорил. Не переживай, Ами, мы от него и не прятались, уехали открыто, ты имени не меняла. Даже хорошо, что он вмешался в это дело, как бы ты выглядела без защитника твоей чести? Не мог же я убивать Дарьена лично!

— С Дроном никогда не знаешь, какую плату он потребует за свою любезность, — возразила я.

— Ами… — вздохнул напарник. — Хорошая моя, ты никогда не думала, что ему просто нравится это дело?

— О каком деле ты говоришь? — не поняла я.

— Драться, — коротко ответил вампир и без предупреждения укусил меня в шею.

— Даже не спорь, — строго заявил мне напарник вечером следующего дня. — Слушать ничего не желаю! Просто пойди и сделай то, что я сказал!

— А если… — протянула я, неохотно подчиняясь вампиру, вновь переодевающему меня в «бедную уволенную служанку». Густой туман вокруг нас не стал более уютным за проведённые на острове дни. Господи, когда же закончится эта погода?!

— Без «если», Ами! Без «если»! Ты всё сделала, как я сказал?

— Всё, — недовольно проворчала я. — Будто ты сам не знаешь. Сказала госпоже Тадье, что устала, и хочу побыть одна. Насилу вырвалась от её поучений на тему мужчин и их коварства. Вот уж не думала, что она способна на подобную нотацию!

— Твоя шуточка выходит тебе боком, — наставительно заявил напарник, разворачивая меня к себе, чтобы нанести на лицо необходимый грим. — И не морщись, будь добра!

— Сам бы попробовал… — буркнула я. Напарник легонько стукнул меня по губам, вынуждая замолчать, и приступил к работе.

Напарник оказался прав: я действительно сделала доброе дело, постучавшись в этот день в дом господина Шерена — с заднего входа, разумеется. Дверь открыла сама экономка, и чуть ли не тот миг же, как я постучала. Вид у почтенной дамы был весьма и весьма загнанный.

— Чего надо? — неприветливо спросила она. — Нищим не подаём!

— Я не нищая! — немедленно возмутилась «бедная безработная служанка», и экономка сразу же меня узнала.

— Милочка! — ахнула она. — Да ты просто подарок судьбы, ангел во плоти, ответ на мои молитвы! Мы все с ног сбились! У Ады заболела мать, и она уехала к себе в деревню, а Римма только что подвернула ногу, когда бежала передавать Эльзе распоряжение хозяйке! Сколько раз говорила дурочке — не бегай по лестницам, ноги переломаешь — куда там! Теперь у меня только одна горничная, Инга, дурочка страшная, да ещё эта девчонка, Нора, у которой всё из рук валится. Говоришь, ты три года работала у хозяйки Р*** из В***ского лена?

— Три года горничной, хозяйка Лекон, — присела в реверансе я — куда менее низком, чем прошлый раз. — И ещё один год камеристкой, и год только читала вслух.

— Сокровище! — от души воскликнула экономка. — Останься, дорогая, я заплачу за этот вечер как за неделю, даже если придётся платить из собственного кармана!

— А что у вас случилось? — наивно спросила я, позволяя себя ввести-втянуть во внутренние комнаты дома.

— Как — что?! Милая, хозяин Шерен, наконец, женится!

Разумеется, в этот день господин Шерен ещё не праздновал свадьбу. Нет, сегодня он занимался гораздо более важными вещами: подписывал брачный контракт с отцом невесты. Собственно говоря, женщины на подобном мероприятии не требовались вовсе, и в старину мужчины прекрасно улаживали свои дела одни, безо всякой помпы. Обговаривали все самые важные пункты договора, старались втихомолку вписать выгодные для своей стороны условия так, чтобы другая сторона ничего не заметила, и не возмутилась. К вечеру бутылка коньяка оказывалась распита, гость — обычно будущий тесть, но иногда шурин или вовсе дядя невесты — усаживался в роскошный экипаж и уезжал, хозяин уходил к себе в спальню, а прислуга убирала посуду. Однако времена идут, и теперь появилась мода на подобные встречи брать с собой женщин, хотя, добавляют консервативные острийцы, видит бог, их-то это никоим образом не касается. Хорошо, если жених живёт не совсем бобылем: тогда есть кому принять гостей, пока мужчины запрутся в кабинете наедине с коньяком и бумагами. Плохо, если никого нет: волей-неволей им придётся оставаться в гостиной с дамами и, попивая слабое вино, делать туманные намёки относительно желаемых условия контракта. Результат обычно бывает катастрофический для обеих сторон, и мудрые люди обзаводятся для такого случая дальними родственницами, которым можно хотя бы на один вечер поручить приём гостей. Увы, Гензериху Шерену не хватало не то родственниц, не то ума: обсуждение брачного контракта проходило в гостиной, и невеста, смазливая девица не первой свежести (успевшая, как мне шепнул напарник, где только не потаскаться) то и дело вставляла совершенно неуместные замечания в разговор отца и будущего мужа. Судя по кислой мине, то и дело появляющейся на лице счастливого жениха, спутницу жизни он выбирал себе, исходя из привлекательности её родителей, а не её самой. Впрочем, в Острихе приличия не требуют постоянного общения с супругой, достаточно того, что она получает фамилию мужа и статус почтенной замужней женщины.

Что касается меня, то, наспех переодевшись в платье Ады, которое было слишком длинным, к тому же велико в груди, я носилась вверх и вниз по лестнице. В гостиную меня не допускали, моей задачей было передать требуемое блюдо Инге, которая с торжественным видом вплывала к гостям, а потом забрать у неё стопку грязной посуды. На кухне меня ждала девочка Нора, моющая посуду с такой скоростью, что на неё было страшно смотреть (Эльза ворчала, что «паршивка» разбила уже три стакана) и госпожа Лекен, лично протирающая наиболее дорогие тарелки. Заглянуть в гостиную удавалось только мельком, но я и так могла совершенно точно сказать, что хозяин Гензерих Шерен мало изменился с тех пор, как я имела сомнительное удовольствие видеть его в последний раз. Разве только в глазах острийца уже не плескались страх и ненависть, которые так уродовали его в Дейстрии. Ничего удивительного: «устрицы» с поразительной наивностью верят, что уж у себя дома они защищены от не-мёртвых».

— Ужасно наивно с их стороны, — согласился напарник. Я впустила его в дом ночью, когда гости уже разошлись, хозяин уехал «развеяться» (надо полагать, в одно из тех респектабельных заведений, в которых торгуют женской красотой), а слуги легли спать. Меня оставили в доме: даже самым жестокосердным острийцам не пришло бы в голову вытолкать девушку за дверь среди ночи, особенно когда по столице разлился-растёкся похожий на разведённое молоко туман. Что касается госпожи Лекен, то она не была такой уж жестокосердной, и даже выплатила мне недельное жалование за один вечер работы — перед сном, специально для того, чтобы я могла ложится со спокойной душой, не опасаясь наутро быть выкинутой без денег.

— Ты уверен, что я смогу уйти на рассвете? — спросила я, не желая отвлекаться на пустые беседы. — А если они не отпустят меня или попробуют удержать?

— Уверен, дурочка, — безапелляционно заявил напарник. — Сама подумай, зачем в доме холостяка столько служанок?

— А если?..

— Нет, дорогая, с женитьбой ему лишние не понадобятся, напротив, он постарается избавиться от кого-нибудь из них. От Ады, например, которой надул брюхо, и теперь она то и дело ездит в деревню «к матушке» — навещать своего бедного малютку. А говорит, будто мать болеет! До чего люди бывают забавны!

— Откуда ты знаешь? — ахнула я.

— Откуда надо, — отрезал вампир. — Словом, не тревожься. У невесты своих слуг полно и, по странному совпадению, они или страшные старухи или вовсе мужского пола… Вторая, категория, напротив, молода и красива…

— Прекрати! — разозлилась я. — Только мне и дело до развратных обычаев «устриц»!

— Ну, так и не задавай глупых вопросов. Скажи лучше главное — ты видела, где он?

— А то ты сам не знаешь, — вздохнула я. Разумеется, с задачей впустить вампира в дом справилась бы любая служанка — даже не подозревая о возложенной на неё миссии. Но высмотреть потайной сейф с документами и даже подсмотреть шифр новомодного замка — это служанке не поручишь. Даже если бы вампир мог бы сделать достаточно точное внушение, кто поручится, что бедняжку не застукают на месте преступления?

— Умница! — просиял напарник и, не тратя времени на разговоры, куснул меня за кончик пальца. Ничего общего с тем удовольствием, которое может доставить не-мёртвый своей жертве, когда он с ней играет, я не испытала. Острая боль, всплеск злости на привычную уже бесцеремонность, ощущение вопрошающего взгляда, просматривающего мои воспоминания так, как люди читают книгу, потом, ярко — вид спрятанного за картиной сейфа и пальцы Шерена, выставляющего нужную комбинацию цифр и букв. Всё это заняло времени меньше, чем нужно для произнесения слова «сейф». — Благодарю. Ты отлично потрудилась.

— Всегда к твоим услугам, — проворчала я, зная, что сегодня я напарнику уже не понадоблюсь. В этом доме я своё дело уже сделала.

— Ну, и брысь отсюда! Марш в кровать, и немедленно, а то утром опять еле встанешь, моя дорогая.

— Да когда я… — возмутилась было я, но напарник уже не слушал, исчез, будто растворился в тёмной тишине дома.

— Куда это ты собралась, дорогая? — неприятно удивилась хозяйка Лекен за завтраком. Шерен уже успел вернуться — под утро, пьяный до потери рассудка и беспомощно обвисающий на руках у своих верных слуг. Никого в доме не заинтересовала внезапная сонливость породистых собак, как обычно, спущенных с цепи после наступления темноты. В конце концов, если проклятых тварей натаскали лаять только при приближении не-мёртвых, а этой ночью они не лаяли, можно только с чистой душой утверждать, что не-мёртвые к дому не приближались, и причин для беспокойства нет. Псарь, возможно, сделал бы другое предположение, но, по странному совпадению, именно в эту ночь удостоил своим визитом заведение того же профиля, что и выбранное хозяином — правда, несколько менее респектабельное.

Однако все эти несомненные признаки успеха не отменяли огорчительных для меня интонаций экономки.

— Прошу прощения… почтенная хозяйка… мне казалось, вы нанимаете меня только на один вечер…

— И поэтому ты преспокойно положила в карман плату на неделю! — рассерженно фыркнула экономка, сейчас не такая щедрая, как накануне. — Хочешь уйти и бросить меня — сейчас, когда Ада у своей матери, а дурёха Римма стонет на своей кровати! Нет, милочка, уйдёшь, когда отработаешь неделю-другую. Сама же говорила — приткнуться некуда.

— Да, но… — нерешительно промямлила я. Причин мне стремиться убраться из богатого дома я не видела. Разве что понимание: через неделю меня всё равно выгонят и придётся искать себе новое место, а так — я могла бы за те же деньги ещё некоторое время ничего не делать, только не торопясь искать себе место.

— Милочка, в твоём возрасте рано предаваться праздности, — назидательно заметила экономка. — Не дури, дорогая, и оставайся у нас. Справим тебе новую форму, устроим на кровати Риммы — всё равно дурочку придётся к родным отправить, на что она здесь, у нас ведь не лазарет?.. Оставайся и не глупи.

— Вы очень любезны, — в отчаянии произнесла я, представляя в эту минуту, что будет, если меня хватятся на Туманном острове. Правда, нанятая Беренгарием девица в похожем на моё платье должна была мелькать в тумане до самой ночи, но ведь рано или поздно кто-нибудь постучится в мою комнату! — Вы очень любезны, но, право…

— Не очень-то она любезна, — раздался над моей головой знакомый голос с редкими для него холодными интонациями. На моё плечо легла худая рука, я подняла взгляд и столкнулась с тёмными голодными глазами. Ошеломлённая внезапным появлением экономка сидела напротив, затаив дыхание, не шевелясь и, кажется, даже не моргая. Такими же неподвижными и безжизненными были и Эльза, Инга и Нора — безмолвные свидетельницы нашего с экономкой разговора. Мужчин, по обычаю, на завтраки женской половины прислуги не допускали, да они и не проспались ещё после вчерашних развлечений. — Платье предлагает старое, а из жалования вычтет как за новое. И забрать не позволит, поскольку тебе всё равно нельзя будет носить закрытую одежду, раз ты не будешь жить в доме дворянина.

— Что ты тут делаешь? — больше для поддержания разговора, чем действительно из любопытства спросила я и, не удержавшись, потёрлась щекой о лежавшую на моём плече руку. Напарник рассмеялся и пригладил мои волосы — явно жалея, что не может их растрепать, как привык.

— За тобой зашёл, моя девочка. Как бы ты добиралась одна? Сбегай-ка переоденься и возвращайся сюда. Я всё устрою. И… знаешь что? Отдай этой сквалыге деньги. Пусть подавится.

Наследнице большого состояния не пристало вздыхать о недельном жаловании служанки, а потому я, хотя и с сожалением, поспешила исполнить приказ. Гроши, положенные простой служанке, увы, казались мне более доступным состоянием, нежели марки, положенные на моё — фальшивое — имя в банке.

Через несколько минут прислуга — уже вполне способная шевелиться и моргать глазами — испуганно замерла на стоявшей возле стола лавке, а хозяйка Лекен в ярости орала на дерзкую на язык белоручку, которая вообразила, будто невероятно нужна в таком почтенном доме, как дом хозяина Шерена, будто бы сюда принимают всяких побродяжек с улицы и даже — подумайте только! — готовы выплачивать им недельное жалование за несколько часов работы. Дерзкая белоручка втягивала голову в плечи и пятилась к двери, в которую и была вытолкана, сопровождаемая яростным напутствием.

— Через минуту-другую злючка успокоится, а через час забудет, из-за чего кричала, — невозмутимо пояснил режиссёр неприглядного спектакля. — Но деньги на столе убедят её, что игра стоила свеч. Всё-таки некоторые люди бывают отвратительно… Эй, Ами, девочка моя, ты чего? Ами, Ами, не плачь, всё ведь хорошо!

Увы, я так и не научилась спокойно переносить незаслуженную брань, и вампиру пришлось потратить немало нежных слов, пока он не вспомнил о своей власти надо мной и не успокоил более надёжным образом — наградив меня взамен тяжелейшей головной болью. Дальнейший разговор мы продолжали уже у меня в спальне, куда я, несомненно, незаметно пробралась ещё вчера вечером.

— Нет, Ами, — раздражённо ответил на промелькнувшую у меня в мыслях догадку. — Я вовсе не мог переодеть тебя здесь днём, хотя, согласен, так было бы гораздо удобнее. Но в дом не проникает туман, во всяком случае, здесь его гораздо меньше, чем на улице.

— Туман так много значит для тебя? — уточнила я, поворачиваясь, чтобы напарнику было удобнее расшнуровывать мой корсет. На этот раз мы не торопились, и избавление от стягивающего рёбра орудия пыток было скорее приятным — во всяком случае, я блаженно вздохнула, когда обрела свободу.

— Туман так много значит для любого вампира, — пояснил Беренгарий. — Мастер мог бы раствориться и в лунном свете, и даже слиться с закатными лучами, да и мой наставник тоже, во всяком случае насчёт луны я не сомневаюсь. Но для большинства остаётся только туман. Зато в такие дни солнце не насылает оцепенения. И не спрашивай, пожалуйста, почему — я всё равно не знаю, моя дорогая. А теперь снимай-ка юбку, тебе всё равно не слишком идёт.

Когда я переоделась в лёгкую кружевную сорочку, вполне подходящую к моему нынешнему общественному положению, напарник кивнул мне на кровать и сам уселся на край, по своей неприятной привычке скинув камзол и туфли.

— Каюсь, я был неправ, — тяжело произнёс он после долгого молчания. — Не подумал, что эта жадная старуха будет тебя задерживать. И перестарался с обратным внушением. Ты сильно расстроилась?

Послушно усевшись рядом с напарником, я нерешительно положила руку ему на плечо.

— Нет, что ты, — неубедительно солгала я. — Только в первую минуту… от неожиданности.

— Глупенькая, — тепло улыбнулся вампир. — Дурочка ты моя. Не волнуйся, скоро всё закончится, и мы сможем отдохнуть.

— Что ты имеешь в виду? — насторожилась я, но вампир легонько толкнул меня в грудь, заставляя откинуться на спину.

— Я велел тебе ложиться спать, — неумолимо заявил он, — а вовсе не сидеть, тратя последние отведённые для сна часы на бесполезную болтовню.

— Но разве?..

— Спи, — внушительно заявил вампир, поднявшись, уложил мои ноги на кровать и укрыл меня одеялом. — Все разговоры потом. Спи, маленькая моя.

— Ивона, дорогая моя, — с некоторым сожалением обратилась ко мне хозяйка Тадье сразу же после завтрака. — Нам приходит время расстаться.

— Марта, о чём вы говорите? — немедля насторожилась я. — Что-то стряслось? Надеюсь, ничего серьёзного?..

— Как сказать, — с сомнением ответила добрая женщина. — Но тебе надо на время вернуться домой, моя милая.

— Но, Марта, почему?

— Старик Дарьен убит вчера утром, — коротко пояснила хозяйка Лекен. — А это значит, что тебе следует вернуться домой.

В этот момент мы как раз дошли (добрались ощупью, будет сказать вернее) до терявшейся в тумане беседке, и я поспешила зайти внутрь и сесть, чтобы переварить ожидаемое, но всё равно потрясшее меня известие. Вот ещё один человек убит из-за меня. Ради меня. Господи, неужели это никогда не закончится?

— Постойте, Марта, я не вполне вас понимаю. Вы говорили, что мне не следует находиться в столице, пока Дрон Перте бросает вызов бедному хозяину Дарьену и пока он дерётся с ним на дуэли. Но теперь-то мне зачем уезжать и почему именно домой? Ведь я могу оставаться вне столицы и сейчас…

— Не можешь! — решительно заявила любовница бывшего синдика столичных стрелков. — Ивона, милая моя, ты совершенно не знаешь наших привычек и правил. Девушка, за чью честь был убит человек, должна убраться к себе домой. Это что-то вроде ссылки, добровольной, если дуэль была честной, потому что тогда ни у кого не будет к тебе вопросов. И потом, такая «ссылка» покажет стрелкам, что ты не скрываешься от них, а находишься там, где тебе и положено быть, и в любую минуту готова дать показания. И, наконец, так ты полнее покажешь свою непричастность к совершившемуся: во время переговоров и дуэли не была в столице, а после, не зная ни о чём вернулась домой. Понимаешь меня?

Я неуверенно кивнула. Свою речь Марта наверняка заготовила заранее, иначе не смогла бы найти столько объяснений обычаям своей родины: человек ведь не пытается искать причины тому, почему его соотечественники ведут себя как его соотечественники, а не как иностранцы, и не может вот так вот сходу это объяснить.

— Отлично! — просияла хозяйка Лекен. — Тогда иди к себе и собирайся. Я уже послала записку тебе домой, и к обеду они пришлют за тобой экипаж.

— О, Марта, вы так добры…

— Ничуть! — решительно отвергла благодарности почтенная дама. — Мне всё это ничуть не трудно, к тому же…

— Да, Марта? — предупредительно спросила я.

— Обожаю встревать в дела, которые меня не касаются, — обезоруживающе улыбнулась хозяйка Тадье. — Давно у меня не было столько хлопот, как сейчас. Знаешь, девочка, только так и стоит жить, уж поверь старухе.

Едва мы отъехали от рва, опоясывающего Туманный остров, как напарник остановил карету и помог мне перебраться на козлы. Нам слишком многое надо было обсудить, и тратить дорогу на разглядывание пейзажа не было никакого смысла. Тем более, что сквозь туман всё равно ничего нельзя разглядеть.

— Ты не права, — возразил вампир, обнимая меня за талию. — Во-первых, мы могли бы разговаривать мысленно, если бы в том возникла нужда, а во-вторых — я могу показать тебе в тумане любые пейзажи, какие только захочешь.

— Тогда зачем же? — зябко поёжилась я, прижатая к противоестественно холодному телу напарника.

— Вот зачем, — усмехнулся вампир, целуя меня в шею. Остановить его я не успела, да и не очень старалась. Туман вокруг нас окрасился алым, закружилась голова, во всём теле появилось уже знакомое ощущение лёгкости и блаженства.

«Хорошая моя, — раздался в голове непривычно нежный голос напарника. — Хорошая… И только моя. Наконец-то…»

— Ну, прости, Ами, я не удержался, — расстроенно извинялся напарник некоторое время спустя. Каким-то чудом ему удалось успокоить лошадей, едва не взбесившихся, пока вампир пил мою кровь («я же не знал, что это на них так действует!»), и даже, свернув с нужной дороги, отыскать придорожную таверну, хозяин которой за отдельную плату согласился напоить нежданных посетителей горячим шоколадом. — Я виноват, я дурак, я не должен был злоупотреблять твоей кровью, и, конечно, мне не следовало делать этого на дороге, и ты права, нам надо поговорить, а не отвлекаться… Ами! Ну, не смотри на меня так!

Отвечать на взволнованный монолог напарника не имело смысла, как не имело смысла ни упрекать его ни обижаться. Я молча сидела перед ним в грязной таверне, слабая и бледная после очередного «злоупотребления». Обычно Беренгарий довольствовался самой возможностью ощутить на губах вкус моей крови, но теперь, по собственному признанию, «не удержался». Молча сидела, сжимая чашку с шоколадом, слишком тяжёлую для моих ослабевших рук, и даже, кажется, ни о чём не думала. И уж точно никак не смотрела на напарника — хотя бы потому, что мой взгляд упирался в стол и не поднимался на собеседника.

Сам вампир, удивительно огорчённый собственной небрежностью — а, может быть, её последствиями, судить трудно, — сидел передо мной, пользуясь тем, что в таверне, при её открытых окнах, было полно того же самого тумана, что и на улице. Хозяину заведения, как и немногим посетителям, были отведены глаза — на случай, если они заметят, что в нашей паре расплачивался не мужчина.

— И не только глаза, — машинально поправил напарник, прервав свои извинения. — Ещё и уши, чтобы не подслушивали.

Я невольно рассмеялась и поперхнулась шоколадом. Напарник поспешно хлопнул меня по спине, заставив поперхнуться во второй раз и, повернув к себе лицо за подбородок, заглянул в глаза.

— Мир?

— Мы не ссорились, — напомнила я. Вампир невесело улыбнулся.

— Да, дорогая, но лучше бы мы поругались, я бы не чувствовал себя такой свиньёй, как сейчас.

— Ты не свинья, — запротестовала я. — Ты просто…

— Вампир, — закончил вместо меня напарник. — Но чувствую себя настоящей свиньёй, а не приличным не-мёртвым. Мальчишкой, не разменявшим и первый десяток после превращения! До сих пор не понимаю, как я мог так забыться!

— Мы оба устали, — мягко ответила я, тронутая его расстроенным видом. Прежде Беренгарий никогда не задумывался, как отразится на мне его способ насыщаться — разве что боялся разоблачения. — И потом, ты ведь…

— Схожу по тебе с ума, — грубовато закончил вместо меня напарник. — Но, девочка моя дорогая, твоя кровь — это далеко не главное твоё достоинство. И люблю я тебя не за то, что ты такая вкусная.

Это признание поразило меня до глубины души, а Беренгария, казалось, смутило. Он густо покраснел, чего, я была уверена, вампиры не могут в силу самой своей природы, а после порывисто прижал меня к себе с такой силой, что я не задохнулась.

— Всегда удивлялся, как тебе удаётся так точно меня понимать, — пробормотал он. — Ты ведь не можешь прочесть мои мысли.

И, прежде, чем я успела найти слова для ответа или хотя бы обнять своего расчувствовавшийся напарника, он отпустил меня, придержал, мешая мне упасть от неожиданности и, отвернувшись, бросил через плечо:

— А теперь пойдём, до дома ещё далеко ехать.

— Что теперь? — с некоторой робостью спросила я, когда молчание сделалось непереносимым. Напарник крепче прижал меня к себе и зарылся лицом в мои волосы.

— Ничего, родная. Старый Дарьен убит, я наведался к нему ещё раз — и домой, и на службу, и окончательно замёл следы. Теперь наш долг перед общиной выполнен, и мы можем с чистой совестью наслаждаться заслуженным отдыхом.

— Это ты называешь «чистой совестью»?! — ужаснулась я, делая безнадёжную попытку отстраниться.

— А как же? — последовал холодный ответ. — Мерзавец доигрался. Если бы хоть одна из его жертв оказала бы серьёзное сопротивление или подняла бы шум после, с ним было бы покончено давным давно. Поэтому, пожалуйста, избавь меня от глупых мыслей, мол, мы его спровоцировали, а без нас он бы жил ещё да жил.

— Ты ещё будешь заявлять, будто мы сделали доброе дело, — хмыкнула я, несколько успокоенная привычным назидательным тоном напарника.

— Справедливое, — так же холодно поправил меня он. — Добрым дело было бы, если бы мы вмешались в разгар «соблазнения» другой наивной дурочки. И, запомни, Ами, Дарьен знал, что ждёт подобных ему мерзавцев. Вот увидишь, никто не будет поднимать шума из-за его смерти, только проверят, не заплатила ли вдова Дрону Перте за избавление от обузы.

— А она, разумеется, не заплатила, ведь Дрон Перте так любит подраться и так благороден, что ему не нужны взятки… — подхватила было я, но была перебита вампиром:

— Взятки от старухи, когда он надеется выйти на молодую? Именно, Ами, ты делаешь успехи!

— Хочешь сказать, он будет искать нас и дальше?

— Не хочу, — вздохнул Беренгарий. — Но будет, и от этого никуда не деться.

— Но, Гари, мы могли бы…

— Не могли! — резко оборвал меня вампир. — Если мы будем убегать и прятаться от твоего ухажёра, он решит, будто мы его боимся. И будет искать уже всерьёз. И найдёт в самый неподходящий момент. Ты этого хочешь?

— Тебе, конечно, виднее, — уныло пробормотала я.

— Вот именно, Ами! — решительно отрубил напарник и, для компенсации своей невежливости, прикоснулся губами к моему виску. Губы у него были мягкие, нежные и тёплые, совершенно такие же, как у человека. Помнится, Мастер однажды объяснял мне: тепло не-мёртвые возвращают себе вовсе не из-за того, что в их жилах течёт кровь, высосанная у людей. Нет, просто подпитка ускоряет движение их собственной и возвращает утраченное тепло. И ещё что-то совсем малопонятное о таинственной силе, гонящей кровь по сосудам, хотя сердце остановилось давным-давно. От всех этих подробностей становилось дурно.

