_{Художник И. Воронин.}

Глава 13 «Футляр для штанги»

Я занес очередной изученный муравейник на карту, затем выбрал неподалеку подходящий валун, внимательно его осмотрел — не прячется ли под ним какая-нибудь рептилия с вредными привычками — и сел, вытянув ноги. Надо отдохнуть. Все-таки уже четыре… нет, пять часов на ногах. И путь проделал немалый, километров десять, наверное.

Сегодня я решил осмотреть район, в котором раньше не был, — к югу от лагеря. Южные края меня удивили: я не обнаружил в тамошних муравьиных семьях ни одной больной особи. Картина в них ничем не отличалась от тех, какие я мог увидеть где-нибудь в Подмосковье. Я был упорен и забрался еще дальше к югу, потом повернул на восток — и везде одно и то же. Я не мог понять, почему так происходит. Может, эти гипотетические «лучи жизни», о существовании которых я стал думать вполне серьезно, здесь не действовали?

Забредя на самый восток, в густые заросли папоротников, я повернул на север, чтобы обогнуть лагерь по дуге и вернуться с другой стороны. И тут меня ждал сюрприз: едва я прошел пару километров, больные особи стали находиться. Стало быть, «лазареты» располагаются ближе к склонам горы, а значит, ближе к моей «зоне обморока». Может быть, Химмельсберг прав и именно она является источником всех здешних аномалий? Надо еще раз внимательно все проверить, и тогда можно будет делать сообщение на нашем вечернем ученом совете. Сегодня я не успею — надо денек посидеть в лаборатории, а завтра будет в самый раз.

Утром на свежую голову я еще раз прокрутил в памяти весь вчерашний разговор и решил, что «подписку о неразглашении» дал слишком поспешно. Не буду я таить полученные сведения, что за глупость! Все эти истории о смелых ребятах, шастающих в преисподнюю, словно через международный аэропорт с гостиницей, — не более чем домыслы. Сколько подобных мифов таит мировая культура — не сосчитать. Что же, из-за этих сказок скрывать результаты? Запечатывать файлы? Или, может, вообще свернуть исследования? Что за чушь! Пусть Химмельсберг, как узкий специалист, слишком глубоко погрузившийся в свой предмет, перестал отличать миф от реальности, но для нас, остальных, это недопустимо.

Я съел несколько орехов, запил водой из фляжки и поднялся. Пожалуй, уже можно поворачивать на запад. Будем держать курс вот на ту группу скал. Если я правильно читаю карту, к югу от них должна располагаться одна из вырубок, о которых вчера говорил готановед. Надо посмотреть на нее своими глазами.

Спустя час я, по моим подсчетам, уже должен был достичь загадочной вырубки, однако ее нигде не было видно. Несколько раз, заметив просвет между деревьями, я направлялся туда, но всякий раз это оказывался просто более редкий участок леса. Я уже отчаялся найти это место, когда вдруг услышал какие-то звуки, доносившиеся чуть левее моего маршрута. Они были похожи на стук — но птицы так не стучат. Я сделал несколько шагов в ту сторону. Звуки стали слышнее. Теперь они походили скорее на скрежет. Кто бы мог их издавать? Я замер, пригнувшись. Неужели мне повезло и я увижу одного из крупных обитателей здешнего леса? Немного похоже на удары оленьих рогов. Но оленьи поединки бывают только весной. Ладно, сейчас увижу.

Впереди наметился просвет — кажется, поляна. Сквозь ветви я уже различал чей-то силуэт; неизвестное существо равномерно наклонялось и разгибалось. Нет, это не олень, это… Внезапно я понял. Я выпрямился и уже собирался окликнуть «лесного жителя», оказавшегося на поверку одним из участников экспедиции (какой еще человек мог встретиться в этих местах?), но что-то мне помешало. Кто это все-таки? И зачем он здесь копает? Лишь одному человеку в лагере по роду работы требовалось рыться в земле — моей юной украинской коллеге. Но передо мной явно был мужчина, причем довольно высокий.

Двигаясь с удвоенной осторожностью, я подобрался еще ближе и наконец смог разглядеть землекопа. Мое недоумение возросло: я узнал в человеке на поляне одного из охранников. Я не помнил его имени, но несомненно видел его в лагере. Что он здесь делает? Теперь мне еще меньше хотелось себя обнаруживать.

