"Последняя битва" - читать интересную книгу автора (Сальваторе Роберт)

ГЛАВА 3 МЕЖДУ ДВУХ ОГНЕЙ

Он так и не добрался до Огненных гор и Обители Облаков, монастыря тайного ордена мистиков Джеста Ту. Астамир покинул Дариан-Дариалл весной с намерением вернуться в свой монастырь, расположенный далеко на юге. Ему было о чем рассказать братьям-мистикам, учитывая важнейшие события, в результате которых ситуация в Тогае и Бехрене значительно изменилась и непосредственным участником которых был он сам. Сейчас в лице Бринн Дариель Джеста Ту имели в тогайских степях верного друга, а Бехрен охватила смута — следовательно, Обитель Облаков могла рассчитывать на долгие годы мира и процветания.

Однако именно разразившиеся в Бехрене беспорядки заставили Астамира свернуть с пути. Еще в городе Прада, теперь снова вернувшемся под власть Бехрена, пройдя меньше половины расстояния до Огненных гор, Астамир услышал разговоры о войне. Теперь, когда верховный правитель Чезру не держал более страну железной хваткой, все южное побережье Бехрена полыхало огнем междоусобиц и старая вражда между правителями тамошних провинций, ятолом Периданом и ятолом Де Хамманом, разгорелась с новой силой. Вообще-то этого следовало ожидать, и все же мистика охватила тревога. Однако этим слухи не ограничивались: было ясно, что разгорается новый, гораздо более опасный конфликт.

По-видимому, ятол Авру Изы, жестокий, крайне воинственно настроенный Гайсан Бардох, собирал под свои знамена большое войско. Он с самого начала возражал против перемирия между Тогаем и Бехреном — точнее говоря, между Бринн и ятолом Маду Вааданом, выступающим от лица крупнейшего бехренского города Хасинты. Ятол Бардох принял это перемирие с большой горечью и сожалением, и все участники переговоров в Дариан-Дариалле сходились на том, что в дальнейшем от него можно ждать серьезных неприятностей.

Слухи как раз и подтверждали эти опасения. Если Бардох действительно собирает большую армию, значит, он в самое ближайшее время намеревается пойти на Хасинту, самое сердце Бехрена, что, безусловно, скажется на судьбе и Джеста Ту, и Бринн, и ее народа, тогайру. Это будет вызов со стороны ятола Гайсана Бардоха ятолу Маду Ваадану, который, как глава Хасинты, согласно догматам ятолов, стал преемником почившего — а точнее сказать, убиенного, чему сам Астамир был свидетелем, — правителя Чезру.

Бардох ненавидел Джеста Ту, но более всех на свете он ненавидел Бринн Дариель, известную под именем Тогайского Дракона. Борясь за свободу Тогая, она захватила его родной город Авру Иза и не единожды выставила ятола, мягко говоря, не совсем здравомыслящим человеком. Астамир не сомневался, что, если Гайсан Бардох победит в этой борьбе и добьется контроля над Хасинтой, его подруге в Дариан-Дариалле вскоре снова придется вступить на тропу войны — и на этот раз с врагом, полным решимости погубить ее.

Мистик чувствовал себя обязанным сообщить Бринн о новой опасности, чтобы она могла решить, не стоит ли ей во главе воинов тогайру вступить в борьбу еще до того, как судьба Хасинты будет решена. В конце концов ей удалось убедить ятола Маду Ваадана заключить с ней договор, по которому она будет править в Дариане, упирая именно на опасность, угрожающую ему со стороны Бардоха. Если город будет возглавлять не она, говорила Бринн, то Бардох, конечно, подчинит его себе, что усилит его позиции среди верхушки бехренской знати. И когда она символически переименовала захваченный ею город в Дариан-Дариалл, то сделала это с намерением, чтобы тот служил в дальнейшем связующим звеном между двумя народами.

Захватив власть в Бехрене, ятол Бардох сможет без труда перейти по этому мосту с огромной армией за спиной.