— И не надо забивать ими голову, — посоветовал вампир. — Принимай нас такими, какими видишь, а детали оставь для Мастер и Греты, которая учится у него лечить вампиров.

— Как скажешь, Гари, — согласилась я, сама не желая углубляться в обсуждение жизнедеятельности не-мёртвых. — Тогда поговорим о чём-нибудь другом. Зачем тебе снова понадобился Шерен, ты ведь обыскал его ещё в Дейстрии?

— Во-первых, Ами, тебе ли не знать, что человек не берёт с собой все тайные записи в путешествие, — немедленно отозвался напарник, как будто довольный переменой темы. — А во-вторых, есть дела, о которых тебе лучше не знать.

Да… не очень-то довольный, скажем прямо.

— Я не прошу раскрывать мне государственные тайны, — слегка обиделась я. — Но в Дейстрии ты ведь уже проверял Шерена на связь с контрабандистами и теми мерзавцами, которые…

— Помню я, помню, — досадливо поморщился Беренгарий. — И как мы по-дурацки украли пистолет, помню тоже. Но, Ами, хорошая моя, я ведь о тебе беспокоюсь. Есть вещи, которые лучше не знать, так безопаснее. Ами, родная!

— Как будто бы, если я ничего не знаю, мне поверят на слово и не будут допрашивать и пытать, — раздражённо проворчала я, успев уже устать от вечных тайн и собственной неосведомлённости.

— Если ты предпочитаешь получить сведения, которые можно будет выплёвывать в пыточной вместе с зубами, моя дорогая… — холодно начал вампир и осёкся. — Проклятье! Ами, прости, я не хотел тебя пугать!

— Да? — сумела выдавить я и слабо улыбнулась. — А по виду и не скажешь… И, потом, ты уверял, будто я умру раньше, чем меня начнут допрашивать!

— Я солгал, — нарочито равнодушно заявил напарник. — Хотел тебя успокоить.

— Ты выбрал не лучший способ! — возмутилась я. — Я из-за твоей заботы несколько ночей не могла уснуть от страха!

— Наверное, — с той же прохладцей признал Беренгарий. — Тебе следовало попросить меня, я бы мгновенно устранил твои трудности.

— Вот ещё! — фыркнула я и отвернулась, более задетая тоном, нежели высказываниями напарника самими по себе.

— Будет, Ами, не дуйся! — взмолился вампир и поцеловал меня в макушку. — А что касается Шерена, то тут нет ничего загадочного. Твой галантный кавалер Дрон Перте, если помнишь, перед нашим отъездом сдал всех причастных к контрабанде лиц.

— И Шерен — один из них, да? — не оборачиваясь, предположила я.

— Именно, дорогая. Но только дела обстоят гораздо хуже. Ума не приложу, как же нам с тобой лучше всего поступить…

— О чём ты говоришь? — испугалась я явственной тревогой, звучавшей в голосе напарника.

— У нас дома готовится переворот, — пояснил Беренгарий. — Таспы и им подобные собираются свергнуть правительство, а контрабандисты подготавливают для этого почву. Поставляют оружие на случай народных протестов, переводят деньги и всё в таком роде. Гензерих Шерен — одно из самых главных лиц в этой грязной истории.

— И ты искал доказательства в его бумагах? — уточнила я.

— Нет, я искал конкретные детали, — поправил напарник. — В доказательствах я уже давно не нуждаюсь. Но нам надо знать, кто во всём этом замешен, какими путями передаются деньги и оружие и когда именно планируется начать активные действия. И с чего, кстати говоря.

— И ты ты уже всё знаешь? — жадно спросила я. Подумать только, в моих руках оказалась тайна государственного масштаба, я знаю вещи, касающиеся судьбы моей родной страны. Я — бедная девчонка-сирота из шляпной лавки!

— Ты — сотрудница бюро безопасности, — строго поправил меня напарник. — Какая разница, кем ты была раньше? Нет, дорогая, всего я не знаю, скоро буду знать. Тут переживать не из-за чего, только вот успеем ли мы вовремя доставить сведения домой?..

— Тогда, может, тебе стоит вернуться? — предложила я, в глубине души содрогаясь от перспективы вновь остаться в одиночестве и ждать, ждать, ждать… — Ведь ты можешь добраться до бюро быстрее почтового голубя, не говоря уже о курьерах!

— Ты мне льстишь, — засмеялся напарник, но смех вышел каким-то невесёлым. — Нет, Ами, я тебя не оставлю. Мне, видишь ли, тоже не нравится Дрон Перте и то, что он снова появился на нашем горизонте.

— Тогда возьми меня с собой! — страстно выкрикнула я. — Беренгарий, прошу тебя, давай уедем вместе, ведь мы нужнее дома, а тут только тратим время!

— Глупенькая, — уже искренно засмеялся напарник. — Милая моя, что ты себе вообразила? Неужели ты думаешь, будто судьба целой страны может зависеть от одной маленькой глупой девочки и старого кровососа? Или мы с тобой единственный оплот Дейстрии, или некому, кроме нас, собирать сведения для правительства?

— Но, Гари…

— Не дури, Ами, — мягко, но решительно потребовал вампир. — Время личного героизма давно прошло — если вообще когда-то существовало. Это воздух Остриха ударил тебе в голову, с их вечными поединками чести, похищениями женщин и тому подобной ерундой. Но это только игра, наносное. В жизни, Ами, — даже в Острихе — в делах всё решает ежедневный труд, а вовсе не бессмысленное геройство.

— Но, Гари, послушай… — смущённо пробормотала я, не зная сама, как собираюсь возражать. — Не может же быть, чтобы…

— Может! — отрезал напарник. — Сказки про героев рассказывают затем, чтобы поднимать рядовых в безнадёжные атаки. Но мы с тобой не солдаты, и здесь не поле боя, поэтому, будь добра, не глупи и не рвись на подвиги.

— Но ведь я вовсе не…

— Ты всего лишь мечтаешь отделаться от нелюбимой работы любой ценой, — безжалостно заявил напарник. — Извини, но пока придётся потерпеть. Ты нужнее здесь. Просто поверь мне на слово, дорогая. А собранные сведения я перешлю в посольство, пусть уходит в Дейстрию по дипломатическим каналам — так будет и быстро, и надёжно, и мне не придётся бегать, как ошпаренному, туда-сюда через границу. Поняла?

— Поняла, — обиженно подтвердила я, весьма задетая преподанным уроком.

— Вот и умница, — тепло улыбнулся вампир. — И прекрати, наконец, дуться!

«Домой» мы попали за два часа до ужина, и в моём распоряжении было достаточно времени, чтобы прийти в себя, помыться и переодеться с дороги. Дом был полон тумана так же, как и сад, и дорога, и улицы столицы и вся местность в радиусе двадцати миль. Поэтому передвигаться приходилось так же на ощупь, как мы делали это возле гостиницы на Туманном острове — зато дом был наполнен мужскими голосами, обсуждавшими судьбу несчастного ревнителя серебра, и один из них был голосом моего напарника.

Когда я спустилась к ужину, из вампиров в столовой не было никого, зато возле стола в ряд выстроились слуги, приветствуя новую хозяйку. Тут была Жани, девушка, чуть не убившая кровника, желающего «произвести осмотр» на предмет вампирских укусов, Анита, сестра священника (потому до сих пор ходившая в чёрном от горла до пят), сбежавшая в ранней юности из дома с одним из не-мёртвых и проклятая за то своей семьёй, старик Тивен, официально служащий «защитником дома», что позволяло повесить над дверью шпагу, а на самом деле мирно доживающий свой век в тепле и уюте, и двое детей. Девочка Юна, пятнадцати лет, чьи родители были казнены кровниками за связь с вампирами и Клод, мальчишка лет тринадцати, с такой же печальной судьбой, как и у всего штата прислуги в принадлежавшем мне доме. Мастер, вручая свой подарок, отдельно поставил условием, что я не прогоню никого из служащий у него людей и не попытаюсь без его разрешения нанять новых. Впрочем, им об этом никто ничего не говорил, что разумно.

Кроме прислуги в столовой присутствовал молодой хозяин Лирье, подающий надежды инженер-гидравлик. Пока меня не было дома еду ему приносили слуги во флигель, но теперь было решено соблюсти форму и устроить парадный обед.

— Приветствую прекрасную хозяюшку этого дома, — галантно проговорил инженер и поклонился. Целовать даме руку он не стал, оглядел меня с головы до ног с хмурым видом, противоречащим тону его приветствия, и уселся, не дожидаясь, пока я сяду первая. Мальчишка-слуга, густо покраснев, выдвинул во главе стола стул для меня, бормоча нечто невнятное насчёт того, что я могу чувствовать себя как дома.

— Благодарю, — как можно более приветливо ответила я и заняла своё место. В острийских загородных домах принято, чтобы на парадные обеды слуги приглашались наравне с хозяевами — при условии, что в доме нет никого постороннего. Поэтому я тепло улыбнулась собравшимся, заверила всех в несказанной радости от встречи и предложила приступать к ужину. Слуги с поклонами расселись — оставив несколько стульев между нами свободными.

В прошлый свой приезд я не успела рассмотреть всю компанию, а инженер и вовсе ко мне не пожелал выходить, поэтому теперь я могла наверстать упущенное.

Инженер-гидравлик был ещё молод. Рыжеволосый, что в Острихе редкость, весь усыпанный веснушками: и лоб, и щёки, и нос, и руки, и не удивлюсь, если всё остальное тело также ими покрыто. Когда он говорил, видны были торчащие вперёд зубы, причём один находил на другой, и это придавало юноше несколько забавное выражение. Самого хозяина Лирье собственная забавность, похоже, только расстраивала, так как он держался весьма холодно, любой вопрос высокомерно игнорировал, а в ответ на обычную застольную просьбу передать масло или, скажем, повидло, сначала окидывал презрительным взглядом бледно-карих глаз, потом бурчал что-то невнятное и только тогда выполнял. Неприятным человеком был этот инженер-гидравлик, которого вампиры наняли для поддержания нормально работы своего пресса, взамен предоставляя кров, полный пансион и возможность сколько угодно изобретать гидравлические машины. Два живущих в доме вампира, Герман и Карен, помогали Лирье строить свои изобретения — как и выполняли починку пресса по его указаниям, когда в том возникала нужда. К столу вампиры, естественно, не являлись: не-мёртвым не доставляет никакого удовольствия наблюдать, как люди поглощают пищу, которую сами не-мёртвые уже есть не способны.

Старик Тивен, по обязанности снимающий перевязь со шпагой только перед тем, как сесть к столу, был давно уже не способен причинить кому-либо вред с помощью оружия: у бедолаги тряслись руки. Наблюдать, как несчастный ест, половину роняя мимо рта, было невероятно тягостно, и, наверное, было бы совершенно невыносимо, если бы справа от него не сидела Юна, то и дело вытирающая «защитнику дома» подбородок, а слева — Клод, возвращающий рассыпанную по скатерти еду обратно в тарелку. Полное отсутствие брезгливости на лицах обоих детей, а также привычная ловкость, с которой они помогали Тивену, не забывая при этом есть самим, указывали на немалый опыт.

Мальчишка был темноволосый, с конопатым носом и широко расставленными голубыми глазами. Глядя на его чистую, свежеумытую физиономию, сложно поверить, что до десяти лет Клод побирался на улице, ни в одном месте не ночуя дважды, пока ребёнком не заинтересовались «кровники», убеждённые, что жизнь без крыши над головой есть несомненное доказательство контактов с вампирами.

Что касается Юны, то ей недолго оставалось считаться ребёнком: девочка уже почти превратилась в девушку, о чём недвусмысленно свидетельствовали и рост, и фигура, и взгляды, которые она кидала на всех встреченных ею мужчин. Светловолосая, среднего роста, ещё тоненькая, но уже округлившаяся там, где это положено природой, Юна производила впечатление не самой удачной служанки в доме, в котором живут представители сильного пола. Будь моя воля, я бы отправила её к матери с советом поскорее подыскать надежного жениха, но, к сожалению, так далеко моя власть не распространялась, да и некуда было девочку отсылать.

Анита прятала волосы под чёрный чепец, как это было положено сестре священника. Бледная как смерть из-за частого «общения» с вампирами, она сверкала глазами, такими же чёрными, как и её одежда, следя, чтобы за столом всё происходило «как полагается». Когда тарелки пустели, Аните хватало одного взгляда, брошенного на Жани, чтобы с её помощью убрать грязную посуду на кухню и принести новые блюда.

Жани из всех была самой незаметной личностью. По-острийски полненькая, румянная, с копной светлых волос, она прятала глаза за ресницами и на каждое слово отвечала поклоном и согласием — вне зависимости от того, что ей говорили.

— Благодарю за гостеприимство, хозяюшка, — прервал Лирье мои наблюдения. — Не могли бы вы уделить мне ваше бесценное внимание и обсудить вопросы арендной платы, коль скоро вы вступили во владение этим домом?

Говоря это, инженер издевательски улыбался. Я опешила.

— Но, хозяин Лирье, дорогой мой, я не собираюсь пересматривать договор! Всё остаётся в силе, как и было при прежнем хозяине…

— Я собираюсь, — оборвал меня инженер. — Прежний хозяин здесь не жил, и не тревожил нас своими визитами. Вы же собираетесь поселиться тут постоянно, что делает предлагаемый по условиям аренды флигель менее привлекательным.

— Хозяин Лирье, помилуйте!.. — пробормотала я, не зная, чем ответить на подобные инсинуации. Инженер вносил арендную плату только на бумаге, на самом деле это община платила ему за согласие жить здесь и участвовать в производстве фальшивого серебра. Также ему предоставлялась возможность заниматься своими опытами, созданием и испытанием машин, которые были настоящей страстью Лирье. Как же я могу теперь снизить арендную плату? Вероятней всего, наглый инженер намекал на то, что моё присутствие его стесняет, однако я была лишена возможности избавить острийца от упомянутого неудобства.

— Прошу прощения, хозяюшка, — настаивал Лирье, нагло улыбаясь, — но я хотел бы обсудить этот вопрос немедленно — чтобы впоследствии никакие недоразумения не омрачали наше знакомство.

— Обсуждай, — предложил раздражённый голос моего напарника, и Беренгарий, казалось, соткался перед нами прямо из воздуха, приковав к себе взгляды всех собравшихся. — Обсуждай, если уж так приспичило. Только не с женщиной, а с мужчиной, как мужчине и полагается. Ты полагаешь, мы тебе мало платим?

— Не имел чести быть представленным, — процедил Лирье, отводя взгляд.

— Зато я был весьма наслышан, — парировал мой напарник. — Моё имя Беренгарий, и я в той же мере воспитанник Мастера, что и эта девушка. Все свои дела она ведёт через меня, и вопросы аренды тоже поручает мне. Не так ли, Ивона?

— Д-да, но… — пробормотала я, обиженная тоном напарника не меньше, чем перед тем наглостью инженера.

— Вот и отлично, — прервал меня вампир. — Анита, я думаю, ты и твои друзья могут нас оставить. Ивона, дорогая, иди к себе, я скоро подойду. Лирье, я весь внимание. Итак?

— Опять дуешься, — вздыхал напарник часом позже в моей комнате. — Ами, глупенькая, я могу считать тебя мудрейшей женщиной на земле, но ты не переломишь этим острийского презрения к твоему полу! Неужели тебе так хотелось доказывать свой ум и деловую хватку — которой, кстати говоря, у тебя нет и в помине?

— Разумеется, не хотелось, — раздражённо отозвалась я. — Но ты бы мог не отсылать меня вон, будто я маленький ребёнок или твоя рабыня.

— Для меня ты и то и другое, — холодно отозвался вампир. — Ами, девочка моя, не пытайся настаивать на человечном обращении. Я с первых же минут знакомства тебе объяснил, что вовсе не человек. Помнишь?

— Такое забудешь! — поёжилась я, в который раз вспоминая подвал, в котором состоялось наше знакомство. Холодная жестокость похитителей, цепи, темнота и голодный обожающий взгляд вампира.

— Я ничем не лучше этих подонков, — шепнул напарник в наступившей тишине. — Только я люблю тебя, а они никого не любят.

— Любишь… — удивлённо повторила я, отводя взгляд. — Ты никогда прежде не говорил о любви. О наследстве, о голоде, об ответственности, о праве собственности — но не о любви.

— Ну, так говорю сейчас, — буркнул вампир и отвернулся. Я робко коснулась его плеча.

— Ты сердишься на меня?

— Нет, — безразлично ответил Беренгарий, не глядя на меня. Шевельнул плечом, сбрасывая руку.

— Тогда в чём же дело?..

— Ни в чём.

— Но, Гари…

— Ни в чём, — с нажимом повторил вампир.

— Но…

— Не спорь со мной, глупышка! — потребовал напарник, поворачиваясь ко мне. — Ложись лучше спать: время позднее, а ты и так устала с дороги. Обсудим всё завтра.

— Но, Гари, послушай, я ничуть не устала… — запротестовала было я.

— И, будь добра, прекрати возражать на каждом шагу!

Следующая неделя пролетела, как сказочный сон. Туман был повсюду, и Анита только вздыхала, глядя, во что превращается мебель в доме под разрушительным влиянием растворённой в воздухе влаге. Мне вздыхать было некогда: вместе с туманом я получила общество своего напарника, как он и обещал, когда уговаривал набраться сил для работы. Пока и днём, и ночью царил туман, вампир, казалось, не нуждался ни в еде, ни в воздухе. Засыпая, я видела его в своей комнате, и, просыпаясь, находила его там же. Солнце, едва пробивавшееся сквозь туман, не нагоняло больше на моего напарника обычного дневного оцепенения, и теперь он, если и спал, то как все люди, не холодея и не замирая, ничуть не похожий на мертвеца. Мы гуляли по саду, держась за руки, и Беренгарий, как хвастался по дороге сюда, показывал мне диковинные картины, слепленные прямо из тумана. Дальние страны — дикие пейзажи и города, где дома лепятся один на другой, а улиц почти нет, и поля, вспаханные по какому-то непонятному мне принципу, и дикие звери, подобных которым не встретишь в наших краях: огромные кошки и неправдоподобно мелкие собаки, и жуткие создания с противоестественно толстой кожей, и восхитительно яркие птицы, и смешные юркие ящерицы… А после — люди, одетые в невообразимо длинные куски ткани, в которые они закутывались со странным изяществом, и другие, в чьих странах так жарко, что хватает всего пары листьев — огромных листьев южных деревьев — чтобы сохранять приличия — как они их понимают. И битвы прошлого, и подвиги языческого царя, в честь которого Гари получил своё пышное имя, взлёты и падения держав, о которых я и не знала ничего до сих пор. Я спрашивала, откуда столько сведений у моего напарника, но он только улыбался и коротко объяснял, что за полсотни лет можно выучиться чему угодно, особенно когда впереди вечность.

Мы были счастливы — теперь я не боюсь этого слова — счастливы как дети, хотя ни он, ни я не знали подобной беспечности в первые годы своей жизни, счастливы бесстыдно и не задумывались не только о будущем, но и о том близком моменте, когда туман уйдёт, разведя, разлучив нас на принадлежащую вампирам ночь и оставленный людям день.

Нам не докучал никто — слуги старались не попадаться на глаза хозяевам, не докучал и инженер, поставленный Беренгарием на место (оказалось, Лирье всего лишь просил внести за него взнос в патентный суд,[29] когда он «отладит» очередное изобретение). Что касается живущих в доме не-мёртвых, но это были в высшей степени деловые создания, занятые исключительно производством фальшивого серебра и его чеканкой, на чьей работе никак не отразилось появление пары бездельников: им было не до нас.

И так, предоставленные самим себе, мы наслаждались безоблачным счастьем, и я почти не замечала, что мой напарник с каждым днём становится всё более и более нервным и напряжённым, будто его тяготит некое ожидание, о котором он не может ничего рассказать. Пытаясь задавать вопросы, я вызывала лишь улыбку и ласковое ворчание, касающееся моей — очевидно излишней — подозрительности. Напарника не тяготили дела. Каждое утро он отсылал мальчишку с поручениями в столицу, и перед обедом внимательно выслушивал его доклад, предварительно выставив меня из комнаты. От этих разговоров он то мрачнел, то веселел — Клод каждый раз сиял от справедливой гордости незаменимого работника — и сквозь зубы предвещал заговорщикам скорую погибель.

— Всё хорошо, Ами, — отвечал вампир на мои расспросы. — Всё хорошо, а мерзавцы у нас поплатятся, дай только моим рапортам добраться до начальства!

После обеда Клод исчезал снова, и появлялся только поздно вечером, пропустив ужин — такой же счастливый и сияющий от гордости, как и утром. Когда я пыталась расспрашивать его, маленький паршивец обычно говорил: «Ух ты, хозяюшка, интересного сколько творится! И всё жутко тайное, вы прямо не поверите! Вот хоть режьте — могила навсегда!». Не резать же было его в самом деле!

Но, несмотря на все загадки (разгадывать которые я не слишком рвалась), мы были счастливы, оба, и об этом я теперь могу говорить с совершенной уверенностью.

К концу этой блаженной недели, к моему невероятному огорчению, туман, заливший всю округу, начал редеть, и напарник днём предпочитал уже оставаться вне дома или, во всяком случае, на первом этаже. На восьмой день Гари был нервен и холоден — в самом буквальном смысле — а на девятый и вовсе убрался в подвал, где стоял специально привезённый для дневного сна гроб. Туман рассеялся, и на десятый день о нём осталось только мучительно-сладкое воспоминание. «Вампирские деньки» подошли к своему естественному концу, и мне оставалось только утешать себя мыслью о том, что по ночам мы можем видеться по-прежнему, и что счастье не ушло вместе с погодой. Интуиция, однако, подсказывала обратно, и уже во время утреннего чая мне пришлось убедиться в своей проницательности. В столовую, где я сидела за одним столом с прислугой, как в Острихе и положено, вбежал Клод — в шапке и не сняв на пороге дома грязные башмаки.

— Бегите отсюда, хозяюшка! — выпалил он, срывая шапку и швыряя её об пол. — Бегите, а то худо вам придётся!

— У тебя отвратительные манеры, — отметила я довольно-таки хладнокровно. — Какую пакость ты ещё выдумал?

— Это не пакость, хозяюшка! — обиженно взвыл мальчишка. — Сюда идут люди!

— И? — настороженно спросила я. — Мы, кажется, не враги рода человеческого, к чему нам бояться людей?

— Глупая! — истинно по-острийски отозвался Клод. — Они идут, чтобы побить нас! Вот наберутся как следует — и заявятся толпой, с дубинами.

От этих слов мне сделалось не по себе, но я ещё не теряла надежды в то, что мальчишка нас разыгрывает. Однако Анита изменилась в лице, а Юна закрыла лицо руками.

— Чего наберутся, позволь спросить? — уточнила я больше для того, чтобы собраться с мыслями.

— Вина, чего ещё-то, хозяюшка? — удивился мальчишка. — Напьются для решительности — и заявятся. Вы бы хоть убрались подальше, мало ли чего с вами сделают.

— А с вами? — резко спросила я, мысленно окликая напарника — как всегда, тщетно.

— Так мы привычные, — простодушно ответил Клод. — Ну, пошумят, стёкла побьют, синяков наставят, девок за юбки подёргают — и уберутся, глядишь.

— За себя говори, щенок, — ответила болтуну подзатыльник Анита. — Хозяюшка, коли паршивец не врёт, уходить вам нужно в самом деле.

— А вы? А пресс? А Лирье?

— За хозяина инженера не беспокойтесь, — рассудительно отвечала служанка. — Он человек отчаянный, ни себя, ни свои машины в обиду не даст. Даже пресс отстоит, когда до дела дойдёт. А мы пойдём в погреб спрячемся, глядишь, и пройдёт стороной.

— Тогда не понимаю, почему я не могу спрятаться в погребе, — резко ответила я, чувствуя дурноту при мысли о том, что весь дом будет обыскан и перевёрнут чужими, злыми руками, которые будут брать в руки мои вещи, ломать их, рвать и всячески глумиться над всем, что ещё сегодня утром составляло уют.

— Так вы же благородная, — удивился Клод и поспешно увернулся от карающей руки Аниты. — Что, неправ я, скажите?

— Он прав, — пробормотала до того безгласная Жани. — Мы люди простые, что они нам сделают? А вы благородная, красивая, над вами будут издеваться, мучить вас, унижать…

— У вас так в стране принято? — зло спросила я, но никто из слуг не принял вызова.

— Если женщина благородная — её должен охранять мужчина со шпагой, — убеждённо ответила Жани, и все закивали. — А не то любой может её обидеть.

— Будь оно проклято, ваше благородство! И ваши дикие убеждения! И ваша безумная покорность! Почему вы не ищите у властей защиты? Или в Острихе уже каждый сам за себя?

— Нет, но… — начала было говорить Юна, и тут же, смутившись, закрыла рот обеими руками.

— Но?.. — безжалостно подтолкнула я. — Продолжай, девочка!

— Мы же тут все вне закона, — пробормотала Жани.

— И прячем ночных охотников в подвале, — добавила Юна.

— И чеканим фальшивое серебро, — дополнила Анита таким тоном, словно она лично занималась этим делом. — Как мы можем обратиться к властям?

— Вы как хотите, дорогие мои, — ответила порядком разозлённая я, — но за мной не тянется никаких тёмных историй, в глазах закона я чиста, а пресс и вампиров проще обнаружить во время разгрома, нежели вместо него. И мы…

— Не успеем! — перебил меня Клод. — Вы и шагу не успеете ступить от дома, как они будут здесь.

— Отлично! — процедила я сквозь зубы.

— Бегите, хозяюшка, прячьтесь! — категорично потребовал Клод.

— Вздор! — безапелляционно отозвалась я. Мысль, пришедшая мне в голову, была, без сомнения, безумная, но я не так уж много теряла: подарок Мастера позволил бы мне скрыться от толпы посреди площади ясным солнечным днём. А вот вампиры, чьи гробы стояли внизу в подвале, могут потерять свои жизни, если я убегу, не попытавшись ничего сделать. — Клод, вот что. Ты немедленно пойдёшь и позовёшь сюда хозяина Лирье. Пусть явится как можно скорее и возьмёт с собой ружьё или пистолеты. У него же есть оружие?