Человек на поляне перестал копать, воткнул лопату в землю — мне показалось, со злостью — и достал телефон. Я находился так близко от него, что даже слышал писк набора. Затем я услышал такой разговор:

— Рэй, это я. Да, на месте. Точка номер три. Черта с два! Ничего, абсолютно ничего! Кто-то до меня здесь хорошо покопал, понимаешь? Ничего я не ору, ты бы… Откуда я знаю?! Выбрали до последнего камешка… Нет, не похоже. Такое впечатление, что давно… Может быть, только кто? Тогда ведь никого не осталось!.. Да, теперь надо смотреть там. Слушай, а твой русский индюк не говорил, где это место?.. Ну понятно. Надо точно… Ладно, все понял. Меня там случайно не хватились?.. Все, ухожу.

Он очистил лопату от земли, затем сложил ее пополам, потом еще раз — никогда не видел, чтобы лопаты так складывались, это была какая-то особенная — и спрятал под куртку. Это был высокий, крепкий человек с волевым, я бы даже сказал, приятным лицом. Я вспомнил: позавчера, когда я уходил в свой первый поход, он осматривал телекамеру на опушке леса, и мы поздоровались. Он еще раз оглядел поляну и скрылся в кустах на другой стороне. Я продолжал сидеть в своем укрытии, прислушиваясь к его удаляющимся шагам (вдруг он решит вернуться?), когда… Нет, поистине это был день сюрпризов! Внезапно всего в нескольких метрах от меня на поляну выскочила собака. То есть в первую минуту я подумал, что это canis, но сразу понял, что ошибся, что передо мной волк. Конечно, это был не наш северный волк, а его местный сородич, более крупный, несколько выше в холке, и шерсть темнее. Выбежав на середину поляны, зверь остановился и повернулся в мою сторону. У меня возникло отчетливое ощущение, что наши взгляды встретились. Хотя это, скорее всего, была иллюзия — ведь волки плохо видят. Возможно, он меня учуял. Это длилось всего несколько секунд, потом он скрылся в тех же кустах, где и охранник.

Первым моим побуждением было закричать, чтобы предупредить человека об опасности, но я не стал этого делать. Волк хорошо оценивает силу своего противника; он может напасть на ребенка, на раненого, больного, но вряд ли рискнет в одиночку атаковать здорового мужчину. К тому же охранник, скорее всего, вооружен. Вряд ли зверь его преследовал: видимо, человек просто прошел по незаметной тропке, давно проложенной и помеченной животным. Да, но какое открытие! Выходит, все мои предыдущие выводы о том, что здешний лес почему-то необитаем, ошибочны. Помнится, Марина говорила, что видела собаку. Наверняка это была никакая не собака, а собрат сегодняшнего волка. Надо сказать всем в лагере, чтобы были поосторожнее. Но почему я до сих пор не встречал никаких признаков нахождения здесь стаи? Ни следов, ни помета… Может, они живут в другом районе, а сюда лишь изредка заходят?

Появление зверя отвлекло меня от невольно подслушанного разговора, но теперь мои мысли вернулись к нему. Что здесь делал охранник? Что он искал? Я вышел на поляну, огляделся. Сразу бросилась в глаза ее необычная форма: поляна представляла собой правильный прямоугольник длиной примерно восемьдесят и шириной тридцать метров; края были расширены. Ах да, «футляр для штанги»! Видимо, это одна из тех вырубок, о которых говорил Химмельсберг.

Было заметно, что недавно поляну покрывала густая поросль молодого орешника и бука, но теперь все деревья были спилены, а на расширенных краях и выкорчеваны. А еще на этих крайних площадках копали; обе они представляли собой ямы глубиной чуть больше полуметра, окруженные вырытой землей. Я присел на корточки возле ближайшей ямы, где недавно трудился охранник. Земля как земля. Хотя, пожалуй, суховата для здешних мест; скорее она напоминала выжженную солнцем землю степи. Ну и что? Что ценного или интересного мог скрывать этот рассыпающийся в пыль подзол? А ведь что-то здесь было. Иначе зачем охранник тайно, под угрозой разоблачения, пробрался сюда? Ведь он сам сказал, что его могут хватиться, — значит, пришел сюда явно не по заданию начальства. И кто его собеседник? Рэй — значит Рэймонд. Среди ученых человека с таким именем нет. Скорее всего, он тоже из охраны. Да, и еще… В этом разговоре была одна фраза, очень неприятная лично для меня: слова о «твоем русском индюке». Русский в лагере один — это я. Но я не знаком ни с кем из охраны! Да, и как он сказал: «Твой русский индюк не говорил, где это место?» О каком месте может идти речь? Совершенно непонятный разговор. И непонятно, что мне с моим наблюдением делать. Не бежать же к Уокеру докладывать: так, мол, и так, видел в лесу охранника, который копал землю и нелестно отзывался о крупнейшем специалисте по биоценозам…