Пересекая оазис Дадах к западу от Хасинты, мистик Джеста Ту, в традиционном широком коричневом одеянии своего ордена, подпоясанном удивительным поясом, переливающимся всеми цветами радуги, то и дело ловил на себе любопытные взгляды. На протяжении столетий правления жрецов-ятолов очень немногие Джеста Ту осмеливались не таясь разгуливать по Бехрену, и сейчас он имел возможность оценить реакцию людей на свою одежду, а заодно и значимость недавних перемен.

В этот день в оазисе не было солдат, что казалось удивительным, поскольку сейчас, когда закончились бои, многие из них возвращались домой, а оазис был тем местом, где идущие через пустыню делали остановку.

Астамиру попадались на глаза лишь караваны торговцев, сгрудившиеся вокруг водоема.

— Добрый день, — приветствовал он коновала, осматривающего ногу захромавшего коня.

Тот посмотрел на мистика, и челюсть у него отвисла, несмотря на все усилия сохранить самообладание.

— Эта… Ты, что ли, тот человек, который заключил мир? — спросил коновал с акцентом, по которому Астамир узнал в нем уроженца Косиниды, южной провинции Бехрена.

— Я действительно приветствую установившийся мир, — ответил мистик с легким поклоном.

— Ну так теперь твоему миру крышка! — с усмешкой воскликнул коновал.

Астамир оглянулся, но по-прежнему перед ним были лишь караваны и мирный, слегка подернутый рябью водоем.

— Что-то я не вижу армий, занимающих позицию для сражения.

— Пока не видишь, но очень скоро они здесь появятся, — заверил коновал. — Этот ятол Бардох, он страшно зол. Многие солдаты возвращаются в Хасинту, но еще больше остаются в этих краях. А когда они пойдут туда, то под знаменем ятола Бардоха. Он хочет занять место ятола Ваадана. Хорошего от всего этого не жди, так я считаю.

Мистик не удивился, что незнакомый ему человек так разоткровенничался с ним. Бехрен сейчас находился в столь шаткой ситуации, когда получать и — соответственно — сообщать те или иные сведения было крайне важно для благополучия любого. К ним, явно проявляя интерес к разговору, потихоньку начали подтягиваться спутники коновала.

— Мы идем в этот новый город, — сказал он, и остальные закивали в знак согласия, — Дариан-Дариалл. Ты не знаешь, можно там жить?

— Знаю. Не сомневайтесь — женщина, которая там правит, встретит вас с распростертыми объятиями, — уверенно заявил Астамир. — Бринн Дариель хочет, чтобы ее город стал мостом между бехренцами и тогайру, чтобы он был открыт для обмена товарами и знаниями. Очень скоро вы убедитесь, что, перебравшись туда, не прогадали.

Окружавшие их снова закивали с выражением надежды на лицах, явно радуясь возможности хотя бы на время вырваться из царящей в Бехрене неразберихи.

— Будь моим гостем сегодня вечером, — предложил коновал.

— И моим! — воскликнул какой-то человек, по виду торговец.

— И моим! — вторили ему остальные.

Мистик с готовностью согласился, прекрасно понимая, что никто не сможет рассказать ему о происходящем в Бехрене лучше, чем эти простые люди.

— События в Бехрене имеют серьезное значение для нового короля Хонсе-Бира, — с такими словами магистр Маккеронт из аббатства Сент-Бондабрис, давнишний представитель аббата Олина при дворе правителя Чезру, обратился к новому главе Хасинты.

— Думаю, у вашего нового короля Эйдриана и без того хватает проблем, — с явным скептицизмом отозвался ятол Ваадан.