— Так я к нему первому и пошёл! — отмахнулся мальчишка. — Он сказал, что не позволит, чтобы всякая шваль дотрагивалась до его изобретений, и заперся во флигеле.

— Прекрасно! — иронически усмехаясь, ответила я. Ну, конечно, к кому мог первым делом кинуться острийский мальчик, неужели к девушке, даже если она и считается владелицей дома? — Но мне, видишь ли, хочется, чтобы Лирье не запирался у себя, а поднялся наверх, на ту декоративную башенку, которую ты нам показывал на прошлой неделе. Оттуда прекрасно виден сад, и можно подстрелить каждого, кто попытается выломать калитку.

— Пфе! — фыркнул мальчишка. — Думаете, Лирье станет защищать вас? Да гори вы огнём, он даже не ахнет!

— Отлично! Ты скверный мальчишка, но я заставлю тебя прилично себя вести. Немедленно дуй к этому типу и передай, что все «устрицы» — слабаки и трусы, вынуждающие женщин вставать на свою защиту.

— Хозяюшка! — взвыл мальчишка, сжимая кулаки в бессильной ярости. Остальные слуги вскочили на ноги и смотрели на меня с откровенной неприязнью.

— Нет, Клод, я так не думаю, — смягчилась я. — Но ты передай всё это всерьёз, и добавь что-нибудь от себя. Например, что ни один настоящий мужчина не будет прятаться, когда женщинам угрожает опасность. Понял меня?

— Ещё как, хозяюшка! — просиял мальчишка, которому, смею надеяться, и самому не улыбалось сделаться жертвой местного хулиганья.

— Тогда быстро к Лирье, и не возвращайся, пока не приведёшь его сюда. С оружием!

Клод умчался, и я обратила внимание на остальных участников нашей беседы.

— Я приношу вам свои извинения за резкие слова, сказанные относительно ваших соотечественников, — твёрдо выговорила я. — Никогда я не думала ничего подобного и, будьте уверены, считай я, что господина Лирье можно вызвать сюда другим способом, я бы к нему прибегла.

— Вы бросаетесь слишком резкими словами, дитя моё, — дрожащим от старости голосом ответил Тивен, надевая перевязь со шпагой. — Они не помогут вам приобрести друзей.

— Я ещё раз прошу вас простить меня, — церемонно поклонилась я, зная, что «устрицы» не могут обойтись без спектакля в защиту своей чести.

— Я не сержусь на тебя, деточка, — прошамкал Тивен. — И пока я жив, моя шпага к твоим услугам.

Юна невежливо фыркнула, Жани отвернулась, и только Анита сохранила непоколебимое спокойствие.

— Я невероятно ценю вашу помощь, дорогой мой хозяин Тивен, — серьёзно ответила я, ещё раз поклонившись. Старик ответил глубоким поклоном, который сделал бы честь и молодому, и я знаком приказала Юне увести пожилого защитника в его комнату.

Едва они удалились, в столовую вбежал Клод и спрятался за меня, а следом за ним вошёл Лирье — кипящий от негодования и с ружьём наперевес.

— Что означает этот фарс? — закричал изобретатель с порога. — Вы! Как вы осмелились?!

— Я захлопнул дверь во флигель, когда он вышел, — выкрикнул Клод из-за моей спины. — И запер на ключ. Теперь обратно ему не спрятаться, останется с вами.

— Молодец, мальчишка, — засмеялась я и потрепала Клода по голове.

— Так, значит, это была ваша идея? — презрительно спросил Лирье. — Вы надеетесь, теперь я буду вас защищать? Вы, верно, сошли с ума!

— Ни в коей мере! — живо ответила я. — Напротив, это вы сошли с ума, если надеялись отсидеться во флигеле с его ненадёжными стенами и дверями. Одного свидетеля вашего способа зарабатывать хватит для костра, а вы так хладнокровно собираетесь ждать расправы! Право, хозяин Лирье, я вам удивляюсь!

— И что же вы предлагаете, хозяюшка? — по-прежнему презрительно спросил инженер, однако в его глазах я увидела искорку истинного интереса.

— Предлагать план спасения — не женское дело, — ответила я. — Я всего лишь прошу применить ваш мужской ум и вашу изобретательность на благо всем нам. Ну же, хозяин Лирье, неужели вы будете спокойно смотреть, как толпа пьяных мерзавцев издевается над женщинами и детьми?

— А что мне ещё остаётся? — неожиданно горько возразил инженер. — В нашей стране если ты хотя бы ранишь человека, тебя потащат в суд, а там попробуй-ка докажи, что он пришёл в твой дом не цветочки нюхать!

— Но, позвольте-ка… — оторопела я. — Мне неоднократно приходилось видеть…

— Это всё для благородных! — отмахнулся инженер. — Они хоть на кусочки друг друга будут резать — никто и слова не скажет, а для простых людей разговор короткий. Хотите — вот вам ружьё, сами защищайтесь от кого можете. Ну, берите, хозяюшка, вы ведь у нас дворянка, вам всё с рук сойдёт!

— Я не дворянка, — медленно проговорила я. — Я так назвалась, но я не дворянка и никогда ею не была.

— А по вас и не скажешь, — хмыкнул Лирье и опустил протянутое было ружьё. Из его глаз ушло выражение враждебности, которое так раздражало меня с первой же встречи, и я увидела перед собой того человека, которым изобретатель, без сомнения, был: молоденького парнишку без будущего — кроме того, которое он мог бы построить своими руками. Я улыбнулась, и он улыбнулся мне в ответ. — Ведёте себя не хуже тех расфуфыренных дур, которые в каретах туда-сюда катаются.

— Я стараюсь, — мягко сказала я. — Это моя работа.

Лирье положил ружьё на ближайший стул и, хлопнув себя по коленям, засмеялся. Лица служанок озарилось неуверенными улыбками.

— Но если вы не из благородных, хозяюшка, то тоже не можете защищаться? — с беспокойством спросила Анита.

— Предоставьте это дело мне, — заявила я с уверенностью, которую не чувствовала. — Защищать нас будет Лирье, он мужчина и, уверена, прекрасный стрелок.

— А как вы догадались? — уточнил инженер, вновь беря в руки ружьё. Я улыбнулась и покачала головой: никаких догадок я не делала, всего лишь решила польстить мужчине — на всякий случай. — Хорошо… Ивона. Ваша взяла. Я полезу на башню и буду стрелять во всякого, кто попробует сунуться в наш сад! А потом, надеюсь, вы придёте смотреть, как меня повесят.

— Очень надеюсь, что вам не придётся никого убивать, дорогой мой Лирье, — внушительно ответила я. — Я надеюсь только на одно: вы сможете достаточно запугать этих негодяев и выиграть время.

— Надеетесь на подмогу? — невесело усмехнулся инженер. — Разве только до ночи продержимся. Кому мы, кроме кровососов, нужны?

— В этой стране, смею надеяться, есть власти, — с достоинством ответила я. — И их прямая обязанность — защитить нас от подобных посягательств.

— Это всё чудесно, хозяюшка, — снова вмешалась Анита. — Но ближайший стрелок от нас в трех часах пути, а…

— Я схожу за ними, — спокойно ответила я. Слуги переглянулись, инженер отложил ружьё и криво усмехнулся.

— Решили всё же сбежать, а? Мудро. Но не надейтесь уйти хотя бы на фарлонг отсюда! Вас перехватят по дороге и так отделают, что вы собственное имя забудете!

— Я знаю, — кивнула я, и Лирье смутился. — В мои намерения не входило бежать и бросать вас в трудную минуту. Как и не входит и встреча с теми мерзавцами, которые собираются нас навестить. Но я единственный человек из вас, который может оставаться незамеченным, поэтому мне идти будет безопаснее всего. К тому же я могу потребовать отряда стрелков — как женщина благородного происхождения, я имею на это право, и за мной не тянется ничего такого, что помешало бы мне это сделать.

— Не так уж и глупо придумано, — кивнул Лирье. — Беру свои слова назад, Ивона.

— Но это же обман! — пылко воскликнул Клод и поспешил увернуться от подзатыльника.

— Запомни, мой мальчик, — назидательно произнесла я. — Только нелепая случайность приводит к рождению человека в богатой или бедной, знатной или простой семье. Перед лицом опасности вся эта мишура не стоит ничего.

— Но вы же не сможете… — робко начала Жани и, смутившись, опустила голову.

— Я всё смогу! — решительно произнесла я. Пока в подвале отсыпался после долгих дней без сна мой напарник, я была готова ко всему, даже вызвать на дуэль всех столичных стрелков по очереди. — Поверь мне, милочка, я найду, что сказать, когда это понадобится. Подмога подойдёт так быстро, как только это возможно. А сейчас, пожалуйста, займитесь все делом. Заприте двери и окна на ставни и решётки, закройте подвал и флигель и спрячьте ключи. Сами идите куда-нибудь… ну, где можете спрятаться, мне ли вас учить. А вы, Лирье, прошу вас…

— Я всё сделаю, — по-мальчишески улыбнулся инженер. — Клод, иди в мою комнату и принеси второе ружьё и патроны. Жани, когда выполнишь приказ Ивоны, поднимайся ко мне в башню. Я слышал, ты и сама неплохо стреляешь.

— А я?! — возмущённо крикнул мальчишка. — Я же мужчина!

— Ты будешь заряжать ружья, — невозмутимо ответил изобретатель. — Это очень ответственная задача. Выстрелить может и женщина, а вот зарядить!.. О, нет, зарядить ружьё женщина не сможет. Ну, что стоишь?

— Как прикажете, хозяин! — просиял мальчишка и умчался обратно во флигель.

— Удачи вам всем, — мягко улыбнулась я и повернулась к другому выходу из столовой — тому, который через комнаты ведёт ко входной двери. Откровенно говоря, я никогда в жизни столько не ходила, сколько мне предстояло пройти, но больше всего меня мучил страх не успеть. К сожалению, в доме не держали ни лошадей, ни экипажа: при необходимости за ними заранее посылали на ближайшую биржу, которая находилась рядом с отделением столичных стрелков.

— Постойте, Ивона! — окликнул меня изобретатель. — Пешком вы дойдёте только к ночи, когда спасать будет поздно.

— Знаю! — огрызнулась я, но тут же, смягчившись, добавила: — Но надо ведь хотя бы попытаться, верно?

— Разумеется, — невозмутимо ответил Лирье. — Но почему бы вам не испытать мой самоходный аппарат, коль скоро вы торопитесь? Он доставит вас в несколько раз быстрее, чем вы дошли бы пешком.

— Да, но… — смешалась я. Изобретениям я не доверяла.

— Никаких «но»! — решительно возразил инженер и подтолкнул меня к флигелю. — Идёмте, я вам всё объясню.

Самоходный аппарат Лирье отдавал мне не только из желания помочь поскорее получить помощь: изобретатель ещё и надеялся вывести своё детище из-под удара. Не знаю, с чего он взял, что пьяное отребье кинется непременно разламывать аппарат, по мне, так они бы пробежали мимо него, не заметив. Диковинное сооружение стояло на четырёх колесах, каждое диаметром чуть больше половины ярда. Над колёсами возвышалось креслице, к которому инженер лично пристегнул меня ремнями, а посередине были нагромождены непонятные мне детали «двигателя». Слава богу, инженеру хватило ума поставить сидение на рессоры, поэтому на каждой кочке я только подпрыгивала, а не лязгала зубами с риском прикусить язык. Лирье что-то объяснял насчёт экспериментального варианта и будущей коробки, которая скроет «потроха», но тут я попросила его не выражаться в моём присутствии.

Машина приводилась в движение педалями, в которые упирались мои ноги, и которые было необходимо крутить. Не прошло и четверти часа, как мои щиколотки разболелись так, словно их проткнули раскалёнными спицами, но до отделения стрелков было ещё далеко, а в подвале мёртвым сном спал мой напарник. Болели и руки: мне приходилось постоянно натягивать вожжи, которые поворачивали колёса (Лирье почему-то называл вожжи тяжами): правую, если я хотела свернуть вправо, левую, если влево и обе вместе, если хотела ехать прямо. Дорога имела очень мало поворотов, однако колёса норовили развернуться от малейшей выбоинки или бугорка, поэтому мне приходилось каждое мгновение быть начеку. Одному богу известно, как я не убилась, когда скатилась с горы вниз (и убилась бы, если бы не сумела в последний момент расстегнуть ремень), и как я потом толкала проклятую машину обратно наверх, не решаясь бросить в канаве.

Вообще говоря, мне сказочно повезло, что местное хулиганьё не встретилось мне на пути; мы, видно, разминулись в дороге. Столкнись они со мной, никакой подарок Мастера не помог бы мне скрыть мою скрипящую и булькающую самоходную телегу. Чем могло обернуться подобное везение для оставленных в доме товарищей, я старалась не думать.

Однако, несмотря на боль, усталость и неудобства, мы вместе с последним словом в современной технике, уверено продвигались вперёд, и наслаждением было видеть проносящиеся мимо нас деревья и дома острийской деревни. Как бы ни было неудобно ехать на этом аппарате, свою задачу — доставить меня как можно скорее — он выполнял, особенно когда я приноровилась к педалям и перестала промахиваться, попадая на находящуюся посередине педаль тормоза, замедляющую движение.

До отделения стрелков я добралась почти без сил, с дрожащими руками и ногами, с негнущимися пальцами и с трудом смогла слезть с самоходного аппарата. На всякий случая спрятала его в кустах, оправила домашнее платье, которое позабыла сменить перед выходом из дома и решительно взялась за ручку двери.

Нельзя сказать, чтобы меня приняли ласково. Капитан стрелков, седой, с торчащими в стороны рыжими усами, представительный мужчина, едва впустив меня, заговорил о чрезмерно нервных дамочках, которые отнимают время у порядочных людей своими выдумками и намекнул, что мне бы лучше возвращаться к себе домой по добру-поздорову.

— Я не уйду, пока вы не обещаете мне помочь, — упрямо проговорила я. — Право слово, вы могли бы состязаться не в карточной игре, а в храбрости.

Стрелки расхохотались.

— Кто вам сказал такую глупость, хозяюшка? — спросил капитан, когда общий смех поутих. — Неужто вы думаете, будто кто-то станет нас уважать, если мы сорвёмся с места по первому же слову взбалмошной девчонки?

— Я думаю, что вас перестанут уважать, если вы бросите женщину на произвол судьбы, — ответила я. Стрелки снова расхохотались.

— Иди отсюда, девочка, — сердечно посоветовал мне капитан. — Мы детские драки не разнимаем.

— Хорошо, — хладнокровно произнесла я, чувствуя при этом, как сердце бьётся у самого горла. — Вы не будете так добры, не подскажете ли мне, хозяйка Марта Тадье уже вернулась домой или всё ещё отдыхает на Туманном острове?

— Это зачем тебе понадобилась старая Марта? — подозрительно спросил капитан стрелков.

— Думаю попроситься к ней жить, раз мой собственный дом сейчас подвергается разграблению, — равнодушно ответила я. — Полагаю, в отличие от вас, она не откажет мне в помощи. Всего хорошего, любезные хозяева!

С этими словами я присела в самом неглубоком реверансе, который оскорбил бы и дейстрийцев, и, развернувшись, двинулась к выходу. Капитан перехватил меня за руку и насильно заставил повернуться лицом к нему.

— Чем обязана, любезнейший хозяин? — холодно спросила я, с отвращением глядя на чужие пальцы на своём запястье.

— Так ты знаешь Марту Тадье? — спросил стрелок, поспешно разжимая руку.

— Разумеется, знаю, — отвечала я, стараясь казаться безразличной. — Она была так добра, что давала мне приют до самой прошлой недели.

— Так вы друзья с Мартой! — воскликнул капитан стрелков. — Что же ты сразу не сказала, девочка? А, ну, марш, ребята, все по коням! Я не допущу, чтобы в нашей стране всякая мразь нападала на добропорядочных граждан, особенно пока среди них попадаются такие красотки, как эта малютка!

— Вы очень добры, капитан… — пробормотала я уже в спину бравому начальнику отделения стрелков: он выскочил во главе подчинённых так стремительно, как будто за ними гнался разъярённый зверь из южных стран — тот, у которого толстая кожа, маленькие злые глазки и большой рог на носу. — Марта, я у вас в неоплатном долгу.

Домой я возвращалась с трудом и невероятной болью в ногах и руках, которые, казалось, специально ждали момента, когда я снова сяду в кресло самоходного аппарата, чтобы разболеться с новой силой. Однако совесть не позволила бросить на дороге гениальное изобретение нашего инженера, и я, чувствуя себя невероятно глупо, проехала весь путь до дома, к своему удивлению, не встретив по дороге ни одной живой души. Или вся округа сбежалась смотреть, как будут громить наш дом?

Дом наш, однако же, не громили. Когда я вернулась, стрелки уже сбили в кучу хулиганов, и капитан лично связывал их толстым канатом, взятым из нашего сарая. На башенке, венчающей здание, стоял, опустив ружьё, Лирье, а за его спину пряталась вечно смущающаяся Жани. Спуститься они отчего-то не осмелились (позже Лирье будет объяснять, что хотел высмотреть меня на дороге, но так и не увидел никого, пока я, подъехав, не заговорила со стрелками), и теперь с явной опаской поглядывали на спасителей. Как я узнала позднее, наши бравые защитники (я имею в виду инженера и служанку) не успели сделать ни одного выстрела, потому что всё то время, которое я добиралась до города, а потом стрелки скакали к нашему дому, местная пьянь потратила на подкрепление своей решимости соответствующей дозой горячительных напитков, и «на дело» они вышли, пошатываясь, держась друг за друга и за все вертикальные предметы, до которых могли дотянуться. Стрелков это прискорбное обстоятельство, между тем, нисколько не удручило, и негодяи были окружены по всем правилам боевого искусства, по всем правилам биты и взяты в плен.

— Принимайте работу! — отрапортовался капитан стрелков, приветливо мне улыбаясь. — Этот сброд больше вас не побеспокоит!

— Вы и представить не можете, как я вам признательна, капитан, — проникновенно ответила я. — Я буду благословлять вас всю свою жизнь, как своего спасителя!

Жани на башенке как-то странно хрюкнула и, покосившись туда, я увидела, что Лирье зажимает девушке рот, сам с трудом сдерживая улыбку. Однако капитан лесть проглотил безо всякой задней мысли.

— Не стоит, хозяюшка! — небрежно ответил он. — Это моя обязанность.

— Может быть, вы окажете мне честь и пообедаете со мной? — спросила я, приседая в глубоком острийском реверансе.

— Нет-нет, хозяюшка, не стоит! — отмахнулся капитан. — У меня тут сорванцов много, а вы, небось, не готовились к такому количеству гостей. Да и эту мразь доставить на место надобно.

— А что с ними сделают? — спросила я. Побитые и связанные хулиганы громко стонали, охали и сыпали невнятными угрозами в мой адрес.

— Подержим в холодке пару деньков, — усмехнулся капитан и многозначительно посмотрел на сжатые в кулаки руки. — Потом созовут суд и отпустят после штрафа. Не бойтесь, больше они вас не тронут!

— Пока меня защищаете вы, я не думаю ни о каких опасностях, — снова поклонилась я.

Капитан довольно усмехнулся, махнул своим и ускакал, а следом увели стреноженных хулиганов.

— Невероятнейший бред, — пробормотала я и махнула, в свою очередь, Лирье и Жани, чтобы спускались. — Не жизнь, а театральная постановка! Весьма дурного качества притом.

— Совершенно верно, — произнёс рядом со мной мужской голос. Я резко обернулась. В ту же минуту мужская ладонь закрыла мне рот и у своей шеи я почувствовала холод металла. — Попробуйте только пикнуть, дорогая Ивона, и вам не поздоровится.

Против подобной логики возразить трудно, и я, крепко прижатая к мужской груди, покорно двинулась туда, куда меня столь невежливо тащили. Пройдя несколько ярдов, похититель освободил мой рот и ухватил меня за руки.

— Право же, это становится утомительным, сударь, — раздражённо прокомментировала я по-дейстрийски. — Могу я узнать, господин Перте, что вам потребовалась от меня на этот раз?

— То же, что и всегда, — хмыкнул этот мерзавец. — Надеюсь, я не причинил вам неудобства.

— Ещё как причинили, сударь, и вы это прекрасно знаете, — прежним тоном ответила я. — Но, коль скоро вы не намерены приносить извинения, я бы попросила вас позволить мне занять более удобное положение. Вам и самому наверняка неудобно передвигаться спиной вперёд.

Нож у моего горла дрогнул, заставляя запрокинуть голову назад и прижаться к своему похитителю.

— Браво, Ивона! — засмеялся Дрон Перте. — Вы всё так же восхитительны, как и раньше. Извольте, если вы завяжете глаза и поклянётесь мне не кричать, мы можем кое-что изменить в вашем положении.

— К вашим услугам! — зло ответила я, выхватывая протянутую мне тряпку. — И, позвольте отметить, что некоторое время назад один обходительный кавалер клялся мне, что не унизился бы до насильного похищения женщины.

— Времена меняются! — хохотнул Дрон Перте и поправил повязку на моих глазах.

— Да, и как мерзавец вы сделались законченным, — отозвалась я. Странно, но я не чувствовала страха: не то не боялась Дрона Перте, не то целиком полагалась на обещание Мастера вытаскивать меня из любых передряг. В самом деле, если вспомнить, как закончили люди Греты, сыну синдика можно только посочувствовать. Сейчас звать напарника бесполезно, но он наверняка сумеет принять необходимые меры по моему спасению, когда проснётся. Или позовёт Мастера, хотя старого вампира, собственно говоря, нет необходимости звать, когда он нужен. Во всяком случае, одно я знала наверняка: авантюрист не причинит мне никакого вреда до тех пор, пока у него будет выбор. Другое дело, что, быть может, у него уже сейчас нет выбора, но тут уж я мало что могла сделать. — Могу я узнать, чем обязана нежданному визиту?

— Всё теми же делами, милая Ивона, — без тени раскаяния отвечал сын синдика. — Вы, видите ли, слишком соблазнительная добыча, чтобы о вас можно было так легко забыть. Идёмте, прошу вас.

— Вы об этом пожалеете, предупреждаю! — предостерегла я авантюриста, но он, как и следовало ожидать, не обратил на мои слова никакого внимания.

— Меня не мучает совесть. Вот сюда, пожалуйста!

— Я вижу, вы приготовили для меня карету, — отозвалась я, опускаясь на сидение. — Как мило с вашей стороны! А я уж боялась, что придётся идти пешком всю дорогу до… куда, вы сказали, вы меня везёте?..

— Я не так глуп, — засмеялся Дрон Перте, весьма романтично прижимая меня к себе так, чтобы я не могла пошевелиться и снова приставляя нож к моему горлу. Карета медленно тронулась. — И вот что, Ивона, я вежлив с вами, но, прошу вас, выкиньте из головы все мысли насчёт «внезапно выскочить из кареты». Я зарежу вас при первом же неловком движении с вашей стороны.

— Это будет очень печально, — раздражённо ответила я. — Послушайте, сударь, вы не могли бы обойтись без мелодраматических угроз и внятно объяснить, чего вы от меня хотите? В конце концов, я могу и намеренно спровоцировать вас на моё убийство, вы об этом не подумали?

— О, нет, Ивона! — уже менее легкомысленным тоном отозвался авантюрист. — прошу вас, обещайте, что вы этого не сделаете!

— И не подумаю, — отозвалась я, довольная своей идеей. — Уверена, всякая женщина предпочтёт смерть той участи, которую вы для меня готовите.

— Как вы могли обо мне так подумать! — воскликнул Дрон Перте, и в его голосе я уловила нотки искреннего возмущения. — Ивона, прошу вас, неужели что-либо в наших прежних отношениях давало повод вам считать меня способным на подобную низость?!

— Времена меняются, — напомнила я, и Дрон Перте не нашёл, что ответить. А, может, был слишком занят, одной рукой связывая мои запястья. — А теперь назовите, пожалуйста, цену моей свободы.

— Цену, сударыня? — переспросил авантюрист, затянув петлю так сильно, что я невольно вскрикнула от боли. — О, простите, я не хотел сделать вам больно.

— Неужели? — скептически отозвалась я. — Перестаньте хитрить со мной, Дрон Перте, вы выводите меня из себя.

— Ивона, глупышка, — отозвался авантюрист с неожиданной нежностью в голосе. — Неужели вы ничуть не боитесь за себя, если продолжаете вести разговор подобным тоном?

С этими словами он убрал нож от моего горла и, взяв меня за подбородок, поцеловал прямо в губы. От неожиданности у меня перехватило дыхание, и всё время, пока длился поцелуй, сердце стучало так оглушительно, как будто целый полк дейстрийских барабанщиков (мне приходилось видеть их в детстве) играл утреннюю побудку. Наконец, я смогла найти в себе достаточно сил, чтобы упереться связанными руками в грудь авантюриста и оттолкнуть его от себя.

— Что вы себе позволяете? — еле выговорила я срывающимся голосом.

— Прошу прощения, — хладнокровно ответил Дрон Перте. — Но, боюсь, в ближайшем будущем — которым вы так интересовались, дорогая, — вас будут ожидать менее приятные ощущения.

— Так, значит, вы намерены пытать меня? — спокойно уточнила я, чувствуя, как холодею от страха. Да, ты в самом деле изменился, молодой хозяин Перте!

— Только если у нас не останется другого выхода! — твёрдо ответил авантюрист.

— Деньги? — коротко уточнила я.

— Боюсь, что нет, дорогая Ивона. Но к чему гадать? Скоро мы доедем, и вы всё узнаете.

— Вы негодяй, — отчеканила я, поднося руки к закрывающей глаза повязке. Дрон удержал меня.

— Ивона, я умоляю вас быть благоразумной.

— Вздор! — отрезала я, отталкивая авантюриста и срывая повязку с глаз. Увы, всё, что я могла разглядеть, так это полумрак, царивший в карете: окошки были занавешены плотными чёрными шторками. В следующее мгновение я толкнула дверцу, полагая, что разрезать стягивающую запястья верёвку можно и на свободе, а бежать она всё равно не помешает. Карету озарил солнечный свет, заставивший нас обоих зажмуриться.