Размышляя таким образом, я двинулся в сторону лагеря, то есть туда же, куда удалился землекоп. Я старался идти не слишком быстро — встретиться с ним сейчас мне не хотелось. В лагере пусть, там я сделаю вид, что ничего не знаю.

Однако, как оказалось, мои лесные встречи сегодня еще не закончились. Я шел вдоль неглубокой лощины и вдруг услышал, что кто-то зовет меня с другой стороны:

— Андрэ, подождите! Андрэ!

Я оглянулся и с удивлением увидел своего соседа Барта Персона. Он продрался сквозь кусты и подошел ко мне. Я обратил внимание, что выглядит он необычно: всегда энергичный и бодрый, сейчас специалист по внеземному казался подавленным.

— У вас очередной выход? — спросил он. — Я не буду мешать, хотел только сообщить одну новость.

— Я уже возвращаюсь, — ответил я. — Поэтому вы мне вовсе не помешаете. А что за новость?

— Я осматривал лес в той стороне. — Он указал на северо-запад. — Обошел весь район. И нашел что искал. Очень печальная находка, Андрэ. Я нашел мертвых.

— Каких мертвых?

— Три человека. Один убит из ружья, двое ножом. Лежат на дне ущелья. Глубоко, сверху их не разглядеть. Всего два километра от лагеря, а найти трудно.

— Так это люди Рошбаха! — догадался я. — Вы нашли пропавших членов группы!

— Да. Я, конечно, не врач, но мне кажется, они убиты в то самое время — год назад. Мало что осталось. Ужасное зрелище.

— Как же вы их нашли? Ведь вы говорите, сверху не видно?

— Да, совсем не видно. И спуститься трудно. Наверно, специально прятали. Но там сгусток отрицательного поля, феноменальный выброс темной энергии. По нему и нашел. Но еще двоих нет, и это плохо. Потому что они убийцы. Теперь картина стала яснее. Только непонятно, из-за чего.

Не знаю, что на меня подействовало — недавно подслушанный разговор на вырубке или вчерашняя беседа с Химмельсбергом, но я не выдержал.

— Послушайте, Барт, — сказал я, — вы производите впечатление весьма разумного и приятного человека. Неужели вы верите во всю эту чушь о «сгустках темного поля», «эманации зла» и тому подобном? Ведь это типичный лексикон шарлатанов! Одно время у нас в России их развелось пруд пруди, даже по ТВ выступали, так что я наслушался. Ведь ни одно из этих утверждений нельзя проверить, ни один «трансцендентный» опыт нельзя повторить!

Не знаю, какой реакции я ожидал: возмущения, горячей отповеди с попытками обратить меня в свою веру или чего-то еще, но Барт снова меня удивил. Он остановился, испытующе взглянул на меня и неожиданно улыбнулся.

— Вы правы, Андрэ, — сказал он. — Научного в этой терминологии мало. И для меня она в определенной степени чужая. Но другой нет, вот беда. Нет слов, чтобы выразить методы познания, которыми я пользуюсь. А они основаны не на измерениях с помощью приборов, а на интуиции и чем-то еще, близком к ней. Так что приходится использовать «светлые и темные поля» и «выбросы зла». Не принимайте это близко к сердцу.

— Хорошо, не буду, — пообещал я, обрадованный его реакцией. Все-таки он был приятный человек, не хотелось с ним ссориться, и я уже жалел о своем выпаде в пользу научного подхода. Чтобы загладить неприятное впечатление от разговора, я решил сменить тему и бодро произнес: — После вашей находки одной тайной стало меньше. Капитан Уокер ваш должник — вы сделали то, что следствие не смогло сделать за год. Может, вы закончите за них и остальную работу, восстановите всю картину того, что здесь случилось?

— Нет, вряд ли, — покачал головой Персон. — Это трудно. А как ваши успехи?

— У меня тоже кое-что прояснилось, — сказал я. — А кое-что, наоборот, запуталось. Скажите, вы были на вырубках — тех, что делали эти люди?