Магистр внимательно вглядывался в лицо этого человека, изучал его осанку и движения. Маду Ваадан был стар, гораздо старше Маккеронта, а тому уже перевалило за пятьдесят. Иссохшая фигура, редкие седые волосы, тяжелые набрякшие веки, наполовину прикрывающие тусклые глаза. То, что основы всего его мира, держащегося на вере и религиозных догматах, недавно рухнули, погребая под собой спокойствие и благополучие Бехрена, заметно сказалось на ятоле. Он совершенно очевидно был напуган и наверняка сомневался в правильности решения об устранении правителя Чезру. Беспокойство его возрастало по мере того, как в Чом Дейру, дворец Чезру в Хасинте, поступали все новые донесения о военных приготовлениях ятола Гайсана Бардоха. Магистр понимал, что опасения Маду Ваадана вполне обоснованны, учитывая территориальные разногласия, вспыхнувшие в разваливающемся государстве; в частности, ятол Перидан явно решил воспользоваться преимуществами того, что во время недавней войны многие его соседи были вынуждены послать солдат на помощь армии Хасинты и те еще не вернулись.

— Не забывай, наш новый король, Эйдриан, возведен на престол не кем иным, как аббатом Олином, — сказал Маккеронт; об этом он на протяжении беседы уже успел упомянуть не один раз.

— Который водил дружбу с правителем Чезру, — отозвался ятол Ваадан.

— Аббатом Олином, всегда питавшим искренние симпатии к Бехрену, — поправил его магистр. — Аббат, представителем которого я здесь являюсь, дружил с Чезру Эакимом Дуаном, потому что Чезру олицетворял собой Бехрен. Аббат Олин не выражает отрицательного отношения к событиям, приведшим к падению Эакима Дуана, хотя, конечно, опечален смертью друга.

— Какой прагматичный человек, — не без сарказма заметил Маду Ваадан.

— И еще он опечален тем, что жрецы-ятолы, по-видимому, даже не помышляют теперь о более тесных взаимоотношениях между нашими церквями, хотя Чезру Дуан прикладывал значительные усилия именно в этом направлении, — сказал Маккеронт, и ятол Ваадан удивленно распахнул глаза.

— Дуан был мошенником и убийцей! — воскликнул он. — Одержимый жаждой физического бессмертия, он использовал магические драгоценные камни, это порождение преисподней, чтобы вселяться в тела еще не рожденных младенцев! Подобному кощунству не может быть оправдания!

— Я и не думаю его оправдывать. — Слушая ятола, Маккеронт медленно качал головой. — Но не станешь же ты отрицать, что, когда вскрылся обман Эакима Дуана, это до основания потрясло исповедуемую вами религию. Может, сейчас самое время попытаться нащупать золотую середину между…

— Нет.

Вообще-то никакой другой реакции магистр и не ожидал; наверное, он поторопился и слишком сильно надавил на собеседника. Сейчас в его обязанности вовсе не вменялось проводить подготовительную работу к тому, что аббату Олину предстояло завладеть Хасинтой. Нет, его задача была гораздо скромнее — оценить, насколько на самом деле велико владеющее Маду Вааданом чувство отчаяния и безысходности, и, играя на этом чувстве, замостить дорогу для утверждения своего покровителя в Бехрене.

— Возможно, тебе стоит продолжить эту дискуссию с аббатом Олином, — заметил Маккеронт.

— Сомневаюсь, — последовал очередной краткий ответ.

Магистр Маккеронт, уже не раз сталкивавшийся с тем, что кругозор представителей духовенства, долго пребывающих на своем посту, неизбежно сужается, кивнул в ответ и сказал:

— Кроме всего прочего, аббат Олин прекрасно осведомлен о том, в каком отчаянном положении ты сейчас находишься. Он друг Хасинты, первый и самый главный, и, как таковой, друг и союзник ятола Ваадана.

Ятол изо всех сил старался сохранить на лице скептическое выражение, но Маккеронт отчетливо видел трещины на этом тщательно выстроенном фасаде — трещины, порожденные безысходностью, понимал он.

— Аббат Олин обладает большими возможностями.

— Все эти возможности, равно как и многие другие, пригодятся королю Эйдриану, чтобы подчинить себе такое могущественное королевство, как Хонсе-Бир, — тут же насторожившись, отозвался Маду Ваадан.

— Восхождение Эйдриана на престол не сопровождалось кровопролитием, что лишь увеличило уважение к королю, уверяю тебя. Энтел полностью в руках аббата Олина, а его позиция в церкви Абеля никогда еще не была столь прочной. Мы вполне можем оказать тебе содействие сейчас, когда ситуация в Бехрене столь непроста.