— Куда, дура! Разобьёшься! — вскрикнул Дрон, но те секунды, которые нужны были ему, чтобы удержать меня, он потерял, закрывая глаза от света. — Останови карету, Мак, останови немедленно!

Безо всякого сомнения, я бы выпала из кареты и жестоко бы ударилась о землю, если бы холодные руки не легли бы мне на плечи, заталкивая внутрь. Почти одновременно с этим Дрон схватил меня за запястья, притягивая к себе.

— Мерзавец! — от души воскликнула я, имея в виду отнюдь не своего похитителя. — Подлец, подонок!

— Я спас вас, — возмущённо отозвался Дрон Перте, приняв мои слова на свой счёт. — Ивона, вы вовсе лишились ума, собираясь выпрыгивать из кареты на такой скорости? Проклятье, вы могли покалечиться!

— Вы предлагаете дожидаться, пока меня покалечат ваши люди? — отозвалась я, чувствуя мучительную дурноту от ожидающей меня перспективы — и от той, от которой я избавилась стараниями своего напарника.

— Вам ничего не угрожает! — вновь возмутился Дрон Перте, но на сей раз как-то неискренне. Я не ответила: под наплывом чувств меня покинуло самообладание, и я самым позорным образом разрыдалась.

— Ну, что же вы? — ласково произнёс сын синдика, прижимая меня к себе и гладя по волосам… потом по шее, плечам и спине, заставляя затихнуть в его объятиях. — Маленькая моя, ну, не плачьте. Всё хорошо, Ивона, я с вами. Всё хорошо…

Нежный шёпот становился всё более интимным, и губы Дрона уже скользили по моей щеке, когда я, неловко заслонившись связанными руками, холодно сказала:

— Господин Перте, до меня дошли слухи о вашей помолвке.

— Это имеет для вас значение? — как-то даже удивился сын синдика.

— И вы собираетесь жениться девушке, которая искренне верит в нашу с ней дружбу, — продолжила я.

— Да, но что это меняет? — всё тем же мнимо удивлённым тоном отозвался авантюрист, прижимая меня к себе так, чтобы я не могла пошевелить даже пальцем.

— Дрон, честное слово, я требую, чтобы вы немедленно избавили меня от своего общества!

— Вот видите, вы уже называете меня по имени, — отозвался авантюрист, не снисходя до объяснений, насколько нелепо моё требования. — Ивона, дорогая, жизнь так коротка, а вы ещё так молоды. Почему бы вам не доставить себе законное удовольствие — вместе со мной? Кому вы причините этим вред?

— Пустите меня! — простонала я, изнемогая от тщетных попыток вырваться. Ну, почему, бога ради, почему авантюрист напал на меня именно тогда, когда у меня нет при себе ни стилета, ни яда ни даже отмычек! Хотя, конечно, отмычки мне бы пригодились меньше всего.

— Ни за что, — засмеялся авантюрист. — Я бы вёл себя совершенно иначе, если бы внушал вам отвращение, но мы-то с вами знаем, насколько вас тянет ко мне.

— Дрон, будьте же благоразумны! Нас могут услышать!

— Хотите, мы остановим карету, и я отпущу кучера? — оживился авантюрист, целуя моё плечо.

— О, Господи, прекратите! — взмолилась я, чувствуя, что теряю силы.

«Не соглашайся, — прозвучало у меня в голове, и я мысленно разразилась проклятиями. — Ами, девочка моя, прости, но всё развивается точно по плану».

«И тебя устраивает то, что Дрон Перте обнимает меня у тебя на глазах?!» — мысленно взвыла я.

«Это неизбежное зло, моя дорогая, но постарайся избежать остановки».

«Ненавижу!» — выдохнула я, но напарник больше не отвечал. Дрон Перте, когда я обратила на него внимание, был явно встревожен, и хлопал меня по щекам. По всей видимости, я потеряла сознания, потому что авантюрист уговаривал меня очнуться и сокрушался относительно своей грубости и неосторожности.

— Сударь?.. — с трудом выговорила я, понимая, что накатившая под влиянием вампирских чар слабость даёт мне определённые преимущества.

— Вам лучше? — облегчённо выдохнул сын синдика, устраивая меня поудобнее. — Ивона, простите меня! Я осёл, болван, глупец! Посадить вас в душную карету, заставить волноваться, да ещё сдавить так, что вы не могли дышать!.. Ну, скажите мне, что вы меня прощаете!

— Если не считать, что вы похитили меня из моего собственного сада, угрожали ножом, связали руки и теперь везёте на пытку — о, сударь, у меня нет к вам ни малейших претензий! — слабо улыбнулась я. — В самом деле, какие могут быть счёты между старыми друзьями?

— Вас никто не будет пытать, — серьёзно возразил сын синдика. — Клянусь честью, пока вы со мной — вы в полной безопасности. Я всего лишь собираюсь доставить вас в уютное место, вдали от людей, и там дождаться появления вашего приятеля.

— Так я и предполагала! — воскликнула я, гадая, что бы сказал Дрон Перте, если бы знал, что вожделенный вампир сидит на крыше его кареты. — Разумеется, не может быть иной причины, по которой вы бы добивались встречи со мной, кроме как намерение через меня выйти на моего напарника!

— Таковы мужчины, — сочувственно произнёс авантюрист. — Мы вечно отвлекаемся на свои игрушки, забывая самое главное.

— Под самым главным, я полагаю, вы разумеете своё бесстыдство? — уточнила я, и Дрон Перте весело рассмеялся.

— Когда мы решим свои маленькие проблемы, дорогая Ивона, я уделю вам столько времени, сколько вы захотите, и заставлю изменить своё мнение относительно «бесстыдства». Дайте только срок!

«Мерзавец!» — так явственно прошипел на крыше вампир, что я удивилась, как его никто не услышал. Отвечать на этот возглас я сочла несвоевременным.

— Вашу руку, Ивона! — потребовал Дрон Перте, выходя из кареты и открывая передо мной дверцу.

— Тогда уже говорите «руки», — сударь, — ворчливо ответила я, опираясь на протянутую ладонь авантюриста. Сейчас, когда путешествие подошло к концу, я начала понимать, что лежать в объятиях сына синдика было не так уж плохо, особенно если бы карета остановилась, и мы бы не поехали туда, где Дрон намеривается шантажировать вампира с моей помощью. Что касается верности, то существо, толкнувшее меня обратно в плен ради своих махинаций, не заслуживает подобного обращения.

«Ты ко мне несправедлива, — расстроенно отозвался напарник. — Немного терпения, и я всё тебе объясню. А сейчас заставь его отвернуться».

— Куда вы меня ведёте? — спросила я, хотя ответ был очевиден: мы подъехали к одноэтажному дому, больше всего напоминающему сарай из-за своей запущенности, и теперь сын синдика вёл меня по дорожке к двери, вежливо придерживая под локоть.

— К вашим старым знакомым, — улыбнулся Дрон. — Правда, я не уверен, что вас обрадует встреча.

— Более чем убеждена, что не обрадует, — заверила я и принялась озираться. — Послушайте, сударь, моя вопрос покажется вам нелепым, особенно в подобной ситуации, но не будете ли вы так добры, не скажете ли вы мне, что за птица сидит на том дереве с раздвоенной верхушкой? Я никогда прежде не видела подобных созданий.

— Где птица? — удивился Дрон Перте и покорно посмотрел туда же, куда и я. В этот момент моей руки коснулись ледяные пальцы, больно дёрнули, снимая одно кольцо и надевая взамен другое. Я удовлетворённо кивнула. — Так это же дрозд! Неужели вы не узнали?

— Дрозд? — искренне удивилась я. — Право же, никогда бы не подумала! У нас в Дейстрии дрозды совершенно другие.

— И всё же это дрозд, — серьёзно ответил сын синдика, ни на мгновение не сомневающийся в уместности подобной темы.

— Даже птицы в Острихе склонны украшать себя больше необходимости, — пробормотала я, поскольку увиденная мной птица была ярче, нежели дрозды нашей родины. Вероятно, обиженный моим нелестным мнением, предмет обсуждения улетел, а сын синдика, спохватившись, подтолкнул меня к дому.

«Умница».

В доме меня в самом деле ожидала встреча со старыми знакомыми, хотя, как Дрон и предсказывал, я легко могла бы обойтись и без неё. Тот мнимый «муж» несчастной проститутки, который похитил меня, казалось, сто лет назад в столице Дейстрии, и его начальник, высокий полный мужчина с брезгливым голосом. Он так и не сбрил свои бакенбарды, а его подчинённому ещё больше, чем прежде, необходима была женская забота: выглядел «муж» ещё более жалко, чем в Дейстрии.

— Товаль, я полагаю? — холодно повернулась я к главному. — Не могу сказать, что меня радует наше знакомство.

В ответ мерзавец разразился ругательствами.

— Вы нарушаете наш уговор, — обратился он к Дрону. — Почему эта девка не связана, почему вы не заткнули ей рот?!

— Выбирайте выражения, когда говорите о женщинах, друг мой, — невозмутимо проговорил Дрон и подвёл меня к стоящему перед низеньким столиком креслу. Всей мебели в тесной комнатке, кроме кресла и столика, было ещё два кривых табурета и добротный старый буфет, идущий через всю стену. На столике стояла бутылка с вином и три стакана, из которых всего один был чистым.

Невозможно привести дословно ответ Товаля, однако смысл его сводился к тому, чем, по его мнению, мы занимались с Дроном Перте по дороге сюда, и как это повлияло на его умственные способности. От стыда я закрыла лицо руками, хотя, право слово, мне было не в чём себя упрекнуть.

— Полегче, друг мой, — обманчиво кротким голосом попросил авантюрист. — Вам не стоит ни ссориться со мной, ни обижать эту прекрасную девушку. Поверьте, есть и более простые способы расстаться с жизнью.

— Это не прекрасная девушка, вы, болван! Мы заперли её наедине с вампиром, прикованную цепью к стене, а она открыла все замки и смылась вместе с нашей добычей! А вы хотите, чтобы мы гладили её по головке и умилялись?!

— Я хочу, чтобы вы вежливо обращались с дамой, — твёрдо ответил сын синдика. — А если желаете обидеть её, подумайте о моей шпаге.

— А ты подумай о моём пистолете, щенок! — прорычал вконец разъярённый Товаль и наставил на сына синдика оружие.

— Вздор! — спокойно и бесстрашно ответил авантюрист. — Дешёвая игра — пытаться угрожать человеку незаряженным оружием.

— Блеф! — крикнул Товаль, но Дрон Перте улыбался, и негодяй, не удержавшись, опустил руку, чтобы взглянуть на пистолет. В тот же миг Дрон, выхватив шпагу, метнулся в сторону, уходя с линии прицела, подскочил к Товалю и ударил его по руке, заставляя выронить оружие. Пистолет упал на пол и выстрелил; пуля просвистела у самых моих ног. Сын синдика, всё так же спокойно улыбаясь, приставил к груди Товаля шпагу и произнёс всего два слова:

— Легковерный дурак!

После чего обыскал негодяя свободной рукой и отбросил в сторону ещё один пистолет и нож, спрятанный за пазухой. Коротко взглянул на «мужа», и тот, расстегнув камзол и вывернув карманы, покачал головой.

— Так-то лучше, милостивые хозяева, — любезно произнёс Дрон Перте, отходя в сторону, вкладывая шпагу в ножны и оборачиваясь ко мне. Я сидела в кресле, поджав ноги и схватившись за голову, насколько это позволяли связанные руки. Размолвка между негодяями, внезапность угрозы и быстрота расправы привели меня в совершеннейший ужас, и от страха я едва могла пошевелиться. Нет, право слово, я совершенно не гожусь для подобных приключений!

— Вот видите, — ласково улыбнулся мне сын синдика. — Ивона совершенно не опасна, она мила и кротка, как и подобает женщине её положения.

— Её положение! — вступил в разговор «муж», не скрывая своего презрения. — Она всего-навсего прислужница в шляпной лавке, вот кто она такая!

— Она была прислужницей в шляпной лавке, — мягко проговорил Дрон, но глаза его опасно сверкнули. — Жизнь сделала — с вашей помощью, милостивые хозяева! — из неё нечто совершенно иное, и было бы глупо полагать…

— Прекратите разглагольствовать! — раздражённо перебил авантюриста Товаль. — Хотите, мы будем вежливы с этой девкой, воля ваша. Вы лучше скажите, что собираетесь делать дальше?

— Ждать темноты, — твёрдо ответил сын синдика и иронично добавил: — Наслаждаясь вашим наиприятнейшим обществом, как и обществом этой милой барышни.

— Разве она не должна сидеть на цепи в подвале? — неприятным голосом осведомился «муж», и я поёжилась от страха.

— До темноты ещё очень много времени, милостивые хозяева, и я не вижу смысла мучить Ивону больше, нежели это необходимо.

— Премного вам благодарна, сударь, — по-дейстрийски заявила я, меряя Дрона Перте хмурым взглядом.

Товаль брезгливо на меня покосился, явно задетый тем, что женщина в моём положении ещё и разговаривает, однако вслух возмущаться не стал.

— Спасибо, моя дорогая, — отвесил мне шутливый поклон сын синдика. — Итак, друзья мои, коль скоро мы пришли к согласию, почему бы нам не отметить зарождающуюся дружбу?

«Муж» оживился и с вожделением уставился на наполовину пустую бутылку.

— Какой смысл заниматься делами, если перед этим напиваться? — недовольно проворчал Товаль.

— Вы полагаете, такой бутылки на четверых будет достаточно, чтобы напиться? — удивился сын синдика.

— А вы собираетесь поить свою девку нашим вином?! — шокировано отозвался Товаль.

— Полегче, друг мой, — нахмурился Дрон. — Почему бы мне не угостить Ивону, коль скоро вы отказываетесь составить мне компанию?

— Благодарю вас, но я… — начала было я, однако на меня никто не обратил внимания.

«Тш-ш-ш! Тихо, милая моя, не спорь, когда не спрашивают!» — потребовал напарник.

— У нас всё равно нет четвёртого стакана, — проворчал Товаль, шагнув поближе к столику.

— Прекрасно! — засмеялся сын синдика. — Я разолью вино по стаканам, и один из нас будет пить из бутылки, согласны? Ивона, ты ведь не откажешься выпить со мной за успех нашего общего дела?

— Общим делом вы называете гнусный шантаж, к которому собираетесь прибегнуть? — уточнила я, стараясь, чтобы ничего в моём лице или позе не выдало охватившего меня волнения.

— Я бы не стал прибегать к таким формулировкам, — мягко заметил сын синдика и разлил вино по трём стаканам. Товаль презрительно фыркнул, не собираясь признавать за мной права человеческого существа.

— Нет-нет, друг мой, — обратился Дрон к протянувшему руку за бутылкой «мужу». — Возьмите свой стакан, вы из него уже пили, а мне оставьте бутылку. Хотите, я долью вам, но бутылка останется у меня.

— Брезгуете? — усмехнулся Товаль и взял со столика стакан. «Муж» последовал его примеру.

— Итак, за наши успехи! — патетично воскликнул сын синдика и поднёс бутылку к губам. То же сделали Товаль и его подручный со своими стаканами, а я сидела, обхватив двумя руками свой (одной его было держать неудобно) и боялась вздохнуть. Всё должно произойти очень быстро, если только снадобье успело раствориться в вине. Должно было успеть. Господи боже, помоги мне!

— А вы почему не пьёте, моя дорогая? — мягко спросил сын синдика, не то не замечая моего волнения, не то находя его вполне естественным.

— Из ваших рук? — хмыкнула я. — Увольте!

— Вы полагаете, я хочу вас отравить? — удивился сын синдика, шагнул ко мне… и замертво упал к моим ногам.

— Проклятье! — вскричал Товаль, шагнул в сторону отброшенного Дроном пистолета — и повторил судьбу своего подельника. Я перевела взгляд на мнимого «мужа», но тот каким-то чудом умудрился мягко опуститься на пол и теперь вовсю храпел.

— Силы небесные! — еле выговорила я, чувствуя, что от накатившей слабости не смогу подняться на ноги.

— Ты умница, — уже вслух заявил мой напарник, оставаясь где-то снаружи дома. — Отлично справилась. Теперь соберись, осталось совсем немного.

— Ты подлец, — ответила я, нисколько не собираясь щадить чувства не-мёртвого. — Ты мог бы всё сказать мне заранее!

— Тогда ты бы не сыграла так хорошо роль беззащитной маленькой девочки, — хмыкнул напарник. — Ну же, Ами, не время рассиживаться!

Охая, я встала на ноги, подняла валяющийся на полу нож и перерезала им стягивающую запястья верёвку. Потом подошла и на всякий случай проверила каждого из одурманенных зельем врагов. Ни один из них не притворялся, да и не мудрено! Вся шутка была невероятно проста и целиком строилась на пристрастии «устриц» к театральным эффектам, подарке Мастера и ловкости — моей и напарника. Пока я отвлекала сына синдика дроздом, вампир снял с моего пальца кольцо, которое я носила обычно, снимая только в экстренных случаях — и заменил другим, развёрнутым к ладони. Под старинной геммой в кольце скрывалось отделение, которое можно было по своему желанию наполнить ядом — или любым другим снадобьем, весьма нужным для одинокой девушке в этом беспокойном и страшном мире. Пока мужчины выясняли отношения, я успела всыпать всё содержимое кольца в вино и даже слегка взболтать бутылку, после чего притворилась смертельно напуганной. Впрочем, мне не пришлось притворяться в этом вопросе, я действительно сходила с ума при мысли, что кто-то из троих негодяев обернётся и поймает меня на месте… не скажу «преступления», но уж точно не такого дела, которое они могли бы одобрить!

— Это действительно просто, моя дорогая, — отозвался напарник. — Совершенно очевидно, что такие люди только вином могут скрашивать ожидание, равно как и то, что они сами найдут повод отвлечься от своей пленницы. И я тобой горжусь, ты молодец и достойна всяческой похвалы. А сейчас, пожалуйста, не медли!

Тяжело вздыхая, я открыла дверь и увидела у порога напарника в сопровождении нашего мальчишки на побегушках, Клода.

— Я не могу войти в дом, — быстро произнёс вампир, — Они везде прибили рябиновые кресты. Позаботься об этом, и поскорее.

— Я всё сделаю, хозяин! — вызвался Клод, которому, по всей видимости, приключение доставило больше удовольствия, чем мне. Проскользнул мимо меня в дом и схватил один из табуретов, после чего умчался наружу.

— Он знает, где расположены все кресты, — пояснил напарник и поманил меня к себе. — Я показал, чтобы не терять времени даром.

Я шагнула навстречу вампиру, потирая натёртые верёвкой запястья и молча заглянула в глаза.

— Я виноват, маленькая, — тихо произнёс Беренгарий, раскрывая мне свои объятия. — Но ты поймёшь. Ты всё поймёшь, даю слово!

— Ты не спал! — всхлипнула я, с облегчением прижимаясь к его сухому костистому телу. — Ты не спал, пока я сходила с ума от беспокойства, мчалась в город, потом обратно… я звала тебя, просила помочь, а ты!

— Ну-ну-ну, дорогая, — шепнул вампир, ласково оттирая слёзы с моих глаз. — Ты была так уверена, что мне нужно отоспаться, и окликнула меня всего раз или два, не больше. Зато я, обманув тебя, обманул и нашего друга Перте, и заставил его привести меня к самому их логову.

— Но ты же мог освободить меня раньше, до того, как я зайду внутрь! Не оставлять меня в руках этих негодяев!

— А как бы я сам попал в дом? — несколько раздражённо отозвался напарник. — Они бы заперлись изнутри и только бы смеялись над угрозами покалечить Перте, который бы остался нам с тобой в утешение.

— И ты отдал меня этому типу! — выдвинула последнее обвинение я, с содроганием вспоминая объятия Дрона Перте, его поцелуи и совершенно безнравственные речи. Напарник опустил голову.

— Я должен был захватить Товаля, — глухо произнёс он. — Любой ценой. Но, девочка моя, я сделал для твоей защиты всё, что было в моих силах!

— А на моё волнение тебе наплевать, — проворчала я и легонько оттолкнула напарника. Тот хмыкнул и прижал меня крепче к себе. В наступившей тишине мы явственно слышали, как орудует «лапкой» Клод, отдирая кресты от оконных рам.

Преступники очнулись не раньше, чем наступила ночь, и нам пришлось зажечь свечи. Все они были связаны и усажены на пол на некотором расстоянии друг от друга. Что касается кресла и табуретов, то напарник справедливо решил оставить их за победителями. Сам он, впрочем, уселся на столик, воспользовавшись одним из табуретов как скамеечкой для ног.

— Итак, господа мои, вы хотели меня видеть, — усмехнулся мой напарник, наставляя пистолет, подобранный им с пола, поочерёдно на каждого из авантюристов. — Вы видите, некоторые желания в самом деле сбываются.

Товаль разразился бранью, Дрон горько улыбнулся, а «муж» пришибленно молчал, переводя взгляд с меня на вампира и с вампира на остальных участников представления. Что касается Клода, то он сидел на втором табурете и сжимал второй пистолет Товаля. Вид у мальчишки был довольно-таки бессмысленный: он не знал дейстрийского, на котором сейчас говорил не-мёртвый.

— Да, теперь пришла ваша очередь бесполезно ругаться, — вежливо улыбнулся напарник. — Итак, господа, не буду отнимать ваше время: вам предстоит отправиться в ад ещё до исхода ночи. Вы можете сделать это быстро, а можете медленно и мучительно. Заметьте, я не собираюсь лгать, что отпущу людей, так настаивающих на встрече со мной, но даю вам честное слово, что в случае отказа к утру вы сами будете умолять о смерти.

— Это ты во всём виноват, щенок! — прошипел Товаль, ворочаясь в стягивающих его путах и обращаясь к Дрону Перте. — Почему ты не связал девчонку как полагается?

— Теперь уже поздно выяснять отношения, — вмешался мой напарник. — Вы проиграли — умейте это принять. И, пожалуйста, поменьше посторонних разговоров.

— Чего вы хотите? — спросил Дрон Перте, укоризненно глядя на меня.

— От вас — чтобы вы помолчали, сударь, — ответил вампир. — Мой вопрос к будет адресован вашим коллегам, за которыми я охочусь не первый год.

— Будь я проклят, если ты что-то узнаешь от нас! — выкрикнул Товаль.

— Жаль, — равнодушно ответил не-мёртвый и перешёл на острийский. — Клод, малыш, возьми, пожалуйста, вон тот нож и подойди ближе к этому господину. Думаю, для начала ты мог бы выколоть ему глаз.

— Опомнитесь, сударь! — вскричал Дрон Перте, предпринимая безуспешную попытку вскочить. — Как вы можете… ребёнку!.. при женщине!

— Вы не оставляете мне другого выбора, — равнодушно отозвался вампир. — И сядьте, сударь, иначе мне придётся начать именно с вас. Ну-с, Товаль, вы готовы?

Клод с видимым удовольствием подобрал нож, подкинул его на руке и послушно подошёл к Товалю.

— Левый или правый, хозяин? — уточнил мальчишка, явно не смущаясь предстоящим.

— Опомнитесь! — простонал Дрон, и Клод немедленно повернулся к нему с тем же вопросительным выражением.

— Право же, это чересчур, — пробормотала я, но напарник пригрозил мне кулаком, и я замолчала. Товаль напрасно извивался, пытаясь отползти от ребёнка: его посадили у самой стены, и назад отступать было попросту некуда.

— На твоё усмотрение, малыш, — предложил напарник, и Клод снова поворотился к Товалю, примериваясь ножом к его правому глазу. — Итак, сударь, вы готовы?

— Будьте вы прокляты! — ответствовал охотник на вампиров. — Уберите своего мальца, я сдаюсь!

— Давно бы так, — пробормотал напарник. — Клод, отойди от него, будем разговаривать.

— Как прикажете, — разочарованно отозвался мальчишка и вернулся на свой табурет.

— Итак, Товаль, слушайте внимательно, — на дейстрийском заговорил мой напарник, — я второй раз повторять не буду. За три дня до моего побега из вашего подвала к вам приходил старый вампир, мой наставник. Вы убили его, и я хочу знать, как вы это сделали. Скажете честно — умрёте быстро. Соврёте или откажетесь говорить — ваша смерть будет мучительна. Вы всё поняли, Товаль?

— Его убили ваши же, сынок, — с тяжеловесным сочувствием ответил негодяй, и я в ужасе взглянула на напарника, ожидая взрыва ярости. — Пошли следом и ударили в спину. Расстреляли в упор. Уж не знаю зачем им это понадобилось, видно, хотели на тебя сами влиять, без посредников.

— Забавная выдумка, — хладнокровно улыбнулся вампир. — Если не знать, что ни один не-мёртвый не подпустит к себе человека, и не будет ждать, пока ему в спину прилетит пуля. А уж Карлийль в отношении людей отличался даже излишней подозрительностью.

— Не хочешь — не верь, — пожал плечами Товаль. — Я не лгу. Вот и Грен тебе подтвердит.

«Муж» немедленно закивал, как будто надеялся энтузиазмом заменить недостаток искренности.

— Ложь, — уже по-острийски произнёс мой напарник. — Клод, малыш, я думаю, лучше выколоть Товалю правый глаз, а Грену — левый. Приступай.

— Нет! — завопил Товаль так отчаянно, что Клод, уже вскочивший с табурета, остановился, вопросительно глядя на вампира. — Уберите его, уберите!

— И не подумаю, — отозвался напарник. — Клод, ты можешь…

— Не надо! — закричал Грен, резво отползая в самый угол. — Не трогайте меня, я всё скажу, всё скажу, только не трогайте! Сжальтесь!

— Когда вы бросили на съедение вампиру ни в чём не повинную девушку, вы не больно-то думали о жалости, — холодно заметил мой напарник. — И когда убивали проститутку, которую хотели скормить мне вместо Ивоны, вам тоже не было дело до жалости.

— Я её не убивал! — затрясся «муж». — Мы сбежали наутро, и не задерживались ни одной лишней минуты в том проклятом городе! Я никого не убивал, клянусь вам, клянусь!

— Идиот, — сплюнул Товаль. Вампир кивнул Клоду, тот подскочил и стукнул мужчину по зубам рукоятью ножа. Голова несчастного преступника мотнулась назад, а губы окрасились кровью.