— Да, я их видел, — ответил он. — Одна здесь неподалеку, другая там, на западе. Вырубки в форме ворот. Люди Рошбаха искали места, где раньше возникали Ворота Кадоро.

— Ну вот, и вы о том же! Химмельсберг все твердит об этих своих Воротах, и вы тоже… Но это же мистика, миф!

— Вся наблюдаемая Вселенная — миф, — возразил Персон.

— Ладно, оставим эти онтологические споры, — сказал я. — Я, собственно, о другом. Знаете, сейчас на вырубке я случайно услышал странный разговор…

И я рассказал Барту об охраннике и его сообщении неизвестному собеседнику. Опустил только (это получилось как-то невольно, само собой) слова о «русском индюке».

Уфолог выслушал мой рассказ с большим вниманием и заявил:

— Вы правильно сделали, что не открыли себя. Даже в вашем пересказе видно, что этот охранник — человек, преступивший закон.

— Почему вы так решили? — удивился я.

— По его речи, — уверенно заявил Барт. — Речь всегда выдаст человека, если он не следит за собой и говорит, как привык. Ему очень дорого то, что он искал, и важно, чтобы его не раскрыли. Это тайна, а значит, преступление. Надо обязательно рассказать об этом капитану: пусть найдет того, кто прячется.

Несколько шагов мы прошли молча, потом Барт снова заговорил:

— Значит, это он копал… Я видел, что на вырубках что-то искали. Наверное, что-то важное: копать там тяжело, ради пустяков не стали бы тратить столько сил.

— Что же это, золото? — спросил я.

— Может, золото. А может, магические талисманы, обладающие большой силой. Они могут служить оружием.

Пока мы шли до лагеря, он прочитал мне лекцию об оружии пришельцев: о черном металлическом бумеранге, найденном японскими лазутчиками на севере Австралии и утонувшем вместе с лазутчиками и их подводной лодкой; о самонаводящихся стрелах, пробивавших любые доспехи и даже крепостные стены, — упоминания о них якобы содержатся в норвежских сагах; о «генераторе смерти», раскопанном группой смельчаков в пещере в горах Атласа… В общем, не хватало только знаменитого меча Горца да плаща Бэтмена, чтобы поверить, что все вокруг и правда миф.

Однако когда мы достигли лагеря, реальность напомнила о себе, причем очень грубо. Еще издалека мы услышали чей-то крик.

— Это Прунцль, — сказал Барт, нахмурившись. — Что-то случилось. Давайте прибавим шагу.

Почти бегом мы достигли лагеря. Крик доносился от лаборатории. Обогнув столовую, я увидел всю сцену. Прунцль схватился с Мариной. Нависнув над девушкой, он кричал что было силы, перемежая английский немецкими ругательствами. Лицо физика налилось кровью, он потрясал сжатыми кулаками — видно было, что лишь какая-то малость мешает ему пустить их в ход. Однако вид противника, готового сорваться с тормозов, не испугал маленького геолога. Скрестив руки на груди, она с вызовом смотрела на немца. Губы ее были презрительно сжаты, и даже косички, казалось, поднялись и были готовы к отпору. Третьим участником сцены была доктор Шанкар. На моих глазах она предприняла попытку — как видно, не первую — вклиниться между враждующими и остановить ссору. Однако никто не слышал ее аргументов — ни тот, ни другой не сделали даже шажка назад, никто не собирался мириться.

Но то, что не удалось психологу, сделал Персон. Приблизившись к спорщикам, он закричал:

— Огонь! Ложись!

Я и не подозревал, что мой чудаковатый сосед может кричать с такой силой и яростью. Мне даже показалось, что на самом деле что-то вспыхнуло. Как видно, то же самое почудилось и противникам: они разом пригнулись, стукнувшись при этом лбами. Наступила тишина. Воспользовавшись этой паузой, уфолог обратился к Прунцлю:

— Вы подали докладную записку с изложением ваших претензий руководителю экспедиции? Обратились в установленном порядке?

Теперь он не кричал, напротив, говорил подчеркнуто негромко, но в голосе звучал металл. Физик растерялся.

— Нет, но мне сказали, что вычислитель свободен… а она…

— Вы же знаете, все должно делаться согласно правилам. В случае возникновения спора либо конфликта его участники излагают свои претензии в письменной форме и подают руководству. Оно рассматривает обращения и принимает решение, которое доводится до общего сведения также в письменной форме. К чему громкие крики? При чем здесь личные симпатии и антипатии? Мы участники общего дела. Вы согласны?