— В обмен на что?

— Просто в качестве дружеского жеста. Аббата Олина крайне беспокоит смута в религиозных кругах Бехрена. Он всегда понимал, что наши церкви не находятся в оппозиции друг к другу. Аббат Олин любит Хасинту не меньше Энтела и от всей души желает Бехрену мира и благополучия, поскольку только в обстановке спокойствия и порядка могут быть решены серьезные проблемы, возникшие перед вашей церковью.

— И твой господин, разумеется, полагает, что должен иметь голос в решении этих проблем?

— Он, как ты совершенно верно заметил, будет благодарен тебе и другим жрецам-ятолам, если вы не забудете о нем, — ответил Маккеронт. — Аббат Олин — мудрый, образованный человек с широкими взглядами, понимающий, что процесс познания бесконечен. Тщательное расследование имеет результатом истину, хотя на это может уйти не одно столетие.

— Прекрасные слова, — с легким оттенком сарказма заметил ятол Ваадан. — Но сейчас они звучат… не слишком своевременно. Скажи мне лучше, что ты предлагаешь.

— Мы не можем помешать ятолу Перидану и ятолу Де Хамману продолжать выяснять отношения между собой, — сказал Маккеронт.

Как и следовало ожидать, Маду Ваадан при этих словах нахмурился. Для него действительно было очень важно унять враждующие стороны, чтобы иметь возможность рассчитывать на Перидана и Де Хаммана в делах, которые казались ему несравненно более значительными.

— Мы, однако, можем обеспечить баланс сил между ними, не дать ни одной из сторон взять верх над другой. Доверься мне. Мы уже начали предпринимать кое-какие шаги в этом направлении.

— Вы слишком много на себя берете. — В голосе ятола Ваадана явственно послышались нотки закипающего гнева.

— Потому что неплохо понимаем ситуацию в Бехрене, — продолжал настаивать Маккеронт. — Лучший вариант развития событий и для тебя, и для Хасинты состоит в том, чтобы остальные провинции держались в стороне от твоего противостояния с ятолом Бардохом.

Судя по выражению лица Ваадана, он придерживался на этот счет прямо противоположной точки зрения.

— Если ты один нанесешь поражение ятолу Бардоху, чем укрепишь свою власть в Хасинте, никто из высокопоставленной знати не подвергнет сомнению твое главенство в стране. А ты нанесешь поражение Бардоху, и сокрушительное, потому что аббат Олин тебе друг.

Завершая речь, он не отрывал взгляда от ятола Ваадана. И видел, что тот страстно, отчаянно желает отвергнуть это предложение.

Но не может этого сделать.

Маккеронт отчетливо осознал, что сказанное о планах в отношении ятолов Перидана и Де Хаммана отнюдь не радует Маду Ваадана; более того, он прекрасно понимает, что именно сейчас происходит. Аббат Олин прямо-таки навязывает ему «дружескую» руку и помощь. И тем не менее, что бы ятол ни думал по поводу всего этого, справиться своими силами в сложившейся ситуации он не мог.

Эта последняя фраза — «потому что аббат Олин тебе друг» — содержала в себе ни более ни менее, как завуалированную угрозу. Если ятол Ваадан оттолкнет протянутую ему руку дружбы аббата Олина, тот, несомненно, предложит ее ятолу Бардоху.

На этом магистр Маккеронт решил остановиться и отвесил на прощание глубокий поклон. В самом деле, не стоит пока давить слишком сильно.

Десять тысяч солдат Хонсе-Бира сейчас пересекают восточные отроги Пояса-и-Пряжки, огромный пиратский флот выравнивает соотношение сил в конфликте между Периданом и Де Хамманом, а боевые корабли Хонсе-Бира, собирающиеся в гавани Энтела, готовятся доставить армию Эйдриана в Хасинту. Вот пусть все они и делают свое дело.

А потом прибудет аббат Олин, друг одержавшего верх над соперниками — причем целиком обязанного этим Хонсе-Биру — ятола Маду Ваадана.