— Тот из вас, кто захочет рассказать правду, умрёт первым и быстро, — внёс предложение Беренгарий. — Второму останется только завидовать… до самого утра. Ну, господа, что скажете?

— Перестаньте, сударь, это бесчеловечно! — выкрикнул Дрон, успевший, пока длился разговор, отползти в противоположный от Грена угол и теперь пытающийся там встать на ноги. Клод вопросительно взглянул на вампира, но тот покачал головой.

— Сядьте, сударь, пока вас не уронили, — спокойно произнёс он. — С вами разговор будет отдельный, позднее. И запомните, пожалуйста, я не человек. И очень давно притом. Ну, вы сядете или вас усадить?

Дрон покачал головой и опустился на пол.

— Так-то лучше, — заметил вампир. — Впредь потрудитесь не отнимать моё время, у нас его не так уж много осталось, а мне ещё пытать ваших друзей.

— Сжальтесь, — простонал Грен в своём углу. Напарник покачал головой и подмигнул мальчишке. Клод понятливо кивнул и подскочил уже к «мужу», чтобы стукнуть по зубам и его. Увернуться несчастный, понятно, не сумел.

— Сударь, опомнитесь! — снова воззвал из своего угла Дрон Перте. — Как вы можете допускать подобное в женском присутствии?

— Если бы эти господа её пытали, она бы получила гораздо больше острых ощущений, — равнодушно ответил мой напарник. — К тому же ей пора учиться.

— Негодяй, — тихонько пробормотала я, в глубине души совершенно солидарная с сыном синдика.

«Не волнуйся, убивать я их при тебе не стану» — отозвался вампир и повернулся к своим пленникам.

— Шутки кончились, господа. Я считаю до трёх. Итак, раз…

— Я всё скажу, — взмолился Грен. — Смилуйтесь, сударь, я всё скажу!

— Заткнись, глупец! — гаркнул Товаль. — Слушай меня, щенок, если тебе приспичило выяснить правду.

— Приспичило, — кивнул вампир и сделал знак Клоду. Тот ударил Товаля рукоятью ножа уже не в зубы, а в грудь, да так, что бедняга, задохнувшись, сложился попалам. — И будьте повежливее… сударь.

— Убери своего мальца, — прохрипел Товаль, когда к нему вернулся дар речи. — Я всё скажу, но дай же мне отдышаться.

— Отойди, малыш, — подмигнул вампир, и мальчишка, поклонившись, вернулся на своё место — но не раньше, чем, по собственному почину зашёл в угол и отвесил Грену такой же удар, как и его начальнику.

— Мы… знали, что он придёт… — тяжело произнёс Товаль на дейстрийском, опасливо косясь на мальчишку. — И… успели… подготовиться… к встрече…

— Откуда знали? — перебил напарник. — Откуда вы вообще узнавали все наши планы? Живо!

Клод с готовностью вскочил на ноги, Дрон сделал протестующее движение, Товаль замялся, явно не желая сдавать нам своей источник сведений, и Грен перехватил инициативу:

— Мы подкупили прислужницу в бюро, она добыла нам ключ от задней двери, и вечерами, прибираясь, приносила документы со стола господина Марлья.

Я вздрогнула: Марльем звали начальника отдела борьбы с контрабандой, единственного человека, которому подчинялся вампир.

— Мы читали их и относили обратно, а иногда проглядывали бумаги из сейфа, — угодливо продолжал Грен. — Когда мы уехали, мы передали Лорену письмо для служанки, и она продолжала поставлять для нас сведения.

На лицо моего напарника было страшно смотреть.

— Кто такой Лорен? — спросила я, пока вампир переваривал полученные новости. Грен презрительно на меня покосился, на острийском пробормотал ругательство насчёт баб, вмешивающихся не в своё дело, и Клод, стрелой пронёсшийся к нему, с размаху стукнул негодяя по носу. — Клод, паршивец, это было не обязательно!

— Вы не знаете эту публику! — наставительно произнёс мальчишка, гордо вскидывая голову. — Если их по зубам не бить, они вам такого наговорят!..

— Но, послушай…

— Он прав, — раздражённо отозвался мой напарник. — Клод, малыш, ты всё правильно сделал, только впредь будь осторожнее. Ты мог совсем разбить нос этому господину, и разговор бы оборвался бы сам собой. А вы, сударь, извольте отвечать, когда вас спрашивают. Кто такой Лорен?

— Курьер Хозяина, — буркнул Товаль. — Как раз для таких делишек годится. Подкупить там, выкрасть, подкинуть кому чего надо, потом Хозяину переслать. Он там так и сидит, в столице вашей, и бюро доит.

— Идиоты, — прошептал вампир, уронив голову на сложенные руки. — Идиоты… Прислуга, уборщица — вот тот предатель, которого мы не смогли отыскать в наших рядах.

— Может быть, они и насчёт прислуги лгут? — попыталась утешить вампира я, но он покачал головой.

— Можно, я им ещё раз врежу? — попросил Клод таким тоном, каким приличные мальчики его возраста добиваются права намазать на хлеб и джем, и сливочное масло. — Вы только не огорчайтесь, хозяин!

— Врежь, — равнодушно приказал мой напарник. — И пусть рассказывают дальше.

Оба охотника на вампиров сложились пополам от ударов мальчишки и, отдышавшись, Товаль продолжил:

— Мы тогда ещё держали тебя в гробу, под веточкой рябины, и ты лежал труп-трупом, и никого не мог предупредить или позвать на помощь.

— Я помню, — холодно произнёс напарник, взбешённый упоминанием о пережитом унижении. Клод взглядом попросил разрешения снова ударить пленников, но вампир покачал головой. — Говори дальше!

— Мы спрятали тебя в дальней комнате, и обвесили там всё рябиной, — торопливо продолжил Товаль. — И ведущие во двор окна обвесили тоже, не тронули только ведущих на улицу, чтобы не привлекать к дому внимание. Но двери из выходящих на улицу комнат во внутренние помещения защитили тоже. Так мы могли быть спокойными, и не бояться, что твои приятели проберутся внутрь.

— Я помню, — всё так же холодно ответил напарник. — А дальше?

— Мы оставили открытым только один путь и, когда к нам подошёл старый вампир в красной куртке, и потребовал тебя, предложили войти и взять самому. Если сможет. Мы боялись, если его не раздразнить, он так и останется снаружи. Сделали вид, будто случайно проговорились про тебя. И он клюнул!

— Мерзавцы! — процедил мой напарник. — Карлийль был умнейшим не-мёртвым, он наверняка раскусил вашу глупейшую шутку, но всё-таки рискнул — ради меня. Но чем же вы его всё же убили? Прицелься вы в него из пистолета, он успел бы увернуться и свернуть ваши глупые шеи.

— Вот поэтому мы и не стали в него стрелять, милостивый хозяин, — угодливо заговорил Грен, но под взглядом Беренгария сник и перешёл на дейстрийский. — Мы заранее сняли доски с пола и спрятали там бомбочку, набитую серебряным хламом.

— И что? — перебил негодяя мой напарник. — Карлийль никогда бы не прошёл рядом с серебром так, чтобы оно могло его ранить!

— Но путь-то был один, добрый господин, — забормотал Грен. — А бомбочка пряталась в стороне, вот ваш учитель и шагнул в комнату, куда ему было деваться, если он хотел вас заполучить?..

— Мы закрепили доски так, чтобы получился рычаг, — вмешался Товаль, не собираясь отдавать подельнику возможность одному выслужиться перед вампиром. — Один шаг на них — и в углу гвоздь пробивал капсюль, взрывая бомбу. Старика просто нашпиговало серебром, некуда было уворачиваться. Он и пикнуть не успел, как концы отдал, а утром от него только пепел остался.

В следующий момент прогремел выстрел, за ним, чуть помедлив, другой, но я не увидела, в кого они попали, потому что глаза мои заволокло красным туманом, и я потеряла сознание. Очнулась я от того, что меня окликал по имени Дрон Перте.

— Ивона, очнитесь! Ивона! Ивона, любовь моя, откройте глазки!

— Выбирайте выражения, сударь, — попросила я, с трудом размыкая веки. Комната осталась прежней, только исчезли из углов Товаль с Греном, да вампира с мальчиком нигде не было видно. — А где… все?

— Их убили, — ответил авантюрист и сжал зубы. — Мальчишка выстрелил сразу за вашим хозяином. Прямо в сердце, оба выстрела. Где вы взяли такого талантливого бесёнка?

— Да нет же! — досадливо воскликнула я. — Куда делись вампир и мальчик? И куда они унесли трупы?

— Трупы?! — негодующе переспросил сын синдика. — Ивона, на ваших глазах чудовище убило двоих человек — и вы так спокойно об этом говорите?!

— Перестаньте молоть чепуху, — разозлилась я, оглядываясь в поисках хоть какого-нибудь оружия: в обществе Дрона Перте, пусть и связанного мне было не по себе. К счастью, напарник оставил на столике заряженный пистолет, маленький, так называемой «дамской» модели. Взяв оружие в руки, я навела его на авантюриста и раздражённо продолжила:

— Неужели эти типы должны быть для меня важнее собственной свободы и жизни? От ваших людей я не видела ничего хорошего, только угрозы и ругань, и не их вина, что меня не пришлось пытать.

— Но, Ивона, это же люди…

— Вздор! Перестаньте, Дрон, иначе я совершенно в вас разочаруюсь. Лучше скажите мне, наконец, почему все ушли, и оставили нас вдвоём?

— Ваш приятель сказал, что уберёт «дохлятину», как он выразился, подальше, и мальчишка ушёл ему помогать, — пожал плечами сын синдика. — Но, послушайте, Ивона, вы ведь не думаете, что я позволил бы хоть одному волосу упасть с вашей головы?

— Это вы теперь так говорите, — отозвалась я, не опуская пистолета. По правде сказать, я стреляла всего один раз в жизни, под руководством напарника, и теперь была не уверена, что сумею повторить подобный подвиг.

— Вы правы, что не верите мне, — горько усмехнулся авантюрист. — Но вспомните, именно из-за моего хорошего отношения к вам вы и сумели взять верх.

— Не нужно лести, — пробормотала я. — Замолчите!

— Вы боитесь меня? — улыбнулся Дрон Перте. — Ивона, дорогая, смешно бояться беспомощного и связанного человека!

— Я думаю, что вас стоит бояться даже мёртвого, сударь, — отозвалась я. — И прошу вас, перестаньте со мной разговаривать!

— Вам плохо? — с искренним, как мне показалось, беспокойством спросил авантюрист. — Я ведь говорил — не стоило вам оставаться в комнате и смотреть на весь этот ужас!

— Замолчите! — из последних сил закричала я и была вынуждена отложить пистолет, чтобы не выстрелить из него случайно, так дрожали мои руки. С каждым мгновением меня охватывал всё больший и больший ужас при мысли, что этого человека, сейчас такого полного жизни, красивого, весёлого и улыбающегося, несмотря на угрожающую ему опасность, изобьют, изрежут и застрелят, и от него останется только мёртвое тело, не способное уже ни говорить, ни чувствовать. Мне нисколько не было жаль Товаля и Грена, не жаль было бы, даже если бы их пытали у меня на глазах — но при мысли о скорой смерти сына синдика меня начало трясти. — Замолчите немедленно, не смейте со мной разговаривать!

— Ивона… — мягко позвал Дрон Перте. — Любовь моя, я бы с радостью избавил вас от своего общества, но что я могу сделать?..

— Хватит! Довольно!

— Я не хочу умирать, моя дорогая, — неумолимо продолжал сын синдика, и я разрыдалась. — Ивона, послушайте, сейчас мы одни. Умоляю вас, помогите, сжальтесь! Неужели ваше сердце уже ожесточилось?!

— Замолчите! — тщетно молила я.

— Ивона, прошу вас… отпустите меня… сжальтесь!

— Вы с ума сошли! — выдохнула я, не в силах взглянуть в глаза обречённому человеку.

— Клянусь, вам ничто не угрожает! — с жаром заверил меня сын синдика. — Ивона, послушайте, так нельзя жить, как вы живёте! Бежим со мной!

От двери послышались аплодисменты, а после спокойный голос моего напарника произнёс:

— Это было великолепное представление, но так вы, чего доброго, и в самом деле сбежите! — Он вошёл в дом вместе с мальчишкой. — Учись, Клод, не доверять женщинам, они способны свести на нет даже самые тщательно продуманные планы.

От возмущения я задохнулась, а Клод поспешил восстановить справедливость:

— Но ведь хозяюшка не согласилась бежать с ним!

— А разве я говорил про свои планы? — удивился вампир и обернулся к Дрону Перте. — Сударь, мне бы не хотелось, чтобы между нами оставались какие бы то ни было недоразумения. Вы негодяй и подлец, и сейчас умрёте, однако вы давали Ивоне приют в своём доме, были с ней добры… насколько умели. Я не хочу показаться неблагодарным. За вами остаётся последнее желание и, если его выполнение в моих силах, будьте уверены, я этим займусь.

Дрон Перте гордо отвернулся.

— Не хотите? — осведомился напарник совершенно хладнокровно. — Подумайте, быть может, вы хотите передать кому-то последний привет… распоряжение… или, быть может, предпочли бы, чтобы я позаботился о ваших близких?

При этих словах мне стало дурно, и я откинулась на спинку кресла. Мысль о скорой смерти человека, от которого я видела столько добра и столько зла, казалась мне невыносимой. И, если он умрёт, кто позаботится об Аманде?!

— Делайте своё дело, — презрительно отозвался сын синдика. — Я сумею вам показать, как умирают люди.

— Нисколько не сомневаюсь, — отозвался вампир и прикинул на руке невесть откуда взявшийся нож. Я всхлипнула, и закрыла лицо руками. — Я могу могу усыпить вас, и вы не почувствуете боли. Хотите, сударь?

— Нет, — процедил сын синдика. Я взглянула на него: он был смертельно бледен и плотно сжал губы в ожидании удара. — Хотите убивать — убивайте, и будьте прокляты!

— Благодарю за любезное разрешение, — поклонился напарник, приведя меня тем самым в отчаяние. — Ами, нет! Перестань его так картинно жалеть, этот человек умрёт!

Я не ответила, только с грустью посмотрела в глаза напарника, который ответил мне долгим взглядом. Смерть — законный финал для убийц и мерзавцев вроде Товаля, но можно ли убить человека, пока есть хоть одна женщина, которая будет по нему плакать? А по Дрону есть кому убиваться — хотя бы его матушке и несчастной Аманде, которой так не везёт с женихами.

— Прекрати, Ами! — раздражённо отозвался на мои мысли вампир и опустил нож. — Если я сказал, что убью его…

Дрон Перте мог бы избить меня, связать, мог издеваться надо мной — я была в его власти, но он, пусть и подлец, сохранял остатки порядочности и, похитив, старался защитить от того зла, которое ждало меня по его милости. По-своему он всегда был честен со мной. Безнравственен, но честен.

— Ами, я же сказал… — в комическом отчаянии простонал напарник. — Перестань, прекрати немедленно! Он должен… Ами, я же сказал!

Из угла донеслось шебуршание, как будто пленник устраивался там поудобнее, но ни я, ни вампир не повернулись в его сторону. Просто стояли и смотрели друг на друга. Глаза в глаза, без мыслей, уговоров и возражений. Просто стояли. Милосердие против необходимости. Необходимой жестокости.

— Никогда не связывайтесь с женщинами, — раздался в углу весёлый голос Дрона Перте, и, повернувшись, мы увидели, как выпутавшийся из верёвок авантюрист встаёт на ноги и отбрасывает кинувшегося его остановить мальчишку. — Я правильно вас понимаю, сударь, что казнь отменяется?

— Вы торопитесь с выводами, — поморщился вампир, не выказывая, впрочем, ни малейшего негодования по поводу самоуправства пленника.

— Если бы я ошибался, я был бы сейчас мёртв, — резонно возразил авантюрист. — Извольте же вернуть мне мою шпагу.

Напарник махнул Клоду, и тот, насупившись, выбежал из комнаты, чтобы вернуться со шпагой авантюриста наперевес, однако в руки передавать не стал, кинул в голову и отскочил, спрятавшись за спину моего напарника. Дрон поймал шпагу в воздухе и поклонился.

— Благодарю, мой юный друг. Вот что, когда тебе будет лет пятнадцать — семнадцать, разыщи меня, если тебе надоест общество вампиров. Думаю, я найду применение твоим дарованиям.

— Или убьёте на месте, — хмуро дополнил мой напарник. — Проваливайте-ка сударь, пока я не передумал!

Дрон Перте отвесил шутливый поклон и повернулся к двери, а я замерла, озарённая внезапной мыслью. Сын синдика не мог развязать затянутые моим напарником верёвки, потому что вампиры всегда и всё делают безупречно. Кто угодно мог бы ошибиться, но ни один не-мёртвый не допустил бы подобной ошибки. А это значит…

«Молчи!» — быстро приказал напарник.

Авантюрист остановился на пороге.

— Мне жаль вас, — внезапно произнёс он, не поворачиваясь к нам. — Столько усилий — и всё напрасно.

— Я ещё могу убить вас, сударь, — любезным тоном напомнил мой напарник.

— Не убьёте, — отмахнулся авантюрист. — Если не убили, когда я поднялся на ноги… Вот что, милейший, не ради вас, но ради той девушки, которая спасла мне жизнь… послушайте-ка моего совета, бросьте ваше ремесло, пока не поздно.

— Что за чушь вы мелете? — рассердился напарник, но я видела по его глазам, что он совершенно спокоен.

— Не чушь, милейший, — засмеялся сын синдика. — Вы интересовались переворотом в Дейстрии, не так ли?

Вампир сжал мою руку с такой силой, что наверняка оставил на ней синяки и жестом приказал мне и Клоду молчать.

— Ну, так вот, все ваши усилия напрасны. Переворот уже начался, и завтра об этом будет написано в утренних газетах.

— Вздор! — вырвалось у вампира, и он отбросил мою руку. — Клевета!

— Разумеется, клевета, милейший, — засмеялся Дрон Перте. — Вы, конечно, думаете о своих донесениях, которые пересылали через вашего посла, не так ли? Но, видите ли… ваш посол — наш человек, и мы давно уже разобрались в шифре, который вы используете. Ваше правительство пало, ещё позавчера не подозревая о грозящей напасти. Честь имею кланяться, господин кровосос!

С этими словами авантюрист шагнул за порог и скрылся в предрассветной мгле.

— Скотина! — с выражением произнёс напарник и с силой швырнул нож в стену. Клод бросился его выдирать.

— Зачем ты устроил этот спектакль? — укоризненно произнесла я. — Неужели нельзя было просто спросить?

— Нет, дорогая моя, — грустно усмехнулся Беренгарий. — Этот подлец не сказал бы нам ни одного слова под принуждением, не сказал бы и если бы мы стали спрашивать, уже отпустив. А так он ушёл победителем, и, конечно, не смог удержаться от очередного театрального жеста.

— А зачем ты оставил его развязанным? — полюбопытствовала я. — Неужели не проще было его развязать потом?

— Каюсь, сглупил, — покаянно признался напарник. — Признаться, я надеялся, что он сумеет развязаться, пока мы за домом инсценировали ссору тех негодяев и двойное убийство, но, с другой стороны, меня мучил страх, что он освободится прежде, чем ты проснёшься.

— И зачем же? — сердито спросила я, поняв, что вампир, как всегда, говорит больше, чем нужно, но объясняет меньше, чем необходимо.

— Не хотелось его убивать, — равнодушно пояснил напарник. — Я надеялся, что он расскажет всё тебе, пытаясь склонить на свою сторону, но не повезло. Ты слишком волновалась, чтобы продолжать спектакль, а я не выдержал: противно, знаешь ли, стоять и слушать, как этот субъект с тобой заигрывает. Но какая теперь разница? Он всё равно раскололся.

Вампир присел на ручку кресла, и я прижалась к его плечу.

— Что теперь?

— Ничего, — произнёс напарник бесцветным голосом и машинально взъерошил мне волосы. — Дождёмся утренних газет.

Вернувшись домой, напарник снова ушёл в подвал и там проспал весь день. Газеты, разумеется, молчали: новости ещё не добрались из Дейстрии в Острих. В доме уже все знали о произошедшем, и все — даже Лирье — старались выразить мне своё сочувствие. Правда, у инженера оно выразилось скорее в том, что он пришёл ко мне после обеда и битый час расспрашивал о своём бесценном изобретении: каково оно в управлении, какие я выявила достоинства и какие заметила недостатки, а также когда я успела погнуть переднее левое колесо. Ночью напарник велел мне уснуть, куда-то пропал и вернулся только под утро. Тотчас же лёг спать, перед тем отдав некие распоряжения Клоду, который выполнил их только к обеду, съездив в столицу (бог знает, где мальчишка добыл лошадь и куда её девал по возвращении!) и вернувшись с газетой, публикующей перебивки главных новостей Дейстрии: Острих нуждался в свежей информации о своём главном противнике.

Я взяла газету в руки, развернула, но тотчас же отложила в сторону и сделала знак подошедшей Аните, чтобы она не пыталась читать. Узнавать новости было страшно. Я вопросительно взглянула на мальчишку, но он энергично затряс головой:

— Не-не-не, хозяюшка! Я бы и рад прочесть, да не умею!

— Не умеешь читать?! — поразилась я.

— Ага! — кивнул Клод. — Сами подумайте — ну, кто бы меня научил, а?

— Ужасно, — ответила я, не обращая внимания на дерзость ребёнка. — В твои годы, с твоими способностями — и не уметь читать! Анита, ты сегодня же займёшься обучением парнишки.

— Ещё чего! — выкрикнул Клод, но быстро сник под моим строгим взглядом.

— Уметь читать и писать — это всегда и везде быть в курсе произошедшего, мальчик, — менторским тоном произнесла я. — Это общение на расстоянии и…

— То-то вы сами читать боитесь! — выкрикнул Клод и поскорее юркнул за дверь.

— Он не будет учиться, — сочувственно произнесла Анита и покосилась на газету. — Прикажите прочитать, хозяюшка?

— Нет… спасибо, я сама. Потом. А что до Клода, то надо попросить Лирье или не-мёртвых, у них это получится лучше, чем у нас с тобой.

Анита молча присела, не желая ни спорить, ни соглашаться, и вышла из столовой. Я осталась одна наедине с новостями, которые желала и страшилась узнать.

— Перестань, Ами, это глупо, — раздражённо произнёс голос напарника где-то за моей спиной. Я обернулась, и увидела, что он стоит за моим стулом.

— Только сейчас спустился? — уточнила я, стараясь делать вид, что меня не удивляет внезапность появления напарника.

— Поднялся, моя дорогая, — поправил вампир. — Ну-с, что у нас пишут в газете?

— Не трогай! — воскликнула я, увидев в разворачиваемой газете заголовок «переворот в Дейстрии».

— Ты глупая девочка, Ами, — раздражённо отозвался напарник, но газету отложил. — Пойдём в твою комнату, и там поговорим… и почитаем.

— Спрашивай! — предложил вампир, швыряя газету на столик у зеркала и с маху усаживаясь на застеленную кровать. — И садись, в ногах правды нет.

— Твои манеры… — потянула я, но всё же подошла к кровати и позволила за руку себя не то что усадить, а скорее уронить рядом с напарником. Он усмехнулся и поцеловал меня в шею под самым ухом. — Тебе хорошо известно, о чём я хотела с тобой поговорить. И когда именно у меня возникло такое желание.

Некоторое время напарник не отвечал — он целовал меня в шею, чуть царапая кончиками клыков, от чего по спине пробегали мурашки, а кожу под ухом щипало от противоестественно быстрого заживления царапинок.

— Всё это прекрасно! — буркнула я, толкая вампира локтем в бок, — Но ты не ответил на мой вопрос.

— А кто сказал, глупенькая ты моя девочка, что я буду отвечать на твои вопросы? — прошептал вампир и куснул посильнее. Мои глаза в который раз заволокло алым туманом, и я начала понимать, что разговора у нас на сей раз не выйдет. — Я только предложил спросить, но ничего не обещал.

— Скотина… — прошептала я, изо всех сил цепляясь за ускользающее сознание. — Когда Дрон Перте меня обнимал в карете — ты помнишь? — ты вовсе не…

— Глупая! — раздражённо заявил напарник и с силой оттолкнул меня, заставив потерять равновесие и упасть на кровать. — Ну, хорошо, я заранее знал, что готовится налёт. И заранее знал, что его организует твой несравненный Дрон Перте. И сразу понял ловушку. Тебе стало легче от этого?

Я попыталась сесть, но вампир лёгким толчком опрокинул меня обратно.

— Ами, ты скажи — легче или нет?!

— Не легче, — ответила я, ощущая некоторое беспокойство при виде своего разъярённого напарника. — Ты очень сильно рисковал и не мог быть уверен в успехе подобной авантюры.

— Мог, — пожал плечами вампир и протянул мне руку, помогая подняться. — «Устрицы» все позёры. Я точно знал, что Товаль с Греном ищут нас, желая всё-таки взять под свой контроль, и понимал, что ловить их надёжнее всего на тебя, потому что ты самостоятельно не можешь защититься, а я могу.

— И всё это время!.. — вне себя от злости простонала я. — Всё это время, когда ты обещал мне отдых, свободу от всех дел и обязательств — ты просто ждал, когда сработает твоя идея!

— Ну и что? — холодно отозвался напарник.

— Ты обманул меня!

— Вздор! — отрезал вампир. — Я обещал тебе отдых — я его предоставил. Разве я требовал от тебя работу? Заставлял лгать, носить чужие личины, притворяться? Ты хотела отдохнуть — ты отдыхала и, позволь заметить, туман пошёл на пользу твоему лицу, оно как будто посвежело и помолодело.

— Но ты мог бы мне сказать… — прошептала я.

— Нет, — решительно заявил напарник. — Не мог. Ами, девочка моя ненаглядная, ну, скажи мне, какой был бы смысл портить тебе отпуск предвкушением опасности? Особенно такой, которая может и не нагрянуть?

— Но она нагрянула, — нахмурилась я. Вампир обнял меня и прижал к себе.

— Как бы то ни было, — серьёзно произнёс он, — мы отомстили за моего наставника и избавились от преследований.

— И сохранили жизнь Дрону Перте, — хмуро добавила я. Теперь, при свете дня, моя жалость к прожжённому негодяю уже не казалась мне настолько уместной и естественной, как тогда ночью.