— Да… да, конечно… — кивнул физик. Краска сбежала с его лица, возбуждение прошло. Внезапно он сел прямо на траву. — Что-то мне нехорошо… — пробормотал он. — Я… как-то…

— Помогите, — обратился Барт ко мне. Я подставил плечо, уфолог обхватил Прунцля с другой стороны, и мы повели его к медицинскому домику. Прелог выбежал нам навстречу. Вместе мы уложили физика на койку и оставили на попечение врача.

— Это уже третья ссора за сегодняшний день, — сообщила доктор Шанкар, когда мы вышли наружу. — Час назад разнимали повара с его помощником, а до этого один из охранников едва не избил водителя. Вообще многие возбуждены, плохо контролируют свое поведение. А другие, напротив, подавлены. Например, Латинк. Он не выходил из дома со вчерашнего дня, не появлялся ни за ужином, ни за завтраком. Я зашла к нему, но он не открыл дверь, заявил только, что устал и хочет спать.

Я заметил, что обращалась она в основном к Барту. Как видно, уфолог приобрел в ее глазах авторитет.

— Вы говорили об этом Видовичу? — спросил Персон.

— Говорила, но он ничего не ответил.

— Он недооценивает угрозу, — заявил Персон в своей лаконичной манере. — Надо объяснить. Это не просто ссоры. Ситуация может выйти из-под контроля.

— Хорошо, я поговорю еще раз, прямо сейчас, — пообещала Шанкар и направилась к штабу.

Барт сообщил, что хочет вернуться к лаборатории и посмотреть, в каком состоянии мисс Буйна. Наверное, он был прав: скорее всего, Марина тоже нуждалась в помощи. После такого напряжения даже наверняка нуждалась. Но я вдруг понял, что у меня нет сил, чтобы его сопровождать. Он ушел один, а я побрел к своему домику. Не раздеваясь, я повалился на койку и закрыл глаза. Свинцовая усталость накрыла меня словно одеялом, и я провалился в беспамятство.

Пробуждение было приятным. Я проснулся от нежных, ласковых прикосновений. Чья-то маленькая твердая ладонь гладила мои волосы, любовно касалась лба. Ласкать меня в лагере было совершенно некому, из чего следовало заключить, что я все еще сплю. Однако тут я расслышал доносившиеся снаружи голоса, гудение холодильника и понял, что все происходит наяву. Тогда я открыл глаза и приподнялся в кровати. Рядом сидела Кэт.

— Я хотел а увидеться, поговорить, но ты спал. — Она виновато развела руками. — Я решила подождать здесь…

— Что ты извиняешься! — воскликнул я. — Я ужасно рад тебя видеть. Это я должен перед тобой извиняться. Я не выполнил обещания, не взял тебя на плато. Но я…

— Не надо! — остановила она. — Я понимаю. Это было бы безрассудно с твоей стороны — брать меня с собой. Я вытянула из тебя это обещание. Можно сказать, силой заставила. Ты, когда говорил, мог сделать пальцы крестиком — вот так, как мы делали в детстве. Ладно, забудем. Лучше расскажи, как ты сходил, что видел.

— Сейчас, — пообещал я. — Только сначала…

Я привлек ее к себе. Она не сопротивлялась, не пыталась выскользнуть из объятий. Я поцеловал ее раз, еще раз… Желание, грубое, как окрик конвоя, и неукротимое, как прилив, овладело мной. Мне казалось, что я читаю такое же желание и в ее глазах. Мы упали на постель.

— Подожди, — прошептала она. — Дверь…

Легко вскочив, она повернула рычажок замка. Потом вернулась к кровати и, скорчив мне страшную рожу, медленно стянула топик.

— Подожди, — повторила она, когда моя рука потянула за ремень ее шорт. — Сначала расскажи! Хоть немного!

Что ж, в такой обстановке беседовать было гораздо приятнее. И я рассказал о своем вчерашнем походе на плато, о том, как вращалась стрелка компаса, как я искал границы зоны, используя себя в качестве индикатора, как обозначил эту границу, замкнув круг, и какой странный сон мне приснился у ствола старого бука. Кэт слушала меня как зачарованная, не проронив ни слова. Ее нагота придавала особую доверительность моему сообщению. Хотя она выпросила у меня этот рассказ, когда мне хотелось совсем другого, теперь я, можно сказать, забыл об этом; мне стало казаться, что ее нагота вовсе не обязательна, что главное для нас — общаться, разговаривать обо всем, что придет в голову. А значит, все серьезнее, чем может показаться случайному соглядатаю.