— Жалеешь? — спросил вампир, привычно трепля мою причёску.

— А толку? — нахмурилась я. — Меня только тревожат его слова…

— И не тебя одну, — отозвался напарник, протягивая руку за газетой. — Вот чёрт! Проклятье, проклятье, проклятье! Как это его угораздило?!

Я похолодела и робко положила ладонь на плечо напарника, заглядывая в газету. Вампир ткнул в правую колонку на второй странице.

«Пожар в дейстрийском бюро безопасности. На утро после перестановок в правительстве, благодаря которым к власти пришла прогрессивная партия землевладельцев, в окнах здания дейстрийского бюро безопасности были замечены клубы дыма. Прибывшая на место происшествия пожарная бригада погасила пламя прежде, чем оно успело охватить соседние здания, но, как сообщает нынешний руководитель бюро, сгорели все архивы, относящиеся к отделу борьбы с контрабандой, ныне распущенному. Бывший руководитель отдела, господин Марль, накануне отправленный в отставку, был найден в своём кабинете мёртвым. Как сообщают эксперты, смерть наступила в результате выстрела в упор, дейстрийская полиция предполагает самоубийство…»

— Гады, сволочи, мерзавцы! — выкрикнул вампир и отшвырнул газету. — Дьявол, дайте мне только добраться до этого выродка!

— До кого? — спросила было я, но осеклась под угрюмым взглядом напарника. — Ты думаешь, его убили?

— А то нет? — огрызнулся вампир. — Марль был честным человеком, но не героем. И не верил во всю эту патетику вроде капитанов, которые последними покидают тонущий корабль.

Сравнение показалось мне совершенно непонятным, но я промолчала. Вампир дёрнул плечом, сбрасывая мою руку, и сел, сильно наклонившись вперёд, нахохлившийся как необыкновенно худой и сердитый воробей.

— Проклятье! Я помню его ещё зелёным юнцом. Он был третьим начальником отдела на моей памяти: первый — тот, который спас в своё время Карлийля, потом был его заместитель, а потом Марль. Даже тогда он относился ко мне свысока… поначалу-то просто не знал, сколько мне лет, и даже пытался уговорить тогдашнего начальника меня выгнать, мол, не место детям… Потом узнал, испугался. Извиняться приходил. А через неделю всё вернулось обратно. Я, видишь ли, никогда не считал нужным строить из себя важную персону и казаться старше, чем я есть. Сколько мне было тогда? Сорок пять? Пятьдесят лет отроду? А вампиром я был и того меньше, сущий мальчишка! Марль даже пытался выгнать меня — уже потом, когда стал входить в дела как начальник отдела. И ненадёжный я, и опасный, и пристало ли людям прибегать к помощи монстра против других людей? Карлийль тогда ничего не сказал, только увёл меня из столицы, и мы пошли на границу, и выследили там — вдвоём, он тогда не отпускал меня одного на задания — крупную партию контрабанды, и всех, кто с ней шёл, и сдали всех таможенникам, и указали, что работаем от бюро безопасности. Понятно, мы не стали представляться и говорить, кто мы такие на самом деле. И таможенники написали, мол, молодцы у вас работают, надо представить к награде, всё такое… Ух, Марль и разозлился тогда! Ох, он и ругался на нас! Но делать-то нечего, начальство требует наградить героев, и как им объяснишь, что в бюро долгие годы работает монстр, да ещё несовершеннолетний? В конце концов, если на фабриках детей пускают работать, лишь бы платить поменьше, почему нельзя мне работать на правительство? Марль, конечно, мог бы открыть, кто я такой, но справедливо полагал, что руководитель отправит его в лечебницу… тот был человек простой и в сказки не верил. Только в героев, которых надо представить к награде… Так и помирились.

Вампир горестно посмотрел на свои руки, потом покосился на меня.

— Карлийля нет, его убили контрабандисты. Марлья нет, его тоже убили. Архивы… Бог знает, что могли в них найти, прежде чем сожгли остальное! Одни мы остались с тобой, Ами. Совершенно одни на всём белом свете.

— Есть ещё Мастер… — робко напомнила я.

— Мастер… — потянул напарник. — Мастер. Мастер отличный учитель и добрый опекун, но Ами, девочка моя, я не принадлежу ему, как принадлежал Карлийлю и бюро!

Он повернулся ко мне и схватил меня за плечи.

— Наш отдел распущен, наш начальник убит! Присяга, честь, долг — всё пошло к чёрту! Ами, ты понимаешь?! Я никто, никто! Всё, для чего я жил, для чего я был сделан таким, какой я есть, для чего я учился — всё уничтожено! Ради чего, Ами, скажи?!

Он отшвырнул меня так, что я снова упала на кровать и на этот раз больно стукнулась, а сам навис надо мной с исказившимся от волнения лицом.

— Мне не для чего больше жить, Ами! Стреляя в Марлья, распуская отдел — они меня попросту уничтожили! Кто я, скажи мне, кто?! Ну, не молчи же, Ами, скажи мне что-нибудь!

— Я люблю тебя, — вырвалось у меня. Вампир грустно улыбнулся и упал на кровать рядом со мной.

— Ты — единственное, что у меня осталось, — нежно прошептал он и погладил меня по голове. — Самое дорогое… и самое последнее. Если ты когда-нибудь уйдёшь от меня, я умру.

Не прошло и трёх дней, как я поселилась в чайной лавке на окраине посольского городка в качестве любимой племянницы хозяйки. Хозяйку звали Амина ден Рору, и происходила она из семьи острийских колонистов на каких-то южных островах, заселённых ещё в позапрошлом веке. Приехавшие туда «устрицы» несколько ошалели от солнца, ещё более яркого, чем у них на родине, зелени и плодородной почвы, способной давать несколько урожаев в год, перемешались с местным населением, усвоили новые обычаи, но всё же по традиции считались острийскими подданными. Сейчас население островов отличается смуглой кожей и самыми неожиданными сочетаниями цвета глаз и волос: от жгучих брюнетов с чёрными глазами до рыжеватых блондинов с голубыми, так что загримироваться для новой роли было несложно.

В Острихе островные колонисты встречаются практически везде, кроме граничащих с Дейстрией ленов. Кто ради денег, кто ради приключений, в полном убеждении, что в метрополии им улыбнётся удача, они стекаются в Острих и теряются среди коренных жителей. Смуглые, улыбающиеся, одевающиеся совершенно иным образом, нежели принято в Острихе, островные колонисты пользуются известной свободой по сравнению со всеми остальными «устрицами», поскольку молва предписывает им крайнюю вспыльчивость и ненормальную даже для этой страны готовность схватиться за оружие, причём характерную и для мужчин, и для женщин.

Посольский городок — тесное нагромождение домов в гористой местности — живёт по своим законам, отличным от законов всего остального Остриха. Да здесь, по сути, большинство населения не является местными уроженцами: это послы разных стран со своими помощниками и слугами. Самих «устриц» в городе мало, это немногочисленные портные, лавочники, ремесленники и тому подобный люд. Каждый, кто желает поселиться рядом с послами, проходит таможню внутри страны, и нелегальных «гостей» наказывают так жестоко, что второй раз подобную ошибку уже никто не допускает. Островные колонисты туда допускаются только по приглашениям от уже живущих в городке лиц, и подвергаются такому же строгому досмотру, как и все остальные, поэтому обилие мнимых племянников и племянниц, кузенов и кузин, дядюшек и тётушек давно никого не удивляет, равно как и пристрастие колонистов к найму исключительно родственников. Говоря строго, все, кому было до этого дело, легко догадывались, что я не имею ни малейшего отношения к почтенной хозяйке, однако это не имело ни малейшего значения. Смуглая девушка в коротенькой юбке и сорочке, больше напоминающей верх от купального костюма, украшенная деревянными браслетами (причём как на руках, так и на ногах) привлекала не больше внимания, чем в Дейстрии спешащая по своим делам служанка в чепце. Теперь каждое утро я, умывшись, одевшись и уложив остриженные вампиром чёрные волосы (покрасить их меня заставили буквально насильно), спускалась из задней комнаты в лавку и продавала чай слугам послов десяти союзных Остриху держав. Работу невероятно затрудняло хождение по городу валюты всех стран, поддерживающих дипломатические отношения с «устрицами», и мне частенько приходилось звать на помощь хозяйку, чтобы разобраться в курсе какого-нибудь риала или песо к марке.

Напарник, пробравшийся в лавку после наступления темноты, спрятал гроб в подвале и практически не спал, поддерживая свои силы кровью проституток из дома терпимости, по странному совпадению располагавшемуся неподалёку от чайной лавки. Впрочем, в посольском городке практически все здания располагались неподалёку, хотя прямой путь частенько вёл вертикально вверх или вниз, и людям приходилось искать обходной. Вампира все эти сложности не трогали, как не трогали и мои упрёки в безнравственности: меня, естественно, возмущало регулярное посещение падших женщин.

— Вздор, Ами, — отмахивался от меня Беренгарий. — Кровь есть кровь, а как эти женщины добывают деньги — не наше с тобой дело.

— У нас вообще нет больше дел, — парировала я, но вампир не желал отвечать на подобные выпады. Всё это время он ждал подходящего случая, чтобы нанести визит в посольство Дейстрии — и визит, разумеется, не самый вежливый. Впрочем, подходящий момент был назначен за нас: через неделю после опубликования в острийской прессе сведений о перевороте в посольстве планировался открытый приём — а дейстрийские дома, как известно, не защищаются от не-мёртвых ни рябиной, ни серебром.

— Это не месть, — пояснял мне напарник и отводил в сторону глаза, в которых буквально светилось именно то намерение, которое он пытался отрицать. — Мы должны разобраться с предателем, если хотим вернуться к нормальной жизни. Поймать одного и выпытать, куда они дели добытые из архивов сведения. Когда мы уничтожим все бумаги, и людей, знающих слишком много, мы сможем вздохнуть свободно — только тогда!

— Право слово, ты сошёл с ума, — вздыхала я, прекрасно понимая, насколько бесполезны мои возражения. — Почему бы нам не уехать куда-нибудь в другую страну, коль скоро эти две для нас закрыты? Мы могли бы притвориться погибшими и скрыться под новыми именами.

— Чтобы нас отыскали уже через неделю? — скептически хмыкал вампир.

— В тот раз нас выдавали наши же отчёты, Гари. Теперь мы будем принадлежать самим себе и ни от кого не зависеть, никуда не посылать ни отчёты, ни письма, ни даже открытки. Никто нас не найдёт, Гари! Ну, неужели тебе для спокойствия необходимо завалить свою дорогу убитыми врагами?

— Ами, ты дурочка! — взрывался напарник. — Сколько времени мы вместо своей работы скрываемся от врагов — и они снова и снова находят к нам дорогу! Мы должны выполоть их всех, сразу, к чёрту, и только тогда сможем вздохнуть свободно!

На этом месте я вздыхала отнюдь не свободно, и вампир отворачивался от меня с самым что ни на есть угрюмым видом.

В ночь посольского приёма он ещё до наступления темноту унёс гроб из лавки и велел мне быть в любую минуту готовой бежать, т. е. одеться и взять с собой все личные вещи. Тут напарник, конечно, погорячился, так как всё, чем я сколько-нибудь дорожила, мы оставили в загородном доме под присмотром Аниты, и мне нечего было собирать, кроме пары колец с ядами, стилета и похожего на Беатин дамского пистолетика (по дороге вампир научил меня заряжать и стрелять). Всё это было надето и спрятано в одежде, на плечи накинута лёгкая шаль, и я послушно дожидалась, когда под окнами раздастся условный свист, и моим тревогам придёт конец. Разумеется, ожидание не было для меня ни чересчур спокойным, ни приятным: намерение вампира ворваться в жилой дом ради убийства оставалось для мне непонятным и пугающим, а причастность посла к нашим врагам заставляла беспокоиться за успех кровавого предприятия. Но напарник ещё менее, чем когда либо, интересовался моим мнением, и мне оставалось только ожидание, тем более тоскливое, что я не могла молиться ни об одном возможном исходе.

Время тянулось бесконечно, и мне красочно представлялись самые жуткие картины провала, как вдруг в дверь лавки постучались. Моё сердце замерло, а после оглушительно забилось с удвоенной силой — как мне казалось, у самого горла. После всех событий, произошедших со мной в Острихе, я не считала внезапный стук в дверь рядовым явлением, и уж конечно не ждала с той стороны своего напарника. Задув свечу, я шагнула к окну, стараясь подойти незаметно для возможного наблюдателя. Старалась я зря: под окном никого не было, вот только прыгать в него стоило только в том случае, если бы мне угрожала участь худшая, чем смерть: стена дома переходила в отвесную скалу, жутковато освещённую едва начавшей стареть луной. Как глупо, что я могла забыть! Стук в дверь повторился, уже настойчивее, и за тонкой перегородкой послышались шаркающие шаги лавочницы.

— Постойте! — бросилась я к ней и ухватила за рукав полупрозрачного пеньюара. — Не ходите туда, не открывайте!

«Тётушка» укоризненно взглянула на меня поверх очков в массивной оправе, выдернула руку и принялась спускаться по лестнице, высоко держа над собой свечу.

— Никогда не стоит прятаться от своих страхов, дорогуша, — назидательно отметила она. — Особенно если у дома тонкие стены.

В дверь ударили ещё раз, уже сапогом, и я поняла, что нежданные визитёры ворвутся силой, если им немедленно не откроют. Понимала это и почтенная ден Рору, которая к тому же не хуже меня знала, что в Острихе по ночам никто и никогда не прибегает на зов о помощи — в посольском городке так же, как и везде.

— Не надо… — прошептала я, медленно нашаривая спрятанный пистолет. Увы, у меня вряд ли хватило бы решимости выстрелить в живого человека. По странности утешала мысль, что я, во всяком случае, зарядила своё оружие, и пострадаю исключительно по слабости характера, а не из-за непредусмотрительности. Тем временем Амина ден Рору, не слушая моих возражений, спустилась в лавку, поставила свечу на прилавок и подошла до двери. Помедлила, а после отодвинула засов. Свечное пламя испуганно метнулось в сторону от распахнутой двери, когда внутрь ворвались четверо мужчин, все, как один, одетые в чёрное. Впереди — светловолосый, только благодаря своей ловкости не упавший, когда Амина отодвинула засов, за ним невысокий, с нескладной фигурой, кутающийся в плащ и скрывающий своё лицо, а за ними ещё двое, явно сопровождающие второго. Едва увидев, кто почтил нас своим визитом, я оставила всякие мысли о пистолете и, прислонившись к стене, истерически захохотала.

Дрон Перте, как всегда, исполненный театральности, склонился в самом низком поклоне и даже помахал передо мной шляпой, что, сколько я знаю, вышло из моды ещё в позапрошлом веке.

— Кати! — пронзительно вскрикнул низенький нескладный человечек за спиной авантюриста и, переодетая в мужское платье, Аманда Тасп-Рофан, оттолкнув Дрона Перте, бросилась ко мне.

— А, так это твои гости, Элина? — спокойно уточнила ничем не смущающаяся хозяйка лавки. — Ну, так я вас оставлю, не шумите только.

И, забрав свечу с прилавка, Амина ден Рору удалилась в свою спальню, ничуть не возмущаясь нежданным ночным визитом. Я осталась одна наедине с теми, кому могла доверять не больше, чем стае голодных волков.

— Кати! — между тем восклицала добежавшая до меня Аманда (ей пришлось посторониться, пропуская хозяйку лавки: о вежливости моя барышня не забывала никогда). — Кати, дорогая, я так волновалась!

— О, Господи!.. — простонала я, покорно позволяя своей барышне обнять меня и свести вниз по лестнице в лавку, в которой уже хозяйничали подручные авантюриста, зажигая принесённые с собой свечи. — Аманда, вы-то тут как оказались?!

Барышня распахнула глаза.

— Но, Кати, тебе нельзя тут оставаться!

Только сейчас я вспомнила, что меня зовут Элина ден Рору, что я уроженка островов, и что я не знаю никакой Аманды, никакого Дрона и они не могут знать меня. И ещё — что я в гриме и переодета. Но настаивать на этом уже поздно.

— Видимо, вы режиссёр этого спектакля, — повернулась я к сыну синдика. — Извольте объясниться, чего добивались на этот раз.

— Вам же всё объяснили, — укоризненно ответил Дрон и сделал знак своим спутникам, чтобы подали нам с Амандой стулья. — Здесь нельзя оставаться.

— А могу я поинтересоваться, сударь, — раздражённо произнесла я, — по какому праву вы принимаете за меня решения?

— Кати! — с упрёком воскликнула Аманда и потянула меня за руку, вынуждая сесть на предложенный стул.

— По праву вашего друга, — как ни в чём ни бывало объяснил авантюрист.

— Вы?! — поражённо воскликнула я. — Дрон Перте, или вы или я сошли с ума! С какой стати вы врываетесь в дом, где я живу, и…

— Кати! — перебила меня Аманда. — Как ты можешь так говорить! Дрон спас тебя, и не один раз, и он был так добр к тебе!..

— Это он вам сказал? — перебила я.

— Ивона, — мягко произнёс Дрон. — Я готов принести вам самые глубокие извинения за те недоразумения, которые произошли во время нашей последней встречи…

— Недоразумения, сударь?! — не выдержала я.

— … и, конечно же, всей моей жизни не хватит, чтобы отблагодарить вас за то добро, которое вы сами принесли мне, — невозмутимо продолжал авантюрист. — Но сейчас, прошу вас, поверьте мне на слово — вам не следует оставаться в этом доме, здесь опасно, и чем скорее мы покинем его, тем лучше.

— Вы негодяй, лжец и мерзавец! — категорично заявила я, ничуть не смущаясь присутствием Аманды. — Немедленно убирайтесь отсюда! Скорее мир перевернётся, чем я поверю хоть одному вашему слову. Вон отсюда!

— О, Кати! — залилась слезами Аманда. — Как ты можешь быть такой жестокой! Он ведь извинился, Кати, дорогая, он искренне раскаивается, и…

— Уберите её от меня! — истерически закричала я, чувствуя, что не могу больше вынести этого спектакля. — Уберите её, иначе я сойду с ума!

— О, Кати!.. — опешила Аманда, но Дрон Перте, к счастью, понимающе кивнул, подошёл к невесте и, шепнув несколько успокаивающих слов на ухо, передал своим подручным, которые вывели рыдающую в платочек барышню на улицу. В лавке мы остались одни.

— Зачем вы так жестоки с этим ребёнком? — упрекнул меня Дрон Перте и уселся на покинутый барышней стул.

— Которого вы собираетесь ограбить, — зло ответила я.

— Вовсе нет, — спокойно возразил Дрон, ничуть не задетый моим обвинением. — Жена мне нужна не меньше, чем деньги, а из Аманды выйдет прекрасная жена.

— Не то, что из меня, — дополнила я.

Дрон рассмеялся.

— Нет, из вас бы жена не вышла, вы уж не обижайтесь. Возможно, когда-то, когда вы ещё жили в той шляпной лавочке, вы и могли бы выйти замуж и сделать своего мужа счастливым. Кто знает — и стать самой. Но сейчас… Сейчас нет, Ивона, вы слишком беспокойное создание.

Сказав это, Дрон потянулся ко мне, и я отпрянула так, что едва не упала со стула.

— Оставим это, — потребовала я, вернув себе равновесие — увы, только телесное. — Говорите, зачем вы сюда пожаловали, и какой чёрт надоумил притащить сюда вашу невесту.

— Вы несправедливы ко мне, — ответил Дрон, и у меня дух захватило от его наглости. — Вы говорили сейчас, что для вашего доверия необходимо, чтобы мир перевернулся — пожалуйста. Мир — ваш мир, дорогая — уже перевернулся, и вы можете мне доверять. Я, разумеется, о событиях в Дейстрии, о которых сейчас пишут газеты по всему миру.

— И к которым вы не преминули приложить свою руку, — добавила я.

— Вы мне льстите, Ивона, — улыбнулся авантюрист. — Я слишком мелкая сошка для таких масштабных событий. Всё, чего я хотел — это возможность жить мирно и счастливо со своей семьёй в этом меняющемся мире.

— Вы заболели, сударь? — поразилась я. — Вы — мирно и счастливо?! И это говорит второй клинок после Бломеля в Острихе! А теперь, я полагаю, первый!

— У каждого свои представления о счастье, Ивона, — не смутился сын синдика. — Моё — несколько обременительно, и, быть может, не вполне законно. Однако не будем отвлекаться на обсуждение моей персоны. Поговорим лучше о вас. Вы в опасности, дорогая.

— В страшной опасности, — подтвердила я. — Рядом со мной сидит мерзавец и похититель женщин, не гнушающийся тем, чтобы угрожать им оружием, убивать своих подельников для достоверности своего спектакля и передавать похищенное негодяям, пытающим свои жертвы…

— Стойте-стойте! — поднял руку Дрон Перте. — Ивона, будьте же справедливы! От моих, как вы их называете, спектаклей, вы ни разу не пострадали сколько-нибудь серьёзно! Согласен, всё это было не слишком приятно для вас, но вы остались целы и невредимы! И, поверьте, я никогда не позволил бы себе причинить женщине вреда!

— Учту на будущее, — впервые с начала нашего разговора улыбнулась я. — И, полагаю, после этого признания вы исчерпали все аргументы, которыми можете заставить меня куда-то уйти, поскольку вашим пляскам с ножами я уже не поверю. Убирайтесь немедленно, и покончим с этим!

— Вы забываете, Ивона, — улыбнулся в ответ авантюрист, — что я гораздо сильнее вас. Поэтому моя забота не исчерпывается угрозами, и мне придётся прибегнуть к своему преимуществу, если вы заупрямитесь. А пока позвольте мне попробовать уговорить вас.

— Вы посмеете увести меня отсюда силой?! — удивилась я. — А как же Аманда, неужто она одобрит ваше поведение. Или вы не намерены считаться с её мнением?

— Целиком и полностью одобрит, моя дорогая, — засмеялся сын синдика. — Видите ли, я сказал ей, что ваше упрямство может помешать вам внять голосу разума, и она согласилась — жизнь дороже некоторых правил приличий. А теперь, быть может, вы всё-таки дадите мне возможность кое-что объяснить и вам?

— Если я скажу «нет», вы наверняка не отстанете, — отметила я. — Говорите, и будьте прокляты!

— Хорошо, — нахмурился авантюрист, явно задетый моим нежеланием радоваться его заботе. — Вы знаете, что сейчас делает ваш… м-м-м…

— Напарник, — зло подсказала я.

— Да-да, конечно, — подхватил Дрон Перте, как мне показалось, весьма глумливым тоном. — Что сейчас делает ваш напарник и где он сейчас находится?

— Это не ваше дело, — отрезала я, чувствуя, как сердце сжимается от нахлынувшей тревоги.

— Тогда я подскажу, — как ни в чём ни бывало продолжил авантюрист. — Ваш напарник сейчас благополучно вляпывается в расставленную ловушку. Или вы не думали, что у посла его могут ждать?

Я вскочила на ноги, но Дрон Перте удержал меня и заставил сесть обратно на стул.

— Я ещё не закончил, моя дорогая, — хладнокровно заявил он. — Меня совершенно не интересует судьба вашего чудовища, зато горячо интересует ваша.

— Мне ничего не угрожало, пока вы сюда не заявились, — процедила я. Мысль о заряженном пистолете всё настойчивей приходила мне в голову, но, увы, я слишком хорошо знала, что Дрон Перте не даст мне возможности выстрелить. Быть может, стоит усыпить его внимание и дождаться, пока он отвернётся? Да, но ведь он пришёл не один и наверняка на улице ждут другие его подручные, помнится, их у него было гораздо больше двух.

— Ошибаетесь, — хладнокровно ответил авантюрист. — Мне, к сожалению, неизвестны все подробности, однако, как я понял, существуют два молодых вампира, которые, фигурально выражаясь, имеют на вас с вашим… э-э-э… другом зуб. Вы знаете о них?

— Возможно, — осторожно ответила я. Разумеется, я хорошо помнила учеников Мирона, которые возненавидели нас с напарником после перво же встречи! И я хорошо помнила, что они примкнули к нашим врагам…

— Ну-с, так вот, пока вашего друга отвлекает в посольстве один из этих господ, второму поручено выследить вас и захватить.

— Вы сошли с ума!

— Ничуть. Ивона, дорогая, признаюсь, мы ждали вашего приезда. Совершенно несложно было узнать на таможне список приехавших в город девушек… и, если вы можете изменить цвет волос, нанести грим, изменить походку и повадки, вы не можете изменить ни свой рост, ни цвет глаз. Вы выбрали удачное время для визита, а господа кровососы, как ни странно, не смогли вспомнить точно, как вы выглядите. Поэтому у нас есть немного времени — пока они будут осматривать город, разыскивая вас. Прошу обратить внимание, что я никому не указал, кого именно им следует проверить в первую очередь. Итак, Ивона, что вы скажете теперь?

— Я не верю ни единому вашему слову! — заявила я.

— Прекрасно, — поощрительно кивнул сын синдика. — А дальше?

— И никуда с вами не пойду!

— А вот в этом вы ошибаетесь, — покачал головой Дрон Перте и поднялся на ноги, чем заставил меня вскочить со стула и метнуться в противоположный угол лавки. — Ивона, дорогая. Позвольте объяснить ещё раз. Вас разыскивают не люди, вас разыскивает вампир, который жаждет вашей крови. Ему поручено только найти вас, но, как я успел понять, он не удовольствуется простым указанием на ваше местонахождение. Вы же — из-за своего друга — не носите на себе ни серебра, ни рябины, и фактически беззащитны перед вампирами. Как только он увидит вас… думаю, вы сами понимаете, чем это для вас закончится.

— Я вам не верю, — повторила я, но, у своему стыду, уже без прежней решительности в голосе.

— Верите, — резко возразил авантюрист. — Послушайте меня. Вы правы, я негодяй, подлец, мерзавец и похититель женщин. Однако в те игры, которые начинаются сейчас, я не играю. Со мной мои люди, мы встали лагерем за городом, и у нас достаточно рябины, чтобы отпугнуть не-мёртвых, и достаточно оружия, чтобы отбиться от живых. Вы видели — я привёл с собой невесту — мы приехали сюда ради совершения некоторых формальностей, связанных с заключением брака между уроженцами разных стран — и даже уговорил её переодеться в мужское платье, чтобы не привлекать к себе внимание тех, кто может нам встретиться.

— Или, вернее, чтобы мои враги не приняли её за меня, увидев с вами женщину, — перебила я, но Дрон, не возражая мне, просто кивнул головой.

— И поэтому тоже. Я предложил бы переодеться и вам, но на это нет времени. Собираетесь и идёмте скорее, моя дорогая, промедление может оказаться смертельным.

— Я… — начала я, но замолчала, поражённая тем, как дрожит мой голос. В словах авантюриста был определённый резон — не говоря уже о его нежелании считаться с моим мнением и готовности в любой момент применить силу. Но довериться такому человеку?! Нет, нет, и нет! Взяв себя в руки, я продолжила более спокойно. — Мне нужно подумать.

— Разумеется, сударыня, — поклонился мне Дрон Перте и отошёл к двери.

Что касается меня, то я отвернулась, чтобы авантюрист не тревожился из-за выражения моего лица и, сжав руками виски в ожидании раскалывающей голову боли, принялась мысленно звать напарника. Он откликнулся почти мгновенно — и, помимо его присутствия, в моё сознание ворвался железный лязг, каким обычно сопровождаются драки на шпагах.

«Проклятие, Ами! — мысленно прорычал напарник. — Тут действительно только один из этих щенков, а второй куда-то скрылся. И посла я не чувствую, исчез в тот момент, когда на меня выскочил мальчишка со шпагой! И, чтоб он сдох, он явно натренировался с нашей последней встречи!»

«Тебе угрожает опасность?!»

«Нет, глупенькая, я всё равно сильнее и быстрее, чем этот щенок. Но я никак не могу от него отделаться и прийти к тебе. Передай Дрону Перте, что он поплатится за свою подлость!»

«Да, но…»

«Не зови Мастера, он отказался нам помогать. Бормотал что-то о мести, о живых и мёртвых. Старый дурак! Сказал, чтобы этой ночью мы на него не рассчитывали».

«Так он здесь?! В городе?!»

«Да. Путешествует вместе с Гретой, я так понял, у них роман намечается. Кто бы мог подумать! С другой стороны, такие старые вампиры редко занимаются благотворительностью. Мне следовало понять: не просто так он отнёс девчонку Поликсене, когда выпил почти всю её кровь. Нет, чем-то она его зацепила».

«Прекрати! — мысленно выкрикнула я. — Какое мне дело до Греты и её отношений с Мастером?»

«Прости, моя девочка, — с явным раскаянием отозвался вампир. — Иди с Дроном Перте и постарайся показаться неопасной. Завтра за тобой придёт Мастер, если со мной что-то случится, а нет — я вытащу тебя ещё до рассвета!»

«Случится?! Гари!»

Но вампир уже не отвечал. Какое-то время я слышала железный лязг, а потом всё отдалилось и стихло. Очнулась я от того, что Дрон Перте тряс меня за плечо.

— Как вы нервны, Ивона! — укоризненно произнёс он. — Любая трудность доводит вас буквально до обморока. Принести вам воды?

— Нет, благодарю вас, не стоит утруждать себя.

— Право же, дорогая, мне совсем не трудно… — запротестовал сын синдика.

— Не стоит, уверяю вас. Мне уже лучше.

— Прекрасно! — Голос авантюриста сделался резким и решительным. — В таком случае прошу немедленно дать ответ. Пойдёте ли вы со мной или вас придётся вести силой?

— При таком выборе вы можете не сомневаться в ответе, — проговорила я как можно более хладнокровно и подала авантюристу руку. Тот принял её, повёл меня к двери, но неожиданно остановился и уточнил:

— Разве вам не надо собраться, дорогая? Я знаю женщин, они никогда не выходят из дома быстрее, чем через час после предложения куда-либо отправиться.

— Мне не нужно собираться, Дрон Перте, — отрезала я. — Идёмте же, если вы так нуждаетесь в моём обществе.

На улице ко мне снова подскочила уже переставшая рыдать Аманда Тасп-Рофан, которую, похоже, нисколько не встревожило, что я вышла из дома под руку с её женихом. Мне пришла в голову жестокая мысль рассказать девушке о том, как этот человек приставал ко мне в своём доме и в карете по дороге к Товалю, но я здраво рассудила, что сейчас такие откровения могут оказаться небезопасными.

— Кати, дорогая моя, вы помирились! — воскликнула барышня.

— Да, любимая, — отозвался Дрон Перте. — Но, умоляю, говори тише, нас могут услышать.

— О, прости, — смутилась Аманда.

— Всё хорошо, милая, только пойдём отсюда.

Дрон Перте громко свистнул, из темноты под свет освещающих улицу фонарей выступило несколько тёмных фигур. Двое взяли под руки Аманду, ещё один встал возле меня, и протянул мне деревянный крестик на бечёвке.

— Возьмите, Ивона, — посоветовал мне Дрон. — Это рябина, и мы имели возможность проверить, насколько хорошо она отпугивает вампиров.

— Я и без вас знаю, — проворчала я, осторожности ради взяв предложенное. — К такому маленькому кусочку рябины ни один не-мёртвый не подойдёт ближе, чем на пол-ярда. Но этого, видите ли, достаточно, чтобы заколоть шпагой или застрелить.

— Будем надеяться, им это в голову не придёт, — встревоженно ответил Дрон Перте.

— Для вас было бы надёжнее освободить правую руку, — подсказала я. — В случае внезапного нападения я буду сковывать ваши движения.

Дрон Перте хмыкнул.

— Ивона, я давно заметил: стоит вам сделать шаг в сторону, как вы будто теряетесь из виду. Однако против вампиров это не поможет, а, когда ваше местонахождение будет достоверно известно людям, схватить вас не составит труда. Поэтому извольте идти со мной и не планировать побега. Постарайтесь поверить, что я действую ради вашей же безопасности.

Мне ничего не оставалось, как пожать плечами и позволить присоединить себя к безумной процессии, в настороженном молчании шествующей через замерший в тревожном ожидании город. Впереди шли подручные Дрона, внимательные, чуткие, со шпагами наголо (кто-то, правда, нёс с собой явно взятые у стрелков мушкеты). Их было не меньше семи, как я смогла разглядеть при неверном свете фонарей и луны, и ещё шестеро шли по обе стороны от нас: Дрона, меня, Аманды и троих сопровождающих. Сзади тоже раздавались шаги, но, сколько я ни оглядывалась, я не могла никого разглядеть.

Дрон Перте, ничуть не смущаясь присутствием невесты, крепко держал мою руку в своей и вёл меня по улице, не оглядываясь на Аманду, которую его подручные вели за нами. Любая попытка что-либо сказать немедленно пресекалась укоризненным шипением, и время от времени впереди или позади нас слышался то тихий, то громкий свист, на который Дрон немедля отвечал уханьем ночной птицы.

Из-за домов уже стала виднеться городская стена — наследие седой старины, когда от врагов спасали земляные и каменные ограждения, и люди стремились урезать себя во всём самом необходимым, лишь бы выжить. Другие города давно шагнули из тесных оков, подчиняясь неумолимым законам развития, и только посольский городок остался в своей колыбели: ненужный никому, кроме дипломатов, он не рос, навсегда застывший пережиток прошлого.

В том месте, куда вёл меня сын синдика, я помнила, в стене был пролом, который никто не чинил, потому что дипломаты так и не договорились, на счёт какого государства должна быть отнесена реставрация. Это место мне показывал напарник ещё до того, как мы официально въехали в город, и он же заставил меня запомнить всю карту. Если ничего не поменялось, то здесь единственный выход из города, не считая охраняемых ворот. А это значит, что именно здесь не миновать ловушки…

Спереди засвистели — переливчато, грустно, как свистят певчие птицы ночью в саду — я узнала об этом только недавно, во время устроенного вампиром «отпуска». Дрон ответил, ухнув три раза и, после паузы, в четвёртый, и, как мне показалось, несколько расслабился.

— Всё в порядке, моя дорогая, — прошептал он еле слышно. — Нас там ждут.

Шедшие впереди и по бокам люди вытянулись в цепочки, явно намереваясь охранять наши несколько шагов до пролома в стене. Наверняка, такие же цепочки ждали нас и по ту сторону, но выяснить это мне было не суждено.

Откуда-то не то сбоку, не то сверху послышался свист, и на освещённый луной пустырь выпрыгнула смутно знакомая мальчишеская фигура. Дрон Перте немедленно толкнул меня к себе за спину, вокруг сгрудились люди, но подросток не собирался нападать. Он ткнул в нашу сторону пальцем и пронзительно закричал:

— Она здесь! Я её чувствую, она здесь! Вот она, ловите её!

Разумеется, я узнала его, это был ученик Мирона, младший, тот, который был поуже в плечах и повыше ростом. Старший, как видно, остался отвлекать моего напарника, а этот… Ответ на его крик был неожиданным и страшным. Позади подростка, из темноты грянул выстрел. Вампирёныш метнулся в сторону, но в него стреляли не пулей, а дробью, и серебро разлетелось слишком широко, а ученик Мирона был слишком молод, и не ожидал от своих союзников такой подлости. Даже не вскрикнув, он упал на землю, а потом, как в страшном сне, над ним появилась тёмная фигура, и росчерком шпаги отрубила ему голову. Что-то ослепительно вспыхнуло, и от подростка осталась лишь горсточка пепла.

«Негодяи! — раздался в моём сознании голос напарника. — Какими же мерзавцами надо быть, чтобы отправить на смерть одного ребёнка и предательски убить второго!»

«Ты… справился? — робко спросила я. — Ты убил его?»

«Убил, — устало ответил напарник. — Будь прокляты люди, которые вынуждают нас воевать друг с другом! Бедный ребёнок!»

«Ты жалеешь его?!» — поразилась я.

«Немного, — горько засмеялся напарник. — Я мог бы вырасти таким же, если бы мой наставник был бы менее внимателен ко мне. Впрочем, вздор! Не думай об этом. Несчастные мальчишки мертвы, убиты своей же глупостью и доверчивостью, а ты была права. Месть ничего не решает. Подожди, и я приду за тобой».

«Будь осторожен!» — испуганно вскрикнула я.

«Не бойся. Я не подпущу людей за спину, моя девочка, — усмехнулся Беренгарий».

Мне удалось не привлечь к себе внимания во время разговора — просто потому, что мои спутники были заняты другими делами. За спиной напряжённо сопела Аманда, и очень близко стояли подручные Дрона, явно готовые в любую минуту сыграть роль наших телохранителей. Сам же авантюрист выступил вперёд и сейчас разговаривал со среднего роста полноватым мужчиной, который стоял примерно на том же месте, где только что лежал оставшийся от вампира пепел. Странно, но насколько я могла уловить при лунном свете, одет собеседник Дрона был по дейстрийской моде. Однако его острийский был безупречен.

— Вы слишком жестоки со своим союзником, милостивый хозяин, — произнёс сын синдика как раз в тот момент, когда я прекратила говорить с напарником.

— Эта парочка была слишком буйной и неуправляемой, — совершенно равнодушно ответил незнакомец. — Беспризорники, за которыми не смотрит полиция.

Слово «полиция» он произнёс на дейстрийском.

— И этого достаточно, хозяин? — уточнил Дрон Перте.

— Достаточно, господин Перте, — ответил, перейдя на дейстрийский, незнакомец. — Мне нужен другой, которым можно управлять. И у тебя есть то, что мне нужно.

Он шагнул вперёд, ближе, и я смогла разглядеть его лицо. Перед нами стоял сам дейстрийский посол, тот человек, убивать и допрашивать которого сегодня шёл мой напарник.

— Вы привыкли получать то, чего желаете, хозяин? — по-дейстрийски ответил Дрон, и я поняла, с кем он разговаривает: только одного человека эти люди звали «хозяином», с неизменной почтительностью и страхом. Одного, которого боялись они все, и который мешал перегрызться обособленным бандам. Господин посол и был таинственным «хозяином» острийских преступников. Однако в голосе молодого авантюриста не было никакого почтения перед старшим. — Но достаточно ли у вас сил для этого? Грета мертва, мёртв и Бломель, и Товаль с Греном, которые клялись, что придумали способ укрощать не-мёртвых. Они все мертвы, хотя вы и свергли дейстрийское правительство, но сами остались без слуг. Зачем вам вампир? Граница больше не закрыта.

— Существо, более быстрое и сильное, чем десяток мужчин, пригодится всегда, — ответил дейстрийский посол. — И не корчи передо мной стратега, сынок, ты ещё не родился, а я уже занимался этим делом много лет. Кровосос придёт ко мне сам — когда ты отдашь мне девчонку, которую прячешь за своей спиной. Собственно, мальчишка-вампир был не так уж и нужен, я мог бы попросту устроить здесь засаду, но надо было отвлечь его… развлечь ребёнка перед смертью.

Он криво усмехнулся и взмахнул рукой. Десятка два тёмных фигур, мало чем отличимых от подручных Дрона, появились из темноты и встали за спиной посла.

— Теперь ты отдашь мне девочку, сынок? — мягко спросил посол. — Я всё ещё прошу по-хорошему.

— Попробуй забрать её, ты, грязный выродок! — воскликнул Дрон Перте, что-то стягивая с руки и кидая в посла. Разумеется, сын синдика использовал куда более сильные выражения, чем я привела, однако для точного перевода мне не хватает знаний острийского. Брошенный Дроном предмет оказался перчаткой, которая перелетела разделяющее юношу и посла расстояние и ударила последнего по лицу. Тот не дрогнул, хотя левая рука его и сжалась в кулак.

— Как это по-острийски, — наконец, произнёс посол после продолжительного молчания. Я заметила, что его люди отступили на шаг назад и как будто утратили готовность немедленно кинуться на противника. — Поединок в честь прекрасной дамы? Не выйдет, Дрон, я уже вышел из этого возраста. Тобой займутся те, кому это полагается, а я поговорю с твоим трупом, если уж тебе так хочется быть убитым.

— Так слушайте все! — закричал Дрон Перте, выступая вперёд и обнажая шпагу. — Я обвиняю этого человека в нарушении законов чести, в трусости и предательстве и вызываю на поединок до смерти! Да падёт позор на его голову, если он откажется! Да падёт позор на голову всякого, кто осмелится помешать вершению справедливости! Я, Дрон Перте, будут драться с Эрастом Сеханом, послом Дейстрии в Острихе, хозяином контрабандистов — здесь и сейчас, пока смерть не рассудит нас!

— Вздор, — ответил посол и шагнул назад, но один из его людей уже нёс хозяину обнажённую шпагу. — Вздор, бессмысленность, позёрство! Я не собираюсь драться с тобой, щенок!

— Взгляните на своих людей, господин посол, — посоветовал Дрон Перте. — Вам не стоило приближать к себе острийцев, если вы не собираетесь следовать нашим обычаям. Ни один из них не последует за человеком, покрывшим себя и их позором. А теперь — возьмите шпагу и защищайтесь, чёрт возьми, иначе я готов убить безоружного!

Он был прав. Тёмные безликие фигуры перемешались, замкнув обоих противников в круг. Рядом с нами — со мной и Амандой — осталось всего шестеро человек, вставших так, чтобы не заслонять ни нам, ни себе поединок.

— Господи милосердный! — выдохнула моя барышня. — Неужели он это всерьёз? Неужели они сейчас будут драться?

— Будут, — ответила я, украдкой оглядываясь по сторонам. Сын синдика прекрасно тянул время, и теперь мне осталось только дождаться напарника, чтобы исчезнуть. Словно прочитав эти мысли, Дрон Перте обернулся назад и махнул кому-то рукой. Один из его подручных подошёл поближе и крепко взял меня за руку.

— Ничего, хозяюшки, — развязно произнёс он, — и нам придётся вмешаться, если хозяева не столкуются.

— Не столкуются — это если Дрон не убьёт посла в первые же минуты? — скептически уточнила я, но подручный замялся и не ответил.

— Кати, как ты можешь быть столь циничной! — возмутилась барышня.

— Как-то, знаете ли, Аманда, получается, — грубо ответила я, успев устать от высоких принципов своей бывшей нанимательницы.

— Но он же живой человек! — не отставала девушка.

— Я тоже, — отрезала я. — И этот, с позволения сказать, живой человек, сделал много такого, из-за чего я с огромным удовольствием увидела бы его мёртвым!

— Увидите, хозяюшка, — заверил человек, удерживающий меня за руку. — Скоро увидите.

— Лучше скажите, любезный… не знаю, как мне вас называть…

— Лебен, хозяюшка, — поклонился подручный Дрона Перте, явно польщённый моим интересом.

— Любезный хозяин Лебен, — подхватила я, — как в вашей стране решаются такие дела? Неужто все эти люди уступят, если хозяин Дрон победит хозяина Сехана?

— Что вы, хозяюшка! — Лебен даже засмеялся от высказанной мной нелепости. — Разумеется, нет. Как увидят, что хозяин Сехан отступать не собирается — ему не стоило отказываться от поединка, да ещё так громко, — так и сами ринутся в драку.

— И нападут на Дрона? — ужаснулась Аманда.

— Да как можно! — оскорбился за соотечественником Лебен. — Кто ж будет в чужой поединок вмешиваться? Нет, хозяюшки дорогие, так дела не делаются. Они кинуться на наших, у кого оружие в руках, а, если вдруг победят, явятся сюда за вами.

— А вы на что? — резко уточнила я.

— Да как на что, милостивая хозяюшка? И за вами проследить надобно, молодой хозяин Перте предупреждал, что вы испугаться и убежать можете. А потом, вдруг какая собака, не дожидаясь исхода боя, к вам сунется? Тут-то мы себя и покажем!

— То есть, как я вас понимаю, любезнейший хозяин Лебен, пока идёт бой, нам ничего не угрожает? — нетерпеливо уточнила я, весьма раздосадованная решимостью бандитов не отпустить меня к моему напарнику.

— Да как же не угрожает, милостивая хозяюшка?! — обиженно воскликнул Лебен. — Мало ли дураков на свете, а уж кровососы-то по ночам так и шастают! Увидят вас — и прости-прощай, молодая жизнь!

— О! — воскликнула Аманда, неизвестно что желая этим сказать. Лебен круто повернулся к ней, не выпуская, впрочем, мою руку.

— Хозяюшка, вы, небось, до сих пор не верите в вампиров? Хоть и видели парнишку того, клыкастого, и как он в пыль рассыпался — небось, человек бы не так помер!

Я запоздало подумала, что моя бедная барышня должна быть поражена всем случившимся, и её рассудок должен изнемогать под тяжестью обрушившихся потрясений. Однако голос Аманды был так же твёрд, как и всегда.

— Благодарю вас, Лебен, вы правы, гибель этого несчастного не может быть названа естественной, и, возможно, он действительно считает себя вампиром и таковым её считают окружающие. Однако не будете ли вы так добры, чтобы объяснить, что нужно господину послу от моей подруги?

— Почему бы вам не спросить у неё самой? — хитро прищурился Лебен, которому, кажется, не польстил холодный тон барышни и её сдержанное презрение к человеку его круга.

— Я полагаю, вам ответ на мой вопрос должен быть известен лучше, нежели ей, — холодно ответила Аманда. — Вы ведь наверняка в курсе тех дел, которые мой жених имеет — или имел — с этим господином.

— Э, нет, хозяюшка, не надо так круто! Я человек маленький, семья у меня большая, какое мне дело, чего там хозяева делят? Мне сказали — приди-ка ты, Лебен, будет нужда в тебе и твоей шпаге, я и пришёл, а дальше моё дело маленькое. Вы лучше у подружки своей поспрашивайте, а ещё того лучше — у жениха всё узнайте, он вам лучше расскажет, а я ведь так, пустое место…

— Да отвечайте же, любезнейший хозяин, — разозлилась я увёрткам бандита. — Или я сама скажу, мне, в конце концов, терять нечего!

— Да как прикажете, милостивая хозяюшка, — бросил на меня Лебен сочувствующий взгляд. — Слыхал я краем уха, будто бы ходит за вами кровосос один, и только через вас его поймать можно, потому как больше никого он к себе не подпускает, а за вас так хоть в огонь бросится. Но кто ж будет таким сплетням верить, особенно про такую хорошенькую да приличную девушку!

— Ходит?! — резко переспросила Аманда. — Кати, что это всё значит? Лебен, ответьте, что значит — «ходит»?!

— Да будто вы сами не знаете, — буркнул бандит, явно не одобряющий выбора хозяина. — Вот как ваш жених за вами ходит, так и другие мужчины ходят, только одни из женщин кровь пьют, а из других женщины, да с деньгами в придачу!

И он захохотал, весьма довольный своим чувством юмора.

— Кати, ответь мне, — схватила меня барышня за свободную руку. — Должна ли я понимать, что у тебя есть жених, и его все считают вампиром? И он навещает тебя по ночам? И он… пьёт твою кровь?

— И не только все, хозяюшка, — вмешался Лебен, — но и он сам как будто от вампирства не отказывается!

— Молчите! — резко приказала барышня. — Кати, я жду!

— Ну, так ждать вы можете сколько угодно! — зло ответила я, вырывая у Аманды свою руку. — Я, слава богу, вам давно не служанка, и отчётом не обязана!

— Но, Кати… — удивилась моему отпору Аманда.

— И зовут меня давно не «Кати», к вашему сведению! Хотите знать правду — прекрасно! Нет, у меня нет никакого жениха, которого бы все считали вампиром.

Аманда вздохнула с облегчением, но я безжалостно продолжала:

— У меня есть любовник. — Аманда охнула. — И — да, к чему скрывать, здесь все уже знают — он вампир. Кому не нравится — могут разыскать его и сразиться на шпагах, коли приспичит! Он будет убит так быстро, что даже не увидит, как это случится. Довольны вы моим ответом?

— Вот это отбрила так отбрила, — одобрительно усмехнулся Лебен, и остальные пять бандитов, до того не вмешивающиеся в разговор, разразились сочувственными замечаниями.

— Но, Кати… — жалобно пролепетала Аманда. — Вам нельзя так жить… Это неприлично…

— Плевала я на приличия! — грубо воскликнула я.

— Вы должны немедленно, тотчас же пожениться! — закончила свою мысль Аманда, не обращая внимания на свой ответ. Да, моя барышня буквально помешана на приличиях, если может предлагать такое!

— Эк вы сказанули-то, хозяюшка, — вмешался Лебен. — Кто ж его, кровососа-то обвенчает? Испокон веку так заведено, чтобы люди женились или не женились на тех, кто нравится, а вампиры жили по своим законам и людей не беспокоили.

— И каковы же их законы? — немедленно спросила Аманда. Я тяжело вздохнула, этот разговор начал меня утомлять, и пока прояснил только одно: бандиты не спустят с меня глаз и не дадут мне и шага сделать в сторону. Проклятый Дрон их тщательно подготовил! Однако же лучше мне обратить своё внимание на поединок. Кто знает, может, я тем самым подам пример остальным, и Лебен, наконец, отпустит мою руку?

— Например, они съедают женщину умершего собрата, — бросила я через плечо. — Выпивают всю её кровь на «поминках», если, конечно, она человек, а не такой же вампир, как и они. Очень удобно — никакой скорби, никакого траура, и наследства тоже с ней делить не надо.

— Ты шутишь, Кати! — ахнула Аманда.

— Поверьте, мне сейчас не до шуток, — буркнула я.

Тем временем поединок продолжался — явно не так удачно для Дрона, как он самонадеянно полагал, затевая его. Посол, хоть был и немолод и не часто обнажал шпагу, оказался достойным противником и удерживал молодого авантюриста на расстоянии, не давая подойти и нанести удар.

— Это он перед вами рисуется, — решил внести пояснения Лебен. — Думал, вы смотрите.

— Рисуется? — резко переспросила Аманда. — Вы хотите сказать, Дрон затеял всё это не всерьёз?

— Ещё как всерьёз, хозяюшка, — мрачновато ответил бандит. — Только он молодой ещё, вот и лестно умение своё показать перед девушками. Вы уж поверьте, без вас он бы Хозяина первым выпадом бы положил, потому как тот и шпагу держать не умеет, и открывается при каждом ударе.

— «Устрицы»! — прошипела я себе под нос, но меня, кажется, никто не услышал.

«Ш-ш-ш, девочка моя, не раздражай этих людей» — предупредил меня напарник.

«Гари! Ты где?»

«Рядом. Близко. Я вижу вас, и ты отсюда могла бы меня видеть, но не стоит. Не оглядывайся по сторонам, ты меня выдашь».

«Ты можешь забрать меня отсюда?»

«Нет. Извини, моя девочка, — раздражённо ответил вампир. — Слишком много рябины, мне не подойти ближе. Я, конечно, мог бы перестрелять их всех, но хотел бы обойтись без этого. Сегодня я убил ребёнка, и мне противно».

«Как ты можешь жалеть этого типа!» — упрекнула напарника я.

«Как-то получается, моя хорошая, — усмехнулся вампир. — Подожди. Когда победят, они расслабятся и рано или поздно потеряют бдительность. Немного терпения, и мы вытащим тебя отсюда без лишних трупов».

«Хорошо» — согласилась я, и сама не питавшая слишком большой радости при мысли о смерти людей, с которыми я только что вполне дружески разговаривала.

«Я знал, что ты согласишься, родная, — засмеялся напарник. — Кстати, можешь обратить внимание на их драку: как-никак, это в твою честь!»

«Смеёшься, — упрекнула я. — Как будто мне приятно, когда мужчины делают из-за меня глупости!»

«Это всякой женщине приятно, моя девочка, — не согласился вампир. — К тому же господин посол делает это вовсе не ради тебя… Возможно, Дрон Перте тоже».

«А мне и дела нет!»

«Зато мне есть, — серьёзно ответил вампир. — Лучше тебе всё же смотреть, а потом сказать Дрону Перте что полагается в таких случаях — глядишь, он веселее станет, а там и расслабится».

Совет был хорош, хоть и не умею я улещивать мужчин, как тому учат барышень на выданье в хороших домах. Однако я перенесла внимание на бой как раз вовремя. Не то выгадав подходящий момент, не то устав от острийского варианта игры в «кошки-мышки», Дрон Перте перешёл к более решительным действиям, и сейчас вовсю теснил своего противника, который, как я могла судить, перестал нападать, и теперь только защищался. Окружающие их бандиты расступились, чтобы не мешать дерущимся, но, вместо того, чтобы перейти на новое место и продолжить наблюдение за дракой, обнажили шпаги и ринулись друг на друга. Аманда горестно ахнула при этом свидетельстве мужского неразумия, а наши охранники одобрительно засвистели.