— Ты просто герой, — сказала Кэт, когда я закончил. — А еще я поняла, что в душе ты мальчишка. Тебе, наверное, кажется, что ты поступал правильно, благоразумно. Но ты же страшно рисковал! Вдруг бы эта зона оказалась не прямая, а какая-нибудь изогнутая. Или бы стала вдруг расширяться. И ты оказался бы глубоко в ней и не смог выбраться. Кто бы тебя нашел? И когда? Нет, это было чистое безрассудство! Обещай, что больше не будешь так рисковать! Хотя нет, не надо, не говори. Все равно это бесполезно. Ты пообещаешь, а потом решишь, что так надо, и все равно полезешь в какую-нибудь следующую петлю. Уж такой ты родился. За это я тебя и люблю.

Она расстегнула ремень и сняла одежду. Потом склонилась надо мной. У нее были широкие плечи пловчихи и грудь зрелой женщины. Может быть, у нее есть дети? Она не говорила, но это ничего не значит. Я так мало ее знаю. И это хорошо, нам есть что сказать друг другу. Но потом. Не сейчас. Потом. Ее бедра, замечательные стройные бедра сжимали мои. Никаких разговоров. Пусть это длится вечно. Еще…

Когда все кончилось, Кэт выглянула в холл и, убедившись, что Барт еще не вернулся, скользнула в душ. Она ничего не боялась. Я бы так не смог. Потом она вернулась и легла рядом со мной. Обычно после близости хочется спать. Сейчас же я чувствовал огромный прилив сил, мне не терпелось посмотреть и проанализировать собранные сегодня образцы. Но пока мы были вместе, мы стали болтать. Кэт рассказала о происходившем в лагере: на складе куда-то пропала коробка консервов, то и дело возникали перебранки, произошла даже одна жуткая перепалка между водителем, с которым она ездит в деревню, и охранником. Я сообщил, что тоже был свидетелем ссоры, рассказал о ней, потом вернулся к своей встрече с Бартом в лесу, а затем вспомнил и о самом сильном впечатлении сегодняшнего дня.

— Да, знаешь, — сказал я, — тут была еще одна история…

И я рассказал о разговоре, услышанном на вырубке. В отличие от Персона, Кэт не придала случившемуся особого значения.

— Мне кажется, твой чудак-сосед попал в самую точку, — заявила она. — Насчет того, что тут искали. Не талисманы, конечно, а старинное оружие. У них же очень древняя история, у готанцев. С кем они только не воевали! Может, где-то в этих местах спрятан клад с древними мечами или щитами. Они должны стоить кучу денег! Если еще со всякими украшениями… Парни узнали об этом и решили устроить свой маленький бизнес. Конечно, незаконно, но ведь нам не мешает, правда? В смысле нашей экспедиции от этого вреда нет. Так стоит ли звонить шерифу? Я бы, наверное, не стала. Но ты решай сам. Да, слушай, покажи мне на карте, где эта твоя зона, мне интересно.

— Ты что, собираешься сама… — забеспокоился я.

— Да не пойду я никуда, слово чести! — воскликнула она. — Просто интересно, можешь ты это понять?

Я уступил ее просьбам и показал карту с отметкой. По тому, как она ее разглядывала, я заключил, что Кэт не слишком разбирается в картах, не умеет читать горизонтали и путает стороны света. Так что не стоит беспокоиться, что она попытается в одиночку отправиться на плато. Она права: это чистое любопытство.

Кэт взглянула на часы (впервые за время нашего свидания) и ахнула:

— Уже время ужина! Меня же там ищут! Да и ты, наверное, проголодался. Может, пойдем вместе? Я скрываться не собираюсь.

Она уже одевалась, прыгая на одной ноге, вдевала ногу в штанину.

— Нет, я чуть позже, — сказал я. — Я, наверное, загляну, возьму какой-нибудь бутерброд и пойду в лабораторию. Хочется немного поработать.

Про себя я подумал, что она гораздо смелее меня, менее скована предрассудками. Я чувствовал, что пока не могу вот так открыто заявить о наших отношениях.

— Ну ладно, еще увидимся, — сказала Кэт. На прощание она чмокнула меня в уголок губ — совсем по-семейному.