Вскоре пустырь заполнился размахивающими шпагами людьми, и в неверном свете луны нельзя было понять, кто к нам ближе: люди Дрона или люди посла, и где же, кстати, сами главари: они перемешались с другими дерущимися. Воздух наполнился металлическим лязгом оружия, стонами, проклятиями и предсмертными криками. Боль, смерть и страдания, казалось, были повсюду. Каждую минуту могла решиться наша судьба, и нам пришлось бы или спасаться бегством или сдаваться на весьма и весьма сомнительную милость победителя, причём у меня создавалось впечатление, что бандиты, сообразуясь с законами местной чести, скорее умрут, чем позволят нам сделаться призом в этой ужасной игре. Одним словом, мне приходилось рассчитывать только на мастерство Дрона Перте как фехтовальщика и как полководца и, если в первом я не сомневалась, то о втором не могла судить сколько-нибудь ясно.

Аманда за моей спиной тихонько шептала молитву, наши охранники одобрительными возгласами подбадривали товарищей, а Лебен, всё ещё державший меня за руку, сдавил её так, что она онемела до самого локтя. Однако я и сама не замечала этого, пока наполненный ужасным шумом сражения воздух не пронзился особенно громким и мучительным криком, заставившим меня очнуться. Ждать окончания боя мне казалось бессмысленным, коль скоро нашёлся такой прекрасный повод освободиться, а нет — так хоть спасу свою руку от незаслуженных кровоподтёков!

— Послушайте, любезнейший хозяин, — с понятным раздражением произнесла я. — Мне ясно ваше рвение и старание, с которыми вы стараетесь меня защитить. Однако, будьте любезны, не сжимайте так сильно мою руку, вы её, того и гляди, раздавите.

— Слышите, Лебен? — немедленно подхватила Аманда. — Извольте слушаться даму и отпустите её немедля! Что же, вы думаете, она сбежит среди ночи — одна! — от своих друзей и защитников?

— Прикажете отпустить? — глуповато отозвался охранник.

— Да, приказываю! — разгорячилась Аманда. — Отпустите немедленно!

— Прикажете отпустить, милостивая хозяюшка? — уже громче спросил Лебен, словно никак не мог разобраться в простейшей просьбе.

— Да, любезнейший хозяин, прошу и приказываю меня отпустить! Что толку остаться в живых, если вы мне изуродуете руку!

— Так я ж могу полегче держать! — запротестовал бандит.

— Уж позвольте, любезнейший хозяин Лебен, с вами не согласиться! Когда вы видите, как дерутся ваши товарищи, вы сами себя не помните, и кулаки у вас сжимаются без всякого желания с вашей стороны. Если вы продолжите меня держать, вы снова сдавите мне руку, и уж точно искалечите на всю жизнь. Нет, я не спорю, коли хозяин Дрон Перте отдал вам такой приказ, так вы не стесняйтесь! Можете сразу отрубить мне руку для надёжности!

— Да побойтесь бога, милостивая хозяюшка! — ещё громче заговорил Лебен, буквально срываясь на крик. — Да чтобы я хоть волосок на вашей голове тронул, как у вас язык-то поворачивается! Уж я отпущу, так вы потом только на меня не пеняйте, коли что не так, и перед хозяином заступитесь.

— Да отпустите же её, вы, болван! — закричала Аманда, взбешённая этим потоком слов, которые, будто назло, расходились с делом.

— Отпускаю, милостивая хозяюшка, отпускаю! — громче прежнего произнёс Лебен, разжал, наконец, свою руку и с обиженным видом отвернулся от нас обеих. Я вздохнула с облегчением и украдкой потёрла болящее запястье. Хватка у разбойника железная, врагу не пожелаю оказаться у него в руках. Впрочем, это не моя забота. Ученики Мирона убиты, а, кроме них, мне некого опасаться — если, конечно, я останусь одна хотя бы на минутку. Продолжающаяся драка, до которой мне больше не было никакого дела, играла мне на руку — отвлечёт бандитов от меня и даст мне долгожданную возможность скрыться. Так. Теперь только не торопиться. Не оглядываться, не волноваться, смотреть на поединок вместе со всеми и медленно, шаг за шагом продвигаться в сторону. Не волноваться. Ни в коем случае не волноваться. Шаг. Другой. Третий. Все смотрят на поединок, не могут не смотреть, а меня тут нет и никогда не было. Четвёртый. Пятый. Ещё бы шагов пять для верности, а там можно и бегом. Шестой. Седь…

За спиной, непонятно откуда, раздался пронзительный свист, громкостью превосходивший всё, до сих пор мной слышанное этой ночью. Забывшись, я обернулась, и в этот самый момент грянул выстрел. Откуда стреляли, я не могла понять, только мелькнула в воздухе чёрная тень, и что-то толкнуло меня в грудь, заставляя закричать и пошатнуться, теряя сознание.

Чьи-то руки — слишком слабые, чтобы удержать — немедля подхватили меня, и над ухом раздался надоевший уже возглас:

— Кати! О, Кати, боже мой, что же с тобой происходит?!

Потом, кажется, барышню оттеснили в сторону, потому что я не коснулась земли, а руки, удерживающие меня, стали другими — сильными и уверенными.

— Не толпитесь вокруг, — приказал знакомый до оскомины голос.

— Дрон, о, Дрон! — воскликнула Аманда. — Кати… что с ней?! Как она здесь оказалась?

— Всего лишь обморок, — категорично отозвался авантюрист.

— Хозяин… — как будто нерешительно и виновато проговорил Лебен.

— Всё в порядке, я не сержусь на вас, — быстро отозвался сын синдика. — Мы победили и все, кажется, живы. Ивона, дорогая, как вы себя чувствуете?

— Серебро… — выдавила я по-дейстрийски. — Жжётся!

— Она бредит! — в ужасе воскликнула Аманда.

— Не думаю, — возразил Дрон, и в этот момент сознание полностью вернулось ко мне. Я оттолкнула поддерживающие меня руки — конечно же, это был Дрон Перте! — и огляделась по сторонам.

— Как долго я была без сознания?

— Не больше пары минут, сколько я могу судить, — отозвался Дрон, пристально меня рассматривающий. Грудь разрывала чудовищная боль и я невольно держалась за сердце, как будто этим могла остановить смерть… Смерть?! — Вы не ранены, сударыня? Позвольте, я посмотрю.

С этими словами авантюрист отвёл мои руки и ощупал больное место. Странно, но от прикосновения мне как будто стало легче, словно живое тепло его рук отогнало смертельный холод. Смертельный?!

— Боже мой! — воскликнула я, поражённая внезапной догадкой. — Боже милосердный, где он?!

— Кто «он», Кати?

— Где он?! — закричала я, отталкивая от себя барышню, потянувшуюся было обнять меня и утешить.

— Кто?.. — начала было она, но тут невесту перебил Дрон Перте.

— Там, за вашей спиной, — произнёс он сочувственным тоном. — В нескольких шагах лежит… бедняга…

— Что с ним?! — закричала я, в ужасе от того, что означали слова авантюриста и внезапная боль в сердце, и ужас так сковал меня, что я никак не решалась повернуться и узнать… увидеть своими глазами неизбежное.

— В вас стреляли, — тихо произнёс сын синдика. — Раздался выстрел, а после что-то спрыгнуло вон с того дома. Я видел своими глазами, он только коснулся земли, как тут же получил пулю в грудь и упал, и сразу же за ним вы упали.

— Боже мой, нет!

— Это правда, — тем же тихим сочувственным голосом проговорил авантюрист. Мгновение я вглядывалась в его лицо, пытаясь отыскать в нём признаки фальши, а после сорвала с себя рябиновый крестик и швырнула Дрону в лицо. Это из-за него погиб мой напарник! Это из-за моей глупости он погиб! Если бы я сняла рябину сразу же, как решила отойти от приставленных Дроном телохранителей, ничего бы не случилось — вампир мог бы оттащить меня в сторону, а так!.. Рябина не подпускала его ближе, и он принял пулю в грудь. О, если бы я умерла!

Авантюрист поймал крестик в воздухе — этого следовало ожидать — и не стал удерживать меня, когда я бросилась туда, где на земле лежал вампир. Мой друг, возлюбленный, мой напарник. Тело его не рассыпалось в прах, и я никак не могла поверить, что рана, даже в самое сердце, может его убить. Но… серебро…

— Дрон, прошу вас, выслушайте меня, — по-дейстрийски проговорила Аманда за моей спиной.

— К вашим услугам, сударыня, — почтительно ответил Дрон Перте.

Пробежав разделяющие меня и вампира несколько шагов, я упала на колени возле его неподвижного тела. Он лежал на спине, раскинув руки и глядя в ночное небо, как лежал когда-то в К***, когда только учился не засыпать при наступлении дня и переоценил свои силы.

— Беренгарий! Гари! Гари, ты слышишь меня?! — позвала я, не чувствуя, впрочем, никакой надежды. Боль в сердце ясно показывала, где засела пуля в вампире.

— Что за странный вопрос, сударыня! — отвечал Аманде Дрон Перте. — Вы спрашиваете, в самом деле ли я собираюсь на вас жениться! Как вам не стыдно — после всего, что мы пережили вместе!

— Гари… — отчаянно звала я, но мне никто не откликался. Рот вампира был приоткрыт, как бывало, если он днём засыпал, а не замирал в привычном оцепенении не-мёртвых, и широко открытые глаза смотрели вверх, но не видели ни ночного неба, ни звёзд, ни стареющей луны. Ни меня.

— Ещё того лучше! — возмущался где-то позади Дрон Перте, и слова его доносились меня как будто издалека, словно нас разделяла не одна миля. — Хорошенький выбор вы мне предлагаете! Не ожидал от вас! Аманда, вы мне всегда казались воспитанной девушкой!

Аманда что-то ответила, и Дрон Перте взорвался возмущением:

— Отлично! Значит, в вашей стране принято, чтобы невесты спрашивали, хотят ли женихи жениться на девушке или на её деньгах! Отлично! Хорошенькую же вы даёте аттестацию вашей родине! Хорошенькое же вы выбрали место для подобных разговоров!

Тем временем мне удалось, наконец, унять дрожь в руках и достать из потайного кармашка стилет. Как бы смеялась Беата, если бы знала, при каких обстоятельствах мне приходится к нему прибегать! Зажмурившись, я не глядя полоснула себя по руке и немедля приставила рану к губам вампира.

— Гари! — звала я его и голосом и мыслями. — Гари! Беренгарий! Гари! Любимый мой… не умирай…

— Час от часу не легче! — доносились негодующие возгласы авантюриста. — Аманда, дорогая, что вам только в голову пришло! Да если она не захочет! Да если сбежит! Заболеет и умрёт, в конце концов!

— Гари, не умирай… — просила я, чувствуя, как внутри поселяется пустота и холод. Он умер… умер… — Пожалуйста…

Холодный как лёд язык коснулся моей руки, прижатой к губам вампира. Лизнул — и я почувствовала, как затягивается нанесённая самой себе рана.

— Так-то вы считаетесь с чужими чувствами, сударыня! — продолжал чему-то возмущаться Дрон. Тёплая волна надежды затопила моё сердце, как я увидела, как вампир облизывает окровавленные губы и как его взгляд сосредотачивается на мне.

— А… — с явным трудом произнёс мой напарник. — Ами… рад… не хотел… уходить… не попрощавшись… с тобой.

— Нет! — снова холодея, простонала я. — Ты не умрёшь! Гари, любимый, ты будешь жить!

— Напрасно… — еле слышно прошептал вампир. — Прости… глупая… девочка… люблю…

Его рука чуть шевельнулась — слабая, не способная уже подняться и прикоснуться ко мне. С плачем я бросилась на землю рядом с ним, прижала его руку к своим волосам. Пальцы на миг сжались.

— Тебя!.. — выдохнул вампир, и его рука разжалась.

— Нет! — взмолилась я, заглядывая в лицо напарника. Глаза его померкли и помутнели, а рот странно перекосился, обнажая длинные клыки и превращая лицо в жуткую и трагическую маску. Но что пугало ещё сильнее — на последних словах вампира боль в сердце пронзила меня с новой силой, а после отступила, оставив по себе только слабое воспоминание.

— Я всегда к вашим услугам! — раздался над самой моей головой раздражённый голос Дрона Перте. — Как вы скажете, так и будет, Аманда, но, право же, вам не следует быть столь категоричной. Ивона, дорогая, вставайте! Нельзя сидеть на холодной земле.

— Он умер! — закричала я вместо ответа. — Он умер, а я жива!

— Но, Кати, дорогая моя, — ласково заговорила Аманда, — он ведь и так был мёртв. Это же вампир, не более чем странный каприз природы, мешающий мёртвым успокоиться в своих могилах… Он был мёртв уже много лет назад…

— Замолчите! — потребовала я. — Какое вам дело? Он любил меня! Он собой пожертвовал ради меня…

— Но, Кати, ты должна понимать!

— Уберите её, Дрон Перте! — вне себя завопила я, обращаясь к аванюристу, как к более разумному. — Уберите её, и сами уберитесь подальше, а не то я за себя не ручаюсь! Ненавижу вас! Всех вас ненавижу! Какое вам до меня дело, если он умер! Вам ведь нужен был он, а не я! Лучше бы я умерла! Это я должна была здесь лежать, и он бы нашёл способ меня спасти, я, а не он!

— Кати, милая, ты не… — начала было Аманда, но Дрон Перте, к счастью, догадался отвести невесту в сторону.

Однако, от крика и слёз ко мне вернулась ясность мысли. Аманда права: Беренгарий уже однажды умирал от очень похожей раны, но на сей раз её нанесли серебряным оружием… И ведь я видела, как Мастер лечит такие раны! Гари не рассыпался в прах, кто знает, может, его ещё можно спасти!

С трудом я прорезала прекрасную крепкую ткань камзола и рубашки в том месте, где её порвала пуля. И сразу же, разумеется, догадалась, что в сто крат проще было бы расстегнуть — а ведь драгоценное время всё уходило. Кто знает, может, у меня и вовсе его уже не было! Мастер, я помню, говорил, что серебро вредно для не-мёртвых и отравляет их. И что первым делом необходимо удалить всё, чего коснулся проклятый металл. А это значит — выковырять пулю и соскоблить внутреннюю поверхность раны. Господи всемилостивейший, неужели тут не найдётся никого, кто мог бы взять на себя этот труд?! Но вампиры отступились от нас, а людей просить бесполезно. Хотелось бы мне знать только, смогу ли я сделать всё необходимое… или уже поздно?

Изо всех сил стараясь не жмуриться и не отворачиваться, я занесла руку со стилетом над раной, от которой почему-то пахло застарелой кровью, хотя вампира убили меньше четверти часа назад. Господи боже мой, сжалься над ним и надо мной!

Исполнить своё намерение мне не было суждено — протянутую было руку в воздухе остановила другая рука — тонкая, изящная и неожиданно сильная, а вслед за рукой из темноты появилась и её обладательница.

— Не оскверняй тела, живым это не к лицу, — попросила меня молодая вампирша. В следующее мгновение к моей руке прижалось что-то острое, потом холодное и гладкое, потом мягкое, а потом вампирша выпустила меня, и на запястье я увидела аккуратную повязку.

— Грета! — вырвалось у меня прежде, чем я успела испугаться или обрадоваться. — Грета, что ты тут делаешь?!

— И я тебя рада видеть, сестрица Тирса, — насмешливо отозвалась бывшая авантюристка. — Приехала повеселиться… с Мастером… ты знаешь?

— Знаю… — пробормотала я и снова взглянула на лежавшее между нами тело. — Смотри! Это всё из-за вас! Почему вы отказали ему в помощи? Почему не захотели спасти?!

— Мёртвые не имеют дела с живыми, — равнодушно отозвалась вампирша.

— Но до сих пор ему позволялось заниматься своим делом! И Мастер даже помогал ему? А где сейчас Мастер?! Почему он не пришёл?

— И мёртвые не мстят, — со странной смесью жалости и насмешки проговорила Грета. — Особенно живым. Твой друг хотел мстить, хотя Мастер и запрещал ему. Мастер предоставил его собственной участи. Это справедливо, сестрица.

— Он погиб, защищая меня! — не слушала я вампиршу. — Погиб, хотя Мастер клялся мне, что будет защищать нас обоих! Где был Мастер в этот момент?! Где он?!

— Каждый сам пьёт до дна свою месть, — прежним тоном произнесла Грета, и мне послышалось в её тоне скрытое злорадство, как если бы ребёнок исподтишка показывал мне язык.

— А я? Ведь я же не…

— Ты — часть его платы, — ответила Грета и всё-таки показала язык, что совсем не вязалось с её обликом обольстительницы. — Он хотел рискнуть — Мастер предупреждал его. Он мог поплатиться тобой, а поплатился собой… что же, будет урок другим.

— Ты… — Я грубо выругалась, но вампирша никак не отреагировала на это. — Грета… ты можешь его спасти?

— Нет, — просто ответила бывшая авантюристка, не унижая ни себя ни меня ненужными издёвками. — Он мёртв, мёртв окончательно. Тут уж ничего не сделаешь. Мы с Мастером пришли позаботиться о теле собрата.

— Вы… — В горле встал противный холодный комок, а сердце, казалось, перестало биться. — Вы заберёте его?

— Как только уйдут люди, — пояснила Грета. — Мастер, видишь ли, предпочитает не показываться тем, кого не собирается убирать или обращать.

— А… — Говорить было с каждым мгновением всё труднее и труднее. — А… я?

— Мастер просил передать, что, коль скоро твой друг никогда не станет взрослым, ты никогда не станешь вампиром, — сообщила мне Грета ничего не выражающим тоном. — Ты свободна.

— Но как же… — пролепетала я, невесть что желая возразить. Мне хотелось умереть здесь же, сейчас же, немедленно! Что стоило Мастеру или Грете оборвать мои страдания?

— Разумеется, дом тебе придётся продать, но твои доходы останутся за тобой, сестрица Тирса. Мастер особенно подчёркивал, что выполнит со своей стороны все взятые на себя обязательства.

— На что мне теперь доходы? — не поняла я.

— Жить, — коротко ответила вампирша и оглянулась.

— Жить?! — горько переспросила я. — Зачем? Я умерла. Я лежу здесь. На что мне жизнь?

— Дрон, — позвала Грета неожиданно певучим голосом. — Вот так встреча! Дрон Перте, пожалуйте сюда!

— Грета! — словно в трансе воскликнул авантюрист. Я взглянула в лицо вампирши — оно светилось злорадным торжеством, словно у девочки, обыгравшей свою ровестницу. Торжеством — и чем-то ещё, что с полным правом можно было бы назвать похотью, голодом и желанием. — Сестрица Грета! Но ты же умерла!

— Умерла! — расхохоталась вампирша жутковатым серебряным смехом, в котором не было веселья, а была одна только безупречная мелодичность. — Разумеется, я умерла, милостивый хозяин Перте! Меня убила вот эта девочка, вы знали об этом?

— Грета! — возмутилась я, догадываясь, что вампирша применяет к несчастному сыну синдика своё колдовство, свои чары ожившей покойницы. — Грета, как тебе не стыдно! Немедленно прекрати!

— Ах, так тебе дорог этот мальчик! — всё с тем же бесчеловечным торжеством отозвалась не-мёртвая. — Так бы и сказала, а то всё «Гари» да «Гари»!

— Прекрати! — закричала я. — Злая, бесчувственная кукла! Мне никто не дорог, да только ты ведёшь себя безобразно! Прекрати немедленно!

— Для твоей же пользы стараюсь, — надулась Грета, и Дрон Перте как будто стряхнул гибельные чары.

— Грета?! — переспросил он. — Так ты не умерла! Стала вампиром, как вот этот вот!

И указал кончиком вложенной в ножны шпаги на тело Беренгария.

— Как вот этот, — улыбнулась вампирша, снова становясь недосягаемо прекрасной и обольстительной. Дрон Перте шумно выдохнул воздух и судорожно вздохнул, а в моём сердце на миг поселилась безумная тоска — мне хотелось вот так вот, как эта женщина, одним взглядом, одним словом вселять желание в мужчин и никогда ни о чём не жалеть. Но странное чувство быстро пропало, сменившись настоящей тоской — по тому, кого больше уже не вернуть. — Послушайся-ка меня, милый мой Дрон Перте. — Ты победил, и заслужил по праву и славу, и невесту, и приданное. Вот перед тобой эта девочка, у которой больше нет никого. Уведи её отсюда, будь уж добр.

— Да вы никак сговорились! — рассердился Дрон Перте. — Сперва Аманда, потом ты! Неужели я вам всем кажусь таким подлецом, что не в состоянии сам догадаться, когда мне следует позаботиться о даме?!

— Позаботиться?! — в негодовании поднялась на ноги я. — Так вот о чём вы шептались! Не выйдет у вас, ни у вас, Дрон Перте, ни у тебя, сестрица Грета! Никто — слышите, никто! — никогда больше не будет обо мне заботиться! Мне никто не нужен, и…

— Если я о вас не позабочусь, — мрачно перебил меня авантюрист, — я останусь без жены и приданного, а я твёрдо решил остепениться.

— Да как вы смеете?!

— Уведи её, Дрон, — приказала Грета. — И все уходите. У вас в распоряжении полчаса, а после сестрица Тирса должна быть под присмотром и лучше, если связанная, не то погибнет.

— Погибнет?! — воскликнула подошедшая Аманда, и я застонала от бессильной злости. — Так, значит, это правда, сударыня, что вы выпиваете кровь женщин, чьи возлюбленные умирают?! Вы ведь одна из них, не-мёртвая, верно?

— Кто вам сказал такую чушь?! — спросила не на шутку удивлённая Грета, но после, будто что-то сообразив, поспешно кивнула. — Именно, милая моя, именно выпиваем и именно кровь женщин. Да ещё мы можем так позвать за собой, что хочет — не хочет, а пойдёт.

— Грета, опомнись! — вскричал Дрон Перте. — Что ты такое говоришь!

— Правду говорю! — заупрямилась вампирша. — Каждый раз так делаем, и это уж моё дело, почему я советую вам спасти эту малютку.

— Уж конечно, сестринская любовь взыграла, — язвительно предположила я, злясь от нагромождения лжи и безумия.

— Она самая, — кивнула Грета. — Забирайте девочку, ты, Дрон, и вы, дейстрийская барышня. Да поторапливайтесь, пока я не передумала.

— Идёмте, Ивона, дорогая, — приобнял меня за плечи.

— Кати, нам пора, — ласково позвала Аманда.

— Вы все с ума сошли! — закричала я. — Какое вам всем дело! Я хочу умереть, если меня не съедят вампиры, я брошусь со скалы, утоплюсь в реке, повешусь, наконец! Кто дал вам право распоряжаться моей судьбой?! Как вы не понимаете — он умер, умер из-за меня, а я жива!

На этом, собственно, историю можно и заканчивать. Дрон Перте свистнул своим людям, как охотники свистят собакам, и мы все убрались с горестного пустыря перед городской стеной, оставив за собой только трупы людей, да безжизненное тело моего напарника. Меня силой затолкали в карету, где Дрон и Аманда провели не самые простые полчаса в своей жизни, пытаясь сдерживать мои метания и попытки вырваться, но настоящий ад начался, когда мы добрались до какой-то деревни, где остановились на ночь. Стоило моим добровольным тюремщикам отвернуться, как я выскочила из дома в одной ночной сорочке (Аманда заставила меня переодеться ко сну) и побежала по улице — Дрон Перте насилу сумел поймать меня уже на самом краю села. Позже рассказывали, что я кусалась и брыкалась как бешеная, кричала не своим голосом, проклинала весь мир и всё рвалась на волю, при этом так и не придя в себя до самого утра. С утра на меня накатила совершеннейшая апатия, но сознание всё же вернулось, и я смутно помню последующие дни — без малого месяц, которые Дрон Перте потратил на заметание следов а Аманда на приготовления к свадьбе. Ночи они оба, не доверяя никому, потратили на то, чтобы стеречь меня, и заботе этой пары мог бы позавидовать всякий, кто хоть капельку больше цеплялся бы за жизнь. Лишь через месяц ночное буйство покинуло меня, и дни я перестала проводить в полном бездействии, вялая и неспособная ни к какому труду.

Аманда и Дрон поженились, как только уверились в моём выздоравливании, и поселились неподалёку от того города, где и я, и моя барышня встретились со своим кавалером. Меня они заставили жить вместе с собой, не слушая никаких возражений, и Дрон Перте был столь радушен и красноречив, что сложно было не вспомнить несколько слов, оброненных им той страшной ночью.

Кровники не только не трогали мою барышню, но даже принесли ей извинения за незаконный арест, и Аманда продолжала одеваться, как привыкла, по дейстрийской моде. Впрочем, после переворота и открывшихся границ Острих стал менее консервативен, и канцелярия крови утратила прежнее влияние на судьбы людей.

Вампиры, как и обещали, отступились от меня. Мне пришла по почте бумага, которую я подписала и отправила по указанному на конверте адресу, после чего в банке пополнился мой счёт, и я, в сущности, могла бы зажить своим домом — но молодые супруги Перте и слышать о том не хотели. Не хотели они отпустить меня и тогда, когда у них появились дети.

Родители Дрона, как мне казалось, не слишком одобряли сложившееся положение, но Аманда наплела им, будто бы я дальняя родственница её отца, несчастная сирота, у которой не осталось более близких, чем Аманда, родных, и которая, конечно же, пропадёт одна в большом и страшном мире. Это весьма импонировала взглядам синдика и его жены, и они успокоились.

О своём напарнике я с тех пор ничего не слышала, хотя весь год втайне надеялась, что Грета обманула меня и они с Мастером всё же наши способ вернуть Беренгария к жизни. Я звала его каждую ночь, взывала к Мастеру и умоляла ответить мне правду, но ни тот, ни другой мне не откликались. Надежды никакой не было, и всё-таки я продолжала жить — больше по привычке, чем по какой-либо ещё причине. Счастья своего я так и не встретила, и продолжала жить в доме Дрона Перте — со времени ставшего синдиком — на правах кузины его жены и любимой тётушки его детей, типичная старая дева, каких, увы, так много в этом мире.